Текст книги "Слепящая пустота"

Автор книги: Андрей Чернецов

Соавторы: Валентин Леженда
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 6
«ПРИШЕДШИЕ ОТ ВЕЛИКОЙ СКОРБИ»

Призрачный свет больно резал глаза. За серой пеленой сна и яви клубились зыбкие призраки. Реальность нехотя вползала в одурманенное хитрой химией сознание. Данька сопротивлялся, но невидимая сила настойчиво подталкивала к свету. Веки дрогнули. Сквозь ватную тишину пробились отдаленные, будто завывания холодного ветра в туннелях, голоса. Мальчик не мог разобрать слов.

– Очнись!

Вкрадчивый шепот прозвучал прямо из клубившегося в голове тумана. Кто-то прятался там. Большой и сильный. Желающий помочь. Невидимый ангел-хранитель. Единственный друг во всем этом жутком обезумевшем мире. Могущественный товарищ, неожиданно вставший на твою сторону. Надежный союзник. Тот, кто не даст в обиду, придя на помощь в трудную минуту. Тот, без помощи которого не выжить, потому что маленькое беззащитное существо заранее обречено. Без этой бесценной помощи нельзя сделать даже один короткий шаг. Страшный мир не прощает слабых. Слабым нет места среди волков. Они ослабляют всю стаю, ставя на карту выживание целого вида. Слабые должны уничтожаться. Иногда самими волками. Иногда… нет, об этом лучше не думать. Потому что жутко. Очень. Потому что, когда ты маленький, тебе кажется, что ты бессмертен, а смерть – что-то совсем не страшное и далекое. Это просто эхо, которое ищет в пустоте туннелей кого-то другого. Не тебя. На этот раз не тебя. Потому что маленькие ангелы бессмертны.

– Очнись!

Нужно подчиниться. Выплыть из серого омута небытия. Шепот вселяет уверенность. Шепот обещает спасение.

– Ничего не бойся…

– Где я?

– Ты под землей.

– В метро?

– Твой путь пролегает здесь…

– Путь?

– Так надо! Необходимо пройти все испытания. Чтобы стать сильнее. Стать другим.

Данька рванулся вперед сквозь тела зыбких призраков холодного серого мира, и те отступили, нехотя отпуская. Теперь следовало открыть глаза. Но, прежде чем он это сделал, пришло понимание. Понимание чего-то непоправимого и страшного. Быть может, это конец такого короткого пути?

– Нет, это только начало…

Невидимый голос не лгал.

Потому что не умел лгать.

Данька был в этом уверен.

* * *

Вот же гад Вонючка! За десять патронов продал товарища с потрохами торговцу живым товаром. Одно утешает, что не пошли впрок предателю «кровавые» деньги. Как нажил, так и потерял. А он-то еще их отобрать у банды малолетних воришек пытался. Восстановить «справедливость». Знал бы, за что в драку ввязался, лучше бы мимо прошел.

А ведь предупреждал отец Павел насчет Семена Степановича. Но как же хотелось поверить в человеческую доброту, как хотелось поскорее встретиться с папкой!

– Встретитесь, – с наглой улыбкой пообещал конфедерат, передавая Даньку в руки елейно улыбающегося морщинистого старика. – Непременно встретитесь, и очень скоро.

– Отец найдет тебя и убьет, – процедил сквозь зубы мальчик, прожигая подлого предателя ненавидящим взглядом.

– Ага-ага, найдет, – закивал Бурый. – Как бы не так. Да от него наверняка уже и костей не осталось. Толкачи до людского мяса ой как охочи…

– Гад!.. – рванулся вперед паренек, но не сумел вырваться из цепких лап обступивших со всех сторон молчаливых незнакомцев.

– Да не кипятись ты, – примирительно вздохнул Семен Степанович. – Рано или поздно все там будем. Так уж устроен этот проклятый мир.

Его глаза стали печальными. Он словно постарел сразу лет на десять.

– Ты на меня зла не держи. Жить-то как-то надо. У каждого свой промысел. Значит, так твоя карта легла. Разве я виноват, что святителю Навуфею для ритуалов понадобился именно такой вот, как ты, ребенок – светленький, лицом и телом чистый? Если бы, положим, брюнет нужен был, то стоять бы сейчас на этом месте дружку твоему, Гарику…

– Он мне не друг! – в сердцах сплюнул Даня. – Продал, будто вещь какую!

