Текст книги "У Лукоморья"

Автор книги: Андрей Аливердиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Извини, я не подумал. Ты знаешь мое отношение к религии.

– Тогда каго врага[63]63
  Какого черта (србск.).


[Закрыть] ты сейчас дурью маешься?

Это действительно был хороший вопрос.

Глава 11. Финал

Так уж случилось, что наступили времена, когда брать в руки перо[64]64
  Я имею в виду старорежимное, а отнюдь не блатное значение этого слова.


[Закрыть] не осталось ни сил, ни, собственно говоря, времени. Последнее же закружилось так быстро, его стало недоставать даже для самого главного. Так что предыдущая глава, написанные с большим перерывом от остальной части стала своего рода апофеозом этой моей неоконченной повести. Быть может не самым лучшим…

Так что, да простит меня достопочтенный читатель, но мне придется, как я это уже однажды проделывал, скомкать последующие события до их краткого описания.

Может быть, если в будущем у меня будет время…[65]65
  Знакомая песня, не правда ли?


[Закрыть] Думаю дальше можно не продолжать. Тем более, что просматриваемая сквозь магический кристалл мгла будущего слишком похожа на кровавую.[66]66
  Даже больше, чем человек на известной видеокассете на Генерального прокурора… Для читателей Будущего можно опустить эту сноску, ибо не думаю, что известная всем в 1999 году история будет ему знакома.


[Закрыть]

Итак, что же было потом?

Милица вышла за меня замуж. Открывавшийся временами Радужный мост дал нам возможность без особого труда состряпать для нее липовые документы. Ну, без особого труда, это я загнул. Пришлось находить и реальные паспортные данные реальной девушки (на всякий случай москвички), и чей-нибудь паспорт, используемый в качестве «болванки». В благоприятные часы Астральной магии я внес в этот паспорт все нужные изменения, и, таким образом, Милица полностью легализовалась.

Между тем, ситуация все более оттачивалась в наших сознаниях. Выяснилось, что каждый из нас – героев этой запутаннейшей истории является носителем трех цветов – явного, запасного и скрытого, а каждый из цветов есть хтоническая[67]67
  Извиняюсь за неприличные выражения.


[Закрыть] сущность таких понятий, как Смерть (Убийство), Сила, Лечение (Врачевание), Любовь и пр.[68]68
  Если что, сокращение употреблено умышленно.


[Закрыть] Я оказался коричневым-черным-серым (Сила-Смерть-Незаметность). Друзья, читавшие Роджера Желязного, говорили, что это напоминало его систему. Мне было проще, я не читал…[69]69
  В этой связи интересен один из моих разговоров с Котом.
  – Мы ведь все грохальщики, – спрашивал я его. – В чем же разница?
  – Ты прав, все мы несем черный цвет Смерти, но не все – в чистом виде. Когда убиваешь ты, ты потом долго переживаешь. Ты можешь на какое-то время это заглушить, но не надолго. Это все равно догонит тебя. Единственное, что ты можешь найти как оправдание, это справедливость. Ты всегда убиваешь за справедливость. Или, по крайней мере, уверяешь себя в этом. Фенфир совсем другое дело. Он есть Смерть в чистом виде. Он рожден убивать, и убивает, не испытывая мук.
  – Ну, насчет того, что рожден, ты загнул.
  – Ты прав, немного загнул, но самую малость. С того времени, как Боги седой старины вложили в его руки черный меч, он не устает убивать. Хотя он и не лишен хитрости. Помнишь Вольдемара? В конце концов, он тоже живой. Но смерть не ложится на его совесть. Как, впрочем, и на мою. Но я связан другими ограничениями. Это можно назвать внешней совестью. Белый цвет лидера очень марок. На нем видно любое пятно. И в первую очередь – кровь.
  – Кровь не видна на красном, – полувопросил, полупроконстатировал я.
  – Да. Красный цвет бросается в глаза, но на нем не видно крови. Хеймдалл, наш собирающий, тоже убивает не мучаясь. Кстати, твой «земной» друг Кеша тоже несет Красный цвет. И, опять-таки, кстати, хотя он и не был богом тогда – сейчас он почти равен нам.
  – А почему черный рыцарь является по совместительству Белым Волком? вдруг вспомнилось мне.
  – Черное и Белое – две крайности, которые, как известно, сходятся. Ты помнишь цвет Солнца за гранью?
  – Да, этот черный цвет Солнца, его трудно забыть. А вот интересно, что доминирующем во мне оказался коричневый…
  – Коричневый цвет – цвет силы.
  – Да, и чего-чего, а ее мне всегда не хватало. Я имею виду последнее воплощение.
  – И не удивительно – она была в мече. А то, что осталось, ты проиграл пожирателям прошлый раз. Ты ведь должен помнить, что богатырем ты был только, когда магия Астрала могла пробить хотя бы маленький лучик в бренный подлунный мир. А вот жажда справедливости – оборотная сторона настоящей силы в тебе оставалась всегда. Так что это не всегда легко рассмотреть, кто есть кто. Вот, например, голубой, цвет знания – это Юра; серый, цвет тени это Вася, а вот зеленый, цвет любви – это Од.
  – Как это все-таки странно. Бог любви и Воплощение уродства Кощей Бессмертный.
  – А если вдуматься, то это не так уж странно. Это тоже две крайности.


