Текст книги "Автоматная баллада"

Автор книги: Андрей Уланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Кстати, о комарах. Вы их заметили?

– Мы заметили, что их нет, – сказала Анна. – Только порадоваться этому не успели.

– А ведь их и вправду нет, – усмехнулся Сергей. – Года три как… а всё потому… – осёкшись, он приподнялся на локте, прислушиваясь…

– Всё потому?

– Заткнись! – шёпотом рявкнул следопыт. – Всем молчать! Всем лежать! Не дышать!

– Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!

Звук повторился вновь, и теперь уж его точно нельзя было спутать ни с чем другим. Цвиканье перламутрового воробья – хотя на самом деле птичка была вполне себе довоенным африканским жителем и в качестве такового прозывалась как-то очень иностранно – не столь уж необычный на болотах, но…

– Что…

– Убью на хрен!

Кажется, заткнулась.

Закинув автомат на спину, он, срывая ногти, на четвереньках буквально за несколько секунд пробежал островок насквозь. Прижался щекой к стволу ивы, медленно – очень медленно – приподнялся…

…увидел…

…и, стянув Сашку под локоть, большим пальцем сдвинул планку прицела на триста.

Именно столько, по его прикидке, было до вышедших из-за кустов на соседнем островке двоих. В безрукавках мехом внутрь. С ружьями на изготовку. Настороженно глядящих по сторонам.

Болотники.

Сзади зашуршало. Покосившись, Шемяка придержал рванувшийся было из горла матерный окрик – девка ползла достаточно грамотно, а скуластый и вовсе почти неслышно.

– Не вздумайте стрелять! – прошептал Айсман. – Придушу!

– Их же всего двое.

– Мозгов в твоей башке двое… граммов. И те просроченные. Это передовой дозор.

– Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!

Совсем близко. Основная группа, подойдя, скорее всего, засядет в тех кустах, прикинул Айсман, чтобы в случ-чего прикрыть дозор огнём. Сколько же их может быть? Десять? Пятнадцать? Двадцать?

Только не сворачивайте, ну зачем вам сворачивать? Вам же до этого островка топать как вполовину до берега. Жалкий клочок земли, ничего опасного здесь быть не может… не может.

– Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!

Если двадцать, то могут выставить и боковое охранение.

– Фиу-фиу-фьють!

Дозорные пошли напрямик.

Он угадал – основная группа укрылась на островке, и лишь когда с берега донеслось очередное цвиканье, остальные болотники поднялись – причём двое, пулемётный расчёт, изрядно удивили Шемяку, встав, казалось бы, прямо из трясины – и неторопливо зашлепали дальше.

– Мы могли бы…

Сергей коротко махнул рукой. Дождался, пока замыкавший колонну болотник в шляпе типа «пирамида сплюснутая» скроется среди деревьев. Медленно перекатился на спину и сел.

– Ну и что же мы могли?

– Это были те самые болотники?

– Да.

– Мы могли б ударить по ним. В три ствола… они ведь были как на ладони.

– И? – резко произнёс Айсман. – Двадцать один… двадцать три вместе с дозорными. Пулемётов две штуки, автоматов я разглядел пять… это минимум. Сколько мы могли положить первыми выстрелами? Шестерых? Больше – сомневаюсь. Остальные тут же прижали б нас огнём, а дозор зашёл бы с тыла…

– При хорошем раскладе нам бы удалось унести ноги, – после короткой паузы продолжил он. – Без вещей… впустую спалив кучу патронов. Но это при очень большой улыбке от тётки Фортуны.

– А если они увидят наши следы?

– Без «если». Они идут по своим делам. Видала, какие вьюки тащат? Им сейчас не до охоты на случайных прохожих. Вот попадись мы этой шайке-лейке, когда они будут возвращаться…

– Мне казалось, – задумчиво произнесла Анна, – что вы не торгуете с этими… жителями болот.

– Под «мы» имеются в виду «жители более твёрдой пока ещё земли»? – насмешливо уточнил Шемяка. – Ну да, официально не торгуем. А изловленные за этим малопочтенным занятием подлежат публичной порке с конфискацией. Дружинники даже время от времени ходят в патрули вдоль побережья… и ещё более время от времени кого-то в самом деле ловят.

– А почему?

