355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Цунский » Неприличные истории » Текст книги (страница 1)
Неприличные истории
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:28

Текст книги "Неприличные истории"


Автор книги: Андрей Цунский


Жанр:

   

Разное


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Цунский Андрей
Неприличные истории

Андрей Цунский

НЕПРИЛИЧНЫЕ ИСТОРИИ

О СОРТИРАХ

О СТРАШНОЙ МЕСТИ

О ЧУДЕСНЫХ ИЗБАВЛЕНИЯХ

О НАКАЗАНИИ ЗА РАЗДОЛБАЙСТВО

ОБ ИСКУССТВЕ

Представьте себе, любезный читатель, старую питерскую кухню размерами 6х8 , с тремя газовыми плитами и несколькими рядами встроенных в стену полок. Если вы справились с этой задачей – прекрасно, мы продолжаем. Если же нет добавлю в качестве стимула вашему воображению, что стены обшарпаны и покрыты откровенными дырами, порою вплоть до накрест лежащих реек, на которые кладут штукатурку, и в других местах – до того или иного слоя масляной краски, которых превеликое множество положено было друг на друга со времен незапамятных.

Добавим еще от себя, что коммунальные жильцы недавно покинули дом, и что теперь собравшиеся здесь выбили у милиции и домоуправления временные птичьи права, и занимаются здесь кто живописью, кто музицированием на громких инструментах, кто работой над кожами, кто еще чем – словом, если вы человек, что называется, серьезный – немедленно положите книгу на полку, ибо все сказанное будет воспринято вами отрицательно изначально, а потому мы заранее извиняемся и просим оставить всю компанию в покое. Упредить, так сказать, стремимся. Но вас разобрало, я вижу, любопытство: а что же это они там затеяли? Ну ладно, читайте. Но мы повели себя, как люди порядочные. Просим вас в дальнейшем об этом не забывать. Итак,

ИСТОРИИ О СОРТИРАХ

ПРОТОКОЛ ПЕРВЫЙ НОЧНОГО СОБРАНИЯ АПТЕКАРЕЙ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ, КВАРТИРА – 17, 7-я ЛИНИЯ В.О., САНКТПЕТЕРБУРГ, ТОГДА ЕЩЕ ЛЕНИНГРАД...

ПРИСУТСТВОВАЛИ: Председатель – Павел Николаевич Гамм, великий магистр восточных единоборств и главный сэнсэй по борьбе двуручным мечом. Члены Клуба "АПТЕКАРИ ПЕЛЯ": Михаил Евгеньевич " МИШЕЛЬ АЛМА-АТИНСКИЙ" Кульчицкий, альпинист-авант*. Андрей Юрьевич "ЭНДИ R.B." Цунский, стихийный литератор. Олег Сергеевич "ПЕГАС" Самородов – личность крайне разносторонняя. Владимир Георгиевич Петухов-Аксиненко, живописец. Алексей Николаевич "г-н БУШ" Наделяев, он же Крендель – натурист и мечтатель. Александр Борисович "ИНГЕР" Железнов – поэт и по совместительству шорник но больше все же поэт.

Также присутствовали подруги и жены вышеназванных господ – но разве их всех упомнишь...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ объявляет тему заседания и приступает к своему короткому традиционному докладу, перевернув песочные часы.

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Уважаемые джентльмены и леди! Сегодняшние мои размышления подтолкнули меня к тому, чтобы объявить темой сегодняшнего заседания Клуба неприличные истории о сортирах.

( Невнятное бормотание публики).

Не торопитесь упрекать меня за неблагозвучие как самой темы, так и термина, ее обозначившего. Ибо, если вы позволите мне высказать несколько тезисов, мною тщательнейше обдуманных и сопоставленных с практикой – я надеюсь, что предложенная тема найдет в нашем кругу полное понимание и сопереживание.

Начнем издалека. Во многочисленных общественных местах – начиная с нотариальных контор и кончая учреждениями культуры – такими, как скажем, планетарий, и заканчивая театрами оперы и балета, не говоря уже о Государственном Эрмитаже, курение и отправление естественных отправлений с незапамятных времен увязаны воедино общностью помещения для того и другого. Это далеко не простое совпадение.

