Текст книги "Бесовский Вестник"

Автор книги: Андрей Дудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Я больше скажу, основную часть времени нечисть вообще остается незримой для человеческого глаза. Но каждый наш гимназист знает, что любого представителя нечистой силы можно разглядеть при свете от липового факела. Что также является примером физического взаимодействия.

Такие навыки как оборотничество, исчезновение и прочие им подобные я бы условно назвал магией нечистой силы. Но лишь условно. Нужно понимать, что это не магия, какой мы привыкли ее представлять, это лишь природные механизмы, о которых мы пока не знаем ничего.

Вот эти-то вопросы, как и тысячи других, мы и планируем изучать, предлагая добавить к науке естествознание новый раздел. И надеемся в будущем на вашу помощь и помощь ученых по всей стране.

А сейчас я бы хотел продемонстрировать, наверное, самый наглядный пример взаимодействия. После него, я думаю, даже самые скептически настроенные из вас будут вынуждены поверить в происходящее. Более того, любой желающий получит возможность сам испробовать силу и реалистичность данного взаимодействия.

Как я писал в диссертации, существуют некоторые природные материалы, от соприкосновения с которыми нечисть испытывает невыносимую боль. Такую боль, какую человек не может вообразить. Я имею в виду вообразить не уровень боли по какой-нибудь условной вертикальной шкале, а ее природу. Мы вновь сталкиваемся с недостатком сведений. Это другая боль, нежели привык ощущать человек, вот все, что я могу утверждать. Егор Макарыч, разрешение одолжить личное оружие в наше распоряжение при вас?

– Имеем, – кивнул старик. Он сунул руку под тугой ворот, принялся там шарить, задрав подбородок к потолку и тщательно пожевывая верхнюю губу. На свет показался свернутый клочок бумаги, весь в мокрых от пота пятнах. Старик торжественно продемонстрировал клочок членам совета, те даже не взглянули.

Старательно упрятав разрешение за пазуху, старик протянул магистранту дубинку ремешком вперед. Едва та приблизилась к прутьям клетки, произошло такое, отчего кровь в жилах профессоров похолодела. Кикимора будто почуяла исходящую от орудия угрозу: вода в клетке забурлила, крупные пузыри начали лопаться с таким зловонием, что даже многое повидавший служащий острога зарылся носом в сгиб локтя. Под сводами зала раздалось отчетливое, почти змеиное шипение.

Профессора в страхе заозирались. Звук исходил не от клетки, его издавали каменные стены, создавалось ощущение, что в темных нишах прячутся полчища змей. Шипение заполнило зал, как газ заполняет воздушный шар, выдавливалось в коридор и возвращалось отголосками эха.

Из-за дверей выглянули два встревоженных молодых лица. Профессорам они показались не старше их студентов. Видно, что совсем недавно окончили острожный университет. Форма на служащих отличалась от формы старика только цветом погон, патрульной роте полагалось носить ярко-красные, заметные в лесу. На головах красовались зеленые фуражки с металлическими кокардами, подбородки выбриты, как и у сторожа, – одно из обязательных требований к внешнему виду служащего острога, объяснить которое никто из профессоров был не в состоянии.

Молодые люди быстро оглядели зал и, успокоенные, вновь скрылись за дверями. Шипение оборвалось столь внезапно, что от рухнувшей тишины зазвенело в ушах. Не иначе тварь поперхнулась водой! Поверхность болота в резервуаре перестала бурлить, разгладилась. Но самые остроглазые заметили, как по разглаженной поверхности зазмеилась тина, начала стягиваться к одной точке. Туда, где из воды медленно всплывал холм размером с детскую голову. Еще прежде, чем холм поднялся на высоту ладони, каждому стало ясно: то, что принимали за тину, на деле оказалось волосами, прилипающими сейчас к всплывающей голове. Сквозь бреши в слипшихся космах удалось разглядеть зеленую кожу лба и глубокие морщины. Неподвижные, словно высеченные в камне. Вслед за лбом из воды поднялись две зеленые точки не больше медных монеток, горящие, как глаза кошки в темноте.

