Текст книги "Глубокая охота"

Автор книги: Андрей Уланов

Соавторы: Михаил Лапиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11

Подводная лодка является идеальным носителем торпеды.

Карл Дениц

Подводник

– …Разбиты целевая колонка для бинокля, зенитный перископ и стойка радарного детектора. – Последние слова главмех выговорила, утрамбовав в рот сразу половину бутерброда, поэтому разобрать их получилось только у фрегат-капитана. – Антенна радиостанции тоже перебита, но на каких-то соплях пока держится. Перископ атаки, «хобот» дизелей и та секретная хрень в задней части рубки вроде целы. В легком корпусе куча дыр от пуль и осколков, но это вообще переживабельно. Как и последствия близкого разрыва, хотя там еще хрен знает, что аукнется. Да, командир, после совещания мне потребуется ваша помощь, в виде грубой мужской силы.

– Для чего?

– В дизельном отсеке сальник маслопровода подтекает. Надо закрутку подтянуть, но там коленца такие, – свободной от бутерброда рукой главмех изобразила нечто вроде бьющегося в падучей удава, – что двух рук явно не хватает. Нужна третья, причем длиной в ногу, и чтобы росла примерно из жопы. А я пока не орангутанг с пальмы, хотя с этой работой…

– Хорошо, я подойду, – поспешно сказал Ярослав, не дожидаясь, пока главмех начнет излагать собравшимся свое видение теории обратной эволюции. Хотя формальное образование у Сильвии ван Аллен отсутствовало, любовь к чтению в сочетании с книжицами Имперского просветительского благотворительного общества «Сила в правде и ньютонах» порой рождало химеры, оспаривать которые не бралась даже доктор Харуми.

А сейчас доктору было явно не до теорий.

– Два легких ранения и одно средней тяжести. У старшины Сайко сквозное пулевое в левое плечо, но рана чистая. Полагаю, она даже может частично выполнять свои обязанности, но я бы настоятельно рекомендовала на какое-то время обеспечить ей полный покой, для скорейшего восстановления.

– Покой нам только снится, – пробормотал фон Хартманн и уже громче добавил: – Насчет покоя не обещаю, а вот что могу… отражение воздушного налета личным оружием плюс ранение в бою по совокупности тянут на «Отважный крест».

– «За мужество в бою» по статусу подходит, – кивнула Герда Неринг. – Но… «крест» обычно вручается офицерскому составу.

– Значит, напишем два представления, на «крест» и на ялик-мичмана, – пожал плечами Ярослав. – Комис сар-сама, добавите вашу подпись, для весомости? Заодно и моральный дух экипажа хоть немного приподнимем.

– На моральный дух экипажа, – зло сверкнула очками Таня Сакамото, – очень негативно повлияло ваше решение о срочном погружении. То, как вы оставили на мостике тела их боевых подруг… Что не так, мичман ван Аллен?

– Нишего-ничего, – замахала на этот раз обеими руками главмех, – я прошто булошкой подавилась.

– Знаете, комиссар-сама, – задумчиво произнес фон Хартманн. – Вы действительно талантливый человек. Как только я подумаю, что вы не безнадежны, сразу же снова начинаете нести бред. Что, по-вашему, надо было делать с убитыми? Затащить внутрь подводной лодки? Устроить официальную церемонию погребения в море, с прощальными речами, салютом и так далее? Не уверен, что мы бы уложились до прилета нормальной противолодочной группы, но шанс был, да.

– Вы могли… нет, должны были запросить воздушное прикрытие. Наш груз…

– Послушайте, комиссар-сама, – устало вздохнул фрегат-капитан, – я понимаю, что у вас проблемы с логикой, но начните пользоваться хотя бы арифметикой. Ближайший клочок суши, с которого хотя бы очень теоретически могут взлететь «кайсары», от нас примерно в двух часах лёта. Практически в трех, потому что, как ни понукай летунов, они будут всю дорогу играть с обедненной смесью, чтобы не остаться над целью с запасом топлива на две минуты боя. Нас же атаковал палубный одномоторник, это даже на пределе поискового радиуса полтора часа. Практически меньше, потому что новые конфедератские «плешивые шакалы» тащат два лишних пулемета, и смесь там регулирует автомат, а не пилот ручками.

