Текст книги "Дело о заикающемся троцкисте (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я тоже себя не понимаю,– сказал я.– Но... за эти письма заплачено кровью как минимум двух человек. Грешно их продавать. Понимаешь?

– Андрюха! Нам деньги позарез нужны. Давай продадим хотя бы одно...

В кабинет заглянула Оксана и сказала:

– Андрей, к тебе Кондакова Елена Петровна.

И в кабинет вошла Елена Петровна. Я с Колей их познакомил и сказал:

– А сейчас, Елена Петровна, Николай хочет передать в дар вашему музею письма Троцкого... в количестве семи штук.

– Э-э,– сказал Повзло.– Конечно...

Мы тут как раз... как бы... обсуждали... в дар... вашему... музею.

Елена Петровна просто остолбенела, а Коля посмотрел на меня с ненавистью.

Потом Елена Петровна сказала, что это такое событие... такое событие... Мы просто не понимаем, какое это событие, и нужно телевидение и чтобы я торжественно передал эти письма и чтобы...

– Нет,– сказал я.– Хватит с меня клада Матильды Косинской. Пусть Николай Степанович торжественно передаст.

– Сам ты "передаст"!– злобно шепнул Повзло. Но все-таки повязал галстук и поехал с Кондаковой в музей. Туда же вызвали "энтэвэшников", и перед глазом камеры Коля торжественно вручил Елене Петровне письма Троцкого. И с кислым-кислым видом заявил, что вот... в дар... безвозмездно... совсем-совсем бесплатно... ну бескорыстно...

ДЕЛО ОБ ОБИЖЕННОЙ ДИРЕКТРИСЕ

Рассказывает Нонна Железняк

"Железняк Нонна Евгеньевна, выпускница журфака Ленинградского университета. Женщина энергичная, способная как на отчаянные, так и на глупые поступки.

Причем глупость своих выходок никогда не признает. Общительна, амбициозна. Активно берется за расследование порученных и не порученных дел. Первые – расследует кропотливо, но не слишком охотно, последние обычно с блеском доводит до конца. Мать троих детей и супруга сотрудника "Золотой Пули"

Михаила Модестова. Стремится оказать помощь всем, кто (как ей кажется) в ней нуждается".

Из служебной характеристики

...Кап...

– Модестов, опять ты неплотно кран в ванной закрутил?

– Я вообще в ванной не был,– супруг действительно появился со стороны кухни.

...Кап...

– Ну я же слышу – что-то капает! В ванной, это точно.

– Я тоже слышу,– согласно закивал Модестов.– Но я тут ни при чем. Руки я мыл на кухне, в ванную даже не заглядывал.

Кап-кап-кап...

– Ну так и в чем дело? Пойди да посмотри, что там капает!

Капало в ванной. Причем с потолка.

Причем довольно интенсивно. Так интенсивно, что это уже смахивало на весенний дождичек. Банально, но факт – нас снова залили нерадивые соседи! Второй раз за последний месяц.

В общем-то, грех жаловаться – со времени отъезда тетки Геноверы это было первое ЧП в нашей квартире. Жизнь постепенно вошла в наезженную колею. Новые и старые дети благополучно отбыли к тете Лене в Выборг – отдыхать. Разрушения, вызванные наличием тети, потихоньку устранялись. Сломанная полка водворилась на место и падать со стены вроде бы больше не собиралась. Полтергейст, хозяйничавший на кухне, убрался восвояси.

Мохнатое чучело в ванной больше не появлялось. Кто это был – так и осталось загадкой. И даже кошки изо дня в день храпели все тише и тише...

Словом, от чрезвычайных ситуаций мой Модестов отвык и потому сейчас с ужасом глядел на потолок, где вспухало сизое пятно. Я же, напротив, необыкновенно взбодрилась.

– Чего ты уставился? Эти раззявы нам сейчас устроят бесплатный душ размером в весь потолок!– Эти слова до отца моих новых детей донеслись уже с лестничной клетки. Не дожидаясь супруга, я ринулась на верхний этаж.

