Текст книги "Дело о картине Пикассо (Сборник новелл)"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Константинов Андрей
Дело о картине Пикассо (Сборник новелл)

Андрей КОНСТАНТИНОВ и Агентство журналистских расследований

Максим МАКСИМОВ (ответственный редактор проекта), Елена ГУСАРЕНКО,

Владимир ДУДЧЕНКО, Галина ЛЕОНТЬЕВА, Александр НОВИКОВ,

Марина ОЛЬХОВСКАЯ, Илья ТИЛЬКИН, Игорь ШУШАРИН

Агентство "Золотая пуля" – 8

Дело о картине Пикассо: Сборник новелл

Из частной коллекции похищена картина Пикассо. В хищении обвинен известный бизнесмен и кандидат в депутаты. Юрист Агентства Анна Лукошкина получает информацию, что его просто подставили. Но кто и зачем? Лукошкина решает разобраться.

Это одна из многих увлекательных историй, рассказанных сотрудниками Агентства журналистских расследований "Золотая пуля".

СОДЕРЖАНИЕ

Дело о влюбленной клептоманке.

Дело о трупах санитаров.

Дело о картине Пикассо.

Дело о службе новостей.

Дело о Кеше-красавчике.

Дело о крадущемся чабане.

Дело о часах режиссера. Часть вторая.

ДЕЛО О ВЛЮБЛЕННОЙ КЛЕПТОМАНКЕ

Рассказывает Светлана Завгородняя

"Работает корреспондентом репортерского отдела фактически с момента создания Агентства. До прихода в "Золотую пулю" пять лет была фотомоделью и манекенщицей. Легкость в общении, непосредственность, коммуникабельность в совокупности с привлекательной внешностью дают высокий результат при получении важной для Агентства оперативной информации.

Натура творческая, но увлекающаяся, что сказывается на рабочей дисциплине.

28 лет. Не замужем..."

Из служебной характеристики

Я точно знаю день и час, когда пойму, что сошла с ума. Это будет пятница, восемь вечера. Будет лить дождь, я потеряю заколку от волос, и все прохожие, наверное, будут видеть во мне облезлую кошку. Эту заколку очень не любил один человек: он говорил, что с распущенными волосами под дождем я выгляжу как прекрасная нимфа. Или он говорил – как наяда? Неважно. Этот человек – из прошлой жизни. Он тогда тоже не знал, что однажды со мной начнут происходить поистине мистические события. Вернее, так мне казалось поначалу, что это просто мистика. Я ведь тоже не знала, что однажды в пятницу, в восемь вечера, я окончательно пойму, что сошла с ума.

***

За двадцать дней ДО ЭТОГО...

– Ну?

И замолчал. Как умер.

Это "ну?" я узнаю из тысячи других невразумительных междометий.

"Ну?" – ласково спрашивал шеф в коридоре, и любой из сотрудников Агентства, случайно попавшийся на пути венценосному "золотопульцу", за секунду должен был сообразить, с какой ноги утром встал Обнорский и является ли это "ну?" просто мимоходным приветствием или потянет за собой выяснение обстоятельств совершенного проступка. Причем о факте проступка на тот момент младший по званию коллега – и это, с учетом ласковости вопроса, было самым ужасным – мог и не подозревать. Дурацкую привычку начинать разговор с междометий переняли у шефа и другие наши сотрудники. Нонна Железняк как-то призналась, что когда после очередных разборов полетов на планерке Спозаранник зависает над ней со зловещим "ну?", ей хочется снова забеременеть и уйти в декрет с четвертым ребенком. Причем, забеременеть тут же, от любого.

– ...Ну?– еще сильнее нажал в трубке Обнорский.

– Что – "ну?" – Я пыталась оттянуть время, лихорадочно соображая, что я умудрилась натворить.

Прошедшие два дня я по поручению Соболина наводила контакты с новыми источниками. После того как в июле начальник ГУВД Павлинов ушел в отпуск и не вернулся (в смысле – не вернулся на должность), в Управлении произошли большие изменения. Новый московский начальник провел некоторую чистку кадров, и на разных местах – важных для Агентства с точки зрения получения и проверки информации – оказались новые люди.