– Ну, – начал Айсман, – во-первых, дружинники не горят особым рвением…

– Я имел в виду: почему торговля с жителями болот считается контрабандой? – сухо произнёс Энрико.

– А-а… тут проблема в товаре.

– Им что, нечего предложить? – удивилась Анна. – Или же… они составляют конкуренцию неким старьёвщикам?

– Следопытам. И не составляют. Болотники чертовски… они шарахаются от радиации, словно черти от ладана. То ли более восприимчивы к ней, то ли во время войны испугались больше прочих, но в скелеты, да и вообще в старые здания их не затащить даже под угрозой смерти – предпочтут быть убитыми на месте. А торгуют они в основном… как это… а, дарами болота. Шкуры там, зелья-отвары… ягодный самогончик я однажды ихний пробовал – хорош, правда, говорят, лучше не допытываться, на чём именно его настаивали.

– А проблема, – добавил Сергей после короткой паузы, – заключена в том, чего болотники хотят взамен. Больше всего им требуется оружие и патроны. Чтобы стрелять в нас.

Швейцарец

На ней был не давешний голубой халатик, а платьице. Красное, с тёмной каймой, тонкими силуэтами летящих и танцующих птиц… короткое… с многочисленными следами штопки. И она очень боялась – впрочем, пыхтящий из-за секретарской спины ключник выглядел куда более испуганным.

Ключник – это уже был просто подарок Судьбы, на который Швейцарец почти не надеялся.

– Вот, – торжествующе выдохнул секретарь. – Привёл.

– Христом-богом клянусь, ни при чём я! – ключник, даже не переведя толком дух после пробежки, плюхнулся на колени рядом со штурмдесятником. – Он сам, сам её выбрал, а я отговорить пытался…

Танг, брезгливо прищурившись, наклонился и наотмашь хлестнул ключника поперёк лица – удар, со стороны казавшийся несильным, опрокинул храмовника на спину.

– Заткнись, мразь!

Швейцарец шагнул вперёд.

– Деньги.

– В-вот, всё, всё, что положено, – торопливо зачастил секретарь.

На этот раз мешочек был холщовый, но по весу он вполне соответствовал своему бархатному предшественнику, а именно это и было единственно важным.

– Хорошо.

Девушка стояла прямо перед ним. Швейцарец схватил её за левое плечо, рванул навстречу – резко, не ударься об него, наверняка бы упала – встряхнул, словно тряпичную куклу…

– Слушай меня внимательно, – прошептал он. – Как только я отпускаю тебя, бежишь к мотоциклу. И садишься. Это – твой единственный шанс. Замешкаешься – умрёшь! Поняла?

Девушка молчала.

Швейцарец встряхнул её ещё раз. «Чёрт, да она же в полуобмороке, едва на ногах стоит, – почти с ужасом подумал он. – Только этого не хватало».

– Ты. Поняла. Меня?

– Да.

Швейцарец не расслышал её ответ, а скорее угадал его по движениям губ. «Триггер… это её „да“ – триггер», – подумал он, выпуская плечо девушки и делая шаг в сторону.

Единственным, кто успел совершить хоть что-то, был, разумеется, штурмдесятник Танг. Он сумел разглядеть, как из рукава плаща прыгает в подставленную ладонь небольшое, ярко блеснувшее полированной сталью… с удовлетворением подумал, что был прав, не доверяя чёрному ублюдку… и улыбнулся – за миг до того, как выпущенная в упор пуля в самом прямом смысле вынесла его мозги на встречу с великим Никуда.

Секретарь же просто увидел вспышку – ослепительную, как десять тысяч солнц.

С третьим выстрелом Швейцарец чуть промедлил – полсекунды, не больше. Это, конечно, было непозволительной роскошью… но ему очень хотелось, чтобы ключник осознал. И лишь когда храмовник вскинул пухлые ладони, пытаясь заслониться… нет, не от пули – хотя бы от жуткой черноты ствола, – Швейцарец дожал спуск.

В следующий миг он уже разворачивался. «ПСМ» повис на резинке, а в оставленную им ладонь уже ложился «210-й», из правой кобуры.

