Текст книги "Обреченный рыцарь"

Автор книги: Андрей Чернецов

Соавторы: Владимир Лещенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Что еще бросилось в глаза профессиональным воинам, так это немереное количество вооруженной до зубов охраны. Она стояла везде: у порога дворца, на лестницах, по коридорам, у окон и дверей. Пока поднимались к княжим апартаментам, Гавейн насчитал что‑то около полусотни ратников, которые звались gridni.

Кого же или чего остерегался Велимир?

В gridnice, бывшей преддверием в личные покои государя, им пришлось обождать. Как пояснил один из стражников, экипированный богаче иных, что выдавало в нем воинское начальство, князь был занят.

Пока суд да дело, осмотрелись.

Стены гридницы буквально ломились от развешенного на них оружия. Щиты, мечи, копья, шлемы, свезенные сюда со всех концов Геба. Настоящий музей! Иные экземпляры средств лишения человеческой жизни рыцарям довелось увидеть впервые в жизни.

– Наш батюшка любит зброю, – пояснил Вострец. – Вот иноземные послы и везут ему во множестве дары от своих владык.

Между тем дверь, ведущая в апартаменты, отворилась, выпустив человека среднего роста, гордого, надменного, с широким лбом и пронзительным взглядом. Худощавое лицо его еще больше удлиняла остроконечная бородка, над которой закручивались усы. По виду ему было лет за сорок, и в волосах и бородке уже мелькала седина. Одет он был в шелковый балахон фиолетового цвета, что выдавало в нем лицо духовное и притом высокого сана. Тяжелый золотой крест на груди указывал, к какой именно религии принадлежал мужчина. В руках он сжимал несколько пергаментных свитков.

Ифигениус, отчего‑то сразу догадались приезжие. И не ошиблись.

– Кого на сей раз к царю‑батюшке притащил, охальник? – задребезжал противный голос, при звуках которого Перси невольно улыбнулся.

Все‑таки здорово у шута вышло с подражанием, похоже.

– Завел моду на государево подворье со всякой шушерой шастать! – одарил епископ рыцарей пренебрежительным взглядом.

– К князю, – подчеркнул последнее слово парень, – кого попало гридни не пустят. За то им злато‑серебро исправно платят. Со мной же герои беспримерные, богатыри земли Римской достославные Гавейн и Парсифаль. Пришли к государю на службу наниматься. И, кстати, святый отче, наши единоверцы.

– Неужто?! – усомнился Кукиш, но в голос и на рожу на всякий случай подпустил учтивости.

– Святая правда, преосвященный, – подтвердил Гавейн, широко крестясь. – Благослови!

Склонил голову и протянул руки под благословение. Его примеру последовал и тевтон.

Епископ в благословении не отказал и уже с нескрываемым интересом принялся разглядывать прибывших издалека молодых людей. Им даже стало не по себе от цепкого и какого‑то липкого взгляда князя церкви.

– Славные, говоришь? – уже и в обращении пастыря с шутом стало меньше неприязни. – И беспримерные?

– Сам видел, как они навь оприходовали, – засвидетельствовал Вострец. – Словно с какой векшей‑белкой справились…

– На‑авь? Метаморфу‑уса?!!

У Ифигениуса даже челюсть отпала почти до самого пола.

Рыцари скромно заковыряли носками сапог ковер.

– А я о чем, святый отче? – понизил голос парень. – Теперь понятно, почто они к князю‑то пожаловали?

Кукиш судорожно сглотнул слюну и часто закивал.

– Нам пора, – отчеканил брюнет. – Государь ждет.

– Да, да, да, да… – попугаем зачастил епископ.

А в глазах его застыл священный ужас.

– Э‑э‑э… – понеслось им в спину, когда они уже заходили в княжеские покои. – Проситесь в мою дружину. Не обижу! Сто, нет, двести денариев в месяц, обмундирование и провиант!!

Рыцари, не оборачиваясь, кивнули, а Вострец незаметно для преосвященного сложил фигу.