С двумя из трех нужных людей у меня все получилось сразу. Один через десять минут разговора заверил, что открыт для общения с очаровательными журналистками, только вопросы сотрудничества с прессой удобнее решать не в чиновничьих кабинетах, а где-нибудь на нейтральной территории, например, в баре. Я с ним была абсолютно согласна.

Другой в конце беседы, взяв меня под руку и проводив аж до дежурного на выходе, трепетно вздохнул: я страшно напоминала ему жену, безвременно покинувшую его в молодые годы; с тех пор он очень одинок, все не может встретить новую вторую половинку, а тут я... Я еще никогда в жизни никому не напоминала покойниц, но я помнила о задании Соболина, а главное, о том, что он милостиво разрешил мне после знакомства с новыми источниками не заезжать в Агентство, а проводить остатки рабочего дня по собственному усмотрению. А усматривала я в эти дни поход в парикмахерскую и на массаж.

А вот с третьим источником у меня не вышло ничего. Гееобразный майор Парубок (это ж надо – полная дискредитация фамилии!), в отличие от первого источника, сразу заявил, что с журналистами намерен общаться только через пресс-службу. А с некоторыми журналистками (равнодушный взгляд на мою маечку) и вовсе никак не намерен. С голубыми я общаться не умею – кроме своего парикмахера Жеки (с Женькой Мирзоевым мы – одноклассники, его нестандартную ориентацию я заметила еще в девятом классе: при виде любого красивого парня его азиатские глаза-миндалины становились блудливо-порочными, наполнялись влагой). "Придется, Вовка, эту Дивчину тебе брать на себя",– сказала я сразу запаниковавшему Соболину.

– ...Есть проблемы?– вкрадчиво спросил шеф.

Я не помню случая, чтобы Обнорский сам звонил мне домой. Если я была нужна срочно, меня обычно отыскивала его секретарь Ксюша.

А может, вдруг решила я, он из другого города звонит? Ведь я пару дней не заглядывала в приемную и потому не знала, на месте ли Андрей. Последние полгода у нас в Агентстве активно развивались два новых проекта, и Обнорский вместе с Повзло, Кашириным и Кононовым мотались по земному шару: от Киева до Усть-Илимска. А поскольку исчезали они всегда неожиданно, увозя с собой авиабилеты с открытой датой, никогда не было известно, кто в какой момент присутствует в конторе, а кого нет. Может, и сейчас сидит себе шеф где-нибудь в украинском шинке и тоскует: не дозвонился ни до Скрипки, ни до Лукошкиной и хочет хоть чей-то родной голос услышать, узнать, как у нас дела...

– В Агентстве, Андрей, все в порядке. Ты когда будешь?

В моей трубке повисла напряженная тишина. Или это – помехи?

– Андрей!– закричала я в телефон.– Ты когда будешь?

– Где?– в голосе Обнорского мне почудились обескураженные нотки.

– В каком смысле – "где?".

– Это я тебя спрашиваю – где буду?

– А я у тебя хочу узнать – "когда?".

– Что – "когда?".

Андрей, обычно говорящий четко, отрывисто, сейчас странно растягивал слова, делал длинные паузы.

"Батюшки!– вдруг сообразила я.– Да он же пьяный!" Ну конечно, обычно так старательно выговаривают слова Кононов с Кашириным, когда не хотят, чтобы кто-то заметил, что они выпили. Вот это номер! Здесь нам не разрешает, чуть ли не обнюхивает всех по понедельникам, а сам... Хотя, если разобраться... Я ведь не знаю, чем они там занимаются. И если он там уже неделю сидит, а проблемы сложные, то поневоле запьешь.

– Ничего, Андрей, бывает. Ты только не забудь аспирина выпить. Шипучего. Мне Васька говорила – помогает. В смысле – разжижает кровь.

Снова тягостная тишина в трубке.

– Света...– через некоторое время вдруг с каким-то даже облегчением сказал Обнорский.– Ты... выпила?

– Когда?– обалдела я: на часах было девять утра.

– Вчера.

Я прикусила язык. Вчера я вообще не была в офисе. Что он имеет в виду?

А Обнорского вдруг разозлило мое молчание.

– Ты бы уж лучше, Завгородняя, коль решила следить за мной, что-нибудь серенькое надевала, чтобы с сумерками сливаться. А то светишься в красном как фонарь...

