Текст книги "Приговорённые (майор Девяткин - 3)"

Автор книги: Андрей Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Пойдешь по улице – крайний дом слева. Зовут хозяина Леонид Помазун. Два года назад жену похоронил. Погибла при невыясненных обстоятельствах. Говорили, что из кузова грузовика на нее скатилась бочка солярки. Но ведь бочки сами не катаются. Живет он теперь один. Нигде не работает. Характер трудный. Деньги очень любит.

– Любовь к деньгам – это хорошо, – улыбнулся Радченко. – Это признак нравственного здоровья человека.

– Тебе из харчей чего надо? – спросила женщина. – Или вещи какие?

– Пожалуй.

Он купил рюкзак, вместительный, с широкими лямками и множеством накладных карманов, переложил в него содержимое неудобной сумки. Еще в магазине нашелся длинный прорезиненный плащ с капюшоном, болотные сапоги с высокими голенищами, мясные консервы, сухари и бутылка спирта. Радченко поменял сапоги, надел прорезиненный плащ. Обнова оказалась велика, но другого размера не было. Пришлось засучить длинные рукава.

Собственное отражение в зеркале оптимизма не внушало. В этом капюшоне, закрывающем половину лица, в длинном черном плаще он выглядел пугающе, словно маньяк из полузабытого фильма. Продавщица взглянула на покупателя и перекрестилась. Радченко собрал имущество в рюкзак, прошел через темный коридор магазина, поперек которого лежал пьяный в матросском бушлате. Тучи на небе сгустились, дождь не стихал, ветер дул в лицо.

Дима поднялся на крыльцо кирпичного дома, нажал кнопку звонка. Дверь приоткрылась на ширину цепочки, в проеме показалась заросшая щетиной помятая физиономия. На голове черная фуражка речника с золотой кокардой, козырек надвинут на самые глаза.

– По делу или как? – строго спросил хозяин.

– Исключительно по делу. У вас, говорят, лодка с мотором есть.

– Про меня много чего говорят, – уклончиво ответил Помазун. – Ты кто такой? И откуда взялся?

– Приезжий, из самой Москвы. В командировке тут. Ну, вроде как.

– Ты бы топал отсюда. Вроде как. Вот возьму дубину – и навсегда отобью охоту к вранью. Вроде как…

Радченко скинул капюшон, вытащил из-за пазухи тугую пачку денег и поводил ею перед носом Помазуна. Тот вытянул вперед шею, сделавшись похожим на откормленного гуся, принюхался, словно старался уловить приятный запах, что исходит от купюр, и цепочка упала. Хозяин распахнул дверь, провел гостя через полутемные сени в большую жарко натопленную комнату и выспросил, что за дело привело видного столичного парня в их забытые богом и людьми края. Радченко откашлялся, придумывая историю, отдаленно похожую на правду, но в голове после длительной прогулки не осталось ни одной путной мысли.

– У меня есть девушка, – сказал он. – Мы с ней познакомились… Можно сказать, она моя невеста… На телефонные звонки не отвечает, и у меня просто сердце разрывается от недобрых предчувствий.

Леонид Помазун не поверил ни единому услышанному слову. Потому что в жизни верил только самому себе, своей удаче и наличным деньгам.

– Я ходил туда на лодке, – сказал он, – позапрошлой ночью. Но одному боязно. Там бандиты шныряют пачками. Последний раз еле ноги унес. А вдвоем вроде веселее. Как мыслишь?

– Еще бы, – кивнул Радченко.

– Сколько? – Главный вопрос Помазун задал хриплым шепотом. – Ну, за все удовольствие? Сколько выходит?

Услышав ответ, почесал за ухом, решив, что деньги у гостя прямо из ширинки валятся. И все пачками, пачками. А в тех пачках только крупные купюры.

– Надо бы накинуть немного. – Он торговался по привычке, иначе просто не мог. – Дело-то опасное. Пройти сквозь все кордоны. А народ разный попадается. Задаток, то есть половину суммы, попрошу вперед. Такие правила.

– Хорошо. – Радченко отсчитал деньги. – Получишь вдвое больше, если найдем мою подружку. Годится?

