Текст книги "Сила в содействии (СИ)"

Автор книги: Андрей Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Со встречной полосы внезапно вылетает махолёт, похожий на колибри. Ограничитель, на участке которого пробито силовое поле, раскручивается, взрывается с протяжным грохотом. За махолётом синий шлейф, тянется хвостом кометы, а сам он мчится на машину Аиртона и Фаффа.

– Опору, срочно! – кричит Фафф.

– Я без пер... – начинает было Аиртон, но левая рука уже у правой руки напарника, сама поднялась и рванулась, и сцеплен замок.

Фафф тут же переходит сознанием в Ментал, ограничивает через тот область пространства, замедляет в ней время. По левой руке Аиртона ползёт холод, и вот уже захвачено всё тело, и выцветает мир, а в правой части поля зрения крутятся прозрачные зубчатые колёса. Так проявляется его сила, отклик на ментальное воздействие.

– Недопустимый уровень активности! – голос Марка откуда-то издалека, – вынужден применить взыскание!

И уже другим, словно бы обиженным голосом:

– Отказано... в доступе отказано...

А Фафф тем временем вытягивает летун из-под удара. Задержанный ментальным заклинанием, махолёт плывёт медленно, словно бы сквозь воду, а не через воздух. Едва не коснувшись кончиком крыла, проходит мимо, но вот вылетел из зоны замедления, и вновь стремителен.

– Мы это сделали! – вопит Фафф, – слышишь, сделали!

Высвободив руку, Аиртон оборачивается, раскрывает жестом экран заднего обзора. Видит, как махолёт врезается в летуна в форме диска, вместе несутся к целому рою сфер-регулировщиков, исчезают в портальной вспышке.

– Откуда же он взялся? – недоумевает Аиртон. – Как такое вообще возможно в наше время?..

– Отказано... – всё верещит Марк, верещит из динамиков кабины, – в доступе отказано...

– Должно быть у того, кто за рулями, – смеётся Фафф, – такие же элариевые мозги, и так же отказали!

– И не говори, – улыбается и Аиртон, – закипели вместе с нейронитом!

Когда Марк восстанавливается, им уже не до смеха – обездвиживает сильным астральным заклинанием, управление переключает на ра-му, и штрафные метки в область ментального знака, конечно, куда ж без них. «Интересно, намного ли умней сканер у отца? – думает Аиртон. – Если не очень, то я ему не завидую...»

Отец Аиртона, Фотий, состоял в особом подразделении при Игле, Слепой страже. То была элита магического надзора, в задачи которой входило одно и только одно – охранять Совет. Состояла стража из пустотников, переживших при установке знака сбой (случалось такое редко, но всё же случалось, и исключительно с пустотниками, в силу их невосприимчивости к ментальной магии). Вёл сбой к тому, что на физическом плане пустотник слеп, причём без возможности восстановления через другие уровни Цепи миров, зато на ментальном обретал возможность не только видеть ментальные знаки, но и воздействовать на них. Отсюда неотъемлемый атрибут каждого стража – сканер, парящий над плечом. Через сканеры стражи смотрят, через сканеры стражи бьют. Облачена Слепая стража в чёрную броню, и отличительный знак на грудной пластине – белый глаз.

Мать Аиртона, Береника, как проживала, так и работала в Ясене, единственном магополисе Живого леса. До того, как переговорил с ней через обозреватель, представлял эдакой дриадой, вроде «куклы», которой управлял когда-то, но нет, ничего подобного – мать была без вживлённых витаморфов, без симбионтов, по крайней мере внешних. Высокая и статная, она во многом походила на Стеллу из Первых, только волосы не рыжие, а тёмные. Как и у Аиртона. Ещё от матери ему достался цвет глаз – насыщенный зелёный, и цвет этот не менялся, даже когда справа начиналось кружение колёс.

Благодаря ментальному знаку, пусть и временному, Аиртон знал, как начались и развивались отношения, приведшие в итоге к его рождению. Простолюдину подобное, быть может, и было б интересно, но не магу, ибо маги знают: ведёт Система, стоит за всем. И в то же время Аиртона тяготило что-то, не давало покоя. Будто лишился по вине родителей чего-то важного, едва ли не самого главного. Нечто подобное, возможно, переживал и Фафф, поскольку об отцах и матерях никогда не заговаривали, обходили тему стороной.