– Что-о?– поперхнулась я кофе, забыв о том, что он только что с плиты.

И он отключился.

***

Звонок был ранний. В смысле – ранний для меня. Трудоголик Спозаранник, наверное, уже подруливает к офису. Я не люблю рано вставать, поэтому Соболин не требует от меня приходить в Агентство к десяти, а отправляет обычно на пресс-конференции – они раньше одиннадцати не начинаются: ведь пресс-секретари, в основном, из недоделанных журналистов и тоже спать по утрам любят.

Звонок был странный, и я решила, что надо мной в очередной раз сгущаются тучи. Мысль о пьянстве шефа я отбросила быстро: пьяный Обнорский это все равно, что плачущий большевик.

Тогда – что?

Честно говоря, в последнее время отношения с шефом у меня не очень-то складывались. После случая в Репино. Тогда Андрей неожиданно появился на пляже в тот самый момент, когда я, абсолютно голая (мои шмотки раздавил чистящий пляж фейдер), требовала – в качестве компенсации – штаны с проштрафившегося тракториста. Я была так зла на этого пропахшего соляркой придурка, да и на этого – зашедшегося в гомерическом хохоте – Обнорского, что чуть не упала, отшвыривая в сторону рваный шелк. И упала бы. Но Андрей поддержал меня почти на уровне песка...

Потом, правда, я искренне решила, что та незатейливая интрижка должна была сблизить нас с Андреем. И потому всячески подчеркивала, что мы с ним носители маленькой тайны. Но Обнорский от этого почему-то только злился.

Объективности ради надо сказать, что отношения с шефом после этого разладились не только у меня. Чуть не уволилась, разругавшись с шефом, Лукошкина. Периодически дерзила ему Агеева, солидарная со мной и Анной. Часто дулся на шефа Коля Повзло...

А, может, наоборот: все у меня – хорошо, и этот странный утренний звонок – обычный дружеский розыгрыш?

Так, подкрашивая глаза, рассуждала я, собираясь на работу.

***

В коридоре меня перехватила Агеева.

– Светуся, золотце, выручай! Просто разрываюсь на части: завалили работой – продыха нет. И все валят и валят, вешают и вешают... Как в теплый Киев ехать, искать под цветущими каштанами голову Горделадзе, так Каширин с Повзло, командировочными в гривнах, а как пропавших синяков по холодным помойкам – так Марина Борисовна со своими девочками. А еще справки, а еще новеллы... Тут не то что постареешь до времени, скоро вперед ногами вынесут... Нет, надо искать спонсора и завязывать с этим Агентством.

Марина нервно закурила и присела на обшарпанный коридорный диван. Но при виде проходившего мимо Князя она лучезарно улыбнулась:

– Гамарджобат, сихварули чеме!

Любит наша Марина все-таки чернявых мужичков.

Гвичия картинно встал на носки, раскинул руки в сторону, как в лезгинке, и таким образом плавно засеменил в буфет.

– Как ты думаешь,– хихикнула Агеева,– Зурик сойдет за спонсора?

– Аск!– одобрительно кивнула я.– У него там, небось, в заначке либо чайная фабрика в Зугдиди. либо цех по переработке мандаринов в Сухуми.

– Сухуми – это Абхазия,– машинально поправила Марина.

– Да?– удивилась я.– Кто бы мог подумать... А это что – не Грузия?

Агеева на секунду задумалась, но я, вспомнив о возможном отпуске в сентябре, снова спросила:

– А Ялта?

– Ялта – уж точно не Россия.

– Ну ничего себе! А мама моя в юности всегда в Ялту ездила и говорила, что это – русский город.

– Ну, это когда было... Еще до Хрущева.

– Ба, девчонки, да вы никак геополитикой увлеклись,– тормознул возле нас Каширин.

– Нет, Родька, ты только подумай: уже на бархатный сезон некуда съездить!– искренне возмутилась я.

– Ничего, я скоро вас всех в Аргентину приглашу на свое ранчо.

Совсем Родька одурел от своего наследства.

– А я – патриотка!– заявила я ему.

– Брось, Светик, небось опять паспорт заграничный просрочила, а в ОВИР лень идти.

