Текст книги "Секта"

Автор книги: Андрей Бельтюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Желание попасть внутрь исчезло. Он шагнул еще раз – не оборачиваясь -и едва удержался на скользкой ступени.

"Ну давай, давай! Свернуть себе здесь шею будет достойным завершением!"

Спускаясь, Лангелан заметил, что небо вновь заволакивают тучи. Поднялся ветер, и первые снежинки опять закрутились в воздухе, пока он брел через дорогу к своему "тандеберду". Видимость падала с каждой секундой, но луна еще не скрылась совсем. Открывая дверцу машины, Лангелан заметил слабый отблеск вдали, там, где шоссе поворачивало к городу. Чей-то автомобиль -лунный блик, вспыхнувший на ветровом стекле.

Кто бы ни был водитель, он хорошо притаился, но все же не настолько удачно, чтобы быть в полной безопасности. Наверное, он сделал все возможное, но этого оказалось недостаточно, потому что рок в конечном итоге определяет все.

Лангелан запустил мотор.

Придется заняться этим парнем... Если только за рулем не воскресшая Руфь Йельсен. Кажется, нынешней ночью можно ожидать всего. Однако визит в Фиолетовый дом придется вновь отложить.

Он тронул с места, не оглядываясь, уверенный, что неизвестная машина последует за ним. Так и произошло: через минуту оба автомобиля скрылись вдали от холмов, и только церковное подслеповатое окошко продолжало бессмысленно таращиться в черноту бушующей ночи.

Он не любил использовать один и тот же маршрут дважды. Тем более в незнакомом городе: но сейчас требовалось не просто уйти от преследовавшей его машины. Гораздо важнее было знать, кто сидит за рулем.

Стивен свернул налево с главной улицы и выехал на Вууд-роуд. Бешено работающие "дворники" не успевали сбрасывать снег, который тут же покрывал ветровое стекло. Он ехал почти вслепую. Искать аллею, спускавшуюся к парку, было бессмысленно. Все равно что на ощупь пытаться пересечь Гранд-каньон.

Он резко затормозил, и машина юзом стала разворачиваться поперек улицы. Лангелан почувствовал, что автомобиль заваливается влево.

"Ну же, ч-черт! Только не теперь!"

Он включил низшую передачу и одновременно прибавляя газ. Мотор протестующе взвыл; несколько мгновений корпус "тандеберда" беспомощно раскачивался как пьяный. Но затем колеса тяжелой машины вновь нашли сцепление с дорогой, и Стивен, до отказа вывернув руль, развернулся в обратном направлении.

Впереди почти сразу показались огни машины, шедшей навстречу.

"Ребята оставили все условности. С чего бы это?" Он понял все через мгновение.

Встречная машина шла на таран. Вууд-роуд, и без того неширокая, в этом месте становилась совсем узкой, и шансы увернуться практически равнялись нулю.

Похоже, ты сам себя загнал в ловушку.

Лангелан ткнул кнопку открывания стекла и сбросил газ. Вытащив "люгер", он ждал, когда можно будет высунуть руку. Сдвоенные фары машины впереди стремительно приближались, словно распахиваясь ему навстречу.

Он начал стрелять.

Ему показалось, что он слышит звон стекла; потом одна из фар встречной машины погасла. Но та продолжала мчаться вперед; их разделяло уже не более пятнадцати ярдов.

Стивен резко бросил свой "тандеберд" вправо, физически ощущая, как отчаянно скользят протекторы по самой бровке кювета. Удар!

Лобовое стекло в левом углу мгновенно покрылось тонкой паутиной трещин. Что-то оторвалось с металлическим хрустом и громыхнуло позади. Но "тандеберд" устоял -его вновь выручили мощность двигателя и вес.

Лангелан остановился и посмотрел назад.

Машина преследователей проскочила мимо и продолжала удаляться.

"Сейчас он развернется – если остался жив!" Неизвестный автомобиль двигался, постепенно гася скорость, словно игрушечная машинка, пущенная по инерции. Потом скользнул к обочине и замер. Лангелан выдвинул обойму из пистолета. В ней оставалось два патрона. Значит, он успел выстрелить лишь трижды. Из плечевой кобуры он извлек запасной магазин и перезарядил "люгер".

