Текст книги "Гималайский зигзаг. Святой остров. Оскал Анубиса"

Автор книги: Андрей Чернецов

Соавторы: Виктор Бурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

– Я подумал, что перед ужином вам не помешает освежиться, – заявил он, вкатывая в комнату передвижной столик, на котором красовались целый восточный базар – тропические плоды, сладости, пара кувшинов с прохладительными напитками. Бетси только моргнула от удивления.

– Спасибо… А вы знаете, господин, Ришат, я, по-моему, нашла проводника. Господин Амода оказался родом как раз из тех мест, куда я собираюсь отправиться. Он там пасет скот. Как, кстати, наши дела с полицией?

Хозяин довольно ухмыльнулся.

– Все в руке Аллаха, великого и милосердного, мэм! Ну, и немного еще в наших руках. Когда эти руки рассыпают щедроты на ковер жадности… Разрешение получено. А лучшего проводника, чем ваш новый друг, вам здесь вряд ли удастся сыскать!

Последние слова прозвучали неожиданно твердо, и Бетси вновь удивилась. Между тем хозяин вежливо поклонился поочередно Элизабет и ее гостю. Признаться, девушку несколько смутили столь быстрые и необъяснимые перемены в отношениях господина Ришата к молодому пастуху. Впрочем, Индия таинственная страна, здесь постоянно приходится чему-либо удивляться.

Восток!

– Прошу отведать угощения. Мой повар старался специально для таких дорогих и уважаемых гостей. Вот это должно определенно прийтись вам по вкусу, господин!

Он протянул Амоде блюдо с какими-то медовыми сладостями.

«Вам» да еще и «господин», – машинально отметила Бетси уважительное обращение, а вслух поинтересовалась:

– А что это?

– О, это модака!

«Модака? – поразилась девушка. – Странно, опять эта модака, как тогда, в Лондоне. Позвольте, но ведь модаку едят шиваиты, а не мусульмане!»

Еще одна загадка?

…Кстати, о загадках! Если господин Ришат столь добр и отзывчив, то не продаст ли он своей дорогой гостье пистолет?

Глава четвертая
Безумный полет

– И больше никакой самодеятельности, господа! – выдохнул Юсупов, отпивая глоток чая. – Ни-ка-кой!

Они сидели на открытой террасе большого белого дома, принадлежащего Ивану Алексеевичу Бацевичу, потомку весьма эксцентричного русского купца, перебравшегося в Дели еще в конце прошлого века и занимавшегося поставками кофе и чая. Дело пошло, а когда после 1917-го возвращаться стало некуда, семья Бацевича-предка прочно обосновалась в Индии, благополучно прожив под горячим южным солнцем весь двадцатый век. Сам Иван Алексеевич, в здешних местах, конечно, Джон Алекс, дородный мужчина пятидесяти трех лет, чем-то похожий на Черчилля, ныне владел несколькими магазинами в Дели и пригородах. Юсупов познакомился с ним в Лондоне несколько лет назад, и Бацевич любезно пригласил Феликса навестить его, если подвернется случай.

Вот случай и подвернулся. Правда, Юсупов побаивался, что хозяин дома не обрадуется при виде столь странной компании, но Бацевич, очевидно, придерживался принципа «Друг моего друга – мой друг». Места хватило для всех, да и вели себя спутники Юсупова прилично. Разве что Покровский-Бумба, сытно перекусив, все время порывался спеть. Эти потуги Феликс-Третий сходу пресекал, решив, что с него вполне хватит и господина Сипягина.

Сейчас они пили чай с ароматными сладкими хлебцами, усевшись вокруг круглого плетеного стола. Бацевич только что отбыл куда-то по своим коммерческим делам, извинившись и пообещав вернуться часа через полтора. Влажный теплый воздух отнюдь не способствовал физической активности, и даже неугомонный Перси поутих.

– Но что вы имеете в виду под самодеятельностью, босс? – как ни в чем не бывало поинтересовался Миша.

– Твою дурацкую выходку с чемоданом девки в аэропорту! Нужно хотя бы предупреждать меня!