– Это был не «шакал», – неожиданно вмешалась в разговор молчаливо вжимавшаяся в угол Анна-Мария. – Одномоторник, но двухместный, на выходе нас еще хвостовой стрелок обстрелял.

Фон Хартманн и сам запоздало сообразил, что штурмовавший «Имперец» самолет отличался от стандартного палубного истребителя конфедератов. Правда, суть проблемы от этого ничуть не менялась – поплавков на нем не было, следовательно, где-то поблизости болтался и корытоноситель, как прозвали подобные корабли за характерные носовые обводы первого имперского авианосца специальной постройки. Либо в очередном «комарином укусе», как презрительно именовала пропаганда рейды конфедератских авианосцев в стиле «ударил и удрал», либо – что куда более вероятно – в составе полноценной десантной армады. А это, в свою очередь, значило, что время существования имперского форпоста на Маракеи можно начинать считать в часах. И вряд ли полученная цифра окажется трехзначной.

Ярослав знал, что средний командир Глубинного флота в подобной ситуации с чистой совестью повернул бы назад. И также ясно он знал, что прежний Хан Глубины наверняка бы продолжил поход. Прямиком в зубы морскому черту, это было в его стиле. А сейчас…

Если повернуть, за ночь они успеют уйти за пределы поискового радиуса «корыта». К тому же конфедераты наверняка будут заняты «работой» по атоллу и поиском возможных имперских соединений на подходе. Но…

Он обвел взглядом стиснувшихся за узким столиком «кают-компании» офицеров «Имперца» и неожиданно для себя осознал, что вариантов нет.

– Заканчиваем совещание. Лейтенант Неринг, курс прежний. Через пять минут всплытие на перископную глубину, дальше идем на дизелях под «хоботом», подзаряжаем аккумуляторы. Навигатору проверить расчеты, к атоллу мы должны подойти после захода солнца.

* * *

В «поддоне» дизельного отсека было жарко. Даже сняв китель, фон Хартманн чувствовал, как потеет – и что скоро эти капли пота обернутся целыми ручьями. Впрочем, на фоне двух ревущих прямо над головой монстров жара выглядела мелким досадным неудобством.

– Где этот хренов маслопровод?!

– Там. – Ответ главмеха Ярослав скорее угадал, чем услышал. Судя по указующему направлению гаечного ключа, «там» означало паутину труб и кабелей вдоль правого борта.

– Надо лечь и просунуть руку как можно ближе к обшивке, – проартикулировала ван Аллен, кивая на брошенный прямо в лужу мазута кусок изгвазданного брезента. – Я отогну один трубопровод, чтобы прошло запястье. И потом надо будет держать фиксатор, пока я со своей стороны затяну болты.

– Понял.

Ярослав даже удивился, когда просунуть руку получилось уже с первой попытки. Но почти сразу же забыл об этом, потому что следующая фраза главного механика «Имперца» удивила его куда больше:

– Командир, а вы, случаем, не педик?!

– Что?!

Фон Хартманн даже попытался приподняться – насколько позволяла зажатая рука и еще одна труба, побольше, проходившая как раз в паре сантиметров над головой. Разглядеть он, правда, все равно почти ничего не смог. С другой стороны, ощущения, когда женские руки начинают умело и уверенно расстегивать на тебе ремень, очень трудно спутать с чем-то еще.

– Нападение на старшего по званию с целью изнасилования, – весело прокомментировала свои действия главмех. – Заранее спланированное и… ого, похоже, обойдёмся без домкрата!

– Заранее?

– Ну вы же наверняка читали мое дело, – фыркнула ван Аллен. – И знали, что имеете дело с закоренелой уголовницей.

