Текст книги "И вся федеральная конница"

Автор книги: Андрей Уланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Андрей Уланов
И вся федеральная конница

Когда я писал «На всех хватит!», первый роман из этого цикла, то примерно догадывался, какую обложку для него подберут.

Что будет на «Колдунах и капусте», мне было известно заранее.

А вот что нарисуют на этой книге, я даже предполагать не брался – в ней среди главных действующих лиц с персонажами женского пола не очень. Вернее, их нет вовсе. Так уж получилось.

Собственно, желание посмотреть на обложку этой книги и было второй по важности причиной, побудившей меня взяться за этот текст. Ну а первой и главной – мне просто нравится этот мир и те, кто в нем живет. Welcome to the Wild Wild West!

За помощь в создании этой книги автор благодарит Илью Рубинчика, участников форума VIF2ne Бориса Седова, Александра Москальца, Eugene.

Отдельное (и огромное) спасибо за использованные в Приложениях материалы ОЬап-у. (сайт http://america-xix.org.ru/) и автору книги «Гражданская война в США 1861-1865» Кириллу Малю.

ГЛАВА 1

1863, подвал близ порта, Тим

– Эй, Большой! Большо-ой!

Чего у Неда не отнять – так это голоса.

С виду-то мистер Худючка больше всего похож на оголодавшую вешалку, даже зимой, когда в пять слоев рванья кутается. Зато голосок у него иному гудку фору даст. Вот и сейчас орет он за добрых полквартала, а в нашем зеркале последний кусок стекла дребезжит.

– Большой!

Зеркала мне было жалко. Не для того я, считай, через весь город его тащил, чтобы оно через неделю от Недова вопля рассыпалось, – для Молли. Так она разве только в воде могла на свою мордашку взглянуть, вода же в гавани известно какая – дохлую рыбу в ней хорошо видно и дерьмо разнообразное. А тут настоящее зеркало, в литой рамке, и целого стекла в нем почти треть осталась, одним куском, хоть и треснутым.

– Ну-у, Большо-ой!

Ближе крики не становились – похоже, Нед откуда-то бежал, а сейчас притормозил рядом с лавкой Чилийца и надсаживает глотку, пока ноги отдыхают.

– Большой, в самом деле, вышел бы ты к нему, – предложил Чак. – Он же не уймется.

Нед-то не уймется точно, упрямец он распрозверский. Да и зеркала жалко. Только…

– Выйти, говоришь? – произнес я. – А вы, значит, меня чинно-благородно ждать будете? Сложив руки на коленях и ни до чего на столе не дотрагиваясь.

Молли сдавленно хихикнула.

Столом у нас в подвале работала половинка деревянного ящика, сегодня накрытая ввиду торжественности случая газетой, а на газете стояли три бутылки красного греческого вина и лежала большая сырная голова. Вино, правда, было не очень – а если совсем откровенно, дрянь было вино, – ну да особенных иллюзий насчет него я и не питал. Что за вино можно в подвале у старого Функеля прихватить, знаем хорошо. Греческое, французское… как же, как же – если оно Атлантику и переплывало, то не иначе как в виде чернил.

А вот сыр был настоящий, мы с Лео его вчера ночью с голландского барка сперли! Здоровенная такая головка, и запах от нее шел просто восхитительный – я, пока нес, чуть на слюни не изошел.

– Большой, а хочешь, мы тебе твою долю отрежем? – взмахнул ножом Чак. – Прямо сейчас.

Вот эта идея мне уже понравилась больше.

– Бо-о-ольшо-ой!!!

– Давай, режь, – встав, я огляделся в поисках чего-нибудь подходяще-сумочного. – И бутылку одну я заберу!

– Эй, эй, мы так не договаривались, – возмущенно вскинулся Лео. – Бутылок-то три на четверых.

– А меня больше, – наклонившись, я подхватил с пола старую парусиновую сумку Рика-сказочника. Дыр в ней хватало, но не настолько здоровых, чтобы в них четверть сырины провалилась. – Если мерить в живых фунтах, мне вообще половина будет причитаться.

– Зато с нами остается дама, – возразил Чак.

– Ах, дама…

Дама. С дамой этой, если на то пошло, сам же Чак вчера из-за трески подрался.

– Ну, раз дама остается с вами – значит, вы двое, как настоящие джентльмены, с ней вином и поделитесь. Верно я говорю, Молли?

Молли смотрела на меня как-то… странно. Так, что мне даже вдруг не по себе от ее взгляда стало. На миг, не больше, – но пробрало.