"Достаточно с меня неожиданностей и сюрпризов".

Чужая машина стояла, уткнувшись капотом в кусты, которые у обочины образовывали живую изгородь. Лобового стекла не было – как не было и водителя. Держа "люгер" наготове, Лангелан приблизился и опустился на корточки возле левой передней дверцы. Сквозь шум ветра он различил слабое журчание вытекающей жидкости. "Радиатор".

Он поднялся и с силой распахнул дверцу. Тело водителя сползло на пол, но пальцы левой руки продолжали стискивать руль. Стивен наклонился ближе и чиркнул зажигалкой. Слабый огонек высветил лицо, застывшее в широком оскале. Тонкий с горбинкой нос был похож на белый клюв фантастической птицы. Лангелан узнал бармена из "Медвежьей пяты". Он усадил мертвеца прямо, ухватив за отвороты мехового пальто. То, что он принял сперва за улыбку, было скорее ее отсутствием.

Пуля выбила бармену зубы – вместе с нижней челюстью, – и рот его казался одним огромным провалом.

Стивен посмотрел на руки – ладони были перепачканы в крови. Он вдруг ощутил, что смертельно замерз и устал. Головная боль все сильнее и глубже вгрызалась в мозг.

Она не отпустит тебя ни за что; как собака, пока не бросишь ей любимую кость.

Ему нужно побыть в тепле. И раздобыть болеутоляющее. Но главное заснуть хотя бы на час. Хотя бы на полчаса. Он снова посмотрел на убитого.

"Еще один из племени обреченных. Вероятно, когда он пер мне навстречу, вдавив акселератор в пол, то чувствовал себя, как и я в офисе констебля".

Голова мертвого запрокинулась назад, кровь густо текла из чудовищной раны, заливая пальто и сиденье.

Лангелан щелкнул колпачком зажигалки – и все снова погрузилось во тьму.

Хотя... рассвет все же набирал силу, и слабые серые тени пробивались сквозь сыпавшее с небес снежное крошево.

"Тепло и лекарства".

Он знал, где это раздобыть. И предполагал, каким именно способом ему удастся это.

Когда он отвернулся, с вершины куста сорвался снежный ком и рухнул вниз, сквозь разбитое стекло запорошив изуродованное лицо бармена, словно ставя точку в его последней поездке.

Приемный покой клиники доктора Банниера сиял белыми полированными панелями стен и хромом металлической отделки. Галогеновый свет в сочетании с блестящим дизайном создавал впечатление, что помещение – настоящий бастион цивилизации; все беды и скорби мира могли существовать где-то далеко за его пределами, но вход сюда для них был накрепко закрыт.

Дежурный размещался за столом, таким же белым, как и стены. Отсюда прекрасно просматривалась входная дверь, кроме того, цветной монитор позволял видеть все, что делалось на этажах и на подъездном пандусе.

С обзором внутренних помещений сегодня все обстояло в порядке, но вот объектив наружной телекамеры, залепленный снегом, безнадежно ослеп. Охранник (которому лишь прошлым месяцем исполнилось двадцать шесть) считал себя созданным для своей работы.

Это был парень шести футов двух дюймов ростом и весивший почти центнер. Центнер костей и плоти, и ни малейших признаков жира. Полгода назад он закончил службу в "джи-ай". Последние восемь месяцев провел в частях особого риска. Несмотря на подготовку, которую дала ему армия, он был рад поменять военное обмундирование на форму частного охранника, особенно если учесть, что здесь оплата не шла ни в какое сравнение с армейским жалованьем.

Поступив на работу в клинику Банниера, он пришел к заключению, что родился очень везучим человеком.

Листая номер "Америкэн" за прошлый месяц и поглядывая изредка на экран монитора, охранник чувствовал непреодолимое желание отодвинуть назад кресло и положить ноги на этот чудесный новенький стол.

Тогда будет совсем хорошо. Возможно, он так и поступит – в следующее дежурство. Или через одно.

