Текст книги "Движ (СИ)"
Автор книги: Андрей Кокоулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Андрей Кокоулин
Движ
«Счастье – это движ».
Кирилл остановился, шагнул назад и перечитал строчку, составленную из больших цветных пластиковых букв, подвешенных на ниточках под потолком. Нет, все верно. Счастье – это движ. Места не хватило, что ли? Или букв?
Зал за витриной был усыпан конфетти и блестками, столы стояли криво, вешалка в дальнем углу бодала рогами стену. На одном из сдвинутых диванчиков, кажется, кто-то лежал. Кирилл видел закинутую на боковую спинку ногу в белом носке. Мужскую, женскую – не понятно. Три подушки, сброшенные с дивана вниз, казались усталыми путниками, нашедшими опору в овальной тумбе стола.
Браслет на запястье Кирилла пискнул. Ах, черт! Кажется, он выбивается из графика! Кирилл качнул головой на запечатленный за витриной разгул и двинулся вперед по привычному маршруту. Работа, работа не ждет!
В последний момент он ухватил краем глаза движение в зале, но было уже поздно, стекло сменилось панелью, облицовкой под мрамор, рекламным экраном, ты экономишь время, ты целеустремлен, знаешь ли ты, что сон…
Сто четырнадцать шагов до перекрестка. Еще двести десять шагов мимо здания со сплошным зеркальным фасадом. Отражение Кирилла торопилось вместе с ним. Сосредоточенное, холодное лицо летело по изгибам. Мимолетный взгляд на самого себя – поправить воротник, отвернуть задравшуюся манжету. Все, порядок.
Нет, что за люди? Счастье – движ…
Подземный переход, устремленный наискосок проспекту, принял Кирилла, как давнего знакомца. Он перестал быть одинок. Справа и слева от него появились соседи в таких же форменных куртках и брюках. Они обменялись улыбками и кивками.
Девяносто четыре шага.
Переход распахнулся в утренний свет, который медленно, сквозь невольный прищур, протаял в площадь и монструозное здание на ней. Здание казалось темным, ныряющим в облачную пену многогранным монолитом. К зданию стекались люди, десятки, сотни работников, одетых в такую же форменную, как у Кирилла, одежду.
Ближе к высоким дверным проемам стало тесней. Пришлось идти плечо в плечо, затылок в затылок. Ступенька. Площадка. Еще одна ступенька. Под подошвами зажелтела разметка, распределяя работников на потоки. Кирилл привычно взял влево, выбирая нанесенное на плитку «свое» число.
Поток номер двенадцать.
В принципе, никто не запрещал влиться в иной поток. Только потом, добираясь до своей рабочей ячейки, можно было запросто не успеть к началу процесса. Опоздав один раз, Кирилл ни за что не хотел повторять этот катастрофический опыт. Помимо стандартного порицания и штрафа в часах отдыха, около недели его изводила жуткая головная боль, а обычно светлые сны сменились кошмарами, в которых он, крохотный, скакал между строчками вычислений, выдергивая с насиженных мест неверные цифры.
Как вам работается во сне?
Буу! Короткий гудок заставил потоки ускориться. Десять минут! Время, время, время. Кирилла так и подмывало отодвинуть с пути неторопливую фигуру впередиидущего. Ну как так? Ну что же это? Может выдохнуть в отставленное серое ухо, что счастье – это движ?
Проем наконец-то опрокинулся за спину, и мраморные плитки широкого холла, расцвеченного столбами лифтовых площадок, зазвенели под ногами Кирилла. Вперед! Вверх! Поток номер двенадцать, изогнувшись, запульсировал у автоматических барьеров. Щелк – опускался лифт. Щелк – пластиковые щиты уходили вниз, открывая для заполнения ограниченное сеткой пространство.
Щелк. Порция работников набивалась в лифт, как в банку. Вперед, вперед! Все та же фигура, все то же ухо, все та же боязнь не успеть.
Щелк.
Легкое чувство опускания желудка куда-то вниз заставило Кирилла вытянуться, привстать на носки. Он не любил такие ощущения. Свет за сеткой дробился на всплески, которые запоздало протаивали на сетчатке глаз в обширные пустоты этажей, наслаивались, накладывались друг на друга.
Быстро! Быстро!