Летун на посадочной площадке, а Фафф и Аиртон у ра-мы регистратора, отчитываются перед вышедшими на связь кураторами.

– ...Вот так оно и было, – заканчивает Фафф, – можете проверить меня ментально.

– Штрафные метки, конечно, будут сняты, – говорит Алистер, – а Марк проверен.

– И происшествие на магистрали тоже разберём, – добавляет Атхлон. – Дело, безусловно, странное.

– Уф, спасибо, – выдыхает Фафф. – А то я уж подумал, что до Играгуда допущены теперь не будем!

– Даже если б захотели не допустить, не смогли бы, – отзывается Атхлон, – подобное не в нашей компетенции. Так что допустим, обязательно допустим.

– Но контроль усилим, – замечает Алистер, – дабы ничего подобного впредь не повторилось.

Метки снимают тут же, у ра-мы регистратора, затем ещё несколько процедур, и Фафф с Аиртоном в телепортационном блоке одного из отделений академии. Стены коридора, ведущего к камере, зеркальные, Аиртон невольно следит за двойниками. Его невысок, зато широк в плечах, сбит крепко. Фафф наоборот, пошёл не в сложение, а в рост – и так-то долговязый, вытянулся за последние годы ещё больше. Как и всегда, он скор на жесты, скор на улыбку, а в глазах, нет-нет, да и вспыхнет синий огонёк, присущий ментальным магам.

– Не знаю, быть может с моей линией укоренения что-то не так, – говорит, – но прямо не терпится проверить, что у них там, в Играгуде...

– Да, оно заметно, что не терпится, – кивает Аиртон.

– Издеваешься, да? – вскидывается Фафф. – Жаль, не могу заглянуть в твои тайные мыслишки. Уверен, там в отношении Играгуда тоже много б интересного нашлось!

– Даже не знаю, – отвечает Аиртон честно. – Но «большое плавание», оно же на то и есть, чтобы разобраться.

[2]

2415 год от Разделения

Квинта Астрала, 19-й день 3-го месяца

За последние три месяца сменили уже девять гостиничных цитаделей – то одно раздражало, то другое, то третье. С этой, десятой, всё вроде бы было в порядке, если не считать маленьких окон, больше похожих на иллюминаторы. «Зато из-за окна, – подумал Аиртон, – вчера и состоялся интересный разговор».

Фафф у оконца, высматривает что-то, но так, похоже, и не высмотрев, отворачивается, раздражённо говорит:

– Какой вообще в этой мелочи толк, если ничего не видно?

– А мне, так ничего, – подлетев, говорит Теллур, – подходит.

– Это он так шутит, да? – спрашивает Фафф у Аиртона, демонстративно «умника» не замечая.

Перенастроенный, Теллур и есть та поддержка, которую обещали кураторы в помощь Марку. Сам сканер тут же, но, как и обычно, предпочитает хранить молчание.

– А что, – отвечает Аиртон, – дельное замечание. Ведь и правда, всё зависит от того, кто смотрит: кому-то иллюминатор, кому-то окно, а кому-то и панорама.

– Так это же Вес! – Фафф схватывает мысль, развивает, – говорим о Весе! Смотри, Смотри, – жест в сторону напарника, – вводим новую переменную – окно Веса. Кажется, такой ещё нет? А если и есть, то ничего страшного, мы независимо открыли. Так вот, люди плавающего типа видят мир как бы через иллюминатор, их горизонт событий узок, люди переходного типа видят уже шире, и только мы, маги, видим полноценно.

– Осторожнее, – предупреждает Аиртон со смехом, – рискуешь получить от Марка метку. За магошовинизм.

– Да-да, конечно, – спохватывается Фафф, – это я всё так, в качестве свободных размышлений. Но в целом, согласись, ментальный блок, или, как я их называю, кирпичик, получился неплохой.

– Тут не поспоришь, – кивает Аиртон. – Но что бы ты без нас с Теллуром делал?

