Текст книги "Бесовский Вестник"

Автор книги: Андрей Дудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Я церемонно протянул руку, Парфен схватил ее обеими ладонями, с жаром затряс, тонкие усы растянулись в ликующую улыбку.

Ликовали мы недолго. Со дна могилы донесся высокий, удивительно чистый голос Федьки Черепанова:

– За что ты так со мной, Нилыч?

Мы с Парфеном застыли, так и не разжав рук, посмотрели друг на друга…

Дальше я намеренно опускаю часть рассказа, потому как считаю, что в любой истории есть глубоко личные моменты, о которых автор имеет право умолчать. Могу сказать лишь, когда мы, отрешенные, без сил, сидели у меня на кухне и рассеянно смотрели каждый в свою точку, я вдруг нарушил тишину:

– Повозку с кувалдой утром заберем…

Парфен продолжал бессмысленно пялиться в стену. Только слабо дрогнувший кончик уса позволил сделать вывод, что где-то на краю сознания смысл сказанного до него дошел…

СОВЕТЫ ЭКСПЕРТА, 3 июля, Борис Востриков, дом проф. А.Н. Фролова;

Приветствую наших дорогих подписчиков, с вами Борис Востриков, постоянный автор рубрики. Сегодня мы в гостях у человека, широко известного в научных кругах, человека, чье имя знакомо жителям северной столицы по монументальному труду «Полное собрание суеверий». Фольклорист, доктор филологии, член-корреспондент Императорской академии наук, экстраординарный профессор Императорского Верхнесеверского университета, почетный член Императорского Светлогорского университета Аркадий Наумович Фролов. Аркадий Наумович, здравствуйте.

Добрый день.

Предыдущий номер нашего журнала завершился письмом от жителя села Межевое. Цель нашей с вами встречи обсудить необычные детали той истории, читателям интересно было бы услышать ваше мнение и выводы, к которым вы пришли после ее прочтения.

Ну что ж, предыдущий номер читал, кроме того, получил по почте собственно текст письма. Отдельно порадовал вложенный в конверт сувенир в форме рогатого черта (улыбается). Честно признаюсь, от вашей редакции просьбы о встрече не ожидал.

(С улыбкой) Рано или поздно встреча должна была состояться. Нам известно, что вы как раньше не верили, так не верите и сейчас в существование нечистой силы. По правде сказать, надеялся в нашей беседе затронуть и этот вопрос. Ваши работы по-прежнему пользуются популярностью, и нам иногда приходят письма с вопросами. Люди недоумевают: с одной стороны, по всей стране строятся остроги, число скептиков с каждым годом тает на глазах; с другой стороны – ваш авторитет и по большей части молчание со стороны ученого мира. Помогите разобраться в конфликте, разъясните людям причины вашего скепсиса.

То, что сегодня вы называете скепсисом, вчера с той же легкостью могло зваться здравым смыслом, и наоборот. Предлагаю мой «скепсис» пока отложить в сторону и поговорить о таком явлении, как внушаемость масс. Расследуя любой прецедент перемены общественных представлений, вы первым делом пытаетесь нащупать ключевые узлы, так называемые точки надлома. В нашем случае таких точек я вижу две.

Первый тревожный звоночек поступил много лет назад, с выходом в свет одной работы. В ней автор совершенно серьезно начинает рассуждать о расположении загробного мира. То есть, вы понимаете, мифологическое и фольклорное явление вот так запросто берется и преподносится автором как реальный факт. Ни с того ни с сего ученый муж, уважаемый профессор, вдруг предлагает нам воспринимать нечистую силу как данность. Без каких-либо доказательств.

Вы имеете в виду монографию профессора Ирвинского? Если память не изменяет: «Мир людей и мир, параллельный ему»?