Усмехнувшись, Помазун кивнул, давая понять, что на положительный исход экспедиции не рассчитывает. Но если все-таки произойдет чудо… Что ж, от денег Леонид никогда не отказывался, даже если болел или валялся пьяный. Он дважды пересчитал купюры, вышел с заднего крыльца, подпер рогатиной дверь. Чтобы гость не пошел следом и не подглядел, где хранятся хозяйские сбережения, спрятал наличные в погребе, где в стену был замурован несгораемый сейф. Повесил ключ от сейфа на шею вместо нательного креста и скороговоркой пробормотал «Отче наш», единственную молитву, что он помнил. Потом вывел из гаража вездеход «Нива», из другого гаража выкатил двухколесный прицеп, на котором, укрытая брезентом, уже стояла алюминиевая лодка с мотором, приметной оранжевой полосой вдоль корпуса и номером 001.

Машина месила грязь около часа. Когда Помазун увидел две армейские палатки, грузовик с брезентовым тентом и солдат, смоливших сигареты, тут же свернул в сторону. Проехали еще несколько километров, больше не попадалось ни солдат, ни палаток. Только низко над землей пролетел вертолет с красной звездой на брюхе. Вдруг впереди сквозь деревья и жидкий кустарник блеснула металлом полоска воды. Помазун вывернул руль и, прибавив газу, погнал машину по грязи на этот металлический свет.

– Вон куда вода дошла, – сказал он. – Вчера ее тут не было. Скоро и в нашем селе потоп случится. Тогда хрендец. Спасайся кто может. И кто не может.

Он долго выбирал место, где можно оставить «Ниву». Не нашел ничего лучше крутого косогора над огромной лужей, похожей на пруд. Отцепили прицеп, вместе дотолкали его до воды. Стащив с лодки брезент, вернулись обратно за сумкой, рюкзаком и карабином. Суденышко легко оторвалось от земли. Помазун, прыгнув в лодку, оттолкнулся веслом. Мотор чихнул, выплюнул облако бензинового перегара, и лодка, тюкая по низкой волне носом, пошла на северо-запад, туда, где из воды поднимались стволы тополей.

– Через час будем на месте, – пообещал Помазун. – Потому что ветер встречный. Солдатское оцепление прошли. Да и разве это оцепление…

Он дотянулся до ремня карабина, переложил оружие ближе, чтобы всегда было под рукой. Вставил в направляющие обойму из десяти патронов и передернул затвор.

Ближе к обеду пришлось собрать пожитки, свернуть матрасы и по хлипкой лестнице залезть на чердак. Вода поднималась так быстро, что доставала уже до подоконников. Посередине комнаты образовался водоворот, поглотивший бумажный мусор, окурки и старые газеты.

Палыч растянулся на прелой соломе, надвинул козырек кепки на глаза и, кажется, задремал. Джейн с завистью подумала, что нервы этого типа сделаны из стальной проволоки. Сапог забился в дальний угол, засмолил сигарету и принялся терзать приемник. Коровы перестали мычать, потому что сараи с живностью оказались под водой по самую крышу. Истошный женский крик не прекратился, но голос сделался хриплым и далеким.

– Доча… Дочка… Родная, где ты?

Сотник не выглядел встревоженным. Распечатав новую колоду карт, принялся раскладывать пасьянс. Но бросил это занятие, увидев, как один из домов на противоположный стороне улицы вдруг покосился на сторону, дальний угол стал заваливаться и растаял на глазах, словно кусок сахара в кипятке. Еще минута – и стены просели, вылетели оконные рамы. В воде оказалась крыша, разломившаяся надвое. Медленно погружаясь в воду, она поплыла вдоль улицы и пропала из вида. Следом за крышей течение понесло собаку. Она высоко задирала морду, перебирала лапами. Сил, чтобы бороться с течением, почти не осталось.

– Наш дом устоит, – сказал Сотник, но голос его звучал неуверенно. – Он из круглого леса. А тот был из говна и соломы.

– Предположим, дом не развалится. Но что с того? – ответила Джейн. – Вода скоро будет здесь, на чердаке. И тогда…

– Тогда мы переберемся на крышу, вода не может прибывать вечно.