– Возвращайся скорее, Большой, – тихо сказала она. – Пожалуйста.

– Можно подумать, – я осторожно – правый рукав уже неделю как держался на последних двух-трех нитках – натянул куртку, – куда деться могу, Нед прямо извертелся, глядя, как я, не торопясь, поочередно прикладываясь то к бутылке, то к зажатому в ладони куску сыра, иду ему навстречу.

– Большой! Ты б еще через сто лет вылез! Ну!

– На, – протянул я бутылку, – глотку промочи для начала. И объясни толком, чего случилось.

– Шайка Белоглазого кого-то зажала! – Нед мазнул по рту рукавом и попытался было приложиться к бутылке еще раз, но попытка эта была пресечена мной сразу. – Вдесятером! На углу Корелли и Грин-стрит. Там и Гриф, и Пьер, и Марко-макаронник…

– А нам-то чего? – удивился я.

– Так они его в нашу сторону теснят! – выпалил Нед. – Ну, в смысле, наоборот, он в нашу сторону пробивается.

– Он? Один, что ли? – не поверил своим ушам я. – Черт, Нед, ну… и какого, спрашивается, ты орал? Его наверняка уже достали.

– Большой, а не скажи! – горячо возразил мистер Худючка. – Я тоже поначалу думал – вот ща он… ща подставится, и все. Минуту жду, вторую, третью… гляжу, Ларс похромал куда-то, а этот… которого зажали… ну, вся толпа потихоньку на нашу сторону движется. Дай глотнуть!

– Пасть открой. – На этот раз я решил не выпускать бутылку из руки, а просто на миг опрокинул ее над разинутым ртом Неда.

– Все равно, зря ты орал. От угла до разбитой бочки футов триста. Против десятерых… девятерых, если без Ларса… это разве что мой папаша бы сумел. Ну, или кто-то вроде него.

– Большой, а пойдем, глянем! – От возбуждения Нед начал прыгать вокруг меня, звонко хлопая отваливающимися подметками. – Давай, ну давай! А если я прав и тот парень все же дерется, ты мне еще раз глотнуть дашь, идет?!

– А если он уже в сточной канаве валяется, – проворчал я. – Тогда ты у меня первую же встречную лужу досуха вылакаешь, идет?

Ворчал я больше по привычке, чтобы Нед не возомнил, будто меня по любой ерунде можно дергать. На самом деле глянуть на парня, сумевшего не только устоять хоть минуту – насчет трех Нед скорее всего заливает, чем он мерить-то их мог, минуты? – против лучших бойцов Белоглазого, да еще и порезать Ларса… Я хочу это видеть, как говаривал в подобных случаях дедуля.

Идти было недалеко – и отчего-то, завернув за угол паркеровской лачуги и увидев, как ребята Белоглазого широким полукольцом обступают кого-то у соседнего каменного забора, я ничуть не удивился. И тому, что их осталось только семь, – тоже.

– Вот, я го… – Торжествующий вопль Неда перешел в почти неразличимое клокотание, когда мои пальцы – слегка, очень осторожно, – начали смыкаться на его шее.

– Тихо. Держи бутылку. Допивай все. Быстро. – Я убрал руку, и Нед немедленно, даже не отдышавшись толком, присосался к горлышку.

– Теперь стой здесь и не высовывайся.

– Большой, а может, за Питом сгонять?

На миг я задумался. Пит с Джонни и Михелем сейчас у пристани, пока туда-сюда – здесь уже три раза все закончится. С другой стороны, пользы в драке от мистера Худючки все равно не предвидится.

– Беги!

Нед испарился. Я отломил еще один кусок сыра, неторопливо перешел на противоположную сторону улицы. Прятаться нужды не было, парни Белоглазого по сторонам не смотрели – а хоть бы и смотрели. Нагнулся, выворотил из мостовой небольшой булыжник, положил его на подоконник, сняв взамен яблочный огрызок, и заслонил спиной. И лишь затем метнул огрызок в Марко – вполсилы, с расчетом, чтобы тот в его косматой шевелюре застрял, а не отскочил.

Попал. Марко испуганно мотнул башкой, увидел меня… выпучил на полрожи свои маслины и дернул за рукав стоящего рядом Грифа.

Гриф оглянулся… и выругался. Длинно, затейливо – как-никак девять месяцев оттарабанил юнгой на корабле Ее Величества.

– Что поделываем? – почти дружелюбно осведомился я и приник губами к пустой бутылке.

