Текст книги "Гималайский зигзаг. Святой остров. Оскал Анубиса"

Автор книги: Андрей Чернецов

Соавторы: Виктор Бурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава шестая
Чем заняться в Сринагаре

Как ни странно, самолет не упал. Выровнявшись буквально метрах в ста от земли, заслуженная машина вновь стала набирать высоту – нехотя, подрагивая и сотрясаясь, но все-таки стала. Ом Пракаш Гангули в съехавших набок наушниках что-то бормотал себе под нос, то ли прося помощи у Небес, то ли просто сквернословя, а Миша тихонько лежал, боясь задеть еще какой-нибудь важный рычаг или тумблер.

То ли молитва ли помогла, то ли ругань отпугнула злых духов индийского неба, но до аэропорта Сринагара они долетели без приключений. Самолет, оставляя за собой масляный след, по рулежным дорожкам заехал в местный отстойник, такой же, как в Дели. Гурфинкель, чувствуя себя кругом виноватым, поспешил рассчитаться с пилотом, злобно косившимся на него из-под черных бровей, помог вынуть из самолета дядюшку Говинду и в сопровождении своих спутников, мирно проспавших весь полет, направился искать такси.

С этим оказалось сложнее. Наконец сумрачного вида бородач согласился подвезти их на рынок на древнем полугрузовом «додже». Разместившись кое-как в кузове, компания помахала напоследок дядюшке Говинде, который тщетно пытался уговорить какого-то паренька уложить в грузовой мотороллер все его узлы и тюки, и, трясясь на ухабах, покатила в отель.

Сринагар оказался городом не очень маленьким – но и не особо большим. Короткая рекогносцировка на местности быстро позволила выяснить, что Бетси МакДугал, опередившая их больше чем на сутки, собиралась выехать, если уже не сделала это, в Каргил. Новость заставила лишь пожать плечами. Что ж, Каргил, так Каргил. Вот только следовало запастись продуктами.

…Рынок буквально кишел людьми. Прокладывая себе путь среди торгующих и покупающих (для чего в авангард поставили Покровского-Бумбу), маленький отряд проследовал к продуктовым рядам, где их ожидал страшный и неожиданный удар – ничего мясного они там не обнаружили.

– Их что, совсем не кушать мяса? – в ужасе вопросил Перси.

– Кажется, так, – вздохнул Миша.

– Ужасно. Целая страна вегетарианцев. Моя терпеть ненавидеть вегетарианцев!

– Bespredel! – согласно прогудел Бумба.

После часа настойчивых поисков, им удалось в одной лавчонке приобрести несколько банок консервированного рагу из овощей, на вопрос же о мясных консервах пузатый торговец показал грязным пальцем на соседний ряд:

– Вот стоит уважаемый господин Акшай, спросите у него. Он когда-то продавал продовольствие альпинистам, возможно, что-то осталось.

Уважаемый господин Акшай несколько напоминал Раджива Ганди в лучшие времена. На вопрос Гурфинкеля о том, не осталось ли случайно кой-чего с кое-чем, торговец затянулся тонкой черной сигаретой и расплылся в улыбке:

– Конечно! Сагибы попали именно, куда нужно. Конечно, у меня есть прекрасные китайские консервы, целый ящик! Он стоит у меня на складе, и я готов вам их принести…

Обрадованный Миша послал с Акшаем Покровского, каковой и вернулся спустя четверть часа с большой картонной коробкой под мышкой. Честно вернув сдачу, он прогудел:

– Недорого взял индус! Nishtyak!

– Мяса! Мяса! – проскандировал Перси.

– Теперь нам надо ехать в этот… как его… – Миша постучал себя пальцем по лбу. – Караул? Курган?

– Каргил?

– А ты откуда знаешь? – воззрился на Бумбу удивленный Гурфинкель.

Громила пожал плечами:

– Так, читал где-то или слышал. Или это, blin… Навеяло. А что, правильно?

– Боже ж мой! Ты, Андрюша, у нас прямо какой-то Нострадамус! Как ни странно, правильно. Каргил… Вот туда нам и нужно. И нельзя отставать от девчонки, голову даю, она таки уже спешит туда!