Пусть оконце и было маленьким, зато на первом ярусе, и возможность увидеть интересное присутствовала. Прямо перед глазами Аиртона разыгралась следующая сцена: мужчина ухватил проксиму за руку, что-то горячо проговорил, однако, увидев медальон, отшатнулся. Спустя миг исчезла и она, но в память врезалась: высокая, в чёрном обтягивающем костюме, светлые волосы отливают сталью и стальной же блеск в глазах. «Глупая, – подумал Аиртон, – так как полагаешь, будто медальон делает сильнее, возвышает над другими. На самом же деле делает частью системы, ещё одной системы, только и всего».

Со звуком хлопка на телепортационном диске появился Фафф, за ним сканер.

– Давай, собирайся, – махнул рукой, – отправляемся на мусорное ралли.

– Я не хочу, – сказал Аиртон, с неохотой отступая от оконца.

– А я говорю, мне нужен штурман! – стоял на своём Фафф.

– Марк, Теллур, – прибег Аиртон к крайнему средству, – запрос на разрешение противоречия.

Те зависли в воздухе, обменялись ментальными сигналами, последовал ответ:

– Противоречие разрешено в пользу Фаффа.

– Хах, я же говорил! – обрадовался тот. – А запрос этот я тебе, соратничек, ещё припомню!

Ругаясь про себя, Аиртон поплёлся к диску.

– Нет, давай к ленте, – Фафф потянул в другую сторону, – надо ещё и в обменник заглянуть.

– Только не говори, что опять кредит, – буркнул Аиртон, – мы и так уже на три месяца вперёд растратили.

– Нет-нет, тут другое, – Фафф ухмыльнулся, – обещается внеочередной выброс, а вместе с ним и смена курса. А, умная машина, – реплика в сторону Теллура, – что скажешь?

– По выбросу положительно, – отозвался «умник», – в ближайшие десять минут. Информация о колебаниях обменного курса не подтверждена.

– Я же говорил, что будет выброс! – Фафф предпочёл услышать лишь первую половину ответа. – И почему тогда молчим, умная ты машина, почему не предупреждаем?

– Повторяю: информация о колебаниях курса ЕДС не подтверждена.

– Да слышал я, слышал, угомонись уже!

ЕДС, или Единая денежная система, действительно зависела от Дыры, ведь каждый новый выброс менял магический расклад не только в Играгуде, но и во всём мире. Основой ЕДС служила эталонная единица магии, установленная Первыми. Раньше её называли и основной денежной, и основной магической, но в настоящее время общеупотребительным стал сокращённый вариант – «м. ед.» (или «мёд», если на жаргоне). Обозначалось как большая "М" и "е" и "д" в её зазорах. В магических единицах измерялась сила любой волшебной вещи, а соответственно и цена. Здесь величины были постоянны, общий магический расклад не влиял: чем выше уровень по Цепи миров, тем выше и цена. Другое дело с заклинаниями, так как от изменений общего расклада зависело, насколько легко тому или иному магу работать. К примеру, сегодня легче лёгкого даются заклинания астральные, зато высшая стихийная магия требует вдвое больше сил по сравнению с затратами, прописанными как стандарт. Но вот день следующий, после большого ночного выброса, и уже витамагия даётся тяжело, а высшая стихийная – легче лёгкого. Отсюда и обменный курс.

– Так ты уверен, что колебание будет в нашу пользу? – спросил Аиртон.

– Конечно.

– А откуда?

– У меня свои источники.

– О да, отлично помню, чем эти слова в прошлый раз закончились...

– Ай, отстань.

Можно было бы, конечно, и поспорить, но Аиртон знал: пустая трата времени и ментального здоровья.

Спуск к транспортной ленте здесь же, в одной из комнат. Через пару минут на ней, Фафф торопит:

– Быстрей, быстрей, не успеваем!

«И всегда он так, – думает Аиртон, – впопыхах, на бегу, со страхом не успеть, проглядеть что-либо важное. А как можно не проглядеть, если всё время на бегу?»

– Да успокойся ты, – отвечает раздражённо, – успеем.

Через несколько минут, отмеренных шуршанием ленты, они на площади обмена. Со всех сторон та отгорожена системами защиты, ра-ма оповещения предупреждает:

– Внимание, скорый выброс! Возможно колебание позиций курса. Рекомендация: не совершать в ближайшее время никаких обменных операций.