Теперь на меня начали оглядываться и остальные, но резкий окрик Грифа тут же развернул их назад.

– Большой! – Гриф облизал губы, сплюнул.

– Большой… шел бы ты…

– Гриф… – Я вскинул голову: лениво плывущие над крышами облака были примерно того же гнусного, серого цвета, что и камни мостовой. К вечеру дождь ливанет, определенно. Подвал зальет… в прошлый раз Молли три недели кашляла.

– Ты вот у нас моряк, значит, в географиях разбираться наверняка умеешь. Объясни мне загадку: вы – здесь, а разбитая бочка, по которой граница считается, – во-он там, – я махнул бутылкой вдоль улицы, – в сотне футов дальше. Может, я чего не понимаю?

Кортик в руке Грифа летал словно сам по себе – взад-вперед, прямой хват – обратный. Однажды он меня этим режиком уже полоснул – и сумел удрать прежде, чем я собрался размазать его по доскам причала.

– Шел бы ты, – повторил Гриф. – Это наше дело.

– Сто футов назад оно было вашим.

– Большой ..

Узкая полоска стали мельтешила все быстрее, но я следил не за ней, а за свободной, левой рукой. И когда та вдруг поползла вниз, сквозь прореху в штанине, – неужели он и впрямь думал, что я не знаю про эти ножны? – я качнулся, схватил давешний булыжник и метнул. На этот раз – в полную силу.

Гриф, разумеется, успел пригнуться, только никакой пользы ему это не принесло – потому что целил я не в него, а в отвернувшегося Марко. Бум, хлоп, бдзинь – это я разбил бутылку о стену, оставшись с посверкивающим остриями горлышком. Шестеро против двух – играем ?

Игры не получилось. Секундой позже один из парней Белоглазого – новенький, то ли Майк, то ли Марк – с диким воплем отлетел на середину мостовой, а из груди его при этом на добрых три ярда хлестнуло красным. Его сосед начал заваливаться набок – посвист, чавк, еще один фонтан… я секунд пять непонимающе пялился на остановившийся в каком-то ярде от меня странный круглый предмет, прежде чем до меня дошло: это – голова.

– Ну же, крысы помойные! Кто еще хочет отведать доброй подгорной стали?!

«Крысы» не хотели уже ничего. Шаг, другой они пятились, а затем бросились бежать.

Только теперь я, наконец, смог увидеть, из-за кого же затеялось все это.

Чуть больше четырех футов ростом. В коричневом суконном кафтанчике и такого же цвета мешковатых штанах, аккуратно заправленных в зеленые остроносые сапоги. С большим заплечным мешком и бородкой, тщательно заплетенной в уйму мелких косичек. Синеглазый. Горбоносый. С небольшим походным топориком в руках.

Гном. Английский гном.

Два года, считай, их не видел, с весенней ярмарки в Дарлингтоне.

Он деловито вытер лезвие о рубаху безголового трупа, убрал топор в чехол на боку – и, пройдя десяток шагов, встал прямо передо мной.

– Ты помог мне. – Забавно, но при почти двойной разнице в росте я не чувствовал, что смотрю на гнома сверху вниз.

– Ну-у… помог.

– Почему?

– Ну-у… так уж вышло, – вряд ли имеет хоть какой-то смысл пытаться объяснить ему тонкости наших взаимоотношений с шайкой Белоглазого.

– Вышло. – Гном, чуть наклонив голову вправо, прошелся по мне взглядом сверху вниз и обратно. – Вышло так, что я теперь твой должник, человек… или не-человек?

– Частично человек, – буркнул я. Текущую в моих жилах кровь великанов скрыть, мягко говоря, трудно.

Должник… интересно, удастся ли выцарапать из этого должника хотя бы долларов тридцать?

– Имя мне Торк. – Последовавшая пауза была явно предназначена для меня.

– Большой имя мне, – пробормотал я.

– Да, маленьким тебя не назовешь, – удивительно, но, произнося эти слова, гном даже не улыбнулся. А вот взгляд его стал другим… более… оценивающим, что ли? – На берег этот я впервые ступил сегодня… – медленно произнес Торк. – Места здешние не знакомы мне.

– Да уж будь они тебе знакомы, – я и не пытался сдержать усмешку, правда, получилась она кривоватой, – ты бы навряд ли выбрал себе такую дорогу.

– Здесь, – Торк мотнул бородой в сторону лачуги Паркера, – живут те, кто не любит гномов?