Я имею в виду фантастическую повесть профессора Ирвинского. Как вы, наверное, помните, в ней автор нас убеждает, что на самом деле потусторонний мир имеет абсолютно те же географические координаты, что и мир живых. Различаются лишь четырехмерные координаты, которые плавают, в силу чего автор не исключает случайных полных их совмещений. А с развитием науки прогнозирует и возможность направленного совмещения!

Чуть ли не единственные аргументы, – если их можно так назвать, – до которых снизошел автор – это историческая и географическая проблема топонимов. Речь идет о необъяснимых исторических переименованиях. На старых картах наш родной Верхний Северск значился то Нижним, то опять Верхним, город на холме указан то закономерным Нагорье, то неуместным Подгорье. Приводится ряд названий с префиксами «пред» – «за», «над» – «под», «верхне» – «нижне», не оправданных в географических реалиях.

Проблема антонимичных названий известна исторической науке давно, господин Ирвинский предложил нам свое решение. По его мнению, уж предки-то знали, как на самом деле обстоят дела. Для них не имело значения, каким из двух названий обозначать тот или иной город, потому что это одно и то же место! Его зеркальное отражение, если хотите, со сдвигом по оси времени.

Поймите всю нелепость ситуации. В научной среде делается заявление, граничащее с безумием. Голословное, не подкрепленное ничем. Разумеется, я не счел нужным снизойти хоть до какого-то комментария. Так же рассудили и мои коллеги. Это была наша первая ошибка.

Так совпало, выход монографии был приурочен к началу строительства первого острога. Тема, что говорится, закипала в общественном котле. Ученый, пользующийся на тот момент доверием, плеснул доброе ведро масла в огонь под котлом. Народ падок на сенсации, вы знаете, не успели мы оглянуться, многими труд уже воспринимался как святое писание, которое стоит над всякой критикой.

Запоздалая реакция обошлась нам с коллегами дорого. Огромных трудов стоило развенчать сей опус. Со временем нам удалось если не переломить общественное мнение, то хотя бы посеять зерно сомнения.

Я был студентом, когда вышла монография. Помню, она взбудоражила воображение всего курса. Но вы правы, благодаря вашим усилиям многие сторонники теории вскоре стыдливо помалкивали о былом увлечении. Как думаете, зачем профессору понадобилось писать такую работу? Нет ли здесь стремления к славе в любом ее проявлении?

Ну что вы, нет, не думаю. Профессор Ирвинский, как и я, всю жизнь занимался мифологией. Наука наша, скажем прямо, специфическая, в отличие от наук естественных, мы всегда вынуждены ссылаться на чьи-то слова, на чью-то точку зрения. Отсюда и возможность, и соблазн воспользоваться всяческими лазейками. Дальше за дело берется азарт первооткрывателя. А если в один прекрасный момент вы вдруг обнаружите себя в непролазных дебрях, нежелание признать ошибки уже вряд ли позволит вам остановиться.

Нечто подобное, я думаю, и произошло с профессором. Все мы помним, к чему привел этот внутренний конфликт, профессор окончил жизнь в Верхнесеверской окружной лечебнице.

Печальный конец.

И зловещее предостережение, о котором, к сожалению, сегодня никто не вспоминает.

Хорошо, с монографией понятно. Позвольте угадать вторую «точку надлома», о которой вы говорили. Диссертация доктора Свиридова?

Совершенно верно. К сожалению, сегодня мы вынуждены величать его именно так, «доктором».

Восемь лет минуло, если не ошибаюсь? Так получилось, к тому времени я уже был поверхностно знаком с господином Свиридовым. За несколько кратких бесед, которые между нами случились, у меня сложилось мнение о нем как о человеке увлекающемся, целеустремленном. Чересчур целеустремленном, порой до фанатизма. К сожалению, посвятить в подробности бесед не имею права, в любой беседе участвуют как минимум два человека. Было бы неэтично пользоваться отсутствием второй стороны. Но поверьте, у меня были причины считать его таковым.