Не сговариваясь, едва платформа остановилась, люди выплеснулись в пространство светлого рабочего зала, разбились на ручейки и устремились к своим столам, вбивая звуки торопливых шагов в деловитую тишину. Кирилл, срезая угол, прошмыгнул мимо замешкавшегося коллеги. Желтые линии разграничений. Место, обозначенное на полу и на боковине стола шестизначным номером.
Бум!
Кирилл плюхнулся в кресло, вытянул из отделения в подголовнике невесомую, сплетенную из ячеек шапочку и приладил ее на обритой голове, следя, чтобы датчики закрывали виски. Собственно, никакой необходимости в ритм-шапочке уже год как не было, но для устойчивого к помехам сопряжения рекомендовалось.
Ф-фух, успел!
Браслет еще не пискнул, а Кирилл уже прижал кнопку сбоку подлокотника и опустил руки вдоль тела. Готов! Поерзал. Закрыл глаза. Сознание сразу уплыло, сжалось в точку, в мигающий на безразмерном экране курсор.
Откуда-то изнутри пришло: «Номер… Активация: успешно. Тонус: активный. Назначение: сортировка, обработка корреспонденции». Кирилл испытал мимолетное неудовольствие. Сортировка считалась самой нудной, самой неквалифицированной работой. Хуже нее была только вычислительная функция. Среди персонала разъяснялось, что к сортировке подключают для закрепления и поддержки навыков. Или если в чем-то проштрафился. Но никаких «косяков» Кирилл за собой в последнее время не помнил. Возможно, его номер просто выпал в случайном порядке. Такое тоже было возможно.
Легкая досада прошла. Для нее просто не осталось места. Информационная река, стиснутая ограничительным желобом, стремительно потекла сквозь Кирилла. Он был как рыбак, каким-то чудом оказавшийся на отмели в ее центре. Основной фон потока был серый, его составляли «иконки» типовых сообщений и отчетов системы, корреспонденция, помеченная номерами этажей, служб, отделов. Такой поток можно было даже не сортировать, а лишь выровнять по начальным цифрам или буквам. Но с этим хорошо справлялся и автоматический помощник.
Другое дело, когда среди серых «иконок» начинали всплывать «иконки» голубые. Голубой цвет – это административные распоряжения, разрешения и запросы. Так как секвестор из-за сбоя или по случайности их пропустил, эти «иконки» необходимо было выдергивать из общего потока и ставить на обособленную линию справа.
Далее шли «иконки» желтые, производственные, касающиеся роботизированных заводов и ферм, автоматических фабрик, комплектов запчастей, диагностики, плановых замен деталей оборудования, расходов материалов и энергии. В общем потоке они тоже были не нужны, и их полагалось размещать в отдельной линии слева.
Кроме того, случались еще «иконки» красные, аварийные, объявляющие о нештатных ситуациях на производстве или в инфраструктуре городской среды. Инструкция приказывала обращать на них внимание в первую очередь и формировать верхний поток, который уходил бы от сортировщика вертикально вверх.
Также были «иконки» зеленые (поощрения), розовые (личная переписка, бог весть как попавшая в систему) и кремовые для общего оповещения. Их, в сущности, не запрещалось пропускать, большой ошибкой это не считалось. Но можно было и развернуть обратно на перераспределение.
Поток хлестал, как из пушки. Кирилл дергал и дергал из него желтые и голубые сообщения, будто из серой мутной воды – вертлявых рыб, несколько раз выхватил красноперых мальков и, словно обжигаясь, подкинул вверх.
Часть неправильных «иконок» он, конечно, пропустил, но общий процент сортировки держал не ниже девяносто шести. На три процента выше допустимого предела! Один раз поток погас, и Кирилл, стянув шапочку, сомнамбулой сходил в туалет. Дальше он без остановок работал до того момента, как в голове прозвенел звонок получасового перерыва.
Обед.
Порционное блюдо уже ждало его на столе. В сером подносе из вторичного пластика в специальных выемках исходило парком подогретое желе. Зеленое овощное рагу, розовый мясной гуляш. В запаянном стаканчике подрагивал витаминный сок.
Кирилл привычно уже оглянулся и синхронно с соседями подтянул поднос к себе. Милые лица, усталые улыбки, о, мы – огромный оркестр ложечников. Но некогда, некогда отвлекаться! Пакетик с салфетками влево, ложку – в одну руку, тонкую пластинку хлебца – в другую. Рот уже полон слюны.
– Всем – приятного аппетита.
