Текст книги "Секта"

Автор книги: Андрей Бельтюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Без пяти минут восемь Лангелан поднялся в свой номер. Комната была аккуратна и совершенно безлика.

Все на своих местах, все исправно, если не считать нескольких выщербинок в полированной поверхности платяного шкафа. Возможно, кто-то упражнялся здесь в дартсе, выбрав шкаф за неимением лучшей мишени.

Подойдя к окну, он смотрел, как сумерки опускаются на город, курил и стряхивал пепел на ковер.

Кете Флетчер в зеленом аду.

Дерьмовый боевик с дерьмовым названием. Один – среди сотни подобных. "Джи-ай" спасают демократию где-то на Юге. Или на Востоке. Фильм запомнился одной-единственной репликой главного героя. Флетчер (а может, его звали Рейзнер или как-нибудь еще в этом духе) изрек ее, натаскивая молодого солдата. Нет, кажется, то был гангстерский боевик... Черт, неважно.

Важно, что было сказано в той сцене:

"Любовь? Пусть будет любовь. Жизнь? Да, жизнь. Смерть... не спорю, существует и смерть. Но главное -рок, потому что именно рок в конце концов определяет все".

Звук шагов Лангелан услышал до того, как раздался стук в дверь.

– Войдите, -сказал он, оборачиваясь.

На пороге возникла ладная фигура миссис Йельсен.

– Ключ, – произнесла она, протягивая ему небольшой ключ желтого металла с брелком.

– Что это?

– От входной двери. Возможно, вам захочется прогуляться. После десяти я обычно ложусь спать, Джон. Поэтому берите – так будет удобнее для всех.

– Хорошо, – Лангелан повертел в пальцах брелок.

Потом подбросил ключ на ладони.

– Это продиктовано опытом, так? -Он заговорщицки подмигнул ей.

– Опытом?.. Я не вполне...

Лангелан небрежно опустил ключ в карман.

– Я заметил, -сказал он, -что среди постояльцев одни мужчины. Если не считать той почтенной пары, что сидела напротив меня за столом. Но у них такой вид, будто они только что узнали о существовании медового месяца после свадьбы и никак не могут решить -розыгрыш это или действительно правда.

Санта-Клаус, отчего-то одетый женщиной, хихикнул: – А вы привыкли не церемониться в своих суждениях. Верно, Джон?

Верно, как и то, что ты знаешь: на самом деле мое имя звучит несколько иначе.

– Однако насчет супругов Фрицпатрик вы несправедливы. Они слегка чудаки – но это все, поверьте. Они уже двадцать три года вместе, – дай-то нам всем Бог такой судьбы.

"Девять против одного: сейчас она расскажет, как овдовела".

Однако Руфь Йельсен произнесла совсем другое: – Доброй вам ночи... и не забудьте опустить окно.

– Доброй ночи, Руфь. Я могу вас так называть?

– Конечно. – Она обернулась, задержавшись у выхода.

– И все-таки жаль, что среди ваших гостей нет девушек. Ни одной молодой девушки. Не берусь сказать за других, но меня это огорчает, Руфь. Искренне. Девушки создают атмосферу. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Думаю, да. – Миссис Йельсен опять улыбнулась, хотя и не столь оживленно. – Но девушке не пристало путешествовать одной. К тому же не забывайте, Джон, – мы все живем здесь немного в сказке. Если это может вас хоть частично утешить.

Хозяйка пансиона беззвучно вышла и прикрыла за собой дверь.

Подождав немного, Лангелан раскрыл дорожную сумку. Извлек со дна черный кожаный футляр и достал девятимиллиметровый "люгер". Запаянное в прозрачный пластик, под ним лежало разрешение на оружие, выданное в штате Пенсильвания Стивену Р. Лангелану.

Однако в разрешении вовсе не оговаривалось наличие металлического цилиндра длиной около пяти с половиной дюймов, который легко крепился и столь же просто снимался со ствола.

Этот цилиндр представлял собой глушитель индивидуальной работы. Он превращал действительно в бесшумные (насколько это вообще возможно) лишь первые три выстрела. Далее толку от него практически не было. Однако Лангелан не мог вспомнить, чтобы ему приходилось стрелять трижды. Как правило, все ограничивалось однократным спуском курка, особенно учитывая мощность и эффективность "люгера".