Сей господин уже имел опыт соискания степени. Опыт неудачный. Опубликованная диссертация получила разгромные рецензии. Одна из них принадлежала моему скромному перу. И было за что! Подчас демонстративное пренебрежение первоисточниками, поверхностные их трактовки, откровенно дилетантские лингвистические изыски. Я молчу о выводах, которые проверить на практике не представлялось возможным. Как и в случае с профессором Ирвинским, к слову.

Как вы понимаете, защита была провалена. После этой неудачи, собственно, и состоялось мое с ним знакомство. И не только мое, будущий магистр не обошел вниманием ни одного, кто имел хоть какой-то вес в университете. Кто-то, как я, например, имел удовольствие неоднократных встреч. Про корреспонденцию и вспоминать не хочется, поистине этот человек не жалел чернил!

Упорство принесло плоды, ему было позволено написать другую диссертацию. А нам с вами остается гадать, только ли дело в упорстве соискателя, или руководством университета был получен недвусмысленный сигнал сверху? Я, к слову, имел возможность наблюдать несколько поспешную перемену в настроениях некоторых членов совета. Но это всего лишь мои домыслы, фантазии на тему, прошу не придавать им значения.

Итак, господин Свиридов принялся за работу сразу, писал чуть больше года. Нельзя не признать, подошел к делу ответственно, с учетом всех ошибок. Да и тему выбрал такую, что некоторым профессорам стало интересно, как бедняга будет выкручиваться. Научным руководителем на сей раз у него выступал… как думаете, кто?

Если честно, в такие подробности не вдавался.

И напрасно, именно такие подробности и помогают иногда взглянуть на прошедшие события под другим углом. Научным руководителем у него был не кто иной, как основатель и Особый попечитель острогов Дуров Иван Силантьевич. Тот самый, за которым, я слышал, ваш журнал гоняется не первый год.

Чистая правда. Этот человек воистину неуловим. В его ведении находятся все двадцать существующих острогов, еще два строятся в данный момент. Он постоянно в разъездах, наши письма, изъездив полстраны и не найдя адресата, всегда возвращаются. Ума не приложу, как можно жить в таком режиме год за годом.

Тем более странно, что человек такой занятости вдруг принимает решение стать научным руководителем у ничем не примечательного соискателя. В то время острогов было гораздо меньше, но не думаю, что у господина Дурова от этого имелась масса свободного времени. Вы понимаете, какой уровень заинтересованности в диссертации, в ее продвижении? Но на сей раз нет нужды строить домыслы, тут факты говорят за себя.

Лично я на защите не присутствовал, но знаю историю из первых уст. Мой хороший друг, профессор Орлик, выступал одним из оппонентов господину Свиридову. Наутро он примчался ко мне всклокоченный, ночь не спавший. Потребовались усилия, чтобы с его сбивчивого рассказа восстановить всю картину. И я готов вам поведать эту историю…11
  Далее курсивом моя переработка рассказа. Все факты соблюдены в точности, печатается с одобрения и разрешения рассказчика. – Б.В.


[Закрыть]

Диспут подходил к концу. Вопреки опасениям совета, господин Свиридов выступал спокойно, уверенно, во всех отношениях выглядел куда более выигрышно, чем в прошлом году. В памяти профессоров еще свежи были вспышки раздражения, горячность, с которой воспринималось малейшая критика. Вероятность снова попасть в неловкое положение допускалась настолько, что перед процессом члены совета решили не привлекать к диспуту посторонних, особенно студентов. Поэтому обычно оживленный и битком набитый людьми зал выглядел сиротливо пустым: выступающий на кафедре и дюжина профессоров за столами, выстроенными в ряд.