Люди часто ошибаются, полагая, что физически одаренный человек, скорее всего, проигрывает в интеллектуальном плане. Заблуждение, ничуть не более простительное из-за своей распространенности. Охранника нельзя было назвать ни глупым, ни ограниченным. Что, впрочем, совершенно естественно – иначе ему бы не удалось получить это место. Однако возраст его еще был таков, когда возможность собственного небытия воспринимается как нечто умозрительное. И он бы весьма удивился фразе Сократа о том, что вся философия – лишь упражнение в смерти. И возможно, при этом искренне пожалел философов. Настенные электронные часы показывали

7.21.

Он профессионально засек время, когда услышал звонок у входа. Подойдя к двери, охранник посмотрел в глазок, однако от этого было мало толку. Он увидел лишь силуэт, размытый в снежном мареве, которое были не в состоянии рассеять два мощных светильника у пандуса. Но... кое-что он успел разглядеть. И это было одной из причин, почему он нарушил инструкцию и, вместо того чтобы позвонить администратору, отключил электронный замок и распахнул дверь.

Лицо человека на улице было в крови.

Открыв дверь, охранник отступил назад, положив ладонь на рукоять револьвера в предусмотрительно расстегнутой кобуре.

– Я... -сказал вошедший, и голос изменил ему. Он покачнулся – едва заметно – и тут же снова стал прямо, словно не желая выказать слабость. Это движение было хорошо знакомо охраннику: часто так держатся молодые солдаты в строю после десятимильной пробежки.

Но главным было не это. Кровь, пропитавшая правый рукав спортивной серой куртки, измятой и покрытой снегом, кровь на шее и лбу, кровавая сосулька из спутанных волос над правым ухом были убедительнее слов. Но даже это не было главным. Вошедший поднял глаза. В его взгляде читалось страдание, и охранник понял: лишь отчаянным усилием воли тот подавляет раздирающую его боль.

– Моя жена... -глухо проговорил мужчина, -машина... занесло на склоне... Она... она... – Мужчина вдруг беспомощно разжал ладонь, и на пол, тускло блеснув в ярком галогеновом свете, скатилась массивная золотая серьга.

Вот это и было главным.

Вид покрытой кровавым сгустком дорогой безделушки был ужасен. Охранник сделал шаг вперед, намереваясь поднять украшение.

Вошедший вдруг вскинул руки и стиснул ладонями голову. Жест этот, многократно повторенный в мелодрамах, здесь, в хирургической чистоте приемного покоя, выглядел безжалостно-слабым -и потому абсолютно естественным.

– Линда!.. Она может быть жива... Там, в машине...

Охранник все еше смотрел на серьгу словно загипнотизированный. Увидев, что вошедший повернулся к выходу, охранник быстро догнал его, коснувшись плеча: – Позвольте, мистер. Я помогу вам.

Он вновь нарушил инструкцию, покинув помещение и никого не предупредив об этом.

Серьга.

Это зрелище потрясло охранника так сильно, что он смутно припоминал: где-то ему уже встречалось такое украшение. И будь у него больше времени или опыта – он бы, возможно, вспомнил.

На улице порыв ветра швырнул ему в лицо снежное крошево. Охранник прикрыл ладонью глаза, сквозь щель между пальцами разглядывая припаркованную возле пандуса машину. Даже сейчас, когда видимость ограничивалась двадцатью ярдами, он разглядел, что это мощный и дорогой автомобиль.

"Олдсмобиль". Точно, "олдс"... или "тандеберд".

Левое крыло машины было смято, фара не работала, а конец бампера оторван начисто. Вокруг бесновалась метель, точно старая ведьма, обретшая наконец свободу.

Ее сила казалась неистощимой. Снега намело уже выше щиколотки, и идти приходилось, высоко поднимая ноги.

Мужчина первым добрался до автомобиля. Видимо, это лишило его остатков сил, – он привалился спиной к передней дверце, тяжело дыша и опустив голову. Когда охранник подошел ближе, мужчина выпрямился и попытался открыть заднюю дверцу, едва не потеряв равновесие при этом.

– Подождите, – охранник осторожно, но твердо отстранил его правой рукой, распахивая дверцу левой. – Все будет хорошо, мистер. Сейчас я...