[Закрыть]

И еще, все мы изменились. Причем, что интересно, не все менялись в одном направлении. Если одни из нас, как, например, я и Милица, все больше и больше походили на героев Валеджевских картин, то, Вася, например, еще больше похудел, его глаза запали, и вообще, в нем проявилось что-то демоническое. Вообще, Вася и Юра постепенно стали отходить от нас, но зато сошлись друг с другом. Я бы сказал это была странная пара. Только не подумайте плохого. Но тем не менее.

* * *

Это был день, когда Радужный мост вновь дал нам возможность встретиться на перекрестке миров, который мы на этот раз организовали у Аленке по той простой причине, что ее родители уехали на свадьбу родственников, которая должна была состояться на исторической родине ее отца, коей являлось одно из высокогорных сел.

Собрать решили всех наших, даже тех, которые не всем были по душе. Не все, правда, откликнулись на приглашение. Юра, например, его проигнорировал. Зато Фенфир воспринял его с воодушевлением.

– Комикс хотите? – захлебываясь от смеха, рассказывал об этом Зверь. Фенфир так хотел посмотреть на то, что значит «хата гуляет», что скоро будет здесь. Кажется, этот придурок решил, что у дома вырастут ноги.

Но подавляющее большинство приглашенных было, конечно же из нашего города. И когда, основные приготовления были завершены, мы решили встречать их возле Аленкиного гаража, где можно было и покурить. Причем не только ребятам, но и девчатам. Дело в том, что среди некоторой части молодежи[70]70
  Используя местные идиомы, рогатой части.


[Закрыть] нашего города бытует мнение, что если девушка курит, то она…, ну эта самая. А значит, к ней просто грех не прицепиться, если она одна, или если силы цепляющихся превосходят силы сопровождающих. Да и вообще. Разговоры там всякие. В общем, женщинам курить можно, но тайно, среди своих. А возле Аленкиного гаража как раз имел место быть такой закуток. Вот там мы сидели, курили, рассказывали анекдоты, и ожидали гостей.

Так Вася в своем духе принялся рассказывать длинный-длинный анекдот.

Идет ежик по полю, а на встречу ему три богатыря.

– Здравствуй, Илья Муромец! – говорит ежик.

– Здравствуй, ежик! – отвечает Илья Муромец.

– Здравствуй, Добрыня Никитич!

– Здравствуй, ежик!

– Здравствуй, Алеша Попович!

– Здравствуй, ежик!

– Здравствуй, конь Ильи Муромца!

– Здравствуй, ежик!

– Здравствуй, конь Добрыни Никитича!

– Здравствуй, ежик!

– Здравствуй, конь Алеши Поповича!

– Здравствуй, ежик!

– Как дела, Илья Муромец?

– Да так, все в порядке. А у тебя, ежик?

– Тоже хорошо. Как дела, Добрыня Никитич?

– Не плохо, ежик. Ты-то как?

– Тоже ничего. Как дела, Алеша Попович?

– Тихо-тихо. А у тебя, ежик?

– Тоже ничего. Как дела конь Ильи Муромца?

– Да так, нормально. Ты-то как?

– Тоже ничего. Как дела конь Добрыни Никитича?

– Хорошо. А у тебя?

– Тоже хорошо. Как дела конь Алеши Поповича?

– Нормально. Ты как?

– Тоже ничего. До свидания, Илья Муромец!

– До свидания, ежик!

– До свидания, Добрыня Никитич!

– До свидания, ежик!

– До свидания, Алеша Попович!

– До свидания, ежик!

– До свидания, конь Ильи Муромца!

– До свидания, ежик!

– До свидания, конь Добрыни Никитича!

– До свидания, ежик!