Время тянулось так медленно, что Джейн казалось, будто здесь, на чердаке, они просидели уже неделю, а то и месяц. В окошко видно, что тучи опустились еще ниже, пошел дождь со снегом. Северо-восточный ветер усилился, погнал волны, которые смачно шлепались о стены дома. А вода, кажется, продолжала подниматься. Джейн видела через окно, как мимо проплыли вырванные с корнем кусты и деревянная бочка. Следом появилась лодка, длинная, с широким и плоским дном посудина, довольно вместительная. На веслах сидел здоровенный мужчина в непромокаемом армейском плаще с капюшоном. Сапог, острый на глаз, со своей неудобной позиции заметил лодку первым и, бросив приемник, сорвался с места. От волнения не открыл, а высадил плечом хлипкую оконную раму, порезав в спешке предплечье битым стеклом. Он высунулся наружу, одной ногой встал на карниз дома и, сложив ладони рупором, проорал во всю глотку:

– Эй, на лодке, мы здесь! Слышь, мужик… Греби сюда. Сюда давай!..

Палыч проснулся, на четвереньках дополз до окна, стал молча наблюдать за происходящим. Лодку отделяли от дома всего-то три десятка метров, но за воем ветра и плеском воды человек в плаще не сразу понял, откуда доносятся крики. Сначала он бросил весла и повертел головой, потом скинул капюшон плаща. Стала видна черная кепка, натянутая на голову, выбившиеся из-под нее пряди вьющихся седых волос, большие красные уши, обожженные холодным ветром, и мускулистая бычья шея. Теперь лодку отделяло от дома метров двадцать, не больше. Можно было разглядеть двух связанных баранов, на корме несколько мешков из синтетической ткани, набитых тряпками и домашним скарбом. Лодочник наконец заметил человека в чердачном окне.

– Греби сюда! – орал Сапог. – Мы здесь! Эй, здесь мы!..

Мужик что-то сказал, натянул на голову капюшон, затем, неспешно поплевав на ладони, снова налег на весла.

– Стой, стой, скотина!..

Сапог сжал кулак и обложил незнакомца матом, но мужик даже ухом не повел, только быстрее заработал веслами. Сапог выхватил из-за пазухи пистолет, но тяжелая рука Сотника уже легла на плечо.

– Только попробуй.

– Но он же…

Сапог не договорил, забрался в темный угол, шмыгая мокрым носом, включил приемник.

Джейн, поджав ноги к животу, лежала на боку, вдыхая запах дождя и соломы. Казалось, она засыпает, и только шипение приемника слегка тревожило дрему…

Когда она открыла глаза, то не сразу вспомнила, где она и что происходит. И тут где-то неподалеку послышался рокот лодочного мотора, работавшего на низких оборотах.

Глава одиннадцатая

Сотников сидел на корточках у окна и вглядывался вдаль. Рядом с ним устроились Сапог и Палыч. Джейн подумала, что, наверное, вода уже на чердаке, впору выбираться на крышу, но оказалось, что их спасение – где-то совсем рядом. Она ясно слышала звук лодочного мотора. Звук все приближался.

Сапог упал на колени и замер, выставил вперед ухо, прислушался. Действительно, где-то неподалеку работал, захлебываясь на высоких оборотах, лодочный мотор. И вот из клочьев тумана, плывущих над водой, появилась лодка. Большая, похожая на баркас, задранным носом она рассекала волну. Оранжевая полоса по борту и даже номер 001. На носу сидел мужик в темном плаще, голова накрыта капюшоном.

На корме, управляя мотором, устроился второй человек. Он был одет в прорезиненный плащ защитного цвета и черную фуражку речника с золотистой кокардой. В лодке пара джутовых мешков, узел с тряпьем, даже фикус с пожелтевшими листьями. Отдельно от вещей, ближе к корме, поставили то ли телевизор, то ли коробку, завернутую в полиэтиленовую пленку. Лодка шла тяжело, мотор едва тянул такую тяжесть против течения.

– Это те, кого мы ждали, – сказал Сапог. – Люди. Видно, семейные. Спасают пожитки. Господи, глазам не верю!..

– Давай, Cерега, кричи, – приказал Сотник. – У тебя голос звонкий. – И подтолкнул Сапога в спину.