Ученые охнули. «Матерь Божья», – прошелестел шепот. Вряд ли кому из них в жизни доводилось сталкиваться со взглядом, полным такой свирепой ярости. Каждый, на кого переползали два зеленых угля, ощущал, что его, лично его ненавидят лютой ненавистью. За факт существования, за то, что живой. Каждый пугающе ясно осознал, встреча с таким взглядом в лесу станет последней встречей в жизни.

Профессор Воронцов ринулся поспешно креститься, и тут же был наказан, зеленые глаза задержались на нем дольше, чем на любом из профессоров. Посидев неподвижно под пристальным взором, он вдруг принялся растерянно озираться, обернулся к декану:

– Что же это, Иван Яковлевич? Вы чувствуете? Что-то не так… – он удивленно посмотрел под ноги. – Как же это, Иван Яковлевич, да ведь я тону! Тону, Иван Яковлевич! – Он продолжил вертеть головой. – Господа, почему же вы, сидите? Неужели вы так и будете смотреть? Как же можно, господа, шутка ли, у меня уже колени намокли. Дайте кто-нибудь руку!

Члены совета изумленно переглядывались, соседи перегнулись через стол профессора, неужели правда погружается в камень? Туфли профессора как ни в чем не бывало упирались в пол, лишь сам он потихоньку соскальзывал спиной со стула. А кикимора, будто насытившись ненавистью, погрузилась обратно в воду и притихла.

Пенсне выпало с переносицы профессора. Он принялся нелепо возить руками по воздуху, словно позабыл, что по закону тяготения искать необходимо внизу.

– Вадим Матвеич, вы пенсне не видите? У вас зрение получше, поглядите пожалуйста, не видите пенсне? Вадим Матвеич, ведь мы с вами домами дружим, зачем вы так ужасно смеетесь? Ведь наши жены друг к другу на чай ходят!.. Господа, я уже ног не чувствую! – Он беспомощно повернулся к декану: – Иван Яковлевич, ведь вы же… С вашей-то комплекцией вы же меня одной рукой, как сорняк, из любой топи выдернете!.. Друзья, кто-нибудь… – в отчаянии взмолился он. Просительный взгляд поочередно останавливался на каждом из коллег. Не встретив сочувствия, профессор начал часто моргать, тыльной стороной запястья смахивал набухающие капли. Наконец не выдержал, закрыл лицо худыми ладошками и заплакал. – Как же так, господа, после стольких лет…

– Морок, – невозмутимо констатировал старик сторож. Порылся рукой в кармане шаровар, на ладони возникла горстка щепок, каждая длиной чуть больше ногтя. Подслеповато щурясь, он повыщипывал с ладони катышки, выбрал одну щепку, остальные отправились назад в карман. – Липа, – пояснил он, приближаясь к столу профессора, – рассеивает любой морок.

Перегнувшись через стол, он бесцеремонно схватил рыдающего профессора за нижнюю челюсть, целиком с большим пальцем сунул ему в рот щепку. Потом прижал нижнюю челюсть к верхней так крепко, что заслуженный профессор начал хрипеть и вырываться.

Когда хватка ослабла, профессор закашлялся, выплюнул на стол расплющенную щепку. С минуту он тупо смотрел на мокрую деревяшку, затем по очереди оглядел коллег, на лице его отразилось смущение.

– Вы в порядке, профессор? – участливо поинтересовался декан.

Профессор Воронцов молча скрылся под столом в поисках пенсне, водрузил его на нос и, пунцовый как рак, уселся на свое место. Больше за вечер ни слова от него не услышали.