– До свидания, конь Алеши Поповича!

– До свидания, ежик!

Идет ежик дальше, а навстречу ему… В общем, кого он только не встречал! И трех мушкетеров, и семь самураев, и двадцать шесть Бакинских комиссаров, и Али-Бабу и сорок разбойников. Остановлюсь сразу на трехстах спартанцах.

– Здравствуй, царь Леонид! – говорит ежик.

– А, это ты, ежик. Канай быстро отсюда!

В этот момент на горизонте показался Кеша.

– А вот и наш ежик, – тихо воскликнул Зверь.

– Да, вижу, все сидячие места, как всегда, заняты.

– А ты возьми Аленкино ведро. Оно как раз для тебя.

– Ни в коем случае, – запротестовала Аленка, – Он его раздавит.

Но ее возглас потонул в тормознутом вопросе Кеши:

– А почему это для меня?

– Как почему? – разъяснил, пожалуй, лишь ему одному Вася, – Оно ведь так и называется – ведро для мусора.

Сказав это, Вася поспешил отбежать на безопасное расстояние. Кеша не любил, когда его называли мусором. Нет, не просто не любил, что, в общем-то, логично, он очень это не любил. А, как известно, чем обостреннее человек на что-то реагирует, тем интереснее ему это устраивать.

И тут воздух около Аленкиного гаража заколыхался. Это было открытие Радужного моста. Все мы с интересом смотрели на сие, ожидая, кто же оттуда появится. И вот портал Радужного моста окончательно оформился, и оттуда вышли Соловей и Линда, то есть Фрея. Все, кто их знал,[71]71
  А знали их, как выяснилось, все.


[Закрыть] были крайне удивлены увидев их вместе, ибо никто никогда не замечал, чтобы между ними что-то было. Но большее внимание привлек другой факт, а именно живот Линды.

Не прошло и нескольких минут, как Аленка что-то спросила Линду на ухо, после чего та торжественно объявила, что находится на пятом месяце. Именно столько мы все ее не видели. Мы все! Хорошо сказано. Мои смутные подозрения на сей счет, развеял Соловей, когда попросил меня на минутку отойти для важного разговора.

Наконец выяснилось, что он имел в виду, когда просил подарить ему то, о чем я еще не знаю. Как и в сказке, это был сын. Наш с Фреей, который… Ну, в общем, кто читал шестую главу, тот меня понял.

– Мне нужно земное тело. Как ты понимаешь, будучи мертвым, от меня мало толку в этом измерении.

Конечно, сначала я был взбешен, но, поразмыслив понял, что все не так уж плохо. Во-первых, я уже ничего не мог сделать, а во-вторых, несмотря ни на что, о таком сыне, как Соловей, можно было только мечтать. Тем более нам с Фреей уже не надо было его воспитывать. Фрея же была в тайне без ума от выкрутасов Соловья, и потому тоже была не против.

– Кстати, пока молчи, – сказал Соловей напоследок. – Официально – она срочно вышла замуж за какого-то шведа.

– Ладно, кончайте секретничать, идемте лучше к столу, – окликнула нас Аленка.

– А что, все в сборе? – переспросил я автоматически.

Естественно, я все еще пребывал под впечатлением только что поведанного мне Соловьем. Как все-таки было обидно, что я не мог похвастаться этим перед друзьями. Все-таки первый сын!

– А что их здесь ждать, что ли?! – переспросила Аленка, – Время для всех было назначено одно. Кстати сейчас ровно…

И тут Радужный мост начал открываться опять. Хорошо еще, что возле Аленкиного гаража был своеобразный закуток!

На этот раз по мосту прибыл Фенфир. Можно сказать, сам Фенфир. Он уже не прикидывался застенчивым юношей или не менее застенчивым волком-недопеском. Теперь он явился в своем первозданном и грозном виде. Представьте себе: два метра роста, длинные (для мужчины очень длинные) белые волосы, бледная-бледная кожа, и красные глаза. Да еще и одетый черт знает как. В общем, это чучело сам Бог велел сразу тащить домой.

Фенфир тоже пришел не один. Догадайтесь с кем. Точно, именно с нею. Конечно, мне было не удобно смотреть ей в глаза, но со мной была Милица, и, в конце концов, нам надо было привыкать к новым условиям, тем более, что на этой вечеринке без мыслеформ, наблюдалась значительная нехватка женского пола.