И то, и другое в порочной западной цивилизации является делом сугубо интимным и несколько постыдным. Иное дело – наша необъятная страна, где подобное соединение не могло не дать, простите за каламбур, толчка, к новому витку нашей многонациональной культуры.

Принципиальный отказ в российских общественных уборных, или, наукообразно говоря, сортирах, от индивидуальных кабинок , объясняется просто – их появление пошло бы в разрез с нашими великими традициями соборности высшей формой демократизма и коллективизма!

Если мы вспомним, сколько увлекательнейших, остроумных и откровенно головоломных игр появилось на свет именно в этих важнейших для человеческого существования местах, никто из вас не удержится от улыбки, вызванной приятным воспоминанием.

Начиналось все просто и обыденно: кто громче, кто дальше... словом, этакий citius, altius, fortius в нашем отечественном прочтении. Да! Далеко было Пьеру де Кубертену до нашей российской изобретательности!

Такие игры, как "ЗАГОЛОВОЧЕК","ПОДПИСЬ К КАРТИНКЕ" и "СВОЕВРЕМЕННАЯ ЦИТАТА" сформировали мировоззрение нескольких поколений нашего народа. Говорю об этом с гордостью и не стесняясь.

Особо отметил бы такую игру, как "ПЕПЕЛОК". С одного конца сортира на другой играющие передают единственный на всех хабчик, стараясь ни в коем случае не уронить пепел – ведь уронивший более не затягивается! Это вам не жалкий западный покер – тут требуются как подлинно стальные нервы, так и физическая подготовка, ведь вызвана игра дефицитом сигарет , пускай и благополучно преодоленным. Вот где выявлялись столь приятные людям качества лидеров, а сами лидеры уже исходя из правил игры получали заслуженные привилегии, легитимность которых была подтверждена многолетней традицией состязания.

Если мы рассмотрим происхождение слова "СОРТИР", то выявим его французский корень. Не важно, какова семантика этого корня – важно то, что в российском быту понятия "французский" и " культурный " нередко сливались воедино.

Может быть поэтому многие из нас предаются – признаемся честно – именно в этом месте разнообразным видам интеллектуального труда, особенно чтению... Я достоподлинно знаю, что многие из присутствующих предаются этому любимому делу именно там, чему свидетельство – долговременные очереди в подобные заведения в коммунальных квартирах.

Сортир нашел свое место и в необъятной толще российского фольклора. Чего стоит хотя бы поговорка "Сранье без куренья – как чай без варенья", или знаменитое присловье "Я с этим (нехорошим человеком) на одном поле срать не сяду". О чем говорят нам эти народные шедевры? Об изначально доброй, семейной, любовной атмосфере, которая должна царить в этом с виду прозаическом уголке...

На стенах русского сортира впервые обрела плоть и кровь наша гласность. Здесь русский человек протестует против несправедливости, проявляет политическую волю. Вот например один из шедевров настенной литературы, отмеченный мною в уголке соответствующего профиля философского факультета ЛГУ им. А. А. Жданова:

В сортирах гадости писать Сия традиция не нова, Но кто посмеет отрицать, Что только здесь свобода слова!

Итак, я прошу вас изложить свои истории о сортирах, памятуя о том, что мы рассматриваем это явление в социокультурном, а если не кривить душой – то и в историческом аспекте, и потому попрошу воздержаться от ненужных деталей излишнего натурализма, подробно излагая интересующую нас всех суть!

Слова просит член клуба Энди R.B. Председатель удовлетворяет просьбу и требует объявить название рассказа. Слово предоставляется Энди R.B.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК МОЛОДОЙ ЗАМПОЛИТ РОТЫ СТ. Л-Т ПЕВЧЕНКО ЕДВА НЕ ПОГУБИЛ СВОЮ КАРЬЕРУ ПО ПРИЧИНЕ СВОЕЙ НЕУЕМНОЙ ЩЕДРОСТИ.

История эта произошла на моих глазах в 1987 году. Это время было зарей второй русской демократии. Рассказ мой кажется мне историчным в какой-то степени – надеюсь, вы не примете мои слова за преувеличение.