Великий князь Куявии Велимир мерил светлицу нервными шагами.

Был он невысок, но крепок телом и широк в плечах. Густые русые волосы, ниспадавшие до плеч, обрамляли полное румяное лицо, по имперской моде бритое. Да и одевался государь так, как это было принято среди высшей знати Империи. Вот разве что тяжелый алый плащ (korzno), скрепленный на плече золотой фибулой, да круглая шапка, отороченная мехом, выбиваясь из общего стиля, указывали на высокое положение этого человека, владевшего доброй четвертью всех европейских земель.

Впрочем, и плащ, и шапку, одетые по случаю приема иностранных гостей, Велимир вскоре сбросил, как бы подчеркивая, что официальная часть закончена и пора перейти к вещам приватным и конфиденциальным.

– Вострец уже, наверное, поведал вам о том, что у нас приключилось? – Холодные голубые глаза вперились сначала в собственного слугу, а потом уставились на рыцарей. – Что в землях наших месяца полтора‑два как навьи появились и житья никому не дают?

Все трое кивнули. Шут и правда успел ввести приезжих в курс дела.

– Вот и славно. А то я не мастак складно говорить о вещах тайных и неискушенному в волшбе уму недоступных. По этой части вам лучше с дочкой моей, Светланкой погуторить. Или с отцом Офигениусом…

Перси про себя усмехнулся. Видно, переиначивать на все лады имя своего архипастыря вошло у куявцев в привычку.

– Скажу лишь одно. Что земли наши хворы и нуждаются в добром и надежном врачевании. И ежели найдутся умелые лекари, могущие в беде нашей споспешествовать, то награда им будет немалая.

У Гавейна зажглись глаза. Но спросить, сколь велик будет размер княжеской благодарности, он постеснялся. Лишь прикинул, что коль уж епископ предлагал им восемь ауреусов месячного содержания (у Мерланиуса имели пять) плюс харчи и экипировка, то внакладе они не останутся.

Конечно, и работенка предстоит нелегкая.

Снова вспомнилась та зеленая образина из артанийского трактира. Еле справились тогда с одной. А тут, судя по озабоченности царя (бритту понравился титул, придуманный Кукишем) и его ближайшего окружения, этих тварей видимо‑невидимо.

Но выбора у скитальцев нет. Работа, притом хорошо оплачиваемая, ой как нужна. Посмотрим, куда кривая вывезет. Одна надежда на собственные мечи да на удачу, которая, кажется, наконец повернулась к ним лицом, а не задницей.

Ну и, конечно, Файервинд не стоит сбрасывать со счетов. Твердо обещала им свою помощь в обмен на клятвы верности.

– Вы где служить хотите? – вопросил государь. – У меня в дружине или как? Могу вас в гридни записать, коли пожелаете…

Служить в личной княжеской гвардии, как им пояснял Вострец, было великой честью. Туда отбирались люди надежные и неоднократно проверенные. Еще бы, ведь им доверялась жизнь самого повелителя земли Куявской.

– Тут преосвященный к себе в дружину звал… – решил забросить наживку крепыш, вдруг удастся чего выторговать.

Голубые глаза полыхнули лютым гневом.

– Пущай своими делами занимается! И так на себя воз и малую тележку дел взвалил владыка. И святая София на нем, и радение о благочестии, и обустройство границ. А тут вот еще новое дело замыслил…

Князь подошел к столу, заваленному пергаментными свитками, и взял один из них.

– Вот полюбуйтесь! Решил преосвященный русскую азбуку составить. Мало ему наших отеческих черт и рез!

Парсифаль сунул нос в рулон пергамента. Тот был испещрен знаками, по виду напоминающими буквы греческого алфавита.

– А почему не на основе латиницы? – удивился тевтон. – Ведь так было бы удобнее…

– Ну не ведаю я, чем ему так греки угодили! – развел руками Велимир‑Константин. – Может, восхотел батька имя свое увековечить. Офигеницей желает назвать новое письмо.

– Фигня это все! – сказал, как припечатал, Вострец.