Проштрафившийся въехал в квартиру над нами каких-то три месяца назад. До сегодняшнего дня новичок вел себя благопристойно и ни в чем ужасном замечен не был. Я несколько раз встречала его на лестнице: он производил положительное впечатление. Говорили, что он юрист, но в какой именно области юриспруденции трудится – я не знала.

Звонок истерично заливался под моим пальцем с полминуты, однако дверь никто так и не открыл. Давить на кнопку меня заставило только врожденное чувство такта и воспитанность – опытным расследовательским глазом я сразу углядела, что дверь в соседскую квартиру не заперта, а лишь плотно прикрыта. Шум текущей воды был слышен даже на лестнице. В этот момент подоспел супруг.

– Значит, так,– оповестила я его.– Мы сейчас спокойненько, будто ничего не произошло, входим внутрь, жутко извиняемся и требуем прекратить потоп. Если он будет сопротивляться и кричать о своей невиновности – тащи его в ванную и силой заставляй закрутить кран.

– Ты собираешься прямо вот так зайти в чужую незапертую квартиру?!ужаснулся муж.

– Именно.

– Нонночка, но это же неудобно! Вдруг он там не один? Вдруг у него гости и у них там что-то личное, может, даже – интимное...

– Свидание при свечах, швабрах и сантехниках, что ли? Модестов, не дури. Какое свидание может быть по колено в воде?!

Возражения в создавшейся ситуации были бесполезны.

– Здравствуйте, добрые люди! Мы ваши соседи снизу! Вы нам бедствие стихийное устроили!– с этим воплем я распахнула дверь.

В коридоре была полутьма, горел только небольшой светильник на стене. Но и этого света было вполне достаточно, чтобы увидеть на полу вроде бы труп, а вокруг него кровь. В перспективе коридора просматривалась ванная, однако меня она уже не волновала. Я бросилась к вроде бы трупу и застыла над ним в композиции "Неутешная вдова". Модестов, лихим прыжком преодолел нашу группу и ринулся в ванную.

Беглый осмотр показал, что обнаруженное тело явно принадлежит нашему соседу. Причем, несмотря на жуткую проломленную рану в голове, он еще жив, но дышит, что называется, на ладан. Про таких наши репортеры пишут: "Ему срочно требовалась медицинская помощь".

Рысью обежав квартиру, я обнаружила в одной из комнат телефон, однако аппарат мне помочь не мог – у него кто-то обрезал провод.

Тем временем после некоторой беспорядочной возни вода течь перестала. Из ванной показался довольный Модестов.

Увидев меня, он сразу вспомнил, где мы находимся и тут же озаботился нашим юристом.

– Нонна, чей это труп? В смысле – кто это? Наш сосед?

– Наш сосед. Только он не труп. Он еще пока вполне живой.

– С такой дырой в голове – и не умер?– поразился Модестов.

– Говорю же – жив. Вызывай "скорую". Заодно милицию и кого-нибудь из наших репортеров. Похоже, тут дело серьезное.

Пока Модестов по мобильнику вызывал медиков, милиционеров и коллег, я еще раз аккуратно обошла помещение, стараясь двигаться на цыпочках. Почему-то только сейчас мне в голову пришло, что тот, кто двинул юриста по голове, может все еще находиться в квартире. Я не хотела его спугнуть до приезда милиционеров.

Еще меньше я хотела, чтобы злоумышленник потерял голову, с воем выпрыгнул из какого-нибудь шкафа и ринулся уничтожать свидетелей – то есть меня с Модестовым.

К счастью, пока никто ниоткуда не выскакивал, пейзаж вокруг был самый умиротворяющий. Поверхностные наблюдения дали следующую картину: обычная квартира обычного мужика с неплохим достатком и средненьким вкусом. Судя по одежде, сосед собирался провести вечер дома в одиночестве: на нем был спортивный костюм, чистый, но уже далеко не новый. В такой амуниции обычно встречаются только с очень близкими друзьями. На столе в кухне – недопитая чашка кофе и надкусанный круассан на блюдце.