Начну я просто, но со вкусом, в традициях нашей литературы. Итак,

...в нашем полку развлечения были редки. Жизнь русского солдата известна и непритязательна. А командир наш, рожден был он хватом или нет, но о чистоте казарм заботился рьяно, и в один прекрасный, по его собственному мнению, день, приказал закрыть курилки и запретил курение в летнее время на всей территории части, кроме полкового сортира.

Примерно в то же время прибыл к нам для прохождения службы молодой замполит, старший лейтенант Певченко, и был определен в третью роту второго батальона, то есть к нам.

Телевизора мы не смотрели – разве что в обязательном порядке, "Служу Советскому Союзу!" по воскресеньям, а эта передача не менялась никогда до своего конца. Новости в газетах выглядели более чем удивительно. Свежий человек, воочию видевший перемены в большом городе, был занятной диковиной. Тем более – замполит. Человек, призванный олицетворять.

Старший лейтенант Певченко олицетворял. И олицетворял он происходящее отчасти в силу того, что перемены эти там, откуда он прибыл, носили более ощутимый характер, отчасти потому, что хотел того сам. Как и всякий неглупый человек, находящийся на руководящей должности, он стремился в разумных пределах сократить дистанцию между собой и своими подчиненными, но по молодости и из-за отсутствия опыта частенько терял ощущение разумности этих пределов. Однако, понимая значение своевременного сбора точной информации о психологическом климате во вверенном ему коллективе, он верно выбрал ряд приоритетных направлений, последовал в одном из них – и пришел в солдатский полковой сортир.

Там к нему приставали с лукавыми расспросами, безбожно расстреливали у бедняги половину сигарет, но он мудро счел это необходимостью, и с готовностью пошел на эту жертву. Щедрость-то едва его и не погубила.

Как уже подчеркивал Председатель в своем докладе, соединение в одном помещении двух важнейших элементов быта привело к появлению культурного феномена, значение которого невозможно приуменьшить.

В специфических условиях армейской жизни сортир превратился в центр умственной деятельности, культуры, а так же связи – как локального масштаба, так и с окружающим миром.

Только здесь мог солдат, воспользовавшись относительным покоем, прочесть несколько страниц из книги или газетную статью. Тут же читались и письма из дома. Вы умилились бы, увидев длинный ряд сидящих орлами солдатиков, с ремнями на коленях, держащих перед собою листки из свежевскрытых конвертов, и со светлыми лицами внимающих строчкам, написанным их любимыми мамами, сестренками и невестами.

Но не все письма приносят радость. И великая мудрость военного уклада жизни, как вы сейчас поймете, спасает от стрессов защитников отечества.

Какова реакция человека на плохую новость? Повышение давления, учащение пульса, затрудненное дыхание...И если вы прочитаете, скажем, в клубе или библиотеке, "Милый, прости, но я же не знала, что его встречу... Я устала ждать... Ты встретишь кого-нибудь лучше меня...", бесхитростная эта солдатская драма запросто могла бы обернуться трагедией. А вот если вы приступите к чтению в сортире, предварительно спустив брюки и приняв соответствующую позу, организм ваш, устроенный мудро, немедленно сбросит давление простейшим способом – РАЗ! – и с соматической стороной стресса вы уже справились! А с психологической можно разобраться тут же, использовав подручное средство... Что вы смеетесь? Каждый представляет себе подручное средство в меру своих пристрастий! Вот вы и выдали себя, а между тем имелось в виду то самое письмо. Нужно его КАК СЛЕДУЕТ СМЯТЬ И ИСПОЛЬЗОВАТЬ ПО НАЗНАЧЕНИЮ. Вот так. Если этого недостаточно, необходимо победно прокричать: А НАСРАТЬ ! И все! А то сколько было бы инфарктов, инсультов и прочего...Тем более, что народ нынче уже не так здоров, как во времена былые.

Кроме того, возникло в нашем сортире такое уникальное явление, как настенный обмен информацией. Например, в углу на стене при помощи авторучки и химического карандаша ведется такой диалог:

У нас в Астрахани уже весна... А тут тебе что, осень? У нас уже купаться можно... Купаться – е...ться! У нас во Владике трава уже два метра высотой!