* * *

Дальше веселье шло своим обычным ходом. А описывать такую вечеринку совсем неинтересно. Иногда даже диву даешься. Кажется, такой классный был вечер! А начнешь описывать, и кроме пары приколов, понятных только узкому кругу, ничего и нет. Кроме того, как я, кажется, уже говорил, каждый смотрит на все со своей колокольни. И проводя все время в месте с Милицей,[72]72
  Что было вполне естественно, ведь мы совсем недавно поженились.


[Закрыть] я оказался немного оторванным от остального мира.

* * *

Между тем время уже давно перевалило за полночь. Расходиться нам не хотелось. И в сложившихся условиях как никогда всем хотелось устроить себе лишний Новый год. Мы веди понимали, что завтра могло уже не быть такой возможности.

Однако желание желанием, а усталость усталостью. И практически все временами стали укладываться, кто на диван, кто на пол. Прикорнула и Милица. Поохраняв минут пять ее сон, я вышел покурить к Аленкиному гаражу. Со мной это бывает, если слишком много выпью, или когда на душе неспокойно. Сегодня же было от чего покурить!

Каково было мое удивление, когда я застал там Яну. Причем одну. С сигаретой.

– А где твой друг? – спросил я ее.

– Ушел по Радужному мосту, но обещал вернуться. За мной.

– А, кстати, дома у тебя как к этому отнесутся?

– Никак. Я уже большая девочка. Кроме того, родители видели Вольдемара, – она называла Фенфира этим его самиопрозвищем.

– Знаешь песню «Привет» группы «Секрет»? Знаешь, недавно слушал ее по «Ностальжи», и почему-то представил нас с тобой. Как это все-таки грустно.

– Ты сам виноват.

– Может быть… Но все же я люблю Милицу. Уже 600 лет.

– Мы с тобой знакомы значительно дольше.

– Может быть. Точнее, конечно, да. Но, видишь, как оно устроено.

Тут взор мой упал на первые желтые листья, вызвав этим бешенный приступ вдохновения, и я начал читать.

 
Желтые листья ветер уносит,
Жизнь пролетает словно во сне.
Хочешь ответить, разве ж кто спросит,
Как ты, и что ж так паршиво тебе.
 

 
Смерть синей птицей бродит по свету,
Боль и досаду чувствуешь ты.
Не обернешься, как канешь в Лету,
И не положат к могиле цветы.
 

– Чьи это стихи? – спросила Яна.

– Мои. Помнишь, ты когда-то просила их почитать.

– Слов нет, ты быстро отреагировал.

– Я старался, – ответил я, пытаясь не замечать иронии. – Но так уж оно вышло.

– А кому они были адресованы?

Вопрос был, конечно, интересный. В стихах, как вы, должно быть, успели понять, не было намека на какую-либо другую персону. Но, как это водится, Яна была права. Стихи у нормальных людей, а именно к таковым я всегда относился, просто так не пишутся.

– Ты ее не знаешь, – ответил я. – Это было так давно! – я на секунду окунулся во времена юности, и теплая волна прокатилась по меридианам тела.

– Что ж, почитай еще. Раз начал. Мне, небось, ты стихов не посвящал?

Я бы мог соврать, но сейчас для этого не было никакого резона.

– Ко времени нашей встречи я уже вырос. А может, и постарел. Нет, я, конечно, пытался остаться молодым, но не все находится в нашей власти. И, кроме того, мои стихи всегда были или пустыми, или продиктованными болью. Счастье редко будило во мне вдохновенье.

– Поэты почти всегда были несчастными…

– И это не случайно. Поэты вообще не рождаются случайно.

 
– Они летят на землю с высоты.
– Их жизнь окружена глубокой тайной,
Хотя они открыты и просты.
 

Слова Игоря Талькова как нельзя лучше подходили к случаю. Мы бы говорили еще и еще, и кто знает, к чему бы привел этот разговор, но тут колебания воздуха снова возвестили об открытии Радужного моста.

– Как ты думаешь, как обрадуется Фенфир, увидев нас вдвоем? – спросил я ее.

– Никак, – ответила Яна, – Он мне верит, и я ему тоже. Он лучше тебя.

Вот так вот круто.

– Кто бы сомневался, – ответил я невозмутимо, хотя, конечно, обиделся.

Между тем портал Радужного моста открылся и оттуда вышел вовсе не Фенфир, а сам Хеймдалл. Именно Хеймдалл, в полном своем божественном образе, и с Рогом. Мы с Гуллвейг узнали этот рог сразу.

– Значит Рог опять у тебя? – спросил я после стандартно-долгих приветствий.