Господин Свиридов за оба конца поднял дубинку на высоту груди, привлекая внимание. Заговорил таким тоном, будто и не было только что странной сцены:

– Не думаю, что кому-то из присутствующих нужно объяснять, что это такое. Перед вами самое действенное оружие из арсенала служащего острога – дубина, вырезанная из стержневого корня дуба, в народе иронично именуемая как «бесогонка». Процесс ее изготовления сложен и чрезвычайно долог. Вы наверняка слышали, во всей центральной и северной части нашей страны известен лишь один лесной квартал, где есть возможность вырастить подходящее сырье. Почему почва на этих двадцати гектарах леса обладает уникальными свойствами, нам до сих пор неизвестно.

– Неужели до сих пор никто не закладывал разрез? – спросил профессор Крупицын, автор многочисленных работ по почвоведению.

Это был первый бесспорный сигнал о перемене настроения в коллективе. Избавленные от яростного взгляда «с того света», ученые могли теперь спокойно размышлять. Если поначалу происходящее легко было списать на хитроумно организованный спектакль, то как быть с лицом твари в воде? А с господином Воронцовым? Они знают его много лет, заслуженный профессор, он не стал бы участвовать в дешевых трюках, да еще с риском для репутации. Она в ученом мире зарабатывается десятилетиями тяжких трудов.

– Мы готовы предоставить вам транспорт в любой день, – заверил выступающий. – Готовы сами вас привезти и увезти, помощников дадим. Мы сделаем все, что потребуется для плодотворного сотрудничества. А теперь, господа ученые, прошу обратить внимание, насколько потрясающий эффект производит так называемая «бесогонка».

Он поправил обшлаг на рукаве, продел руку в ремешок. Существо в клетке вновь почуяло угрозу, тина зашевелилась, на поверхности болота начал вздуваться холмик, облепленный волосами. Два зеленых глаза алчно вперились в близкий и живой кусок мяса. Господин Свиридов не мешкая просунул руку сквозь прутья и несильно, без замаха, ткнул концом дубины в воду там, где предположительно пряталась спина.

Со стороны могло показаться, будто он с размаху ударил по воде веслом. Кикимора отскочила к дальней стене с такой силой, что клетка едва не опрокинулась, ударив старика по голове. Волна зеленой жижи выплеснулась служащему на сапоги, во все стороны полетели брызги. Профессора шарахнулись от столов.

– Да что это за чертовщина!? – в страхе воскликнул декан, профессор Бережницкий. Он хотел добавить что-то еще, но заметил, как крупная капля попала на мундир. Слова застряли в горле. Раскрыв рот, будто рыба в аквариуме, он потрясенно наблюдал, как мокрое пятно на рукаве стремительно расширяется. Остальные профессора смотрели на клетку выпученными глазами, кто-то, хватая ртом воздух, потирал грудь в области сердца.

Кикимора утонула в воде и затихла. От ее угла по поверхности исходила мелкая рябь. Нетрудно было догадаться, что ее била дрожь.

– Егор Макарыч, будьте любезны, продемонстрируйте совету произведенный эффект.

– Зараз, – причмокнул старик.

Он энергично закатал рукав по локоть. Члены совета с ужасом следили, как этот сумасшедший сует в клетку голую, ничем не защищенную руку. Кряхтя, старик собрал в ладонь пучок тины, намотал ее на кулак, пока костяшки не уперлись в твердый, как камень, затылок. Один из профессоров даже тихонько взвыл, когда рука старика принялась возить чудище болотное по дну, будто тряпку по стиральной доске. Теперь все могли заметить, что спина кикиморы по форме и размеру сильно напоминает спину собаки, только вместо шерсти бока густо поросли мхом.

На мгновенье из воды показался глаз. Этого мгновенья хватило, чтобы заметить: в нем не осталось и тени былой ярости, ее место заняла тупая, всепоглощающая боль. Если бы мука такой силы отразилась в глазах живого существа, она вызвала бы сочувствие даже у мраморной статуи. Профессора же испытывали лишь страх и начинающий зарождаться какой-то возбужденный интерес.