– Да уж, болтливым оказался парень, – развел руками Бурый. – Всю подноготную о тебе выложил, пока мы тебя из той норы в туннеле доставали. А ты и впрямь поверил, что я знаком с твоим отцом? Да я от Гарика-то в первый раз о Музыканте и услыхал…

– Гад, шкура! – снова вознегодовал мальчуган. – Я бы ни за что его не сдал!..

– Охотно тебе верю… – усмехнулся конфедерат, поворачиваясь к тихо стоящему в сторонке и не вмешивавшемуся в разговор старику.

– Что, архангел Навуфей, выполнил я свою часть уговора?

Данька знал, кто такие архангелы. Читали они с отцом пару книг из Библии, да и тетя Света частенько рассказывала детям о Боге и его посланниках. Так вот, незнакомый старикашка на них нисколечко не походил. Ни широких плеч, ни богатырской стати, ни огненного меча в руках и крыльев за спиной. И светящееся колечко над головой не висит. Обыкновенный дедок – невысокий, с длинными редкими волосами и такой же негустой бородой, закутанный в грязно-белую простыню. Выцветшие глаза хитро смотрят из-под кустистых бровей. Трясущиеся руки сжимают палку с рогулькой на вершине. И голос хоть и ласковый, а противный.

– Сполнил, Семушка, сполнил, – закивал он, осклабившись и обнажив крупные желтые зубы. – Исполать тебе! Великое дело сделал. За то спасен будешь.

– Ну, ежели еще чего понадобится, дай знать, – протянул ему на прощание руку Бурый, но старик сделал вид, что не заметил этого жеста.

– Гряди, солдатик, гряди. Да благословит тебя Матерь Мира Мария Дэви Христос, – кивнул «архангел». – Проводите его, дети мои.

Двое угрюмого вида мужчин, задрапированные в такие же, как и у Навуфея, сероватые накидки, вышли следом за Бурым.

В полутемной подземной обители духовного главы Великого Белого Братства ЮСМАЛОС остались сам хозяин, усевшийся в высокое деревянное кресло, да еще двое угрюмых незнакомцев, держащих за руки притихшего Даньку.

– Что ж, чада, посланника мы, кажись, раздобыли, – патетично изрек старик. – Пора готовиться к церемонии…

* * *

Лет за двадцать до Катастрофы одна несчастная молодая женщина решила избавиться от ростка новой жизни, зародившейся у нее под сердцем. Во время операции по недосмотру врачей вкололи ей слишком много калипсола – сильного наркотика-галлюциногена. Очнувшись после трех дней, проведенных в бессознательном состоянии, несостоявшаяся мать заявила, что видела Бога, ангелов, общалась с ними и получила наставления. Разумеется, ей тогда не поверили. Эпоха была такая, красно-коммунистическая, рациональная, отметавшая всякие «божественные бредни». Но даже обращение к психиатру, который, по существу, просто отмахнулся от проблемы, не изменило убеждения женщины в истинности ее видений.

Вскоре все же нашлись и те, кто ей поверил. Среди них оказался человек, ставший основателем новой религиозной общины. Он организовал первый «крестный ход», распространив во время него десять тысяч листовок с изложением основ веры и провозгласив грядущий Апокалипсис. Тогда же появились и первые последователи – десять человек, в будущем возведенные в сан «апостолов» новой церкви.

Молодая женщина и ее друг посетили Польшу, Югославию, Святую Землю. Здесь, в Иерусалиме, им открылась божественная истина. Возвратившись домой, они провозгласили себя Юоанном Свами (он же пророк Илия, он же Енох, Адам, имевший воплощения в разное время в телах знаменитых исторических и религиозных деятелей народов мира), и Марией Дэви (Богородицей, одновременно матерью Иисуса, его невестой, живым воплощением и дитятей, а, кроме того, Евой, Исидой, княгиней Ольгой и т. д.). Юоанн Свами и Мария Дэви Христос образовали Великое Белое Братство ЮСМАЛОС. Последнее слово происходит от имен создателей церкви и греческого слова «логос» – одного из символических имен Бога в христианстве. Обоснование своей миссии божественная чета усмотрела в «Откровении» Иоанна Богослова: «И дам двум свидетелям Моим, и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище. Это суть две маслины и два светильника, стоящие перед Богом земли…»[3]3
  Откр. 11:3–4.