В салоне было почти темно, но, когда раскрылась дверца черного "тандеберда", на боковых стойках в салоне вспыхнули два маленьких плафона.

Женщина ничком лежала на заднем сиденье, теплое меховое пальто скрывало очертания фигуры. Виден был лишь затылок (короткая, почти мальчишеская стрижка).

Слишком короткая.

Эта мысль промелькнула в сознании, когда охранник осторожно приподнял женщину, ощутив неожиданную тяжесть тела. И в этот момент он пожалел, что отправился один, не пригласив хотя бы санитара.

Перехватив под мышки, он стал медленно тянуть на себя, одновременно переворачивая тело на спину, – и внезапно увидел ее лицо...

– Мистер, но ведь это мужчина...

Двадцатишестилетний охранник был неплохим солдатом, но никуда не годным полицейским. Он обернулся к мужчине, пораженный своим открытием, -и встретил удар в висок тяжелой пистолетной рукояти. Несколько секунд мужчина молча стоял над ним; снег причудливыми аксельбантами расписывал новенькую форму с шевроном на рукаве. В центре на черном поле виднелись буквы "КБ".

Клиника Банниера.

"Доктора Банниера, который, посадив у входной двери стокилограммового болвана, счел себя в полной безопасности".

Внезапно мужчина, в движениях которого исчез даже намек на слабость, опустился на корточки и потрогал пульс на руке у лежащего в снегу парня. И то, что он обнаружил, ему совсем не понравилось. Он оглянулся на входную дверь, которая могла распахнуться в любую секунду, и вновь посмотрел на охранника. Его голова была меньше чем в шаге от заднего колеса "тандеберда".

Мужчина уселся за руль. Повернув ключ зажигания, он несколько мгновений слышал только надсадное визжание стартера. Мелькнула сумасшедшая мысль, что мотор вовсе не заведется.

Еще несколько секунд -и двигатель все же заработал; но кто знает, что произойдет в следующий раз? Он тронул автомобиль вперед, вывернул руль вправо и толчком включил заднюю передачу. "Тандеберд" стал пятиться, несмотря на снег; колеса устойчиво держали сцепление.

Внезапно корпус машины слегка наклонился, и послышался звук, отдаленно напоминающий влажный хруст яблока, брошенного с высоты на асфальт.

Все.

Сманеврировав так, чтобы корпус машины завис над телом охранника, мужчина вышел и направился к пандусу клиники, где возле входа на него смотрели, как пара удивленных глаз, два ярких и бесполезных светильника.

Настенные часы показывали время с безжалостностью изобретения де Гильона. Лангелан вгляделся в табло: зеленые полуфутовые цифры слегка расплывались в глазах. Он опустил веки и снова открыл глаза; на этот раз все пришло в норму.

Если не считать нечеловеческой головной боли.

Приемный покой был пуст – словно дежуривший в нем охранник отлучился всего на минуту. Ослепительный верхний свет и мягкое мерцание монитора все создавало иллюзию обитаемости.

"Но это только иллюзия, причем одна из многих".

У входа Стивен заметил телекамеру – абсолютно бесполезную нынешней ночью. Однако это означало, что здесь не могли следить за самим приемным покоем.

Вообще говоря, это было бы довольно логично.

Он поискал глазами скрытые объективы, но либо они все же отсутствовали, либо были прекрасно замаскированы.

Лангелан опустился в кресло, которое не более двенадцати минут назад занимал ветеран "джи-ай". На мониторе последовательно – с этажа на этаж высвечивались картины затемненных коридоров клиники.

"Четыре этажа".

Это немного – будь он в своей обычной форме. А сейчас четыре этажа клиники могли готовить сюрпризов не меньше, чем пирамиды-майя.

К которым ты совсем не готов.

Голова. Это было основное. Хотя анальгетики после приема деска практически бессильны, некоторое облегчение, самые сильные, хотя и временно, все же способны дать.

Лангелан принялся выдвигать ящики стола, за которым сидел охранник. Старый журнал. Пустой пакет из-под попкорна. Не вскрытый (!) блок японских презервативов.

И ничего похожего на аптечку первой помощи.