В ОВИР действительно идти не хотелось, но и поддаваться Каширину не было настроения. Поэтому я встала, завершая разговор, и направилась к своему кабинету. Но Агеева придержала меня за руку.

– Света, ты же дала согласие помочь...

– Да?– изумилась я: вроде про море и мандарины говорили.– А что случилось?

– Да понимаешь, у меня Соболина заболела, а в Агентство сейчас одна дама едет – кто-то у нее там пропал; она так рыдала по телефону, что я толком ничего не поняла. Может, ты хоть первичную информацию снимешь, а?

– Так у нас же из отдела Горностаева откомандирована с психами работать!– Мне совершенно не светило вытирать слезы какой-то незнакомой даме: небось, мужик бросил, а она – сразу в розыск.

– Да бедную Вальку уже Глеб припахал: она в заповеднике какое-то убийство расследует. Света, ну что ты за человек, выручить не можешь?

– Ладно, только с условием, что эта твоя, дама – не из "Китеж-града".

Марина фыркнула, вспомнив недавний скандал в Агентстве, чмокнула меня в щеку, и мы вместе пошли в ее кабинет.

Прием посетителей – самая неприятная нагрузка, но, к сожалению, по воле Обнорского, мы все вынуждены по очереди этим заниматься. Нормальные люди в "Золотую пулю" обращаются крайне редко, но если такое и бывает, то их проблемы решить нашими силами невозможно. Обычно они просят найти какого-нибудь пропавшего без вести родственника – поскольку на милицию у них надежды уже не осталось.

В свое время Анюта Соболина, затосковавшая, видно, в архивно-аналитическом отделе по живой работе с людьми, так активно начала поиски одного пропавшего человека, что сама не заметила, как вляпалась в почти криминальную историю. Оказалось, что исчезнувший человек был убит, причем убит по самой банальной причине – из-за квартиры. А фирма, оформлявшая сделки купли-продажи недвижимости, по сути оказалась фирмой-убийцей; тихой Соболиной каким-то невероятным образом удалось выяснить, что уже не первый раз люди, продавшие свое жилье с помощью риэлтеров "Китеж-града", потом бесследно исчезают.

В общем, поняв, что журналистка верно идет по следу, руководство риэлтерской конторы приняло решение скомпрометировать Соболину. И это им удалось. Бедную Соболину обвинили чуть ли не в вымогательстве. Что творилось в Агентстве! Обнорский рвал и метал. Аня ходила как тень. Народ "Пули" разделился на тех, кто верил Соболиной, и на тех, кто считал, что она запятнала "полковое знамя"...

Я, честно говоря, ни секунды не сомневалась в том, что Анюта ни в чем не виновата. А она так убивалась... Я однажды не выдержала и говорю Железняк: "Раз кто-то сомневается, надо просто проверить Соболину на детекторе лжи. Установить датчики на голове, на груди и где гам еще их устанавливают?.. И не давать пользоваться "Рексоной", подсунуть какой-нибудь другой дез..." Но Нонка рассудила так, что если повести Соболину в милицию подключать к детектору, то Анька, наоборот, решит, что ей уж точно никто не верит: возьмет, мол, еще после этого и повесится. И Нонна придумала другую идею: спрятать Соболину где-нибудь за границей (предварительно инсценировав ее убийство), не сообщив даже мужу...

В общем, в итоге все обошлось, но с тех пор особого энтузиазма в поиске потеряшек за сотрудниками Агентства не наблюдалось. Однако я обещала Марине...

Пришлось отменять поход к Жеке.

– Какая жалость, роднуля,– запричитал Женька.– А я только сегодня хотел тебе одного парнишу показать. У Феклы в мужском зале такой клиент появился: ноги, походка... Хотел с тобой посоветоваться...

– Жека, а не боишься, что отобью?

– Фу на тебя!

– Да ладно, шучу,– рассмеялась я.– Мы с тобой, подружка, никогда не пересечемся. А я завтра забегу.

– Давай, в любое время – без записи. У меня такая кассета с Борей Моисеевым появилась – закачаешься...

***

Отрыдав положенное и выпив всю нашу валерьянку, посетительница наконец смогла что-то внятно объяснить.