Никаких там свечей, бокалов, фруктов и прочего антуража, намекающего на интимное свидание, не было. О дружеской вечеринке или подготовке к ней тоже ничто не свидетельствовало.

Интересно, чем злодеев заинтересовал мой тихий с виду сосед? Может, это было банальное ограбление? "Разбой",– поправила я сама себя. Однако очевидного разгрома или следов активных поисков чего-либо тоже не наблюдалось. Так, текущий беспорядок. Значит, или не искали ничего, или точно знали, где искомое лежит и забрали без лишней пыли. Еще вариант нотариус это "что-то" отдал сам. Под пытками. Или под угрозами "предмета, похожего на"... что-нибудь опасное. Мне стало неуютно.

– Модестов, поди сюда. Как ты думаешь, сколько времени он тут лежит?

– Думаю, не больше четырех-пяти часов,– незамедлительно отозвался супруг.

Я уважительно уставилась на мужа: раньше талантов медэксперта я за ним не замечала.

– Откуда такая точность?

– Это элементарно, Нонночка. Во-первых, приблизительно столько часов назад я встретился с нашим соседом на лестнице, он был жив и здоров. Во-вторых, если бы он пролежал здесь намного дольше, у нас в ванной от сырости уже бы давно потолок обвалился.

Резонно.

– Слушай, а как он выглядел? Ну когда ты его на лестнице встретил?

– Да обычно. Во всяком случае, этой дырки на голове у него точно не было.

Ударили его все-таки здесь. В собственной квартире, своем доме, где и стены должны помогать!– скорбно добавил Модестов.

– Воздержись от патетики. Она тебе пригодится, когда мы будем объясняться с медиками и представителями власти.

Нам предстоит доходчиво и правдиво объяснить, как мы сюда попали. Среди милиционеров попадаются о-очень недоверчивые люди!

...Домой мы попали только глубокой ночью, утомившиеся и злые. Нам попались чрезмерно недоверчивые милиционеры. Слава Богу, что хоть медики особо лишних вопросов не задавали. Несмотря на наше своевременное вмешательство, потолок в ванной был испорчен. Ложась в эту ночь спать, я впервые подумала – а что бы сказали мои соседи снизу, установи я все-таки в своей комнате фонтан?!

***

На следующий день Агентство ходило на ушах. Во-первых, Обнорский и Спозаранник собрались в очередную командировку. На лицах сотрудников по этому случаю была умело намалевана мировая скорбь, но в кулуарах шевелился оживленный шепоток.

Во-вторых, моим соседушкой чрезвычайно заинтересовались наши расследователи. Оказалось, что он – действительно юрист, практикующий нотариус, зовут его Сергей Боревский, ему 37 лет. Отдел оживился: за последние пару месяцев это было уже четвертое происшествие, где потерпевшим являлся адвокат или нотариус.

Все эти события друг с другом были вроде бы не связаны. Именно этот факт и вызывал особенные подозрения. Однако вот уже две недели на юристов никто не нападал. Боревский с его проломленным черепом пришелся как нельзя кстати.

Расследовательский отдел жужжал, как банальный улей. Особенно усердствовал Спозаранник – ему очень хотелось оказаться сразу и везде. Положение осложняло то, что через полчаса он убывал в командировку. В этот сжатый срок ему предстояло раздать указания подчиненным.

– Во время моего отсутствия исполнять обязанности начальника будет Георгий Михайлович Зудинцев. Человек он всем вам знакомый и в представлениях не нуждается,– командовал Глеб.– С этим ясно. Теперь о самом рабочем процессе. Гвичия продолжает тему с двумя убитыми адвокатами.

Модестов свою тему сам знает. Железняк,– тут повисла зловещая пауза,госпожа Железняк занимается порученным ей делом об отстранении от должности директора детдома "Детский вопрос". Нотариусом Боревским занимаются только я подчеркиваю – только – Каширин и Зудинцев.

Эта новость застала меня врасплох: об уволенной директрисе, порученной моим заботам вчера, я напрочь забыла. Кроме того, я справедливо считала, что на правах первооткрывателя нападения на Боревского буду включена в расследование этого преступления в первых рядах. Надо срочно убедить в этом Спозаранника. Я огляделась в поисках поддержки. Модестов виновато щурился, но переубеждать начальство не решился. Пришлось действовать самостоятельно.

