Текст книги "Движ (СИ)"
Автор книги: Андрей Кокоулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Что это? – спросил Кирилл.
– Коктейль «Желание», – сказал робот.
– Я возьму.
С коктейлем в руке Кирилл пересек зал, пробился сквозь танцующих к диванчикам, нашел свободный и сел с дурацким чувством, что видит странный, неправильный сон. В правильных снах он всегда был главным героем, летел, спасал, отстреливался, получал награду («Ты – молодец!»), а здесь ему выделили второстепенную или даже третьестепенную роль, которая и вовсе не предполагала активного участия. Сиди, пей коктейль и смотри, как движ крутится вокруг тебя. Можно, конечно, закричать: «Данцы!» и рвануть отплясывать вместе со всеми, но главным героем все равно не быть.
Кирилл вздохнул.
Вот если бы Кэт оказалась рядом…
На соседних диванчиках целовались, и не только. Парочка слева зашла уже достаточно далеко, чтобы избавиться от одежды. Кирилл хоть и старался изо всех сил не смотреть, но нет-нет и косил глазом. Ну никак не верилось, что это можно делать при всех! Видно же! Стыдно. Нога торчит вверх, он смотрит.
– Эй, парень!
Кирилл не понял, что с левого диванчика обращаются как раз к нему, и вздрогнул, когда лежащий на девушке парень, вытянувшись, дернул его за рукав рубашки.
– А? Что? Я не смотрю! – краснея, заявил Кирилл.
– Ну да! – сказал парень.
– Я честно!
Музыка бумкала, голос приходилось повышать, и Кирилл невольно наклонялся ближе.
– То есть, тебе не интересно?
– Я уважаю ваш движ…
Девушка под парнем рассмеялась. Лоб у нее был похож на тучку, а со щек бежали потоки флюоресцентной воды. Нос, губы, светлые глаза.
– Смешной! – сказала она.
Парень еще раз дернул Кирилла.
– Ты это, луна-месяц… присоединиться не хочешь?
– Я?
– Ага.
Парень задвигался, лицо девушки закачалось в неверном то вспыхивающем, то меняющем интенсивность свете.
– К вам? – уточнил Кирилл.
Парень кивнул – он был слишком сосредоточен, чтобы отвечать. Бум-бум-бум! – долбила музыка. В пяти шагах топали, скакали, визжали, прыгали.
– Я… не… против, – выдохнула девушка.
Кирилл растерялся.
– Но я… я это…
Ему стало не по себе. Как же? Вот так вот просто? Как это… без обязательств? Взгляд его ловил махи вскинутой тонкой женской ноги.
– Я сейчас уступлю, – объявил парень. – Ты, значит, приготовься.
Кирилл вскочил.
– Вы совсем? Я же чужой человек! И вдруг – пожалуйста! А как же любовь? Чувства какие-то?
Он не стал слушать ответы парочки и, раздраженный, шагнул в толпу. Обнаружил, что в руке все еще держит коктейль, и выпил его залпом. Танцпол качнулся, словно подбитый снизу волной. Зал оплыл в кляксы света, люди сделались бесформенными и зыбкими, слиплись в длинных амеб, и, только напрягая зрение, можно было отделить их друг от друга и кое-как разобрать лица.
Музыка будила воздух охряными залпами.
– Кэт! – закричал Кирилл. – Кэт!
Все было неправильно. Он не хотел жить так. Он бы не смог так. Что за дурацкий движ? Что они прикрывают этим дурацким движем? Бессмысленность существования? Коллективное бесчувствие? Подчинение «сливке»? Нет, он – работник. Он знает, для чего живет. Он стремится в будущее. Он сортирует и контролирует. Вычисляет и проверяет. Запускает и устраняет сбои.
Он – молодец.
Только вот, получается, что своей работой обеспечивает комфортную жизнь этим…
– Кэт!
Кирилл оттолкнул чьи-то руки, увернулся от губ, сложенных для поцелуя, протиснулся к стене, скользнул в проем с изогнутой, уходящей наверх лестницей.
На широком балконе тоже танцевали, у балюстрады теснились столики, слоился сладкий дымок. Там, где были погашены светильники, угадывались сплетающиеся тела. И тут же рядом беседовали, ели, пили, смотрели видеоролики на тонких голографических пластинках, хохотали в смешных моментах. Как будто так и надо. Периодически из тьмы, из сплетения тел выныривала мужская или женская фигура, запахиваясь в прозрачную накидку, опускалась в кресло, а вместо нее на освободившееся место, словно это был посменный режим, шмыгал во тьму новый участник.