– А как наша найдет дорогу? – поинтересовался Перси. – Моя не знает, где находится эта Каргила, и никто из ваша тоже не знает. Так? А тут, моя слышала, опасно. Наша поедет, наша туда не попадет, наша не туда попадет, а там наша хватают, вязяют и съедают!

– Ну, положим, они тут вегетарианцы, – задумался Гурфинкель. – Но твоя правильно сказала…

– Твоя дразнится? Да? – обиделся Мочалка Перси.

– Да не дразнится моя… Тьфу, не дразнюсь я! Боже ж мой, Перси, тебя пять минут послушаешь и забудешь даже молитву «Шма Израэль»! А проводник нам и вправду нужен. В конце концов, деньги у нас есть, а за деньги индиец даже корову съест. Видали? Мы даже мясо нашли. Да, кстати, что там за консервы?

Отогнув край картонной крышки, он извлек из ящика банку с серой бумажной этикеткой, на которой красовалась розовая свинья. Надпись корявом английском языке вещала:

«Вкусная мяса. Вкусен подарок для путешественник в его дорога. Приготовлять не надо. Состав: мяса свин, перец, сол, лавровий листок. Совать в огнь и греть сколько желаешь. Приятно кушать! Фабрика Чжоу До, Ухань».

С сомнением подбросив банку в руке, Миша вздохнул:

– Перси, это не ты у них там слоганы сочиняешь? Да-а… Очень надеюсь, что я таки ошибаюсь, и это можно есть… В любом случае иного нам не достать, разве что человечины… А куда делся этот господин Акшай?

Тут же выяснилось, что уважаемый господин Акшай по счастью никуда не делся – стоял за прилавком и беседовал с весьма же приличным господином. На просьбу найти проводника он откликнулся с явным энтузиазмом, попросил почтенных господ подождать несколько минут и действительно очень скоро вернулся в сопровождении дряхлого старичка с клюкой. Старичок добрыми гноящимися глазками смотрел вокруг и улыбался.

– Прошу знакомиться, наш лучший проводник, – гордо произнес уважаемый господин Акшай, хлопая старичка по плечу, отчего тот слегка присел. – Водит научные экспедиции с двадцать третьего года.

– С тысяча восемьсот двадцать третьего? – ужаснулся Гурфинкель.

– Мумия какая-то, – вздохнул Мочалка Перси. – Она совсем из ума ушла. Наша ее нести придется.

– Hren stariy! – согласно кивнул Бумба.

– Или вы шутите? Это действительно хороший проводник? – решил внести ясность Миша.

Уважаемый господин Акшай прижал руки к груди:

– Разве я могу обманывать гостей нашего славного города? Да пусть господа спросят первого встречного, знает ли он, кто таков Сурхат Барджатия!

С этими словами уважаемый господин Акшай ухватил какого-то пробегавшего оборванца с кувшином и грозно вопросил его:

– Ты знаешь, кто таков Сурхат Барджатия?!

– Знаю, знаю! – мерзко хихикнул оборванец и, будучи отпущен, поспешил исчезнуть. Уважаемый господин Акшай победоносно посмотрел на европейцев и снова похлопал старичка по плечу.

– Значит, это вы – Сурхат Барджатия? – Гурфинкель почесал свой длинный нос и покосился на местную знаменитость. Старичок радостно закивал. Миша задумался – и надолго. Будучи сам изрядным жуликом, он прекрасно понимал, что их дурят, причем основательно. Иное дело, что и в данном случае, как и в вопросе с консервами, выбор невелик. Кто знает, кого им подсунут в следующий раз? К тому же старикан выглядел достаточно бодро, других проводников вокруг не наблюдалось, а господин Акшай производил впечатление человека пусть и не шибко чистого на руку, но по местным меркам вполне приличного.

– Сколько? – вздохнул Миша. Акшай назвал сумму, они поторговались, чтобы сделать друг другу приятное, сошлись на трети от первоначально запрошенного плюс харчи проводнику, на чем и раскланялись. Славный ветеран Сурхат Барджатия похромал вслед за ними, все так же добренько таращась вокруг.

– Это сколько же ему лет? – задумался Покровский.