Их было девять – стоявших у подъёмного механизма ворот и на галерее вверху. Девять храмовников, в кольчугах или бронекуртках, пока ещё недоумённо вглядывающихся в него, пока ещё только пытающихся разобраться в обстановке. Пока ещё только начавших разворачивать в его сторону стволы автоматов. Девять, ровно столько же, сколько и – с учётом досланного в ствол – патронов у «210-го».

Ну, не подведи… Правый!

Вцепившаяся в мотоциклетное седло девушка зачарованно смотрела, как медленно и беззвучно скользит назад изукрашенный вязью затвор… улетает дымящийся цилиндрик гильзы… дорожка впереди взрывается фонтанчиком каменной крошки… вперёд-назад, вперёд-назад, ни на миг не останавливаясь, размеренно ходит золотой узор, выстраивая в звенящей тишине цепочку сверкающих цилиндриков… и такой же ровной строчкой бегут навстречу стрелку каменные фонтанчики… и, не добежав каких-то пары метров, вдруг начинают бестолково крутиться на одном месте, а затем пропадают вовсе.

Потом тишина перестала звенеть. Остался лишь звон последней гильзы, весело прыгавшей от булыжника к булыжнику.

А ещё мигом позже взревел мотор.

Очередь высекла сноп искр из бордюра, взметнула комья травы… Швейцарец, с трудом удерживая тяжёлый руль одной рукой, вскинул Левого. Огневая задача для гениев: разгоняющийся – неравномерно, рывками – и петляющий на брусчатке мотоцикл, бегущий по стене автоматчик и сверлящие воздух пули. Решать её Швейцарец даже не пытался – он просто жал на спуск, пытаясь насытить отрезок стены перед храмовником как можно большим количеством горячего свинца… и скорее удивился, чем обрадовался, когда после третьего выстрела парень в красно-синей рубахе выронил автомат, вскинул руки и, неловко крутанувшись, упал ничком.

Ещё одна очередь – на этот раз пулемётная, прогремев откуда-то из глубины двора, выбила на бетоне стены длинный ряд лунок, но победно воющий чёрный зверь уже летел сквозь ворота.

Сашка

– А почему твой хозяин и его товарищи так ненавидят этих болотцев? – спросила Эмма.

– Болотников, – поправил я. – Нет, как раз следопыты относятся к болотникам… достаточно спокойно. Постреливаем друг друга потихоньку, не без этого – однако всерьёз их ненавидят именно живущие на побережье.

– Но почему?

– Тому есть множество убедительных причин, – сказал я. – К примеру, болотники тоже ходят в рейды… на сушу. Раньше – часто, сейчас – много реже… однако у тех, кто жил в опустошённых ими деревнях, остались родственники. Но главная причина – они другие.

– Другие… в каком смысле?

Будь я человеком, я бы сейчас тяжело вздохнул.

– Это не так легко объяснить словами. Болотники… говорят, дальше на восток в них вообще не верят. Вернее, верят, что на прибрежных болотах ютится какая-то горстка беженцев, про которых насочиняли кучу небылиц.

– А в реальности?

– В реальности…

Я вспомнил осенний день. Вспомнил воду, хлещущую с небес косыми струями дождя, и грязь, падающую с тех же небес, после того, как её вышвырнуло туда разрывом гранаты или мины. Остров, на котором, «по данным разведки», находилось одно из самых крупных селений болотников, штурмовали объединённые отряды следопытов, дружинников и даже трёх кланов – слишком уж этот клочок суши два на три километра был стратегически важно расположен, перекрывая кратчайший путь сразу к нескольким скелетам. Важная цель – и нападавшие не жалели патронов.

Болотники, впрочем, тоже. Первые две атаки окончились неудачей – остров был перекопан норами, тут и там выскакивающими на поверхность подобием дотов, – и ударивший из отлично замаскированных до поры бойниц свинцовый шквал заставил наступавших захлебнуться кровью. Но их было больше, и вооружены они были куда лучше: два крупнокалиберных пулемёта и мины – тяжёлый миномёт, который поначалу вообще не собирались тащить в эдакую даль, оказался решающим даже не козырем, а джокером, – последовательно «вынесли» огнеточки первой линии на южном конце островка, после чего в ход пошел бензин. Просроченный, уже непригодный для двигателей, но вполне способный течь по подземным коридорам… а также взрываться и гореть от брошенной сверху гранаты. Он хорошо растекался по тоннелям болотников – круглым, примерно метрового диаметра, и, что самое поразительное, абсолютно сухим. «Прямо Вьетконг какой-то», – удивлённо сказал Космонавт. «Но как они это сделали, тут же, блин, почва наполовину из воды, носком сапога ковырнёшь, через пять минут лужица сверкает. Хрень какая-то, и почему круглые… словно не люди это всё выкопали, а какой-то червяк прополз. Блин, допросить бы кого…»