Кирилл не смог бы проверить, есть ли там Кэт. Это было выше его сил. Он повернул в широкий, тускло освещенный коридор, по обе стороны от которого розовели раздвижные двери. За дверями вздыхали, сопели, хихикали. Может быть, здесь?
Проехал, мигая, робот. Кирилл оглянулся в отчаянии. В каком-то помрачении ему вдруг подумалось, что Кэт еще можно спасти. Ведь не зря она очутилась в его районе. Значит, подспудно хотела сбежать от того бестолкового образа жизни, что им здесь навязывают. Ей только надо помочь. О, они прекрасно поместятся в его квартире! Он выпишет на складе вторую кровать. Если обе кровати соединить, никто не соскользнет с краю.
Они оба будут – молодцы.
– Кэт!
Чувствуя, как внутри разгорается решимость, Кирилл принялся по очереди открывать двери. Их не считали нужным запирать. Тем лучше!
– Кэт! Это я, Кирилл. Ты здесь?
Он просовывал голову. Его встречали свет и мгла, смех, удивление, разгоряченные лица, тела, застывшие в процессе. В него кидали сандалиями и одеждой, его звали к себе, на него шикали, предлагали убраться, выражали сомнение в его умственных способностях и укоряли за сломанный движ.
– Кэт! Катарина!
Кирилл проверил шесть или семь дверей и застыл посреди коридора. Идти дальше? Или вернуться домой? Браслет на руке сигнализировал о том, что ему давно пора спать. Молодец ли он?
– Кэт!
Дураки они все здесь, подумалось Кириллу с горечью. И данцы у них дурацкие. И вообще все. Ему часа хватило, чтобы это понять. Но Кэт… Он твердо решил ее спасти. Как во сне. Как во многих снах, где выступал героем. Ведь погибнет, превратится… Во что здесь превращаются со временем?
– Кэт!
Кирилл успел проверить еще две комнаты прежде, чем створка одной из дверей впереди сдвинулась сама. Двенадцатая? Тринадцатая? Немного не дошел. Голая девушка вышла в коридор, прижимая к груди короткие штаны.
– Что ты кричишь? – спросила она.
Рот у Кирилла растянулся до ушей.
– Кэт!
– Ну?
– Я это…
Кирилл оглянулся. За спиной у него уже собралась толпа зрителей. Всем было интересно.
– Я за тобой, – сказал Кирилл.
– За мной?
– Да.
– Серьезно?
Кэт шагнула к Кириллу. Золотистая краска затерлась на ее лбу. Зато плечо и грудь украшали синие и зеленые мазки, в которых угадывались чужие пальцы.
– Ну, я подумал…
– Что ты подумал?
В глазах Кэт заплясали злые искорки.
– Ну-у…
Кирилл заметил, что на пороге комнаты, из которой вышла девушка, стоит голый, мускулистый парень с золотистым узором вокруг пупка и с недоумением смотрит на разворачивающуюся в коридоре драму.
– Ты говори, говори всем, – сказала Кэт, беря любопытствующих в свидетели. – Здесь все интересуются.
Согласный гомон подтвердил ее слова.
– Не тяни!
– Как в видеораме!
– Как в голо-няшке!
– Типа, любовь!
– Я подумал, – краснея, произнес Кирилл, – что мы с тобой… ну, могли бы жить… жить вместе.
– Ты? – наставила палец Кэт. – И я?
– Я тоже могу! – крикнул мускулистый парень.
– Ты помолчи, Влад! – отмахнулась девушка.
– Да без проблем!
Парень исчез в комнате.
– Ты говори, говори, Кир, – сказала Кэт, вызывающе вздернув подбородок. – Что бы мы с тобой делали?
– Жили.
– Ага.
– Я бы работал, – сказал Кирилл.
– О-о-о! – зашумели голоса.
– А я? – спросила Кэт.
– Ну, тоже.
– Работала бы?
– Да.
– А если я не хочу?
– Здесь никто не хочет! – поддержали ее. – Гнилой движ! Кому это надо? Работать – это бэдово. Вообще не втыкает! Мы не для того живем! От работы человек дуреет и забывает про радость!
– Радость – это движ! – крикнул кто-то.
– Ну, ладно, хорошо, – сказал Кирилл, пожав плечами. – Можешь не работать.
Кэт сощурила глаза.