– Здесь, здесь, здесь… – я последовательно указал направо, прямо, налево и себе за спину, – живут те, кто не любит гномов, эльфов, орков, троллей, великанов и людей. Особенно – людей. Здесь не любят никого. Даже самих себя толком.

– А ты, – с интересом спросил гном, – тоже не любишь даже себя?

Я пожал плечами.

– Я ведь живу здесь, корот… гном.

Торк отступил на шаг. Вновь скользнул по мне взглядом вверх-вниз.

– И не желаешь переселиться куда-нибудь в еще? Он так и сказал– «в еще».

– Гном, – вздохнул я. – Один раз я уже попытался переселиться. За океан, в страну бескрайних возможностей для молодых и сильных. А из-за… но вышло так, что возможности эти для меня пропали еще на полпути.

Вот ведь… стоило сказать – и руки ожгло холодом, словно кандальное железо вновь коснулось кожи. Я потер запястье, и этот непроизвольный жест наверняка кое-что подсказал внимательно наблюдавшему за мной коротышке.

– Слышал я, что эта страна весьма велика, – заметил он. – Неужели…

– Я, как ты видишь, тоже не маленький, – перебил его я. – И бесследно раствориться среди людей мне так же трудно… как человеку среди гномов.

А вот сейчас улыбнулся гном.

– Скажу я тебе, Большой, – с ноткой торжественности произнес он. – Что не подозреваешь ты, насколько легко спрятаться человеку среди гномов. Разумеется, – добавил он. – Если гномы захотят ему в этом помочь.

И совершенно по-человечески… подмигнул мне.

Думаю, грохот моего сердца сейчас можно было расслышать за три квартала. А остатков самообладания хватило лишь на то, чтобы опереться спиной о стену.

– Если… захотят…

– Я, Торк, – голос гнома звучал на удивление негромко… обыденно, – сын Болта, сына Шкоута, от имени и по воле Клана Дальних Весенних Пещер Белой Горы предлагаю тебе, именуемый Большим, стать другом Клана. Принимаешь ли ты наш дар?

– Да, – выдохнул я.

А потом вспомнил – Молли!

А еще мигом позже вспомнил, как сидел рядом с ней, когда она металась в бреду, и раз за разом, час за часом пересыпал из ладони в ладонь горсть медяков… за которые любой мало-мальски приличный маг не взялся бы исцелять даже блоху.

Если… если я вырвусь сам, то смогу, обязательно смогу вытащить и ее! Остаться же…

– Да, – повторил я. – Я принимаю твой… ваш дар. И, Торк…

– Что?

– Имя мне… – глупо, но я с трудом заставил себя произнести эти слова. – Меня зовут Тимоти Валлентайн.

1863, пригород Парижа, Гарри и Салли

«Я появился как раз в нужном месте и в нужное время», – довольно констатировал Гарри. Добиться этого было не так-то просто – зато теперь ему, по сути, оставалось лишь наслаждаться зрелищем, ни о чем особо не беспокоясь.

«Париж стоит мессы», – заявил как-то раз один король. Или ему заявили – этого Гарри в точности припомнить не мог. Но как бы оно ни было – Гарри был категорически не согласен с Генрихом Наваррским. Париж не стоил мессы… точно-точно, этот никчемный городишко, по мнению Гарри, и пяти центов не стоил.

Мнение Салли на сей счет было несколько иное. Впрочем, он всегда был дальновиднее – и эта встреча исключением не стала. Высокий и худощавый уроженец Кентукки – без особого труда, как шутили его приятели, могущий спрятаться за телеграфным столбом, – Гарри был весь, до кончика пера на шляпе, покрыт серой дорожной пылью, которую он с самого утра старательно перемешивал сапогами. А Салли ехал мимо него верхом… следовательно, глядел сверху вниз и вообще имел более широкие возможности по части кругозора.

Ехал Салли верхом на шесте, а деготь и перья составляли не только его одежду, но и все остальное как движимое, так и недвижимое имущество. Прочее было конфисковано добрыми парижанами. Благодаря этому Салли твердо знал, сколько стоит город Париж, штат Огайо, и был весьма сильно настроен взыскать с этого города полную стоимость конфискованного… в десятикратном, а лучше – в тридцатикратном размере. Когда-нибудь. Должны же когда-нибудь и для него наступить лучшие времен… а-а-а, плюх!

– Они ушли?

– Ушли, – подтвердил Гарри.

– Ну и долго ты собрался здесь валяться? – куда более раздраженным тоном осведомился он десятью минутами позже.