– Ну, и кто из нас был прав? – бросает Фафф Теллуру.

– Повторяю: информация о колебаниях курса ЕДС не подтверждена, – стоит на своём тот.

– Превеликие Первые, – восклицает Фафф, – с кем я разговариваю!

Проталкиваются к свободной ра-ме обмена, та накрывает непроницаемым куполом, тоже предупреждает:

– Ожидается выброс, обменных операций до его окончания рекомендовано не совершать. Желаете продолжить?

– Да, желаю, – чеканит Фафф, – да, продолжить.

Как только выдвигается обменная ячейка, отправляет в неё стандартный брусок элария под меру. В том ментальные заклинания, на создание которых кураторы дали разрешение, и создавал их Фафф при поддержке Аиртона в течение последнего месяца. Система пересчитывает, оценивает, спрашивает:

– На заклинания какого сегмента желаете обменять?

– Астральный сегмент, того же уровня.

– Принято.

И тут происходит выброс. В сверхгороде цвергов почти неощутим, лишь колеблется слегка, наведённое ра-мой, непроницаемое поле. «Вот и момент истины, – думает Аиртон. – Сейчас узнаем, есть ли колебание, и если есть, то в нашу пользу или нет».

– Внимание, изменился обменный курс! – сообщает ра-ма. – Позиции ментального сегмента, сегментов стихий Пламени и Плазмы, понижены на девять пунктов. Позиция астрального сегмента повышена на три пункта.

– Вот видишь, – восклицает Фафф, – получилось!

– Так ты знал? – Аиртон потрясён.

– Да так, чувствую иногда.

– И это я-то скрытный? – Аиртон и радуется, и злится, – а сам? Хоть слово бы сказал!

– Ну, это я у тебя и научился, – пожимает плечами Фафф, – скрытности.

– Желаете перевести заклинания астрального сегмента в магические единицы? – спрашивает тем временем ра-ма.

– Да, конечно, – Фафф расщёлкивает браслет на запястье, кладёт в обменную ячейку, – и поместить на этот накопитель.

Хранить «мёд» можно на любом из планов, но наиболее надёжным считается, как ни удивительно, физический. Потому и чеканятся монеты с той или иной ёмкостью под единицы, отливаются защищённые элариевые хранилища, создаются с теми же свойствами артефакты, и прочее, прочее.

– Принято, – отзывается система, и снова стандартные операции, стандартные реплики, последней из которых пожелание удачного дня.

– Да-да, и тебе тоже удачного, – говорит Фафф, застёгивая браслет.

– Теперь на это твоё ралли? – спрашивает Аиртон.

– Ага, сразу туда, – кивает Фафф, – времени – в обрез!

На выходе, когда убрали купол, едва не сталкиваются с тремя проксимами, что ожидают своей очереди на обмен. Одну из них Аиртон узнаёт – та самая, за которой наблюдал через оконце.

– Ты посмотри, какая красота, – говорит Фафф, наклонившись к Аиртону, но так, чтобы услышали и проксимы.

Они, конечно, слышат, и неким чутьём, присущим, наверное, лишь проксимам, знают о прибыли, помещённой в браслет. Та, что стояла в середине, подходит к Фаффу, шепчет что-то на ухо. Волосы у неё огненно-красные, кожа белая, поверх неё ещё одна, созданная при помощи витамагии, облекает тело полностью, от шеи до стоп.

– Что, и правда скидка? – ответный шёпот Фаффа. – Хорошо, мы с другом подумаем...

Аиртон тем временем смотрит на светловолосую – смотрит и не может узнать. Видел злой, разъярённой, а тут она улыбается, и, опять же, так, как могут одни только проксимы. «Увидеть бы тебя настоящей, по модулю, – думает, – без всех тех слоёв, в которые облачаетесь». И тут же другая мысль: «А каким меня видит она? Да и можно ли увидеть меня, лично меня, за преградами ментального знака, пусть и временного?..»

– Ну, ты понял, – говорит Фафф, когда проксимы скрываются за непроницаемым барьером, – велика вероятность, что вечером навестим этих красотуль. И даже не думай мне отказываться – применю магию самой разрушительной силы!