– И что же мне делать тогда? Наверное, ждать тебя с работы?
Кирилл кивнул.
– Да.
– Разогревать твое желе? Держать тебя за руку, пока в тебе стучит счетчик? Спать с тобой вместе?
– Если это не сложно.
– Это не сложно, – сказала Кэт, поворачиваясь к зрителям. Нагота ее совсем не смущала. – Только почему я должна это делать?
– Ну, возможно… – Кирилл набрал воздуха в грудь и умолк.
– Что?
– Чувак, не обрывай все на самом интересном месте, – сказали из-за спины.
– Просто мне показалось, – сказал Кирилл, собираясь с духом, – что мы… ну, нравимся друг другу.
– И?
– И возможно, что это любовь! – выпалил Кирилл.
– Ну-у-у! – разочарованно протянули любопытствующие. – Никто уже этим словом не живет!
В глазах у Кэт закипели слезы.
– Любовь, да?
Кирилл вздрогнул от прозвучавшей в голосе насмешки.
– Да, – сказал он.
– Слышали? – обернулась ко всем Кэт.
Вокруг закивали.
– Ага!
– Чел умом тронулся!
– Да видно же, что работник!
– А-а-а!
– Раб-работник! Работник – раб! То-то я смотрю…
Кто-то захохотал. Хохотуна одернули:
– Тише! Сейчас будет самое интересное!
– «Мыло»?
– Не-а. Трагедия!
– Под «сливкой» – вообще ништяк!
Подняв руку со штанами, Кэт попросила тишины. С балкона доносилось бумканье музыки, и кто-то прикрыл створки. Стало тише.
– Значит, любовь? – спросила Кэт. – Вот так сразу? За день знакомства?
– За пять дней, – тихо сказал Кирилл.
– А какая любовь? Такая?
Девушка двинула бедрами.
– Такая – тоже, – потупился Кирилл.
– А вообще?
Кирилл нахмурился.
– Сложно объяснить.
– Нет-нет, ты объясни. Ты же вроде как… ну… любишь! – голос Кэт задрожал. – Ходил тут, двери дергал.
– Вломи ему, Кэт! – крикнул кто-то.
– Да, вломи.
– Дви-и-иж!
– Это внутри, – сказал Кирилл.
– Легкие? Сердце?
Кэт пошла по кругу, против часовой стрелки, оставляя Кирилла в центре движения.
– А может быть, ниже? – она заглянула ему в лицо.
– Нет. Это чувство.
– Та самая любовь, да?
Кирилл вскинул голову.
– Я тебя спасти хочу!
За спиной ахнули.
– Как в «мыле»!
– Принесите кто-нибудь чипсов!
– И воды!
Девушка подступила к Кириллу.
– Ты думаешь, я нуждаюсь в спасении?
Кирилл посмотрел ей в глаза.
– Да. Вы все тут… Так нельзя.
Кэт рассмеялась.
– А теперь я тебе скажу, – выдохнула она. – Я тебя пожалела, понял? Потому что ты был весь такой…
– Какой? – спросил Кирилл.
– На счетчике, вот! Робот! Хотя мне было все равно, кого звать. Там не так уж хорошо видно, на стене.
Кэт шмыгнула носом.
– Ты вот думаешь, что ты – правильный, – она стегнула его штанами. – А мы все – радостные идиоты, да?
– Я бы хотел быть идиотом! – крикнул кто-то.
– «Сливки» пожуй! – ответили выкрикнувшему.
– Я же предупредила тебя, – проговорила Кэт, не обращая внимание на окружающих и смотря только на Кирилла, – что мы – без обязательств. Просто по приколу, по вдруг возникшему желанию. Захотелось так. А ты уже вообразил себе невесть что. Или тебе не ясно? Твой дурацкий район – жуть, дома и дорога, и все, и сам ты – темнота. И весь движ у вас – с работы и на работу. Где там радость? Что я у вас буду делать? С ума сойду. Я вообще, понимаешь… У меня свой движ…
Штаны ударили Кирилла по плечу.
– Ты расстроил меня! – с надрывом выкрикнула Кэт. – Это нельзя! Нельзя! Мир – для радости! Мы – для радости! Я в это верю! И я не устала ни от данцев, ни от движа, ни от счастья, что вокруг. А ты хочешь, чтобы больно… Ты хочешь, как тебе нравится! А движ – это свобода, понял? Моя свобода.
– О-у-у! – поддержали ее. – Движ! Движ! Движ!