Лангелан поместил пистолет за пояс, глушитель убрал в карман и застегнул куртку.

Если здесь столько говорят о сказках, пожалуй, пора навестить замок волшебника.

Он вышел на улицу, поднял воротник. Снегопад продолжался. До Фиолетового дома было верных полторы мили, но Стивен решил прогуляться пешком. Фонари еще не горели, и зыбкий отсвет умирающего где-то в бесконечной толще облаков солнца был едва виден на серых панелях зданий.

Лангелан неторопливо двинулся к развилке у двух холмов. Почему он решил, что разговор с Армистедом позволит выйти на Филипа Спаатца? И кто сказал, что местный гуру вообще знает о его существовании? Все правильно: никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

Опыт и интуиция – но не только, потому, потому что именно рок в конце концов определяет все.

Через двадцать минут Лангелан подошел к столбам, обозначавшим ворота.

"Значит, вот сюда приходят неофиты Бакстона на свои медитации. Две недели назад здесь была Энни Грин, журналистка из Чикаго. Возможно, у нее тоже имелись свои предчувствия. Если так, то она не прислушалась к их голосу!"

Лангелан вспомнил недавние слова Овцы Йельсен: "Девушке не пристало путешествовать в одиночестве".

Еще бы. С девушкой, путешествующей в одиночестве, могут приключиться неприятности. Скажем, дождливой ночью кто-то вздумает позабавиться с топором. Или портье в придорожном мотеле внезапно сойдет с ума, а под рукой у него как раз окажется подходящего калибра пушка. Но может случиться так, что девушке встретится человек с довольно своеобразной, хотя и не слишком редкой профессией. И одинокая девушка станет представлять известную угрозу для этого человека. Что ждет ее в этом случае?

Он оставил Грин в Коннеоте – городке, изо всех сил старавшемся выглядеть курортным. Кто знает, возможно, летом это и получалось. Но сейчас... Сейчас городок старательно готовился к зиме, и никому в нем не было дела до того, чтобы производить впечатление. Что и требовалось.

Лангелан остановился в мотеле, стоявшем на берегу Великого озера. До береговой черты оставалось ярдов триста; одноэтажное здание словно пригнулось, стараясь покрепче ухватиться за грунт. В шторм, без сомнения, волны не раз бились о его фундамент. В осеннюю погоду лишь сумасшедший мог поселиться здесь надолго.

Именно эта мысль читалась на лице дежурного, когда он выкладывал на стойку ключ и сдачу мелочью с двадцатидолларовой купюры.

Лангелан снял номер на двое суток. Он полагал закончить все в ближайшие часы; вторые сутки были резервными. Вряд ли доведется их использовать, но если это все-таки случится, значит, его ждут большие проблемы. Энни Грин продемонстрировала вырезки и рассказала о своей теории, но потом она потеряла к ней видимый интерес. Смерть подруги разом лишила ее воли; во всяком случае, на какое-то время. На всем пути до Коннеота она молчала, не задавая вопросов, не протестуя и делая то, что требовалось.

По пути Лангелан заехал в магазин готового платья и приобрел несколько вещей для Энни. Ее желтый свитер с чужого плеча никуда не годился: рисковать лишний раз было ни к чему, особенно если обстоятельства того не требовали.

Она переоделась прямо в машине. Ее старые вещи Лангелан упаковал в пластиковый мешок и запихнул в багажник "тандеберда". Затем они направились в мотель. Коннеот был выбран по двум причинам: во-первых, рядом проходила оживленная трасса и при необходимости можно уехать на попутке. А во-вторых – и это являлось самым главным, – до Бакстона отсюда было всего шестьдесят миль.

В номере Энни отказалась от еды и лишь выпила апельсиновый сок. Она все еще казалась оглушенной – в других обстоятельствах Лангелана бы это насторожило, теперь же было лишь на руку. Он запер дверь и усадил Энни в низкое кресло возле окна. Задернул штору. Она следила за его действиями без интереса, словно, коротая время, листала страницы скучной книги без начала и без окончания.

"Но окончание будет, крошка. Обязательно будет. Вот только придется ли оно тебе по душе?"

Он закатал рукав ее светло-голубой блузки. Кстати, в этой блузке и черных брючках, которые он купил для нее, девушка смотрелась неплохо.

Она выглядела весьма соблазнительно.

"Блузка. Брючки... Потом. Возможно – потом, но сейчас я оставлю все на своих местах. Потому что..."

Потому что рок в конечном итоге определяет все.

Лангелан раскрыл сумку и вытащил маленький плоский пенал. Сняв крышку, он достал ампулу на два миллиграмма и шприц. Сломал стекло, втянул поршнем желтоватую маслянистую жидкость.

"Два кубика много. Один. Да, один – это то, что требуется".

Из маленькой фляги он налил в пробку немного виски и протер Энни локтевой сгиб. Девушка молча наблюдала за его действиями, затем что-то прошептала – так тихо, что он не расслышал. Она слегка вздрогнула, когда игла проколола кожу и вошла в вену.

Лангелан ожидал более бурной реакции и приготовился... Но ничего такого не потребовалось.

Один миллиграмм наркотика перекочевал из шприца в кровь Энни Грин. Лангелан выдернул иглу, опустил рукав блузки и внимательно посмотрел в глаза Энни.

Зрачки уже начали расширяться. А скоро они станут такими, что можно будет заглянуть в самую душу девчонке. Но этого никто не увидит, потому что ближайшие сутки ей предстоит провести одной.

Лангелан поднял Энни и отнес на кровать. Все. В течение многих часов крошке обеспечено интереснейшее кино – без перерывов между сеансами.

Лангелан вышел из номера, заперев дверь. Перевернул и повесил табличку: "Просьба не беспокоить". Хотя, скорее всего, это была излишняя предосторожность.

...Две снеговые шапки венчали каменные столбы, обозначавшие ворота. Лангелан стоял перед ними, опустив руки в карманы. Уже почти неразличимая под снегом дорожка тянулась к Фиолетовому дому. Огней в окнах не было: ни единого. Дом казался абсолютно нежилым. Угрюмое здание словно нависало с холма, разглядывая окрестности с пристальным и холодным вниманием. В нем было что-то от зрячего, притворявшегося слепым.

Лангелан оглянулся.

Напротив через дорогу возле церковной ограды сидел нищий. Возможно, он спал, – если так, то нынешней ночью он имел все шансы отморозить свой зад.

Вновь повернувшись к Фиолетовому дому, Лангелан увидел, что от крыльца по дорожке торопливо, направляясь к воротам, идет человек.

"Домик не так уж необитаем. И весьма внимателен к возможным гостям".

Лангелан смотрел на приближавшегося человека.

Через минуту тот подошел вплотную.

Невысокий, широкоплечий.

Голову покрывал ежик седых волос. Темное пальто с поднятым воротником скрадывало фигуру, однако во всем его облике угадывалась изрядная сила. Его можно было принять за борца или отставного боксера – если бы не лицо. Лицо не походило на портрет вышибалы ночного клуба. Слишком тонкое. Без профессиональных шрамов.

Умное лицо.

И тем не менее это был охранник. Какой-то особой, новой породы.

– Сэм Гевин, – он слегка поклонился.

Человек говорил, чуть заметно растягивая гласные.

– Я могу что-нибудь сделать для вас?

"Акцент. Южный акцент, над которым долго работали, но следы все же остались".

– Возможно, – сказал Лангелан. – Меня зовут Джон Росс. Я ищу мистера Армистеда. Это его дом?

– Да, – Гевин кивнул и сообщил далее: – Я секретарь мистера Армистеда. Чем могу быть полезен?

"Малый придуривается. Или лицо его все-таки лжет?"

Однако это было ни то ни другое.

– Я бы хотел видеть хозяина, – отрывисто проговорил Лангелан. – Прямо сейчас.

– Разумеется, – сказал Гевин. – Скорее всего, это возможно. Я уже восемь лет работаю с мистером Армистедом, но знаете, с каждым годом стал все более убеждаться, что не понимаю в нем очень и очень многого. Однако я никак не могу уразуметь, что конкретно из непонятого мною я все-таки понимаю, и, боюсь, никогда не пойму, в чем отличие между тем, что я уже понял, и тем, что не понимаю.

Лангелан молчал. Боковым зрением он видел, что во время этой краткой беседы нищий пересек улицу и теперь стоит рядом, позади, дожидаясь конца разговора.

"Я бы и сам не прочь его завершить".

– Обсудим это по дороге, – Лангелан сделал жест, чтобы секретарь посторонился, и в этот момент почувствовал прикосновение сзади. Он мгновенно обернулся.

Нищий робко стоял за спиной, протягивая руку. В другой он сжимал шляпу, которая, судя по запаху, совмещала функции кружки для милостыни и отхожего места.

– Так вы проводите меня?

– Конечно, – согласился Сэм Гевин. – Но учтите, пожалуйста, что для меня это может оказаться неправильным действием, и даже правильность его в нынешней ситуации...

Новое прикосновение сзади.

Лангелан словно окаменел, чувствуя растущее желание разбить физиономию нищему – или секретарю – или обоим вместе.

– ...может создать неправильность в дальнейшем, а я бы этого не хотел, это моя работа, и для того...

Нищий снова коснулся его, на этот раз левого плеча.

– ...чтобы понять правильность неправильного поступка...

Опять! Где-то в середине спины.

Происходило нечто немыслимое. Если бы он был один, то легко сумел бы отделаться от попрошайки. Но Лангелан был не один, рядом, переминаясь, стоял секретарь и говорил не умолкая. Давно следовало прервать ту дикую махровую чушь, которую он плел, но вместо того Лангелан поймал себя на мысли, что старается угадать, где в следующий момент он почувствует прикосновение нищего.

– ...да-да, чтобы понять правильность неправильного поступка, нужно поступать обязательно правильно!

Лангелан посмотрел на Сэма Гевина. Ему показалось вдруг, что лицо секретаря слегка расплывается перед глазами.

Сумерки... Сумерки.

Он развернулся.

Не говоря ни слова, пошел обратно по Мейн-стрит.

Он шел не торопясь, и единственное, что занимало его в данный момент, – это созерцание далекого фонаря возле пансиона Йельсен. Через несколько минут Лангелан остановился и посмотрел назад.

Секретаря мистера Армистеда не было видно. Исчез и нищий. Только снег продолжал тихо кружиться в воздухе, устилая холмы и дорогу. Отсюда он отчего-то выглядел черным.

Входная дверь была закрыта. Чтобы попасть в пансион, Стивену пришлось воспользоваться ключом, что дала ему миссис Йельсен. Петли повернулись совершенно беззвучно, и дверь легко отворилась внутрь, открыв затемненный холл. Свет уличного фонаря позади, неясный и бледный, словно разбавленное молоко, вливался через проем, чуть обозначив рисунок ковровой дорожки у самого входа и далее контуры лестницы на второй этаж.

Лангелан видел свою тень, которая пересекала освещенное пространство холла и терялась во мраке.

Лангелан переступил порог. Дверь плавно закрылась, негромко щелкнул замок. Темноту помещения нарушал лишь отсвет снега, льющийся в окна. Полагаясь более на память, нежели на зрение, Лангелан двинулся к лестнице... и замер.

Он был не один.

Ни звука, ни малейшего шороха, но он ЗНАЛ; что кто-то невидимый наблюдает за ним сейчас: кто-то, притаившийся там, где плотнее всего переплелись тени.

Возможно.

Он положил ладонь на рукоять "люгера" тем легким и точным движением, которое почти невозможно отработать в тренировочном зале, одновременно отступая назад. Левой рукой Стивен нащупал в кармане куртки глушитель. Впрочем, он не был уверен, что у него есть время им воспользоваться.

– У вас удивительный нюх, Джон, или вы – ясновидящий?

Слабый щелчок, и на журнальном столике возле окна вспыхнул небольшой светильник. Желтый свет отразился от полированной столешницы, и в этом мертвом, призрачном освещении Лангелан увидел Руфь Йельсен, сидящую в кресле.

– Бессонница? – Лангелан подошел ближе, разглядывая хозяйку пансиона. – Или свидание?

– Нет, Джон, – Руфь тихо засмеялась. – Ни бессонницы, ни – увы свидания. Сегодня – первый снег в этом году. И полнолуние. Знаете, что я думаю, Джон? Я думаю, что первый снег в полнолуние – это такая штука, которая стоит любого свидания. Если вы присядете на минутку, может, вы тоже почувствуете это. Кстати, почему вы вернулись столь быстро? Бакстон не оправдал надежд?

Лангелан быстро посмотрел на часы. Стрелки показывали без двенадцати минут девять. Значит, вся прогулка заняла менее сорока минут. Невероятно он был уверен, что прошло несколько часов.

Он опустился в соседнее кресло. Мягкий свет лампы был приятен, и даже сентиментальная болтовня хозяйки казалась забавной...

Уютной.

Желтое сияние абажура будто переливалось – совсем как огни на набережной Тампы. Те огни хорошо видно из окон бунгало. Особенно вечером, если выключить свет. Яхты покачиваются у пирса, и цветные фонари на реях выписывают замысловатый рисунок в ночи. Тепло.

И разумеется, нет никакого снега. Рядом, в темном пространстве бунгало, – темноволосая девушка. Длинные локоны касаются обнаженных плеч... Она молода, и вместе с тем она чем-то напоминает миссис Йельсен.

– Бакстон оправдывает надежды, – проговорила Руфь. – Почти всегда. Но не надо спешить, Джон, пожалуйста, не надо спешить.

Она легонько коснулась его запястья, и Лангелан, усмехнувшись, подумал, что не так уж много людей, сумевших дважды дотронуться до него, когда... ...увидели палатку на острове. Огненно-красную. Разочарование было столь же отчаянным, как и недавнее желание добраться до острова. Их все-таки опередили!

Почти решив возвращаться, они рискнули – да! Приблизиться к той палатке. Две девушки старше на три, на четыре года... Не важно...

...Утро, незаметно перешедшее в вечер. Ночь, ставшая большим, чем вся предыдущая жизнь.

Лангелан посмотрел на Руфь Йельсен. Она сказала что-то еще? Или же нет?

– Я никогда не спешу, -отчетливо проговорил он. – Никогда. Потому что спешка и быстрота -разные вещи, Руфь. Совершенно разные, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Он поднялся, решительно пересек холл и, повернув ключ, открыл дверь.

Воздух снаружи похолодал. Дыхание облачком срывалось с губ. Но все это не имело значения, потому что идти ему предстояло совсем недалеко. Только до парковочной стоянки.

21.07.

Констебль Холлмен раздраженно швырнул на стол тонкую пачку бумажных листов. Полицейская процедура, включавшая в себя неизбежную писанину, никогда не вызывала у него особого отвращения; но сейчас другое дело.

Во-первых, это была работа Питера Неша. Но, ознакомившись с вариантом помощника, Холлмен понял, что неизбежно отчет придется писать заново. Причем самому, потому что поручить эту работу кому-то еще было невозможно. Гарри Холлмен и помощник констебля Питер Неш представляли всю полицию Бакстона.

Речь шла об отчете и проекте ассигнований из городского бюджета на будущий год. На протяжении нескольких лет Холлмен пытался заполучить в штат третьего полицейского – и каждый раз безуспешно. В этот раз подкинул работу помощнику, надеясь, что извилины двадцатилетнего парня смогут придумать что-то новое. Однако это оказалось пустой идеей. Представить мэру проект, сочиненный помощником, можно только вместе с рапортом об отставке.

Констебль промучился над бумагой весь вечер.

Дважды ему звонила жена, еще надеявшаяся поужинать вместе. Третий раз он не стал снимать трубку. Пусть думает, что он уже выехал. Но только вряд ли совместная трапеза состоится, потому что проклятый отчет наутро должен быть в муниципалитете.

Констебль придвинул настольную лампу и вставил чистый лист в пишущую машинку. В этот момент дорогу за окном лизнул свет автомобильных фар, и Холлмен услышал приглушаемый двойной дверью звук мотора.

Свет фар сделался неподвижен, затем погас – машина остановилась у его офиса. Он посмотрел на часы.

21.28.

Должно быть, это Неш – у него ночное дежурство.

Да, скорее всего, так: однако, возможно, что это подъехал вовсе не Питер.

Холлмену было сорок два года, двенадцать из которых он прослужил в полиции штата. Возможно, он не был лучшим полицейским, но эти годы все же не прошли даром.

Предвидеть важнее, чем видеть.

Только так.

Холлмен оторвался от машинки и выдвинул правый верхний ящик стола. Служебный 38-й лежал поверх папки с надписью: "Мелкие правонарушения". Он развернул револьвер рукоятью к себе и снял предохранитель. Потом поднял глаза на дверь, которая в тот же миг отворилась.

В офис шагнул мужчина в серой спортивной куртке и остановился неподалеку от входа. Поскольку все помещение освещалось лишь настольной лампой, лицо посетителя оставалось в тени. Это не слишком понравилось Холлмену. Он приготовился сказать, чтобы тот подошел ближе.

– Добрый вечер, констебль.

– Добрый вечер, – буркнул Холлмен, вспоминая, что уже слышал этот голос. Слышал совсем недавно. – Что случилось? – Одновременно констебль слегка развернул лампу в сторону посетителя. Он проделал это левой рукой, а правую положил на рукоять револьвера.

Но света все равно было недостаточно. Сейчас Холлмен видел, что перед ним достаточно молодой человек – не более тридцати пяти. Скорее всего, блондин, но это все, что можно было утверждать с уверенностью. Лучше всего были видны дорогие туфли, на которых блестели капли растаявшего снега.

"Мало света".

На мгновение Холлмен оторвал взгляд от стоявшей перед ним фигуры и посмотрел налево, в верхний угол своего кабинета. Потом глаза констебля, покрасневшие от долгих часов за машинкой, опять уставились на вошедшего.

– Я сказал: проходи... – Незаконченная фраза повисла в тишине офиса. Что-то изменилось. Что-то изменилось за ту секунду, когда посетитель был вне поля зрения. Причем столь неуловимо, что Холлмен не сразу оценил ситуацию.

Она действительно поменялась – притом наихудшим образом. Поза посетителя оставалась прежней, однако в правой руке его был пистолет и ствол смотрел прямо в грудь Холлмену.

Навыки полицейского сработали мгновенно: в девяти из десяти случаев они могли спасти ему жизнь.

Он стремительно пригнулся, практически падая с кресла. Свой револьвер он уже держал в руке. Он действовал быстро – и все же недостаточно быстро. В тесном помещении звук выстрела прозвучал удивительно тихо и вязко.

Предвосхищая действия копа – словно он знал их заранее, – мужчина в серой куртке опустил ствол своего "люгера" ниже и нажал спуск. От вертикальной доски письменного стола Холлмена отлетела длинная щепка, обнажившая светлую узкую полосу, похожую на хирургический разрез. В доске появилась дыра; еще одно 255 отверстие, гораздо крупнее, образовалось в животе констебля. Боли не было – только страшной силы удар, потрясший все его тело.

Револьвер выпал из пальцев. В отчаянной попытке Холлмен, каким-то чудом не потерявший сознания, потянулся к оружию, и тогда оказалось, что у него нет ног. А заодно и всего прочего, что располагается ниже поясницы.

Никаких ощущений. Просто ничего.

Пуля, застрявшая в позвоночном стволе, наполовину парализовала его. Возможно, то было благо – ведь он не чувствовал боли. Затем констебль услышал приближавшиеся шаги: человек, который убивал его сейчас, аккуратно обходил стол.

Подтянувшись на руках, Холлмен перетащил тело вперед на несколько дюймов. Револьвер был совсем рядом. В тот момент, когда констебль сжал в ладони его рукоять, шаги смолкли.

"Сзади. За спиной".

Холлмен понял, что у него нет шансов. Но ему не хотелось умирать, умирать так – уткнувшись в пол лицом, словно загнанная в угол крыса.

Крыса.

Этот образ вдруг ярко и неожиданно вспыхнул в сознании, а затем разлетелся на сверкающие сотни осколков – вместе с кусками его мозга.

Он направлялся прочь из города. Впервые с момента, когда он прибыл в Бакстон, ему было хорошо. Действительно хорошо. И на то имелись все основания.

Он выполнил контракт.

Только что. Теперь его путь лежал на Юг – мимо заснеженных холмов Пенсильвании, мимо лесистых равнин Огайо; он остановится в Луисвилле, затем переночует в Атланте. А дальше -дальше уже Флорида.

И вечерние огни на мачтах в порту, неоновый автограф Юга, размашисто начертанный в ночи. Девушка... смуглая и темноволосая... Она что-то шепчет: по мере того как он входит все глубже в напряженное изогнутое тело, шепот перерастает в крик...

Удивительно знакомый.

Крик этот, едва различимый, слышался и теперь – очень слабый, будто раздавался с луны.

Лангелан свернул с Мейн-стрит и, проехав еще квартал, вновь повернул.

Так он недолго колесил по городу, но это была скорее привычка. Никто не мог следить за ним, никто не знал, где он. Все было хорошо... кроме голоса, который никак не хотел оставить его в покое, который, словно отчаявшись, все повторял что-то снова и снова.

Свистел ноябрьский ветер, разрываемый в клочья черным корпусом его "тандеберда". Стивен покосился на приемник. Огни на его панели были темны, словно глаза мертвой птицы. Он мог бы отмахнуться от этого странного голоса, еле слышного, – да и был ли тот звук действительно голосом?

Скорее всего, он так бы и сделал. Скорее всего... Но то особое, врожденное чувство, которому он привык подчиняться не размышляя, вдруг напомнило о себе, хотя и значительно слабее, чем обычно. Гораздо слабее.

И тем не менее оно пробудилось, – словно стая серых гусей взмыла с клекотом над стенами спящего города.

Его ангел-хранитель. Возможно, такое сравнение было кощунственным, учитывая семьдесят три успешных ликвидации, – но сам он так не считал. Он просто знал о его существовании и привык слепо, без колебаний подчиняться, – так искушенный игрок бросает карты, когда сама Фортуна, казалось бы, направляет его руку. Это необъяснимо, но он чувствует, что как раз сейчас, в этот самый момент она отошла от него, ступая легко и неслышно.

Лангелан выпрямился; пальцы с силой стиснули руль, и предплечья внезапно свело судорогой. Он остановился, едва не потеряв контроль над машиной. Выключил фары, и темнота обрушилась на него, как мешок на голову приговоренного к эшафоту.

Что-то не так.

Определенно что-то было не так. Определенно... И вдруг он понял, кто пытается пробиться к нему в сознание из неведомой, беспредельной космической дали.

Его собственный голос.

Стивен почувствовал, как пот стекает по вискам к воротнику его безукоризненно белой сорочки. Спина сделалась влажной, и в теле ощущалась бтчетливая слабая дрожь, словно после затянувшейся ночи любви.

Однако на том сходство заканчивалось. Вместо покоя он испытывал все возраставшее напряжение. Мысли метались, будто кнут в руке сумасшедшего кучера, мозг отчаянно пытался решить задачу, которая, возможно, не имела ответа.

То, что он испытывал, превращалось в пытку. И он не был уверен, что у него достанет сил вытерпеть ее до конца.

Но можно и не терпеть. Можно просто запустить мотор и снова отправиться в путь на Юг, на Юг...

Мысль промелькнула, и тиски, сжимавшие .сознание, на миг ослабели. Но лишь на миг – потому что тонкий, отчаянный голос кричал, кричал и кричал...

"Теряю сознание?"

Он потянулся за сигаретами. В перчаточном ящике пальцы неожиданно наткнулись на твердый пластик, который определенно не был пачкой сигарет.

Деск[Деск– сильный психостимулятор, аналог фенамина (жарг.).]. Ну конечно же, это -деск.

Он подумал, что Бог, ежели он есть, направил сейчас его руку. Лангелан поднес к глазам ладонь и разжал пальцы. Маленькая плоская коробочка упала на сиденье. Он торопливо поднял, раскрыл и высыпал в рот две таблетки. Подумал и добавил еще одну.

Разжевал и проглотил с некоторым усилием. Запить было абсолютно нечем. Потом откинул назад голову и стал ждать, когда деск начнет действовать...

Энни Грин подумала, что она наконец проснулась.

Но это было очень далеко от истины, она лишь открыла глаза – и ее сны перемешались с реальностью, словно два разных напитка в хрустальном бокале. Она молча рассматривала потолок – несколько минут или часов? А может, дней? Ощущение времени исчезло.

Наверное, оно пропало вместе с самим временем.

И это было прекрасно. Она попробовала повернуться, но из этой затеи ничего не вышло. Правая рука отказывалась повиноваться. Энни внимательно посмотрела на нее и засмеялась. Забавно: это было чертовски смешно!

...Она попросту отлежала руку за те часы, что провела без движения с тех пор, как Лангелан оставил ее одну. И если бы Энни действительно проснулась сейчас, то ощутила бы, как миллионы иголок терзают кисть, в которой почти прекратилось кровообращение.

Ей все же удалось повернуться. Это движение вызвало странную, отчетливо различимую пульсацию в голове – словно в мозгу возникло и забилось второе сердце.

В ощущении не было ничего болезненного – напротив, оно представлялось даже приятным.

Одновременно пульсировали, сжимаясь и разжимаясь, наполнявшие комнату вещи. Энни заметила, что прикроватная тумбочка при этом меняла свой цвет, попеременно окрашиваясь бордовым и розовым. Но иногда она становилась вдруг почти черной. Наблюдая за телевизором, который то принимал форму капли, то вновь возвращался к прежнему облику, Энни провела левой рукой по одеялу. Это бездумное, машинальное движение вдруг вызвало поразившее ее ощущение. Прикосновение ткани к ладони было невероятно приятным... мало того, оно оказалось фантастически чувственным.

Энни снова погладила одеяло, наслаждаясь волнами вожделения, которое усиливалось с каждым мгновением. Все ее тело словно превратилось в чуткий эрогенный участок. Невероятное сладострастное чувство, – подобного ей испытывать не довелось ни разу. Энни чувствовала, что растворяется. В этот миг пальцы левой руки наткнулись на твердый предмет.

Это было просто невероятно! – во всем мире, который сейчас для Энни сузился до размеров кровати с тонким гостиничным одеялом, выдержавшим бесчисленное количество дезинфекций, не могло быть ничего твердого.

Лишь мягкая, пульсирующая зыбкость.

...Она вновь открыла глаза. Ощущение, которое она испытала, соотносилось с обычным совокуплением, как звук органа и губной гармошки. Энни была потрясена пережитым. И вместе с тем ей хотелось испытать ЭТО снова – хотя она не была уверена, что у нее хватит сил.

Возможно, в следующий раз она просто умрет.

Пусть. Только отдохнет немного.

Энни поднесла к глазам руку, которая все еще сжимала неизвестный предмет. Теперь он показался знакомым. Без сомнения, вот эти крошечные выступы похожи на обыкновенные кнопки, которые можно нажать.

Ее пальцы заскользили по ним, словно повинуясь неслышной мелодии. Мелодия...

...Была столь громкой, что Энни вскрикнула. Но почти сразу звук включившегося телевизора стал почти приятным, – кажется, сейчас буквально все способно было доставить ей удовольствие.

Энни посмотрела на оживший экран. Теперь он перестал колыхаться, словно наполненный водой, и аппарат вновь обрел присущую ему прямоугольную форму. Но вода...

Вода никуда не делась.

Она хлынула из экрана – прямо на пол, заливая линялую дорожку. Вскоре Энни почувствовала как всплыла и мягко закачалась кровать. Стулья, тумбочки, сервировочный столик -все они перестали пульсировать и тоже принялись вяло покачиваться, как огрызки в помойном ведре. Неподвижен был только один телевизор, и серебристый поток, извергавшийся из него, ничуть не становился слабее. Что произойдет, когда ее комната заполнится под потолок?..