Когда лодка подошла ближе, Сапог через окно вылез на карниз дома, мигнул фонарем и заорал во всю глотку:

– Эй, граждане!.. Тут люди бедствие терпят. Слышь… Помощь нужна. Натурально, тонем.

– Сколько вас? – крикнул мужик в фуражке.

– Четверо, – проорал в ответ Сапог. – Слышь, мы хорошо заплатим, не сомневайся. Деньги у нас есть. Купишь новую лодку. И еще сдача останется.

– Подавись своими деньгами, гад! – с неожиданной злостью крикнул в ответ мужик. – В этом доме старик жил. Мародеры проклятые! Уделали его?

Сапог не успел опомниться, ответить что-то вразумительное, как мужчина наклонился, и в следующее мгновение в его руках оказался карабин. Он даже не дотронулся тыльником приклада до плеча, а уже нажал на спусковой крючок. Один за другим ударили четыре выстрела. Две пули разнесли трухлявые доски где-то наверху, две другие достали Сапога. Одна ударила в живот, вторая в грудь. Подметки ботинок сорвались с карниза, и Сапог оказался в ледяной воде. Он даже не успел понять, что произошло, не успел испугаться и закричать от боли не успел. Голова ушла под воду, а потом снова оказалась на поверхности.

Мотор заревел на самых высоких оборотах, выпустил облако дыма, лодка резко повернула в сторону и стала удаляться. Еще несколько секунд были видны очертания узлов с барахлом, но эту картину быстро заволокло туманом.

Сотников, ухватив парня за ворот куртки, втащил его на чердак, ножом располосовал рубаху и майку, стер тряпицей кровь с голой груди и осмотрел входные отверстия от пуль. Оба ранения слепые: одна пуля осталась в животе, вторая – в правой части груди. Сапог был в сознании. Он вертел головой, стонал и шепотом матерился. Сотников зубами разорвал обертку пакета, который носил во внутреннем кармане куртки. Вытащил антисептик, бинты. Вставил в рану на груди марлевый тампон, на скорую руку сделал повязку. Палыч светил фонарем и мычал что-то нечленораздельное. Джейн хотела помочь, но не знала как.

– Просто сиди на месте, – ответил на ее вопрос Сотник, – и помалкивай.

К ночи ветер изменил направление, небо очистилось от облаков. Похолодало, соткалась густая полоса тумана, вода по-прежнему прибывала. Сотников взвалил раненого на спину, приказал ему держаться изо всех сил за плечи. Когда он залез на карниз дома и, ухватив парня под мышки, стал тащить его наверх, тот неловко дернулся, застонал от боли и едва не упал в воду.

Последней на крышу перебралась Джейн. Сквозь просветы в облаках она увидела молодой месяц и решила, что, если в эту ночь не утонет, значит, насмерть замерзнет. Ветер крепчал, а мелкая волна набегала и отступала, чтобы начать новую атаку.

Когда начало светать, Джейн, лежа на крыше и укрывшись куском мокрого брезента, смотрела на едва различимую линию горизонта. Потом, кивнув на Сапога, спросила:

– Ему можно помочь?

– Вряд ли, – ответил Сотников. – У меня больше нет ни бинтов, ни антисептика, ни морфина. В аптечке осталось только лекарство от поноса, но это ему без надобности.

– Скоро мы умрем, – печально протянула Джейн.

– Ну зачем же впадать в уныние? – весело ответил Сотников, будто умирать ему доводилось по три раза на дню и он давно привык к этой процедуре. – Все не так уж плохо. Если разобраться.

– Мы скоро умрем, – повторила Джейн. – И вы, и я, и еще живой Сапог, и Палыч. Спасения нет. Вы это видите и знаете не хуже меня. Здесь пролетали вертолеты спасателей. Они не нашли людей. Теперь ищут в других местах. А про нас давно забыли.

– Ну, если забыли, скоро вспомнят. – Сотник снял прилипший к губе окурок и бросил его в воду. – Расскажите лучше что-нибудь хорошее, не барахтайтесь в негативных эмоциях.

– Хватит ерничать, хотя бы сейчас, перед смертью, скажите несколько слов правды. Кто и зачем отдал приказ затащить меня сюда? Какие цели вы преследуете? Куда мы направлялись?