"Медики! Да им не отличить анализ мочи от собственной спермы!" Неожиданно последовала новая вспышка головной боли – и вдруг отчетливая мысль, безжалостная в своей холодной уверенности: "Энни! Что-то случилось с Энни!" На столе дежурного стоял телефон. Десятка два разноцветных панелей и клавиш – селектор внутренней связи. Однако наверняка с него также можно позвонить...

Позвонить куда ?

В мотель.

Допустим. И что сказать портье? Чтобы он навестил номер в дальнем крыле и поинтересовался, все ли в порядке у находящейся там девушки?

"Только, знаете ли, она немного... э-э... под кайфом. Так что не обращайте внимания. Только загляните – и все!"

Чудесный вариант. Чтобы приманить копов, трудно придумать нечто более эффективное. Кроме того -если Энни действительно попала в беду, – разговор с мотелем в Коннеоте может прослушиваться. Значит, остается лишь ждать. Неожиданно телефон перед ним ожил.

Одна из прозрачных кнопок вспыхнула и замигала; раздался негромкий звук зуммера.

Секунду-другую Стивен неподвижно смотрел на аппарат. Возникло вдруг сумасшедшее желание снять трубку.

И поболтать с кем-нибудь -так, о паршивой погоде, к примеру, или о мертвецах, которых становится все больше.

...Но среди них нет единственно нужного. Так что, в самом деле снять трубку? Лангелан резко поднялся, и его слегка покачнуло. Он давно не ел, но сама мысль о пище вызывала дурноту. За дверью из приемного покоя был небольшой холл, куда спускалась лестница. Рядом располагались створки лифтовой шахты.

Пешком. Пешком -этаж за этажом, комната за комнатой. Он пройдет их все и, возможно, в одной из них обнаружит проклятого нью-йоркца, ради которого ему .пришлось познакомиться с самым отвратительным городом в Штатах.

– И если кто-то вздумает сейчас помешать... что ж, пусть попробует.

Стивен вдруг осознал, что последнюю фразу он произнес вслух.

"Соберись. Ты начинаешь молоть чушь. Соберись и сделай все так, как наметил".

Без семи минут девять. Он поднялся на второй этаж.

Серая отделка стен, встроенные светильники, необычное, совершенно поглощающее звук шагов покрытие пола – все создавало впечатление декораций, взятых напрокат из фантастического фильма.

"Не хватает роботов".

Не только. Определенно не хватало и персонала.

Ведь ночь позади – или у них здесь свой режим?

Да.

Он столкнулся с этим, подойдя к двери первой палаты.

Дверь запиралась снаружи.

Легкая задвижка, без затей. Но чтобы сломать ее изнутри, пришлось бы потрудиться.

Лангелан бесшумно отбросил замок и приоткрыл дверь.

Номер на одного, вполне уютный. На кровати возле окна, которое отчего-то было свободно от занавесок – и сумрачный свет наступавшего утра свободно проникал сквозь массивные двойные стекла, – спал мужчина, до подбородка укрытый одеялом. Лангелан подошел ближе, – впрочем, этого можно было не делать. Спящий и отдаленно не напоминал Филипа Спаатца.

Комнат на этаже было семнадцать. Потребовалось не менее получаса, чтобы обследовать их все.

Третий этаж. Головная боль с каждым шагом на миг отпускала и возвращалась усиленной, обрушиваясь, словно кошмарное внутреннее цунами. Он двигался, как автомат, и открывал, открывал двери.

Мужчины и женщины. Иногда молодые, но чаще -в возрасте. Все они спали, и ни один не открыл глаз, когда Лангелан подходил к изголовью кровати. Он уже перестал прятать свой "люгер", рукоять которого сжимал все сильнее, -как последнюю связь с реальностью.

Лица... лица...

Женщина с погрубевшим, обрюзгшим лицом. Отвислые щеки и во сне придавали ей недовольный вид.

Когда Лангелан повернулся к выходу, она застонала неожиданно тонким голосом – но не проснулась, лишь тяжко перекатилась на другой бок.

Девушка с заострившимися чертами лица и такой тонкой, почти прозрачной кожей, словно эту ночь она провела в объятиях вампира...