– Да чтоб я так жил! Просто хотелось… – начал было Гурфинкель, но Юсупов был непреклонен, как его дедушка, добивавший Распутина резиновой дубинкой:

– Хватит! Мне все равно, что ты хотел! Идея с самого начала была глупой, равно как и маскарад! Интересно, как ты выкрутился в полиции?

– Сбежал… – виновато дернул длинным носом Миша. – А чего делать-то было? Когда они меня вели, я притворился, что потерял сознание. «Бобби», то есть… Ну, не знаю, кто они тут, в общем положили меня на асфальт, а я вскочил и убежал.

– Так просто? – недоверчиво поднял брови Юсупов.

– Ну да. Я вообще удивляюсь, как тут у них в Индии всех еще не обокрали. На улицах толпы народу, машины, коровы… Стянул чего, и беги, сроду не догонят.

– Зато если догонят, дадут хорошенько, – наставительно прогудел Покровский. – Вон у них полиция с палками какими! Прочувствовал, fraer?

– С палками – это точно – согласился Миша, почесывая поясницу. – Как есть прочувствовал, чтоб они все так жили каждый день!

– Только бьют они по-разному, – хмыкнул Юсупов. – Тебе еще повезло. Индийцы обыкновенно бьют по пяткам, по ногам. Запросто могут сломать кости стопы или повредить сухожилие, жалуйся потом…

– Да ладно вам, что уж теперь… Я таки убежал, девчонка ничего не сообразила, мало ли тут оборванцев! – примирительно заявил Гурфинкель. – Примочки поставлю – и всего делов.

– Ладно. Эту тему сняли. Бетси отбыла в Сринагар, и вам бы нужно поторопиться вслед за ней. Я останусь здесь, – Юсупов отметил, что при этих словах все облегченно вздохнули, – но буду периодически выходить на связь. Заканчивайте чаепитие и чтобы сегодня уже летели в направлении Кашмира!

– А ужина? – обиженно спросил молчавший все это время Перси. – Ужина кушать?

– В самолете, мой друг, в самолете. – брезгливо перебил его Феликс Третий.

– Как скажете, сэр – гулко вздохнул Покровский-Бумба. – А все-таки спеть надо. Душа просит! Эх!..

«Стой!» – хотел крикнуть Юсупов, но не успел. Бумба расправил грудь, гулко выдохнул:

 
– Dojdik kaplet na rylo
I na dulo nagana…
 

Феликс Третий вспомнил рассказы деда о балах в Зимнем Дворце, о концертах Плевицкой, на которое тому доводилось бывать – и ему стало совсем кисло.

Все оказалось не так уж просто. Звонок в аэропорт принес грустную весть – пилоты внутренних линий неожиданно начали забастовку.

– Если дело такое срочное, я вам советую поговорить с кем-нибудь из пилотов-частников, – добродушно посоветовал чиновник из аэропорта. – Они могут согласиться, особенно если им хорошо заплатить. Более того, я знаю одного такого пилота, его зовут Ом Пракаш Гангули. Приезжайте прямо сейчас в аэропорт, я вас встречу и отведу прямо к самолету.

Юсупов передал все инструкции Мише и выделил ему не слишком большую, но приличную по индийским меркам сумму на дорожные расходы.

– Еще раз напоминаю, – вздохнул он, – никаких жертв, никакой пальбы и вообще забудьте про европейские штучки! У нас иная цель. И не сорите деньгами!

– Да чем же тут сорить, боже ж ты мой? – потряс пачкой Миша. – А что мы будем, извините, кушать?

Феликс чуть не застонал.

– Не помрете! Припасы купите в Сринагаре, время не ждет. Быстро хватайте свои пожитки и вперед, на такси!

Как и уговаривались, на вызов прибыл их старый знакомец – поклонник Шварценеггера. По пути он поинтересовался, куда собираются господа.

– В Кашмир, – буркнул Миша, прикидывая, какую часть выделенной Юсуповым суммы ему удастся безболезненно припрятать.

– Ой, это плохая идея. В Кашмире плохо, – опечалился таксист. – В Кашмире война.

– Что ж делать?

– Я надеюсь, сагибов не убьют, – с некоторым сомнением проговорил индиец и включил радио, откуда вместо привычной уже восточной мелодии грянул траурный марш.

Миша икнул, а Бумба, ведомый, вероятно, генетической памятью, сотворил крест.