Слово взял профессор Орлик:

– Ну хорошо, господин Свиридов, мы думаем, никто не станет возражать, что ваши исследования внутренне непротиворечивы и последовательны. И даже не лишены некоторой оригинальности, – в зале послышались редкие покашливания. – В свете этого и ваша рекомендация изъять исследуемый предмет и родственные ему из области филологии и передать его в ведение науки естествознание выглядит вполне обоснованно. Но видите ли, всю вашу работу можно сравнить с дворцом, безусловно внутренне стройным, представляющим интерес и в архитектурном, и в конструкторском плане, вот только… висящим в воздухе. Вы, как человек близкий к науке, разумеется понимаете, любое теоретическое обоснование должно базироваться на фундаменте не подлежащего сомнению практического опыта… Нет-нет, дайте мне договорить. Я не спал, когда вы озвучивали параграф, посвященный экспериментальному обоснованию решения задачи, – кто-то из профессоров не смог сдержать короткого смешка. – Я имел в виду другое. Не могу отвечать за всех в этом зале, но лично у меня есть некоторые сомнения, что если вдруг я решу в свой редкий выходной отправиться на болота по чернику, то я там подвергнусь опасности быть схваченным за лодыжку и утянутым на дно рукою кикиморы. Или лапой, тут я не специалист. – По столам прокатился сдержанный смех, к которому примешались редкие хлопки. – Я хочу сказать, совету трудно оценить достоверность экспериментальных подтверждений теоретических выводов диссертации, когда сам факт физического существования исследуемого объекта большинству в совете не представляется непреложным. Вы понимаете? Без установления факта непреложности выстроенный вами дворец представляет ценность только внутри самого себя, не больше.

На предварительном рассмотрении я отмечал, что, приняв диссертацию к защите, диссертационный совет поставит себя в абсурдную ситуацию. Комиссия была со мной согласна. Но, учитывая редкое стремление соискателя выступить перед советом… – все присутствующие кто тыльной стороной ладони, кто покашливанием попытались спрятать улыбки, – комиссия написала положительное заключение. Если бы Верхнесеверскому острожному университету было дано право присуждать степени, уважаемый соискатель был бы удостоен ее без всяких сомнений. К диссертации, повторюсь, претензий нет, за исключением мелких замечаний, о которых упоминал профессор Воронцов. Я лишь хочу сказать, что здесь собрались люди иного круга, привыкшие смотреть на мир через призму сухих фактов, и никак иначе. Прошу уважаемого магистранта учитывать сей факт, когда будет озвучиваться решение совета. Вы хотите что-нибудь сказать перед тем, как декан факультета поднимется на кафедру?

Пока профессор Орлик говорил, каждый профессор исподтишка приглядывался к магистранту, каждый втайне ожидал, что уж теперь тот точно не справится с эмоциями, начнет перебивать, горячиться. Однако господин Свиридов выслушал недвусмысленный приговор молча, ни один мускул на лице не дрогнул. Со стороны могло показаться, что он не слышит слов, лишь отстраненно наблюдает, как у выступающего открывается рот.

Когда профессор замолчал, господин Свиридов невозмутимо кивнул, всем видом демонстрируя, что приговор не стал неожиданностью. Неторопливо оглядел всех присутствующих и наконец заговорил:

– Я хотел бы поблагодарить совет за предоставленный мне второй шанс, хотел бы поблагодарить уважаемых оппонентов за интересную дискуссию, профессора Воронцова за ценные замечания, которые, разумеется, будут учтены в моих дальнейших работах.

Еще будучи студентом старших курсов, я прочел все работы всех присутствующих здесь профессоров, хоть наука естествознание не была моей специализацией. По сей день я подписан на журнал вашего университета и не пропускаю ни одной статьи. Поэтому я ясно отдавал себе отчет, с кем имею дело, как может быть воспринята выбранная мною тема и, соответственно, предложенная практическая методология исследования предмета. Но я не имел права взять другую тему. Просто потому, что степень магистра не есть моя цель.

Боюсь, в мире всего несколько человек понимают, насколько важны мои исследования. Еще важнее сейчас время. У нас его нет. Каждый потраченный впустую год в нынешних условиях становится преступлением перед человечеством. Только этим объясняется излишняя эмоциональность моего прошлогоднего выступления. За что еще раз прошу прощения у совета.