Допрашивать было некого. Сдаваться болотники даже не пытались, хотя женщин и детей следопыты и, возможно, дружинники трогать бы не стали. Впрочем, большинство своих детишек болотники успели вывести через один из тоннелей – он вёл к островку в двух километрах от их базы. Я тогда ещё подумал, что поступили они глупо – через этот лаз могла бы пройти боевая группа для удара по атакующим с тыла, и это был бы куда более рациональный ход. Но даже обычные люди редко поступают рационально, когда речь заходит о детях, а уж болотники… подавляющее большинство их поступков трудно приравнять к логичным. Для меня – логичным. Ничуть не удивлюсь, если у них наличествует собственная логика – тогда, два года назад, на острове обнаружилось немало странных вещей. Вернее, их останков – перемолотых объёмным взрывом, обгоревших… и непонятных.

– В реальности, – задумчиво произнёс я, – это люди, умеющие выживать на болоте. В это трудно поверить, но человек и прежде демонстрировал подлинные чудеса адаптации. Болотники – просто очередное из этих чудес, но какую цену им пришлось заплатить… точно знают лишь они сами.

– Кажется, – скрипнул Макс, – я понимаю, в чём дело. Живущие на твёрдой земле не считают их людьми, так?

– Примерно, – кивнул я. – Их не называют мутантами… по крайней мере, публично, но и к полноценным представителям человеческой расы, по-моему, также не причисляют. Хомо болотикус… или как это будет правильно по-латыни, Эмма?

– Представления не имею, – отозвалась «M16». – Я же штурмовая винтовка, а не хирургический скальпель.

Глава 7

Скатертью, скатертью

Газ бинарный стелется

И упирается мне в противогаз.

Каждому, каждому в лучшее верится,

Может быть, кто-нибудь

Выживет из нас.

Сергей

«Когда-нибудь, – рывком вытаскивая сапог вместе с очередной полутонной налипшей на нем грязи, думал Сергей, – когда-нибудь тётка Фортуна всё-таки улыбнется мне по-настоящему, на все её тридцать шесть разноцветных зубов плюс сектор зеро! Когда-нибудь я непременно разбогатею, уеду на север, куплю там каменный дом, женюсь… заведу служанку… двух… таких, чтобы…»

В поисках источника вдохновения Шемяка оглянулся, но вид яростно продирающейся сквозь «плешивый папоротник» Анны сейчас вряд ли мог послужить в качестве музы. Тщательно перемазанная зеленовато-бурым от пяток до макушки, с волосами, спутавшимися в подобие коряги, хрипящая, словно… ну, до стадии лошади ей топать ещё километра три, подумал Айсман, а вот за помирающего астматика сойдёт уже сейчас. М-да, эту ходячую кочку и за женщину-то счесть непросто, а уж вообразить её объектом чьих-нибудь воздыханий… тут и последний оголодавший мутант пять раз подумает. Даже в смысле гастрономии.

Ничего. Если солнце нам не врёт, минуток эдак через двести мы уткнёмся в Крокодилий Гребень, и там, так уж и быть, состоится привал. До тех пор девочка пусть попыхтит. Не маленькая, чай, сама вызвалась. А что язык ниже сисек болтается – звиняйте, барышня, здесь вам не тут… здесь Болото. Болото… провались оно в преисподнюю вместе со всеми нами!

Когда-нибудь… слега внезапно ухнула вниз на три четверти длины, и опиравшийся на неё Шемяка едва успел выставить руку. Нет уж, так мы сегодня не договаривались! В другой раз падайте меня сколько угодно, в другой раз – пожалуйста. Но сегодня мне надо быть чистым… чистеньким, свежим, довольным, чтобы один мой вид заставлял плетущуюся следом парочку стискивать зубы и рваться вперёд!