Застревая в пробках, они добрались в аэропорт минут через сорок. Водитель долго махал им вслед рукой, то ли радуясь чаевым, то ли прощаясь навеки. Оглянувшись, Мочалка Перси заметил:

– Черномазая правду говорила. Моя слыхала я по ящику, что в этом Кашмире и впрямь война. Бух-бух!

– «Черномазая»? А сам ты, снегурочка, что ли? – огрызнулся Гурфинкель. – И вообще, не трави душу!

– Моя ничего. Моя не черномазая, а афроамерикана. А моя дядя защищала Гренаду! Она лично знал Мориса Бишопа! – хвастливо заявил Перси, но его слова не произвели должного эффекта, ибо спутники не знали кто такой Бишоп и имели довольно смутное представление о том, где находится Гренада.

Услужливый чиновник из аэропорта, имени которого не запомнил даже полиглот-Гурфинкель, оказался длиннющим и тощим, как жердь, человеком с гитлеровскими усиками. Он радушно встретил клиентов и, поминутно оглядываясь по сторонам, повел их какими-то черными ходами на летное поле.

Самолет стоял на его задворках, если только у летного поля таковые имеются. Сюда стаскивали местный хлам – какие-то продырявленные крылья, покосившийся набок вертолет с уныло повисшими винтами… Машина, на которой троице предстояло лететь в Сринагар, мало чем отличалась от всего этого авиационного мусора – маскировочного цвета, с потрескавшимся плексигласом кабины, с лысыми шасси. Стойки были едва ли не перевязаны тряпочками, а вместо пары иллюминаторов виднелись куски фанеры.

– Бо-о-оже, – протянул Покровский. – Nakrylis`!

– Видела бы это моя мама, – только и вздохнул Миша.

То, что изрек Мочалка Перси, заставило оглянуться всех остальных, включая индийца, который неожиданно густо покраснел и закашлялся.

– Напрасно вы так. Это неплохой самолет, – без особой уверенности заметил он.

– Это вообще не самолет, чтоб я так жил! – взорвался Миша. – Это несколько тонн ржавого железа! Он не может летать!

– Он летает, – стоически сказал индиец. – Иногда… А вон и владелец самолета, мистер Ом Пракаш Гангули.

Из-за обломков вертолета вышел, вытирая тряпкой руки, молодой человек в бейсболке.

– О, кажется клиенты? – весело воскликнул он. – Здравствуйте, господа! Полетим?

– Господа хотят лететь в Сринагар, – поведя рукою, подтвердил чиновник с гитлеровскими усиками.

– Господа уже не хотят лететь, – твердо возразил Миша. – Господа таки хотят еще немного пожить на этом прекрасной белом свете.

– А Юсупов? – пробормотал Покровский. – Past` porvet!

Миша поковырял ботинком бетон и махнул рукой:

– Ладно, летим. Ой, моя бедная мама, если бы она только знала!

– Это очень хороший самолет, господа, очень – оживленно рассказывал Ом Пракаш Гангули, помогая затаскивать в салон чемоданы. – Ему всего пятьдесят лет, для самолета это не возраст. Раньше это был военный самолет, а для военных всегда делают все самое лучшее! Вот этот, например, трижды падал, два раза горел. И что же, господа? Почти как новенький!

От пилота шибало дешевым индийским виски, из чего Миша сделал вывод, что тот не слишком религиозен. О том, как это может повлиять на предстоящий полет, Гурфинкель старался не думать. В конце концов, воздух – это не автострада, сталкиваться там особенно не с кем… Хотя были случаи, надо признать.

Наконец они погрузились, чиновник с усиками получил свою мзду и отправился восвояси, а отважный пилот Ом Пракаш Гангули уселся на ступеньку разболтанного трапа и принялся жевать какую-то лепешку, достав ее из кармана рубахи.

– А когда же мы полетим? – недовольно спросил Миша. Остальные маялись поодаль, страдая от жары, и наблюдали, как из правого двигателя на бетон угрожающе капает масло.

– Мы ожидаем дядюшку Говинду. – охотно пояснил индийский ас. – Дядюшка Говинда тоже летит с Сринагар, у него там дела. Видите, как хорошо все получилось?

– А вот там капает масло, это так должно быть?