Или вот такой образчик деловой переписки:

У кого есть левый стартер? Меняю на зиловский скат . Зайди к Дизелю из автовзвода. Оба завтра ко мне. П/п-к Городников

А в интересующий нас момент настала развязка событий, отраженных на стене в такой многосторонней конференции:

А мне вчера Ленка из Колодяги дала! Приглашай на Гутен-морген! А у помощников смерти пеницелин на калии. Хер присядешь! Мудак!

Случилось страшное. После визита к Ленке из Колодяги рядовой Апостолов, не почувствовав тревоги, распространил свое обаяние на сорокалетнюю продавщицу из солдатского "чайника" Таньку, и вместе с обаянием – злой-презлой ленкин триппер, продавщица не прошла профосмотра, ее уволили, чайник оказался закрыт и пятьсот пар жаждущих легких остались без сигарет.

Стена сортира украсилась грозным дацзыбао:

ПОРИЦУХА АПЕЗДАЛУ ! СУКА, ПИДОРАС, КОЗЕЛ!!!

Пониже расположились выраженные письменно авторитетные мнения и просто крики отчаяния:

Дрочил бы лучше, слоняра! Поссым на него! Кури бамбук, вешайся! Поц!

И далее в таком же духе... Когда старший лейтенант Певченко вошел в помещение, там бурлило вовсю общественное возмущение, грозившее перерасти в товарищеский суд Линча – Апостол предусмотрительно в сортире не показывался вплоть до отправки в госпиталь, и кое-кто уже всерьез собирался его проводить до машины, весело приговаривая "А ему все равно в госпиталь!"

Сидевшие рядком на "огневой позиции" играли в "пепелок". Последний на всех чинарик безнадежно догорал. Завидев Певуна, лукавые подхалимы тут же восторженно его приветствовали:

– О! Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! У вас сигаретки не найдется?

– Найдется, найдется! – рейтинг солдатского уважения подскочил, как у Апостола на Таньку.

– Что, накрылся чайник? Вот поделом Апостолову... Мало того, что на непроверенные дырки лезем, товарищи солдаты. Весь полк в говно посадили, товарищи. Командиру в дивизии досталось крепко. Санчасти, доктору – за отсутствие наглядной агитации. Профилактика у нас на плохом уровне – это теперь все дивизионные звонить будут. Скандал в благородном семействе!

Полпачки "Экспресса" разлетелось за тридцать секунд, а рядом толпилось еще несколько страждущих.

Замполит тем временем продолжал, спустив штаны и усевшись над отверстием, вести разъяснительную работу.

– А самое неприятное, что из всего этого выстраивается, так это что вечер отдыха в подшефном нашем ПТУ похоже накрылся. По медицинским показателям. Кто ж теперь пойдет на такой риск...

В углу застонал комсомольский секретарь. Он был призван на службу со студенческой скамьи, военный уклад не принимал ни единой клеткой , и весь его шаткий авторитет в роте держался исключительно на подобных мероприятиях. Отмена вечера грозила нарядами, уборкой территории, потерей освобождения от ряда занятий и главное – конфликтом с товарищами, а уж повод бы недоброжелатели, имеющиеся у каждого обладателя привилегий, нашли в пять минут.

– У, сука....– реагировал коллектив.

– А бивни бы ему повыдергать! ,– душевно помечтал кто-то невидимый в толпе...

– Ну вот, товарищи солдаты! Нам только еще самосуда не хватало в полку! Неправильно ведете мысль .В ложном направлении. Есть мнение, что полк мог бы не только не потерять очки, но и набрать их в этой ситуации, верно и своевременно оценив поступок Апостолова и приняв соответствующие профилактические меры!

– А каким образом? ,– оживился на своем очке комсомольский секретарь.

– А вот каким: нужно нам провести батальонное, а лучше полковое , открытое комсомольское собрание, пригласить партактив...

– И выгнать из комсомола на...!

– Ой, товарищи солдаты! Все уже решили, и приговор вынесли... А побороться за товарища? Строго наказать, заставить прочувствовать, осознать... Это одно дело, но ведь не бросать же на произвол! А если после этого он из караула двинет с автоматом в самоход к своей крале? С личным оружием? А?!