– Пока ангел не вострубит! – провозгласили из канавы.

Гарри коротко хрюкнул.

– Думаю, – ехидно сказал он, – лежа в этой канаве, ты дождешься разве что армейского вербовщика.

– Тоже неплохо, – отозвался Салли. – Мой кошелек нуждается в пополнении, а сто монет…

– Твой кошелек нуждается в появлении! – перебил его Гарри. – А деньги военных… сколько раз ты уже «поступал» так под федеральные знамена? Восемнадцать?

Салли задумался.

– Семнадцать, – после минутной паузы произнес он. – Ну да, семнадцать. Ту историю в Коннектикуте я не считаю, сам знаешь почему. Собственно, в США трудно найти штат, в котором город Париж отсутствует хотя бы в одном экземпляре.

– В любом случае, – заметил Гарри, – в твоем нынешнем виде ты годишься разве что для Хиггинсона[1]1
  Гарри намекает на Томаса Хиггинсона, который в январе 1863 года сформировал из негров 1-й добровольческий пехотный полк Южной Каролины. (Я ужасно не люблю, когда сноски расползаются на добрых полстраницы, поэтому здесь и кое-где далее более подробный комментарий см. в Приложении 1. – Автор.)


[Закрыть].

– Намекаешь на мой прискорбный вид?! Нет, чтобы протянуть руку помощи другу…

– Руку я тебе не протяну, – усмехнулся Гарри. – Обойдешься и веткой.

– Брезгуешь…

– Руки – мой рабочий инструмент.

– Рукава твой рабочий инструмент! Вернее, то, что в них запрятано.

Упрек был не совсем своевременен. Во-первых, потому, что хитроумный механизм, доставляющий в ладонь хозяина либо карты, либо крохотный, но вполне убойный пистолетик от Генри Дерринджера – ведь никогда не знаешь заранее, какой туз тебе пригодится! – сейчас мирно лежал в мешке. Во-вторых, тонкие пальцы Гарри сами по себе могли сотворить с колодой чудеса и посильнее.

– Брезгуешь…

– Именно. И нечего поджимать губы, толстяк. В эту канаву…

– В эту юдоль земную столкнули меня происки Врага Рода Человеческого! – вскричал Салли… падая обратно в канаву.

– Патетика – так это называется, верно? – Шулер снова хрюкнул. – Меньше размахивай руками, приятель. И не вали на рогатых бедолаг то, в чем виновата исключительно твоя собственная жадность.

– Я?! – Оскорбленной невинности в голосе Салли с лихвой хватило бы на дюжину монашек – и еще б осталось на Вирджинские острова.

– Ну ведь не меня жители этого городишки захотели покатать на шесте.

– Эти жалкие, ничтожные… – …сутки напролет просидевшие в нужниках, – весело продолжил его собеседник. – Чувствуя себя при этом… гм, как бы это сказать поярче? Быками на выданье? Распаленными жеребцами? И при этом боясь лишний раз шевельнуться – дабы не исторгнуть очередной поток дерьма… Эх, Салли, Салли, – Гарри укоризненно качнул головой, – сколько раз я повторял тебе: коль уж решился взять воду из ручья, не поленись вскипятить.

Достойного ответа у толстяка не нашлось – поэтому он ограничился взглядом, в котором проницательный наблюдатель мог бы отыскать целую гамму различных чувств… и чувство благодарности среди них было где-то в хвосте, а то и отсутствовало вовсе.

– Ты вообще зачем сюда приперся, а? – с вызовом осведомился он, подбочениваясь – жест, с учетом наряда из перьев и дегтя выглядящий крайне комично. – Поиздеваться всласть? Увидеть, как меня на шесте волокут? Да?!

– Не без этого, – спокойно отозвался Гарри. – Возникла даже мыслишка организовать продажу билетов на эдакое представление, да только не ясно было, чем именно торговать. Местные, чтоб ты знал, до вчерашнего вечера не могли решить – то ли прокатить вашу милость, то ли попросту вздернуть.

– Знаю, – толстяк вздрогнул, – все эти дебаты, тролль их забодай, протекали как раз под окнами моей камеры. А поскольку отпереть замок булавкой у меня не вышло… Б-р-р-р, до чего же кровожадными бывают иной раз мирные с виду обыватели! Клянусь, по сравнению с некоторыми из них орки Запретных земель – милейшие существа, ей-ей, светочи доброты и милосердия.