– Как видите, – подытожил господин Свиридов, – испытуемый образец начисто лишен воли и неспособен к какому бы ни было сопротивлению. Это состояние продлится по меньшей мере еще несколько минут. Спасибо, Егор Макарыч, достаточно. В течение нескольких минут любой желающий может подойти и, так сказать, собственными пальцами ощутить реальность происходящего. Мы только что убедились, это совершенно безопасно. Также любой желающий может на собственном опыте удостовериться, что эффект от контакта с дубиной не постановочный. Как я и обещал. Прошу вас, господа.

Он приглашающим жестом положил дубинку на верхний угол клетки и отступил на шаг. Профессора переглянулись, раздались смущенные покашливания. Профессор Воронцов выудил из кармана носовой платок и принялся натирать стекла пенсне. Профессор Бережницкий, декан, так же смущенно окинул взором профессорский состав, звучно прочистил горло:

– Не думаю, что в этом есть нужда, господин Свиридов. Я и мои коллеги считаем, с практическими опытами на сегодня можно закончить. Будьте добры, вывезите из зала… образец.

– Как вам будет угодно, – ответил господин Свиридов с легким наклоном головы.

Дубинка вернулась на пояс служителя острога. Вдвоем они натянули покрывало на клетку. На этот раз вид обломанного креста позволил ученым вздохнуть свободней.

Старик поклонился в пояс, опять буркнул что-то вроде «вашискородья». Затем, повернувшись к клетке, завел нижнюю челюсть, словно разгоняя тяговое дышло паровоза, уперся руками в прутья. Клетка покатилась мимо Свиридова.

Когда зеленая рубаха скрылась за порогом, декан крикнул вдогонку:

– Если вас не затруднит, попросите сюда уборщицу, пока лужа на полу не засохла.

– Сделаем-с, – донеслось в ответ.

Декан факультета вытер платком пот на лбу. Остальные словно ждали разрешения, синхронно потянулись к карманам. Верхние пуговицы мундира декана отщелкнулись, освобождая стиснутую грудь. Кипой лежащих перед ним бумаг он помахал на разгоряченную шею и наконец проговорил:

– Могли бы пропустить в своей речи вытесняемый объем и рябь на воде, если планировали возить ее мордой по дну!

Ответом послужили смешки, в которых чувствовалось облегчение.

– В связи с увиденным, – продолжил магистрант, – в качестве итога еще раз процитирую строчку из диссертации: «… при определенных условиях, с применением соответствующих мер безопасности нечистую силу можно и нужно изучать методами, применимыми к любому другому животному организму, вплоть до… препарирования изучаемого объекта».

Господин Свиридов внимательно наблюдал за лицами. На сей раз реакция на его слова была другая, равнодушных лиц не осталось, как и скептических. Едва страхи остались позади, большинство ученых начали прислушиваться заинтересованно, а на некоторых лицах он с удовлетворением узнал выражение, которое не перепутаешь ни с чем: ученый азарт.

Из коридора послышались шаркающие шаги. Марья Захаровна переступила крошечный, высотой с фалангу пальца, выступ на пороге с таким видом, будто перед ней воздвигли загон для домашнего скота. Теперь по полу за ней волочилась швабра.

– Напоследок хотелось бы сделать небольшое замечание по поводу терминологии, – сказал господин Свиридов, но тут же смолк. Ему в локоть ткнулась седая макушка. – Марья Захаровна, не ушиблись? – спросил заботливо. Он взял ее за плечи и легонько подтолкнул в сторону лужи. Та молча пошаркала заданным курсом, начав размеренно двигать шваброй перед собой. – По поводу терминологии, – повторил выступающий. – Термин «нечистая сила», на мой взгляд, следует считать устаревшим и вводящим в заблуждение относительно сути явления. Я призываю ученое сообщество начинать задумываться над введением в эксплуатацию нового термина.

– Вы слишком нетерпеливы, – с укоризной заметил декан, – давайте не будем бежать впереди паровоза. У вас все, господин Свиридов?

– В таком случае, у меня все.