– Ну, если он еще в двадцать третьем году куда-то кого-то водил… – Гурфинкель наморщил лоб. – Значит, никак не меньше восьмидесяти. Но это если в девятьсот двадцать третьем. А вот ежели не девятьсот, а восемьсот… Или даже семьсот…

Перси хмыкнул и покосился на невозмутимого старичка:

– Моя такую знает! В Новом Орлеане жила глупая нигера по имени Абрахам Джексон, а кличка ей была Соус, так она в восемьдесят семь женилась на девке из стрип-бара и имела ее по три раза на дню.

– Этому иметь никого не надо, достаточно только привести нас, куда нужно. Индийцы куда крепче, чем выглядят, это я в книжке читал, – решительно заявил Миша. Наклонившись к уху старичка, он повысил голос:

– Вы можете отвести нас прямо сейчас в Каргил?

– Я слышать. Зачем кричать? Погода будет хороший. – с достоинством ответствовал старичок.

– Иисус на осле, она еще и глухая, – опечалился Мочалка Перси. Подняв свою котомку, он взвалил ее на плечо, покачал нечесаной головой. – Если наша дойдет когда-нибудь до Каргилы, моя ставить всем наша выпивку.

– Если только она там есть, эта выпивка, – мрачно произнес Покровский и, чуть подумав, добавил:

– Vlipli, blin!

Как ни странно, значительную часть пути они преспокойно, без всяких происшествий, проехали на самом обычном рейсовом автобусе. Начало понравилось. Никому в глубине души не хотелось брести сквозь джунгли, карабкаться в гору или биться насмерть с разъяренными аборигенами. Наряженный, словно рождественская елка, автобус катил по разбитой дороге, окруженной живописными и такими безопасными, ежели глядеть на них издали, зарослями. Покровский, Миша и господин Барджатия поместились на продавленном сиденье, а Перси висел на поручне, зажатый между двумя толстухами в сари. В салоне до одури пахло пряностями, потом и бензином, к тому же в воздухе висела пыль, так и норовившая попасть в легкие.

– А моя-то, глупая, думала, худшее в жизни – это гарлемская автобуса, – громким шепотом причитал Перси. По его черному лицу катились крупные капли пота, а над головой непрерывно болтали толстухи.

– Держись, держись! – прогудел Бумба. – А как ваши в Африке на деревьях целыми неделями висят?

Старичок-проводник дремал, Миша же от нечего делать смотрел в окно на буйную тропическую зелень. В кронах деревьев мелькали обезьяны, в воздухе парили птицы, подлетавшие порой к самым стеклам автобуса. Но идиллия быстро кончилась. Два бронетранспортера на обочине, окруженными солдатами, напомнили путешественникам о суровой реальности.

– А что тут за война? Kogo mochat? – поинтересовался любознательный Покровский. Миша хотел ответить честно: «А фиг его знает этих азиатов!», но тут Сурхат Барджатия, не открывая глаз, заговорил:

– Сейчас только старожилы помнят то время, когда ничто не нарушало патриархальный мир «счастливой долины». Война пришла в Кашмир в 1947 году. При разделе бывшей жемчужины британской короны кашмирский правитель Хари Сингх решил, что его вотчина должна войти в состав Индийского Союза. Однако в события вмешался Пакистан, который задался целью освободить от индийского владычества кашмирцев-мусульман…

Все изумленно переглянулись. Мало того, что все глаголы на этот раз оказались на нужных местах. Слова! Можно подумать, что перед ними сидел как минимум журналист-международнык, зачем-то решивший разыграть честную компанию.

– …Войска Индии отбросили вторгшиеся в Кашмирскую долину из Пакистана воинственные племена, которые Исламабад использовал в качестве своего рода иностранного легиона единоверцев. Операция «Гибралтар», проводившаяся уже регулярными частями Пакистана, также не увенчалась успехом. Пакистанцы отступили за линию контроля, которая и поныне является не официальной демаркированной границей, а лишь признанным обеими сторонами пограничным рубежом между индийскими и пакистанскими районами Кашмира…

– Даешь, старикан! – не выдержал Гурфинкель. Сурхат Барджатия даже не двинул бровью.

