Текст книги "Воспоминания и размышления о давно прошедшем"

Автор книги: Андрей Болибрух

Так случилось, что первым стихотворением Хлебникова, которое я прочитал, было знаменитое «Усадьба ночью, чингисхань»!:

Усадьба ночью, чингисхань!

 
Шумите, синие берёзы.
Заря ночная, заратустрь!
А небо синее, моцарть!
И сумрак облака, будь Гойя!
Ты ночью, облако, роопсь!
Но смерч улыбок пролетел лишь,
Когтями криков хохоча,
Тогда я видел палача
И озирал ночную, смел, тишь.
И вас я вызвал, смелоликих,
Вернул утопленниц из рек.
«Их незабудка громче крика», —
Ночному парусу изрек.
Ещё плеснула сутки ось,
Идёт вечерняя громада.
Мне снилась девушка-лосось
В волнах ночного водопада.
Пусть сосны бурей омамаены
И тучи движутся Батый.
Идут слова, молчаний Каины, —
И эти падают святые.
И тяжкой походкой на каменный бал
С дружиною шёл голубой Газдрубал.
 

Меня поразило в этом стихотворении всё: и удивительный приём «оглаголивания» имён собственных, и ни на что не похожие метафоры (слова – молчаний Каины) и необычные завораживающие образы (девушка-лосось в волнах ночного водопада).

Короче говоря, в этот день я «заболел» Хлебниковым.

Хлебникова считают очень трудным для восприятия поэтом. Мне повезло, я начал чтение его стихов с произведений, в которых языковые эксперименты Хлебникова носят завершённый характер и не создают того труднопреодолимого барьера, который нередко возникает при чтении его ранних стихотворений.

Для меня до сих пор одним из непревзойдённых образцов любовной лирики является следующий отрывок из стихотворения Хлебникова:

 
Тёмной славы головня,
Не пустой и не постылый,
Но усталый и остылый,
Я сижу. Согрей меня.
На утёсе моих плеч
Пусть лицо не шелохнётся,
Но пусть рук поющих речь
Слуха рук моих коснётся.
 

В этом стихотворении обычно скрытый от непосвящённых поэтический мир Хлебникова, как золотоносная жила, выходит на поверхность, отодвигая на второй план присущую Хлебникову виртуозность владения языком. Её как бы не замечаешь, настолько органично тонкая словесная инструментовка («не пустой и не постылый, но усталый и остылый») вплетается в ткань стихотворения. Несколько иную функциональную нагрузку несёт этот приём в поэме «Уструг Разина».

 
Волге долго не молчится.
Ей ворчится, как волчице.
Волны Волги – точно волки,
Ветер бешеной погоды.
Вьётся шёлковый лоскут.
И у Волги у голодной
Слюни голода текут.
 

Здесь характерная для Хлебникова рифмовка сходных по звучанию, но разнящихся по значению слов усиливает динамизм и создаёт ощущение приближения трагической развязки (смерть княжны от руки Разина). Приведу ещё два отрывка из той же поэмы, связанных с описанием Степана Разина.

 
Где пучина, для почина
Силу бурь удесятеря,
Волги синяя овчина
На плечах богатыря.
Он стоит полунагой,
Горит пояса насечка,
И железное колечко
Опускается серьгой.
 
 
А отец свободы дикой
На парчовой лежит койке
И играет кистенём,
Чтоб копейка на попойке
Покатилася рублём.
 

Велимир Хлебников первым ввёл в употребление так называемую рифму-диссонанс, при которой каркас слова, состоящий из согласных, в основном, сохраняется, а ударная гласная заменяется на другую. Подобный приём создаёт некий поэтический сдвиг, в результате которого возникает ощущение выхода в какое-то иное поэтическое измерение, а само стихотворение приобретает особую глубину и наполненность. Вот одно из стихотворений, написанных с использованием рифм-диссонансов, очаровавшее меня при первом чтении и ставшее одним из самых любимых.