Профессор Орлик наклонился к декану, шепнул что-то на ухо. Тот кивнул, обратился к магистранту:

– Господин Свиридов, вы не могли бы подождать в коридоре, нам необходимо посовещаться…

Потрясающая история! Раньше она нигде не печаталась с такими подробностями. Уверен, читатели оценят. Однако теперь я вовсе теряюсь в догадках относительно вашего неверия. Обросши деталями, эта история выглядит еще более убедительной, а профессора Орлика уж точно не заподозришь в пристрастии к сочинительству. Еще нелепей кажется мысль о мелочном сговоре уважаемых профессоров, ради… Ради чего?.. Честно признаться, я не понимаю, может быть, вы проясните свою позицию?

С удовольствием проясню (улыбается). Детали и правда убедительные, полностью согласен. Но вас они убедили в одном, а меня – в другом. Своих коллег я ни в коем случае в сговоре не обвиняю, достаточно было видеть лицо профессора Орлика, когда он прибежал ко мне наутро после диспута. Я напротив, первым выступаю в их защиту и утверждаю, что совет видел именно то, что видел. Но есть в той истории два момента, которые вызвали у меня вопросы еще прежде, чем профессор Орлик окончил рассказ.

Вот вам момент первый. Представьте, за окном темнеет, зал полон профессоров изрядно в возрасте, самому молодому на тот момент за шестьдесят, у всех без исключений проблемы со зрением. И в этих условиях вдруг принимается решение приглушить и без того скудный свет. Зачем? Нам объяснили, чтобы лишний раз не пугать… объект. Тогда возникает вопрос: а если объект испугается чуть сильней, господам профессорам станет его хуже видно? Или такой акт милосердия к нечистой силе? Дальнейшие события показали, с милосердием там изрядные проблемы.

Если позволите, мое предположение. Мне кажется, они опасались, что кикимора с перепугу начнет метаться по клетке. Плетеные ветки вряд ли выдержали бы удар всей тяжестью клетки о камень. Перевернись она, кикимора оказалась бы на свободе. А чем это грозит всем, кто рядом, сказать не могу, не моя компетенция.

Вы, сами того не ведая, остановились в полшаге от второго момента, который неразрывно связан с первым. Может быть, помните, в рассказе служащим острога вскользь была брошена фраза, цитирую: «…кикимора не может прикоснуться к можжевельнику».

Когда-то давно вышла в свет работа известного ботаника, некоего господина Лугового. Работа называлась «О свойствах можжевельника в применении его к нечистой силе». Два слова о самом господине ботанике: это человек, для которого в свое время нечистая сила стала настоящей страстью, как для какого-нибудь сумасшедшего собаковода его любимые собачки. Несколько лет назад ходили слухи, будто он отправился отшельником в леса, чтобы быть ближе к предмету обожания. Прослеживаются некоторые параллели с судьбой профессора Ирвинского, не так ли?..

Интересная деталь: господин Луговой с самого начала был ярым противником возникновения острогов. Он утверждал, что всякие конфликты с нечистой силой возникают от людского высокомерия, что человеку проще «скрутить» какого-нибудь лешего и бросить в клетку, чем выказать ему уважение, поклониться и попроситься в его лес. Все его воззрения мы, конечно, оставим за скобками, нам важно сейчас другое: некоторые его работы до сих пор включены в программу обучения на факультете знахарства в остроге! То есть, его авторитет как ботаника не подвергается сомнению в рядах служащих и учащихся тех мест.

Теперь, зная это, вернемся к его работе «О можжевельнике». В главе, посвященной болотным бесам, он на примере водяного слово в слово повторяет сказанное господином сторожем о невозможности соприкосновения с веткой можжевельника, в силу пока неизвестных науке причин. А далее он приводит интересную гипотезу: если поместить водяного в можжевеловую клетку и начать ее бесконечно сжимать, то и водяной внутри будет бесконечно уменьшаться в размерах. Такое вот необычное взаимодействие между телами, вспоминая господина Свиридова.