– Так он ведь и так оторвется еще, будь здоров!

– В госпитале отдыхает, падло! – не утихал народный гнев.

– А нет ли у вас еще покурить, товарищ старший лейтенант!

– Есть! Конечно есть. Знаю ведь... Такое дело... Замполит я или нет? Профессия обязывает. Взял сегодня лишних пару пачек.

И , продолжая витийствовать, старший лейтенант Певченко, сияя отеческим добродушием, вызывавшим у стариков стойкое желание остаться сиротами, полез в задний карман штанов, спрятавшийся теперь где-то между бедром и голенью, и выудил оттуда еще одну пачку "Экспресса". Раздав дары, не переставая высказывать свои соображения по поводу сложившейся напряженной ситуации, замполит сунул пачку, похудевшую на две трети, на прежнее место, поерзал пальцами, чтобы карман расправился, и вдруг оторопел, оборвавшись на полуслове.

– А еще можно было бы провести в каждом подразделении лекции о венерических заболеваниях, доложить потом в дивизию, а то и в округ, выйти с полезной инициативой... Блядь!

Замполит побелел, и все услышали характерные для экстренного сброса организмом давления звуки. Но, вопреки ожиданиям, старший лейтенант не проявил характерных для момента эмоций, никакого облегчения на его лице не отразилось, напротив, он стал еще бледнее и взгляд его замерцал в полумраке сортира легким безумием, сменившемся вдруг меланхолией. Затем он вскочил и отрыгнул в пространство хриплым шепотом единственное, роковое слово :

– ПАРТБИЛЕТ...

С неописуемой скоростью он вскочил, наскоро подтерся услужливо поданной кем-то из подхалимов "Красной Звездой" и, натянув штаны, робко заглянул в отверстие.

На кишащей опарышами поверхности выгребной ямы лежала утраченная драгоценность в красном переплете. По профилю оттиснутого на корочке Ленина медленно ползла желтая капелька, напоминавшая слезу.

Утрата партбилета чудовищна сама по себе. Для политработника этот поступок, пожалуй, страшнее, чем быть уличенным в гомосексуализме. Гомосексуализм надо еще доказать, а партбилет – или он есть, или нет его.

В данном случае уже утрата партбилета была не так чудовищна, как самый характер утраты. Вернее, место. Вернее... Короче, это был конец карьеры, и впереди ждали только семнадцать лет в дерьме и позоре...

– ДЕРЖИТЕ ЗА НОГИ!

Четверо подхалимов, на сей раз с ленцой, едва сдерживая снисходительное выражение на хитрых рожах, не выпуская из зубов холявных сигарет, взяли старлея за сапоги и диагоналевые брюки и погрузили головой в "коричневый глаз". Фуражка, неосторожно оставленная на голове, упала вслед за партбилетом и оживила бурый ландшафт, чрезвычайно активизировав многочисленных червячков. Этикетка с надписью "Ладога" вызвала у присутствовавших питерцев глухое раздражение.

– Ниже! -командовал лейтенант. Голос его звучал из глубин раскатисто и властно, хотя и несколько глуховато. – Еще ниже! Сантиметров двадцать!

Двое подлипал покинули свои посты, поскольку места, за которые они держали своего офицера, уже скрылись в антимирах. Оставшиеся двое изрядно потели, один поперхнулся табачным дымом и зловеще закашлялся.

– Тащите, есть! – весело проорал замполит . Его голос прорывался наружу из двух отверстий, расположенных по бокам от места погружения, создавая подобие стереоэффекта. Интонация торжества вдруг сменилась на визгливый тенор :

– Ребята, вы что! Держите крепче!

– Не можем, товарищ старший лейтенант. Сапог снимается!

– Держать! Я приказываю!

– Он лезет! Мы держим, а он лезет!

– Кто, еб твою мать?!

– Сапог лезет!

Тут второму держащему вдруг весьма некстати открылся во всей полноте необычайный комизм события. Первая волна смеха никак не отразилась на его лице, вторая выползла наружу широкой, счастливой улыбкой, третья сотрясла его всего до основания и нашла резонанс в трех десятках молодых , тренированных строевым пением глоток.