Краснорожий, рыжеволосый мужчина с бородавкой на кончике носа, которая придавала ему глупое сходство с диковинной глубоководной рыбой...

Молодой парень, не больше двадцати, спал совершенно голым, сбросив на пол тонкое одеяло. Лангелан втянул носом воздух, – явственно чувствовался сладковатый привкус марихуаны, не успевший выветриться за ночные часы.

Со следующей дверью что-то было не так. Он остановился на миг, чувствуя, что пальцы, державшие пистолет, совсем онемели, и переложил "люгер" в левую руку.

"Ч-черт..."

На двери не было наружного замка. Вместо него – обычная замочная скважина. Лангелан толкнул дверь; та легко открылась, словно кто-то невидимый услужливо распахнул ее створку. Кабинет.

Темная, почти черная мебель с богатой отделкой желтоватого, под бронзу, металла. Возможно, это и была бронза. Тяжелые, малиновые с золотом шторы скрывали окно.

За массивным письменным столом сидел мужчина лет тридцати. Он что-то негромко говорил в карманный диктофон, который держал перед собой в руке, и на губах его слегка играла улыбка – улыбка человека, прекрасно выспавшегося, сознающего, что впереди его ждет великолепный день.

– Наконец-то, – сказал он, поднимая глаза и глядя на Лангелана сквозь стекла очков в тонкой золотой оправе. -Я уж заждался, когда вы завершите свой обход.

Костюм, выдержка, интонации голоса – это был джентльмен в полном смысле, и Стивен знал, что такому нельзя научиться либо притвориться, даже на время.

Характер и воспитание – они есть либо их нет. Но Лангелан знал также, что "люгер" сверлит отверстие в голове этих людей с той же легкостью, как и в черепе, скажем, скотопромышленника, стригущего ногти раз в месяц и убежденного, что Средний Запад единственно стоящее место.

"Люгер" без проблем уравнивал эти две столь непохожих породы, когда, когда ему предоставляли слово.

Пожалуй, сейчас это было наиболее важным.

– Доктор Банниер. Виктор Банниер, если угодно, – мужчина встал и слегка поклонился из-за стола, и это выглядело совершенно естественно.

– Док, у меня мало времени, – проговорил Лангелан, притворяя за собой дверь.

Ощущая необъяснимое облегчение, он привалился к ней спиной и вновь взял пистолет в правую руку.

– Точнее, его совсем нет. И потому оставим это дерьмо. Все сводится к вопросу, очень простому вопросу. И мне хотелось бы получить столь же простой ответ.

Он чувствовал, как глаза Банниера ощупывают его, быстро перебегая с лица на руку с пистолетом.

"Возможно, он многое видит. Гораздо больше, чем мне хотелось бы. Но это умный парень, и рисковать своей башкой наобум он не станет".

– Говорите. – Банниер положил диктофон (включенный?) на стол, и Лангелан внезапно понял, что доктору абсолютно точно известен вопрос, который должен сейчас прозвучать.

– Спаатц. Филип Спаата. Или же Сканторп – как ему вздумачось записаться в книге гостей у Руфь Йельсен. Доктор, он здесь, и я хочу знать, где именно. Вы не пожалеете, поделившись со мной этим маленьким секретом.

Банниер сел и принялся постукивать пальцем по полированной столешнице, не отрывая глаз от своего гостя.

– И еще, док. Самое главное. Вы нарисуете на листе бумаги, где расположена его комната. Никаких слов. Никаких вопросов. Мы пойдем вместе, и упаси вас Бог дотронуться до меня хотя бы случайно. Приходится предупреждать заранее, потому что мне очень бы не хотелось, чтобы, покидая сей мир, вы были на меня в претензии.

– Собираетесь меня убить? – как-то рассеянно спросил Банниер.

– Нет, – сказал Лангелан, и ему не понравилось, насколько безжизненно и глухо прозвучал его голос. – Нет. Все зависит от вас.

– Вы сказали: не пожалеете. Что вы можете мне предложить?

– Док, вы задаете вопросы. Я вас предупреждал.

Ждал... Ждал... Дал-л-л...