– Глеб Егорович, это нечестно! Это мой труп, по праву! Я его первая нашла!

– Нонна, ваш труп безутешные коллеги рискуют обнаружить на рабочем месте в том случае, если вы попытаетесь способствовать проведению данного расследования!

Все ясно – Спозаранник таким образом мстит мне за то, что я так и не довела до конца процесс его соблазнения.

– Спозаранник, мстить женщине – это мелко и низко!– я постаралась вложить в свой голос интимные нотки, чтобы только он понял, о чем это я.

Он понял, но по-своему.

– Нонна, это не месть, а желание рационально организовать рабочий процесс.

– А я, значит, в данном процессе – элемент иррациональный?!возмутилась я.

– Глеб, ты идешь или нет? Машина у подъезда,– в кабинет вошел Обнорский.

– Георгий Михайлович, я вас вполне официально, как начальник отдела расследований, прошу проследить за тем, чтобы Нонна Железняк в расследование этого дела не вмешивалась!– с этими словами Спозаранник сунул дырокол в портфель и не попрощавшись вышел.

– Ничего, Нонна Батьковна, не переживайте, будет больше времени на детей и на новеллу. Вы о сроках помните?– сказал на прощание Обнорский.

Да, у Обнорского новый бзик – все Агентство пишет книжки. Видимо, оглядевшись окрест, шеф "Пули" возмутился – как это так, он занят постоянным творческим процессом, а остальные нет. Допустить, чтобы сотрудники "Пули" между делом не создали по шедевру и не обессмертили свои имена, Обнорский не мог. Поэтому теперь почти все строчат новеллы от имени вымышленных персонажей вымышленного Агентства журналистских расследований. Как ни смешно, но сборники новелл под названием "Все в АЖУРе" расходятся и пользуются спросом. Только Спозараннику удалось отмазаться от этой повинности: на одной из летучек он заявил, что своими аналитическими справками уже перевыполнил норму по написанию шедевров на два года вперед. Обнорский вынужден был смириться.

После бегства Спозаранника из кабинета все куда-то расползлись, кроме нас с Модестовым. Я села читать всученные мне постылые материалы об отстраненной от должности директрисе детдома, но думала совершенно о другом. Вчерашний сосед никак не желал убираться у меня из мыслей. Я стала перебирать в уме все, что каким-то образом – обрывками фраз, из сводок и собственных наблюдений – узнала о нем.

Итак, Боревский Сергей Максимович.

Родился... учился... женился... развелся.

Детей нет. Экс-супруга – за границей.

В квартиру надо мной переехал около трех месяцев назад, до того жил где-то в Гвардейском районе. Согласно милицейским заключениям, треснули его со всей силы небольшим топориком сзади, когда он шел по коридору к двери. Входная дверь не взломана. Сам собой напрашивается вывод, что Боревский визитера хорошо знал и сам впустил. Если учесть, что при этом он был в весьма домашнем костюме, то получается, что пришел к нему гость весьма близкий.

Или нежданный. Скорее всего, последнее – в эту картину очень хорошо вписывается включенная вода. Получается, что Боревский собрался принять ванну, но ему помешал неизвестный мне, но знакомый нотариусу визитер. Сделав свое черное дело, злодей покинул место происшествия.

Очень логично. Только на месте преступника я бы еще воду в ванной выключила. Ведь и ежу ясно, что вода в конце концов перельется через край и затопит соседей.

– Слышишь, Модестов, а в ванной у нотариуса вода откуда лилась? Из крана, ванной или душа?

Мой вопрос остался без ответа. Я оглянулась – Модестова в кабинете не было.

В поисках требуемого собеседника я вылетела в коридор.

– Модестова не видела?– налетела я на встретившуюся мне в коридоре Лукошкину.

– Господи, что ты как ураган носишься, Нонна! Чуть с ног не сбила. Твой Модестов направился в сторону кабинета Валентины Горностаевой. Кстати, уже не первый раз за эту неделю.