О – снова упала!

Вставать она не торопилась. Вот ведь… неделю, да что там неделю – день назад никогда бы не подумала, что, свалившись в жирную, вонючую, липкую… омерзительную жижу, она не попытается вскочить. А будет лежать, даже не стараясь особо приподнять голову. Воздух кое-как в лёгкие попадает, а что пузыри – так это и неплохо, добавочное развлечение. Буль-буль? Буль-буль, можно даже сказать, буль-буль-буль-буль. К тому же чёртова грязь, когда в неё падаешь, оказывается куда текучее, чем можно было бы предположить по виду – и затекает во всевозмож… просто во всё. И это, как ни странно, может быть приятно. Даже очень приятно, потому что блядский панцирь раскалился градусов до пятисот, не меньше – при каждом падении слышно, как шипит пар, а затекающая грязь, хоть и тоже нагрета солнечными лучами, но всё ж способна вызвать недолгую иллюзию прохлады.

Но главное – пока лежишь, не надо идти! Перетаскивать на очередные миллиметры две железобетонные чушки, в которые уже давно обратились ноги от бедра и ниже. Выше тело пока ещё ощущается, точнее, оно болит практически везде.

«Свинья, брезгливо воротя носы, скажете вы? О да, я – свинья, я такая свинья, что… но, к сожалению, я всё же не настоящая свинья. Настоящим хавроньям можно валяться в одной и той же луже часами, хоть целый день. А мне…»

– Хорошо лежишь, – донёсся откуда-то из слепящей высоты знакомый насмешливый – ненавистный! – голос. – Яйца откладывать собралась или просто грязевую ванну принимаешь?

– Угадал, – хрипло отозвалась девушка. – Яйца. Вот сейчас встану… дотянусь… отгрызу на хрен и утоплю поглубже!

– И только-то? – разочарованно протянул Шемяка. – Я уж думал, яичницу приготовишь… с колбасой. На твоей броняшке сейчас жарить чего-нибудь – самое то!

– Ты… да твой огрызок жарить нечего – на жир изойдёт.

– И откуда же такая уверенность? Говоришь, будто видела…

– Я. И так. Знаю.

– Специалистка-а…

– Не приставай к ней.

– О! – радостно воскликнул Айсман. – Защитничек нашёлся. Может, как раз ты нам колбаски-то и подкинешь? Что скажешь, Анют? Уж про него-то ты должна знать всё в точности…

Бросок скуластого был хорош, даже очень хорош. Но Шемяка ожидал именно этой реакции на свои слова и потому двигаться начал едва ли не раньше Энрико. Кулак впустую рассёк воздух, а затем инерция удара и ловко подставленная слега не оставили напарнику Анны иного выбора, кроме как с разгону протаранить макушкой соседнюю кочку.

Миг спустя он уже перекатился на спину, готовый вскочить – и замер, когда возникший в десятке сантиметров от кончика его носа автоматный ствол, едва заметно качнувшись вправо-влево, беззвучно скомандовал: «Нет!»

– Только шевельнись, – почти ласково произнёс Айсман. – Только мизинцем дёрни… и… не знаю, имеются у тебя в черепушке мозги или там дерьмо какое бултыхается на манер здешней грязюки, но вышибу я из тебя всё, до последней капли. Уж поверь мне!

– Чего. Ты. Добиваешься?

– Неправильная формулировка.

Внезапно Шемяка, щёлкнув предохранителем, закинул автомат на плечо и, наклонившись, протянул скуластому руку. Помешкав пару секунд, тот ухватил её – и рывком выдернулся из тины.

– Не добиваюсь, – тихо, почти шёпотом сказал Сергей. – Правильнее будет – вбиваю. Я вбиваю в две тупые башки одну-единственную, элементарную, можно сказать, простую истину. А именно: на болоте командую только я. Это пункт раз. Пункт два – мои команды выполняются без рассуждений, без дурацких вопросов типа: «Что?», «Где?», «Когда?», «Зачем?» и «Почему?»! Особенно – без почему! И того, кто эти пункты не будет выполнять, я убью. Иначе этот кто-то всё равно угробит своей чёртовой дуростью себя, но прихватит на тот свет и меня.