– Не одному же тебе мечи доставать! – огрызнулась Яна, Хеймдалл же только усмехнулся.

– И сегодня он должен сослужить свою службу, – сказал он.

– Неужели, сегодня? – не выдержав, спросил я, хотя вопрос этот был уже явно риторическим.

Он кивнул, и приставил Рог к губам, и вострубил, как это он делал когда-то. Эти звуки отозвались страшными содроганиями земли. Во всех окнах стал зажигаться свет, и соседи стали выскакивать на улицу.

* * *

Несмотря на то, что у каждого из нас были родные, все мы остались до утра у Аленки. Теперь, когда все началось, мы должны были держаться вместе. И что хорошо, это понимали все. Жаль, что среди нас не было Кота. Но именно к нему все мы намеривались двинуть, как только Радужный мост предоставил бы нам эту возможность. Благо, ждать оставалось не долго.

И тут я начал осознавать, что кого-то не хватает.

– А где Вася?! – спросил я, начиная понимать, что случилось что-то страшное.

– Он ушел с Аленкой, – ответила Яна.

– Аленка все это время была со мной, точнее с нами, – медленно ответил Коля.

– Значит, это была не Аленка? – переспросила Яна.

– Да. И значит, мы потеряли Васю, – медленно заключил я, но кажется это никого особенно не тронуло. Поражаюсь я иногда людям, ну да ладно…

И тут Радужный мост вновь начал открываться, на этот раз в квартире у Аленки. Нам следовало ждать еще одного гостя. На этот раз это был сам Кот.

– Ну что, – без обиняков начал он, – Дело закрутилось, теперь надо готовиться к бою.

– Ты пришел, чтобы сообщить нам только это? – не мог не съязвить я.

– Нет, – у меня для вас много информации, – Во-первых, наши враги тоже не сидят, сложа руки. И их зомбированные помощники тоже активизированы. И в первую очередь опять Нильс, он же Од, он же Кощей, он же… Хотя, можно не продолжать.

– Жаль, что я не убил его вчера, – медленно, подбирая слова, произнес Хеймдалл.

– Да, – поддержала его Фрея.

– Вчера это было уже не так просто, – ответил Кот, – ибо уже несколько дней, как он коронован силами Зла.

– Ну, так что с того? – не понял Хеймдалл.

– Да, – поддержал его я, – Царственные особы, всегда стремились, чтобы даже в самом худшем случае дело для них кончалось домашним арестом. И потому всегда составляли жестокие законы и всяческие общественные порицания против цареубийц. Я же, например, не вижу в этом ничего предосудительного. И я убивая Поганина, и, особенно, мой тезка по инкарнации Милош Обилич, убивая Мурада Первого, поступали героически. Кстати, Милоша Обилича я считаю одним из величайших героев.

– А ты знаешь, кто был Поганиным? – спросил кот с хитрым лицом.

– Мать твою, – ответил ему я.

Я давно подозревал, что это был Кот. С того дня, как он прокрутил пасквильный фильм.

– Я тебя тоже очень люблю, не подумай плохо, но сейчас дело в другом, – размеренно продолжал Кот. – А дело в том, что его не так просто убить. Помните, как вы убивали его в тот раз, когда он был Кощеем.

– Значит?.. – начал спрашивать я.

– Значит, он уже неделю, как мертв, и убить его можно, лишь найдя его Смерть. Но шутки шутками, а пришло время поведать вам еще одну историю. И он начал рассказывать. Да простит меня читатель, но и ее я приведу с большими сокращениями, тем более, что большая ее часть уже была рассказана ранее.

* * *

«Вы знаете эту историю. Когда-то давным-давно два племени из рода людей достигли такой степени совершенства, что в тела их вошли те души, что ведут свое начало из Бездны, лежащей до… Силой своего великого разума, большей, чем сила разума человеческой души, в час, когда многомерное Бытие развернулось пересечением своих граней, они открыли ворота из заточения одного из миров в необъятные просторы бесконечности.

Это были воистину великие существа, и их величию не было бы конца, если бы из той же Бездны прошлого не спустились существа иного рода, Пожиратели Душ. Будучи не в силах противостоять светлым силам в открытой войне, они проникли в глубины их разума, и посеяли великую смуту в их сознаниях. И началась война. Страшная и разрушительная.

Каждому они нашли то слабое место, которое делало его уязвимым.

Боги воевали между собой, не понимая, кто стоит за всем этим. Когда же уразумели они, было поздно. Их сила была безвозвратно потеряна, и раскинуты они были среди людей.