Показалось мне или нет, что в голосе Аньки прозвенели злорадные нотки?

В кабинете Горностаевой было, как обычно, сильно накурено и пахло кофе.

Сквозь завесу табачного дыма я увидела Модестова и Валентину – они стояли, склонившись над столом, рассматривали какие-то картинки и о чем-то увлеченно шептались. Причем Валька приняла картинно-томную позу порномодели, выпятив пятую точку и поминутно облизывая губы. В этот образ как-то не вписывалась вонючая сигаретка.

Я возмущенно решила нарушить этот интим в дыму.

– Модестов, иди сюда. Ты мне нужен как муж и как мужчина!

Вот так. Надо сразу обозначать приоритеты. Модестов нехотя оторвался от бумажек и пошел ко мне. Валентина только хмыкнула и изогнулась так, что у меня появились опасения за ее позвоночник.

Мы вышли в коридор. Модестов выглядел рассеянным и то и дело бросал пламенные взгляды на кабинет, где осталась Горностаева. Мне это очень не понравилось.

– Модестов, отвлекись. Вспомни, откуда текла вода в ванной у нашего соседа?? Из крана или из душа?

– Из душа. Причем шланг прямо на полу лежал, из него струя била во всю мощь.

– А ванна была пустая?

– Пустая и даже пробкой не заткнута.

– Ладно, свободен. Иди, работай дальше.

Модестов с облегчением нырнул в кабинет. Оттуда снова послышалось удовлетворенное воркование. Подавив в зародыше желание ворваться к парочке и забацать чечетку на столе, я повернула к своему кабинету.

Значит, получается, что преступник треснул хозяина по кумполу чем-то тяжелым, сам смылся, а шланг с водой на полу не заметил или забыл. Вообще-то странно, вода шумела так, что за дверью было слышно. Может, злодей так стремительно улепетывал, что ему было некогда сунуть шланг хотя бы в саму ванну? Маловероятно. Выходит, его забыли специально, чтобы привлечь внимание? То есть преступник хотел, чтобы тело побыстрее нашли?

Или сам Боревский впоследствии очнулся, смог добраться до ванной и вытащить душ? Следов крови в ванной нет, но их могло смыть водой...

Вернувшись на рабочее место, я наконец дочитала опус об обиженной директрисе. Прочитанное меня не воодушевило.

Директриса детского дома "Детский вопрос" – Алла Золотарева – была отстранена от руководства за растрату денег, выделенных на ремонт помещений. Причем и сумма-то была отнюдь не астрономическая. Банальная история, сплошь и рядом такое случается. Что, спрашивается, тут расследовать? То, куда она деньги дела?

Так это я и так могу представить. Ну положила тетенька денежку себе в карман – может, ей новое платье захотелось или аккумулятор на любимом "Запорожце" полетел. Одним словом, тоска. Ладно, нужно назначить встречу этой гранд-даме, потом разберемся. Если в считанные сроки уложиться с этим материалом, то можно, пожалуй, и в расследовании нападения на Боревского поучаствовать...

В этот момент в кабинет деловой походкой вошел Зудинцев. Как и положено персоне, облеченной властью, он был подчеркнуто собран и картинно задумчив.

– Георгий Михайлович, я ознакомилась с материалом по Золотаревой,отрапортовала я.

– Ваше мнение о перспективах дела?– осведомился Зудинцев.

– Если честно...

– Только честно!

– По-моему, полная ерунда. Женщина растратила деньги. Ее отстранили. Ну и что? Что здесь нужно расследовать?

– Не все так просто, Нонна.– Зудинцев сел за свой рабочий стол, достал сигареты и со вкусом закурил.– Во-первых, непонятно, почему в таком случае вышестоящее начальство не обратилось в прокуратуру?

– Может, не хотели шум поднимать?– перебила я.

– Не исключено, но маловероятно.