– Зачем вам это знать?

– Простое любопытство.

– Вам не станет легче, это уж точно.

– И все-таки я хочу услышать правду, – повысила голос Джейн, но вдруг замолчала, прислушиваясь к звуку мотора, долетевшему издали.

Сотник тоже прислушался. Выставив вперед правое ухо, он медленно поворачивал голову, потому что звук смещался куда-то в сторону и, кажется, начинал слабеть. Потом вдруг пропал, но через пару секунд появился снова. Сапог перестал стонать, а Палыч беспокойно задвигал ногами, высунул из-под плащ-палатки заспанную физиономию.

– Тряпка, есть сухая тряпка?!

Сотников вскочил на ноги, вытряхнул из сумки какие-то манатки, скрутил рубаху в жгут, отодрал от крыши узкую и длинную доску, державшую рубероид. Вылил на ткань оставшийся спирт и щелкнул зажигалкой. Высоко подняв горящую рубаху над головой, стал размахивать этим горящим самодельным факелом.

– Мы здесь, мы здесь! – орал он страшным голосом. – Эй, вы там!.. На палубе…

Зашелся хриплым натужным кашлем, который душил, скручивал горло, и, откашлявшись, снова начал кричать и махать уже догоравшей рубахой.

Джейн вслушивалась в однообразные шлепки волн по крыше, в далекий крик птицы. Теперь за этими звуками она явственно различала шум мотора. Звук приближался, быстро набирал силу. Палыч, словно от него ушли все силы, опустился на мокрую кровлю и всхлипнул. Стал виден фонарь, укрепленный на носу лодки, силуэты людей в оранжевых комбинезонах. Сотников бросил догоревший факел и сказал, обращаясь к Джейн:

– Ну вот… А вы так сильно переживали без всякого повода. Я же говорил: берегите нервы, они вам еще пригодятся.

Джейн хотела ответить, что ничего подобного от Сотникова не слышала, но не смогла вымолвить ни слова. Горло перехватило так, будто на шею набросили веревку и стянули концы. Слезы туманили картину окружающего мира: желтые тучи на горизонте, лицо Сотникова, превратившееся в светлое пятно. Она хотела броситься ему на грудь, повиснуть у него на шее, расцеловать, но подумала, что это глупо и странно: целовать своего похитителя. В следующую секунду захотелось сесть, потому что силы, что еще чудом сохранились, теперь вдруг совсем покинули ее.

Лодка держала курс к людям. На носу был закреплен фонарь, соединенный с автомобильным аккумулятором. Луч света разгонял дождливую пелену и туман.

Наконец нос лодки ткнулся в крышу. Это была надувная спасательная шлюпка на двенадцать мест, сделанная из особо прочного синтетического материала. Днище закрывали деревянные щиты, на корме мощный японский мотор.

– Сколько вас? – Спасатель перебросил ногу через борт и снял с головы капюшон куртки, словно тот мешал осмотреться. Парню было не больше двадцати пяти. Среднего роста, с короткой стрижкой рыжеватых жестких волос и жиденькими усами, отпущенными, видимо, для солидности, чтобы выглядеть старше. – Если есть что тяжелое из груза – не возьмем. На обратной дороге могут попасться люди.

– Нас четверо, – ответил Сотников. – Наш товарищ получил травму. У женщины переохлаждение.

Из лодки вылез второй мужик, коренастый, с красным обветренным лицом, растрескавшимися губами и здоровенными ручищами, похожими на лопаты.

– Считайте, вам сильно повезло, – пролаял он простуженным голосом и, схватившись за веревку, подтянул лодку ближе. – Мы уже дважды обошли этот квадрат. Собирались уходить, когда увидели горящий факел. Через час тут искать будет некого.

– Чего так? – спросил Сотник.

– Обещают сильный дождь со снегом, – ответил спасатель. – Сброс воды с плотины будут увеличивать.

Парень с рыжими усами присел на корточки возле Сапога, раскрыл одеяло, увидел грудь, кое-как замотанную бинтами, пропитанными уже потемневшей кровью, живот, прикрытый несвежей повязкой, и в глазах его застыли страх и удивление.