– Вот и я так же мыслю! – расхохотался повелитель. – Фигня и есть, самая натуральная! Но пусть владыка забавляется. Чем бы ни тешился, лишь бы в государственные дела не лез. Итак, на чем порешили?..

– Позвольте нам, ваше величество, – учтиво начал Парсифаль, памятуя инструкции, данные им на сей счет Файервинд, – остаться, так сказать, вольными стрелками.

Велимир вздел левую бровь.

– Нам так будет удобнее. Дело‑то тонкое, лишних глаз не любит. И чтоб подчиняться напрямую только вам, а не какому‑нибудь воеводе. А для связи просим выделить вашего шута. Дабы, буде понадобится помощь, могли всегда к вам обратиться.

– Хм, – буркнул князь, – В одиночку желаете? Как наши богатыри? Ин, быть по‑вашему. Вострецок, ты как? Готов послужить земле родной?

– О чем речь, великий государь! – стукнул себя кулаком в грудь юноша.

– Добро. Нужды ни в чем знать не будете. Жалованья вам положу по пятнадцать гривен на нос…

„Пятнадцать гривен! – зашелся в немом восторге Гавейн. – Это же триста семьдесят пять денариев! Целых два с половиной фунта серебра!“

– Сейчас пойдете к моему казначею. Он вам выдаст чуток деньжат на обзавод. Обживайтесь поскорее и за дело. Ежели что неотложное, мой терем для вас открыт в любое время дня и ночи. Ступайте же. И да поможет вам Господь!..

Глава 9
ОПАСНЫЕ ТЕРМЫ

Файервинд никак не удавалось расслабиться.

„Милостиво отпустив“, а если точно, то скорее проводив своих новоявленных „слуг“, она попыталась отдохнуть с дороги. Умаялась не на шутку.

Только присев на краешек кровати, а затем и утонув во взбитой перине, почувствовала, как свинцовой тяжестью навалилась усталость, буквально сковывая все тело. Не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Добрая сотня назойливых иголок впилась в плечи и затылок. Разноцветные круги плавали перед глазами.

Доигралась.

И зачем только зря расходовала драгоценную Силу? Перед кем форсить вздумала? Если подумать и признаться самой себе начистоту, то зачем ей вообще понадобилась эта обуза в виде двух здоровых и не очень сообразительных парней? Ведь привыкла работать в одиночку. А тут…

Большое Звериное Слово.

Хм!

Одно оно „весит“ целую кучу маны. С помощью такого количества Силы можно городские ворота пробить или не очень толстую крепостную стену. Ну, конечно, и соорудить чего‑нибудь вроде моста через неширокую реку.

Странно. А ведь получается, что на созидание требуется гораздо больше магической энергии, чем для разрушения. Как‑то никогда прежде Файервинд об этом не задумывалась. Не оттого ли, что ей, боевой магичке‑разведчице, чаще приходилось делать именно второе, а не первое?..

Потом глупо израсходовала Кристалл Памяти.

Чего ей стоило просто‑напросто прижечь парням пятки раскаленной кочергой, чтоб выяснить, кто они и что?

И еще заклятие Образа.

Вроде и плевый эффект от него, несерьезный. А поди ж ты, почти в полсилы Звериного Слова тянет.

Да, довыпендривалась…

Неужели ее так глубоко задел за живое этот голубоглазый смазливенький блондинчик, что она захотела ему утереть нос? И почему это из двух молодых людей вспомнился именно он? Не тот кряжистый козлобородый богатырь, который ей, кажется, больше бы подошел и ростом, и комплекцией…

Великий Темный, о чем это она?!

Подошел, не подошел… Тьфу! Точно от потери Силы в детство впадать начинает. Девичьи бредни. А ведь уже давно не девочка. Хе‑хе.

Спасибо Учителю.

А кабы не его волшебное зелье? Смогла бы она выглядеть на двадцать пять в свои‑то… Ох, не будем вспоминать, во сколько… Грустно становится. Целая жизнь прожита. А если по человеческим меркам, то и все полторы…

Подозрительный шорох и последовавший за ним не менее подозрительный писк отвлекли чародейку от невеселых мыслей.