– Оно всегда капает. Оно же жидкое, – философски вздохнул индиец. – Такая у этого масла карма!

И вновь улыбнулся.

Миша не нашелся, что сказать на эту радостную белозубую улыбку, и отошел к своим.

– Что там еще такое? – спросил Перси, оживленно почесываясь. – У моя сейчас задница расплавится, так тут жарко!

– Да ты же нигер, тебе должно быть привычно, – удивился Покровский.

– Моя не нигер – Перси даже подпрыгнул от возмущения. – Моя уже говорила! Я афроамерикана! Даже афроангличана! Моя – древняя могучая народа!

– Твоя задница от этого белее не стала, baklan! – с убийственной логикой заметил Бумба.

– Расиста! – буркнул Перси. – Куклусклана!

– Он ждет какого-то своего дядюшку, что летит с нами в Сринагар, – поведал между тем Миша. – Черт с ним, подождем еще немного.

Дядюшка Говинда появился, когда небо уже стало затягиваться дымкой – близилась ночь. Племянник бросился к нему навстречу, они принялись обниматься и что-то оживленно обсуждать.

– Вот так дядюшка! – воскликнул Покровский, привстав. – Krut!

– Наша не взлетит, – мрачно сказал Перси, тряся своими дредами. – Посмотрите на эту бочку с жиром!

Дядюшка и впрямь оказался раблезианского типа: улыбающийся толстопуз – нет, целый толстопузище! – дрожащий, как желе, обмотанный невероятным количеством белой ткани с жирными пятнами там и тут – следами недавней трапезы. Килограммов двести он весил определенно, и Миша тут же заинтересовался, как дядюшка собирается проникнуть в самолет через узкую дверцу.

Он не обманулся в ожиданиях – дядюшка застрял. Он торчал в двери и громко охал, вознося жалобы небесам, а племянник и расчувствовавшийся Покровский проталкивали его внутрь. Самолет качался на шатких шасси туда-сюда, дядюшка охал и пыхтел, а вокруг вертелся Перси и мерзко хихикал.

– Однажды я перевозил трех львов! – сообщил Ом Пракаш Гангули между делом. – Это было очень трудно, они рычали, но я все равно привез их в Ахмадабад! А в Сринагар я летаю каждую неделю, я знаю каждое облако на пути!

Тут дядюшка особенно протяжно охнул и оказался внутри.

– Слава Пресвятой Деве Гваделупской, – вздохнул Перси. – Моя думала, она там и умрет.

…В салоне, если так можно было назвать темную и неуютную внутренность самолета, они расположились на жестких металлических сиденьях. Дядюшка раскладывал свои многочисленные узлы где-то позади.

– Сейчас полетим! – заверил Ом Пракаш Гангули, захлопнув дверцу и забравшись на сиденье пилота. – Несколько часов – и мы в Сринагаре. Ом мани!

Он связался с диспетчерской вышкой, о чем-то говорил минуты три, после чего моторы затарахтели, самолет дико затрясся и стал выруливать на взлетную полосу.

– Naverh vy, tovarishi, vse po mestsm! – взревел Покровский. – Posledniy parad nastupaet!

Ко всеобщему удивлению упомянутой Бумбой парад все же не наступил. Чудо техники и вправду оказалось чудом, сумев оторваться от бетонки.

– Моя летала на подобной самолете на Гавайи, когда наша возила героин! – заорал Перси.

– И чем это кончилось? – хмуро поинтересовался Покровский.

– Она упала! Сильно упала, громко упала. Долго горела! Правда, это уже было без моя.

– Лучше бы он упал вместе с тобой, – незлобливо пробормотал Миша. Перси обиделся и отвернулся, чтобы смотреть в окно, но с его стороны были как раз две фанерные заглушки. Тогда он еще более обиделся и принялся что-то бормотать под нос – то ли пел, то ли ругался.

– Ничего, ребята! – Бумба хлопнул широкой ладонью по плечу приунывшего негра. – Долетим! А не долетим, так все одно на небе будем! Ну-ка…

Через миг его громкий голос перекрыл рев мотора:

 
– Eh, po tundre, po jeleznoy doroge,
Gde mchit kur`erskiy «Vorkuta-Leningrad…»
 

Удивительно, но через четверть часа они даже ухитрились уснуть. Вернее, уснули Покровский, Перси и дядюшка Говинда, а Миша беспокойно таращился в непонятную муть за стеклом пилотской кабины.