В следующую секунду один за другим хлопнули три пистолетных выстрела, похожие на взрывы рождественских хлопушек. Старший спасатель боком повалился на крышу возле самого носа лодки и медленно сполз в воду. Парень с усами упал на живот, дернул ногой и застонал. Палыч подошел к нему на расстояние шага и добил выстрелом в голову.

Джейн закричала, Сотников крепко ухватил ее за локоть, подтолкнул к лодке. Палыч, спрятав пистолет за пазухой, стянул с парня оранжевую куртку спасателя, примерил ее, потом наклонился над Сапогом, дотронулся до его шеи и сказал:

– Го… Готов. У-у-у… Уже не пыхтит. М-да… Пре… При… Прибрался.

Джейн плохо соображала, что происходит. Она сидела на дощатом настиле лодки спиной к корме, ссутулив плечи и наклонившись вперед. Она пришла в себя несколько минут назад, но старалась не двигаться, чтобы не выдать своих намерений. Джейн уже все решила. Она не останется в одной лодке с убийцами, лучше самой умереть. Но зачем умирать? Кого она хочет наказать своей смертью? Мысли запутались окончательно. Если выпрыгнуть сейчас, на ходу, они сразу же потеряют Джейн из виду и вряд ли сумеют найти. Решат, что она утонула и пора спасать собственные шкуры. Между тем Джейн доберется вплавь до крыши дома, поднимавшегося из воды впереди, пересидит, переждет, а там видно будет. В ту же секунду она выпрямила поджатые ноги, перегнулась через борт и бросилась в воду так быстро, будто не человек упал за борт, а скользнула бестелесная тень. Через мгновение она всем телом почувствовала пронизывающий холод воды. Мышцы сделались непослушными и твердыми, как морские канаты, а кожа, кажется, превратилась в жесткую резину.

Джейн сбросила с себя куртку и попробовала грести к той самой крыше, которая почему-то вдруг пропала из вида. Лодки тоже не видно, даже шума мотора не слышно. Она подумала, что сил у нее немного, но она сумеет, должна найти спасительный ориентир и доплыть до цели, и поплыла к голой макушке тополя, поднимавшейся над водой. На борьбу с течением ушло несколько минут и, кажется, все силы. Течение оказалось сильнее ее, Джейн сдвинулась с места всего на пару метров. Хотелось закричать, позвать на помощь. Затея показалась глупой, наивной.

Она перевернулась на спину, чтобы немного отдохнуть, и почувствовала, как ноги от бедер до щиколоток сводит судорогой. Боль была такой пронзительной, что на глаза навернулись слезы. Течение тянуло ее куда-то вниз, сил на борьбу совсем не осталось. Джейн закрыла глаза. Кажется, она вдоволь наглоталась воды, когда чья-то рука намертво вцепилась в ее волосы и потянула наверх. Джейн увидела рядом с собой лицо Сотникова, пряди мокрых волос, прилипшие ко лбу, открытый рот, щекой почувствовала его горячее дыхание. Другой рукой Сотников поддерживал ее плечи. Он изо всех сил работал ногами, не давая течению затянуть вниз два сцепившихся в воде тела.

Теперь Джейн видела и Палыча, стоявшего на корме лодки. Еще мгновение, и какая-то могучая сила рванула ее вверх, подняла над водой, перебросила через борт. Она растянулась на деревянном настиле, зашлась кашлем и через секунду лишилась чувств. Когда пришла в себя, мотор тарахтел на низких оборотах. Сотников поверх свитера надевал оранжевый спасательный жилет и плащ и что-то кричал Палычу, сидевшему на корме.

– Е… Ест… Есть спирт, – промычал в ответ Палыч. – Из… Ис… Из личных запасов… Т-т-т… Ты ее разотрешь? Или мне? – ЇПосмеиваясь, он вытащил из-за пазухи фляжку.

Сотников что-то прокричал в ответ, но Джейн уже ничего не слышала, провалившись в бесконечный колодец темноты.

За неполные двое суток Девяткин отправил запросы и получил ответы из интернатов и сиротских приютов Москвы, Подмосковья и ближайших к столице областей. Результатом работы стала гора бумаг на письменном столе и папка, где были подведены некоторые итоги поисков.