– Вот как ты заговорил, – Анна уже встала и сейчас нарочито медленными движениями стирала – или, вернее, сдирала – с лица грязевую корку. – А в городе, когда в карман моё золото засыпал, совсем другие песни чирикал.

«Моё золото, – мысленно пометил Айсман, – не „наше“, а „моё“. Интересно…»

– То было в городе, – равнодушным тоном отозвался он. – И до тех пор, пока я не ткну пальцем в сторону берега и не произнесу три волшебных слова: «Это – Большой Остров», у вас есть лишь один способ выжить – это соблюдать два пункта моих правил!

Швейцарец

– Они убьют тебя.

Швейцарец усмехнулся:

– Это не так-то просто.

– Они убьют тебя, – всё тем же уверенным тоном повторила девушка. – Ты ловок… но ни один человек не справится сразу с четырьмя десятками воинов Храма.

Неторопливо распутывавший завязки укладки Швейцарец поднял голову и удивлённо посмотрел на девушку.

– А с чего ты взяла, что я человек?

– Ты мутант?

– Не в привычном тебе смысле, – отозвался он. – Я – моральный мутант.

– Не понимаю.

– Поймёшь, – пообещал Швейцарец. – Со временем.

«Если, конечно, – мысленно закончил он, – это время у нас будет. Для нас – будет».

– Я…

– Помолчи, – сказал он и, чуть помедлив, неожиданно для себя добавил: – Пожалуйста.

– А… можно я только спрошу одну-единственную вещь и потом сразу замолчу?

В любой другой момент она сама первая поразилась бы собственной храбрости. Не подчиниться воле хозяина, да ещё и лезть с вопросом…

Но сейчас даже не подумала об этом.

Он, впрочем, тоже ничуть не удивился – в отличие от девушки, Швейцарец неплохо представлял, какое действие могут оказать две похожие на каштаны «пилюли доктора Самоделкина», которые она так доверчиво взяла у него прошлым вечером. Повышенная трепливость была одним из побочных эффектов. В основных же числились: прилив сил, улучшение ночного зрения… возможность бежать по лесу, не обращая внимания на то, что лёгкие туфельки давно уже прорвались и каждый очередной шаг пятнает землю кровавым отпечатком.

Неплохо представлял – правда, открытым оставался вопрос, какое воздействие окажут его варварские стимуляторы на женский организм в период месячных. Риск… но когда зверь отгрызает защемлённую капканом лапу, его мало волнует вероятность заражения крови.

Она и сейчас не чувствовала ни боли, ни страха – только любопытство. Расплата придёт позже, несколько часов спустя. И эти часы им обоим ещё нужно пережить.

– Спрашивай.

– Как тебя зовут?

Этого вопроса Швейцарец не ждал. «Зачем ты меня спас?» казалось ему куда более логичным вариантом, но…

– Ты можешь называть меня Швейцарец.

– Это имя такое? – недоумённо переспросила девушка.

– Другого пока не будет.

«А какое имя у тебя, спрашивать не стану, – подумал он. – Потому что не хочу, не желаю его знать. Потому что для меня сейчас ты должна, обязана оставаться просто девушкой. Безлико и серо… и никаких ниточек. Ты для меня всего лишь инструмент, причём дорогой, но ещё не известно, насколько полезный.

Ты для меня почти никто, и ничто нас не связывает.

…кроме безумного ночного бега.

…и тех минут, чуть больше суток назад. Когда уже под утро ты, наконец, решилась уснуть и, спящая, доверчиво прижалась ко мне.

…и за это я обещаю – что бы ни случилось, как бы всё ни обернулось…

…твои кошмары уже никогда не смогут достать тебя наяву!»

Девушка тем временем с удивлением наблюдала, как из вороха тщательно увязанных шкур появляется… появляется нечто, более всего напоминающее…

– Это что, лом?

– В каком-то смысле, – Швейцарец присоединил к толстому стальному обрезку странно изогнутую деревяшку и задумчиво погладил образовавшийся в результате костыль. Костыль, непонятым образом умудрявшийся сочетать грубовато-неказистый вид со впечатлением не просто тщательной, а сверхтщательной отделки.

– Это можно назвать и так. В том смысле, против которого нет приёма.