В той же главе находим еще одно любопытное следствие, вытекающее из загадочных свойств растения: автор пишет, что, если сплести из веток веник и хорошенько им отмахнуться, бес покатится кубарем без всякого ответного воздействия на веник. Вы понимаете, куда я клоню?

Кажется, начинаю догадываться.

В рассказе профессора Орлика после удара дубиной кикимора врезается в противоположную стенку с такой силой, что клетка чуть не падает. Попробуйте все же допустить на секунду, что конец диспута был не более чем постановкой, спектаклем, к какому выводу в таком случае подталкивает эта деталь?

Не предусмотрели…

Не предусмотрели. Или не придали значения. Те работы доктора естествознания, господина Лугового, которые относятся непосредственно к ботанике, читали многие из профессоров. Работы, связанные с нечистой силой, не читал никто. На что, возможно, и был частичный расчет. Так получилось, что я прочитал. И указал на эти детали профессору Орлику. Должен заметить, спустя несколько часов разговора со мной, он был уже не так уверен, стоило ли накануне слепо доверять глазам.

И вот тут я совершил вторую ошибку, на сей раз роковую. Надо было со своей критикой незамедлительно выступить в общественном поле. Но я решил не поднимать лишнего шума вокруг этой истории. Я решил, что достаточно переубедить членов совета, и те сами не захотят выносить сор из избы. Но тут уже подсуетилась ваша газета, весть мгновенно облетела все уголки нашей необъятной родины. Ваша работа, понимаю.

Результат предсказуем. Что это, как не признание, когда такой профессорский состав присуждает ученую степень за работу о болотной кикиморе?..

Хорошо, а как быть с временным помешательством профессора Воронцова? Вы подозреваете его в актерстве?

Ну что вы, упаси Бог. Профессор Воронцов натура крайне впечатлительная, мнительная. Что, разумеется, никак не отражается на его профессиональных качествах. Он вполне мог не выдержать напряжения, если принимал увиденное за чистую монету. Нечто подобное уже имело место быть, вспоминается один старинный случай, произошедший также в стенах университета… Нет, простите, зря я об этом заговорил, не будем ворошить личное. Профессор Воронцов вряд ли одобрит мою откровенность.

Как скажете. В любом случае, я не решаюсь дать окончательную оценку произошедшему без комментария из острога. Вы уж простите, но мне кажется невероятным, что кто-то способен на такие сложности ради степени магистра. Формулировка «крайняя степень одержимости» в этом случае прозвучит чересчур мягко.

Да никто же не говорит, что конечной целью была ученая степень, что вы, в самом деле. Степень – это лишь приятное дополнение для одного конкретного человека. Если посмотреть на все произошедшее внимательней, начинают мерещиться незримые ниточки, тянущиеся от господина Свиридова в тень, где их подергивают ловкие пальцы. Я думаю, господин Свиридов не более чем пешка, слабостями которой умело манипулируют. И сейчас поясню почему. Но сразу предупреждаю, я не собираюсь выдвигать голословных обвинений, считайте это в очередной раз пустыми домыслами частного лица.

Вы наверняка знаете, что содержание острогов оплачивается из казны, но вы даже не представляете, о каких огромных средствах речь. А я сел и подсчитал. И голова пошла кругом от одной только строительной сметы на этапе заложения острога. Гимназия с пансионом, университет, лаборатории, так называемые полигоны с воссозданием естественных природных условий, помещения для служащих, целая инфраструктура! Без всякого преувеличения развитый город, выросший на голом участке земли и окруженный деревянной стеной.