Случаев побегов воспитанников из детских домов за последние два месяца – около сотни. Семьдесят два ребенка найдены и возвращены на место, двое погибли под колесами товарного поезда, на который пытались забраться. Состав в это время набирал ход, а дорога спускалась под гору и делала крутой поворот. Мальчишкам просто не повезло. Тело восьмилетнего воспитанника одного из интернатов обнаружено в куче мусора на свалке города Подольска. Перед смертью он был изнасилован тремя различными мужчинами. Судьба остальных пропавших детей неизвестна.

Имя Николая Степанова всплыло на третий день поисков. Его одежда, тапки из искусственной кожи, колготки и другие вещи, помеченные номером шестьсот девять, помогли определить адрес детского дома, где жил мальчик. Ребенок исчез при странных обстоятельствах. С жалобами на головные боли он был направлен в областную больницу, откуда его повезли в Москву.

Дальше возникла невообразимая путаница. Неожиданно вместо хрупкого мальчика оказался мертвый мужчина крупного сложения. Девяткин распорядился срочно установить, какая бригада «Скорой помощи» перевозила Колю из больницы в морг и как живой семилетний паренек превратился в мертвого мужика.

Глава двенадцатая

К полудню машина без полицейских опознавательных знаков встала на территории одной из подстанций «Скорой помощи» Центрального округа Москвы. Другая машина, невзрачный фургон с затемненными стеклами, остановилась чуть поодаль. Девяткин устроился на переднем сиденье рядом с сидевшим за рулем старшим лейтенантом Лебедевым. Старый двор, обнесенный кирпичным забором, еще хранил приметы ушедшей зимы. Пожелтевшие сугробы доживали последние дни, а с фасада здания еще не сняли табличку «Осторожно, сосульки».

– Сейчас они вернутся с обеда, – сказал Лебедев.

– Бригада «Скорой помощи» состоит, как обычно, из трех человек: водитель, врач и фельдшер, – рассуждал вслух Девяткин. – Они вывезли мальчишку из больницы в шесть тридцать вечера. В двадцать два тридцать доставили в морг тело мертвого мужчины. Врач и фельдшер кому-то передали живого мальчика, а на носилки положили труп того мужика. Заполнили бланк направления в морг, чистые бумаги у них наверняка были с собой. Хорошо бы знать: зачем похитителям понадобился ребенок из детского дома?

– Вариант первый, – подхватил его мысли Лебедев. – Могли в тот же день вырезать у Степанова внутренние органы. Для какого-нибудь богатого клиента, у которого от водки печень превратилась в тухлый фарш и почки отвалились. Все, что осталось от мальчика, выкинули в придорожную канаву. Или сожгли. Второе: сексуальные извращенцы…

Он замолчал, потому что через распахнутые настежь ворота на территорию подстанции въехал фургон «Скорой помощи» с красной полосой на кузове. Из грузового отсека неспешно выбрался фельдшер, здоровенный детина в белом халате с засученными по локоть рукавами. Широко раскрыв пасть, он зевнул, вытащил из кармана мятую пачку сигарет. Следом появился врач, худощавый мужчина в очках. Девяткин поднес к губам коротковолновую рацию и положил палец на красную кнопку. Группа силовой поддержки, четверо омоновцев, явно засиделась в своем фургоне в ожидании работы.

– Подари мне пару минут. – Лебедев скорчил жалобную гримасу, будто милостыню просил. – Ни секундой больше.

– На кой черт устраивать этот цирк под окнами подстанции? – поморщился Девяткин. – Любопытные сейчас же все окна облепят и…

– Я же пару минут прошу, не час.

– У тебя будет время познакомиться с этими персонажами. В подходящем месте.

– Пожалуйста.

Девяткин молча кивнул. Он считал себя либеральным человеком, даже слишком либеральным, поэтому позволял подчиненным разные вольности. Лебедев вылез из машины и, оставив кожаную куртку на переднем сиденье, неторопливо зашагал к «Скорой», на ходу выбирая себе соперника для кулачного боя. Врач отпадает – слишком хлипкий. Водитель Михалыч – мужчина в годах. Остается фельдшер Осадчий – этот в самый раз. Вес – за сто двадцать, кулаки – как пудовые гири. Да, это достойный соперник.