– …Новая полномасштабная война вокруг Кашмира вспыхнула в 1965 году. Исламабад пошел на мир с Индией лишь тогда, когда ее войска находились в нескольких километрах от Лахора. Шесть лет спустя началась новая война, приведшая к отделению от Исламской Республики Пакистан Восточного Пакистана, который после освобождения стал суверенным государством Бангладеш…

– Академика! – не выдержал в свою очередь и Мочалка Перси.

– …Между тем Кашмир так и остался потенциальным источником раздора и главной причиной откровенной враждебности между двумя азиатскими державами. Индия считает штат Джамму и Кашмир неотъемлемой частью своей территории, а Пакистан утверждает, что индийские войска, незаконно оккупировавшие Кашмир, терроризируя его мусульманское население. Сегодня «горячая» война завершилась. Однако вялотекущая пограничная война может продлиться еще долгие годы. Ведь «синдром приобретенного кашмиродефицита» поразил многих жителей Пакистана…

Компания вновь переглянулась. Дивные дела творятся в мире! Грязный автобус на проселочной дороге в сердце Индии, дряхлый, выживший из ума старик… А ведь рассказано было на отличнейшем английском!

Миша Гурфинкель, наконец, не выдержал:

– Это что еще такое? А ну-ка, господин Барджатия, или как вас там на самом деле? Объясните свою лекцию! Или вы слегка решили устроить нам здесь цирк?

– Ухи слышать, голова помнить, – старичок нехотя открыл глаза. – Один господин читать по радио вслух, я слышать. Я хорошая память, очень хорошая, хотя уже старый совсем.

– Чего это он? – непонимающе сунулся Покровский. Миша покачал головой:

– Боже ж мой, а моя бедная бабушка говорила, что все чудеса кончились еще на Синае! Да он же феномен, ребята! Идеальная слуховая память – запоминает все, что слышит, почти автоматически. Когда-то услышал по радио какой-то комментарий, и вот тебе лекция о положении в Кашмире. Сам, наверное, половины не понимает… Ну, Гиннес какой-то, честное слово! А если у него и визуальная память такая же, то нам и в самом деле крупно повезло с проводником.

С этими словами Гурфинкель потряс вновь задремавшего господина Барджатия, поинтересовавшись:

– А видеть? Видеть хорошо запоминать?

– Запоминать хорошо, – согласно закивал старичок. Подумал и добавил:

– Видеть плохо. Совсем нехорошо видеть. Никак!

– Когда вернемся, куплю старикану очки, – пообещал добрая душа Покровский. – Или сниму с кого, если подойдут…

…Дождь начался неожиданно, словно в небе разорвался огромный пузырь с водой. Тяжелые теплые струи ударили по листьям деревьев, по брошенному на обочине кузову малолитражки и, само собой, по головам путешественников. Уехавший своим путем автобус, успевший было изрядно надоесть, сразу же показался почти что домом родным. Все бросились под прикрытие леса, только старичок проводник невозмутимо открыл зонтик, извлеченный из глубин длинного одеяния. И почти тут же ударил гром.

Дорога на глаза превращалась из вполне пристойной и утрамбованной в глиняное липкое безобразие. Перси, выглядевший в своих промокших и обвисших дредах особенно жалким, посетовал:

– Ну вот… Дождь… А если еще война случится? Моя думала, в Индии хорошо и спокойно. Факиры, девушки с точечками на лбу. А если на наша их нападать станет?

– Будем стрелять, – пожал плечами Миша. – А чего еще?

– Стрелять, – повторил Барджатия, показав небольшой пистолет.

– А старикана-то опытная гангстера! – восхитился Мочалка, Гурфинкель же ничуть не удивился:

– Или ты не слышал? Война! Его можно понять – подрабатывать проводником в такой, извините, райской местности… Я бы огнемет с собой таскал! Ладно, не раскисайте, нам-то воевать не придется. То есть я надеюсь…

– Vot pulya proletela – i aga! – неожиданно проревел Бумба.

– Прекрати! – поморщился Миша. – Луи Армстронг нашелся! Нас трое здоровых лбов да еще с оружием, чего бояться? Пусть эта дурочка МакДугал о себе позаботится!

Между тем дождь усилился. По дороге бежал мутный желтый ручей, небо раздирали стрелы молний, в воздухе пахло озоном.

– Это может быть надолго, – заметил Покровский. Старик согласно покивал.

