Текст книги "Сталин и космополиты"
Автор книги: Андрей Жданов
Соавторы: Георгий Маленков
Жанры:
Прочая документальная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
сценаристов и режиссеров к своему делу заключается
одна из основных причин выпуска негодных фильмов.
* * *
ЦК ВКП(б) устанавливает, что Министерство кинема-
тографии и прежде всего его руководитель т. Больша-
ков плохо руководит работой киностудий, режиссеров и
сценаристов, мало заботится об улучшении качества вы-
пускаемых фильмов, бесполезно затрачивает большие
средства. Руководители Министерства кинематографии
безответственно относятся к порученному делу и про-
являют беспечность и беззаботность в отношении идей-
но-политического содержания и художественных досто-
инств фильмов.
ЦК ВКП(б) считает, что работа Художественного Со-
вета при Министерстве кинематографии организована
неправильно и Совет не обеспечивает беспристрастной
и деловой критики подготовляемых к выпуску фильмов.
Художественный Совет часто проявляет аполитичность
в своих суждениях о картинах, мало обращает внимания
на их идейное содержание. Многие члены Художествен-
ного Совета не проявляют принципиальности в оценке
фильмов, высказывают суждения о картинах, исходя из
личных, приятельских отношений с постановщиками ки-
нофильмов. Только этим можно объяснить, что Художест-
венный Совет при обсуждении фильма «Большая жизнь»
не сумел разобраться в его идейном содержании, про-
явил вредный либерализм, дав совершенно необосно-
ванно высокую оценку фильма.
Отсутствие критики в области кинематографии, ат-
мосфера семейственности в среде творческих работни-
ков кино являются одной из главных причин производ-
ства плохих кинофильмов. Работники искусств должны
понять, что те из них, кто и впредь будет безответственно
и легкомысленно относиться к своему делу, легко могут
оказаться за бортом передового советского искусства и
выйти в тираж, ибо советский зритель вырос, его куль-
турные запросы и требования увеличились, а партия и
государство будут и в дальнейшем воспитывать в наро-
де хорошие вкусы и высокую требовательность к произ-
ведениям искусства.
* * *
ЦК ВКП(б) постановляет:
1. Ввиду изложенного выпуск на экран второй серии
фильма «Большая жизнь» запретить.
2. Предложить Министерству кинематографии СССР
и Художественному Совету при Министерстве извлечь
необходимые уроки и выводы из решения ЦК ВКП(б) о
кинофильме «Большая жизнь» и организовать работу
художественной кинематографии таким образом, что-
бы впредь была исключена всякая возможность выпус-
ка подобных фильмов.
«ГЛУМЛЕНИЕ НАД СОВЕТСКИМИ ПОРЯДКАМИ»
(Сокращенная и обобщенная стенограмма
доклада А.А. Жданова на собрании партийного
актива и на собрании писателей в Ленинграде,
21 сентября 1946 г.)
Товарищи!
Из постановления ЦК ясно, что наиболее грубой
ошибкой журнала «Звезда» является предоставление
своих страниц для литературного «творчества» Зощен-
ко и Ахматовой. Я думаю, что мне нет нужды цитировать
здесь «произведение» Зощенко «Приключения обезь-
яны». Видимо, вы все его читали и знаете лучше, чем я.
Смысл этого «произведения» Зощенко заключается в
том, что он изображает советских людей бездельниками
и уродами, людьми глупыми и примитивными.
Зощенко совершенно не интересует труд советских
людей, их усилия и героизм, их высокие общественные
и моральные качества. Эта тема всегда у него отсутству-
ет. Зощенко, как мещанин и пошляк, избрал своей посто-
янной темой копание в самых низменных и мелочных
сторонах быта. Это копание в мелочах быта не случайно.
Оно свойственно всем пошлым мещанским писателям, к
которым относится и Зощенко. Об этом много говорил в
свое время Горький. Вы помните, как Горький на съезде
советских писателей в 1934 году клеймил, с позволения
сказать, «литераторов», которые дальше копоти на кухне
и бани ничего не видят.
«Приключения обезьяны» не есть для Зощенко не-
что выходящее за рамки его обычных писаний. Это «про-
изведение» попало в поле зрения критики только лишь
как наиболее яркое выражение всего того отрицатель-
ного, что есть в литературном «творчестве» Зощенко.
Известно, что со времени возвращения в Ленинград из
эвакуации Зощенко написал ряд вещей, которые харак-
терны тем, что он не способен найти в жизни советских
людей ни одного положительного явления и одного по-
ложительного типа. Как и в «Приключениях обезьяны»,
Зощенко привык глумиться над советским бытом, совет-
скими порядками, советскими людьми, прикрывая это
глумление маской пустопорожней развлекательности и
никчемной юмористики.