У нее, Юлии Николаевны, есть в Самаре любимая подруга – однокурсница Алла. После Политеха они виделись всего несколько раз, но постоянно созваниваются, знают все друг о друге. В Самаре Алла вышла замуж, у нее родилась дочка. И вот девочка выросла и решила учиться в Питере. Поскольку Юлия Николаевна не замужем, а квартира, оставшаяся ей от родителей, весьма вместительна, то она сама и предложила Алле: пусть Оленька на время учебы поживет у нее. "Может, и ты тогда скорее ко мне в гости выберешься",смеясь, сказала она подруге. Порешили. И вот вчера Оля приехала. Оставила вещи и тут же помчалась в свой институт. Из института позвонила и сказала, что обо всем договорилась в деканате: завтра ей нужно сдать деньги на коммерческом отделении и вопрос с зачислением будет решен (экзамены она сдала уже в своем городе – в филиале питерского института).

– После меня она еще перезвонила Алле в Самару,– снова вытерла набежавшие слезы Юлия Николаевна,– и после этого – пропала. Ко мне домой она не вернулась...

Мы помолчали.

– В милиции были?– спросила я.

– Не берут заявление,– сглотнула женщина комок.– Говорят, у этих молоденьких девочек есть такая особенность – исчезать на день-два и появляться, когда сами захотят. Они просто не знают нашу Оленьку...

– Ну вы, извините, ее тоже до этого ни разу не видели,– вставила я.

– Это не важно. Я знаю Аллу. И верю ей. Оля – тихий, домашний ребенок. Она, понимаете, не такая, как вы...– Юлия Николаевна выразительно глянула на разрез моего мини-платья и покраснела.– Извините... Ей ведь нет еще и семнадцати, в октябре только исполнится.

Я пропустила мимо ушей ее реплику. Я представила себе эту Олю провинциальную тихоню, которая элементарно просто, выбравшись из-за маминой печки, могла забрести с новыми подружками куда-нибудь в ночной клуб, потом в гости. Хотя... Все могло быть и не так.

– Я не хочу вас обидеть... Она – не наркоманка?

– Ой, что вы!– замахала женщина руками.– Она даже не курит.

Я понимала, что Юлия Николаевна, не знавшая Олю лично, могла завышать ей оценки, но женщину по-человечески было жалко: подруга присылает ей единственного ребенка, а тот исчезает.

– Деньги за учебу были при ней?– уточнила я.

– Да,– кивнула женщина.– Она думала, что в тот же день придется платить. А вы что думаете?..

– Я ничего не думаю. Я пока просто спрашиваю. Здесь каждая деталь может играть важную роль.

Эта фраза успокаивающе подействовала на просительницу. Она уважительно посмотрела на меня, впервые обвела взглядом кабинет. Потом как-то очень долго задержалась взглядом на фотографии в рамочке, стоящей на соседнем столе: Аня и Вовка Соболины с маленьким Антошкой гуляли по дорожкам Павловского парка.

– Кто это?– не к месту спросила женщина.

– Мои коллеги. Главный репортер и главная розыскница Агентства. Семья Соболиных.

От этих высоких титулов, которыми я наградила ребят, Юлия Николаевна еще больше присмирела и даже носом перестала шмыгать.

– Ну, пожалуй, я все у вас спросила. Теперь давайте фотографию вашей Оли.

– Да в том-то и дело, что у меня ее нет,– снова расстроилась женщина.

– Как нет?

– Так получилось, что Алла за эти годы прислала мне всего пару фотографий дочери, но там она еще дошкольница.

– Ну и как же мы будем искать вашу Олю?

– А по приметам – нельзя?

– Может, лучше у матери срочно фото получить?

– Ой, что вы! Алла же ничего еще не знает! Ну как мне, посудите, ей такое сказать?

– Да ведь такое же не скроешь!

– У Аллы, к счастью, нет домашнего телефона, а с работы и от соседей она не может звонить часто. Вот я ей пока и говорю, что Оля либо в институте, либо уже спит, уставшая... Только на вас и надежда, Светлана Аристарховна!

Да, ситуация. Спасибо вам, Марина Борисовна, удружили. Я выразительно глянула на Агееву. Та моментально уткнулась в монитор своего компьютера. Вот уж поистине: кто людям помогает, тот тратит время зря.

Юлия Николаевна, увидев мое недовольное лицо, стала быстро описывать Олю:

– Маленькая такая, худенькая. Темные короткие волосы, темные глаза...