Повернув голову, Файервинд увидела, как по краю кровати неторопливо шествует какое‑то существо, по виду напоминающее крысу. Однако ж пушистую и притом бесхвостую и большеухую.

Порывшись в памяти, женщина припомнила, что подобные твари на латыни именуются кусиками, а здесь, в Куявии, пацюками. Куявцы их вроде бы приручают и заставляют выделывать всевозможные уморительные трюки.

Вот и этот скорее всего ручной. Совсем не боится людей. Ни малейшего внимания не обращает на лежащую на кровати даму.

Ведьма хлопнула ладонью по покрывалу.

Зверек даже усом не повел, продолжая свое странствие.

Файервинд слегка разозлилась. Надо же, словно она пустое место.

Перевернулась на живот и замолотила по кровати уже двумя руками.

Пушистик остановился. Вальяжно, с ленцой развернулся к ней мордочкой и выжидательно уставился на колдунью глазками‑бусинами. Ну, мол, чего тебе от меня надобно?

Постоял так мгновение‑другое, а затем вновь оборотился к чаровнице толстеньким задом и потопал восвояси.

Дама опешила от подобной наглости.

Чтобы какой‑то четырехлапый клубок шерсти игнорировал ее, колдунью! Ну, держись, паразит! Сейчас тебе мало не покажется.

Щелкнула перстами, пытаясь сотворить крохотный огненный шарик. Небольшой, с горошину. Чтобы немного» припалить бока наглецу, поубавив у него самоуверенности. Еще не хватало таверну сжечь, обнаружив себя раньше времени. И так едва не погорела у ворот из‑за своей несдержанности.

Огонька раздобыть отчего‑то не удалось.

Да что ж это такое делается, Темные Владыки?! Ужели совсем выдохлась?!

А раскормленный паршивец еще и дразнится. Уселся столбиком, поджав задние лапки и сложив крест‑накрест на грудке передние. И глядит этак глумливо. Дескать, давай, поджаривай, чего медлишь, тетка.

Раздосадованная, плеснула в ладоши, вызывая гром. Но вместо грозного раската, долженствовавшего напугать грызуна, из‑под висящего над кроватью балдахина прямо на голову Файервинд плеснуло холодной водой.

Б‑р‑р!!

Это еще откуда? Вроде дождя не накликала?

А‑а, понятно. Всего‑навсего перевернула кувшин с водой, стоящий на прикроватном столике.

Ты‑то чего, тварь, крысишься? Думаешь, сбежишь от неминуемой расправы? А насчет этого как?

Запустила в зверька подушкой. Не колдовством, так естеством возьмем.

Пацюк, хоть и толстые бока да щеки наел, от перьевого снаряда ловко увернулся. И глумливо оскалил два верхних клычка.

Этого чародейка вынести была уже не в силах. Схватив вторую подушку, она вскочила на кровати и тигрицей метнулась вперед. Но, запутавшись ногами в шерстяном покрывале, не удержала равновесия и сверзилась на пол.

Падение вышло болезненным. Ударилась боком и оцарапала левую руку о резную спинку ложа.

С руганью, услышь которую, верно, покраснел бы отъявленный завсегдатай кабаков, Файервинд поднялась на ноги. Ее терпение лопнуло. Неназываемый с ним, но сейчас она сотворит что‑либо ужасное. И пусть летит в бездну эта паршивая таверна со всеми ее обитателями, а мерзкая крыса таки получит по заслугам. Будет знать, как действовать на нервы великим чародейкам.

И ведьма начала замогильным голосом произносить заклятие Разрыва.

Видно, почуяв неладное, пушистик заметался по кровати, намереваясь унести куда подальше лапы, а с ними и все остальное.

Файервинд злорадно захохотала, представляя, во что сейчас превратится грызун.

И тут случилось невероятное.

Кусик остановился и, глядя на заливающуюся смехом женщину, вдруг покачал головенкой и… постучал себя лапкой по лбу.