– Тише. Не слышно! – взвились с другого края.
Стало напряженно-тихо.
– Ты хочешь, чтобы я променяла свободу на какую-то твою любовь? – усмехнулась Кэт. – Думаешь, сказал: «Люблю», и все? Ты вообще видел хоть что-нибудь, кроме своей дурацкой работы?
– Видел, – сказал Кирилл. – Во сне.
Девушка захохотала.
– Во сне!
Ее поддержали – заухали, загоготали, кто-то, кажется, даже упал от избытка чувств. Такой движ!
– Ты такой дурак! – воскликнула Кэт. – Я не хочу, понимаешь, не хочу больше тебя видеть! И расстраиваться. Здесь другой движ. Другой!
– А если я останусь? – спросил Кирилл.
Девушка качнула головой. Прядки зажглись, как пламя.
– Ничего не изменится.
– Почему?
– Потому что я не хочу с тобой… Я не хочу, чтобы ты сидел в каждой моей мысли, понял? Нельзя, чтобы один человек подменял собой все! И скоро Новый Год, я уеду на два месяца, а может и больше. Все, Кир, все, хватит!
Кирилл поймал штаны, когда Кэт стегнула его в очередной раз.
– Ладно, – сказал он, выдернув их из пальцев девушки. – Ладно, как хочешь. Я просто… Я думал, между нами…
Он повернулся, бросив штаны на пол, и пошел к выходу, ощущая, как все на него смотрят. Не на голую Кэт, а на него.
– И все? – огорчился кто-то за его спиной.
– А что? Тебе же сказали – трагедия! – объяснили огорченному.
– О-о!
– И вали! – крикнула Кэт вдогонку. – Все равно все забудешь! Ты же работник, раб, вам не положено! А я о тебе даже не вспомню, да! Зачем мне гнилой внутренний движ? Я вообще зря тогда полезла, понял?
Кирилл не ответил. Музыка вроде бы гремела, но он ее странным образом не слышал. Не видел и танцующих, пока пробирался к дверям на улицу. В груди, в сердце было холодно и пусто. Все словно выдуло ветром. Он не запомнил, ни как перебрался через перемычку обратно в свой район, ни как в отрывистом свете редких фонарей шел к дому. Только в лифте, поднимающемся к квартире, его вдруг охватило беспокойство.
Не спас! – подумалось ему. Не спас. Как же она?
Он чуть не направил лифт вниз, но потом вспомнил, как Кэт стегала его штанами, как обидно и зло выговаривала ему, что он ничего не понял, не так понял, что она совсем не такая, какой он себе, должно быть, ее представлял.
Что его чувства – фикция, а движ – важнее всего.
Какая глупость! – звенело в Кирилле. Движ – дерьмо, движ – дерьмо, несколько раз про себя повторил он. Движ – дерьмо. Для чего они живут? Нет-нет-нет, они далеко не молодцы, они только для себя…
«И вали!».
Кирилл вздрогнул от прозвучавшего в голове голоса. И все же, выйдя из лифта, он с минуту или две стоял у створок, прислушиваясь. Казалось, что Кэт вот-вот позовет его снизу.
Странно. Что-то происходило в нем, он это ощущал. Какие-то незнакомые мысли, чувства прорастали и ранили, словно бы расталкивая внутренние органы и отвоевывая себе постоянное место.
Для чего? Зачем? Ему самому было все равно.
Уснул Кирилл без снов. Провалился в темноту и почти умер. А утром проспал на работу. Редкое событие.
Великое благо, на самом деле, сопрягаться с машиной для вычислительных задач. Рутина. Тяжелая, нудная работа. Наказание.
И ни одной посторонней мысли. Некогда.
Ты весь – череда расчетных операций. Числа, периоды, символы, знаки. Длинные, меняющиеся ряды. Тр-р-р! Рядовые один, два, три и далее – равняйсь! Щелк. Щелк. Выстрел операции! Следующие! Щелк! Подтянись!
Почему он этого не любил раньше?
Где Кэт? Нет Кэт. Где движ? Нет дурацкого движа. Кирилл. Кирилл! Где Кирилл? Отсутствует. Шелест между ушей.
Не день, а радость. Что понимают в ней там, за перемычкой? Трясутся и жрут «сливку», считая, что это она и есть. Нет, радость – это когда тебе можно ни о чем не думать, когда у тебя нет возможности думать, нет возможности вспоминать, представлять, жалеть о чем-то не произошедшем.
И жалко, что все кончается, даже сопряжение.