Здесь она была не права. Нанесение побоев мужу и обнаруженному в его постели любовнику, пусть и совершенное тяжелым тупым предметом, по мнению Ярослава, на уголовное преступление не тянуло. Даже с учетом, что второй пострадавший оказался офицером флота и в результате полученных травм загремел в госпиталь с хорошей перспективой быть в итоге комиссованным по инвалидности. Конечно, имперская Фемида имела по этому поводу свое мнение.

– Мне уже давно хотелось вас… зажать… в тиски. А после сегодняшнего боя поняла, что тянуть смысла нет. Ведь в любой момент сейчас можем утопнуть, верно, кэп? И не дергайтесь вы так, расшибетесь только зазря! А звать на помощь бесполезно. Я сказала девчушкам, что мы собираемся либо устранить поломку, либо геройски погибнуть во славу Империи, вытолкала их взашей и задраила люк.

– Вот уж чего не собирался, мичман-са… Сильвия.

Звать кого-то на помощь фон Хартманн действительно даже не думал. Вот высвободить зажатую трубопроводом руку он попытался, но без особого успеха, ловушку главмех подготовила на совесть. Впрочем, и зажатая рука, и жара, и рычание дизелей прямо над головой очень скоро перестали значить хоть что-то для двух молодых, здоровых и очень истосковавшихся по сексу людей.

– Спасибо… командир.

Рев вроде бы стал чуть тише… а может, уши притерпелись и начали отсеивать фоновые звуки, но говорить уже получалось. Громко, но хоть не в ор, как раньше.

– В тот раз обидно вышло… Ты не подумай, я не из тех, кто на передок слаб, просто до этого дела охоча. А тут весь рейс блюла, понимаешь, честь и достоинство мужней жены, захожу, а эти двое в моей кровати кувыркаются. И главное, сука такая, когда его уводили, орал, мол, он и меня-то выбрал, потому что на мужика показалась похожа.

– Чушь какая! – как можно более убедительно произнес Ярослав, в последний миг проглотив едва не сорвавшийся с языка похабный анекдот, и свободой рукой прижал к себе женщину, насколько позволяла труба перед лицом. – Как у него только язык повернулся.

По правде говоря, он и сам до последнего часа почти не рассматривал главмеха как… объект приложения похоти. На фоне лейтенанта Неринг, доктора Харуми… и еще примерно половины экипажа, существо в рабочем комбезе типа балахон с макияжем из небрежно размазанных потеков сажи выглядело… не очень возбуждающе.

– Ну сисек-то у меня и вправду нет. Знаешь, как раньше шутила: мол, грудь первого размера, зато есть ключ на четыре, хочешь, по башке врежу?

– Размер груди – это не самое главное в женщине…

– То-то ты иной раз на Герду косишься поверх чая так, что глаза чуть в чашку не выпадают, – рассмеялась ван Аллен. – Завалил бы уже лейтенантшу, наконец, герой Глубинного флота! Она ж тоже по тебе сохнет, считай, с отплытия, а уж после того вашего заплыва…

– Серьезно?!

– А то! Ты не подумай, я ж не ревнивица какая… ну, в смысле, понять могу. Даже мой законный… привел бы бабу – ну, поорала бы, за волосы потаскала, все как положено. А ты вообще один мужик на весь экипаж, впору талончики выписывать, очередь за месяц занимать.

– Меня этот экипаж и так сутки напролет сношает прямо в клетки мозга, – мрачно сообщил Ярослав. – Тут самому бы до койки доползти да завалиться, не раздеваясь. Даже сейчас лежу и удивляюсь, что сирена не воет. Целых десять минут без присмотра, и лодку до сих пор не утопили.

– Значит, и за двадцать не утопят, – решила Сильвия. – Не знаю, как там насчет мозга, но вот одна часть бравого капитана совершенно не против на второй заход пойти. Первого раза было явно мало… как и мне.

– Я… руку только помоги вытащить.

– Сейчас, – главмех приподнялась. – А-а, зараза… ну надо же… ключ под настил завалился!

Фон Хартманн живо представил, как будет остаток похода командовать подводной лодкой, лежа под дизельным отсеком – и ему стало по-настоящему страшно.