– Не волнуйтесь, господин, – успокаивающе заметил летчик, заметив Мишину скорбь. – Этот самолет очень хорошо летает. Я много летаю на нем, и мой отец летал на нем…

– И дед? – безнадежно поинтересовался Гурфинкель.

– Нет, мой дед не летал. Мой дед был уважаемым человеком, он даже написал книгу.

– Вот как? О чем же?

– О слонах. – не без гордости сообщил воздушный ас.

– О слонах?

– О слонах. Это очень, я вам скажу, интересная книга.

– Надо полагать… – вздохнул Миша. – Но боже ж мой, и что это мигает, скажите мне пожалуйста?

И Гурфинкель ткнул пальцем в тревожный красный огонек на приборной панели. Индиец посмотрел на него и вздохнул:

– Правый двигатель. Его давно надо было починить, но столько заказов… И потом эта забастовка…

– То есть самолет неисправен? – ужаснулся Миша. – Вы хотите мне сказать?..

– Конечно. Но это хороший самолет. Не волнуйтесь, – с этими словами пилот выкрутил лампочку из гнезда. – Вот, все в порядке, господин.

Но Гурфинкель уже все понял и заметался по тесной кабине.

– Парашют! – завопил он. – У вас есть парашют?!

– У меня нет парашюта, господин. – пожал плечами пилот. – Был, но моей тетушке как раз требовалось пошить новое сари. А у нас такие низкие зарплаты…

Гурфинкель схватил себя за нос и застонал.

– Тогда снижайтесь. Сажайте эту развалину! Мы же разобьемся! Мама, мамочка моя родная, мы же все разобьемся!

Споткнувшись о ногу преспокойно дрыхнувшего Перси, Миша рухнул на какие-то рычаги и рукоятки, забился и принялся судорожно за них цепляться. Индиец в ужасе вскочил, бросился к нему, но самолет уже ложился на крыло…

Глава пятая
И еще один проводник

Нельзя сказать, что путь до аэропорта был особенно захватывающим. Профессор Енски разместился на заднем сидении такси и, свирепо глядя на черную, украшенную заплатами, спинку переднего, рвал бородку – по одному волоску. Эта не особо эстетичная привычка появилась у него во время чтения семестровых, равно как дипломных работ своих студентов. Не то, чтоб они были так безнадежно плохи, попадались и вполне приличные, ничем не хуже, чем труды самого Енски в бытность его студентом, однако с годами профессор стал совершенно нетерпим. Его раздражало все – и явные ошибки, и слишком узкий круг источников, и устаревшая литература, и стиль. Алекс Енски ярился, рычал и даже мечтал надавать увесистых затрещин тем, кого сам же и выучил. Со временем его грезы приобрели совершенно конкретный характер. Профессор живо представлял себе свои руки, захватывающие вихры горе-ученых и треплющие их в разные стороны. Особенно часто в этих мечтаниям объектом жутким мучений становились студентки, как правило высокие, со спортивной фигурой, светлыми волосами, в общем, чем-то похожие на мисс МакДугал. Во время прочтения одной из работ, написанной как нарочно светловолосой худощавой студенткой, Енски вцепился себе в бороду. Несколько раз дернул, взвизгнул от боли – и на душе удивительным образом полегчало.

С тех пор, профессор выдергивал из бороды по одному волоску и разрывал его на несколько частей с такой лютой ненавистью, будто это был его самый кровный враг. Приближаться к нему в такие минуты совершенно не рекомендовалось. Никто, впрочем, и не пытался – кроме него самого и сына в такие минуты в квартире никого не было, а Гор давно уже понял, как надлежит вести себя с отцом.