История все равно стала достоянием гласности, про отстраненную директрису так или иначе на прошлой неделе только ленивый не написал. Во-вторых, с чиновником Коркиным, подписавшим приказ об отстранении Золотаревой, у нашей дамы до последнего времени отношения были самые задушевные. Настолько задушевные, что пару лет назад он сам Золотареву на пост директора данного детдома и пристроил.

– Значит, в последнее время отношения у них испортились, и Коркин решил таким образом отыграться,– предположила я.

– Не исключено. Только вот из-за чего они испортились? На почве личных перипетий, профессиональных интересов или каких-то совместных деловых заморочек?

– Ну-у, мало ли какие разногласия могут быть у мужчины с женщиной!

– В общем, наша задача – выяснить, действительно ли растрата имела место. Или Коркин действительно мстит директрисе...

– За несостоявшуюся любовь,– подхватила я.– Такое запросто может быть (воображение услужливо нарисовало навязчивый образ мстительного Спозаранника).

– Если это личная месть – будем играть против Коркина. Неприлично из-за личных амбиций и чувств снимать хорошего директора детдома. Тем более что заведение под руководством Золотаревой жило неплохо. Сотрудники ее любили. Из-за ее отстранения они, кстати, голодовку закатили. В знак протеста.

Это, конечно, интересно. Но все же не настолько, чтобы лезть в какие-то межличностные разборки между директрисой и чиновником.

– Георгий Михалович, все равно мне кажется, что эта история не стоит выеденного яйца. Давайте я встречусь с этой директрисой. Ручаюсь, если она воровка и мошенница, то я смогу ее раскусить. Думаю, деньги она действительно потратила. На шубу. Норковую. Пусть на нее заявляют в милицию. Вряд ли все это так интересно, как кажется с первого взгляда.

Последние слова я попыталась сопроводить просительными интонациями. Хотя и не люблю о чем-то просить. Видимо, раньше у Зудинцева не было в подчинении привлекательных женщин, да к тому же еще многодетных мам. Он тревожно глянул на меня и задумался. Глубокая мысль, породив морщины на лбу, отразилась в глазах, поплескалась там и наконец финишировала в виде речи:

– Хорошо, Нонна. Я не имею оснований не доверять вашему профессионализму и чутью. Побеседуйте с директрисой, сделайте выводы о ее личности. Да, напишите об этом справку. А дальше будем действовать по обстоятельствам.

***

Директриса меня очаровала. Есть женщины, которые с ходу могут вызвать симпатию. Даже у подозрительной меня. Алла Николаевна Золотарева, женщина тридцати шести с хвостом лет, этим качеством обладала с лихвой. Она была необычайно энергичной особой, но в то же время как-то умудрялась не производить впечатление суетливой.

Кроме того, нас роднила общая беда – мы обе пострадали от козней злопамятных мужчин.

Поскольку обязанности директора она уже не исполняла, то наша встреча состоялась у нее в квартире. Просторные двухкомнатные апартаменты. Приличная, но не слишком дорогая обстановка. Видимо, директриса хорошо зарабатывает и может себе позволить комфорт без излишеств.

Исключение составляла только кухня (правда, я не видела спальню). В кухне, наоборот, было полно всяких кокетливых баночек-скляночек и прочих ярких прибамбасов. Кроме того, мебель и техника тут была новее, чем во всех других помещениях квартиры. Вероятно, Золотарева, смогла накопить денег и раскошелиться на ремонт. Видимо, она любит проводить время на кухне и в первую голову отремонтировала именно ее. Это еще больше прибавило мне уважения к директрисе – сама я на кухне провожу немного времени и готовлю кое-как.

Мы пили кофе в гостиной у директрисы. Алла Николаевна не производила впечатление женщины, умирающей в конвульсиях без любимой работы. Впрочем, особой веселости тоже не наблюдалось.

Скорее, Золотарева была искренне озадачена ситуацией.

– Вы понимаете Нонна, мне сложно сказать, кому именно выгодно мое отстранение. Руководить детским домом – не такое уж сахарное дело, знаете ли. Тем более приютом, который на хорошем счету – всегда ждешь незапланированных проверок, визитов высоких гостей. То есть постоянное напряжение. А случись какой-нибудь промах – и тебя вываляют в грязи.