– Не знал, что для тебя это новость, – хмыкнул шулер. – И учти, тебе еще повезло, что твоя Истинно Чудесная Магическая Возбуждающая Настойка Гнос-фекрату предназначалась для мужчин. Пострадай от нее женщины, ты бы сейчас и в самом деле завидовал тем, кто попал в лапы зеленошкурых.

– Ты одежду принес?

– Не-а. Я принес тебе обмылок и весть. Благую весть – о том, что в полутора милях отсюда течет ручей, а еще чуть дальше посреди поля торчит чучело, обряженное в тряпки подходящих тебе размеров.

– Что-о-о?! Ты предлагаешь потомку герцога Орлеанского унизиться до… никогда, слышишь ты, ни-ког-да!

– Знаешь, – задумчиво произнес Гарри. – За годы нашего знакомства я так и не смог углядеть в тебе хоть какие-нибудь аристократические приметы – а вот мысли по поводу наличия у тебя родни среди троллей всплывают часто.

– Троллей?! – непонимающе переспросил толстяк. – Но… с чего?!

– Они большие, – пояснил Гарри. – И сильные. Им подобные выходки сходят куда как менее болезненно.

1863, карьер, Трой

– Ты… ты… – Десятник Шел на пару мгновений замолчал, пытаясь найти для стоящего перед ним… существа наиболее точное определение. Факт весьма редкий – обычно у десятника таких проблем не возникало, но и случай был, что называется, из ряда вон. – Ты… безмозглая замшелая каменюка! Ты хоть понимаешь, ЧТО СДЕЛАЛ?!

– Моя вовсе не каменюка! – угрюмо возразил Трой. – У моя есть мозги, которыми моя понимает! А сделал я то, что приказали.

Он тоже понемногу начинал злиться – на себя. Учишься-учишься нормально говорить по-человечески, и вот на тебе – стоит лишь самую малость разволноваться, как вновь сбиваешься на жаргон. А из-за чего, спрашивается, волноваться?

– Что приказали?! Х-хосподь милосердный!

Интересно, подумал Трой, видит ли еще кто-нибудь, что десятник Шел сейчас похож на крышку от кипящего чайника? По крайней мере, подпрыгивает он ну очень похоже. Может, в прошлом перерождении он и был чайником? Или паровым котлом? Возможно ли, что надсмотрщики – это новое воплощение паровых котлов? Надо будет хорошенько продумать эту идею, решил Трой, она выглядит весьма перспективной…

– Тебе приказали взорвать завал, один-единственный, маленький такой, крохотный завальчик! А ты… куда глядишь, ублюдок зеленый! На меня смотри! Нет, на дело твоих кривых зеленых лап!

На дело своих лап Трою смотреть было не интересно. Хотя посмотреть было на что. Пожалуй, самокритично признал он, я и в самом деле немного переборщил с зарядом. Догадывался ведь, что склон хлипковат… но ведь я – не гном. Я люблю, чтобы БУМ выходил большой…

– Может, – продолжал надсаживать горло десятник, – ты даже знаешь, сколько монет выбросил на ветер своим долбаным взрывом?! А?! Нелюдь пупырчатая?! На меня смотреть! Даже вкалывая на Компанию до конца следующей Эпохи, ты не покроешь ущерб…

Десятник вдруг замолчал. «Нелюдь пупырчатый» наконец соизволил выполнить его приказ – и Шел Кларк запоздало сообразил, что перед ним стоит не просто кретин-работяга, а существо, превосходящее десятника раза в два – ростом и минимум в четыре – массой. И что разъяренного тролля остановить можно лишь прямым попаданием пушечного ядра или файербола, да и то не всегда.

– Согласен, – неожиданно спокойно произнес тролль. – Я не покрою ущерб. Я не буду работать на Компанию Спитхедских Утесов до конца следующей Эпохи. Я увольняюсь.

– Что-о-о-о?!

– Я употребил неправильное слово? – озабоченно спросил Трой. – Знаю, мой человеческий…

Десятник Шел Кларк взорвался.

К сожалению доброй трети простых рабочих Компании Спитхедских Утесов, этот взрыв не был похож на учиненный Троем – то есть десятник Шел не исчез в вихре огня и дыма и не разлетелся с очень громким БУМ на много-много очень мелких фрагментов. Хотя, случись поблизости обитатели райских кущ, они б вполне могли заполучить от извергаемых десятником богохульств тепловой удар.

Пятью минутами позже Трой решил, что десятник Шел в прошлом перерождении был не чайником, а вулканом. Паровые котлы взрываются иначе, а вот столь продолжительное извержение характерно именно для вулканов.