Построить еще полбеды, дальше необходимо содержать этот город, от которого в казну не возвращается ни копейки! Тут вам и четырехразовый рацион для всех без исключения обитателей острога, и оплата бюджетных мест учащихся. А там, напомню, все места бюджетные. Не секрет, что остроги пополняются исключительно за счет сиротских домов. С одной стороны, это действительно решает проблему беспризорников, но с другой, человек из полноценной семьи почти полностью лишен возможности попасть в эту когорту. А если попытается, то столкнется со столькими препятствиями, что быстро утратит всякое желание. Спросите, почему? Тут нам остается только гадать. Может быть потому, что за беспризорника некому заступиться, ему некуда податься? Легко манипулировать человеком в такой ситуации. Средства, которые раньше шли на содержание сиротских домов, теперь само собой попадают в бюджет острогов. Прибавьте сюда бюджетное финансирование исследований, выплаты стипендий, жалований преподавателям, профессорам, служащим, разные премии, обеспечение квартирами всех, кто окончил острожный университет и успешно прошел стажировку, читай: благонадежных. И так далее и тому подобное. Статей расходов там столько, что глаза на лоб лезут! А какова отдача?

Об этом вряд ли кто задумывался, но если суммировать всех, кто называет себя очевидцами нечистой силы, выйдет, вы не поверите, меньше одного процента населения! Вот вашему журналу лет уже больше, чем Верхнесеверскому острогу, хоть один человек из редакции может похвастать, что сталкивался с любым из бесов нос к носу?

Вы меня, признаться, немного огорошили. У нас, видите ли, специфика работы другая, есть случаи, когда корреспондент «Вестника» отправляется в потенциально опасные места. В журнале целая рубрика посвящена командировкам. Но и тогда, при первых признаках угрозы, корреспондент вынужден оставаться в стороне. В основном же наша работа заключается в общении с людьми, которым есть что о нечисти рассказать. Ходят слухи, наш главный редактор сталкивался.

Эдуарда Харитоновича знаю. Достойнейший, честнейший человек. Если бы кому-то пришло в голову спросить у него прямо, мы услышали бы правду, ни секунды не сомневаюсь. Нам не в чем винить Эдуарда Харитоновича, если никто не спрашивает (улыбается).

Такая вот математика, меньше одного процента. Даже если допустить, что очевидцы и вправду существуют, сколько бы к ним примешалось обыкновенных выдумщиков, каковые примешиваются везде и всюду? Цифру смело делим на два, а то и на три. Острогов, как вы ранее сказали, построено уже двадцать. Еще два строятся. Не велика ли на комара дубина? Масштабы явления просто поражают, это огромный паразит, который ведрами высасывает кровь из нашей экономики. Почему царь-батюшка не только позволяет существовать ненасытному паразиту, но еще исправно его кормит, для меня самая большая загадка нашего времени.

Со своей стороны замечу, если существует хоть отдаленная угроза жизни людей, считать деньги в таком случае было бы довольно цинично. Но мы с читателями вашу позицию поняли, мы ее уважаем.

По поводу числа очевидцев спорить не могу, у меня данных нет, но, судя по пачкам писем, которые приходят в редакцию, их количество неуклонно растет. А чтобы читатели после ваших слов не бросились отписываться от журнала, немного забегу вперед и раскрою маленькую тайну. Одно из наших писем, наконец-то, после долгих мытарств настигло особого попечителя острогов, Ивана Силантьевича, в окрестностях Лысогорска. Мы получили не только согласие на интервью, но и пропуск для корреспондента в Верхнесеверский острог. В течение месяца наш сотрудник будет допущен к участию в некоторых операциях по отлову нечистой силы!

Значит, будем с нетерпением ждать ближайших выпусков.

В связи с этим вопрос, который мучил меня с начала беседы: если вы настолько не доверяете работе острогов, почему до сих пор не посетили ни одного из них? Ученым не нужно гоняться за разрешением самого попечителя, достаточно написать коменданту на месте – и путь открыт. Такая система действует последние лет десять, господин Дуров лично давал распоряжение не чинить препятствий ученым из любой области наук. Что же останавливает вас?