Плюм. Плям. Вслед за пожеланием из динамиков по всему залу вразнобой упали в подносы ложки.
Красота!
Кирилл начал с овощей, оставляя мясное блюдо на второе. Желе приятно обжигало язык и нёбо, теплом проваливаясь в желудок. Очень скоро в выемке показалось дно, и Кирилл переключился на гуляш. Он фыркнул, подумав вдруг, что если б гуляш был не розовый, а красный, то, возможно, он рефлекторно подбросил бы его вверх. Вот умора, расскажи кому. Последние капли соуса собирались пальцем.
Сок был с трубочкой. Посасывая его, можно было на короткое время расслабиться, поглазеть на потолок, на разметку, на застывших у стен полосатых роботов-разносчиков. Кончится перерыв, и ушлые черно-желтые, как шмели, ребята на колесах заскользят мимо улегшихся в креслах работников, собирая подносы в объемистые мусороприемники. Тихо, незаметно, как всегда.
Допив сок, Кирилл пошевелил плечами, вскинул руки. Рядом с ним, слева и справа, вскинули, расслабляя, развели руки в стороны соседи. Ну, все. Кирилл смял опустевший стаканчик, бросил его на поднос, наскоро вытер рот салфеткой.
Шапочку – на голову, пальцы – на кнопку. Здравствуй, река запросов и сообщений!
После обеда некоторое время Кирилл был не слишком внимателен, опустив процент сортировки до девяносто четырех, но дальше взял себя в руки, прогнал сонливость, сосредоточился и вновь поднял процент до девяносто шести, не давая желтым и голубым «иконкам» шансов проскользнуть мимо себя. Красных «иконок» было совсем немного, что явно означало хороший день.
Струится река, текут мимо отчеты людей, систем и автоматов, короткие адреса и протоколы соединений, коды и логины, входящие-исходящие, внутреннее зрение выхватывает обрывки строк: комм-1325, порт-11, чередуясь, информирую, подключение, запрос, в случае критической массы перенаправляйте, график обслуживания, в прошлом отчете, прошу обратить внимание, функционирование отделов, показатели имеют расхождение…
Об окончании рабочей смены Кирилл узнал, только когда поток в голове погас. Он стянул шапочку, убрал ее в подголовник. По всему залу поднимались такие же, как он, работники, кто-то потягивался, кто-то нагибался, разминая поясницу, иные уже брели к лифтам. Медленно проклевывались голоса. После хорошо проведенной смены тянет поговорить, восемь часов молчания дают о себе знать. И не важно, знаком тебе собеседник или нет.
Разговоры, правда, все об одном.
– Сегодня отпахал на сортировке, – признался Кирилл крупному мужчине, с которым они плечо в плечо шли по проходу.
Мужчина кивнул.
– Сочувствую, – сказал он. – А я на наладке.
– Меня на наладку не ставят.
– Так профильный навык нужен.
– Технический?
– По видам оборудования. Но там еще зависит от пула наладчиков и объема необходимых работ.
Они остановились в холле, поджидая своей очереди. Вроде бы многолюдно, а не тесно. Все вокруг свои.
– Сегодня запускал авто-фабрику, – поделился с ними стоящий рядом парень, длинноносый, с красноватыми глазами. – Так новые роботы хуже людей, во все ткни, всему обучи, прошивку прокачай.
– И как фабрика? – спросил Кирилл.
– Запустили.
Они помолчали.
– Эх, задавить бы часов дцать, – со вздохом сказал мужчина-наладчик.
С ним многие согласились. Поднявшийся лифт набился коллегами и ушел вниз. Кирилл подвинулся, вставая одним из первых в очереди. Ощущение тяжести копилось в плечах и шее, голову словно набили ватой – ни одной мысли. Кирилл знал, через полчаса-час, уже дома, у него, как и у всех, наступит некое торможение, компенсирующее интенсивную сопряженную деятельность. Мир опрокинется в пустоту без желаний, без движения, без эмоций, и он, подобно многим и многим, застынет там, где его застанет это состояние – в душе, в кровати, в кресле перед телевизором или за столом с желе во рту. Где-то внутри запустится счетчик, и едва слышимые щелчки отмерят необходимый для восстановления срок. Ток-ток-ток. Будто это тикает часовая бомба.
Зато потом… О, потом!