На этом приметы заканчивались. Особых – не было.

– Ну не знаю...– Я закурила.– Полгорода таких девушек. Может, она на кого-нибудь похожа? Ну на певицу, на актрису. На Анжелику Варум, например, или на Зару?

– Похожа,– с готовностью подхватила Юлия Николаевна.– Вот на эту карточку,– и она кивнула на семейное фото Соболиных.

– Что – на всех сразу?

– Нет,– смутилась посетительница.– На девушку. Она, правда, здесь в профиль и старше Оли. Но сходство есть. Такая же незащищенная...

Да, хорошие "особые приметы".

***

Посетительница засобиралась. Я за ее спиной показала кулак Агеевой и, простившись, отправилась в свой кабинет за сумочкой: мы договорились пообедать вместе с моей новой подружкой Асей. Но в кабинет в поисках Соболина заглянул Обнорский. Я вспомнила наш утренний разговор, поправила ремень на своем сером платьице и прошлась вокруг Андрея:

– А так – хорошо?

Шеф читал вчерашнюю информационную ленточку и глянул на меня поверх очков.

– И так хорошо, и по-другому. Я же говорил: тебя ничем не испортишь,– и он снова уткнулся в текст.

Я обиделась на такое откровенное равнодушие: сам же просил, чтобы я ходила в сером. Я села за компьютер, но уже через секунду не выдержала и глянула на Обнорского поверх монитора.

– И вовсе я за тобой не слежу.

– А что же ты сейчас делаешь?– рассмеялся Андрей.– Смотришь исподтишка, как я читаю информации, следишь за выражением моего лица, так? Разноса боишься? Зря. Хорошо вчера отработала кражу картин из военно-морского училища, молодец!

Выкрутился, ничего не скажешь. Но я решила не сдаваться:

– А чем тебя мое красное платье не устраивает?

– Да все меня устраивает,– вроде как даже раздраженно сказал шеф.– Ходи ты как сумеречная дива, или светись, как фонарь – лишь бы работала хорошо... Жаль вот только, что с тобой по-хорошему нельзя. Стоит только похвалить, как ты сразу начинаешь капризничать, садиться на голову. Тебя, Света, постоянно нужно держать в узде.

И он, недовольный, вышел из кабинета.

Какой свинтус! Сначала дурилку мне утреннюю устроил, а потом ни с того ни с сего нахамил средь бела дня.

Я не знала тогда, что ТОТ день еще не наступил. Что это пока цветочки.

***

За месяц ДО ЭТОГО...

Сопля малохольная!

Сначала ее согнуло пополам так, словно подлый хоббит неожиданно воткнул свой деревянный меч прямо ей в солнечное сплетение. Потом она изрыгнула весь свой утренний завтрак – йогурт с вишней, омлет и что там еще едят по утрам пьющие красавицы? А потом уткнулась своей роскошной физиономией прямо в центр белой раковины общественного туалета на "Ленфильме", собираясь, похоже, захлебнуться.

– Где это ты вчера так набралась?– Рядом у соседней раковины я пыталась замыть блузку.

Аська высвободила свою симпатичную мордашку из-под струй хлорной воды, провела рукой по мокрому лицу:

– Спасибо, Светик, уже лучше.

Ну злости у меня на нее не хватает! Сидит себе, зеленая, на корточках, и не соображает, что у нас с Беркутовым только-только все начиналось. Он увидел меня на площадке, махнул рукой в сторону оператора – "стоп, камера!" – и вальяжной походкой героя-любовника первой столицы подплыл к нам с Аськой. "Вы – Света?.. Я давно вас ждал, чтобы познакомиться. Я читал сборники "Все в АЖУРе", сценарий и был уверен, что Ася – это не вы! Хоть и режиссер, и Обнорский настаивали. Так вот вы какая – Света... Так вот какая ты – моя красавица-коллега Снежана Прибрежная".

В этот момент актриса Инга Карасева, играющая героиню нашей Анечки Соболиной, закричала: "Ребята, Барчик плохо!"

***

Ася Барчик – студентка Театрального института и якобы мой двойник. В последнем меня уверяют все в Агентстве и на съемочной площадке, кто хоть раз видел нас вместе.