Нам необходимо признание науки. Нам необходимы ваши умы. Остроги только-только начали распространяться по стране, и то лишь вблизи самых крупных городов. И уже остро встал вопрос нехватки преподавателей. Не только в острожных гимназиях, гораздо важнее, что и в университетах не хватает профессоров. И ситуацию практически невозможно исправить без признания Академии наук.

В свете вышесказанного, мною было принято решение выйти за рамки обычной процедуры диспута. Я посоветовался с научным руководителем, Иваном Силантьевичем, и он любезно согласился предоставить на время защиты исследуемый образец…

Зал погрузился в гробовую тишину. Члены совета растерянно переглядывались, словно взглядом спрашивали друг у друга, все ли услышали одно и то же. Крошечная фигура профессора Воронцова приподнялась со стула, отчего плешивая макушка всего на два пальца возвысилась над макушками коллег. Он суетливым движением поправил пенсне.

– Простите, мы не поняли, в каком смысле «предоставить исследуемый образец»?

Вместо ответа господин Свиридов спустился с кафедры, прошагал мимо шеренги столов. Двери актового зала бесшумно раскрылись в коридор. Соискатель выглянул за порог, по пустым коридорам гулким эхом разнесся его голос:

– Егор Макарыч, будьте любезны.

Он посторонился, придерживая рукой одну дверцу. Члены совета услышали негромкий гул, похожий на тот, с каким деревянные колеса катятся по камню. Внутрь вплыла сперва седая, коротко стриженая голова, затем показалось сгорбленное годами тело. Руки старика сжимали за спиной конец веревки. Даже те, кто вживую никогда не видел служителей острога, сразу узнали форму: вся в цвет травы, на рубахе отсутствовал стоячий воротник, верхняя пуговица туго стягивала ворот на шее, запястья плотно поджимались манжетами. По всей длине рукава, от погона до манжета, тянулась желтая тесьма, которая перетекала на зеленые шаровары и терялась в высоких, по колено, сапогах. На поясе у старика болталась изящная тонкая дубинка с кожаным ремешком под запястье. По серому цвету погон посвященные могли определить принадлежность служащего к внутренней крепостной роте. Вышитые на погоне золотом буквы «ВС» говорили о службе в Верхнесеверском остроге.

Руки старика, сжимавшие веревку, неожиданно дернулись назад. Что-то на другом конце ударилось о порог. Старик развернулся, потянул сильней. В зал вкатилась квадратная будка на деревянных колесах. Под высокими сводами волной пронесся возбужденный шепот и сразу затих. Содержимое будки скрывало от глаз плотное суконное покрывало, того же цвета, что и рубаха старика. Всем стало неуютно от одного изображения на покрывале: золотыми нитками там был вышит надломленный надвое могильный крест в рост старика, на обломок, торчащий из земли, был нанизан золотой череп.

В лесу часто можно встретить перегороженную дорогу с такой эмблемой. Предупреждение об опасности, сигнал местным, что рядом бесчинствует нечисть, возможно, есть загубленные жизни. Надо признать, сигнал действенный. Скептик ты, не скептик, встретишь в лесу такой знак – рука сама тянется перекреститься, а ноги несут в обратную сторону.

Верхушка будки проплыла на уровне шеи господина Свиридова. Старик тащил загадочную ношу с невозмутимостью локомотива. По сторонам он не глазел, рассеянное выражение лица наводило на мысль, будто он не подозревал, что в зале есть кто-то еще, будто витал мыслями где-то в потусторонних мирах. Больше всего во внешности старика поражал гладко выбритый подбородок: он выпячивал его вперед и методично двигал челюстью вверх-вниз, тщательно пережевывая верхнюю губу беззубым ртом. Те, кто сумели отвести глаза от огромного креста, теперь завороженно следили за этим странным действом. Почему-то живущий своей жизнью подбородок казался лишним доказательством отрешенности его владельца от остального мира.