[Закрыть]

Движение юсмалиан распространилось по просторам великой страны и получило большое количество последователей, преимущественно молодых людей. Символической одеждой верующих стали белые балахоны, что тоже восходило к книге святого Иоанна: «…сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли?.. это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца…».[4]4
  То же. 7:13–14.


[Закрыть]

Через пару лет церковь претерпела сильные гонения. Мария Дэви Христос и Юоанн Свами оказались за тюремной решеткой. Из застенков Матерь Мира призвала своих адептов прекратить служение, за что ее спустя четыре года после ареста освободили. Она сменила имя и пересмотрела суть вероучения. Ее главный пророк, отсидев в тюрьме семь лет и выйдя на свободу, и вовсе отрекся от прежних «заблуждений».

Однако остались люди, верные «старой» вере. Среди них и один из десяти первых «апостолов» Марии Дэви и Юоанна Свами, Навуфей, ставший главой харьковской общины юсмалиан и принявший сан «архангела». До Катастрофы адепты Белого Братства особо не светились, проводя тайные обряды на квартире у Навуфея, находившейся в доме № 5 по проспекту Правды. Помещение было большим и просторным, так что места всем хватало.

После бомбежки часть дома, в том числе и жилище святого мужа, сохранилась, доказав неверным силу и справедливость учения ЮСМАЛОС. Архангел Навуфей не преминул воспользоваться этим, организовав на руинах форт-резиденцию Белого Братства, через некоторое время взявшую под контроль и близлежащую станцию метро Госпром.

Держал святой отец паству, что называется, в ежовых рукавицах. Не зря же в юности окончил военное училище, а затем и Говоровскую академию.[5]5
  Артиллерийская радиотехническая академия Войск ПВО (ВВШ ПВО-АРТА-ВИРТА) имени Маршала Советского Союза Л. А. Говорова (г. Харьков).


[Закрыть] И не случайно окружил себя апостолами – своими же бывшими сослуживцами. Народ военный, дисциплину знает и умеет вбивать ее в головы подчиненных.

О страхе Божием отец Навуфей тоже не забывал – сильное средство он в умелых руках. Еще Иисус говорил, что бывает «много званых, но мало избранных». Нужно постоянно блюсти чистоту рядов паствы, вовремя отделяя овец от козлищ. И архангел со своими апостолами рьяно пропалывал грядки, выискивая сорняки. Не приведи господь кто слово худое о пастыре или его ближнем окружении скажет, усомнится в их миссии или в самой вере. Такого сразу же брали на заметку и своевременно принимали жесткие и решительные меры.

Где-то раз в полгода устраивались торжественные богослужения, на которых часть паствы добровольно принимала мученический венец, уподобляясь Агнцу, кровью которого должны убеляться белые одежды остальной братии. Понятное дело, что жертвы назначались из недовольных. Да и с «добровольностью» не все так гладко было. Многие догадывались, что разгадка поведения обреченных, смиренно идущих под жертвенный нож, кроется в напитке, подносимом мученикам незадолго до смерти. Однако проверить предположения не пытались. Да и как тут сомневаться, если чашу с напитком избранным подносил чистый телом и душой отрок, который и выступал в ритуале последней, искупительной жертвой.

С недавнего времени подобные службы участились. Теперь их стали проводить едва ли не раз в две недели. А все потому, что братия прогневала Создателя своим безверием и грехами. Наслал Господь кару в виде гигантского двуглавого змия, поселившегося в переходе между Госпромом и Университетом. Университетовцы-то вовремя спохватились, да и подорвали выходы из перехода на свою станцию. Тем паче, что особого мира с соседями у них не было. А Белое Братство замешкалось и теперь подвергалось нападениям монстра. Вот совет старейшин после долгих раздумий и решил не закалывать жертв ножом, как прежде, а посылать их сражаться со змием. Коль победят – честь им и хвала, а нет – пожертвуют жизнями ради веры святой и братии: сытый аспид пару дней не проявляет никакой активности, переваривая пищу.