Чушь собачья! Я не верю в абсолютное внешнее сходство двух человек (если, конечно, они не однояйцевые близнецы). И лишний раз убедилась в этом, когда нас с Аськой познакомили на совместной пьянке актеров съемочной группы, играющих в новом телесериале журналистов из вымышленного агентства "АЖУР", и их прототипов – нас, сотрудников "Золотой пули".

Встречу эту Обнорский задумал давно, лишь только приступили к съемкам первых серий. Но была одна загвоздка. Уже вовсю шли натурные съемки, а продюсеры с главрежем все никак не могли найти актрису на роль моей Снежаны Прибрежной. И в Москве искали, и в Питере, и по театрам, и по киноинститутам – впустую. Обнорский злился. Ребята на работе меня подкалывали: "Ну, Светка, не родилась, видно, вторая такая красавица в России! По всему, придется тебе самой свою героиню играть..." Я отмахивалась, хотя ситуация интриговала и меня: да что же это такое? Героини, что ли, перевелись?

И вот однажды Обнорский пришел на планерку страшно довольный. Все, говорит, нашлась Прибрежная. И не вторая красавица, а первая.

А через неделю мы познакомились.

...Мы, наверное, целую минуту молча рассматривали друг друга в коридоре Агентства, где происходило братание актеров с прототипами своих киногероев ("Зудинцев прибыл?" – выспрашивал через головы наш Георгий Михайлович, а потом долго и доброжелательно жал руку актеру Юрию Птичкину. "А Глеба Спозаранника разве не будет? На задании?.." – расстроенно заглядывай в кабинеты актер Михаил Беляк, играющий в сериале нашего главного расследователя). Потом Соболин скажет, что в тот момент мы с Аськой были похожи на двух породистых собак, принюхивающихся друг к другу при первой встрече. А Агеева еще позже добавит, что на самом деле, говоря о собаках, Вовка, подчеркнул их половую принадлежность.

Я заметила в руках Аси букет. Она перехватила мой взгляд и протянула цветы.

– Это – вам... Тебе!..– И, вздохнув, добавила: – Я так и знала: мне никогда не сыграть такую.

И она чмокнула меня в щеку.

Ася пахла моими духами.

***

Барчик оказалась страшной болтушкой. За час я узнала про нее все. Родилась в Ленобласти, в городе Запорожье ("Мы, Светочка, с местными девчонками называли себя запарижанками"). Воспитывалась у бабушки (отца не было с рождения, а мама рано умерла). А когда не стало и "бабуси", оказалась в детдоме. Там было весело. Аська хорошо училась, на школьных вечерах пародировала друзей и воспитателей: все считали, что одна ей дорога – в артистки. В общем, была любимицей.

Но еще до Театрального Ася в 17 лет победила в местном конкурсе красавиц и попала "на Россию". А уже там обошла всех "Мисс Тула" и "Мисс Тверь". В Театральном ее заметили еще на первом отборочном туре (в тот год не хватало героинь), и на остальных она уже появлялась формально.

Когда шел отбор актеров для съемки сериала, она была на Кипре со своим другом, поэтому ее так долго не могли отыскать.

– А кто твой бой-френд?– спросила я.

– Да какой "бой"!– фыркнула Ася.– Ему уже полтинник. Жирок, залысины все как полагается.

– Он, по всему, тебе не очень нравится?– меня удивила ее пренебрежительная интонация. Я не могла вспомнить, чтобы хоть раз в жизни спала с теми, кто мне не нравился.

– Мне очень нравится его счет в банке,– отмахнулась Ася.– Моя новая однокомнатная квартира на Васильевском. Цветы, подарки. За это я могу раз в неделю и потерпеть его худосочный росток.– Аська звонко расхохоталась.Знаешь, Света, у меня были и женатые, и хромые, и черные, и высокопоставленные. Я давно все про них поняла. И ты запомни: в мужчине важнее не твердая мошонка, а тугая мошна.

С Асей было просто. Ее непосредственность, даже грубоватость, цинизм были милыми, незатейливыми. Мы были во многом схожи. Курили одинаковые сигареты "Вог" и любили шампанское-брют. Обожали раннюю весну и тихо умирали в дождливые октябрь и ноябрь. ("Уже даже август, Света, это все равно, что вечер воскресенья").