Какое-то время тишину нарушал только стук колес в щелях между плит. Будка остановилась перед столом, за которым восседал декан факультета, профессор Бережницкий. Все, кто сидели с ним рядом, невольно подались назад, скрежетнув ножками стульев. Остался на месте лишь сам декан. Мужчина дородный настолько, что подбородок казался посаженным в чашу с дрожжевым тестом, он не рискнул проверять стул на прочность. Декан откашлялся, словно хотел удостовериться, не подводит ли голос, произнес требовательно:

– Господин Свиридов, совет ждет объяснений!

Соискатель оставил двери открытыми, не спеша приблизился к клетке, заверив на ходу:

– И совет получит их в самое ближайшее время. Сперва позвольте вам представить своего помощника: Егор Макарыч, служащий Верхнесеверского острога, сторож камеры временного хранения тел людей, покончивших жизнь самоубийством.

Только теперь, казалось, старик заметил дюжину ученых за столами. Челюсть его по инерции сделала еще несколько движений и остановилась. Рука потянулась к голове, понял, что оставил фуражку в коридоре, сконфуженно поклонился. За ближайшим столом услышали не то хриплый старческий выдох, не то скомканное «вашискородья».

В ответ никто не шелохнулся. Лишь маленький профессор Воронцов в силу воспитания нервно кивнул.

– Кто же в его отсутствие остался сторожить тела? – неловко попытался усмехнуться кто-то из профессоров. Шутка вызвала пару кривых улыбок, и те сползли сами собой. Господин Свиридов открыл было рот, но старик решил, что вопрос адресован ему, причмокнул губами, ответил с легким поклоном:

– Ишо молодого мне отрядили. Мое место займет. Сам-то я уж не молод.

Снова повисла тишина, на сей раз неловкая. Господин Свиридов кашлянул в кулак:

– Я бы хотел принять одну меру предосторожности, прежде чем мы начнем. С разрешения уважаемого совета мы воспользуемся услугами университетской уборщицы, чтобы немного приглушить свет. – Он полуобернулся к открытым дверям, позвал громко: – Марья Захаровна, вы нам не поможете?

Поначалу ответом служила тишина. Он решил было, что пожилая уборщица не расслышала, но тут из коридора донесся непрерывный царапающий звук. Сперва едва слышный, он постепенно приближался. В зал мелкими шажочками приковыляла старушка. Она выглядела настолько древней, что впору возмутиться, как кому-то хватает совести заставлять ее шаркать беспомощными ногами по коридорам университета. Быстро обнаружился источник звука: Марья Захаровна сжимала в руке конец деревянной трубки, полой внутри, другой ее конец волочился по полу.

Слезящимися глазами глядя под ноги, старушка прошла мимо стульев с профессорами к центру зала, остановилась под люстрой с десятками свечей. Трясущимися руками она поднесла один конец трубки к губам, другой направила на огонек выбранной свечи. Дунула – и зашлась по-птичьи невесомым кашлем. Но цель была достигнута, язычок огня дернулся, и к потолку потянулся белый дымок.

Профессора недоуменно переглянулись, ситуация начинала напоминать откровенный фарс. Марья Захаровна мелкими шажками, бочком перемещалась вокруг люстры, дрожащими руками мучительно долго выцеливала понравившийся огонек. Каждый выдох в трубку неизменно приводил к почти беззвучному, свистящему кашлю.

Неизвестно, сколько прошло времени, в течение которого слышалась лишь возня уборщицы. Первым не выдержал профессор Орлик.

– Господин Свиридов, – сказал он раздраженно, – не нужно устраивать из диспута балаган. Совет начинает подозревать вас в неприкрытом издевательстве.