Паства, конечно, роптала, требуя извести гадину с помощью оружия, но архангел Навуфей разводил руками, дожидаясь знака небес. На все, дескать, воля Творца, и ни один волосок с головы человека и даже чешуйка со змеи не падает без согласия Его.

А недавно приключилось архипастырю видение. Будто бы некий отрок юный о золотых власах, ликом светел и прекрасен, должен того змия истребить. Точь-в-точь как у пророка Исайи: «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи».[6]6
  Ис. 11:8.


[Закрыть]

Во все концы харьковской подземки разослали братьев с описанием примет того дивного отрока. И награду объявили великую тому, кто доставит подходящего по описанию ребенка или хотя бы укажет место его нахождения.

И вот чудо-дитя, вроде, наконец-то нашлось.

Сбудется ли пророчество? От Бога ли или от лукавого было видение архангельское?

Церемония покажет…

* * *

Разумеется, Данька всего этого не знал. Никто ему не говорил ни о том, к кому именно попал он в руки, ни в каком ритуале предстоит вскоре участвовать. Его досыта накормили и напоили, заставили пройти какое-то «омовение», на его взгляд мало чем отличающееся от обыкновенного купания. Разве что тем, что девица, помогавшая парню мыться, натерла его неким остро пахнущим составом, от которого кожа запылала огнем, а глаза начали слезиться и чесаться.

И вообще, может, ему неудобно, что его, как маленького, купали. Причем девушка оказалась всего лет на пять или шесть старше самого Данилы.

После купания мальчику вернули старую одежду, велев надеть поверх традиционный здесь белый балахон. На сей раз точно белый, а не сероватый, как у большинства. На волосы возложили какой-то дурацкий венок из колючек, едва не царапающих кожу. Потом, натянув на голову черный мешок и схватив с обеих сторон под руки, куда-то потащили. Шли не очень долго. А когда Даню освободили от мешка, то он увидел, что и впрямь находится в метро. Значит, странный голос, услышанный во время беспамятства, не соврал.

Станция Госпром напоминала старинный склеп. Очень длинный и мрачный. На полу серая мраморная плитка, такой же, только отполированной до зеркального блеска, облицованы традиционные для подземки массивные колонны. И везде преобладают ломаные линии. Они начинались вверху колонн и переползали на потолок, тоже какой-то уступчатый, нервирующий. Только перроны у туннелей выглядели чуть веселее. Наверное, из-за того, что стены облицованы разноцветной плиткой – черной, белой, серой и голубой. Бронзовые буквы надписей «Держпром» частично отвалились, но украинское название станции читалось, потому как на месте пропавших букв остались повторявшие их темные контуры.

У мраморных ступеней толпились люди, одетые в белые балахоны. Мужчины, женщины. Старые и молодые. Молодых больше.

Детей не наблюдалось. Они вообще плохо рождались в постъядерном мире, а уж тут, во владениях Белого Братства, где проповедовалась больше духовная, чем плотская, любовь, – и подавно. Оттого на Даньку смотрели с нескрываемым любопытством. Как на редкую диковинку.

Толпа была разделена на две части. Та, которая побольше, группировалась вокруг архангела Навуфея, облаченного в особо праздничные одеяния. Голову владыки венчала богато расшитая высокая шапка-митра, а на груди висел на цепи массивный крест из тусклого желтого металла, усыпанный разноцветными каменьями. Плечом к плечу со святейшим стояли его соратники-апостолы, тоже с крестами, но попроще, серебристыми и без камней. Все эти люди сосредоточенно, нараспев повторяли непонятные Даньке слова: «Иисус Юсмалос Эзодюс Христос». И косились на десяток фигур, испуганно жавшихся друг к дружке в паре шагов от остальных белобалахонников.

Семеро мужчин и три женщины. И у всех на головах колючие венки, похожие на Данилин. Вокруг стояли с автоматами наперевес дюжие молодцы наподобие тех, которые сторожили мальчика. Из чего он заключил, что им и ему уготована одна и та же участь. Но какая?