– Посмотрим, – говорит Аиртон, хотя знает, что в проксимарий отправится непременно.

Той же ночью кураторы приняли отчёт от Теллура, очередной отчёт. Алистер воспринял напрямую, Атхлон просматривал через преобразователь.

– Не нравится мне, по какому направлению пошёл диполь, – сказал со вздохом ментальный маг.

– Ты это что, забыл основы? – отозвался Атхлон. – Так я напомню: мы – кураторы, а они – наша курия. Мы не для того, чтобы вылепить из них свои копии, мы для того, чтобы направить, указать каждому наиболее подходящий для него путь.

Экран перед ним являл виды трассы, проложенной по одному из квадратов очистного комплекса за городом. Вот меж барьеров пронёсся вездеход, окружённый силовыми щитами, а за ним стая спицехвостов, и гноллы, и даже щелкун. На другом экране павильон проксимария с декорациями в виде лесной чащи, в самом сердце её ложе, на котором Аиртон и проксима в облике дриады.

– То есть предлагаешь обойтись без корректировки, – Алистер нахмурился, потёр тонкую линию шрама. – Но тогда разделение неизбежно.

– Оно и так неизбежно, – Атхлон вызвал на экран график, показал, – посмотри вот на эту и эту точки. Единственное, что в наших силах – увеличить срок жизни диполя до двух-трёх лет, но затем он, так или иначе, распадётся.

[3]

2416 год от Разделения

Квинта Сущего, 10-й день 2-го месяца

По аналогии с переходным типом по 3т, блок назывался переходным. Только смысл другой: не от человека без чёткой линии укоренения к человеку с постоянным преобладанием, а от человека без ментального знака – к человеку со знаком. Над зерном элариевого накопителя, что было вставлено в приёмник, поднималась проекция книги, Аиртон пытался сосредоточиться на читаемом, но сосредоточиться не получалось. Изнутри помещение блока было полностью белым, как бы растворяло в себе, стирая личное, делая частью общего. Аиртон вспомнил ярко, почти до полного переноса, как впервые прикоснулся к магии, почувствовал дар.

В тот далёкий день он, задавшись целью прочитать хоть одну взрослую книгу, проник в библиотеку матери, схватил первый попавшийся накопитель, вставил дрожащими пальцами в приёмник. Выяснилось, что выбор его пал на труд великой Утли – «Об астральном аспекте ментальных структур второго порядка». А что происходит, когда знакомимся с произведением умного автора? Вступаем с ним в диалог, только не в простой, а в ментальный. И пусть ничего из прочитанного Аиртон не понял, зато почувствовал, как в голову что-то пытается проникнуть. Он отшатнулся, он испугался, и, подстёгнутый этим испугом, поставил свой первый ментальный барьер. Всё вокруг выцвело, потускнело, и так до тех пор, пока накопитель в приёмнике не взорвался, а из самого приёмника не посыпались шестерёнки...

Сегодня Аиртону исполнилось шестнадцать, и кто знает, не станет ли этот день последним? Пустотник – таков его приоритет, пусть и родился в квинту Сущего, под знаком Жертвенника. Другими словами, аномалия, выход за рамки, новая тема в узоре мира. Основное преимущество Аиртона – сопротивление ментальной магии, но здесь же и корень проблемы, поскольку должно быть сегодня сломлено, преодолено. Машина, известная как ментальный маркировщик, или ме-м, поставит на ментальном теле метку, дабы занести потом в ментальный реестр, сделать доступным для Покрова, и так далее, и так далее. Это если всё пройдёт гладко. Если же нет, то ментальное тело Аиртона, его разум, погибнет, а следом и он сам. Да, вероятность плохого исхода довольно низкая, но всё же есть, и это удручает.

Из динамика где-то под самым сводом звучит сигнал, затем голос Атхлона:

– Пора, Аиртон, время пришло.

– Разоблачайся здесь же, – добавляет Алистер, – затем перенесу.

Несколько раздосадованный тем, что кураторы не появились даже в виде проекций, Аиртон начинает расстёгивать пуговицы мантии. Те спереди, вытянулись вдоль середины груди в строгий ряд. Как только одежды сложены, следует мгновенный перенос – без напутствий, опять же, без прощальных слов. «Но, может, так и нужно? – успевает промелькнуть мысль, – может, так и правильно?..»