Соискатель как будто не замечал нелепости ситуации, лицо его оставалось непроницаемым. Он поднял руку в примирительном жесте:

– Господа, я прошу у вас немножко терпения. Марья Захаровна уже не та девчушка, что носилась по полям с подругами, давайте отнесемся к годам с уважением. Как я говорил, эта мера вынужденная, для нашей же пущей безопасности.

– Вы хотите сказать, – вклинился профессор Воронцов, скосив глаза на изображение креста, – что у нас есть основания беспокоиться за свою безопасность?

– Теперь они практически сведены к нулю. Благодарю вас, Марья Захаровна, этого достаточно.

Стараниями старой уборщицы зал погрузился в полутьму, причудливые тени отплясывали по стенам и потолку, копошились в нишах. Конец деревянной трубки вновь шлепнулся на пол и с тихим царапаньем потянулся за шаркающими тапочками.

Когда сгорбленная спина скрылась в дверях, господин Свиридов продолжил:

– На случай, если ситуация каким-то невообразимым образом выйдет из-под контроля, за дверями нас охраняют двое служащих из патрульной роты. Поэтому, с вашего позволения, двери мы оставим открытыми. – Он повернулся к старику сторожу: – Егор Макарыч, приступим?

Продолжая пожевывать верхнюю губу, старик оценивающе оглядел покрывало с вышивкой, потянулся к нижнему уголку. Губы его разлепились, снова издав причмокивающий звук.

– Я за энтот край возьму, ты – за тот, – он указал Свиридову на другой бок будки. – Тут главное не спешить, она еще света белого не видывала. Первый испуг он, как водится, самый опасный!

Господин Свиридов молча кивнул, они медленно потянули покрывало кверху. Застывшие в напряженных позах профессора ощутили сильный запах тины, болотного перегноя. Когда покрывало приподнялось до пояса, старик сделал останавливающий жест рукой, осторожно заглянул внутрь. Свободная рука пролезла в кожаный ремешок, так же осторожно потянула дубинку из-за пояса. Удостоверившись, что внутри спокойно, он помахал дубинкой к потолку. Они продолжили поднимать завесу.

Нижняя часть так называемой будки оказалась своеобразным резервуаром на колесах. От резервуара кверху тянулись прутья, сплетенные из веток можжевельника. Расстояние между прутьями вполне позволяло просунуть руку до плеча. Профессора со смесью недоумения и облегчения поняли, что это самая обыкновенная клетка, разве что со странным выбором материала для прутьев.

Когда сторона, обращенная к залу, полностью открылась, господин Свиридов со стариком не сговариваясь чуть отступили от клетки. Покрывало с шорохом соскользнуло с крыши и шлепнулось за дальними колесами.

Профессора с напряжением, до боли в глазах всматривались в щели между прутьями. Деревянная ванна почти до краев была наполнена зеленой водой, источающей запах гнили. Единственное, что нарушало ровную гладь воды – небольшой холмик, напоминающий шапку валуна, поросшего мхом.

Члены совета непонимающе вскидывали брови, шептались с соседями, ища разъяснений друг у друга.

– Что же мы должны увидеть, господин Свиридов? – выразил общее недоумение декан. – Если вы хотели убедить…

Он смолк на полуслове. Вода в клетке отозвалась на его голос глухим ворчанием. Один за другим на поверхность всплыли несколько пузырей размером с кулак и сразу полопались, источая смесь запаха тухлой воды и смрада. Холмик чуть сдвинулся вбок, пустив мелкую рябь по поверхности.

Люди за столами застыли. Кто-то выронил из пальцев перо и теперь вслепую водил рукой по столу, пытаясь его нащупать.

– Господа ученые, – проговорил Свиридов мягким, приглушенным голосом. Сейчас, с пляшущими по залу тенями, это прозвучало так, будто он намерен поведать древнюю легенду, призванную будоражить воображение потомков. – Перед вами представитель пока еще условного вида болотных кикимор. Данный конкретный экземпляр полностью соответствует поверьям о нем жителей северной части нашей страны. Мы не будем вновь рассматривать критерии, позволяющие установить факт косвенной наблюдаемости существования объекта. Они теряют всякий смысл, когда мы можем наблюдать объект непосредственно.