И тут с противоположной стороны станции донесся непонятный громкий звук. Словно лопнул гигантский пузырь и оттуда с шумом вырвался воздух. То ли свист, то ли шипение.

Все люди без исключения принялись истово креститься. Молитва, или что там оно у них значило, зазвучала громче и чаще, срываясь на истеричный вопль.

Архангел подал знак, и один из апостолов подал ему большую желтую чашу, в которой что-то плескалось. Навуфей воздел ее высоко к потолку и медленным осторожным шагом подался в ту сторону, откуда, не прекращаясь, исходили странные звуки. Его окружение осталось на месте, а вот Даньку и «увенчанных» погнали вслед за пастырем.

В центре платформы, не доходя до источника странного звука, архангел остановился и, повернувшись к пареньку, протянул сосуд.

– Прими, чадо! – изрек громко и возвышенно. – Сие есть кровь Матери Мира Марии Дэви Христос!

Мальчик шарахнулся в сторону, не желая брать чью-то там кровь, но конвоиры удержали его за плечи. Один из них взял сосуд из пастырских рук и насильно вложил его в руки Данилы.

– Испей, отрок, причастись святых тайн! – вроде бы и ласково, но с плохо скрываемой злостью велел старик. – И да озарит тебя божественный свет Фохат!

Даня с ужасом смотрел на приближающуюся к губам чашу, в которой плескалась какая-то густая жижа, и впрямь походившая на кровь. Пахло от нее приторно-сладко. Охранник сдавил его плечи крепким захватом, так что мальчик не мог пошевелиться. Второй конвоир схватил за волосы, оттянул голову назад и насильно влил в рот парнишке пару капель влаги из сосуда. Закашлявшись, Данька проглотил снадобье.

И как-то сразу расслабился. По телу разлилась приятная теплота. Голова сделалась легкой-легкой, а на душе стало радостно.

Объятия, мешавшие Даниле двигаться, ослабли. Но он уже и не думал сопротивляться, а сам потянулся к чаше, желая вкусить еще чудесного напитка. Однако архангел запретил, сказав, что сначала следует напоить остальных жаждущих, а себе оставить последний глоток.

Какой жадный старикан. Жалеет для Даньки угощения. А его ведь так мало. Если каждому по глотку, а то и по два, то что же тогда останется?

«Правда, Лис?»

Ой, а ведь и правда, это он, Пустынный Лис! Стоит себе у ближайшей колонны, надвинув на глаза старую широкополую шляпу-стетсон. И знаками показывает Даньке, чтобы тот не выдавал его присутствия. Хорошо, Джейк, он никому не скажет. Но как?..

«Все вопросы потом, – шепчет Пустынный Лис, тенью скользя мимо охранников и оказываясь за плечом мальчика. – Привет, мелюзга».

«Привет, Джейк», – так же беззвучно отвечает юный следопыт.

– Во имя Пречистой Матери Мира примите причастие! – елейным голосом воззвал к обреченным отец Навуфей. – Обноси их, чадо!

«Погоди-ка, – Лис кладет на плечо Дани невесомую руку. – Загляни в чашу».

Данила послушно смотрит в сосуд.

«Что видишь?»

Сначала ничего. Но потом…

«Ой, да здесь какие-то черви копошатся. Извиваются, переплетаясь друг с другом…»

«Ага, ну-ка прикажи им уснуть. Только потихоньку, чтоб никто не слышал».

Данька пробует утихомирить мерзких созданий. Те на первых порах не хотят слушаться. Даня сурово супит брови и велит уже более решительно. Черви пугаются и притихают. Застывают, свернувшись в единый клубок.

«Вот, теперь хорошо, – кивает Джейк. – Можешь поить остальных. А мне пора».

«Но мы еще встретимся?»

«Непременно», – улыбается Пустынный Лис, медленно растворяясь в воздухе.

Мальчик поднес чашу каждому из «увенчанных», и те с «помощью» охранников сделали по паре глотков. Когда сосуд почти опустел, Данила, как и указал архангел, допил остатки эликсира.

Навуфей с любопытством посмотрел на жертв, после чего кивнул охранникам. Те тычками автоматов погнали обреченных к ступенькам перехода на станцию Университет. Доносящийся оттуда странный шум стал громче.