Аиртон в большом зале, перед махиной маркировщика, подходит к ложементу в нижней его части. По сторонам от ложемента два механических ме-га, один из них говорит:

– Мы для того, чтобы помочь. Ничего не бойся. Занимай место вот здесь.

Следуя их указаниям, он ложится, защёлкиваются фиксаторы. Самый последний, похожий на юркую змейку, охватывает голову на уровне лба. Ме-ги отходят к панели пульта, что-то переключают, и через мгновение процедура установки ментального знака начата.

Аиртон слышит нарастающий гул, чувствует, как по обручу-змейке бегут импульсы. Мир стремительно выцветает, но зубчатые колёса при этом не появляются. «Хороший знак, или плохой? – теряется он в догадках. – Будем надеяться, что хороший...» А кругом уже чернота, и обжигающий холод, как если бы оказался в космическом пространстве. Аиртон слышит голоса – множество голосов, со всех сторон тянутся подобные нитям лучи, а сам он подобен кроваво-красному шару Григлы, виденному когда-то в обсерватории. И нитей всё больше, как бы рвут с шара струпья, обнажают раны, но боли Аиртон не чувствует – вообще не чувствует ничего. Сейчас он способен лишь наблюдать, и наблюдает – бесстрастно следит за тем, как к ментальному его телу тянется сыплющий искрами луч. Вот коснулся, оставил линию, повёл другую. Мечутся лучи-нити, ментальное тело пульсирует часто, готовое вот-вот лопнуть, но всё же не лопается, выдерживает. Как только луч уходит, на Аиртона вновь обрушивается темнота, вбирает в себя, стирая общее, обозначая через цепочку символов личное...

Квинта Сущего, 20-й день 2-го месяца

Проходит декада, прежде чем Аиртон восстанавливается, и вот на ногах, обсуждают с Фаффом распределение. Они на балконе, закрытом перепонкой силового поля, балкон опоясывает лазарет академии на четвёртом ярусе.

– Из трёх предложенных вариантов близок только один, – говорит Фафф, – иные решения были б ошибочными. Имею в виду работу на Салме.

Фаффу поставили знак три квинты назад, и с тех пор он изменился, изменился всерьёз. Впрочем, уже не тот и сам Аиртон. Нет между ними и прежней дружбы, словно бы поднялась стена. «По большему счёту, дело даже не в знаках, – думает Аиртон, – а в том разладе, что наметился ещё при нашем „большом плавании“. Видимо, в той точке мы разошлись, и продолжаем, продолжаем расходиться».

– Тоже есть такой вариант, – говорит он, – тоже склонялся к нему.

– Тогда решено, – говорит Фафф, – отправляемся как пара «контролёр – пустотник».

– Хорошо.

В то же самое время через обозреватели на них смотрят кураторы.

– Хорошая была курия, – говорит Атхлон, – даже жаль расставаться.

– А мне жаль, – говорит Алистер, – что не всё получилось так, как хотелось.

– Хватит уже об этом, – следует резкий ответ, – напрасная трата ментальной энергии!

– Хорошо-хорошо, – усмехается Алистер, воздев руку, – не горячись.

– С этими понятно, решение приняли, – продолжает Атхлон, – а что с остальными?

– С Иеронимом и Ксаном ясно тоже – выберут Вышегор. Вот с ними получилось всё именно так, как и хотелось.

– Да, – соглашается Атхлон, – в Вышегоре, в случае чего, за ними можно будет и присмотреть, а как подрастут, так перебросим в Ясень.

– Горгий пока в процессе, – переходит к последнему из членов курии Алистер. – Выбирает между Играгудом и Лутом, но что в итоге всё выльется в морскую торговлю, это уже понятно.

– Выяснили, – заключает Атхлон, – разобрали. Тогда я в зону сбора, за новыми кандидатами?

– Да, отправляйся, – кивает Алистер. – Прибуду следом, как только закончу с отчётами.

И они расходятся каждый в свою сторону, и начинается новый цикл.