Не отмоешься.

Логика, конечно, железная. Однако растраты на пустом месте тоже не возникают.

– Вы могли бы поподробнее рассказать, какую именно растрату вам вменяют в вину? Кто выделял деньги и для чего?? Куда они делись?

– Мне ставят в вину перерасход денег, выделенных два месяца назад для ремонта одного из корпусов детдома. Из бюджета мы получили порядка ста тысяч рублей, приблизительно столько же добавили спонсоры-благотворители – мне удалось их отыскать. Однако в ходе ремонта оказалось, что очень многие конструкции и коммуникации нужно не просто ремонтировать – менять. Сами понимаете, на выданную сумму особо не разгуляешься.

Приходилось экономить практически на всем. В сумму мы уложились. Я предоставила подробный отчет, где указала все траты и их обоснование, приложила все расчетные документы и забыла о капремонте как о страшном сне,директриса сделала паузу и отхлебнула кофе.

– И что же потом?– подбодрила я ее.

– Ремонт закончился в апреле. А месяца два спустя меня вызывают в администрацию и сообщают, что я на ремонт затратила гораздо больше денег, чем он на самом деле стоил. Моим уверениям в том, что пришлось фактически перестраивать корпус, никто не поверил. Думали, что все ограничилось дешевым косметическим ремонтом. Проверяющим, видите ли, обои и плинтуса показались слишком дешевыми для заявленной сметы! Естественно, приходилось брать, что подешевле, лишь бы в сумму уложиться! Дополнительных субсидий мне бы давать никто не стал! И потом, мне кажется, что лучше уж дешевые обои, чем упавший потолок или прорванная канализация. А бросать дело на полпути, оставлять недостроенные здания и недоделанные комнаты – увольте, это не в моем характере!

– Совершенно согласна с вами!

Я абсолютно не кривила душой. Симпатия к директрисе крепла – мы оказались очень похожи. Я, например, тоже ужасно не люблю бросать начатое дело на середине. Стараюсь любой ценой довести до конца. Может, наше сходство на этом не ограничится, и я наконец полюблю готовить?

– Но что же никто не мог проверить правоту ваших слов? В конце концов, можно было посмотреть новые канализационные трубы или переделанные стены.

До этого что, никто не додумался?

– Почему же, додумались. Была комиссия,– тут Золотарева как-то недобро усмехнулась.– Знаете, Нонна, я сейчас начну объяснять несколько издалека. Дело в том, что за прожитые годы я, как и всякая неглупая женщина, обросла нужными связями. У меня есть знакомые в различных сферах. Так вот, ремонт делала бригада, которой руководит мой старый друг, школьный приятель. Они достаточно серьезно скостили мне цену на ремонт.

Только поэтому денег и хватило.

– Так что насчет комиссии?– поторопила я ее. Получилось не очень вежливо, но у меня уже поджимало время.

– Комиссия, как я уже и сказала, была созвана. Провела проверку и написала отчет: никакого капремонта произведено не было.

– Как это?– оторопела я.

– А вот так. Узнали тот факт, что мы друзья с руководителем ремонтной бригады и решили, что я вступила с ним в сговор. А остальным рабочим и кое-кому из сотрудников заткнула рот деньгами. Хотя если честно,– директриса перешла на доверительный тон,– я думаю, что этот отчет – подделка. "Липовая" бумажка, состряпанная с целью сместить меня с этой должности.

– У вас есть основания так считать?

Вы видели сам документ, он показался вам подозрительным?

– Да нет, Нонна, сам документ я, конечно, видела. С первого взгляда он не производит впечатление подделки. Но понимаете, мне кажется, если бы документ был подлинный, тот же Коркин уже давно заявил бы в прокуратуру. Однако там заинтересовались бы и поддельным документом! Видимо, Коркин просто не решается рисковать.

А что, в этом есть свой резон! Действительно, если документ липовый, Коркину было бы несдобровать.

– Алла Николаевна, а не могут вас подобными действиями к чему-то принуждать? Или чего-то домогаться от вас?