Несчастные брели, словно сомнамбулы, не осознавая, где они и что с ними хотят сделать. Данька шел вместе со всеми. Ему не было страшно. Только любопытство распирало. Что же это там шумит?

* * *

Преодолев ступеньки, ведущие в переход, процессия очутилась на небольшой площадке. Наконец все увидели источник удивительных звуков.

Переход состоял из двух коридоров, разделенных несплошной стеной. По одному в прежние времена шли пассажиры с Университета на Госпром, а по другому двигались те, кто, наоборот, переходил с Алексеевской на Салтовскую линию. Теперь оба коридора оказались заблокированными. Каждый из них оскалился на людей острыми змеиными зубами.

Данила с трепетом разглядывал громадные неподвижные головы, освещаемые фонарями конвоиров. Поначалу ему показалось, что это огромные статуи, но, присмотревшись, он понял: «статуи» на самом деле живые. Бледно-молочная чешуйчатая кожа, покрытая коричневыми пятнами. Тупой нос с трепещущими ноздрями, жадно вдыхающими и выдыхающими воздух. Желтые водянистые глаза с темно-вишневыми зрачками – каждый размером с голову взрослого человека.

Взоры чудищ гипнотизировали, лишая одурманенных наркотическим пойлом людей последних проблесков собственной воли. Обреченные на смерть шаг за шагом приближались к последнему рубежу, за которым их ждала страшная и мучительная смерть во имя Матери Мира и ее архангела. Змеиные языки полоскались уже всего в нескольких метрах от добычи.

Внезапно один из конвоируемых мужчин резко развернулся и, схватив за ствол направленный на него автомат, резко дернул оружие на себя. Охранник, не ожидавший нападения, опешил, выпуская «калаш» из рук, за что тут же и поплатился, получив очередь в грудь. Содрогнувшись, он негромко охнул и осел на землю. Его товарищи ошеломленно уставились на агонизирующее тело. И пропустили атаку других «увенчанных», гурьбой бросившихся на палачей.

Почему дурманящий сознание напиток не сработал на этот раз?

Может, глава церемонии что-то напутал с ингредиентами?

Выяснять, что произошло, уже не было времени.

Началась свалка. В общем-то, силы оказались неравными. Один автомат на десяток ослабленных недоеданием («покаянным постом», как выражался Навуфей) людей против пяти «Калашниковых» и стольких же здоровых бугаев – это неравный и заведомо проигрышный расклад. В другое время стычка закончилась бы, едва начавшись. Но, наверное, напиток, поднесенный Данькой, после его манипуляций с «червями» подействовал как-то не так, превратив людей не в покорных овец, безмолвно идущих на заклание, а в кровожадных монстров, алчущих новых и новых смертей.

Удар трофейного приклада – и череп одного из конвоиров проломлен. Щелканье оскаленных зубов, и горло упавшего охранника фонтанирует струей крови. Трое оставшихся «архистратигов» пробуют отбиться.

Очереди, перекрещиваясь, пронзают податливую человеческую плоть. Одна из пуль, срикошетив от стены, больно жалит Даньку в плечо. Ребенок с пронзительным криком хватается за рану и оседает на пол.

Пули впиваются в блестящие глаза чудища, и жуткие морды окрашиваются в темно-пурпурный цвет. Еще две очереди, каждая аккурат в отверстые пасти, дробят зубы и забивают раздвоенные языки прямо в черную глотку.

Оставив в тылу недобитое, но уже издыхающее чудище и трупы конвоиров и соратников (одна женщина и двое мужчин), а также раненого мальчика, потерявшие человеческий вид взбесившиеся «увенчанные» вырываются на платформу.

Завидев их, старец Навуфей дико визжит и, забыв о благообразии, бросается к остальной пастве – под защиту оружия верных апостолов и архистратигов. Шальная пуля разит пастыря в ногу. Он валится на пол и воет, как побитый пес. Однако падение спасает ему жизнь.

Архистратиги, не решавшиеся стрелять из-за боязни случайно задеть святого отца, открывают шквальный огонь. На сей раз божественный свет Фохат оказался не на стороне мучеников. Вскоре все они полегли, дорого продав жизни и обелив кровью одежды братии.