Второй раз им удалось собраться, но и здесь они не были едины. И хотя теперь каждый из них умом понимал, кто настоящий враг, опять-таки каждый, подчеркиваю, КАЖДЫЙ из них был связан с врагом кучей контрактов.

Один, будучи слишком везучим и красивым, все хотел большего, и в итоге обратился настоящим демоном зла, чье мертвое тело непостижимым образом продолжало двигаться и удерживать в себе то, некогда было великой душой.

Другой, уступая своим братьям во всем, что имеет цену, но только не в Воле, он продал свою душу за ничтожную плату, и когда осознал это – было поздно.

Третий, бывший не первым, и не последним, всегда думал, что может выйти сухим из воды, и обмануть всех. Зря он ставил подписи, не осознавая смысла подписываемого.

Четвертый возомнил себя вечным правителем. И как тяжело было ему упасть лицом в грязь.

Пятая мнила себя богиней, и имела на то право. Она читала судьбы других, но не выдержав несправедливой боли, проглядела свою…»

Кот говорил и говорил, и каждый узнавал себя.

«…Каждый из них пытался выгадать что-то для себя, но проиграли они все.

Сегодня ситуация та же…»

* * *

Когда Кот закончил, мы решили включить телевизор. Как не странно, он работал. И пришибленный диктор поведал нам такое…

Англия практически полностью ушла под воду. Та же участь постигла западное побережье Соединенных Штатов. Иванка даже предложила это отметить, то есть отпраздновать, на что Соловей зло блеснул глазами в ее сторону.

– Она права, – вмешался в разговор я. – Я конечно понимаю, что это была твоя последняя родина, но все же не хрена было бомбить бедных сербов, иракцев, сомалийцев… Продолжать можно долго.

– Только не надо нас жалеть, – это уже относилось ко мне. – Мы можем просить о братской помощи, но не о жалости.

– Только не заводись. Не забывай, кем я был, когда мы с тобой познакомились. – И уже всем добавил. – Наступающий мир лучше уходящего. Так не будем жалеть то, что должно было погибнуть. И поднимем наши бокалы за мир грядущий!

* * *

Мир перестроился.[73]73
  Знакомое слово, не правда ли?


[Закрыть] Города стирались с лица Земли вулканами и наступающим океаном. Новые же земли поднимались из океана. Этот факт мог бы дать большую пищу новым географам и первооткрывателем, если бы такие могли появиться в этом перестраивающемся мире. Начали сбываться апокалиптические предсказания. Если бы мамонты были живы, то они наверняка бы вымерли. Но случилось наоборот. Из раскрывающихся граней на землю хлынули обитатели других миров, в том числе и выжившие там мамонты. Когда-то таким же образом сюда пришли люди. Теперь же шли чудовища, мамонты среди которых были редким, я бы даже сказал приятным, исключением.

Мы же готовились к битве. Готовились… Как вообще интересно устроен человек. Находясь в преддверии он на что-то рассчитывает, к чему-то готовится, что-то ждет. Когда же наступает час действия, вдруг выясняется что все не происходит совсем не так. Пока думаешь, что делаешь только первые шаги, вдруг выясняется что и делать-то уже и нечего. Точнее не нечего, а просто незачем и неохота. И это естественно. Не одно живое существо не может находится в состоянии нервного напряжение сколь-либо длительное время. И как-то незаметно, но от этого не менее обрывисто наступает апатия.

Обычно таким образом и разоружают террористов. Помните, когда последователи Тупак-Амару захватили дипломатов в Перу. Это был тот редкий случай, когда террористами были честные, мужественные, и, не побоюсь этого слова, хорошие люди. По крайней мере, они не хотели лишней крови. Поэтому были застигнуты врасплох и убиты, когда чувство опасности притупилось, и они начали позволять себе расслабляться игрой в футбол. Ведь те, за кем сила никогда не играют по правилам, о которых они кричат, обливаясь слюной.

Вот и мы так готовились к битве. А реально просто слонялись, создавая видимость бурной деятельности, и теша друг друга громкими словами.

Конструктивным можно назвать, пожалуй, лишь новое рождение Локки (Соловья), которое произошло практически сразу в одном из магических соседних измерений, где он за несколько дней достиг своего первозданного вида. К сожалению, я был лишен возможности курировать этот процесс, ибо не хотел причинять боль ни Фрее, ни Милице.

Готовились к битве и наши недруги, часть из которых, как это не печально, совсем недавно были друзьями. Черт побери, просто подумать, как это страшно, что кто-то войти в твое сознание и пожрать его, сделав послушным зомби. И что самое страшное, что пожирание это происходит медленно.