Потом ослепительный свет вспыхнет на внутренней стороне век, и мягкая, ласковая сила заключит Кирилла в объятья, и скажет: «Ты хорошо поработал сегодня, Кирилл. Мир жив, и мы живы. Отдохни».
И он оживет, светлый и умиротворенный, и ляжет в постель, и уснет до утра легким волшебным сном.
– Эй, парень!
Кирилла подтолкнули в спину, и он обнаружил, что барьеры уже откинуты, и лифт подан под посадку.
– Простите, – сказал Кирилл, шагнув на платформу.
Его обступили, оттесняя вглубь. Звякнула предохранительная сетка. Мигнул свет. Рядом массировал шею знакомый наладчик.
– Хорошо поработали.
– Ага, – подтвердил Кирилл.
Лифт понес их вниз. Темными росчерками проскакивали перекрытия этажей.
Идти по разметке уже не было никакой необходимости, но и в холле, и на площади почти до самого подземного перехода Кирилл привычно держался двенадцатого потока. Он даже растерялся слегка, когда желтые линии с цифрами пропали.
Ступеньки вниз. Ступеньки вверх. Вереница человеческих фигур таяла в вечерних сумерках. Свет фонарей считывал спины в форменных куртках, будто некие метки штрих-кода. Знакомая зеркальная стена потянулась по правую руку от Кирилла. Сплошная витрина, ни дверных створок, ни форточек, ни ниш. Реклама плыла за усталым отражением, словно пыталась догнать и проглотить. Ты знаешь, в чем цель? Цель – в тебе, в твоей работе, мы шагаем шаг в шаг, в будущее.
Кирилл кивал проносящимся строчкам. У витрины, за которой открывался зал с картонными буквами «Счастье – это движ», он остановился. Стекло было заклеено блестящей золотистой пленкой, и в мутных разрывах рассмотреть что-то, кроме округлых фигур, было нельзя. Кирилл прижался щекой. Нет, ничего не видно.
Стекло чуть вибрировало от звучащей внутри музыки. Что там, интересно? Какой-то праздник? Или просто музыка?
Он вздохнул. Есть же силы у людей.
Не счастье – это движ, а движ – это счастье. Так, наверное, и живут. Смутное какое-то сожаление родилось в Кирилле, и он с минуту стоял у витрины, так и этак перебирая звучащие в голове слова.
Это. Движ. Счастье. Движ. Счастье. Это. Это. Движ.
Потом Кирилл словно очнулся, приложил к стеклу ладонь, будто прощаясь, и побрел дальше. Здание сложилось уступом, сервисной зоной для роботов, аккуратные мусорные контейнеры прижались к бетонной перемычке. Разметка, светильники, тонконогие пластиковые барьеры. Кирилл, наверное, прошел мимо, если бы на крышку контейнера не упал со звоном ботинок.
Дзонг!
Ботинок был кричаще-красный, с черными шнурками, с бубенчиками на берцах и казался гостем из какого-то совсем иного пространства.
Из космоса.
Кирилл поднял глаза. На вершине бетонной перемычки распласталось странное существо, одетое в мохнатую желтую шубу, короткую юбку, с кричаще-зелеными волосами и голой, свешенной ногой.
– Что смотришь? – спросило существо, заметив раскрывшего рот Кирилла.
Губы и брови у существа мягко светились алым и голубым.
– Так это…
Кирилл умолк, сраженный макияжем. Существо тряхнуло головой.
– Блин, вот ты… Лучше помоги девушке.
Кирилл подступил ближе, но все же оставил себе метр запаса для бегства.
– В смысле? – спросил он. – Ботинок подать?
– Зачем мне твой ботинок! – раздраженно ответило существо, закатив глаза. – Спуститься помоги!
Высота перемычки была около трех метров. Но, если свеситься на руках над контейнерами, которые давали ступеньку в метр с лишним от поверхности, то до контейнерной крышки оставалось каких-то полметра. Спрыгнуть можно легко. О чем Кирилл и сообщил.
– Ты дурак? – обиженно спросило существо. – Я боюсь!
Кирилл оглянулся на улицу. Было уже темно и пусто. Люди разошлись по домам, ждут счетчика. Что же здесь делает он?
– Совсем страшно?
– Ну!
Кирилл, вздохнув, полез на контейнер.
– Тебе точно сюда надо? – спросил он, становясь боком к бетонной стене.
– Да. Ты только рукам волю не давай, – предупредило существо.