К сожалению, сегодня, в этот жаркий день, день отъезда в карательный поход, обычная метода не помогала. Алекс с исключительной жестокостью расчленил уже седьмой волосок, но злость не проходила. Алекса Енски раздражало все – и заплаты на сидении, и чалма на голове водителя, и очень не вовремя всплывшая в памяти фотография Бетси МакДугал на обложке журнала «Форчун». Особенно, конечно, последнее…

«…Подумать только! – страдал он. – Бетси МакДугал, эта скользкая гидра, эта недоучившаяся нахалка, считающая себя чуть ли не кинозвездой, собирается вцепиться своими жадными наманикюренными когтями в предмет невероятной научной ценности! В Артефакт! В памятник культуры мирового значения! Конечно же, для нее это всего лишь повод выставить на всеобщее обозрение свои силиконовые достоинства…»

Профессор сглотнул. «Силиконовые достоинства» зловещей мисс МакДугал представились ему во всех подробностях. Неубиенная пока еще привычка к анализу – и самоанализу – тут же подсказала, что оные достоинства стали вспоминаться слишком часто, по всякому поводу – и даже без повода, особенно ночью.

…Прочь волосок! У-у-у-у!

«Но, дьявол их всех раздери, в этот раз ее ждет жестокое разочарование! Гидра! Ехидна! Блудница Вавилонская!..»

Енски выдрал из бороды еще один волосок, восьмой, и зло разорвал его пополам.

– Вот так! Так! И только так!

Последние слова он прокаркал вслух, к счастью не очень громко.

Между тем, такси остановилась перед светофором. На улице, за окнами автомобиля, группа чернокожих парней в джинсовых куртках, с некоторым изумлением рассматривала трех юношей европейской наружности, которые, нацепив умопомрачительные штаны с ширинкой до колена, пытались исполнять уличный реп. Негры сокрушенно качали головами и морщились. «Певцы» старательно делали вид, что не замечают презрительного к ним отношения со стороны основоположников исполняемой ими музыки.

Профессор отвернулся – происходящее его не заинтересовало. А вот Гор Енски вгляделся внимательнее. То, что он увидел, было хорошей иллюстрацией к его размышлениям.

«Так-так… – принялся рассуждать он, – Смешение стилей, эклектика, потеря национальной самоидентификации… Странно, но белая молодежь с невероятным воодушевлением воспринимает все инородное. Интересно почему? Еще можно понять популярность различных восточных эзотерическими учений, йоги, боевых искусств… Но реп, как яркий образец национальной музыки черного населения! Он невозможен на другой почве, сама попытка переноса национальных ритмов одного этноса на другой – смешна, если не преступна, как по отношению к этническим группам, так и к самой музыке…»

Гор вздохнул. Собственные мысли внезапно показались ему необыкновенно занудными, хотя и небесполезными, вполне годившими для статьи, над которой он думал не первую неделю, но так и не начал писать. Сына профессора Енски настолько же мало интересовала археология, насколько его отца – полеты на Марс. Настоящим призванием Енски-младшего, по крайней мере по его собственному убеждению, была социология, но высказывать подобные мысли в присутствии отца Гор не решался. Он боялся не столько за себя, сколько за склонного к излишним волнениям профессора. Тот до сих пор видел сына будущей звездой ориенталистики…

Машина тронулась и мимо Гора промелькнула девушка, стоящая позади чернокожих парней.

«М-да… Фигурка… – Енски-младший вздохнул. – Хотя грудь откровенно силиконовая. С грудью Бетси не сравнить…»

От социологии Гор, сам того не заметив, переключился на «черного археолога» и отцовского врага номер один. Как и Енски-старший, он достаточно часто думал о Элизабет. Но – несколько по-другому.

«Безусловно, мисс МакДугал, перегибает палку со всеми этими путешествиями, с экспедициями, приключениями, – принялся рассуждать он, ерзая по неудобному сидению. – Было бы куда более разумно жить дома, выйти замуж, наконец… Дети, любящий муж… Хм-м, о чем это я?».

Он закрыл глаза, представив себе мисс МакДугал… ну, допустим, выходящей из ванной. Распаренная, дышащая благовониями, глаза весело поблескивают… И тут он, ее муж, чем-то похожий на него, Гора… То есть, не похожий, а… Почему бы и нет, чем он, Гор Енски плох? Да, муж, крепкий мускулистый парень… лишний жирок, конечно, придется согнать, на диете посидеть… Да, крепкий мускулистый парень без лишней капли жира… С новой коронкой на левом верхнем клыке… Гор вздохнул, ибо к стоматологу идти совсем не хотелось, но ради такого… Подходит к ней. Обнимает… Руки сами собой нащупывают пояс халата…

– Посланница Тьмы!..