 
В этот день голубых медведей,
Пробежавших по тихим ресницам,
Я провижу за синей водой
В чаше глаз приказанье проснуться.
 
 
На серебряной ложке протянутых глаз
Мне протянуто море и на нём буревестник;
И к шумящему морю, вижу, птичая Русь
Меж ресниц пролетит неизвестных.
 
 
Но моряной любес опрокинут
Чей-то парус в воде кругло-синей,
Но зато в безнадёжное канут
Первый гром и путь дальше весенний.
 

Можно было бы долго перечислять поэтические открытия В. Хлебникова. Но гораздо важнее отметить, что языковое новаторство было для него не самоцелью, а средством для выражения всей глубины и непостижимости своего поэтического мироощущения. По меткому высказыванию Ю. Тынянова Хлебников никогда не «искал», он «находил».

Вот две замечательные находки В. Хлебникова.

 
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешит, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
 

«И смехачи, действительно, смеялись, – писал в статье 1914-го года К. Чуковский, – но, помню, я читал и восхищался. И ведь действительно прелесть. Как щедра и чарующе сладостна наша славянская речь!»

А вот один из опытов звукозаписи зрительных образов.

 
Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо – пелся облик,
Гзи – гзи – гзэо пелась цепь.
 

Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо.

В записной книжке В. Хлебникова отмечено, что бобэоби должно ассоциироваться с красным цветом, а пиээо – с синим. Эти идеи Хлебникова перекликаются с попытками звуковой передачи цвета Артюром Рембо.

Уже первые произведения В. Хлебникова вызвали глубокий интерес у таких замечательных деятелей русской культуры как Вяч. Иванов, М. Кузмин, А. Блок, А. Скрябин, А. Ремизов. «В этом есть верная мысль, – говорил А. Н. Скрябин о процитированных выше стихотворениях Хлебникова, – можно творить новые слова, как мы творим новые гармонии и формы. Слово должно стать гораздо более текучим, чем оно сейчас… Языку надо вернуть его былую свободу…».

Влияние В. Хлебникова на русскую поэзию огромно, хотя ещё до конца и не осознано. Было время, когда его пытались изобразить этаким чудаком – одиночкой, чуть ли не сумасшедшим гением. Может быть этим объясняется тот факт, что в 50—60-х годах многие наши поэты совершали свои поэтические «открытия», не сознавая их вторичности. Многое из того, что было тогда сделано ими, с лихвой «покрывается» одним стихотворением В. Хлебникова.

 
Я – отсвет, мученик будизн.
Я – отмет славный смертизны.
Я – оцвет цветизны.
Я – отволос прядущей смерти.
Я – отголос кружущей верти,
Я – отколос грядущей зыби.
Я – звученник будизн.
Я – мученик немизн.
Немостыня будизны.
 

Особое место в творчестве Хлебникова занимает славянская мифология. Поэмы «Ночь в Галиции», «Вила и леший», «Лесная тоска», «Шабаш», стихотворения «В лесу», «Русь зелёная в месяце Ай…» и многие другие наполнены её светлыми и чистыми образами. Да и сам псевдоним поэта, Велимир, имеет южнославянское происхождение. Вот что писал Хлебников о своей пьесе «Девий бог» Алексею Крученых: «В „Девьем боге“ я хотел взять славянское чистое начало в его золотой липовости и нитями, протянутыми от Волги в Грецию».

Хлебников воскрешал и вводил в поэзию замечательные по своей напевности древнеславянские слова (например, вабная – красивая, ладная), конструировал на их основе новые (поюны, времери, женун, облакини,), создавая таким путём целые стихотворения.

 
…Я звучу, я звучу…
Сонно-мнимой грёзы неголь,
Я – узывностынь мечты…
 

Эта тема у Хлебникова перекликалась с темой Востока. В конце 10-х годов он побывал в Иране. Хлебников не столько путешествовал, сколько скорее странствовал по Персии: часто ночлегом ему служили придорожные барханы, а единственной едой – горсть лесной ежевики. Именно там его прозвали Гуль-муллой, священником цветов, и так называется его знаменитая поэма, написанная по возвращении из Ирана.