Только когда он бережно извлёк из вороха шкур ещё более тщательно замотанный свёрток, аккуратно распустил бечёвку, и на конце чёрного цилиндра тоненько блеснул мыльный пузырь линзы, девушка начала понимать:

– Это… винтовка, да?

– Это – Красотка, – строго произнёс Швейцарец. – С винтовками мужики в деревнях на кабанов ходят. А это – Красотка, запомни.

– Запомню, хотя я бы…

– Ты, – Швейцарец встал, – сейчас возьмёшь вот этот бинокль и наведёшь его на валун с большим белым пятном.

– А где…

– Рядом с местом, где мы выбежали из леса. Справа от тропы.

Он лёг на «коврик», неторопливо вытащил из нагрудного кармана первую пятёрку патронов… помедлив, вложил три обратно. Те, кто идёт по их следам, должны появиться в пределах четверти часа, но пока собачьего лая не слышно, а значит, незачем зря холодить порох.

– Сейчас… ага, нашла, нашла. И что дальше делать?

– Смотреть, – произнёс Швейцарец. – Внимательно смотреть.

Рассветный туман почти пропал, и все пять дымков были отлично видны – тонкие серые нитки, словно какой-то великан захотел пришить висевшее над долиной облака к земле. Дымки тянулись к небу строго параллельно вертикальной нити прицела – ветра не было и в помине. Равно как и миражей от нагретой солнцем земли. «Идеальные, считай, условия для стрельбы, – подумал Швейцарец, – будто в закрытом тире».

– Отличный шанс для тебя, Красотка, – прошептал он. – Покажи, на что ты способна.

Винтовка упруго ткнулась в плечо.

– Ты попал, – девушка, казалось, сама не верила в то, что говорила. – Ты попал в камень.

– Точнее, – не отрываясь от прицела, выдохнул стрелок. – Что попал, я вижу и сам. Левее, правее, выше белого пятна? Валун большой…

– Облачко было… – девушка замялась, – кажется, слева и чуть выше.

– Кажется… – ворчливо повторил Швейцарец, вкладывая новый патрон.

Затем его «накрыло». Знакомое, уже далеко не первый раз испытываемое, но всё равно не перестававшее восхищать его ощущение. Он и Красотка вдруг стали единым целым, стрелок растворился в оружии, ласковое тепло разогретого пристрелочным выстрелом ствола воспринималось едва ли не чётче биения сердца. Швейцарец ясно чувствовал, как туго упёрся скат гильзы, спуск прошёл последние миллиметры… скользнула вперёд игла бойка… ослепительно-яркой точкой полыхнул капсюль… обтекая скользящую по нарезам пулю, ринулся по стволу огонь… и невидимая нить протянулась следом за буравящим воздух металлом. Он чувствовал эту пулю, вернее, её чувствовало то существо, что возникло в результате слияния человека и его винтовки. Чувствовало и знало, что благодаря этой нити уже покинувшая ствол пуля всё ещё является частью их-его и на неё, эту пулю, даже можно воздействовать… но никакой нужды в этом не было – ещё не выбрав до конца ход спуска, Швейцарец знал, что попадёт.

Больше всего на свете он любил именно это ощущение – сравниться с ним не могло ничто.

Горячая кровь и холодная сталь… жар, что рождается под ударом бойка и передаётся толчком приклада в плечо, захлёстывает всё тело, при этом оставляя мысли столь же ясными, как и оптика. Совершенный биомеханизм, человеко-винтовка, которому для окончательного погружения в нирвану требуется всего лишь одна-единственная вещь – цель по ту сторону прицельной марки. Эй, святые! Все, сколько вас там есть, в оружейном раю – дайте же мне цель, настоящую цель!

К голосу оружия небеса всегда благосклоннее, чем к людям, а понятие «всегда» включает в себя и «сейчас».

– Хочешь помочь? – не отрываясь от прицела, тихо спросил он.

– Да.

– Тогда читай стрелковую молитву. Только не вслух, про себя.

– Я… я не знаю такой молитвы.

Швейцарец фыркнул.

– Она простая, – сказал он. – Повторяй за мной: да сохранит наши стволы святой Токарев и святой Шпагин, да сбережёт нас от осечек святой Кольт, да сделает наш спуск плавным святой Маузер и да направит наши пули в цель святой Браунинг.