* * *

Однажды, в одном из измерений я встретил Васю. Честно говоря, мы оба были рады этой встрече. Я попытался его уговорить вернуться на нашу сторону, но он, вероятно, уже не мог. Он напомнил мне смятение Арджуны перед битвой, и наставления Кришны.[74]74
  Махабхарата, а точнее Бхагавадгита.


[Закрыть] Да я сам их помнил. Нам оставалось только биться. Раздосадованный, я пошел прочь, демонстративно оставив открытой спину.

– Зря ты повернулся ко мне спиной, – Вася словно прочитал мои мысли, но в его словах вместе с глобальной безысходностью сочеталась какая-то, я бы сказал, локальная сила.

Меня передернуло.

– Зря ты повернулся ко мне спиной, – проговорил опять он. – Я мог бы убить тебя. Ведь я – сын Убба-Сатлы!

На этот раз меня передернуло основательно. После начала этого Апокалипсиса, меня было не так просто убить. Можно было вспомнить, хотя бы мою балканскую авантюру. Убить теперь меня мог только равный, или высший. Я не считал Васю таковым, и как теперь понял, зря.

– Помнишь наш разговор о роли Иуды? – продолжил Вася. – Им действительно был я. Я проклят предавать из жизни в жизнь, хотя, и не хочу этого делать. Прощай. И больше не надо демонстраций.

Мы разошлись, пятясь назад, держа свои мечи наготове.

* * *

А потом произошло еще одно важное событие. Кот собрал нас для важного сообщения. Причем, этакий засранец, собрал нас в приемной своего Замка, и заставил долго-долго ждать. Когда же народ начал проявлять признаки возмущения, из кабинета Кота вышел сам Один. Все онемели.

– А вот и я, – произнес он нараспев, и улыбнулся, как мог улыбаться только Кот.

Вот, значит, почему он всегда был организатором, и, в конце концов, оказался неформальным лидером! Все чувствовали радость возвращения Великого Отца, к которой смутно примешивалась досада за столь длительный обман. Все ведь считали Одина сгинувшим во время Первой Битвы, и обычно связывали свои надежды с его возвращением. А, как оказалось, он всегда был рядом. Он представал перед нами в разных обличиях и всегда приходил на помощь в нужную минуту.

Я попытался припомнить известные мне его инкарнации, но смог припомнить только Черного Барса. Тогда ему удалось всех убедить, что он исходит из Шамбалы. В принципе, в этом была изрядная доля правды. Ведь именно там он почерпал часть своей мудрости, так отличающей его от нас его детей и соратников.

Но это все мелочи. Главное – мы снова были в сборе и полной ясности. И хотя кое-кого не хватало, мы знали кого и за что. Но, по крайней мере, Один, Тор и даже Локки теперь были на одной стороне. В общем, мы имели кворум и полную возможность победить. У всех было приподнятое настроение.

Я вдруг посмотрел на все на это со стороны, и мне сделалось не по себе. Уж больно все было хорошо, я бы сказал даже монументально. Ничем хорошим подобная ситуация кончиться не могла, тем более, что мы всё еще не знали всех козырей врага. Но зато можно было подвести кой-какие итоги. На этот момент основные носители древних цветов и древнего оружия были на нашей стороне: белый лидер Один, он же Кот; красный комиссар, или запевала, не знаю как лучше выразиться, Хеймдалл; коричневый рыцарь, ну это вы знаете. Даже черный рыцарь, он же Белый Волк Фенфир был за нас. За нас же был Оранжевый Тор. Однако, голубой Мемир, он же Юра, оказался по ту сторону.

– Что можно взять с голубого, – с напускным отвращением спросил Зверь.

– Он был нашим другом, – парировал я. – И голубой он не в том смысле. Хотя жаль. Это ослабляет наши карты.

– Не очень, – вмешалась Аленка, – Насколько я его знаю, на битву он не придет.

И действительно, это было более, чем вероятно. Насколько я его знал, он никогда не ввязывался в действительно опасные мероприятия, если только была хоть малейшая возможность от них улизнуть. Причем, я не могу назвать его трусом. Просто большим прогматом. Многие становятся такими с возрастом, он же, вероятно, был от рождения.

Характерен один случай. Это было давно, когда все мы были еще молодыми. Как-то Коля и Вася, забухав у последнего,[75]75
  А точнее не у него самого, а у его дяди, уехавшего на заработки, и оставившего свою хату в полное Васино распоряжение.