– И что твоя говорила? – недовольно вопросил Перси, выжимая мокрые волосы.

– Это значит, что нужно идти, – вздохнул Миша.

– Наша не идти, наша плыть, – буркнул Перси, но храбро вылез под потоки дождя первым.

Гром ударил совсем рядом. И словно в ответ из-за ближайших деревьев хлестнула пулеметная очередь…

Глава седьмая
Сринагарские войны

Проблемы начались сразу по прибытии в Сринагар. И немалые.

Во-первых, у Енски-старшего от недоброкачественного виски случилось послабление желудка. Профессор зеленел, синел, хватался за живот, едва стоял на ногах. Акаш, который с пониманием отнесся к проблеме своего клиента, таскал его сначала по местным привокзальным туалетам, а потом по немногочисленным аптекам. Пользоваться общественными туалетами Енски-старший отказался наотрез сразу же после первого посещения оных. Гор даже не стал заглядывать внутрь, увидел, как отец вошел в покосившееся здание, стоящее неподалеку от платформы, сам, а вышел уже не без помощи Акаша, посиневший и задыхающийся.

Во-вторых, на путешественников набросились орды комаров и прочих кровососущих тварей, у которых явно намечался то ли карнавал с банкетом, то ли сходка профсоюзных лидеров. Звенящие тучи налетали на растерявшихся иностранцев и, упившись крови, удовлетворено отступали, чтоб через несколько минут вернуться вновь. Странное дело, всех остальных кровососы облетали стороной, как явно несъедобных. Местное население смотрело на это безобразие с полнейшей невозмутимостью, тайну которой Гор понял, только когда вездесущий Акаш сбегал к каким-то очередным «своим друзьям» и за весьма немалую сумму приволок то, что назвал средством от комаров.

– От комаров? – недоверчиво поинтересовался Гор, нюхая подозрительный бутылек. Пахло так, что целая дивизия морской пехоты, вдохнув этот аромат, немедленно стала бы небоеспособной.

– Хорошее средство, ай, какой хорошее… Не нюхай его, молодой сагиб, втирай.

Енски-младшему представились клочья кожи и мяса, отпадающие от тела, обнажая белые кости. Но Акаш сам показал пример, смело размазывая по телу пахучую и липкую смесь. Гор, решив, что хуже не будет, последовал его примеру и, о чудо, крылатые пираты сразу же оставили его в покое, переключившись на беззащитного Енски-старшего.

Совместными усилиями Гор и Акаш тут же намазали профессора, которому от острого запаха смеси сделалось совсем дурно.

Пока Енски-старший отлеживался под каким-то кустом, Гор снова начал пытать проводника на предмет состава удивительного средства от насекомых.

– О-о-о, это средство! – начал Акаш, глядя почему-то в небо. – Это великое снадобье добывают с большим трудом, потому и стоит оно не дешево. Конечно, производители держат состав в секрете. Мы можем только догадываться о том, в каких пропорциях смешивались ингредиенты.

Индиец хитро посмотрел на молодого человека.

– Ну и? – Гора было не легко купить на такую высокоумную речь. – Я ж у тебя не пропорции спрашиваю. Я интересуюсь именно ингредиентами. Там что иприт? Зарин? Синильная кислота?

Акаш помялся, а потом неохотно выдавил:

– Ну зачем же сразу иприт, молодой сагиб? Слоновья моча, всего лишь слоновья моча… И некоторые, особые выделения священных коров, настоянные на специальных травах, растущих только в этом регионе. Обезьяний…

– Стой! – Гор вытянул руку перед собой. – Уже понял. Больше не надо. Скажи только, этим мажутся все?

– Конечно! – радостно воскликнул Акаш, добавил тише: – Если у них нет денег на более дорогостоящее импортное средство…

Гор закрыл глаза, подумал.

– Дорогостоящее?

– Да-да! – радостно подхватил проводник. – И если молодой сагиб не пожалеет денег ради спасения отца…

Енски-младший открыл глаза, вновь подумал – и его крепкий кулак легко коснулся скулы индийца.

Акаш брякнулся на землю, словно жаба.