– А как?
– Обезьянок видел? Вот так и я. Готов?
Кирилл напружинил ноги.
– Готов.
Существо принялось переваливаться.
– Ты не понимаешь, – пропыхтело оно. – Это же движ.
Голая пятка стукнула Кирилла по уху и утвердилась на плече.
– Это который счастье? Это движ?
– Это даже больше счастья. Это – смысл.
Кирилла накрыло шубой и густым парфюмерным запахом, словно шуба по какой-то прихоти была обрызгана духами.
– Ф-фу! – сказал он.
– Это не фу, это «Жерветт», – сказало существо, спускаясь по добровольному помощнику как по дереву. – Ай! Держи меня!
Тонкие пальцы схватились за рукав куртки. Кириллу досталось второй голой ногой по шее. Вздернувшись, он поймал существо за талию.
Мелькнула зелень волос.
– Все, отпускай.
Светящиеся голубые брови сложились в сердитые перекладинки. Кирилл разжал пальцы с жарким знанием, что под шубой, кажется, совсем нет одежды. Прихватив потерянный ботинок, существо спрыгнуло на асфальт и превратилось в обычную, пусть и странно наряженную девушку. Свет близкого фонаря пригасил вызывающий макияж.
Кирилл оседлал контейнер, наблюдая, как девушка возится со шнурками. Словно почувствовав его взгляд, она подняла голову.
– У вас здесь кафе какое-нибудь есть?
– Зачем? – спросил Кирилл.
– Как зачем? – всплеснула руками девушка. – Я есть хочу! Обычное же желание! Пока лазила здесь, перелазила…
– Я не знаю, – сказал Кирилл.
– Ну, здорово! – девушка подступила к нему вплотную, без стеснения заглядывая в глаза. – Это весь ваш движ? А где свет? Где радость?
Кирилл сполз с контейнера.
– Мне домой пора.
– У тебя что, семья, дети? – деловито поинтересовалась девушка, подтянув юбку.
Полы шубы во время этого движения разошлись, и взгляду Кирилла предстал татуированный живот и разноцветные бусинки, собравшиеся вокруг пупка.
– Нет.
– Тогда вообще не понимаю! То есть, индивидуальный вынос мозга! Чем вы здесь занимаетесь?
– Работаем. – Кирилл подумал. – Спим.
– И все?
Произнесено это было с таким чувством, что Кириллу стало неловко за неожиданно куцый список занятий.
– Едим, – добавил он.
– О!
– Извини, я пойду.
Кирилл вернулся на тротуар. Девушка, шумно выдохнув, двинулась за ним следом. В тишине недовольно забрякали бубенцы.
– Насчет еды, – сказала она, забежав чуть вперед. – Было бы хорошо, чтобы ты меня покормил.
– Серьезно?
– Я голодная обратно не перелезу, – уверенно сказала девушка. – А если я не перелезу, я останусь с тобой и буду портить тебе жизнь.
– Не надо, – сказал, зевнув, Кирилл.
– Вот! Видишь! Я тоже этого не хочу! Это ни фига не движ. У вас тут…
Незнакомка заоглядывалась. Улица уже раздвинулась, фонари потускнели, серые дорожки со световыми маркерами повели к застывшим на возвышении темным глыбам плотных, окольцованных балконными галереями домов. Крайний справа дом был Кириллов.
– У вас тут просто страшно! – воскликнула девушка. В темноте брови ее сложились голубыми страдальческими дугами. – Жуть и беспросвет! Тут же глаз можно выколоть! Знаешь, если бы мне сказали с самого начала, что здесь такое, я бы к вам – ни ногой, ни ботинком! Послала бы Светку куда подальше…
– У меня дома есть желе, – сказал Кирилл, сворачивая.
Он засыпал на ходу.
– Я не люблю желе! – заявила незнакомка, тем не менее держась сбоку. – Скажи, что у тебя есть хлоджи, тюф-яф или хотя бы мясной кераль!
– Только желе.
– Я даже не знаю, что это такое!
– Это…
Кирилл понял, что вряд ли не сможет объяснить желе любительнице тюф-яфа (ему бы тоже хотелось знать, что это такое), и просто махнул рукой.
– Не важно. Вон, – он указал на дом пальцем. – Я там живу.