Кирилл вышел из пустоты в пустоту и обнаружил себя стоящим в знакомом «кармане». Робот-уборщик жужжал у ног, как потерявшееся животное, требующее ласки. Кирилл присел, протянул ладонь:
– Тузик?
Робот откатился в сторону.
Тяжесть в голове не дала прорасти воспоминанию. Кирилл постоял еще, не понимая, что делает, и побрел домой. Под виском тягуче взводился счетчик, готовясь начать отсчет. Я – молодец. Я работаю. Я – молодец, как и все.
Потом его выключило, пересобрало, включило снова и обозначило в комнате, напоследок мягко обняв. Прошлое отдалилось, но не перестало быть.
Сон приснился нелепый. Кирилла, как пойманного дикаря, везли на допотопной телеге в клетке. Дорога раскисла после дождя. Колеса скрипели. Две мохнатые образины под присмотром погонщика тянули телегу в гору. Позади топали закованные в железо солдаты, вооруженные пиками. Они были грязны и ругались.
По обочинам дороги стояли люди, и проезд Кирилла в клетке почему-то приводил их в неописуемый восторг. Они скакали, кружились, кричали что-то нечленораздельное, потрясая вздернутыми кулаками. Кирилл наваливался на прутья и рычал в ответ. Про себя он удивлялся тому, как быстро приходит в раздражение, но голос внутри увещевал, что это нормально, что это даже хорошо, и он молодец.
Это в клетке-то?
И почему у всех ликующих лица Кэт?
Следующий рабочий день, увы, не принес облегчения. Кирилл вдруг понял, что работа перестала приносить ему удовлетворение. Поставленный на сортировку, он обвалил процент до восьмидесяти пяти, и мог бы, наверное, скатиться в невозможные раньше семьдесят семь-семьдесят восемь, но был отключен от сопряжения и отпущен домой.
Отдохните, сказали ему в пришедшем сообщении. Поздравляем! Сегодня Новый Год! Завтра – выходной. Вы – молодец.
Ему выдали праздничный набор, и с ним под мышкой Кирилл вышел на улицу. Он вдохнул прохладный воздух, посмотрел на мелкий снег, не долетающий до земли, и решил прогуляться по району.
Кэт, наверное, уже уехала.
От рабочего здания-монолита он взял вправо и скоро набрел на крохотный сквер, каким-то чудом затесавшийся между высоток. В сквере росли рябины и стояли скамейки, образуя букву «П» с удлиненными ножками. На одну из них Кирилл сел и, задрав голову, стал смотреть, как меняется цвет облаков в вышине.
Конечно, думалось ему, мы разные. Любовь не возникает за пять дней. Наверное, это не любовь. Но, может, симпатия. Или желание. В любом случае, мы больше не встретимся. Она уж точно забудет.
Облака текли серой пеной, меняющей оттенки.
Скоро Кирилл заметил, что на скамейке напротив сидит пожилая женщина и с интересом его рассматривает. Она была в легком светлом пальто и в платке, повязанном на шею. Темные волосы были коротко стрижены.
– Здравствуйте, – сказал Кирилл.
– Добрый день, – с охотой отозвалась женщина. – Вы, кажется, освободились раньше времени.
Кирилл кивнул.
– Обвалил процент.
– То есть, вы – не молодец?
– Сказали, что молодец.
Кирилл вскинул в руке праздничный набор, как доказательство.
– А я предаюсь ностальгии, – сказала, улыбнувшись, женщина. – Здесь никого не бывает в это время. Даже роботов.
– Вы тоже работник? – спросил Кирилл.
– Бывший.
– Что, тоже обвалили процент?
– Нет, не обвалила, – рассмеялась женщина. – Вышла на пенсию.
– Это как?
– Очень просто. Я постарела, и сопряжение стало медленным и непродуктивным. Ничего не бывает вечным. Я живу здесь неподалеку, – женщина показала за дома. – У нас свой район, но в этот сквер меня тянет все время.
– Почему?
– Здесь хорошо. И удивительно светло. Или вы думаете другое?
– Нет, – мотнул головой Кирилл, – да, хорошо.
Женщина помолчала, потом наклонилась вперед.
– Здесь я встретила своего мужа, – произнесла она шепотом, словно открывая тайну.
– А как вы…
– Он был с другого района.
– Где данцы?
– Их все еще так зовут? – удивилась женщина. Взгляд ее стал мечтательным. – Данцы и коктейли.