* * *

Аидише глюк махт флюгцойгфарерин цурюк.

Непереводимая поговорка морской авиации Конфедерации

Газель Стиллман, одинокий скиталец

– Газель – Чёрной базе. Газель – Чёрной базе! – Одинокий самолёт двигался в плавном вираже на кромке облаков. – Наблюдаю противника!

На морской глади ковылял с разбитой трубой и следами недавнего пожара в надстройках слегка перекошенный на один бок имперский боевой корабль.

– Газель, это Айвен. – Голос капитана звучал предельно спокойно. – Уточните положение и курс цели.

– Курс. – Газель запнулась. – Ноль-три-ноль. Скорость порядка десяти узлов. Лёгкий крейсер Империи. Повреждён. Сопровождения нет.

Зал лётного центра пришёл в торопливое движение. Каждое слово громкой связи раскатывалось по всему отсеку, и операторы позиционных индикаторов уже замерли над своими рабочими местами с восковыми маркерами в руках.

– Координаты: шесть градусов северной широты, сто сорок девять градусов тридцать минут восточной долготы, – радостно, как отличница на экзамене, выпалила Газель. На этот раз она положила самолёт в широкий вираж и села за вычисления заранее, прежде чем выйти на связь. К своему удивлению, справилась она куда быстрее, чем в прошлый раз.

– Капитан, по флоту сегодня поступала шифрограмма о боевом столкновении армейцев на дальних подступах к Маракеи с неустановленным лёгким крейсером, – доложил Такэде Збых Кащенюк. – После короткой перестрелки разбил им носы и ушёл с пожаром на борту, пользуясь выигрышем в скорости.

– Видимо, не так уж и далеко ушёл. Поднимайте самолёты. Первую четвёрку истребителей на указанные координаты немедленно, вторую с лёгким бомбовым подвесом – сопровождать пикировщики. Третью с тысячефунтовками, – довольно приказал Такэда и продолжил, уже под торопливую скороговорку на полдюжины голосов и металлический голос системы оповещения за переборками: – Чёрная база – Газели. Доложите статус!

– Айша без сознания, но стабильна. У меня достаточно топлива, чтобы сопровождать цель, и ещё осталась как минимум половина боекомплекта в пулемётах, – зачастила Газель, пока Такэда не предпочёл вернуть её обратно. – Я могу дождаться прибытия дежурного звена и принять участие в атаке. Хотя бы задавим им зенитки. Сейчас я… Ой, мамочки!

Длинная полоса трассеров хлестнула впритирку с кабиной. Имперец бил с воздуха, откуда-то сбоку и сзади, на стремительном пролёте, и уйти от первой атаки Газели помог истерический вираж с пике.

Будь стрелок хоть немного повыдержанней, он бы разнёс ей фонарь, а так несколько пуль только хлестнули по крыльям и корпусу. Газель дёрнула самолёт вбок, и рядом потекла вторая очередь.

Эта показалась неимоверно длинной, второй имперский пилот нервничал ещё больше первого, но и его лёгкий морской гидроплан «Шперхольц-ядзю», с характерными наплывами складных поплавков-балансиров в крыльях и центральным неубираемым каноэ под корпусом, всё же оборвал пальбу и пронёсся мимо самолёта Газели.

Теперь ведомый противника на полутора тысячах футов по курсу выглядел уязвимой целью, и Газель Стиллман хотела воспользоваться его слабостью.

«Казачок» рванулся вперёд. Лёгкие истребители-бомбардировщики Конфедерации отыгрывали верных двадцать узлов даже у идеально вылизанной инженерами «В-Д Эйр Кантай» трофейной морской фанеры. Два облезлых гидроплана выглядели какими угодно, только не идеальными.

– Боитесь?

Имперцы в прицеле строй нарушили почти моментально. Один рванулся куда-то влево, другой – вправо, и Газель, увидев одинокую жертву, хищно бросила самолёт за ней. Имперец вильнул сначала в одну сторону, потом в другую, но расстояние между самолётами неумолимо сокращалось. Ещё футов триста – и можно стрелять.