Особая и пока ещё мало исследованная тема – историко-математические работы В. Хлебникова. Он считал, что исторические события подчиняются определённым числовым закономерностям и, основываясь на своих работах, сделал ряд смелых предсказаний.

В частности, им в качестве переломных пунктов в истории России были указаны (в 1912 году) 1917-й, 194-й, 1962-й (Карибский кризис) годы.

 
Мне, бабочке, залетевшей
В комнату человеческой жизни,
Оставить почерк моей пыли
По суровым окнам, подписью узника,
На строгих стёклах рока.
Так скучны и серы
Обои из человеческой жизни!
Окон прозрачное «нет»!
Я уже стёр своё синее зарево, точек узоры,
Мою голубую бурю крыла – первую свежесть.
Пыльца снята, крылья увяли и стали прозрачны и жёстки,
 
 
Бьюсь я устало в окно человека.
Вечные числа стучатся оттуда
Призывом на родину, число зовут к числам вернуться.
 

В жизни В. Хлебников был человеком крайне неприхотливым. Он настолько был погружён в поэзию, что реалии внешнего мира мало волновали его. В. Маяковский писал о том, что когда ему с огромным трудом удалось устроить платное печатание рукописей Хлебникова, накануне сообщённого тому дня получения разрешения и денег он встретил Хлебникова на Театральной площади с чемоданчиком. «Куда вы» – спросил Маяковский. «На юг, весна!» – ответил Хлебников и уехал.

Виктор Владимирович Хлебников родился 9 ноября 1885 года в семье учёного биолога в Астраханской губернии. В 1903–1911 годах он учился на физико-математическом и историко-филологическом факультетах Петербургского университета. В 1908–1909 годах он сблизился с поэтами и художниками, образовавшими группу «будетлян»-футуристов. В неё, в частности, входили братья Бурлюки, В. Хлебников, В. Маяковский, В. Каменский, Е. Гуро, М. Ларионов, Н. Гончарова, А. Крученых. Но хотя В. Хлебников был, если можно так сказать, знаменем будетлян, он не «помещался» внутри футуризма, ибо сам по себе был эпохой в истории поэзии. Недаром в работах западных славистов (а на Западе Хлебников, как это ни печально, издаётся чаще, чем у нас) Хлебникова то ставят в один ряд с такими реформаторами языка, как У. Уитмен, Д. Джойс, то объявляют предтечей дадаистов и сюрреалистов.

В. Хлебников прожил 37 лет (трагический возраст для поэтов!) и умер 28 июня 1922 года от заражения крови в деревне Санталово Новгородской губернии. Последним его словом было слово «да».

Не всякому, даже хорошо разбирающемуся в поэзии человеку, обязательно должен быть близок Хлебников. Тут многое зависит от взгляда на жизнь, мироощущения и многого другого. Однако тем, кто любит выносить поспешные суждения по поводу произведений искусства, будь то поэзия, живопись или музыка, полезно напомнить слова В. Хлебникова:

«У судей могут быть все права, кроме права быть младенчески невинными в тех областях, которых они касаются».

Для тех же, кого действительно интересует поэзия Хлебникова, хочется привести высказывание одного из самых верных почитателей его таланта, писателя Ю. Олеши:

«Читать его стихи стоит большого труда – все спутано. Внезапно появляется несравненная красота!»

Фотоархив

В Испании 2000 г.

С родителями. 1967 г.

На даче в Юрмале. 1974 г.

Во время военных сборов (мехмат, 3-й курс МГУ).

Со студентами МФТИ. 1982 г.

На вечере в МФТИ. 1982 г.

Сестра Татьяна.

В Венеции. 1998 г.

В Германии. 1999 г.

Ленинград. Выпускники школы-интерната № 45. Спустя 20 лет.

Семья. 1999 г.