Кирилл кивнул.
– Я сбежала оттуда через три дня, – призналась женщина. – Не выдержала. И Эрику пришлось идти за мной.
– Вашему мужу?
– Да.
– Сюда?
– Да. А потом мы переселились южнее, в семейный район.
– Простите, есть и такой? – спросил Кирилл.
– Вы очень молоды и многого не знаете. Вернее, не даете себе труда узнать. Похоже, вас совсем недавно допустили к работе. Есть семейный район, есть стариковский. Есть район с данцами…
– Они там на движе, – сказал Кирилл. – Все есть движ. Без обязательств.
– Раньше это называлось «хэппи», – сказала женщина. – Эрик до меня был «хэппи». Есть еще район для виртуального существования. Но его я не люблю. Совершенно безжизненное место.
Кирилл вздохнул.
– Вы счастливы? – спросил он.
– В смысле, молодец ли я?
– Нет, просто счастливы ли?
Женщина улыбнулась.
– Всякое было. Но если подумать… Мне хорошо, понимаете? Каждый день, как счастье. Разрешите?
Она пересела к Кириллу на скамейку и взяла его за руку. Кирилл не стал отнимать ее.
– А вы? – спросила женщина. – Вы несчастны?
Кирилл шмыгнул носом.
– Я не собираюсь соревноваться в соблазнении с вашим Эриком.
Незнакомка снова рассмеялась.
– Вы ему не конкурент.
– Он жив?
– О! Он до сих пор в каком-то отношении «хэппи». Нашел себя в робототехнике. Или роботронике? Не знаю, как правильно сказать.
– Я просто…
– Я слушаю.
Женщина смотрела внимательно.
– Я, кажется, влюбился, – сказал Кирилл.
– Когда-то это происходит со всеми. Здесь нет ничего плохого.
– Она – на движе.
– О, – произнесла женщина. – Почти моя история.
– Только не такая счастливая, как ваша.
– Вы уверены?
Кирилл понуро кивнул.
– Что ж, – сказала женщина бодрым голосом, – вам надо развеяться. Приглашаю вас к себе на Новый Год!
– Сейчас?
– А когда еще? Новый Год сегодня! Я в этом уверена. И Эрик будет рад, вот увидите.
– Но я еще ни разу…
Кирилл подумал, что если он будет отсутствовать в своей квартире на Новый Год, то пропустит встречу с Кэт. Она знает номер квартиры. Она наверняка захочет его навестить перед отъездом. Нет, нехорошо получится. Ужасно получится. Кэт черт-те что о нем вообразит! Что он заснул или – хуже – привык к движу и шляется по ее району.
Ему вдруг пришло в голову, что девушка может зайти и раньше. Возможно, она уже…
– Простите, – сказал Кирилл, вскочив. – Мне нужно бежать. Я, если что… я потом вас здесь…
Он кричал уже на бегу. Женщина, кажется, махнула ему рукой. Не важно! Кирилла охватило радостное волнение. Он расстегнул куртку и рассмеялся, предвкушая встречу. Было жарко. Конечно! Новый Год! Замечательный праздник! Самый движ – ходить и поздравлять всех с его наступлением!
Ах, Кэт, Кэт!
Он подумал о подарке, но вот же, вот, в его руке – праздничный набор! Мясное рагу! Хлебцы! Сладкое фруктовое желе! Он вприпрыжку отмахал пару кварталов. Никуда она не уедет, не простившись! – пело в его голове. Никуда! Я видел ее глаза! Красивые и рассерженные. В них тоже было… Нет-нет, она не злилась, просто это чувство, похоже, и для нее новое… Не каждый примет сразу.
Любовь, вот!
Сначала Кирилл хотел встретить Кэт у перемычки, но потом подумал, что она могла перелезть раньше и теперь ищет его дом. Их можно перепутать. У него не самый крайний. А так все здания как близнецы. Она запутается!
Он ускорился.
Кэт не было ни на пустых дорожках, ни на скамейках по пути, ни у подъезда, ни в подъезде. Но Кирилла это не огорчило. Наоборот, он даже обрадовался – будет время подготовиться к празднику. Выходя из лифта, он, конечно, чуть-чуть надеялся, что Кэт стоит у двери. Увы, не стояла.
Ладно, подумал он. Ей же тоже надо привести себя в праздничный вид. Только бы не надела свою жуткую шубу.