Если вы повнимательнее вчитаетесь и вдумаетесь
в рассказ «Приключения обезьяны», то вы увидите, что
Зощенко наделяет обезьяну ролью высшего судьи на-
ших общественных порядков и заставляет читать нечто
вроде морали советским людям. Обезьяна представле-
на как некое разумное начало, которой дано устанавли-
вать оценки поведения людей. Изображение жизни со-
ветских людей, нарочито уродливое, карикатурное и по-
шлое, понадобилось Зощенко для того, чтобы вложить в
уста обезьяне гаденькую, отравленную антисоветскую
сентенцию насчет того, что в зоопарке жить лучше, чем
на воле, и что в клетке легче дышится, чем среди совет-
ских людей.
Можно ли дойти до более низкой степени мораль-
ного и политического падения, и как могут ленинградцы
терпеть на страницах своих журналов подобное пакост-
ничество и непотребство?
Если «произведения» такого сорта преподносятся
советским читателям журналом «Звезда», то как слаба
должна быть бдительность ленинградцев, руководящих
журналом «Звезда», чтобы в нем можно было помещать
произведения, отравленные ядом зоологической враж-
дебности к советскому строю. Только подонки литерату-
ры могут создавать подобные «произведения», и только
люди слепые и аполитичные могут давать им ход.
* * *
Говорят, что рассказ Зощенко обошел ленинград-
ские эстрады. Насколько должно было ослабнуть руко-
водство идеологической работой в Ленинграде, чтобы
подобные факты могли иметь место!
Зощенко с его омерзительной моралью удалось про-
никнуть на страницы большого ленинградского журна-
ла и устроиться там со всеми удобствами. А ведь журнал
«Звезда»– орган, который должен воспитывать нашу
молодежь. Но может ли справиться с этой задачей жур-
нал, который приютил у себя такого пошляка и несовет-
ского писателя, как Зощенко?! Разве редакции «Звезды»
неизвестна физиономия Зощенко?!
Ведь совсем еще недавно, в начале 1944 года, в жур-
нале «Большевик» была подвергнута жестокой крити-
ке возмутительная повесть Зощенко «Перед восходом
солнца», написанная в разгар освободительной войны
советского народа против немецких захватчиков. В этой
повести Зощенко выворачивает наизнанку свою пошлую
и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смако-
ванием, с желанием показать всем: смотрите, вот какой
я хулиган.
Трудно подыскать в нашей литературе что-либо бо-
лее отвратительное, чем та «мораль», которую пропове-
дует Зощенко в повести «Перед восходом солнца», изо-
бражая людей и самого себя как гнусных похотливых зве-
рей, у которых нет ни стыда, ни совести. И эту мораль он
преподносил советским читателям в тот период, когда
наш народ обливался кровью в неслыханно тяжелой вой-
не, когда жизнь советского государства висела на волос-
ке, когда советский народ нес неисчислимые жертвы во
имя победы над немцами. А Зощенко, окопавшись в Алма-
Ате, в глубоком тылу, ничем не помог в то время советско-
му народу в его борьбе с немецкими захватчиками.
Совершенно справедливо Зощенко был публично
высечен в «Большевике», как чуждый советской литера-
туре пасквилянт и пошляк. Он наплевал тогда на обще-
ственное мнение. И вот, не прошло еще двух лет, не про-
сохли еще чернила, которыми была написана рецензия
в «Большевике», как тот же Зощенко триумфально въез-
жает в Ленинград и начинает свободно разгуливать по
страницам ленинградских журналов. Его охотно печа-
тает не только «Звезда», но и журнал «Ленинград». Ему
охотно и с готовностью предоставляют театральные ау-
дитории. Больше того, ему дают возможность занять ру-
ководящее положение в Ленинградском отделении Сою-
за писателей и играть активную роль в литературных де-
лах Ленинграда. На каком основании вы даете Зощенко
разгуливать по садам и паркам ленинградской литерату-
ры? Почему партийный актив Ленинграда, его писатель-
ская организация допустили эти позорные факты?!
* * *
Насквозь гнилая и растленная общественно-полити-
ческая и литературная физиономия Зощенко оформилась
не в самое последнее время. Его современные «произве-
дения» вовсе не являются случайностью. Они являются
лишь продолжением всего того литературного «наслед-
ства» Зощенко, которое ведет начало с 20-х годов.
Кто такой Зощенко в прошлом? Он являлся одним
из организаторов литературной группы так называемых
«Серапионовых братьев». Какова была общественно-по-
литическая физиономия Зощенко в период организации
«Серапионовых братьев»? Позвольте обратиться к жур-
налу «Литературные записки» № 3 за 1922 год, в кото-
ром учредители этой группы излагали свое кредо. В чис-
ле прочих откровений там помещен «символ веры» и Зо-
щенко в статейке, которая называется «О себе и еще кое
о чем».
Зощенко, никого и ничего не стесняясь, публично
обнажается и совершенно откровенно высказывает свои
политические, литературные «взгляды». Послушайте, что
он там говорил:
«Вообще писателем быть очень трудновато. Скажем,
та же идеология... Требуется нынче от писателя идеоло-
гия... Этакая, право, мне неприятность»...
«Какая, скажите, может быть у меня «точная идеоло-
гия», если ни одна партия в целом меня не привлекает?»