Еще через шесть минут десятник начал повторяться.

Тролль зевнул.

– Очень интересно, – сказал он. – Особенно хороша была та часть монолога, в которой вы рассказывали о предпочтениях моего дедушки. Только вот насчет самок гиен… насколько мне известно, эти животные водятся в Африке. Возможно, койоты…

– А может, это был кондор? – выкрикнул кто-то из толпы за спиной тролля.

Трой не мог пожаловаться на отсутствие воображения, однако любовный акт между троллем и кондором находился для молодого тролля за гранью представимого – как, впрочем, и примерно 95 процентов из перечисленного десятником. Занятно… дома, в Запретных землях, гоблы и орки также не упускали случая позлословить насчет более одаренных богами существ, однако «интимные» – Трой поправил шорты – темы при этом практически не затрагивались. Возможно, люди более остро воспринимают свою ущербность в данном вопросе? Или… или десятник пытается таким способом намекнуть на свои предпочтения? Если так, подумал тролль, мне придется его разочаровать – ведь мой опыт межрасового секса еще более ограничен. Да и… я, конечно, изрядно соскучился по некоей очаровательной троллочке, но чтобы рассмотреть десятника Кларка в качестве адекватной замены… нет, нет – не раньше конца следующей Эпохи.

– Вы и в самом деле настолько не хотите расставаться со мной?

Наверное, ударь Трой десятника сосновой дубинкой – любимым оружием своего дедушки – и то ему вряд ли удалось бы добиться оглушающего эффекта, сравнимого по силе с этим, заданным участливым тоном и, по мнению тролля, вполне логичным вопросом.

Десятник отступил на шаг, открыл рот и замер. Неподвижность его была столь полной, что, будь на месте Шела кто-нибудь из сородичей Троя, тролль бы всерьез обеспокоился – не начался ли у собеседника процесс окаменения?

Но Шел Кларк был человеком, и поэтому о причинах его неподвижности Трой мог лишь гадать – причем безуспешно.

Десятник Шел Кларк, в общем-то, дураком не был. Дураки, пусть даже злобные, могли щелкать кнутом по рабским спинам где-нибудь на Юге. Но чтобы удержать в относительном повиновении несколько сотен голов ирландско-итальянского сброда, вдобавок щедро разбавленного нелюдями, мало уметь орать так, чтобы эхо гуляло по карьеру не меньше минуты, и кастрировать блоху в прыжке ударом кнута. Приветствуются также навыки счета и письма, но главное – нужно быть не просто сукиным сыном, а Мистером Чертовскивезучимсукинымсыном!

Шел и считал себя таковым – до недавнего времени, а точнее, до встречи с Троем. Увы, но воскресная школа в Мэриленде и последующие восемнадцать лет далеко не самой спокойной жизни внушили десятнику твердое убеждение – сотворенная Врагом нелюдь порой бывает хитра, однако умом, интеллектом ей не может быть дано превзойти созданного «по образу и подобию». И заработанные в поте своего богомерзкого рыла деньги эта нелюдь должна немедленно спускать на дрянную выпивку в салуне – а не мотаться в город за книгой. Факт покупки троллем книги сам по себе изрядно подточил имевшуюся у десятника схему мироздания. Еще более ужасающим стало известие об отсутствии в оной книге картинок. И, наконец, уже никакому – с точки зрения десятника – объяснению не поддавалось то, что еще через месяц книг в мешке тролля стало две! Нет, не так – ДВЕ! Одна и еще одна – так ведь и до библиотеки недалеко.

Впрочем, все это были мелочи. А вот если бы кто-нибудь взвалил на себя нелегкую миссию по разъяснению – что на самом деле являет собой увесистый том в синем переплете, дело могло бы обернуться куда серьезнее. Но, к счастью для Шела Кларка, в радиусе трех десятков миль от карьера Трой был единственным существом, могущим объяснить, кто такие Шопенгауэр и Маркс, – и потому апоплексический удар обходил десятника стороной… до сегодняшнего дня.

Сейчас же десятник на миг почти поверил, что проклятый зеленошкурый попросту издевается над ним. Корчит из себя кретина, а сам втихомолку ржет… ну ведь даже тролль не может быть настолько глуп? Или все-таки может?

В любом случае, решил Шел, продолжать разговор с этим – более чем бесполезно.