Удары в дверь. Снаружи, из коридора. Да к черту, какие удары – лишь осторожный стук. Но как он отдается в голове! Банниер сидел теперь неподвижно и молча, сцепив пальцы. Но что-то в спокойствии его казалось слегка наигранным... и опасным. Лангелан посторонился, пряча руку с пистолетом под куртку. Кивнул Банниеру. Тот негромко сказал:

– Войдите.

Дверь отворилась; появился человек, который вполне мог сойти за санитара. Вполне, если бы не руки – руки профессионального бойца. Разбитые, изломанные, но тем не менее сохранившие удивительную ловкость.

Он сделал несколько шагов к столу, обернулся, бросив мгновенный оценивающий взгляд и вновь повернулся к своему шефу.

– Н-ну?

"Санитар" молча – точно и он слышал инструкции Лангелана – положил перед Банниером на стол какойто предмет. Доктор осторожно взял его и принялся вертеть в пальцах.

В первый момент Стивену показалось, что доктор рассматривает пистолетный патрон. Но он тут же понял свою ошибку.

Банниер держал в руках золотую серьгу, и ее происхождение не вызывало сомнений. Потом он достал платок и тщательно вытер руки, словно кровь на дорогом украшении могла все еще не засохнуть.

Блеснули стекла очков, когда Банниер резко вскинул голову, и, словно дух, вызванный заклинанием, адская головная боль внезапно переполнила все мыслимые пределы. Лангелан покачнулся.

Затем пришла темнота..

Ужасней всего было, что обратный переход произошел почти сразу.

Существование вне времени закончилось – и время поглотило ее, словно древний и ненасытный монстр.

Она лежала на спине; сбитая в комок простыня отброшена в угол постели; но ей не было холодно – густой, обволакивающий воздух комнаты накрывал ее, точно грязная, не стиранная целую вечность попона.

Нечем дышать!

И вдобавок отвратительный, непрерывный скрежещущий звук. Неожиданно Энни осознала: ее собственные пальцы скребут по грязной ткани матраса. Бог знает сколько это продолжалось, но кое-где ногти добрались уже до набивки.

С усилием, которое вызвало слабый стон, Энни поднесла к глазам руку под ногтями набилась серая вата, похожая на грязный мох, точно впитавшая в себя миазмы сотен спавших ранее на этой кровати людей.

Несколько секунд Энни смотрела на эти клочки, потом перевернулась на бок – и ее вырвало. Желудок в мучительно долгих спазмах извергал темную, клейкую массу.

Боже, что со мной ?!

Она наконец села – и это потребовало почти всех сил. Матрас между ее ног был в бурых пятнах подсыхающей крови, кровавые полосы покрывали внутреннюю поверхность бедер.

Господи, меня... Меня изнасиловали!

На какое-то время все остальное стало неважным – где она, и как здесь очутилась, и что было до того, – мысль изнасиловали затопила сознание, и Энни сползла с кровати, точно зверек с перебитым хребтом, и принялась бесцельно кружить по комнате, натыкаясь на предметы и не замечая новых царапин и кровоподтеков.

Дверь в душевую была приоткрыта. Энни заползла в нее, перегнулась через край ванны и в темноте на ощупь включила кран. Струя ледяной воды ударила в затылок.

Энни вскрикнула, но удержалась, вцепившись в чугунные края... Очень быстро она почувствовала, как сводит мышцы шеи, но эта новая боль несла в себе крупицу избавления. Потом она выпрямилась, включила свет и встала под душ -теперь вода была горячей, почти обжигающей.

Через сорок минут Энни, растеревшись широким и грубоватым полотенцем, что было сейчас даже приятно, вернулась в комнату. Первый шок уже несколько сгладился, кроме того, ее стали интересовать другие вопросы, и прежде всего, как все произошло.

Ответ пришел быстро, едва она внимательно осмотрела свои руки. Небольшая гематома в левом локтевом сгибе, кроме того, крошечный, как перчинка, след укола.

"Наркотик".

Она стала перебирать свои вещи – их было совсем немного, и большей частью незнакомые. Но их вид напомнил, откуда они взялись, и это воспоминание вернуло ее к образу мужчины, с которым, который изнасиловал тебя!