Девушку колотил азарт. В её прицеле впервые оказался настоящий равный противник. Не парусиновый конус на буксире старенького тряпичного биплана. Не подруги в прицеле фотокинопулемёта над Семью озёрами. Не инструктор на квалификационных экзаменах. Нет, только настоящий живой враг, готовый её убить. Газель намеревалась сделать то же самое первой.

Она даже не поняла, как её обстреляли.

Дождь трассеров снова посыпался откуда-то сзади и сбоку, на этот раз снизу. Газель так и не смогла выстрелить. Самолёт застыл на какое-то неимоверно долгое мгновение под частыми ударами винтовочных пуль в крылья и фюзеляж, после чего всё же тяжеловесно провалился в пике с набором скорости.

Газель совершенно позорно заорала в голос, но тут у имперца наконец-то заклинило перегретые бесконечно долгим огнём пулемёты, и она потащила израненный самолёт вниз и вперёд, пока второй, действительно неопытный и неповоротливый имперский пилот не повторил заход старшего товарища.

Прийти в себя девушка смогла очень не сразу. В глаза противно било ярким тропическим солнцем. Компас показывал какую-то ерунду. Фонарь кабины посвистывал явно лишними отверстиями. Повезло, что играть в догонялки имперцы не стали – предпочли сопровождение недобитого крейсера.

Да они и не могли. Если верить тому, что рассказывала подругам Верзохина-Джурай, когда ненадолго доставала человека из-под маски капризной принцессы, ну и ещё куда более достоверному контрабандному отчёту из отдела технического шпионажа «В-Д», без регулярной проклейки с выдержкой термического режима имперские «фанерные чудища» от попытки гнаться за «Казачком» в таком вираже попросту развалились бы на пикировании.

– Ну и ладно, – выдохнула Газель и обернулась к всё ещё бессознательной, но без единой новой царапины и всё ещё ровно дышащей бортстрелку. – Отдадим девочкам первый настоящий трофей, да, Айша?

Её вопрос, разумеется, остался без ответа. Что хуже, молчала и рация.

– Папа меня убьёт, – пожаловалась вслух Газель Стиллман, вытащила навигационный планшет, разложила его на коленях, задумчиво ткнула мизинцем в лётной перчатке в пулевую дырку с лохматыми краями в подложке и взялась за обрыдший уже диск лётного компьютера.

Часом позже Газели хотелось орать в голос. Она летела над морем. Без ориентиров. Без связи. И без малейшего понимания где!

Несколько попыток сменить курс результатов не дали. С такой высоты Газель надеялась увидеть походный строй на десятках миль дальности. Но маршрут на планшете с момента бегства от имперских гидропланов окончательно превратился в бессмыслицу. Газель совершенно точно потерялась и совершенно не понимала, ни где, ни когда это произошло.

Четыре армейских эсминца Конфедерации на горизонте она восприняла как спасение. Девушка торопливо рванула из креплений сигнальный пакет, написала короткую записку, на втором пролёте вокруг строя раскрыла воздушные тормоза и прошла на малой высоте над палубой флагманского эсминца.

Пакет, трепеща яркой алой лентой парашюта, шлёпнулся на полубаке. Теперь оставалось лишь ждать ответа и надеяться, что вечное противостояние армии и флота не примет в этот раз форму совсем уж позорного требования садиться на воду с потерей самолёта.

Пан Тадеуш Моргенштерн-Гораздовский, полная антитеза представлениям о подлинной кавалерийской аристократии Конфедерации – худощавый, тщательно выбритый, с одухотворённым лицом симфонического музыканта, длинными, в хвост, волосами цвета воронова крыла и с неизбежными для капитанов армейских эсминцев лёгкими мешками под глазами, – ещё с прибытия эскадрона морской кавалерии на архипелаг полностью расстался с любыми иллюзиями о войне. Привычный ему по мирному времени армейский бардак с первыми же выстрелами превратился во что-то совсем уж непотребное. Каждый новый день лишь укреплял его в таком мнении.