Не скоро еще оправится Белое Братство после кровавой купели, устроенной предназначенным в жертву Агнцем!

Однако Даньке до того уже не было никакого дела.

Воспользовавшись тем, что внимание всех отвлеклось на перестрелку, мальчик сполз в туннель и заковылял по рельсам, убираясь подальше от всех этих людей и нелюдей.

Он шел долго, терзаемый мучительной болью, с каждым шагом теряя силы, пока, наконец, споткнувшись, не упал и не потерял сознание…

* * *

Несмотря на поздний час, на улицу высыпало много народу. Все хотели посмотреть на последствия случившейся заварушки. Какие-то доброхоты уже отливали водой контуженого близнеца.

Без особых приключений Макнейли отконвоировал Корда к своему офису. Слева от стола шерифа располагалась неприметная дверь. Макнейли открыл ее, подталкивая арестованного. Джейк вошел, оказавшись в коротком коридоре, по обеим сторонам которого темнело несколько каморок, забранных решетками. Шериф отпер одну из них. Пустынный Лис покорно зашел вовнутрь.

Макнейли запер дверь-решетку, смерив пленника тяжелым взглядом:

– Скажи, зачем ты его убил?

– Мне он не понравился! – спокойно ответил Джейк.

– Теперь ты понимаешь, как я был прав, когда хотел отобрать у тебя оружие?

– Я бы все равно бы его убил, голыми руками.

– Что ж… – шериф выглядел слегка разочарованным, – теперь тебя повесят. Завтра я вызову судью. Полагаю, ему не придется долго с тобой возиться.

– Не я начал первым.

– Это не имеет значения. У парня не было огнестрельного оружия, так что твой поступок будет расценен как хладнокровное убийство.

– Может быть… – кивнул Корд. – Но не раньше, чем завтра утром, ты выпустишь меня и вернешь оружие.

– Что?!!

– А ты еще не понял?

– А что я должен понять?

– Только я могу справиться со зверем, больше никто.

Макнейли испытывающе посмотрел на пленника.

– Через пару дней тебя повесят!

Затем он развернулся и демонстративно покинул тюремный блок.

Пожав плечами, Пустынный Лис улегся на неудобную койку. Судя по всему, ложе конструировали для каких-то убогих карликов.

Джейк знал – зверь снова выходит на охоту.

У шерифа оставалось все меньше времени.

* * *

Утром Макнейли собирался посетить телеграф, чтобы вызвать судебного исполнителя. Настроение у шерифа было скверным, потому что целых два года в городе не происходило убийств. И вот снова началось. Сперва непонятный зверь, теперь вот этот ганфайтер. [7] 7
  Букв. «боец с пистолетом» – профессиональный стрелок-наемник на Диком Западе.


[Закрыть] Ну почему он силой не отобрал у него оружие?

Макнейли знал ответ, хотя и всячески избегал его. Шериф попросту испугался, потому что был уверен: попытайся он разоружить Корда силой, тот убьет его так же просто и хладнокровно, как сделал это с одним из братьев Каванах. На своем веку Макнейли редко встречал таких людей, а когда все-таки встречал, то старался обходить стороной. То были настоящие волки среди овец, мнящих себя волками.

У дома доктора шериф остановился. Ему показалось, что из приоткрытого окна выскользнула тень.

– Эй, там! – Макнейли выхватил револьвер, всматриваясь в освещенный светом луны переулок.

У стены соседнего дома стоял человек. Шериф сразу понял, с ним что-то не так. Человек часто дышал, темные капли, срывающиеся с его рук, пятнали дощатый настил мостовой.

– А ну стой на месте!

Незнакомец метнулся в сторону.

Макнейли выстрелил, но пуля ушла в пустоту – в переулке никого не было.

– Куда же он делся? – вслух спросил шериф.

Пройдя несколько шагов, Макнейли присел на корточки, чтобы рассмотреть странные пятна на мостовой. Шериф коснулся деревянного настила, затем поднес руку к лицу. Кровь.

– Фрэнки!!! – Вскочив на ноги, Макнейли бросился к дому доктора.