Вам никогда не представить себе, как можно командовать людьми, вися вниз головой над небольшим озером фекалий, задыхаясь от вони, держа в руках фуражку и партбилет, чувствуя , как слезает с ноги сапог, и при этом теряется последняя ниточка связи с наружным миром, а что будет, когда она оборвется, видно, стоит лишь посмотреть перед собою... И это будет не просто падение в дерьмо, ВЕЛИКОЕ ПАДЕНИЕ ТУДА НА ВСЮ ЖИЗНЬ. Почему-то вспомнился кадет Биглер из романа Ярослава Гашека.

Но наш замполит не зря получил дополнительную звездочку на погоны раньше времени. Сориентировавшись, он быстро сообразил, что угрозы уже неуместны, и заорал во всю глотку:

– Трое суток увольнения, водка и бабы за мой счет!

Как в собственную судьбу вцепились двое спасителей чести и жизни замполита в безнадежно мягчающие с носков сапоги. Одному из них наконец-то удалось уцепиться за диагоналевую брючину под коленом у замполита , и через несколько секунд тот стоял на дощатом полу изнеможденный и счастливый...

Все присутствовавшие постарались к этому моменту исчезнуть, а те, кто никак не мог, делали безуспешные попытки придать лицам нейтральное выражение. Подлинным актером проявил себя комсомольский секретарь, изобразивший некое подобие сочувствия.

А Певченко еще не верил в свое спасение и только теперь, ощутив себя в безопасности, но еще не придя в себя, сделал то, что может оценить по достоинству лишь бывавший в такой ситуации человек, ежели есть на белом свете таковой.

Певченко поднес заветную книжечку с портретом Ильича к губам и поцеловал с чувством, как боевое знамя полка, пробитое по случаю настоящей пулей на учениях "ЩИТ".

Ленин на корочке уже после поцелуя не плакал , и, наверное, простил его.

А в увольнение никто так и не сходил. Ну оно и понятно – но солдаты народ вообще понимающий. Да и сигареты у зампола в процессе поднимания сперли. Как чувствовали, что напарит. Зато и молодым потом было что рассказать. Что там молодым – на всю жизнь калюха!

Далее в протоколе отражены несколько высказываний, не имеющих отношения к сути рассказа, но выразивших претензии аудитории к стилю рассказчика. Наиболее полно отражает их высказывание О .С.Самородова:

– Блин, столько солдатских диалогов и всего три мата! Да в жизни не поверю. Неестественная у тебя прямая речь. Соцреализм какой-то !

Председатель предупредил члена Клуба Самородова О.С. о недопустимости употребления непристойных выражений в стенах клуба. Возникло некоторое непонимание, и лишь когда председатель указал, что имелось в виду слово соцреализм, недоразумение было улажено.

Одобрив рассказ, председатель похвалил рассказчика за историзм, но отметил, что все-таки выступавший несколько отклонился от темы, и несмотря на полезную информацию о различных подвидах сортирной субкультуры, не наполнил материала философской мыслью, что могло бы значительно повысить ценность поведанного.

Слова попросил член клуба А.Н. "Господин Буш" Наделяев. Председатель требует объявить название рассказа и предоставляет слово члену клуба Наделяеву А.Н.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОТЕЧЕСТВЕННАЯ НАУКА ПОТЕРЯЛА ПЕРСПЕКТИВНЕЙШЕГО ФИЗИКА ЯДЕРЩИКА ИЗ-ЗА ЕГО ЛЕГКОМЫСЛЕННОЙ СКЛОННОСТИ К ИНДИВИДУАЛИЗМУ.

Есть под Москвой такой город, Долгопрудный. И там есть какой-то институт, типа "почтовый ящик", где сидят физики-ядерщики. Я раньше думал, что они все очкарики чокнутые, и весьма удивился, когда увидел несколько этих физиков внатуре. У них там, оказывается, не только физика , там и со спортом все в порядке, будь– будь, и у них самая крутая команда по академической гребле.

И было в этой команде два крепких кента, корешились еще со школы, и в институт, и в аспирантуру, и в "ящик" вместе – ну кенты. Один был загребной – два ноль два роста, сто пять вес, штаны пятьдесят, плечи пятьдесят восьмой, ну – геракл конкретный.