Я все гадал, когда спросите. На самом деле, мой ответ прост: не вижу в этом смысла. Мне совершенно неинтересно, что мне там покажут. А показывать они мастера, мы с вами убедились. Иными словами, пусть господа острожные хоть наизнанку вывернутся, я им не поверю.

М-м… что ж, имеете право и на такую точку зрения. Однако мы совсем позабыли о цели нашей встречи. Столько всего сказано, давайте напоследок хоть несколько слов о письме из села Межевое.

Как вам будет угодно. Вкратце напомним читателям содержание. Пишет молодой человек о случае со своим другом. Друг однажды отправляется в лес и встречает там девушку, как полагается, красоты неописуемой. Влюбляется, начинает ею бредить наяву, два дня подряд возвращается на то место, в надежде снова ее встретить. На третий день ушел – и ни слуху ни духу до самой ночи. Благо, полнолуние, ночь светлая, пошли всем селом искать. И нашли: сидит в лесу, на пенечке, молчит, никого не узнает, слова вымолвить не может, мычит только, будто язык отрезали. А с виду изменился так, что и не узнать: высох, постарел лет на тридцать, лицо все в морщинах. У парня-то в девятнадцать лет! Неделю его откармливали, отпаивали, надеялись, в себя придет. А когда ничего не помогло, отвезли в окружную лечебницу для умалишенных.

Читаю я письмо, и чем дальше, тем сильнее закрадывается ощущение, что где-то нечто похожее уже видел. Все свои книги перерыл, пытался вспомнить, в чьей же работе я мог такое вычитать. В конце концов нашел: номер «Бесовского Вестника» за позапрошлый год, абсолютно аналогичный случай.

Вот как? К своему стыду вынужден признать, вы запоминаете наши истории лучше меня.

Деревня Лесная, в четырех верстах от села Межевого. То есть фактически то же самое место, а может и действительно то же, ведь мы не знаем, где конкретно в лесу произошли оба случая. Давайте я вам подыграю, и на минуту забудем, что я не верю в нечистую силу. Попробуем разобраться.

Сперва важно уяснить, что после смерти так называемые «нечистые» покойники сохраняют свой нрав, склонности, привычки и так далее. В острогах недаром учат о чрезвычайной важности сведений о поле погибшего, о его жизни и, чуть ли не самое главное, об обстоятельствах смерти.

После первого случая на место выезжала сыскная бригада тамошнего острога. Бригада пришла к единственному, на мой взгляд, возможному выводу: русалка. В селе были выяснены некоторые детали из жизни бедной девушки. Молодая невеста, собралась как-то по грибы, по ягоды. Когда с полным лукошком выбиралась по тропинке из леса, на полянке увидела, как суженый милуется с соседкой. Спрятались от посторонних глаз, что называется. Между прочим, на том самом пеньке. Через неделю несчастная бросается в омут.

Вам, наверное, интересно, откуда известны детали следствия? Конечно, у нас, простых смертных, в государственном архиве нет доступа к отчетам острогов. Но у меня есть хороший друг, который не отказал мне в просьбе.

Так вот, казалось бы, дело элементарное, как сотни подобных. Невеста кончает с собой от несчастной любви и после смерти наказывает неверных женихов. Но тут мы сталкиваемся с совершенно нетипичным поведением, что было также особо отмечено в отчете. Русалки обычно губят живых тем же способом, каким была оборвана жизнь их самих. (С улыбкой) Исключая щекотку до смерти, разумеется, у всех свои слабости. То есть, вы понимаете принцип: если девушка пропала без вести, то будет водить путника по лесу, если утонула – готовьтесь вылавливать утопленников.

Что мы видим здесь? Молодой, здоровый парень за считанные часы доходит до состояния полного истощения и теряет рассудок.

Собирая поверья из многих губерний для своей книги, я иногда встречал рассказы, как при встрече с русалкой человек умирает от истощения. Просто не может перестать слушать ее пение. Только слушать придется не три-четыре часа, сколько человек способен прожить без еды и без воды? И даже тогда молодой человек не превратится едва ли не в старика.