Слова заклятия стали поперек горла, и вместо них изо рта колдуньи понеслись невнятные хрипы и стоны…

Чародейка протерла кулаками глаза, а затем снова посмотрела на кровать…

Там было пусто.

И ничего не указывало на то, что ложе еще недавно служило полем боя.

Подушки, чуть примятые ее головой, так и лежали одна рядышком с другой. Шерстяное клетчатое покрывало тоже было на месте.

Но, главное, все было сухое. А где же пятно от разлившейся воды?

Чудно, кувшин стоит на столике полным‑полнехонек. И даже лед не успел растаять, словно его положили туда только что.

Быстро осмотрела раненую руку. Ни царапинки.

Что же это было? Заснула она, что ли? Тогда почему стоит, а не нежится на перине? Не замечала за собой раньше привычки спать стоя.

Бред.

Проклятая усталость.

Надобно немедленно что‑то делать.

Имперцы да и жители Куявии в таких случаях незаменимым лекарством считают баню. Самое время наведаться в термы, столь превозносившиеся хозяином таверны.

«Термы».

Только и названия.

Ничего общего с теми роскошными заведениями, в которых ей приходилось бывать в имперских городах. В той же Лютеции. Или, скажем, Массилии.

В раздевалке‑аподитерии не обнаружилось надзирателя, который присматривал бы за вещами. Понятно, что, направляясь в баню, Файервинд не стала разряжаться в пух и прах. Однако она привыкла бережно относиться к личному имуществу, как, впрочем, и большинство ее земляков. А что тут скажешь? Север. Он воспитывает. Раздобыть приличную вещь в краях, где и людей‑то раз‑два и обчелся, довольно трудно. Разве что у какого‑нибудь зеваки…

Недолго поколебавшись, чародейка все же решила довести начатое до конца, положившись на твердые заверения хозяина «Под лопухом», что у него всегда все под неусыпным контролем. Посмотрим.

Она с мстительным удовольствием представила, во что превратит «термы» вместе с прочими постройками таверны, буде из аподитерия исчезнет хоть один из предметов ее убранства. Пусть даже самая крохотная вещица.

Завернувшись в простыню (следует признать, идеально чистую и из тонкого полотна) и обув легкие сандалии, сплетенные из древесной коры (пар десять таковых, все новенькие, ненадеванные, помещалось в коробе, стоявшем под полкой с бельем), колдунья прошла во фригидарий – помещение с бассейном, наполненным прохладной водой. И комната, и бассейн были небольшими, даже крохотными. Но сделано здесь было все со вкусом, причем из отличного мрамора.

Интересно, откуда они его берут?

Простыня упала на пол, в разные стороны полетели сандалии, и Файервинд с победным воинским кличем ринулась в воду.

Ух‑х‑х!!

Холод бодряще обжег ее тело, сразу дав ему невероятный заряд энергии. В глазах сначала потемнело от резкого перепада температуры, но так же быстро и прояснилось.

К чему к чему, а к холоду ей не привыкать. И в ледяной проруби не раз приходилось купаться – было и такое в годы ее ученичества у Мар‑Гаддона. Наставник закалял не только ее дух, но и тело. И даже не поймешь, тренировке чего он уделял больше внимания.

Поплескавшись так немного, женщина перешла в следующее, уже более теплое помещение – тепидарий. Здесь находился брат‑близнец давешнего бассейна, но вода в нем была слегка подогретой.

Придумавшие термы римляне были по жизни большими сибаритами и не любили слишком резких контрастов Переход от одного состояния воды к другому должен быть постепенным.

И здесь, как и в предыдущих покоях, было пусто. Ни души. И это также отличало местные термы от имперских, никогда не испытывавших недостатка в посетителях. Или это проявление заботы хозяина таверны о ее нравственности? Чтобы кто ненароком не обидел знатную постоялицу?

Ага, будто ее так легко обидеть. Пусть только попробуют.