[Глава третья] Ворон

[1]

2417 год от Разделения

Квинта Ментала, 5-й день 3-го месяца

По выражению Аглаи, главного острослова их группы, нет ничего приятнее, чем наблюдать за работающими людьми. Здесь Аиртон мог бы поспорить: наблюдать за големами и машинами, на его взгляд, было не в пример интереснее. Вот и сейчас, застыв перед экраном обозревателя, следил не столько за Никандром и его «змеями», не столько за Аглаей и Товием, отчаянными простолюдинами, сколько за шестиколёсными громадами модификации «Ткач». Поднимая клубы серой салмовой пыли, те засыпали место разлома обломками астероидов из пояса Гро. Подобные обломки, как показала практика, самое надёжное против прорывов средство. Места на Салме, где в тверди появлялись разломы, называли областями с большой магической активностью, или ОБМА, или «обморок», если на местном жаргоне. Их «обморок» значился за порядковым номером 22.

Последняя из машин отошла назад, откатилась, и там, где был разлом с высоким, подобным гейзеру, серым фонтаном, теперь насыпан курган. Сильная людская магия поблизости от прорыва недопустима, так как может вновь спровоцировать, а вот саламандры действовать могут, и сейчас их черёд. Первыми у кургана появились десятки – низшее звено в иерархии саламандр, установленной Первыми, рассредоточились, растеклись. Способность к метаморфозе у десяток самая низкая, змеиное тело расширяется в человеческий торс, рук четыре, голова заключена в змеиный капюшон. Затем последовали девятки – почти такие же на вид, но рук уже две и способность к метаморфозе выше. Некая магия пантеона Плазмы позволяла саламандрам находиться в безвоздушном пространстве без каких-либо вспомогательных средств, она же являлась основной составляющей заклинания нейтрализации. Присутствие Никандра, стихийного мага Плазмы, рядом с саламандрами было необходимо, но он лишь присутствовал, не вмешивался. По сути, для саламандр он играл ту же роль, что играет пустотник для контролёра – служил стабилизатором и усилителем. Взявшись за руки, саламандры соединились в кольцо, начали заклинание: по кургану разошлись волны оранжевого света, сыпались искры. Однако, помимо искр вспыхивали и белые огоньки, расходились серыми облачками, и заметил это не один Аиртон.

– Вторичный эффект в зоне прорыва, – сказал Фафф, появившись на экране обозревателя.

– Да, я понял, – кивнул Аиртон.

– А если понял, то собирайся – перекину вместе с Паолиной.

– Хорошо.

Аиртон прошёл в телепортационный блок, облачился при помощи голема-помощника в тяжёлый бронекостюм. Герметичный, тот мало отличался от скафандров Аглаи и Товия, спереди, в два ряда по три, шли сервисные ячейки. В правой верхней Аиртон держал ёмкость с янтарной хаомой, в левой верхней – с голубой; левую среднюю занимал механический скорострел, правую среднюю – набор инструментов; в нижних же помещались два выдвижных манипулятора в виде человеческой руки. Чтобы без труда вставлять перчатку пустотника, левая перчатка костюма была шире правой, и так же имелись накладки, только не из астрального, или а-нейронита, а из основного минерала Салмы – салманита. Амулет из того же камня Аиртон изготовил и Фаффу, благодаря чему их пара «контролёр – пустотник» могла взаимодействовать на расстоянии. Голем-помощник закрепил шлем, проверил системы жизнеобеспечения, показал зелёный сигнал.

– Я готов, – проговорил Аиртон в передатчик.

Голем-помощник тем временем развернул воздушный экран, показал, что происходит у разлома. Преодолев заклинание нейтрализации и слой астероидного грунта, вверх били мусорные струи, закручивались в воронку смерча. К счастью, Аглая и Товий не растерялись: перестроили одного из «Ткачей», трансформировали в защитный квадрат. Благодаря низкой гравитации, Никандр буквально в пару прыжков преодолел расстояние до укрепления, тоже успел укрыться. Саламандр же прорыв разбросал, разорвал заклинание, и они, выжимаемые вакуумом, взрывались ярким оранжевым пламенем.

– Переношу, – говорит Фафф, и Аиртон у места прорыва.