А второй был рулевым на ихней этой десятке-распашонке, и росту полтора на табуретке и в плечах горелая спичка, ехан штраус! А весил аж сорок с лишним, наверное. Мухачом, боксером наилегчайшим в институте был. Чемпионом. Их таких всего было два, и другой вообще за шваброй прятался. Но он так, по жизни, наглый был, и в физике своей волок. Но с таким кентом будешь наглым.

Ядерщики, у них своя жизнь вообще. Придумал бомбу – ленинская премия. Тачка тебе, хата как надо, блядей прямо из мюзикхолла привозят. Придумал какую-нибудь херню – звонишь лично Горбатому – и назавтра получаешь в кассе бабки. Но тратить их только там ,в "ящике". Но там и лавка – я вам скажу! Хочешь – какой-нибудь "Гулаг" читай, хочешь – порнуху с картинками. Ты только вовремя изобрети чего, подсуетись – и порядок.

Я вот сам хочу по науке пойти – открыть какого-нибудь неизвестного микроба. За это башляют – пиздец! Но в ящике сидеть не надо зато!

Председатель напоминает рассказчику тему заседания и ряд требований регламента.

– Ставь всем по банану и трещи хоть до завтра! А так – придерживайтесь темы!

Докладчик извиняется и продолжает.

Только во одном они как все люди. И тут ни хера не поделаешь. В колхоз их возят все равно. И этот институт тоже возят. Логика тут простая. Их особый колхоз обеспечивает. И туда тоже левых людей не закинешь. Так что будь ты хоть Бойль и Мариотт, а милости просим в поле!

И как-то в сентябре они поехали. Сначала едет бригада квартирьеров получать простыни, матрасы, койки собрать, ну – то-с°... Вот и эти два друга поехали.

Все получили-раскидали, проверили столовку, отопление, сушилки – и сортир. А сортир хитрый. Он в этом месте как бы был предусмотрен, но канализация там уже года три как рога воткнула, и построили им банальный сельский планетарий, но с изюминкой: коробку саму поставили на канаву, и просто две доски-двухдюймовки настелили – садись и верзай. Но в дверце окошко со стеклом прохерачили , не пожалели, а внутри лампочку повесили, ученые все-таки, надо же им где-то читать.

Лампочку эту загребной повесил – у него такая мания была – верзать с книжечкой. Дома у него, говорят, не сортир был – библиотека. Прямо полки висели – тут, тут и тут!

Приехали назавтра остальные ядерщики. Сходили в поле, картофанчик в машинку покидали, похрюкали радикулитами. А вечером – ясное дело, даром что ядерщики, тоже ведь люди – забухали по-черному. Стаканами виски без содовой!

Ну а тот, который загребной – тот им и заявляет со всей своей двухметровой высоты положения, что он пить не желает, у него мысль пошла, мол. Ну, мужики остальные ему, понятно , говорят, пошла – так гони е° на хер, не место и не время сейчас мысли размышлять, дело стоит, виски киснет, а он им с этаким понтом выдает, что он плевать на их виски хотел и будет сегодня обдумывать одно дело, а как обдумает, сразу огребет бабки и проставу всем сделает. Ну и отманались они от него.

А кент его, боксер-мухач , рулевой-вниз-головой, сел со всеми за столик, и давай жрать е°, проклятую, почем зря со всеми на равных, стаканами. Ну и сообразно своего веса первым и дошел до кондиции.

Стало ему херово. И пошел он харч скинуть, а человек-то интилигентный, блин, во дворе ему никак не блюется, и поперся он через двор в сортир, поскользнулся там на мокрой доске и звезданулся в канаву, в ту самую. И там угрелся, и уснул.

Мужики-ядерщики тем временем нажрались и стали анекдоты травить, петь блатные песни там, в очко на щелбаны играть – ну сами знаете, колхозные все эти дела. Ну и задолбало это все загребного мыслителя в корягу. Набил он трубочку "РОНСОН" кайфовый из ихнего ящичного магазина табачком "Амфора", взял с собой еще табаку, "Литературную Газету" и важно так продефилировал в сортир мимо всех, вы мол, тут все пьяные свиньи, а я трезвый, как Дартаньян.