Хм, холодная вода таки вернула ей боевое настроение. Это радует. Дело‑то, кажись, пошло на поправку.

Что, если попробовать Силу прямо сейчас?

К примеру, не выходя из тепидария, сотворить пару огненных шариков и довести воду до кипения, превратив помещение в кальдарий?

А что, недурная мысль. Все равно вокруг людей нет. Никто и не заметит. Потом она приберет за собой.

Файервинд защелкала перстами, одновременно нашептывая заклятие Огня.

– Негоже, дева, порядок‑то нарушать! – неожиданно раздалось откуда‑то сверху.

Голос был старческий. Скрипучий и противный.

С перепугу колдунья ойкнула и погрузилась в бассейн, при этом изрядно нахлебавшись воды.

Вынырнув и сердито отплевываясь, завертела головой по сторонам, выискивая нарушителя спокойствия.

Нашла довольно быстро.

Им оказался невзрачный толстопузый старичок с длинными волосами и такой же длинной, почти касающейся пола бородой. Волосы деда уже до того выцвели, что приобрели какой‑то зеленовато‑болотный оттенок.

Старик был гол. Только неширокий кусок материи опоясывал чресла. Круглые выпуклые глаза неприязненно зыркали на Файервинд из‑под кустистых бровей.

– Чего озоруешь, спрашиваю? – грозно рявкнул.

Однако ведьма уже окончательно пришла в себя.

Встала посреди неглубокого бассейна во весь рост, вызывающе выставив напоказ полные соблазнительные груди и уперев руки в бока.

– А ты еще кто таков, чтобы требовать с меня ответ?! За молодицами подглядываешь, извращенец?!

Дед крякнул и озадаченно поскреб затылок. Беззубый рот расплылся в похабной ухмылке. Видно, лицезрение женских прелестей не оставило старца равнодушным.

– Так банники мы, за порядком следить приставлены, – развел руками. – Чтоб все было исправно.

– Вот и следи себе! – фыркнула чародейка недовольно, вновь присев в воду – хорошего понемножку. – Где‑нибудь в другом месте!

Вот же старая перечница. Принесли Темные не вовремя. Неужели он что‑то заметил? Вряд ли. Обнаружить плетение волшбы не так просто. И по силам лишь тому, кто сам обладает Силой.

– Да ты, дева, не бранись, – уже с извиняющимися нотками в голосе загнусавил дед. – Я ж тута для приятства человеческого обретаюсь. Так могу потрафить, что… еще мало покажется…

Странно, при всем том в немудреных словах старика Файервинд почудилась некая скрытая угроза. Бред, отмахнулась от тревожных мыслей. Какая может быть опасность от этакой‑то развалины.

– А что ты такого умеешь? – поинтересовалась лениво.

Не зря же его приняли на работу. Хозяин таверны показался ей человеком здравомыслящим, так что кого попало к постояльцам подпускать не станет.

– Парку поддать такого, чтоб вся хворь‑худоба мигом из тела повыскочила, – вкрадчиво начал вещать о своих умениях банщик. – Да травок пахучих подпустить для расслабления. Опять же косточки размять. Что руками, что веничком березовым…

Вот искуситель.

А ведь хороший массаж ей и впрямь не помешал бы. Рискнуть, что ли? В любом случае постоять за себя она сумеет.

– Ну, давай, веди в свои владения, – решилась.

Они проследовали в кальдарий, мигом оказавшись в царстве пара.

Во влажном воздухе отчетливо проступали травяные запахи, но Файервинд сразу не смогла определить, что это за зелья. Потому что как‑то мгновенно расслабилась. Так, что еле доплелась до мраморного ложа, на которое ей указал старик.

Банщик придержал ее за руку, не давая сразу же улечься на камень, и окатил мрамор тазиком кипятка. Над ложем поднялось облако густого пара, ударив в нос резким тревожным духом. Женщина было вскинулась, но тут же и обмякла. Если бы не вовремя протянутые стариком руки, она наверняка бы сползла на пол.