– Ну ладно, каменная башка! – медленно процедил он. – Посмотрим, какие песни ты запоешь, когда я прикажу схватить тебя и бросить в яму. Думаю, пара недель без жратвы научит…

– Прощенья просим, мистер Кларк! – насмешливо произнес одноглазый гоблин справа от десятника. – Но, ежли не секрет, кому вы собрались приказывать?

– Ты, поганый у… – осекшись, Шел резко крутанулся.

Еще миг назад он был свято уверен в том, что позади него угрожающе хмурится троица головорезов – приличия ради проходивших в ведомостях как охранники – с ружьем, магическим жезлом и заговоренными кандалами наготове. Однако сейчас глаза десятника упорно твердили своему владельцу, что из всего вышеперечисленного на деле наличествуют лишь кандалы да одна-единственная черная шляпа с наполовину оборванными полями.

– Схватить и бросить в яму, – задумчиво повторил Трой. – Интересная мысль.

Место их с десятником Кларком «беседы» и местный карцер – накрытую решеткой яму – разделяло почти три десятка шагов. Вдобавок мышцы рук у тролля до сих пор ныли, ведь шурфы под заряды Трой выдолбил в одиночку. Десятник же весил чуть больше пятнадцати стоунов, да и форму его трудно было счесть идеальной… с метательной точки зрения. Так что тролль не слишком удивился, разглядев, что мистер Шел Кларк совсем немного, футов пять, а то и меньше – но все-таки недолетел до ямы. Что ж… – Трой вздохнул – он старался, очень старался.

– Бросок экстра-класса! – Трой не сразу сообразил, что выставленные одноглазым растопыренные пальцы – это подцепленный гоблом у людей одобряющий жест.

– Теперь-то, приятель, уж точно можешь считать себя уволенным!

1863, крыша особняка, Найр

Считается, что темные эльфы любят полнолуние. В это верят люди, гномы… возможности расспросить наших светлых сородичей мне пока не выпадало, но я почти уверен, и они разделяют это, кгм, убеждение на букву "з" – глупость вполне подходящего для их куцых умишек масштаба.

Но первым наверняка был человек. Только представитель этой расы мог догадаться спроецировать повадки оборотней и вампиров на существ, мягко говоря, совершенно иного порядка. Гном все же мог хотя бы попытаться воспользоваться логикой и подумать – а зачем, собственно, расе с близким к абсолюту ночным зрением испытывать какие-то теплые чувства к болтающемуся в небе фонарю?!

Когда я мучился, то есть отбывал ученическую повинность в Доме Шуаль, мне довелось – наставник Юх-х переваривал мой юмор еще хуже, чем булавки, заботливо подкладываемые в его любимые вишневые пончики, – ознакомиться с «Песнью о Лунной Схватке». Свиток в полмэллорна. Другой на моем месте заучивал бы его наизусть лет тридцать – но у меня уже тогда была хорошая память… на мелкие, но полезные заклинания вроде «Память-на-день!».

В «Песне» пелось – точнее, заунывно вылось, иного слова я к этой манере исполнения позапрошлой Эпохи не подберу при всем желании – о попытках тогдашнего Сидящего-дальше-всех Шуаль решить проблему ночного светила. Наиболее успешной была первая – сотня демонов без особых усилий перекрасила Луну в цвет сажи. К несчастью – как для главы Шуаль, так и всех нас, – их Дом в те времена состоял в кровной вражде с Ноими. Маги Ноими умели призывать демонов ничуть не хуже колдунов из Шуаль, и демоны их были не слабее… или не их, в «Песне» эта деталь не уточнялась, но я всерьез подозреваю, что все покрасочные работы выполняла одна и та же демокоманда, поочередно вызываемая магами враждующих Великих Домов. Еще бы – работа хоть и в самом прямом смысле пыльная, но зато регулярная. Прошлой ночью зачернил, следующей – очистил… впрочем, еще в первый раз Ноими приказали очистить не всю Луну. Некоторые участки остались черными – участки, при взгляде с Земли складывающиеся в рунную надпись. Точный текст в «Песне», разумеется, не воспроизводился – но если вдуматься, что могло там быть? Глава Шуаль – и еще пять рун, тут с времен К'енрая[2]2
  К'енрай – легендарный шпион темных эльфов в Лориэне, во время Войны Облака состоявший в свите Галадриэль. Согласно неподтвержденным, но упорно циркулирующим устным преданиям, вырезание помянутых пяти рун в сочетании с именем Владычицы на стволах мэллорнов Зачарованного Леса было любимейшей забавой Кенрая.


[Закрыть] ничего не менялось.