– Понятия не имею. Чего от меня можно хотеть? Денег? Их у меня не так и много. Назначить на эту должность какого-нибудь своего человека? Так я вам уже сказала – директором детского дома быть очень трудно и хлопотно.

Я тактично смолчала о том, что, в принципе, сама Золотарева тоже могла считаться "своим человеком" чиновника Коркина – ведь именно он определил ее на этот пост. Однако о своем хорошем знакомстве с ним Алла Николаевна мне почему-то сообщать не торопилась. О прорабе ремонтников сообщила, а об этом как-то забыла...

Директриса отхлебнула кофе, потом неторопливо встала, подошла к окну, потом повернулась ко мне. И внезапно улыбнулась. Улыбка у нее вышла неожиданно хищная и неприятная.

– А вы знаете, Нонна, что почти все сотрудники детдома после моего отстранения объявили голодовку? Я имею в виду тех, кто находится в городе, а не разъехался по области вместе с воспитанниками.

Голодают в знак протеста против моего отстранения.

Об этом я уже знала от Зудинцева. Но на всякий случай решила изобразить изумление: громко ахнула и вытаращила глаза.

– Да-да. Весь персонал уже в течение недели ничего не ест.

– Они протянут ноги,– озадаченно прокомментировала я.– А если вас не восстановят? Что они будут делать – умирать голодной смертью?

– Что-то говорит мне, что до этого не дойдет,– в глазах Аллы Николаевны заплясали лукавые искорки.– Я все-таки надеюсь, что Юрий Самуилович прислушается к голосу разума и все утрясется.

В Агентство я вернулась преисполненная самых благожелательных чувств по отношению к директрисе. Золотарева, конечно, женщина непростая, но, по-моему, она ни в чем не виновата. Не доверять своему чутью я, как и Зудинцев, оснований не имела. В голове крепла решимость довести начатое до конца и обелить директрису.

У окна в коридоре я снова увидела Горностаеву с Модестовым. Встретившись со мной взглядом, Модестов как-то виновато поежился. Валентина же взглянула на меня с нескрываемым раздражением и сразу отвернулась к окну. Я торжественно прошествовала мимо них в кабинет и демонстративно захлопнула дверь – аккурат перед самым носом у Модестова. Нечего в рабочее время любезничать в коридоре с этой рыжей стервой! Она заигрывает с ним, это ясно! И Модестов тоже хорош – потакает. И это мой муж, отец двух моих детей! В этот момент я даже пожалела об отсутствии Спозаранника – он бы приструнил Модестова. А заодно и Горностаеву. Кстати, раньше эта ветреная особь постоянно покуривала у окна в компании с Зудинцевым. Начать, что ли, в отместку этой парочке, кокетничать с Георгием Михайловичем? А что, это мысль! Зудинцев мне давно симпатичен. Думаю, не без взаимности. Нужно только разбудить в нем дремлющее чувство. Кстати, этим можно попытаться убить двух зайцев – охмуренный Зудинцев, вполне может быть, позволит мне поучаствовать в расследовании нападения на моего соседа.

***

Чиновника Коркина, зампреда комитета по делам семьи и детства, подписавшего приказ об отстранении директрисы, я невзлюбила, как только вошла в его приемную. Секретарша, похожая на селедку в маринаде – такая же тощая, скользкая и снулая,– семь раз заходила к нему в кабинет, возвращалась и сообщала, что меня примут через несколько минут. Несколько минут сложились в полчаса. За это время я успела продумать меню на вечер, составить расписание дел на завтра и покупок на сегодня, подсчитать наличность и навести порядок в сумочке. Наконец, после очередного захода в кабинет, секретарша, кисло улыбаясь, пригласила меня в святилище.

Коркин, как и его секретарша, напоминал рыбу. Только не селедку, а угря.

Какой-то он был длинный, черный и дерганый. Просто аквариум какой-то!

– Комментировать отстранение Золотаревой я не собираюсь! Вы ведь за этим пришли?– с порога огорошил меня господин Коркин.

Интересно, а чего ради я торчала у него под дверью?!