Пузатик, сноровисто приняв ношу, бережно опустил ее на лежак. Лицом вверх. И принялся выделывать руками какие‑то странные пассы вокруг головы Файервинд. Та пару раз дернулась, вскрикнула.

Да и затихла.

– Вот так‑то, дева заморская, – покачал головой банник. – Что ты супротив одолень‑травы сотворить можешь? Противу нее щит поставить силенок у тебя маловато.

Перевернул чародейку на живот. Провел тонкими длинными пальцами по обнаженной женской спине и одобрительно крякнул.

– Справная баба! Ладно‑ть. Обещал же расслабить. Надо слово сполнять.

Невесть откуда в его руках возникло два пука березовых прутьев с листочками. Банник со знанием дела осмотрел их, поочередно сделав каждым пару рубящих движений, рассекая парной воздух.

– Знатные венички! Спасибо, друг Вареник…

Он расправил плечи, мигом сделавшись как‑то выше и стройней. В его осанке появилась величественность, несколько не вяжущаяся с едва ли не карикатурной внешностью.

– Ну‑ка, детки! – кликнул зычным голосом. – Поддайте парку! Окажем почет гостье издалека!

Из пара вынырнули два серебряных ковшика.

– Сюда лейте и сюда! – ткнул два раза вениками, коснувшись изголовья и поножья ложа.

Две струи кипятка пролились на мрамор. Но осторожно, чтобы невзначай не обварить распростертую на ложе даму.

– И веники не мешало б сбрызнуть, – рассудил банник. – Но не кипятком… А вот квасок был бы самое то.

В воздухе появился березовый туесок. Дед сунул в него веники, покрутил кругообразно. Потом вытащил и принюхался‑пригляделся.

– Эх, мать‑размать! – лихо рубанул по пару своими прутковыми мечами‑кладенцами крест‑накрест.

Да и приладил одним изо всей дури по мягкому месту Файервинд. А другим прошелся по лопаткам. Колдунья хоть и была в полудреме, а дернулась. Приметив это, банник кивнул. Но замах убавил. Зато зачастил.

«Шлеп, шлеп, перешлеп. Распошлеп да шлеп, шлеп, шлеп», – пели дружно венички.

Чаще, чаще.

Вот над спиною чародейки уже словно над ковшом с кипятком легкий парок заклубился.

Связки березовых прутьев заработали еще более споро. Они будто сгребали встающий от тела Файервинд молочно‑белый туман в одну кучку.

Когда пара набралось уже довольно прилично, начали формировать из него что‑то непонятное. Впрочем, это только поначалу казалось невразумительным. Немного погодя очертаниями оно стало напоминать снеговую бабу, которых так любит лепить зимой куявская ребятня.

Еще через пару мгновений «баба» превратилась в точное подобие разомлевшей на лежаке чародейки. Только полупрозрачное и невесомое.

Испуганно косясь на свою материальную сестру‑близнеца, призрак стыдливо прикрывал руками грудь и лоно. Ничего в нем не было от того бесстыдства, с которым ведьма недавно дразнила банника.

Старик внимательно глядел на дело чар своих. Он видел страх, сочащийся из всех пор морока, и с удовлетворением кивал.

– Что, теперь твоя душенька довольна? – вопросил негромко. – Отпарил на славу, как и обещал. Благодари, что не запарил. А то ведь хотелось. И, верно, оно и стоило бы. В наказание за слепоту твою и дурость.

На лице призрака отразилось непонимание. Однако он по‑прежнему безмолвствовал. То ли страшился слово поперек молвить грозному хозяину бань, то ли вообще не дан ему был дар разумной речи.

– Ну, положим, захотел твой учитель и братья его отомстить человекам за прежние обиды.