Возможен перенос для пустотника, невосприимчивого к ментальной магии, потому, что непосредственно на него ментального воздействия нет. Фафф приложил силу не к Аиртону, а к самому Менталу, структурам пространства и времени.

– Ты посмотри, что творится!.. – говорит Паолина, перенесённая тоже и помещённая рядом. Вместо полноценного шлема у неё прозрачная полусфера, отлитая из волшебного льда. Потому хорошо виден отличительный признак астральной волшебницы – корона рожек-симбионтов, выступающих над золотисто-светлыми волосами.

Творится, и правда, неладное: вместе с мусором вверх уже выбрасывает существ с женским телом и широкими крыльями бабочки. Словно в легчайшие туники, заключены они в коконы силовых оболочек, светятся оболочки розовым. Живут подобные создания, пока есть оболочка, а поскольку истончается та довольно быстро, то и название у работников ОБМА получили соответствующее.

– Эфемериды, – говорит Аиртон, – и, кажется, первого рода.

– Так-так, – приходит на приём голос Фаффа, – стой на месте, настраиваюсь...

Аиртон сжимает и разжимает левую руку, говорит:

– Действуй, напарник, без тебя нам не справиться.

Чувствует укол холода, слегка выцветает мир, а затем над их с Паолиной головами поднимается синий купол, и расширяется, расширяется. Время в пределах купола течёт медленнее, и развёрнут он так, чтобы не соприкасаться с разломом, быть по сторонам от него. Эфемериды же, все без исключения, оказались под куполом, вязнут в паутине замедленного времени.

– Работайте, – говорит Фафф, – буду держать, пока хватит сил.

Над перчатками Паолины раструбы, выпускает из них частицы энергии, похожие на рои светлячков. Рои поднимаются медленно, словно несомый ветром пух, но вот уже рядом с эфемеридами, и облепили оболочки, и начали жечь, и первый взрыв, разошедшийся кусочками алого льда.

– Не стой! – гремит Паолина, обернувшись к Аиртону, – бей!

Тот и правда не произвёл пока ни одного выстрела – заворожён медленным полётом эфемерид, распростёрших широкие полупрозрачные крылья. Кажется диким, неправильным губить эдакую красоту. Однако за красивой телесной оболочкой скрывается смерть, и если хоть одна из эфемерид достигнет поверхности, придётся несладко.

– Прости, – отзывается он, – загляделся...

Вскинув правую руку, пустотник бьёт с перфоратора, укреплённого под предплечьем. Путь каждой пластинки, благодаря замедлению, может проследить, те вытягиваются стальными лентами. Вот одна из «лент» коснулась силового пузыря, прошила насквозь вместе с эфемеридой, разлила, расплескала по чёрному небу Салмы алое. Затем ещё «лента», и ещё рой из раструба Паолины – весь небосвод уже кажется алым.

– Всё, я иссяк, – болезненный стон Фаффа, – дальше сами...

Синий купол бледнеет, уменьшается, исчезает. Три или четыре эфемериды ещё живы, и две устремляются к Аиртону с Паолиной. Первая остановлена роем, однако, уже умирая, ускоряется, и, врезавшись на всём лету в астральную волшебницу, опрокидывает, тащит по серому грунту. По второй Аиртон выпускает пластинку за пластинкой, но все идут мимо, а эфемерида расширяет силовую оболочку, и та захватывает мага, вбирает в себя. Изящно ступая по серой тверди, эфемерида приближается, Аиртон парализован её красотой, буквально плавится и горит, охваченный нестерпимо острым желанием. Уже на последних крупицах воли он делает шаг назад, а из нижних ячеек брони вылетают механические руки, врезаются в гибкое женское тело. Не сменив выражения на красивом лице – выражения лёгкой отстранённости – эфемерида выламывает манипуляторы, сбивает Аиртона с ног одним мановением, тянется к броневым пластинам. А он уже и сам готов броню разодрать – лишь бы быть к прекрасному этому существу ближе, как можно ближе. И до слияния какое-то мгновение, когда силовой оболочки касается луч, и оболочка исчезает, а вместе с ней и эфемерида – разлетается кровавыми брызгами. Аиртон слышит своё тяжёлое дыхание, писк систем, и то, и другое оглушает, опрокидывает в бездонную пустоту...