Поскольку моя работа является фундаментальной для дальнейшего развития этой области науки, нельзя не затронуть и некоторых фундаментальных понятий. А именно: по каким критериям определяется физическая сущность объекта, на каком основании мы можем делать вывод, что физический объект является таковым.

А критерий прост: это непосредственно наблюдаемое взаимодействие с другими объектами, чья физическая сущность не вызывает сомнений.

Мы видим это на примере взаимодействия с водой: объект вытесняет объем воды, равный объему его тела. Если данный факт у кого-то вызывает сомнения, позже мы попробуем извлечь объект на воздух, и вы увидите, как упадет уровень воды в резервуаре. – Он повернулся к старику: – Егор Макарыч, это можно устроить?

Тот скользнул взглядом по заросшему мхом холмику, раздумчиво причмокнул губами:

– Ежели патрульные подсобят – выудим! Тяжелая, гадина!..

Экзаменаторы как завороженные пялились на притихшее существо в зеленой жиже. Хоть на лицах и читалось неверие, вряд ли кто из них горел желанием увидеть этот сгусток мха вне воды. Господин Свиридов продолжил так же негромко, заставляя нервно вслушиваться в каждое слово:

– Также мы уже наблюдали нарушение состояния покоя поверхности воды при любом движении объекта. Этот факт, полагаю, не нуждается в дополнительном подтверждении.

Следующий пример взаимодействия – способность некоторых материалов природного происхождения ограничивать свободу передвижения объекта.

– Только некоторых? – раздался скептический вопрос. – Стало быть, каменная стена не ограничит свободу его передвижения?

– Природа взаимодействия со многими твердыми телами нами пока не изучена. Стена не ограничит, это правда. Но если существует хоть один материал, способный удержать объект взаперти, разве это уже не будет примером наблюдаемого взаимодействия? Егор Макарыч, в двух словах, что из себя представляет наша клетка?

– Да клетка немудреная, – отозвался служащий острога, – походная, обыкновенная для любой кикиморы. Пруты из веток можжевельника – кикимора, как известно, не может прикоснуться к можжевельнику. Нижняя часть клетки из рябиновых досок. Получается так, что вода заливается в рябиновый круг, а уж это крепкая преграда почти для всякого беса. Дно тоже уложено ветками можжевельника. Ежели кто думал, что кикимора лежит на дне – не тут-то было! В воде висит. Или плавает, тут уж вам виднее.

– Подразумевая невозможность для объекта выбраться, на ум приходит прямая аналогия со зверем в клетке или рыбой в аквариуме, не правда ли?

– Я к мифологии имею отношение самое поверхностное, – признался профессор Орлик, – но я слышал, большинство представителей нечистой силы наделены способностью к оборотничеству. Когда человеком, когда животным, а когда и неодушевленным предметом. Вы и это можете нам продемонстрировать? И как такая способность вяжется с вашей теорией о телесном происхождении? Разве в мире физических вещей есть примеры подобных явлений? Разве лягушка может обернуться камнем?

Его громкий сухой голос подействовал на многих отрезвляюще. Профессора словно освободились от морока, зашевелились. Если кто-то и поддался было соблазну поверить глазам, теперь вновь посматривал на клетку критически.

Господин Свиридов кивнул понимающе:

– К сожалению, касательно конкретно болотной кикиморы, у нас нет данных о ее умении перевоплощаться. Вся практика работы острогов также не зафиксировала ни одного случая. Что же до перевоплощений в общем, то, опять же, нам просто неизвестна природа этих явлений. Пусть мы не привыкли видеть, как лягушка оборачивается камнем, но разве камень, как результат перевоплощения, перестает быть физическим предметом? Уверяю вас, если уронить такой камень на чью-то голову, происшествие не останется незамеченным!