– Встать, скотина! – вежливо попросил Гор. Индиец безуспешно попытался сделать вид, что уже умер, но как только молодой человек слегка приподнял ногу, тут же вскочил.

…Теперь удар пришелся прямо в печень.

– В следующий раз зубы пересчитаю, – тихо, без всякого выражения проговорил Гор. – По одному, но больно.

Акаш встряхнулся и, как ни в чем не бывало, закивал.

– Понял, понял!..

– Ну что там? – простонал Енски-старший откуда-то снизу. – Что там? Мы идем? Или я могу еще немного полежать?

– Нам лучше идти, отец… – вздохнул молодой человек. – Акаш найдет нам очень недорогую гостиницу с кондиционером и чистыми простынями, там вы сможете полежать.

– Конечно! Конечно! – затараторил Акаш. – Гостиницу! Кондиционер! Лежать на земле нельзя, господин! Ай, как нельзя!

Вскоре семейство Енски было погружено в такси, которое с жутковатыми завываниями тронулось с места.

Профессор, откинувшись на заднем сидении, застонал и обратился к сыну:

– Что это так воет?

– Машина, отец. Генераторный ремень, вероятно.

– О-о-о…

«Плох совсем, – подумал Гор. – Где бы это он такую дрянь подцепил? Хотя нет худа без добра, может быть он оставит свои дурацкие планы относительно Бетси. А если ему не станет лучше – сообщу в посольство, пусть высылают вертолет и батальон десантников…»

Эта мысль почему-то сразу улучшила настроение. Странно, Енски-младший всю жизнь считал себя чрезвычайно миролюбивым человеком.

Неприятности на этом, к сожалению, не кончились. Они добрались до маленькой гостиницы, где действительно имелся кондиционер, вероятно единственный в городе. Выскочивший им навстречу хозяин долго цокал языком, видя бедственное положение профессора, качал головой, сокрушался, даже слегка всплакнул – а потом заломил такую цену за ночь, что худо стало даже Акашу.

Они долго орали, что-то на непонятном европейцам языке, Акаш размахивал руками, хозяин гостиницы тоже. Гор с тоской вспомнил, что азиаты не могут не поторговаться – ментальность такая. Он был не против чужих обычаев, но не в такую же минуту! Между тем профессор, выйдя из забытья, попытался вмешаться, заявив, что с деньгами затруднений нет. Но оба, проводник и хозяин гостиницы, рявкнули на Енски-старшего, дабы не мешал – и с еще большей энергией продолжили торг. Акаш показывал на профессора, воздевал руки к небу, взывая к богам, которые готовы уже прибрать к себе столь великого ученого, как Алекс Енски. А потому драть с него такие бешеные деньги за последнюю ночь на этой бренной земле – просто богохульство!

Хозяин плакал над бедственным положением профессора, тем не менее считая, что тот уже все равно отправляется в царство мертвых, где деньги не в почете. Акаш падал на колени, посыпал голову мусором с давно неметенного пола, указывая на Гора и, вероятно, объясняя жестокосердному торгашу, что тот своей жадностью отправляет молодого господина просить милостыню.

Этот спектакль на непонятном европейцам языке продолжался чрезвычайно долго. Енски-старший уже сполз с кресла, держась за живот, постепенно синея, Акаш охрип, но хозяин гостиницы не сдавался. Вопреки этике торга, он отказывался снизить цену. Кажется, на пути Традиции стала Жадность.

Гору, наконец, это надоело. Он был готов терпеть экзотику, но в разумных пределах. Сейчас же это касалось отца. Заставлять его так страдать из-за скаредности какого-то торгаша-туземца…

– Акаш, дайте я…

– Ай, молодой сагиб, – махнул рукой тот, – вы не умеете, ай не умеете…

– Еще как умею! А ну-ка отвали, – оборвал его молодой человек. Проводник опешил, но послушно отступил куда-то в угол.

Гор повернулся к хозяину гостиницы:

– Ну ты, обезьяна индийская! Какая последняя цена?

Тот назвал цену – по здешним местам неимоверную.

– Мы – британцы, – вздохнул Енски-младший. – Мой прадед на твоем прадеде верхом ездил. Хочешь напомню, как это делается, представитель древнего великого народа?

Цена тут же уменьшилась наполовину.