В квартире Кирилл включил роботов на интенсивную уборку, и оба брата-акробата, поскрипывая и позвякивая, принялись наводить чистоту. Один занимался полами и немногочисленной мебелью. Другой пылесосил потолок, протирал стены и мыл окно. Взвивалась и тут же ловилась раструбами пыль.
Сам Кирилл принял душ, одел чистые, отутюженные брюки и рубашку, подвел счет своим продуктовым запасам и выставил на стол целое богатство: три мясных контейнера, один с фруктовым желе на десерт (ела ли Кэт такое?) и четыре упаковки сока. Подумав, две упаковки он все же убрал обратно в холодильник, чтобы были не такими теплыми.
Раза четыре за все время приготовлений, опасаясь затоптать робота-уборщика, Кирилл срывался к двери, уловив не звонок даже, а какое-то подозрительное поскребывание. Кэт! Стесняется. Ей, возможно, стыдно!
Он открывал, вылетал на площадку, в пустоту. Никого. Нет, это не страшно. Она придет. Обязательно. Он чувствовал.
Предвкушение обжигало изнутри. Кирилл представлял, как обнаружит ее перед дверью, как, потупившись, Кэт скажет: «Прости, я же не могла сказать перед своими, как я тебя люблю. Они бы не поняли». Он, конечно, простит, хотя ему будет немного больно. Они обнимутся, он проведет ее за стол…
Он оценил, как все лежит: пластиковые ложки, салфетки, хлебцы, трубочки для сока. Стулья – молодцы. Коврик – молодец. Роботы – давайте-ка по своим местам. Окно – замечательно. Кровать… Одеяло на кровати, наверное, стоит загнуть. Сделать такой уголок, вроде как приглашение. Или будет слишком?
С полчаса потом Кирилл стоял у окна, смотрел, как за стеклом снег засыпает газоны и дорожки, как суетятся уборщики, как темнеет небо.
Шесть часов! Кэт определенно готовит сюрприз. Но время еще есть, еще целый кластер времени!
Кирилл решил ждать за столом. Он сел, поправил салфетку, выровнял упаковки с мясным рагу – чтобы одна против другой. Захотелось пить. Он подумал, как будет выглядеть трубочка в одном из пакетов сока. Не будет ли это означать, что он не дождался и уже немножко попраздновал?
Время шло. Не вытерпев, Кирилл спустился вниз и застал возвращение соседей, отработавших короткие смены.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Добрый вечер.
– С Новым Годом!
– Да, говорят, будет салют.
– Как и каждый год. Вы – молодец.
– Мы все молодцы!
Ему жали руку и хлопали по плечу, улыбались, проходили мимо с праздничными наборами, все, как на подбор, молодые, слегка уставшие, в форменных куртках, делавших их похожими друг на друга.
Кэт не было.
Кирилл вышел к скамейкам, протоптав тропку в тающем снеге, сделал вокруг нее два круга и вернулся к подъезду. Небо потемнело. Зажглись фонари. Квадратики окон один за одним становились желтыми, яркими. Роботы помаргивали предупредительными огнями. Зеленоватое зарево на мгновение повисло над крышами – в каком-то районе, кажется, уже принялись запускать петарды.
Кэт опаздывала.
Ох, я дурак! Она же явится к самому Новому Году! – понял он. Иначе какой сюрприз? Это же элементарно.
Приутихшее было радостное ощущение скорой встречи вновь взвихрилось в нем, он попрыгал и помахал руками иссякающим человеческим ручейкам, пропадающим в подъездах соседних домов:
– С Новым Годом, люди-и!
– Ты – молодец! – ответили ему криком.
– И вы!
– И ты!
Вернувшись в квартиру, Кирилл какое-то время ходил в возбуждении. Она придет, она постучит, представлял он. Я спрошу: «Это движ или не движ?». Она засмеется: «Движ, Кир, как видишь!». Они поужинают, посмотрят салют. Я спрошу: «Так ли тебе нужно на юг?». Она пожмет плечами.
Потом…
Кирилл потер ладони и оглядел комнату. Кажется, все на своих местах. Завтра они смогут целый день провести вместе. Может быть, побродят по разным районам. Интересно виртуальный район посмотреть, такой ли он мертвый. А кровать узкая. Надо заказать вторую. Или сразу переселиться к «семейникам»?
Нет, наверное, рано.
Но от мысли о семье с Кэт у Кирилла сладко защемило в груди. Ах, как было бы славно! Ну, пусть она там с кем-то… Разве это важно? Это не важно. Он вздохнул, посмотрел на браслет. Счетчик в голове был тих, затаился. Наверное, после двенадцати сработает. Лишь бы не невовремя.