В горле у банника что‑то булькнуло. Он матюгнулся и прищелкнул перстами. Из тумана выплыл серебряный ковшик с квасом. Старик браво опрокинул его в беззубый рот, утерся рукою и продолжил:

– Да, сквитаться с людишками решили. Оно и пущай бы. Кто спорит‑то? Человеки – они порода вредная. Их завсегда вразумить не худо и не зазорно. Чтоб неповадно было губить вкруг себя все, что только с ними не схоже. Ты уж не серчай, дева, но на Гебе‑батюшке намного легче б жилось без вашего гнусного племени. – Хитро прищурился и погрозил пальцем. – А и не с руки тебе на меня серчать. А то таки запарю. Хе‑хе‑хе… – Морок дернулся, заслышав этот зловещий смешок. – Однако ж что‑то у воспитателей твоих не срослось, дева. То ли напутали чего в заклятиях, то ли разучились за столько‑то веков, проведенных в Подземелье, с Силушкой обращаться… Но пустили они в мир наш беду лютую… А ты в Заповедном лесу им еще и пособила, не туды со своей волшбой сунувшись… – И вдруг гаркнул во всю мощь: – Кто тебе, дура, дозволил Охранный круг разрывать?! Нет, сейчас точно запарю! Ежели б не Вареник… Уж не знаю, на что ты ему сдалась, но обижать не велел. Лишь попужать дозволил. И слово просил передать. Дескать, сама напортачила, сама и исправить должна. А твои новые знакомцы пущай тебе в том помогут. Должок за ними неоплаченный имеется. Все поняла?

Призрак часто закивал головой.

– Гляди ужо. Присматривать за тобой будут. Так ты посланцев‑то не забижай. А то вон ведь несчастного Уханю мало не угробила. И чем это тебе домовой не угодил? Всего‑то и хотел, что подушки перебить. Грымза ты, однако. Будешь такой букой, никто замуж не возьмет…

На прозрачном лике видения появилось нечто вроде замешательства.

– Не тушуйся, девка… Какие там твои годы… Поживем, увидим… А нынче, однако, уже пора тебе и возвращаться. Разговор наш не забудешь. Не получится. Но порухи для здравия твоего и Силы от того не будет.

Банник хлопнул в ладоши.

Морок заколебался, быстро превращаясь в ту самую субстанцию, из которой был сотворен. Легкий парок осел на Файервинд, вдруг застонавшую и пошевелившуюся на ложе.

– В другой раз не суйся в воду, не зная броду, – осклабился старик и не удержался, напоследок приложив еще раз веничком по распрекрасному мягкому месту чародейки…

Дама ойкнула, ощутив, как что‑то обожгло ее ягодицы, и открыла глаза.

Некоторое время недоуменно таращилась по сторонам, пытаясь вспомнить, где она и как здесь оказалась. Наконец припомнила и с негодованием заметалась по помещениям «терм», разыскивая обидчика.

Сейчас найдет и в порошок сотрет старого козла!

Щелкнула пальцами.

Сорвавшийся огненный шарик с шипением рассек пелену тумана и погрузился в бассейн, взвихрив его горячим гейзером.

Ха!

Получается!

Сила‑то, кажется, восстановилась.

Попробовала сотворить такое еще раз. И снова вышло.

– Домина! – раздался встревоженный мужской голос, принадлежавший хозяину таверны. – Домина! У вас там все в порядке?

– Где твой мерзавец‑банщик?! – рявкнула Файервинд, схватив за грудки возникшего посреди пара мужчину.

Тот часто заморгал.

– Банщик? – озадачился.

– Ну да! Такой нахальный зеленобородый старикашка! Он меня тут чуть не запарил!

Хозяин заведения столбом стал.

– Э‑э‑э… – Ничего иного сказать у него не получалось.

Чародейка недолго думая схватила его за шиворот и окунула головой в бассейн.

– Ну, вспомнил? – спросила, когда мужчина закончил отплевываться.

– Он так и сказал, что банщик? – замялся несчастный. – Или, может, банником назвался?

– Ой, банник, банщик – какая разница?!

– Не скажите, домина, не скажите… Вам когда‑либо раньше приходилось встречать «соседей»? Ну… представителей, так сказать, Малых Народнее…

Вот осел! За кого он ее держит?! За несмышленую девочку, что ли? Встречала ли ОНА представителей малородцев?! Да…

Что?!