Гор открыл глаза.

– И блудница!

Профессор Енски, вырвав у себя из бороды очередной волосок, вновь принялся за свое – на этот раз не просто вслух, но и во весь голос.

Водитель такси сочувственно посмотрел на Гора и затормозил.

– Аэропорт, сэр.

Енски-старший вылез из машины, швырнув водителю крупную банкноту:

– Шдаши ше фафо!..

Увы, в который раз пришлось поправлять непослушную челюсть!

– Сдачи не надо!

Побежденная челюсть клацнула. Профессор поскреб пальцами в поредевшей бороде и повернулся к сыну:

– Шевелись! Самолет отправляется через двадцать минут!

– Так куда спешить? – удивился Гор, но Енски-старший так посмотрел на отпрыска, что тот, всерьез испугавшись за отцовское здоровье, поспешил схватиться за чемоданы.

Семейство Енски летело бизнес-классом.

«Мы достаточно богаты, чтобы путешествовать, как эти проклятые „новые русские“, но, дьявол их всех раздери, мы не какие-нибудь снобы! Мы можем быть со своим народом!» – именно так обычно говаривал Енски-старший, когда речь заходила об удобствах.

За окном проплывали облака, и Гор решил побыстрее заснуть, чтобы не слышать бормотание отца, который никак не мог успокоиться и оставить в покое свою бороду. Однако глаза упорно не желали смыкаться.

«И зачем я вошел тогда в его кабинет? – спрашивал себя Гор. – Может быть, если б я тогда не попался ему под руку, он взял бы кого-то другого в эту Индию? С другой стороны, там должны быть и Бетси… Говорят, и дьявол по ошибке иногда свершает добрые дела! Может удастся сойтись поближе. Даже если не сойтись… Лишь бы отец не мешал и не лез со своими авантюрами!»

Наконец, Гор все же заснул, и ему снились все те же бесконечные белые облака, что проплывали за бортом авиалайнера. И только огромная голова его отца периодически портила вид, врываясь в сон с громкими проклятьями непонятно в чей адрес, ибо во сне почтенный профессор ругался исключительно по-древнеегипетски…

– …Я отвезу сагибов в хорошее место, – заверил их таксист-индиец, успевший первым перехватить иностранцев, выходящих из здания аэропорта. – Это настоящая индийская гостиница! Там есть все, что вам нужно.

– Мы не собираемся оставаться тут надолго, нам нужно ехать дальше, – отмахнулся профессор. – Так что речь не идет о большой и дорогой гостинице, уважаемый! Нам нужно место, где мы бы могли провести несколько дней. Нас ждет и торопит Наука!

– О! Сагиб собирается в экспедицию? – водитель старательно выговорил последнее слово.

– Можно сказать и так, – надменно ответствовал Енски.

– О-о-о! – водитель поднял руки над головой, словно вознося хвалу богам, пославшим ему такого замечательного клиента.

В это время машина, вероятно почувствовавшая свободу, начала лихорадочно рыскать по улице в поисках места, куда можно было бы воткнуться. Впереди показался огромный черный радиатор…

– Эй! – заорал Гор. – Руль держи!

Индиец невозмутимо последовал его совету и вернул своенравную машину в родную полосу, как раз за несколько мгновений до столкновения с огромным грузовиком.

– У сагиба очень эмоциональный сын, – заметил водитель, поглядывая на профессора. – Рискну заметить, сагиб, совсем не похожий на своего отца.

Енски, сам едва удержавшийся от крика, поправил воротничок рубашки.

– Да… – профессору пришлось прокашляться, чтобы голос перестал дрожать. – Он весь в мать…

…При этом ему не пришло в голову спросить у водителя такси, откуда тот знает, что Гор его сын. Кажется, привычка к анализу на время покинула Енски-старшего.

– Сагиб не пожалеет, что обратился к Акашу. Я устрою все в наилучшем виде для сагиба. И совсем недорого. Ай, совсем-совсем недорого! Акаш знает, что делает! – водитель многозначительно посмотрел на профессора. – Можете на меня положиться. Все будет так, как захочет сагиб.