И при этом – я настаиваю!– мы были не похожи. Я слушала ее невесомую болтовню и пыталась представить Асю в роли моей Прибрежной. Что-то не складывалось. Ася казалась чуть ростом ниже, чем я. В отличие от меня любительницы шелковых блузок, туфель на высоком каблуке,– она была "джинсовой девочкой": носила брюки, куртки, ботинки "барбудос". Но это, несомненно, было не столь важным. Может, меня смущало, что она – стриженая брюнетка? Но для съемок это тоже не имело значения: любой светлый парик исправлял ситуацию (главреж сериала считал, что Прибрежная, как и я, должна быть блондинкой). Тогда что?..

Постоянно мимо нас прохаживались актеры сериала. Я видела, с каким любопытством они посматривали в нашу сторону. Пару раз я сделала попытку ответить на их призывные взгляды, но Ася цепко держала меня в своем узком кругу.

– А Беркутова, что, нет?– невпопад спросила я у Барчик.

– Нет, и слава Богу! Он мне на площадке надоел, москвич выпендрежный. А ты, что, интересуешься?– вроде как даже с ревностью переспросила она.

– Да, в общем-то, любопытно взглянуть на человека, который будет играть Обнорского,– искренне созналась я.

– И смотреть нечего. Во всяком случае... Он тебя не стоит, предупреждаю.

– Да?– изумилась я.– А кто стоит?

– Никто не стоит!– решительно казала Ася.– Ни один мужик! Даже Обнорский, хоть я его сегодня первый раз увидела.

– Ну ты даешь!– развеселилась я.– Что же мне теперь – без мужиков сидеть?

–Знаешь, Света,– вдруг торжественно сказала Ася,– я убеждена, что крепче женской дружбы нет ничего на свете!

Я, конечно, ничего не имела против веселого девичника, но как же...

– А секс?

– Секс?– переспросила Ася.– "Без секса жить нельзя на свете, нет!" пропела она приятным низким голосом.– Секс, конечно, нужен. Но ведь не со всеми же мужиками секс хороший получается...

"Бедная Ася",– вспомнила я ее спонсора.

– Секс, Света, он разный бывает. И – с разными. И – по-разному...

Странно. Ася не выглядела прожженной потаскушкой. И при этом от нее откровенно тянуло каким-то жизненным опытом, которым даже я не владела.

– У тебя есть подруга?– спросила Ася.

– Есть. Вася. Подруга из детства.

– Все, отбрасываем первую букву и твоей подругой навсегда становится Ася.

Я лишь на секунду почувствовала себя предательницей по отношению к Василиске. Но тут же отбросила эмоцию-иголку в сторону. Хоть Аська и младше меня, тем не менее мы вполне могли бы стать неплохими подругами.

– И где же это ты все-таки так вчера надралась?– снова спросила я, отряхивая с блузки капли воды.

– Во-первых, не так уж и надралась: посидела с девчонками в баре, сначала – по коньячку, потом – шампанского...

– Да ты ополоумела! Кто же градус понижает? Всем известно, что...

– ...Во-вторых, ты же вчера не взяла меня с собой...

– Я ведь тебе объяснила: встреча с "источником". Важную информацию доставала для "Пули". Мне даже Скрипка под это дело денег дал.

– Знаю я этих источников! Небось, с твоей груди глаз не спускал весь вечер.

– Ну и не спускал. А как же? Он же не педик.

– Лучше бы он был педиком,– вдруг зло сказала Ася и, вытерев лицо, направилась к съемочной площадке.– И, пожалуйста, не ходи за мной,– вдруг жалобно сказала она.– Не могу при тебе работать на камеру.

***

За восемнадцать дней ДО ЭТОГО...

Юлия Николаевна звонила по пять раз на дню. Я упросила знакомых розыскников из ее района принять заявление, но дело не продвигалось. Хочешь – не хочешь, а пришлось ехать в Олин институт.

К счастью, секретарь приемной комиссии, порывшись в компьютере, вспомнил "некую Рожнову из Самары".

– Да, экзамены она сдала заранее, появилась в назначенный день. Но деньги за первые два семестра не принесла, поэтому в наших списках уже не значится: все зачисленные студенты приступили к учебе.