– Слушай, – сказала, останавливаясь, девушка. – Я уже передумала. Все-все-все! Это гнилой движ, мне он не нравится. Это отстойный район, мало света, ни тебе кафе, ни рест-плейсов и, вообще, идея была бэдовая.
Кирилл пожал плечами.
– Я хочу обратно!
Девушка притопнула каблуком. Дзонг! – сказали бубенцы на ботинке.
– Иди, – сказал Кирилл.
До подсвеченной арки подъезда ему оставалось пройти около двадцати метров. Вроде немного, но с ощущением, будто на лодыжках замкнуты кандалы с гирями, сегодняшний поход до двери грозил растянуться на несколько минут. Зря он остановился. Зря помог этой, в шубе. Откуда она вообще? Странная какая-то. В затылке словно со скрипом возвелась пружина счетчика, и Кирилл почувствовал ее едва заметную, упругую дрожь.
Отсчет вот-вот.
Ничего плохого, конечно, не случится, если торможение застанет тебя на улице, также, форматируясь, просидишь какое-то время неподвижно, также вспыхнет свет и тебя обнимут в нем, но все это прозвучит глуше, словно в помехах. Словно тот, кто обнимает тебя, не слишком четко тебя находит.
– Эй!
Кирилл с трудом обернулся на крик. Из темноты на него глядели голубые брови и красный, сомкнутый рот. В другой момент это было бы забавно. Линия голубая, линия красная. Не человек, а две линии.
– Квартира семьдесят, – выдохнул Кирилл.
И, качнувшись, упал набок.
– Эй, ты че? Ты – дурак? – вскрикнула девушка.
В голосе ее зазвенел испуг. Кирилл уже почти ничего не соображал, только чувствовал, как незнакомка растерянно кружит вокруг, а в поле сужающегося зрения то и дело попадали то один, то другой ее ботинок.
– Эй!
– Семь… ква… – удалось произнести Кириллу.
Он вытянул руку к дому, но тут счетчик наконец сработал, и мир пропал. Все. Ток. Ток. Ток. Из какой-то невообразимой дали до Кирилла доносились звуки, странная девушка в шубе, кажется, пыталась его поднять, но все это было настолько незначительным и блеклым, что, по всей видимости, происходило с кем-то другим.
Ток-ток.
Отсчет шел, и было темно. Наверное, если бы Кирилла попросили оценить, что он чувствует, он сказал бы: «Ничто». «Нигде». «Никак».
Если бы мог говорить.
Потом свет склонился над ним и посмотрел добрыми глазами. Мы – молодцы. Мы все молодцы. И ты – молодец. Большой молодец. Мы делаем одно большое дело. В этом деле все мы – молодцы. Ты хорошо поработал.
Это было так приятно, что Кирилл очнулся, улыбаясь. Он выдохнул, шевельнулся и, открыв глаза, увидел над собой размазанные голубые и красные пятна.
– Ты живой!
Пятна надвинулись, и незнакомка повисла у него на шее, не давая подняться. В результате они вместе упали обратно на асфальт, и шуба с душным запахом погребла их под собой. Кирилл обнаружил, что его, кажется, целуют.
– А я думала, что ты все, – громко зашептала девушка, теребя его куртку. – Хлоп, и мертвый. В ноль. Напугал меня до безумия, понял? У меня тинкер не работает, темно, звать некого, где мы – без понятия. Ты еще языком цокаешь…
– Цокаю? – переспросил Кирилл.
– Так: цок, цок… Будто остываешь.
Кирилл улыбнулся.
– Это счетчик.
– Не знаю, что у тебя за счетчик, – сказала девушка, – но, как честный человек, ты мне теперь должен ужин!
– А долго я…
– Минут пять. Я то к дому, думаю, позову кого-нибудь, вдруг откликнутся, то к тебе. Еще хотела обратно на улицу. Такой внутренний движ! Электрика! Волосы дыбом и назад! Думаю, почему со мной так? Сидела бы себе в рестике. И – никого. Представляешь, никого вокруг! Со мной такое…
– Дай-ка я…
Кирилл выбрался из-под девушки. Шуба сползла с ее плеча, открывая небольшую грудь. Незнакомка отсела, но не сделала движения, чтобы прикрыться.
– Смотри, – сказала она, показывая руки в светящихся красно-голубых разводах. – Весь блеск разревела из-за тебя.
– Прости.
– Такой блеск вообще сложно достать.
Кирилл поднялся.