Присел он на досочку, включив свет, раскурил трубочку, развернул газету на последней странице, затяжечку сделал, расслабился. Ну и приступил к делу, зачем пришел.

А тот внизу лежит себе, спит, а сквозь сон свой пьяный, забыдуху дремучую, чувствует, как ему на голову что-то валится. А так как ему уже все чувства, кроме осязания, отказали, так он и запустил вверх руку и схватил в кулак первый ему попавшийся отвисающий предмет.

Мужики как раз вылезли на крылечко покурить. И видят такое дело – сначала из окошка в дверях сортира вылетает стекло. Затем там появляется голова бородатая, этого загребного. А потом дверка с петель на хер, и бежит по чистому полю мудила со спущенными штанами, с трубкой в зубах, с дверью на шее и, размахивая "Литературной Газетой", орет что-то страшное сквозь зубы. Скрылся он бедный в кустах, и оттуда завыл.

А из сортира в это время появляется второй, идет к мужикам, и не может врубиться, чего они от него рассыпаются. Коррида...

Бедолага тот, мухач, отстирывался потом полдня и одеколон весь извел. Ну и бухал, ясное дело. А вот загребной таракана в голову поймал. Как припрет его посрать, идет в лес, там местечко выберет, ощупает, и только там и верзает, с комфортом, с трубкой, с газетой – а с мужиками ни капли, да еще и нос воротит.

Решили они над ним пошутить. Мозги-то у него математические, вот и сказалось на нем. Он как в лес уйдет, так следующую кучку ровно в метре от прежнего места откладывает.

Ну мужики подкараулили, спрятались за куст, и когда он в очередной раз пристроился, сунули ему снеговую лопату под жопу.

Он все проделал, подтерся, а мужики лопату и убрали. Тот поворачивается посмотреть, что у него вышло, а ничего и нет. Тут мужики думают, дай Бог ноги, убьет ведь!А он вместо нормальной реакции – в рыло заехать – садится под елочку, плачет, и, внатуре, маму зовет.

В дурке его потом врачи и санитары уговаривали – присядьте, посмотрите, какой чистый, удобный, уютный унитаз, совершенно безопасный, вот я сам сажусь на него без всякого страха! А вот санитар садится! А вот и профессор приобщается!

А загребной ни в какую. Не срал неделю. Потом природа свое взяла. Как высадило у него запор, так и крыша на место встала. Он к себе в институт пришел – и встретил там в курилке своего друга. Мухача того. Ну...

Мухачу он полгода носил в больницу апельсины и кефир. И даже доставал дефицитное тогда мумие. Но в институт он больше не ходил никогда. Стал в Долгопрудном тренером по академической гребле.

Председатель высказывается о рассказе в положительном тоне, отмечая, однако, несколько вольную трактовку быта и жизни физиков-ядерщиков, но приветствуя его общий философский смысл. Обсуждение носит противоречивый характер, и Председатель своей волей прекращает его (заткнитесь, господа!) , после чего слова просит О. С. Самородов, до этого активно выступавший в прениях. Председатель требует объявить название рассказа и предоставляет слово члену Клуба О.С."Пегасу" Самородову.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК НЕЗАСЛУЖЕННО ПОСТРАДАЛ ГЕРОЙ ЗАПОЛЯРНЫХ СТРОЕК.

На Крайнем Севере строителей тогда было много. Есть внутри русского народа свой особый этнос – строители. Они впитали в себя азиатское кочевое и европейское оседлое начала в самой извилистой форме. Строители, что уже из самого слова ясно, строят. Дома, заводы, электростанции и нефтепроводы. Железные и автомобильные дороги. Аэропорты и космодромы. Но при этом после себя оставляют они все вышеуказанное – и абсолютно выжженную землю. Как монголо-татарское иго. Кто его знает, почему так происходит. На земле, по которой прошел строитель, сто лет не растет ничего, кроме бурьяна. На Крайнем Севере – ничего кроме ягеля. Клюквы вы там, где ступила строительская нога, в жизни не увидите, а олень, который сожрет этот ягель сдуру, больше месяца потом не протянет – точно вам говорю.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю