Текст книги "Московские праздные дни"
Автор книги: Андрей Балдин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
С этого дня до Крещения женщинам запрещено играть в карты, не то куры будут клевать огурцы.
12 января – Анисья-желудочница, «Порезуха»
Резали поросенка к Васильеву вечеру. Еще гусей: по их внутренностям гадали о зиме. Если печень и селезенка раздуты, зима будет теплая и пасмурная.
Гусь наглотался сумерек, небесной гущи.
13 января – Маланья, она же Васильевская коляда
«Щедрый вечер», встреча Старого Нового года.
14 января – Василий-поросятник
На новогодний стол является свинина.
Первое гадание с петухом.
Церковь в этот день празднует Обрезание Господне. Как уже было сказано, это праздник закрытый, сокровенный, притом, что один из важнейших в кругу церковных отмечаний. Несомненно, одна из причин его сокровенности – окружение святочной тьмы. Со всех сторон младенца обступает темное роение Святок; ему нужна защита, он замкнут под покров строгого церковного обряда.
15 января – Петуший день
Чистят курятники, ладят насесты, окуривают стены, чтобы куры не болели и весь год хорошо неслись. В этот день ничего не употребляли из курицы и яйца.
Нечистая сила об эти дни одевалась перьями. Имя ее – Лихоманка. На голове кика, из белого и черного пера. У нее три клюва. Одежда из шкуры подъярка (ягненка). Курьи лапы. Лицо желтое, зоб набит, глаза голодные. Порченая немочь. Где пройдет – три года куры нестись не будут. Насылает куриную слепоту и ломоту.
Лихоманка ищет двор с семилетним черным петухом. Ему поклоняется, квохчет, омывает насест слюной. Черный петух в этот день откладывал в навоз яйцо. 4 июня из оного яйца проклюнется царь змей Василиск. Тогда наступит засуха, пойдут пожары, в деревне погибнет все молодое. Чтобы предупредить напасть, около курятника, где жил петух, женщина, рожденная в этот день, отрясала сухой болотный мох. Бабы лепили лепешки из золы (сверху для маскировки должна быть мука, если не жалко зимой муки) и подбрасывали их у мостков, по которым должна пройти Лихоманка. Она от голодухи все лепешки проглотит, зола-то (зло) ей все нутро и сожжет.
Вешали в курятнике «бога» – камень с отверстием посередине. В Московской губернии в роли «бога» часто выступал стоптанный и дырявый лапоть. Последний был призван мирить кур с домовым.
16 января – пророк Малахия
На Малахия дом метелками обмахивай. От нечистой силы, готовой в этот день напасть на человека. В одной рубашке выходили во двор и остукивали дом по четырем углам. Затем то же самое проделывали внутри. Это отгоняло нечистого.
Ведьмы отыгрывались на животных. После кур наступала очередь лошадей и коров. Коров ведьмы задаивали до смерти, лошадь запускали скакать всю ночь до изнеможения. За помощью от ведьм обращались к домовому, кормили его овсяной кашей, задабривали. Коровам старались постелить побольше соломы. Отирали ею же тощие коровьи бока.
17 января – День наизнанку
В этот день всем миром гнали черта из деревни. Надевали тулупы наизнанку, брали кочерги и ожиги, за лыковые пояса затыкали сковороды. С огнем ходили по деревне, кричали: «Выходи, нечистая!» Кто попадался в тулупе ненаизнанку, получал по загривку. Зажигали костер, начинали гулянье, прыгали через огонь.
И черт отступал.
В последние святые дни нельзя было плести лапти (родится кривой) и шить (родится слепой).
Так проще всего истолковать происходящее на Святки: списать все на черта – он двоит свет, испытывает звезду темнотою, жизнь смертью.
Так же просто судить о зеркале или плоскости воды (то же зеркало): вода двоит свет, потому и представляется многознающей стихией. Половина святочных обрядов связана с водой или зеркалами – в них заглядывали, как в мир иной.
Смотрели и слушали большее время, обстоящее первый свет. О нем, о большем времени, судить непросто.
18 января – Крещенский сочельник
Подблюдные песни пели во время общих гаданий во все святочные вечера. Сегодня – главный из них. На стол ставилось блюдо, наполненное водой с положенными в него украшениями девушек. Под пение, по очереди, не глядя, они вынимали из блюда украшения. Если дева вытащит свое колечко, слова песни сбудутся: «прикатилося зерно ко яхонту». Выйдет замуж.
Еще одно предбрачное гадание. Под подушку клали гребень с красной лентой и спрашивали: «Кто придет меня чесать?» Тогда обязательно во сне являлся суженый. Притом еще судили по тому, как он чешет. Ласково или дерет, а может, и за косу таскает. Такой и будет мужнин характер.
Пелись также (уже в компании с юношами) посиделочные песни. Под них плясали кадриль, лансье и польку.
Ряженые последний вечер бегали вокруг домов с горящими головнями, стучали в окна медвежьей лапой.
На утренней заре – последние попытки гаданий. Не стукнет ли воротное кольцо?
В стуке можно было прочитать имя суженого. (Хорошо имя – железное или деревянное.) Об эти же часы жгли перед зеркалом свечу. Сало для свечи припасено было с осени, из убитой змеи. Змеиную свечу зажигали и говорили в зеркало: «Как эта свеча изгаснет, так и ты (имярек) изгасни по мне!» Так же можно было выворожить суженого.
Все одно и об одном: о заглядывании в большее время, где все возможно (все можно). В нем растворено будущее, скрыт неясный рисунок судеб.
Крещение воды
19 января – Крещение Господне
До Крещения происходит общая круговерть времени, не разделяемая привычно на прошлое, настоящее и будущее.
Крещение, оно же Богоявление, ставит крест на воде, возвращает воду и время в пространство, в перекрестие христианских координат.
На Богоявление происходило обращение ледяной «иорданской» воды в москворецкой проруби у Кремля – в «кипяток». Так заканчиваются Святки: время подвижное, опасное, темное, все точно в ямах и коридорах в иное, крестится, упорядочивается. Мороз и крест укрощают водный бунт; время успокаивается и далее движется ровно – из прошлого в будущее. Оттого так ждут крещенские морозы: они останавливают водные буйства, сомнения и хлябь времени.
По случаю Крещения на Тайницкой башне Кремля радостно хлопала пушка. Иные окунались после службы: выскакивали красные, точно ошпаренные. Сие явление теплорода. Войдя в воды Иордана, Христос освятил и переменил (связал пространством, согрел смыслом) «все водное естество».
С этого момента вода более не бунтует, не двоит время, не заманивает нас во мнимое и несвершившееся.
Крещение есть избавление от двоения рисунка судьбы и собст-венно зазеркального двойника; душа, утомленная загадками Святок, успокаивается.
*
Богоявленский (Крещенский) храм, что в Китай-городе, с золотой непомерной луковицей смотрится с Москворецкого моста, как отекший вниз шлепок лимонной краски. Пасмурно, вода сквозит воздух, мир еще сырой; Васильевский спуск течет к реке, словно во сне. Угол Красной площади, Ильинка, поворот налево; вот он, собор.
Вокруг него узкий проход; отворяются, точно в ущелье, окна и двери и свешиваются со стен побеленные капители, волюты и прочие завитки (времени) эклектического вида. В переднем помещении храма две огромные емкости из нержавейки, в которых переливается, невидимая, святая вода – агиасма. Порядок, как в больнице, только не современной, а будто бы сошедшей с фотографий позапрошлого века, с сестрами милосердия, сводчатыми потолками и машинерией, не утратившей еще латунных украшений. Баки, батареи, кислородные подушки. Подушек в тот день не было, зато воздух был свеж и натоплен, только не светел, а ярко желт от росписей, позолоты и горящих свечей. Потолки были одновременно очень низки, к тому же своды явно согнуты из фанеры, но расписаны аккуратно. Главным был звук – движения воды, одновременно праздничный и обыкновенный… …Другой собор, Елоховский. Здесь стояли длинные очереди, завивающиеся в спираль возле каждого столба; царил порядок. Женщины, заполонившие храм со своими бидонами и бутылями, вели себя тихо и степенно. В центре, у иконостаса, тяжкое золото интерьера накрывала сверху прозрачная волна – свет шел из-под купола. На улице было пасмурно, и уже сгущались сумерки, добавляя свету синего. Точно наведенный акварелью, купол отделялся от интерьера, он был частью неба, удаленного, находящегося как будто в другом времени. В другой воде.
*
На Крещение – выставка невест. Обычай, распространенный на русском Севере.
Парни, надевавшие в Святки маски, должны были в Крещение обязательно очиститься: совершить ритуальное омовение в проруби или окропить себя агиасмой. Маски (личины, «хари») сжигались по прошествии святых дней. По поверью, они могли принести в дом несчастье.
Рождество и Святки вместе рисуют единый праздничный сюжет – кульбит во времени, кувырок с ног через голову опять на ноги. В центре события – мгновение причастия к большему времени. Новогоднее прикосновение, глоток времени и света, когда мы делаемся одно и то же со временем и светом.
В это мгновение родятся Феоктистовы, Иваны и Петры, герои, проглотившие звезду и ею подавившиеся. Родятся, пузырятся, вспыхивают, всходят фейерверками миры и миры. Предновогодние ожидания, сосредоточенные Николой Чудотворцем в подобие бомбы (времени), взрываются: является сонм «Я». В Новый год и на Рождество такое перенаселение мыслимой сферы приемлемо: она сама растет, как облако большого взрыва. Но уже на следующий день (не далее недели) начинается похмелье после пития времени. Хаос безвременья атакует едва народившееся светлое тело Москвы, его застывший на морозе огонь, «живой камень».
Приходят Святки; (младенец) Время испытывается на прочность, на единственность.
Крещение завершает испытания. Праздничный переворот совершен, свет спасен, первая точка на «чертеже» года поставлена. Время расчерчено, проникнуто крестом (разведено по измерениям), помещено в пространство покоя. Вода перестала бунтовать, зазеркалье отменено.
Испытание московской единственности закончено: Москва не имеет альтернативы. Она успокаивается; в город приходит большая зима.
Глава шестая
Две зимы
19 января – 15 февраля
– Счет зим – Календарь Иоанна Крестителя (церковная зима) – День пещеры – Будняя скрута (народный календарь) – Татьянин день, или Турнир в сугробе – Темная тема – Дуэль —
Счет зим: здесь обнаруживается определенная трудность. С одной стороны, наступающий после-крещенский сезон очень узнаваем: это совсем не та зима, что длится до Крещения. Та – праздничная, новогодняя, скажем так: зима на подъеме, восходящая зима. Теперь, после Крещения пошла другая, будничная, деловая, горизонтальная зима.
Закончится этот горизонтальный сезон через три недели, весьма определенно – Сретением и близкой к нему (переходящей) Масленицей. От Сретения и далее (см. схему) начнется следующий сезон, «поздняя», наклонная зима, которая понемногу будет сходить на нет к весне.
Московская зима понимается горой, на которую есть подъем, на которой есть плато и с которой идет спуск.
Мы как раз на плато, в самой середине зимы: время никуда не катится, но покоится, сидит в снегу.
Так можно насчитать десяток зим. Ноябрь, допустим, не пойдет, он сам в себе, дно года. Но есть праздник Покров, день первого снега, обещание, мгновение зимы. Пусть это будет первая, мгновенная зима. Потом вычеркиваем ноябрь. Дальше, в начале декабря, я бы учредил Введенскую зиму (глава Пророки). Это будет вторая, сокровенная зима. Потом Никольщина с его Сантой, загадыванием будущего, с толстовскими фокусами, романами-в-одно-мгновенье, чудотворная – третья. Новый год, праздничная зима, включающая Рождество и Святки, – четвертая.
Стало быть, эта, наступающая после Крещения, которую теперь предстоит рассмотреть (пережить), деловая, срединная зима – пятая. Далее, как уже было сказано, Сретение и Масленица, февраль, заходящий на март, – шестая.
И теперь указанная сложность. Эта наша пятая, срединная зима, – притом что она весьма определенно датируется (с 19 января по 15 февраля), как правило, никак не называется. Я слышал определения «столбовая» или «морозная», но все это не те слова, это, скорее, замена термина, условно говоря, поэтическая.
Своего определения у меня тоже нет. Есть рассуждение, связанное с приведенным выше счетом зим.
В точке Крещения календарь как будто раздваивается: на церковный и светский. В церковном календаре за Крещением выстраивается характерная цепочка святых – монахов и отшельников; людей, находящихся в особых отношениях с пространством времени, людей-единиц. В этом есть своя логика. Год (свет) едва явился, в восприятии Москвы время существует еще точечно; оно не связалось в линию, изо дня в день текущую. Фигуры монахов в календаре иллюстрируют это состояние: за Крещением, которое заканчивает эру одной звезды (Христовой), открывается созвездие святых, дробь светлых дней (примеры ниже).
При этом светский календарь уже отвлекся от праздников. Он разошелся с церковным на общем празднике Крещения. До Сретенья и Масленицы этот будничный, деловой календарь будет идти отдельно, своей дорогой – своей зимой.
Таким образом, мы наблюдаем на этом отрезке две зимы. Два помещения: в одном на расстоянии от мира церковь празднует память отшельников и монахов, в другом, в миру, течет жизнь светская, отвлеченная от сокровенных тем.
В этой светской московской зиме главные для меня события – Татьянин день и смерть Пушкина.
Отсюда выводы. Первое: за отсутствием другого названия этого сезона пока придется взять техническое: две зимы. Отношения двух зим (связь и разрывы двух времен, двух состояний Москвы – церковного и светского) заслуживают особого внимания.
Второе: с учетом этого добавления малых зим становится семь. В общем помещении большой московской зимы мы насчитали семь малых зим.
Календарь Иоанна
Церковная зима
20 января – на следующий день после Крещения вспоминают Иоанна Крестителя.
Каждый большой церковный праздник, как правило, продолжается на следующий день особым отмечанием, собором того святого, которому был посвящен праздник. Крещение прямо связано с Иоанном: на следующий день празднуется собор Иоанна Крестителя.
Иоанна вспоминают несколько раз в году; его праздники составляют особую цепочку, свой ивановский календарь. Они расставлены весьма конструктивно; каждый праздник удерживает значительный календарный отрезок. В первую очередь это Рождество Иоанна Крестителя, 24 июня – солнечный максимум, пик светового года. (Москва отмечает Иванов день 7 июля.) Для нашего исследования это существенно важный пункт. Год, начинающий свой рост в точке Рождества Христова, разворачивается максимально в день Рождества Иоанна. Иисус и Иоанн удерживают тем самым два полюса года, зимний и летний.
Ту же композицию мы наблюдали в январе: Святые дни начинаются на Рождество и заканчиваются Крещением: и тут видна эта пара, Христос и Иоанн, – между ними разворачиваются Святки, карусель времени, которая сама себе «год». Здесь необходимы фигуры первого ряда, чтобы это отверстие было вовремя открыто и вовремя закрыто.
6 октября отмечается зачатие Иоанна Крестителя, по старому календарю это 23 сентября (минус девять месяцев от Рождества, что и так понятно); это означает, что зачатие Иоанна приходится на осеннее равноденствие, третью четверть года, еще одну «опорную» точку календаря. Соответственно, Христос своим зачатием, Благовещением, удерживает первую четверть года, пункт весеннего равноденствия. В итоге эта пара, Христос – Иоанн, «расставляет» свои праздники по всем четырем ключевым пунктам светового года, по осям координат: «верх-низ», зимнее и летнее солнцестояние, и по горизонтали, весеннее и осеннее равноденствие. Так они вдвоем «крестят» весь год – помещают год в пространство.
Ивановских праздников много, есть еще совместные и косвенные о нем напоминания. Но главными в пространстве года следует считать те пункты, где Иоанн выступает в основополагающей паре с Христом: летнее солнцестояние, осеннее равноденствие и Крещение, закрывающее «святочное» окно.
Иоанн – «пограничник»: последний ветхозаветный пророк, первый мученик Нового Завета. Поэтому он замыкает Святки, пропуская далее только «крещеное» время.
*
Он был троюродным братом Иисуса по матери (Иоанн старше на полгода). Сын священника Захарии и праведной Елизаветы, он также подпал под розыск Ирода. Как и Мария Христа, мать прячет его в пещере в окрестностях Вифлеема.
Здесь он проводит детство.
Печать уединения и отшельничества лежит на нем всю жизнь. Проповедь Иоанна, его пророчество о скором пришествии Мессии большей частью остаются не услышаны.
Себя он именует Гласом вопиющего в пустыне. Его пустыня есть одиночество в мире.
В пустыне Иоанн питался акридами. По одной версии, это особый вид саранчи, который употребляют в пищу арабы, по другой (Афанасий Великий и Исидор Пелусиот) – верхушки пустынной травы, которой впоследствии питался по примеру учителя апостол Иоанн Богослов. Кроме этого, медом диких пчел. Мед, по свидетельству святых отцов, был горьким и противным на вкус. Однако благодарность пчелам воздается по сей день.
Принято молиться Крестителю во время освящения пчельников, пасек и ульев.
Иоанн Креститель считается покровителем монашества.
В этом смысле положение Иоанна в январском календаре приобретает еще одно символическое значение: он открывает сезон особых «монашеских» праздников, которые начинаются от Крещения и составляют характерный знак этого зимнего сезона.
Это первая из двух срединных зим. Иоанн задает ей тон.
*
Сказано слово одиночество. Оно в пространствах двух наших зим (пятой и шестой, церковной и светской) звучит очень по-разному. В церковной зиме это слово означает сосредоточение, собственно подвиг; в светской зиме одиночество конца января, как неизбежное следствие, «похмелье» после рождественского праздника единственности, означает тоску и печаль, сомнение в том, что новогодний подарок (точка света во глубине души) удержится надолго.
Можно вспомнить ощущения-понятия отрыва, утраты света после праздника Покрова. Теперь являются одиночество и пестование света. Он мал, но он уже есть.
День пещеры
21 января – Георгий Хозевит
Чаще в этот день вспоминают пещеру, где Георгий скрывался от мира. Прозвище его связано с названием пустыни – Хузева; позднее, у арабов, – ущелье ВадиКель (есть варианты транскрипции). Пещера, трещина посреди пустыни, слева от дороги от Иерусалима к Иерихону. Края ее от времени осыпались и круглились и постепенно открылись глубокой чашей; на дне чаши лепятся белые ласточкины гнезда, строения монастыря. Колокольня, храмы, кельи. Всё проникает вьющийся узкий желоб с темной водой (искусственный канал римского происхождения). Монастырь не виден с дороги, открыт лишь сам для себя – идеальное место для отшельника. Здесь, по одной из версий, помещалась пещера Илии-пророка, здесь же молился Иоаким, прося Господа о ребенке, после чего супруга его Анна зачала дочь Марию (22 декабря, Анна Темная).
День пещеры, или света в темноте, – праздник тайного укрытия (во времени). В тот же день – два Григория, киевских затворника из Ближних и Дальних пещер. Святые разных времен, XI и XIV веков.
24 января – Феодосий Великий, общих житий начальник
Вместе с Саввой Преосвященным (18 декабря) Феодосий считается первооснователем лавр.
Прочитал в календаре: в церкви об эти дни поется особый октоих, творится катавасия «Сушу глубородительную землю». Это, наверное, о пещере.
28 января – Павел Фивейский
Выдающийся отшельник. Ворон носил ему по полхлеба в день на протяжении шестидесяти лет. Когда к святому пришел Антоний Великий (см. 30 января), ворон принес целый хлеб. Птица изображена на коптской иконе, наивной и светлой. На иконе Павел необыкновенно глазаст (как все коптские парсуны) и весел.
Седые волосы спускаются по плечам. Под ногами улыбающийся лев. Львы, по преданию, вырыли своими когтями могилу святому.
29 января – поклонение честным веригам апостола Петра
Существо праздника диалектично. Вериги – символ свободы. Не память об освобождении (так в музее каторги и ссылки стоят колодки и пыточные станки), но свидетельство ими самими являемой свободы. Свободы не от них, но с ними. Потому ношение вериг делается повсеместным занятием монахов и подвижников. Это демонстрация новой свободы, неявной, запредельной, но куда более существенной, – свободы духа.
30 января – Антоний Великий
Основатель (вместе с Павлом Фивейским, см. выше) пустынножительства и монашества. Для большего уединения поселился в гробнице. Здесь двадцать лет провел он в подвиге и духовном укреплении, преодолевая соблазны. (Отсюда многочисленные описания жизни св. Антония, иллюстрации его победы над химерой – «Искушение святого Антония».)
1 февраля – Макарий Великий
Ученик Антония Великого, того, что праздновали позавчера. Воспринял от него духовную эстафету и посох. Известен своей скромностью; об этом эпизод: когда к нему ночью влез вор, Макарий помогал ему грузить добычу на осла со словами: Мы ничего не внесли в этот мир…
2 февраля – Евфимий Великий
Один из основателей монашеского движения в Палестине.
Это похоже на декабрьский сезон Пророков, предшествующий Рождеству. Здесь та же плотность персонажей: пятеро знаменитых отшельников, из которых трое в официальном звании Великих. И это не считая малых чином, которых множество. Наверное, это собрание людей-единиц было осознанное, строительное действие составителей календаря. Так закономерно продолжается сюжет январской единственности.
Он продолжается словом уединение.
Будняя скрута
Народный календарь
От Крещения до Сретения во втором, «нижнем», календаре творится следующее.
20 января – Иван-бражник
Народ еще не вполне остыл от новогодних праздников. Если накануне, на Крещение, выбирали невесту, сегодня ее пропивали. Пили больше, чтобы невеста в замужестве плакала меньше.
21 января – Омельян, Божьим светом осиян
Это о Емилиане-исповеднике (IX век).
В этот день пропивали надежду парни, не нашедшие невест на Крещение.
22 января – Будняя скрута
Праздники, наконец, уходят. Пришла пора – забот гора. Осиновые колья на Красной горке, что были заколочены в Святки, вырваны; через освободившийся пролом потекло обыкновенное время. Готовятся к сговоренным свадьбам. Бани, очищение от Святок.
28 января – Павел дня прибавил
Это о Павле Фивейском, который с вороном и львами. Павел взмок – дня приволок. Все о деле. Деловой сезон.
29 января – Петр-полукорм
Синхронный с праздником вериг (см. выше). Если осталось зимних запасов меньше половины, скотине сокращали рацион.
30 января – Антон-перезимник
Антоний Великий; календари народный и церковный идут один поверх другого, независимо друг от друга. Этот, нижний, – Антон – гвозди вон! – таковы в этот день случаются морозы. Осмотр дома и хозяйственного строительства. Подлатать, восстановить побитое морозом.
31 января – Афанасий-ломонос
В честь святителей Афанасия и Кирилла Александрийских. Афанасьевские морозы. В полдень солнце – к ранней весне. Знахари выгоняют ведьм из домов. В этот день у них сходка на Лысой горе.
1 февраля – Макарий-обувник (Макарий Великий)
В этот день торговцы обувью (элита рынка), обыкновенно рекламирующие товар степенно и с достоинством, пускались в зазывания с завыванием. Продавали все подряд, с криком и напором.
Макарий – покровитель обувного дела. В свою очередь, покупатели полагали, что обувь, проданная в этот день, прослужит особенно долго. Макар (валенком) раздувает самовар. Почему-то валенком, а не сапогом. Может, этот валенок уже согнут, сломан и потому подвижен? Или тут сказывается особое внимание к валенку как защитнику от февральского, у земли обитающего холода.
Первого зашедшего в гости мужчину сажали на овечью шубу, ради большего приплода ягнят.
2 февраля – Ефим (Евфимий).
На Ефима гадали о масленой неделе. Помело метлой на маслену.
Надоели будни, хотим опять праздновать.
*
Странное дело, в заметках о светских праздниках и датах этого сезона оказалось только две записи, причем явно случайные; видимо, настроение наблюдателя в «буднюю» зиму было соответствующее.
23 января 1797 года – день рождения цилиндра. Расцвет дендизма. Так сказалось увлечение античной классикой? Археология была главным увлечением эпохи. Водрузили на голову колонну. Человек стал столп. Денди – одиночка. По-крайней мере, таким его делает цилиндр.
28 января 1820 года. Открытие Антарктиды Белингсгаузеном и Лазаревым на шлюпах «Восток» и «Мирный».
Остается Татьянин день; этот праздник в Москве всегда был заметен.
Житие: «Во время пыток из ран Татьяны текло молоко, в воздухе разливалось благоухание».
Кисть руки св. Татьяны хранится в храме ее имени в подмосковном Иерусалимском монастыре.
«Свет Христов просвещает всех» – надпись над входом в университетский храм. В нем отпевали Гоголя и Соловьева.
Татьянин день, или турнир в сугробе
Сугроб и лед, и пламень явились с самого начала.
12 января 1755 года (по новому стилю 25-го) императрицей Елизаветой был подписан Указ об учреждении Московского университета. Спустя почти сорок лет в тот же день состоялся переезд его в новопостроеннное здание, в Москве, на Моховой – под гром и хлопанье салюта и рисование в небесах многознающей богини Минервы.
Иллюминация была показательна. В ногах огнеупорной богини располагались алчущие познания купидоны. Они выводили каракули на затейливо свернутых свитках.
Цветущие зимой деревья, рога изобилия, полноводные источники, пробивающие путь в снегу: все олицетворяло будущие успехи науки. Собственно, так оно и вышло: наука в последующие эпохи цвела и преуспевала (спорный тезис), купидоны же, возмужав и сошед с небес, обернулись московскими студентами.
Университет был учрежден стараниями Ломоносова при содействии графа Шувалова, известного покровителя наук. Именно в честь матери Ивана Ивановича Татьяны (по другой версии, Татьяной звалась его жена) церковь при университете освящена была в честь этой святой.
Как это понимать? посвящение было случайно? внекалендарно?
Татьянин день стал днем традиционного студенческого праздника. Тем самым имя Татьяны и название праздного дня прочно связались со зданием на Моховой. Грандиозная небесная фигура, Минерва, явившаяся москвичам в день открытия и ежегодно в конце января навещающая столицу, получила христианское имя.
Несмотря на это первых обитателей ученой крепости на Моховой горожане считали за иноземцев, пришельцев и получертей. Подросшие купидоны нимало против такой характеристики не возражали. Они и в самом деле ощущали себя существами иного рода. Только состояние свое они мыслили по европейскому образу и подобию как неизменно рыцарское, а жизнь и ученье – как поединок с драконовым местным невежеством. Рыцарство составляло существенную черту в портрете первостудентов. Присутствие небесной патронессы его довершало.
В Татьянин день самомнение достигало апогея. К тому же славное заведение долгое время оставалось по своему составу исключительно мужским; культ прекрасной дамы утвердился.
История праздника полна курьезных сцен и баталий, в основном, разумеется, застольных. Соревновались в пении, стихотворстве (начиная с рифмы «Татьяна-пьяна», далее неразборчиво), и не в последнюю очередь в потреблении веселящего зелья. Засим начиналось гулянье по всей Москве, уханье прохожим по голове «Дубинушкой», катание по ледяным холмам и горбам и тому подобное – см. архивы Гиляровского и Склифосовского. В самом деле, день был довольно буен.
Начинались празднования с молебна, праздничной службы и общего крестного хода в церкви святой Татьяны, что располагалась в самом здании университета. Затем в актовом зале произносились чинные речи. Но уже по выходе на мороз начиналось веселье. Весь день по Моховой и Большой Никитской летали санки и снежки, равно как в небесах очумевшие от ужаса вороны и галки. К ночи рыцарское гулянье раскатывалось уже по всей Москве. Почему-то традиционный ночной банкет в ресторане «Эрмитаж» на Трубной назывался «завтраком» – не оттого ли, что затягивался до следующего утра? Официанты заранее убирали от рук ученых кавалеров бьющиеся предметы, снимали занавески и скатерти, даже заменяли мебель. В завтраке участвовали все желающие – настоящие и бывшие, и вовсе не состоявшиеся студенты.
Но дело не ограничивалось одним только питием и «Дубинушкой». Весьма знаменательны были гремящие перед фасадом университета потешные поединки и турниры. Во дворе на Моховой сгребался преогромный сугроб, на которой с двух сторон забегали ряженые соперники, утыканные перьями и заклеенные в картон. На самой вершине, по пояс в снегу они сходились в рукопашной, полосуя друг дружку мечами из картузной бумаги. Последние мгновенно ломались, и в ход шли обыкновенные снежки. Нетрудно догадаться, какой прекрасной даме посвящали свои подвиги полуобмороженные роланды и тристаны: бумажное Татьянино изображенье помещалось в окне по центру фасада, сообщая соревнованию должные пафос и размах.
В принципе, понятно, каков был фон потешных схваток: все тот же – двоение, разрыв сезона, раскол времен. Студенты помещались в одном пространстве, Москва в другом.
Со временем картина переменилась. Ветры с запада занесли в Москву не только рыцарство и гегельянство. К середине девятнадцатого века в широко растворенные ворота университета вошло совершенное безбожие. И вот в один из праздных дней новейшие вольнодумцы решили в знак вящей насмешки выставить взамен иконы живое своей попечительницы подобие. Разумеется, подобием этим оказался переодетый, гренадерского роста, студент. Очевидное святотатство только разогрело участников: турнир разразился. Более часу, возвышаясь над побоищем, нелепая фигура совершала зазывные жесты, вертелась волчком и пела то фистулой, то басом. Поклонники ея и зеваки стенали от восторга.
Дальше – больше. В компании изрядно накачавшихся собратьев Псевдотатьяна явилась на традиционное гулянье в «Эрмитаж». Здесь ей устроена была встреча самая пышная. Вокруг верзилы запели песни и повели хороводы, и завозилась возня, которая, отрясая снег с деревьев и раскачивая статуи, переместилась постепенно в помещение. Там дело продолжилось и катилось до полуночи. И тут, согласно анекдоту, двери ресторана распахнулись и в зал вошли профессура и прочее начальство. Сделалась немая сцена. «Дама» под румянами позеленела и стала столбом – только вчера разрисованный розами переросток сдавал своему декану очередной экзамен и вдруг самый этот декан нестойким шагом приближается к нему и совершает неопределенные жесты, долженствующие изобразить приветствие. Студенту было чего пугаться: старшие товарищи могли счесть его выходку за оскорбление небесного прототипа и наказать нещадно. Впрочем, ничего страшного не произошло – видимо, его приняли за обыкновенную в студенческой компании гетеру. «Рослую, однако, отыскали девку…» –пробормотал вчерашний экзаменатор, махнул рукой и удалился. Засим и сама мнимая Татьяна бежала из «Эрмитажа».