Во время его речи машина все больше замедляла ход и почти остановилась.

– Ну что ж… – пробурчал в бороду Енски-старший. – Раз ты так настаиваешь… Вперед!

Профессор, почувствав внезапную поддержку со сторону местного населения и изрядно взбодрившись, вытянул руку и картинным жестом указал куда-то в россыпь торговых лотков, мешанину моторикш и автомобилей.

– Как прикажет сагиб! – радостно воскликнул Акаш и утопил педаль газа почти до упора.

«Господи, почему я не остался дома?!» – растерянно подумал Гор.

…Гостиница не блистала особенной чистотой, и достоинствами были только относительно невысокая цена номера, кондиционеры и, как выразился хозяин, до черноты смуглый, сикх: «В общем-то чистая вода, ее даже можно пить, господин. Иногда…»

Глядя на улыбку, сопроводившую это оптимистическое заявление, семейство Енски поняло, что пить то, что течет из-под крана, можно только после многократной термической и химической обработки. А лучше – вообще не пить.

Гор был бы не прочь направиться в дорогой, но куда более приличный отель, но отец посмотрел на него весьма сурово и осведомился не имелось ли в его роду миллионеров. После этого все разговоры были закончены.

– …Не так уж плохо, я так считаю… – рассуждал Енски-старший, рассматривая маленький номер на двоих. – Не так уж и плохо. Помнится, в Каире…

Он хлопнул себя по шее, раздавив нечто мелкое и кровососущее.

– По крайней мере, чтобы провести тут одну-две ночи… Все-таки мы в экспедиции, а не прогулке, к чему нам излишества? И этот Акаш оказался весьма приличным малым.

– Только дорогим, – прокомментировал Гор. – Столько взять за дорогу! За такие деньги мы бы доехали до Сринагара…

– Он помог нам с вещами. И потом, ты же слышал, Акаш сказал, что все гостиницы сейчас забиты, в городе какой-то религиозный праздник. Услуги проводника чего-то стоят, сынок. Все-таки я провел в экспедициях лучшие годы своей жизни…

– Так он уже наш проводник? – поразился Енски-младший.

– Да! Я договорился с ним и дал задаток. Считаю, что нам повезло, – подтвердил профессор. – Это, как мне кажется, действительно честный человек, а не какой-нибудь проходимец. Ты лучше бы разбирался в людях, если бы не думал все время об этой… этой грудастой Астарте. Или ты считаешь я ничего не замечаю?

Гор понял, что дальнейшие дискуссии не приведут ни к чему хорошему. Вспомнив бегающие глазки «славного малого» Акаша он дал себе слово не оставлять его без присмотра… В конце концов, если этот Вергилий заведет их вместо Сринагара куда-нибудь в Тегеран – беда невелика. Узявлять и сокрушать «грудастую Астарту» Енски-младший совсем не рвался. Лишь бы отец не начудил сверх меры…

– …Какая нехорошая женщина, сагиб! Ай, какая нехорошая женщина…, – Акаш сокрушенно качал головой, цокал языком и едва ли не плакал. – Не удивительно, что такая женщина до сих пор не замужем. Кому нужна такая особа, растерявшая все достоинство и так низко опустившаяся…

Профессор Енски был доволен реакцией своего нового сотрудника. Повинуясь неудержимому душевному порыву, он поспешил рассказать Акашу обо всей гнусности и беспринципной подлости Бетси МакДугал, с которой им придется вести смертельную борьбу, причем совершенно неожиданно добавил от себя несколько ярких деталей интимного характера. Гор, пытавшийся этому помешать, был немедленно изгнан из номера.

– И такая женщина хочет осквернить своим присутствием нашу замечательную страну да еще и совершить святотатство! Как низко пала эта дщерь человеческая!..

Алекс Енски, несмотря на боевой угар, все же слегка опешил, услышав это далеко не индийское словосочетание из уст таксиста. Но тот ничуть не смутился и сурово сдвинул брови.

– И такой уважаемый человек, как вы, приехал в нашу страну с целью остановить негодяйку?

Енски покивал.

– Как достойно! Как достойно! – индиец снова принялся цокать языком и качать головой на сей раз в явном восхищении. Профессор невольно возгордился.

– Так вы поможете мне?