"Да нет же, дура! Он подобрал тебя на темной пустынной улице когда? Неделю назад, больше?.."

Энни вспомнила страх, всепоглощающий страх, холодный порыв ветра, несущий сухую пыль, и ожидание чего-то неизбежно ужасного.

Машина.

Красный свет стоп-сигналов. Лицо водителя. Нет, оно было ей незнакомо до той поры... Затем шли обрывки сцен, словно сны: мотель (этот?), выстрел, и снова человек, которого зовут... Она почти вспомнила его имя, но в этот момент вдруг выплыло другое:

"Папка".

Энни бросилась к сумке – ничего. Подушка, лампа с прикроватного столика полетели в сторону.

Папка исчезла.

Энни опустилась на кровать. Перед ней мигал и переливался огнями какого-то шоу телевизионный экран. Звука не было. Она поискала глазами дистанционник, который обнаружился сразу, почти под рукой – на постели.

Она взяла его в руку; приборчик был липким, словно его окунули в варенье.

Чушь! Он тоже был в крови!

Мгновенное видение мелькнуло перед мысленным взором, воспоминание о чем-то потрясающе чувственном, – однако ей не удалось удержать его в памяти.

Энни нажала кнопку регулятора звука. Санни Войс в сопровождении четырех черных девиц изгибался на блик-сцене, одетый лишь в плавки, стилизованные под рыбью чешую:

Моя любовь – как водопады крови...

Энни вздрогнула, переключила канат. Еще раз. Еще.

Теперь приемник был настроен на волну местной телекомпании. Передавали хронику. Внезапно -это было до того неожиданно, что Энни непроизвольно отшатнулась назад, – она увидела на экране человека, который посадил ее в машину. И теперь уже не требовалось вспоминать имя, потому что диктор повторил его трижды. А затем – телефон полиции. Полиции штата Пенсильвания.

Она одевалась очень быстро, многое еще оставачось неясным, но основные эпизоды уже склеились в картину, и картина эта была страшной.

Энни понимала, что положение серьезно – дальше некуда; недавний испуг, что кто-то изнасилован ее, пока она была под кайфом, показался жалким и почти постыдным. Схватив наспех упакованную сумку, она подбежала к двери. И тут ее ждал сюрприз.

Заперто.

Бессильные слезы хлынули из глаз. Она была в ловушке, – оставалось только ждать, когда портье, не выключавший портативный "Sony", вспомнит лицо мужчины, с которым она сюда прибыла, и дозвонится в полицию.

"Если не дозвонился уже".

Ее взгляд упал на телефонный аппарат, стоявший отчего-то на подоконнике. В мотелях, где клиенты то и дело теряют ключи от своих номеров, прислуга часто кладет дубликат там, где его легко обнаружить.

"На гвоздике возле двери. Или под телефоном".

Стена была совершенно пуста, если не считать сального пятна над выключателем. С бьющимся сердцем Энни подошла к подоконнику. Приподняла аппарат – там лежал небольшой ключ с биркой из тисненой кожи.

Стараясь производить как можно меньше шума, Энни отомкнула замок и выскользнула в коридор. Метров через семь ей пришлось повернуть и дальнейший путь проделать на одном дыхании.

Первый этаж. Голоса.

Энни осторожно выглянула в холл. За стойкой, спиной к ней, стоял портье и отрывисто, сдавленно говорил в трубку. Он повесил ее на рычаг прежде, чем Энни успела решить: достанет ли времени пересечь холл до того, как портье обернется. И когда трубка со стуком легла на свое место, Энни быстро отступила назад. Она опоздала. Она все-таки оказалась в мышеловке.

Потому что сила этих людей была выше сил человеческих.

Конечно, ему приходилось испытывать чувство страха ранее. Но точнее то было бы назвать испугом. Он уходил, когда так или иначе разрешалась опасная ситуация. Но сейчас – сейчас он чувствовал, что где-то, в самой глубине его существа, появился кристалл, который будет расти, превращая в ледяное ничто его кровь, его дыхание, самою его жизнь. И он не видел способа, чтоб уничтожить это, вонзившееся в его душу, словно осколок кривого зеркала троллей.