– Давай, – протянул он руку девушке. – Асфальт холодный.
Незнакомка склонила голову.
– А ты снова не хлопнешься?
– Нет. Счетчик – это как перезагрузка. То есть, перезагрузка самая настоящая. Процедура торможения, как нам говорят.
Кирилл постучал себя по виску. Девушка вытаращилась.
– Ты – робот? Ничего себе!
– Я не робот. Ты что, ничего не знаешь про работу с машинным интеллектом и автоматическими комплексами?
– Не-а.
– А с сопряжением? С организацией систем человек-машина?
Девушка вытаращилась еще больше.
– Так вы полу-полу?
Кирилл завел глаза в темное небо.
– О, блин! Откуда ты вообще такая?
Он помог незнакомке подняться.
– Вообще-то я как раз отсюда. Сам же видел, как я перелезала. У нас район с вашим соседствует.
– И что, там у вас ничего этого нет? – спросил Кирилл.
Девушка поправила шубу.
– Счетчиков нет. Но людей реально рубит, если они «горючки» переберут или с «дичкой» не рассчитают. Тогда, конечно, таймаут им часов на шесть обеспечен. Тоже никакой реакции. Считай, умер человек на время, выпал из движа. – Она фыркнула. – Я, слышь, однажды новым штыревом закинулась и «сливкой»…
– Чем?
Они вошли в подъезд.
– «Сливкой», – повторила девушка, шагая за Кириллом к прозрачным цилиндрам лифтов. – Фиолетовые такие пастилки. Одна так, ничего особенного, легкий энергетик, зато две зараз, если под язык, уже плывешь…
– Куда?
Незнакомка развернула Кирилла к себе.
– Не куда, а вообще, – выговорила она ему. – Темный ты какой-то, честное слово. Даже удивляюсь. Уж про «сливку»-то все знают. А во мне, прикинь, три двойных виски и-и…
– Что?
– И забубенный коктейль «Виктория»!
Она рассмеялась. Смех у нее был приятный, хотя Кирилл совсем не понял шутки. При чем был коктейль? При чем виски?
– И что? – спросил он, прижимая кнопку вызова.
– Все! Лютое же попадалово! Я, значит, вижу, как Зыба…
– Кто?
– Приятель. Не важно. Значит, Зыба наклоняется ко мне и как будто – раз! – что-то ухватил изо рта. Тонкий такой волосок. Голубоватый. И тянет, и тянет. И наматывает на запястье. Я даже не сразу понимаю, что это он воздух из меня потихоньку тырит… ну, ворует, скотина такая…
Они шагнули в лифт. Кирилл нажал на кнопку шестого этажа.
– А такое возможно? – спросил он, когда лифт поплыл вверх. – Ну, чтобы воздух?
– Ты слушай дальше, – сказала девушка, хватая его, чтобы не перебивал, за руку. – Я ему: «Ты чего?» А Зыба, конечно: «А что такое? Что такое?» Щеки раздул и таращится. Если припереть, у него, знаешь, сразу такой вид делается, будто ему кто-то без его ведома в штаны наложил. Обида смертельная, космическая! Я, конечно, говорю: «Воздух мой отдай». А он: «Ага» – и по панелям на потолок.
Лифт, щелкнув, распахнул створку.
– Ничего не понимаю, – сказал Кирилл.
Они вышли.
– Туда? – спросила девушка, кивнув в конец слабо освещенного коридора.
– Да.
Двери квартир посверкивали номерами.
– Ты слушай, дальше все станет ясно, – незнакомка пошла спиной вперед, живописуя Кириллу случившуюся с ней историю. – Значит, Зыба на потолке. Я думаю: «Ни хрена себе! С каких это пор по потолкам можно волкать?». Упираюсь в стену ногой…
– Волкать?
– Ходить, блин, темнота! Волкать – это ходить.
– Понял, – сказал Кирилл.
– Не беси меня.
– Не бесю.
– Ну, вот, я ногой – раз! – и пошла, – девушка подняла ногу, показывая, как забралась на стену. Короткая юбка не смогла скрыть синюю ткань трусиков. – А воздух все тянется. Чувствую, мне его уже не хватает.
– Стой.
Кирилл поймал незнакомку за полу шубы.
– Что?
– Пришли.