Это казалось всего лишь несильным ударом, но, когда шарфдесятник Храма Руслан Долин поднёс к груди ладонь, в неё упруго толкнулась тёплая струя. Затем долетевший наконец звук выстрела выдернул землю у него из-под каблуков. Со стороны это выглядело так, словно командир попросту споткнулся – целых пять секунд, пока ещё один храмовник не превратился в наглядное пособие на тему: человеческая голова после прохождения сквозь неё твёрдой, остроконечной и сверхзвуковой пули.

Следопыт

– Лежать! – прошипел Шемяка. – Тихо! Ни звука!

– А…

– Тихо, мать твою! Это козлоящер!

Полной уверенности у Айсмана не было, но когда из кустарника с фырканьем вывалилась светло-коричневая туша, радоваться своей догадливости Сергей не стал. Во встрече с самым опасным существом болот радостного было чертовски мало, с какой стороны ни гляди.

– Куда в него лучше стрелять?

Обернувшись на шепот, Сергей с ужасом увидел, как Энрико – вот послала же тётка Фортуна идиота! – приподнявшись и упёршись «банкой» в камень, целится в монстра из автомата.

– Нишкни, холера! – шёпотом заорал Айсман, одновременно подсекая ботинком «банку» «АКМа». Падая, автомат ударился о камень, а затем об его ствольную коробку приложился и сам хозяин.

Шемяка оглянулся – до твари оставалось метров триста, и хотя над водой звук разносится далеко, шансы были. Козлоящер, по сути, всё же ящер, а не какое-то там млекопитающее, и потому на слух полагается куда реже, чем на иные источники информации. А ветер дует от него.

– Сергей…

– Это – козлоящер! – Айсман скрипнул зубами. – Я говорил о нём раз пять, не меньше. И говорил, что нужно делать при встрече с ним. А вы кивали в ответ.

– Ты говорил – падать и не двигаться.

– Именно.

– А про уязвимые места этого монстра… – девушка осеклась, увидев лицо развернувшегося к ней следопыта: белое как бумага, без единой кровинки… с глазами, которые сложно было поименовать иначе как бешеные.

– Если мы переживём ближайшие пять минут, – прошипел Сергей. – Я … уложу тебя мордой в болото, … и … в зад.

«И это будет называться: легко отделалась, – мысленно добавил он, – потому что на самом деле мне хочется просто разорвать тебя в клочья. Куда более мелкие, чем оставляет козлоящер».

Так, спокойно… спокойствие. Вдохнуть, сосчитать до пяти, выдохнуть…

Он посмотрел на болото. Тварь стояла всё там же, наклонившись к поверхности болота, и пыталась что-то то ли разглядеть, то ли вынюхать. Вот приподняла морду, огляделась по сторонам… снова наклонилась.

– У козлоящера нет уязвимых мест, – тихо сказал Шемяка. – На голове и спине у него панцирь. Вроде черепашьего, но не сплошной, а сегментный… и потому позволяет твари двигаться куда более свободно. Примерно такой же панцирь и на брюхе, только малость поуже, чем на спине. Где панциря нет – кожа, очень толстая и прочная.

– Неуязвимых зверей не бывает, – влез в разговор Энрико.

– Верно. Уязвимое место козлоящера – глаза. Возьмёшься с трёх сотен метров погасить его гляделки?

Козлоящер выпрямился. «Ёжкин кот, – почти с восхищением подумал Шемяка, – до чего ж здоровая тварь – метра три роста, при том, что на полусогнутых. А вот чего Лёшка гнал, что урод, когда стоит, на человека похож, только с рогами? Ни фига он не похож, в коленях два сустава и хвост… да и форма башки не соответствует, даже без учёта рогов… всех трёх пар. Ну, чего ты по сторонам глазеешь, а, чудо-юдо? Шёл бы себе…»

– А кроме глаз?

– Кроме глаз по нему нужно из пушки лупить, – сказал Айсман. – Как минимум бээмпэшной. А так… видел я однажды, как мужик по твари почти полную ленту из «ПКМа» высадил… прежде чем козлоящер добежал и его на лоскутки перевёл.

– Видел – и остался жив?

– Угу. Потому что мы гранатомёт зарядить успели. И попали… первым выстрелом.