Гор пожал плечами:

– Ты что, обезьяна драная, английский забыл? Сейчас будет вспоминать! Значит, буква «а»…

И молодой человек неторопливо поднял кулак.

В глазах держателя гостиницы появилось смутное понимание, но, все еще упорствуя, он снова назвал прежнюю цену.

Гор врезал наглецу в ухо. Индиец бухнулся на пол, вскочил и погрузился в раздумье, а затем заявил, что согласен на половину. Молодой человек вновь поднял кулак, но раздумал и, подойдя к стойке, взял в руку старинную лампу с зеленым абажуром, приподнял, выдернул вилку из розетки…

…Понимание в глазах хозяина крепло. Гор, пожалев антикварную вещицу, просто поднял ее над головой наглого индийца – и предложил треть от запрошенного.

Глаза индийца вспыхнули, из горла донесся глухой рык. Кажется, лампа была ему дорога – дороже собственного черепа. Но Ее Величество Жадность все еще стояла за плечами…

– Сынок, не пачкайся! – неожиданно подал голос профессор. – Мы уходим!

Угроза была довольно призрачной, но Енски-старший держался молодцом. Приступ прошел, и привычное упрямство взяло верх. Такое проявление мужества в обессилившем иностранце окончательно доконало хозяина – и они с Гором ударили по рукам.

Енски-младший почти нес отца в номер, сопровождаемый восхищенными взглядами, которые бросал на него Акаш.

– Ай, молодой сагиб… Ай, молодой сагиб… – тихо бормотал себе под нос проводник. Потом он осторожно взял Гора за локоть и, приблизив губы к самому уху «молодого сагиба», прошептал:

– Не вините его. Хозяин этого паскудного сарая не должен пускать сюда иностранцев. Тут это не принято, штат на военном положении. Вот он и решил получить за риск, жадный, такой жадный человек! Я потом поговорю с ним, чтобы он не обратился к властям. На этот счет можете не беспокоиться, Акаш умеет обращаться с несговорчивыми людьми.

Гор многозначительно хмыкнул.

– Я тоже.

Молодой человек, довольный результатами своих переговоров, твердо решил в ближайшее же время объясниться с отцом, дабы тот, наконец, бросил дурить. Но из этого благого намерения ничего не вышло. Когда Енски-старший несколько пришел в себя, то снова превратился в одержимого фанатика, которым стал, после получения злополучного письма.

Профессор направил Акаша к его неведомым «друзьям», чтобы те выяснили, где остановилась «эта великая грешница и предательница идеалов Науки Элизабет МакДугал». Индиец умчался, оставив Гора и его отца в состоянии мрачной задумчивости. О чем рассуждал почтенный профессор, догадаться было сложно, а вот Енски-младший уже в который раз крыл себя последними словами за то, что вовремя не остановил своего обезумевшего родителя. «Друзья» этого проходимца Акаша наверняка ничем не лучше его самого. Они найдут Элизабет и… И что?

– …«Дерби»? – в устах Алекса Енски название гостиницы прозвучало омерзительным ругательством. – «Дерби»! Хорошо еще, что не «Рулетка»! Ничего удивительного, что эта мерзавка остановилась именно в такой гостинице. Трубы Иерихонские! Название говорит само за себя…

– Это плавучая гостиница, сагиб, – вставил Акаш, с блаженным видом поглощая коктейль зеленого цвета, в котором интимно позвякивали кубики льда. От содержимого стакана ощутимо попахивало «джином». Гор знал, что это был настоящий «джин», а не местный суррогат. Профессор, большой любитель и знаток этого напитка, привез с собой одну бутылку – на большее таможня добра не дала.

– Совершенно плавучая. Старая баржа, сагиб. Старая-старая, но еще плавает.

– Старая баржа… – покачал головой Енски-старший и повернулся к Гору: – А ведь эта твоя… хм-м… подружка имеет очень благородные корни… И вот, до чего можно докатиться! Жить в таком притоне…

Молодой человек промолчал.

– Шефодня ше фешером… Тьфу!

Кажется, с челюстью профессора вновь вышла неувязка.

– Сегодня же вечером прищучу эту мерзавку! – справившись, наконец, с протезом, Енски-старший грозно хлопнул по столу кулаком. К несчастью под руку подвернулась забытая Акашем соломинка с декоративным, коктейльным зонтиком, и профессор поранил руку.