[Закрыть] начали названивать всем друзьям, с разговором примерно такого содержания: мол, пришли какие-то пацаны, которые хотят разобраться именно с тем, кому они звонили; какие пацаны, они толком не знают, за что разобраться тоже, но все под контролем, наших достаточно, в общем надо приходить. Разговор этот вел Коля, а он такие вещи делал грамотно,[76]76
  То есть по уму.


[Закрыть] так, что никто не заподазривал подвоха.

Так вот, когда они позвонили ко мне, я, конечно, ничего не понял, и на изменах помчался к Васе, захватив на всякий случай, завернутую в газету железяку.

Когда я добрался до нужного дома, во дворе оного я увидел Зверя, который разговаривал, а точнее базарил, с какими-то тремя левыми пацанами. Ну, я, конечно, сразу к нему.

– Чо стало?

– Да вот, кто-то со мной тут разобраться хочет.

Пацаны явно пребывали в непонятках, но уступать не хотели. И тут во двор буквально вбежали Кеша, Ромка и Раха с тем же вопросом:

– Чо стало?

Тут до меня начало доходить.

– Вы кого-нибудь из нас знаете? – спросил я пацанов.

Те отрицательно кивнули. Зверь тоже въехал, тут же перехватил у меня инициативу разговора.

– Тогда, не в обиду, кажется один наш друг, – тут он применил к нему нелитературный эпитет, – нас разыграл. Если чо, мы готовы…

– Да ладно, все нормально, – никто не хотел продолжения конфликта.

Кеша с друзьями, сославшись на занятость, укатили, мы же со Зверем двинули к Васе. Вася с Колей даже не ожидали, к чему могла привести их шалость, и чуть не получили от Зверя сами. Но все же мы были друзьями, и потому просто присоединились к этим нехорошим людям в их неправедном занятии, тем более, что остаток дня теперь едва ли мог быть рабочим. Через некоторое время пришел и Олег. В общем, из обзваниваемых не пришел только один товарищ. Можете догадаться, кто.

Так случилось и на этот раз. А без Мемира ряды ренегатов уже были не те. Вася тоже нас не подвел. Как и Иуда, он, сам больше всех страдая от своего предательства, в последний момент нанес нашим недругам сокрушительный удар. Открыв проход в бездну своего непостижимого прародителя, Вася утянул с собой большую часть вражеского войска. Все-таки он был настоящим Человеком. Положение наших врагов теперь должно было стать безнадежным. Должно. Было. Но мы не учли их возможностей. У них оставался Нильс, который в одночасье из маленького смешного человечка, превратился в грозного воина, и, что самое главное, много-много паразитов в наших же сознаниях. Я так толком и не уразумел, как мы вдруг оказались в глубоком анусе.[77]77
  Здесь опять сыграла трудность рассказа от первого лица. В данном случае я не был стратегом, и не располагал полной информацией.


[Закрыть]

* * *

Наша оборона была практически пробита, и мы потеряли связь друг с другом. Отдельные мелкие группы продолжали сопротивление, но это уже напоминало агонию.

Мы с Котом, то есть Одином, оказались прижаты к Лабиринту.

 
– C'est la lutte finale
Groupons-nous et demain
L'Internationale
Sera legenre humain, —
 

запел я, Бог весть почему, по-французски.

Один посмотрел на меня.

– Как и было предсказано, мы проигрываем Рагнарёк. Но ты можешь спастись. Как и было предсказано…

Он показал на Лабиринт. Никто из входящих в Лабиринт не возвращался. Точнее не возвращался назад. Ибо в вечности, которую он олицетворял не было ни пространства, ни времени, в наших обыденных пожиманиях. Но в нашей ситуации это был фол последней надежды.

– Я пойду только с тобой, – сказал я Коту. – Или нет, ты иди, а я тебя прикрою, и постараюсь прорваться. Мне надо еще найти Иванку.

Как я мог забыть про нее!

– Нет, ответил он, – Мне нельзя. Это я прикрою тебя тут. И если выйдет постараюсь отправить ее следом.

Я хотел возразить, но не успел.

– Пошел, – сказал Кот и, не дожидаясь ответа, сильно толкнул меня в спину.[78]78
  Видно в одной из своих жизней он был инструктором парашютистов.


[Закрыть]

 
То не мертво, что вечность охраняет,
Смерть вместе с вечностью порою умирает.
И время в вечности порою умирает, —
 

услышал я откуда-то со стороны.