– Патент-лейтенант Газель Стиллман, – произнёс он полным театральной скорби голосом, когда вестовой доставил ему пакет с запиской. – Потеряла курс. Просит указать направление к авианесущим судам флота. Новый стиллмановский курс, н-да.

По мостику раскатились короткие смешки. Армейские роды сейма традиционно находились в оппозиции демократическому большинству.

– Пан Наркевич, – Моргенштерн-Гораздовский указал старпому холёным ногтём мизинца засечку на штурманской карте, – распорядитесь, чтобы ей передали моргалкой вектор на ближайшее вспомогательное корыто.

На сигнальной площадке заклацал шторками яркий сигнальный прожектор. Самолёт всё так же кружил вокруг эсминца и растерянно покачивал крыльями.

– Похоже, в семьях демократов не умеют читать? – позволил себе шутку рулевой. По мостику раскатились уже совсем неприкрытые смешки.

– Лучше дочь на флоте, чем отец-демократ, – родил армейскую мудрость пан Моргенштерн-Гораздовский и продолжил, уже куда серьёзнее: – Но всё же надо её как-то выручать. На флоте только одна Стиллман, и у неё только один папа. А под трибунал за неоказание угодим мы все.

– Может, пальцем ей показать? – снова предложил рулевой.

– Не увидит, – печально вздохнул Моргенштерн-Гораздовский.

– Ну, стрелку на палубе нарисовать? – поспешил объясниться рулевой. – Взять белой краски…

– Можно ещё дописать – «нах… – это вон туда», – в тон ему передразнил старпом Наркевич.

– Может, сразу тогда десятифутовый и рисовать?

Мостик грохнул раскатистым смехом.

– Это уже Дивов какой-то, – грустно помянул трижды разжалованного до поручика легендарного полководца морской кавалерии сейма пан Моргенштерн-Гораздовский. – А у нас взысканий за низкий политический и моральный облик экипажа и так уже целых три штуки висят.

Мостик почтительно замер. Характерную задумчивость командира эскадрона четырёх однотипных эсминцев в момент принятия им решения они уже давно знали и теперь лишь ожидали, когда тишину сменит очередное судьбоносное высказывание.

– Эскадрону – перестроение в линию, – приказал наконец Моргенштерн-Гораздовский. – Курс ноль-два-пять. На мачте поднять флагами «следуй за мной». Продублировать гудком и сигнальными ракетами. Ну, если и теперь не поймёт, – театральным шёпотом на весь мостик добавил он, пока эскадрон плавно менял курс, – счёт за горючку отправим лично Стиллману.

Поняла.

Истребитель качнул напоследок крыльями и ушел с набором высоты и скорости в более или менее указанном направлении.

С известным курсом полёт до знакомой плоской коробки в окружении коптящих трубами «подснежников» эскорта занял у Газели минут пятнадцать. Не такая уж и большая оказалась навигационная ошибка, но и её вполне хватило, чтобы не заметить суда даже с высоты. Газель с обидой поняла, что в своём поисковом манёвре обогнула цель на минимальном расстоянии как минимум два раза.

Она торопливо оттанцевала крыльями один из немногих известных ей наизусть тревожных сигналов и повела самолёт на посадку.

Исполнение чек-листа окончательно уверило Газель, что она пережила свой первый бой и вернулась. Даже касание палубы оказалось мягким, без привычного удара в колёса – то ли после всего пережитого у девушки открылось второе дыхание, то ли просто сказалась наконец постоянная лётная практика с патрульными вылетами. Самолёт мягко скрипнул резиной, зацепил крюком трос и послушно замер.

– Наконец-то дома! – Газель стащила пилотский шлем, поднялась в полный рост над креслом и застыла в панике.

Вокруг лежала вроде бы и знакомая палуба авианесущего судна, только вот судно это оказалось чем угодно, только не привычным ей ВАС-61 «Кайзер-бэй».