Лебедев направился прямиком к фельдшеру, успевшему пустить сигаретный дым. Верзила стоял возле машины «Скорой», ощущая приятное головокружение и расслабленность после доброго обеда. Саша подошел к нему вплотную и вдруг, коротко развернувшись, ударил фельдшера кулаком в лицо. Осадчего шатнуло, но он устоял на ногах, лишь сигарета отклеилась от губы и упала на асфальт. В следующее мгновение фельдшер получил второй удар, да такой, что было слышно, как хрустнула перегородка носа. На халат брызнула кровь. Он отлетел к «Скорой», спиной сделал вмятину в жестяном кузове. Стенка фургона толкнула беднягу вперед, а навстречу, нацеленный в грудь, уже летел кулак Лебедева.

Это дикое избиение происходило в мертвой тишине, которую нарушал лишь щебет какой-то птички, спрятавшейся в ветвях старого дерева. Врач Поленов по прозвищу Чурбан, зажав папку под мышкой, попятился задом, не зная, что делать дальше – то ли звать на помощь, то ли самому уносить ноги. Второй вариант нравился больше первого. Врач сделал пару шагов назад и огляделся, выбирая пути к отступлению. До ворот слишком далеко. Можно попробовать через боковую калитку в заборе, а там через парк…

– Только попробуй! – словно угадав его мысли, крикнул Девяткин. Он вылез из машины, собираясь досмотреть зрелище до конца. – Только дернись, гад!

– Я стою, – прошептал немеющими губами доктор. – Что вы… Я никуда… Я тут. Всегда тут. – И поднял руки вверх.

А фельдшер, собрав все силы, сумел встать и даже попытался оказать сопротивление. Махнул левым и правым кулаком, но удары не дошли до цели. Зато сам он снова получил кулаком между глаз и опять оказался на асфальте. Спасаясь от ударов, попытался заползти под фургон «Скорой», и ему бы это удалось, если бы не грузная комплекция Осадчего. Тогда он с неожиданным проворством выскочил из-под фургона, метнулся в сторону и снова угодил на кулак Лебедева. Удар оказался такой силы, что фельдшер, упав спиной на капот чьей-то машины, перевернулся через голову и снова упал. Очнулся он, когда какие-то люди, одетые в черные комбинезоны, поволокли его к полицейскому фургону, где уже сидели на жесткой скамейке врач Поленов и водитель Теплов.

Допрос бригады «Скорой помощи» провели не в изоляторе временного содержания на Петровке, а в районном управлении внутренних дел. В старом здании из потемневших кирпичей не было удобных кабинетов, кондиционеров и светлых больших окон. Никаких благ цивилизации. Но здесь был глубокий подвал с десятком камер – и почти все свободны.

Девяткин выбрал следственный кабинет в дальнем конце коридора, перекусил сосисками, что принесли из ближайшей забегаловки, выпил кофе с молоком, пахнущий пережаренными желудями, и прилег на продавленный диван, потому что за прошлую ночь не спал ни часа. Да, обстановка тут не самая приятная, но никаких особенных удобств ему и не требовалось. Он подложил под голову скатанный плащ, закрыл глаза и проспал как убитый до позднего вечера. Проснувшись свежим и бодрым, сполоснул лицо у рукомойника и приказал дежурному доставить из камеры врача.

Поленов прямо с порога заявил, что лично его вины в случившемся нет. Присев на табурет, шмыгнул носом и пустил слезу.

– Меня будут судить? Мне дадут…

– Билет в театр. Или талоны на обед. Ладно, давай по делу. Коротко и ясно.

– Только сразу предупреждаю. – Врач вытер рукавом мокрый нос. – Не смейте применять ко мне меры физического воздействия. У меня язва желудка, печень пошаливает…

– Слушай, ты, – перебил его Девяткин, – еще одно слово не по теме – и шабаш. Из этой камеры тебя вынесут вперед копытами. И любимые родственники долго не смогут опознать в изуродованном трупе доктора Поленова. Некогда цветущего человека, бывшего врача. Отца двух детей и образцового семьянина.