Он приложил ладонь к пластинке электронного замка. Дверь откатилась в сторону. Вспыхнул свет, вырубая из темноты узкую прямоугольную комнату со стоящей у окна кроватью, крохотным кухонным уголком, упирающимся в холодильник, с креслом в углу наискосок и столом у темно-зеленой голой стены.
– Это все? – спросила девушка.
Вид у нее сделался разочарованный.
– В смысле? – удивился Кирилл.
– Второй комнаты нет? Может, второй этаж?
– Зачем?
– Х-ха!
Прямо в ботинках незнакомка двинулась к окну. Звяк-звяк. Деловито дернув полупрозрачные шторки, она привстала на цыпочки, высматривая что-то одно ей ведомое через стекло в сгустившемся наружном мраке.
– У вас тут вообще, – произнесла она с грустью. – Как будто ничего не работает. Ни кафе, ни рестиков, ни данцев.
– Ночь, – сказал Кирилл.
– Ясно, что ночь. Как вы живете?
– Мы ночью спим.
Кирилл достал из холодильника упаковку овощного желе. Мясное пожалел. Подумал, и овощного хватит. У нее там всякие тяф-тяф или тюф-тюф. Расходовать мясную порцию, которую эта, в шубе, скорее всего, выплюнет, было совсем не по уму.
– Желе, – он брякнул упаковку на стол.
– А ванная? Ванная у тебя есть?
Девушка показала ладони в размазанном макияже. Кирилл вздохнул.
– Есть.
Он нажал незаметную клавишу, и часть голой стены отъехала, открывая узкое пространство с унитазом, душевой кабиной и раковиной.
– Ну, хоть так, – сказала незнакомка. – Я уж подумала, что и естественных надобностей вы не испытываете.
Она скинула шубу на кресло и без всякого стеснения в одной юбке и ботинках прошла к раковине. Зашумела вода. Кирилл снял обувь, повесил куртку и сел на кровать. Браслет попискивал на запястье, сигнализируя о том, что ему уже десять минут как пора спать. А как спать, когда у тебя гости?
– Ты все? – спросил он, повернув голову на шум воды.
– Нет, – ответила девушка. – Пенка у тебя где?
– Какая пенка?
– Понятно.
– Там мыло есть.
– Вот это? – девушка просунулась в комнату с коричневым обмылком в руке.
– Да. А чем все кончилось с этим… с Зыбой?
– А, ерунда. Мне все это, оказывается, снилось. Ну, из-за «сливки» с добавками. Я находилась в конкретном отрубоне, а была напрочь уверена, что бегаю по потолку. Суперспособность такая. Прикольно, да?
Кирилл пожал плечами.
– Не знаю, что тут прикольного.
– Потому что ты – темнота.
Шум воды прекратился. Незнакомка появилась в комнате с мокрыми, неряшливо зачесанными зелеными волосами, со светлым Кирилловым полотенцем в руках. Умытое лицо было свежим и симпатичным. Отводя взгляд от девушки, Кирилл кивнул на желе.
– Там саморазогревающееся, – сказал он. – Прижать уголок и сосчитать до десяти.
– Ну, до десяти я умею! – улыбнулась девушка.
Она прошла к столу и, сев на стул, несколько секунд убила на то, чтобы снять ботинки. По одному она кинула их к двери. Бум, бом, звяк. Кирилл украдкой смотрел на полукружья грудей, как они покачиваются, как появляются над столом или ныряют вниз. Трусики под юбкой тоже было видно.
– Ничего, что я так? – спросила незнакомка, уловив и, видимо, по-своему истолковав его интерес.
– Что?
– Ну, топлесс. Тело должно дышать. Я у себя в квартире вообще хожу нагишом. – Девушка стиснула уголок упаковки пальцами. – Так?
– Да, – сказал Кирилл.
– А вилка?
– Извини, не подумал.
Кирилл поднялся, достал из кухонной тумбочки пластиковую ложку и выложил ее перед девушкой.
Та подняла глаза.
– Ложка?
– Желе лучше ложкой.
– А ты не будешь?
– Нет.
– Надеюсь, я не последнюю твою порцию собираюсь съесть?
– Нет. У меня есть еще.
– Ну… Я обычно такими вопросами не заморачиваюсь. Дают – бери. Все такое про руку дающего и прочее. Про руку дающего это мне Светка, френдиха, сказала. Мол, типа, не отвергай, и не убудет. Еще получишь потом, в процессе. – Незнакомка протянула ладонь. – Я – Кэт.