– Погибель Израилева!

Гор уныло откинулся в кресле. Ветерок из кондиционера приятно холодил его грудь. Организм с трудом акклиматизировался в непривычных условиях. Наступило обезвоживание, молодого человека слегка знобило. Гор не без некоторой зависти вспомнил, что отец в молодые годы месяцами пропадал в песчаном аду, раскапывая Тель-Амарну и Долину Царей. Да, не быть ему, Енски-младшему, археологом!

Ночь, медленно опускающаяся на реку, скрывала многое – в том числе и здоровенный синяк под глазом у хозяина гостиницы, в которой поселилось семейство Енски. Удивительно, но на смуглой коже индийца синяк не только не скрадывался, а, наоборот, выделялся и даже слегка светился в темноте. Вокруг еле слышно шептались камыши.

…Методы, которыми Акаш «убеждал» несговорчивых людей, были невероятно просты и мало отличались от тех, к которым прибег вышедший из терпения Енски-младший. Хозяин гостиницы, звавшийся Митхун, как известный в Индии и за ее пределами киноартист Митхун Чакраборти, после увещевания сперва со стороны Гора, а затем и Акаша, стал большим другом семьи Енски. Правда, теперь он чуток шепелявил, вероятно, из-за чудесным образом пропавшего переднего зуба, и слегка кривился, когда ему приходилось мигать. Зато характер заметно улучшился, и даже Ее Величество Жадность временно отступила куда-то в ночную мглу.

Митхун мгновенно приходил в восторг того, что бы профессор, а заодно и его верный друг Акаш, ни придумали бы.

«Навредить какой-то иностранке? Кажется, еще и инглизке, да проклянет их всех Аллах! Да с удовольствием! Только скажите которой именно. Эти иностранки!.. Как?! Еще и пустить на дно эту лоханку Ришата? Всегда готов! Ждал, можно сказать, этого часа всю свою жизнь! Кстати, когда сагибы соизволят съехать? Что? Ужасно, ужасно жаль, что так быстро!..»

Кажется, Жадность вновь выглянула из мглы. Перспектива избавиться от столь могучего конкурента, как господин Ришат, заставила Митхуга временно забыть даже о методах, которыми его сделали лучшим другом семьи Енски.

Впрочем, этого задора хватило недолго, и теперь, спустя пару часов, Митхун, став мрачным и молчаливым, что-то сосредоточенно сопел себе под нос в сумерках и зло косился на Акаша.

…Гор, Енски-старший и вся их маленькая армия, в лице Акаша, Митхуна и нескольких наемных сорвиголов, притаилась в зарослях, щедром кормя звенящих от восторга насекомых. Никакие хитрые иноземные притирки на комарье не действовали, а мазаться слоновьей мочой странные иностранцы наотрез отказались. Теперь из кустов слышались хлопанья и тихая ругань.

Енски-младший вначале категорически отказывался идти в этот пиратский набег, но в последний момент согласился, опасаясь оставить отца одного среди полудюжины весьма подозрительных типов.

– Когда они уснут? – между тем шепотом поинтересовался профессор.

– Скоро, сагиб, скоро, – так же тихо ответил проводник. – Очень скоро они уснут, Акаш об этом позаботился, уж поверьте, ай как позаботился.

– Надеюсь ничего противозаконного? – не особо уверенно решил уточнить Алекс Енски.

– Ну что вы? Ай, как обижают такие слова Акаша, ай как обижают… Акаш – честный индиец!

При этих словах слышавший их разговор Митхун что-то презрительно фыркнул после чего цыкнул выбитым зубом. Акаш замолчал и посмотрел на хозяина гостиницы, как кровного врага.

– Ну, скоро уже? – прошептал на местном диалекте один из наемных сорвиголов. – Холодно!..

– Потерпишь! – зло прошипел в ответ Акаш. – Тебя на всю ночь наняли!

– Что он сказал? – спросил Енски, местного диалекта не понимавший.

– Сказал, что хочет начать работу. Не любит стоять без дела… – проводник подозрительно поглядел на вновь фыркнувшего Митхуна.