С час Кирилл просидел как в отключке и очнулся, только когда за окном забумкало, рассыпая на полнеба рыжие, зеленые и синие искры.
Что-то рано. Он подскочил к окну и смотрел, как раз за разом расцветают и гаснут огненные цветы.
Сколько он стоял так, вылетело у него из памяти. Кирилл поел в одиночестве, и даже фруктовое желе показалось ему горьким. Под сердцем и в горле то и дело возникало странное напряжение, казалось, там прорастает колючая пустота, хотелось прогнать ее криком. Вон! Вон! Вот твой движ!
Торможение на несколько минут выключило его, потом знакомая сила приобняла и закачала, как в ладонях, и Кирилл плакал и звал Кэт по имени.
Так прошел Новый Год.
Новогодний сон оставил ощущение блестящей мишуры в глазах. Ничего правдивого в нем не было. Кэт не пришла.
Весь выходной Кирилл пролежал, глядя в потолок. Роботы, убирающиеся по расписанию, озадаченно объезжали кровать стороной. Один попытался заправить одеяло, но Кирилл вырвал приподнятый край из манипуляторов.
– Пошел вон, железка!
Робот спрятался.
Следующие дни прошли как в тумане. Показатели в сопряжении не поднимались выше девяноста процентов. Все чаще его использовали как вычислительную единицу, и, честно, Кирилл был этому рад. Как на автомате он брел на работу и с работы, замедляя шаг там, где между домами имелся памятный «карман». Но никто не перелезал через вновь покрашенную перемычку, никто не просил о помощи, лежа в шубе поверх, никто не выкрикивал его имени, и где-то через неделю шаг выправился, а голова, как заедавший в одном положении механизм, перестала поворачиваться на шее к перемычке.
Витринное стекло очистили, в помещениях засновали ремроботы, выполняя отделку и перепланировку, от пластиковых букв под потолком осталась лишь «д». Ни счастья, ни движа.
Горечь от Нового Года потихоньку рассасывалась. Через месяц где-то Кирилл сползал в район Кэт сам. Там было пусто и тихо. Правда, из окон еще постреливали хлопушками, осыпая улицу конфетти, какие-то запоздавшие празднующие. На звуки музыки Кирилл зашел в одно из заведений, но обнаружил там лишь спящего парня и танцпол, играющий сам с собой в «пятнашки».
Уехала.
Еще через месяц показатели вернулись к обычным для Кирилла значениям. Он снова стал молодец, и общее дело теплом отзывалось в его душе. Свет обнимал, браслет пищал, летящие строчки звали за собой. Ты устремлен в будущее? Ты сам это будущее. Оно творится твоими руками. Ты – как все мы.
Два раза Кирилл приходил в сквер, где встретил бывшую работницу. Но, кажется, они не совпадали по времени. Кирилл наведывался после работы, а женщина любила дневные часы. Он наметил в следующий выходной выбраться к ней на южную сторону. Если, конечно, правильно запомнил расположение семейного района. Но и к виртуальщикам, полагал он, попасть было бы неплохо.
О Кэт он почти не думал.
Вспоминал изредка, но все больше ему казалось, что это был яркий, волнующий сон, один из тех необычных снов, где в конце не было даже намека на счастливую развязку. Он тесно переплетался с реальностью, но все же оставался сном. О чем горевать? Глупо горевать о том, что было выдумкой.
Впрочем, редко-редко, ночью, боль о несбывшемся вонзала коготки в сердце, и Кирилл долго сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и смотрел на квадрат окна.
Лужайки и газоны тем временем запестрели цветами, воздух сделался свеж и переменчив, роботы ездили, облепленные травинками, небо, прохудившись, то и дело разражалось дождем, периодически отваживаясь на гром с молнией.
Кирилл снова с удовольствием садился в кресло, натягивал не столь необходимую шапочку и брал на себя контроль или управление производственными процессами. Стоя в очереди к лифту, он болтал с такими же молодыми работниками, как он. Все они были молодцы, все делали общее дело.
Пока однажды…
Было по-весеннему светло. Счетчик запаздывал. Кирилл решил, что успеет приготовить себе ужин, и достал упаковку желе и пакет молока. В последнее время он полюбил молоко, хотя никогда не брал его раньше. Напиток, конечно, был искусственным, но сладким и долго оставался в упаковке тягуче-прохладным.