Дверь слетела с петель от одного могучего удара. Тяжелые сапоги, звеня разболтавшимися шпорами, гулко застучали по узкой лестнице, ведущей на второй этаж.

– Фрэнк… Фрэнк, черт тебя побери…

Дверь в спальню распахнута настежь.

В дорожке лунного света, словно разорванные куклы, лежали тела доктора и его жены.

– О господи… – шериф отвернулся, закрывая рот рукой, давя пытающийся вырваться крик.

На улице ему полегчало. Макнейли по-прежнему сжимал в правой руке бесполезный сейчас револьвер. Сунув оружие в кобуру, шериф побежал к церкви.

Сонный священник открыл содрогающуюся дверь не сразу, но удары кулаков Макнейли могли разбудить даже мертвого.

– Шериф? Что случилось? Сейчас второй час ночи, и…

– Святой отец, созывайте общий сбор!

– Общий сбор, но почему?

– Беда пришла.

– Но я…

– Делайте, что говорю, и, пожалуйста, не задавайте лишних вопросов. Я все объясню, но потом…

Внезапно зазвонивший церковный колокол прозвучал, словно гром среди ясного неба, и в души просыпающихся людей заполз липкий холодный страх.

* * *

Ополчение вышло небольшим, всего двадцать взрослых мужчин и два старика. Вооружились кто чем, в основном – охотничьими ружьями.

– Ричардсон, твоя группа прочешет северную часть города, – быстро распорядился шериф, – я же с остальными буду идти навстречу к тебе с противоположного конца.

В свете пылающих факелов ополченцы выглядели словно ночные призраки, вставшие из могил заброшенного кладбища.

– Кого мы ищем, шериф?

– Да объясни же нам толком, что происходит?

– Доктор и его жена мертвы… Задраны неведомым хищником, – коротко ответил Макнейли. – Это уже третий случай. Несколько дней назад старатели нашли растерзанного бродягу в горах у реки, затем семья Барретов, живших на отшибе… Теперь эта тварь добралась и до нашего города.

Ополченцы подавленно молчали.

– Значит, мы должны искать животное? – нервно спросил кто-то.

– Нет, мы ищем человека, – шериф вглядывался в каждое изумленное лицо. – Повторяю, человека. Он странно выглядит, весь в изорванной одежде и в крови. Заметившим – стрелять на поражение.

– Но, шериф…

– Если что, всю ответственность беру на себя.

И ополченцы, разбившись на две группы, принялись обыскивать город.

* * *

Джейк не спал, кляня себя за то, что сорвался тогда в баре. Последствия глупой ошибки – три человеческих жизни. В три раза больше, чем он вообще мог себе позволить.

– Что со мной? – тихо спрашивал себя Корд. – Что сделало со мной это ненавистное место? Как же сильно я изменился за все эти годы! И не заметил, как сам стал чудовищем, живя среди таки же жестоких чудовищ. Наверное, именно поэтому и хочу добраться до проклятого золота и сбежать, потому что бегу не из чужой враждебной земли, а от себя.

Он разговаривал сам с собой, а это первые симптомы прогрессирующей шизофрении. А еще – признак одиночества, тяжкое бремя которого способен нести не каждый.

Зверь снова убил. Пустынный Лис чувствовал отчаянный ужас жертв, каким-то чудом успевших за долю секунды до смерти осознать, что происходит; порочное наслаждение творящего зло; победоносный рев убийцы. О да, ему знакомы эти чувства, ведь он и сам недавно переживал нечто подобное. Не так сильно, но все же. Почти то же самое он почувствовал, когда стрелял в того тупого и опасного парня, по глупости нарвавшегося на противника, не способного прощать. Рано или поздно он все равно бы напоролся на пулю, и Джейк лишь ускорил его неизбежный конец. От судьбы и впрямь не уйдешь.

Собрав местных овец, возомнивших себя охотниками, шериф пытался выследить зверя. Глупец, он все еще не понял, что выследить неуловимого убийцу может только Корд. Сколько еще смертей потребуется, чтобы Макнейли, наконец, осознал ошибку? Ведь Пустынный Лис обманул его, не желая сеять в городке излишнюю панику. На самом деле жертв будет куда больше десяти.