«С точки зрения людей партийных я беспринципный
человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист,
не эсер, не монархист, а просто русский и к тому же поли-
тически безнравственный»...
«Честное слово даю – не знаю до сих пор, ну вот
хоть, скажем, Гучков... В какой партии Гучков? А черт его
знает в какой он партии. Знаю: не большевик, но эсер он
или кадет – не знаю и знать не хочу» и т. д. и т. п.
Что вы скажете, товарищи, об этакой «идеологии»?
Прошло 25 лет с тех пор, как Зощенко поместил эту свою
«исповедь». Изменился ли он с тех пор? Незаметно. За
два с половиной десятка лет он не только ничему не нау-
чился и не только никак не изменился, а, наоборот, с ци-
ничной откровенностью продолжает оставаться пропо-
ведником безыдейности и пошлости, беспринципным и
бессовестным литературным хулиганом. Это означает,
что Зощенко как тогда, так и теперь не нравятся совет-
ские порядки. Как тогда, так и теперь он чужд и вражде-
бен советской литературе.
Если при всем этом Зощенко в Ленинграде стал чуть
ли не корифеем литературы, если его превозносят на
ленинградском Парнасе, то остается только поражать-
ся тому, до какой степени беспринципности, нетребова-
тельности, невзыскательности и неразборчивости мог-
ли дойти люди, прокладывающие дорогу Зощенко и по-
ющие ему славословия!
* * *
Позвольте привести еще одну иллюстрацию о фи-
зиономии так называемых «Серапионовых братьев».
В тех же «Литературных записках» № 3 за 1922 год другой
серапионовец Лев Лунц также пытается дать идейное
обоснование того вредного и чуждого советской литера-
туре направления, которое представляла группа «Сера-
пионовых братьев». Лунц пишет:
«Мы собрались в дни революционного, в дни мощ-
ного политического напряжения. «Кто не с нами, тот про-
тив нас!» – говорили нам справа и слева, – с кем же вы,
Серапионовы братья – с коммунистами или против ком-
мунистов, за революцию или против революции?»
«С кем же мы, Серапионовы братья? Мы с пустынни-
ком Серапионом»...
«Слишком долго и мучительно правила русской ли-
тературой общественность... Мы не хотим утилитаризма.
Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как
сама жизнь и, как сама жизнь, оно без цели и без смысла,
существует потому, что не может не существовать».
Такова роль, которую «Серапионовы братья» отво-
дят искусству, отнимая у него идейность, общественное
значение, провозглашая безыдейность искусства, искус-
ство ради искусства, искусство без цели и без смысла.
Это и есть проповедь гнилого аполитицизма, мещанст-
ва и пошлости.
Какой вывод следует из этого? Если Зощенко не нра-
вятся советские порядки, что же прикажете: приспосаб-
ливаться к Зощенко? Не нам же перестраиваться во вку-
сах. Не нам же перестраивать наш быт и наш строй под
Зощенко. Пусть он перестраивается, а не хочет пере-
страиваться – пусть убирается из советской литерату-
ры. В советской литературе не может быть места гнилым,
пустым, безыдейным и пошлым произведениям.
* * *
Перехожу к вопросу о литературном «творчестве»
Анны Ахматовой. Ее произведения за последнее время
появляются в ленинградских журналах в порядке «рас-
ширенного воспроизводства». Это так же удивительно и
противоестественно, как если бы кто-либо сейчас стал
переиздавать произведения Мережковского, Вячесла-
ва Иванова, Михаила Кузьмина, Андрея Белого, Зинаи-
ды Гиппиус, Федора Сологуба, Зиновьевой и т. д. и т. п.,
т. е. всех тех, кого наша передовая общественность и ли-
тература всегда считали представителями реакционного
мракобесия и ренегатства в политике и искусстве.
Горький в свое время говорил, что десятилетие
1907—1917 годов заслуживает имени самого позорно-
го и самого бездарного десятилетия в истории русской
интеллигенции, когда после революции 1905 года зна-
чительная часть интеллигенции отвернулась от револю-
ции, скатилась в болото реакционной мистики и порно-
графии, провозгласила безыдейность своим знаменем,
прикрыв свое ренегатство «красивой» фразой: «и я сжег
все, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал».
Именно в это десятилетие появились такие ренегат-
ские произведения, как «Конь бледный» Ропшина, про-
изведения Винниченко и других дезертиров из лагеря
революции в лагерь реакции, которые торопились раз-
венчать те высокие идеалы, за которые боролась луч-
шая, передовая часть русского общества.
На свет выплыли символисты, имажинисты, декаден-
ты всех мастей, отрекавшиеся от народа, провозгласив-
шие тезис «искусство ради искусства», проповедовав-
шие безыдейность в литературе, прикрывавшие свое
идейное и моральное растление погоней за красивой
формой без содержания. Всех их объединял звериный
страх перед грядущей пролетарской революцией. Дос-
таточно напомнить, что одним из крупнейших «идеоло-
гов» этих реакционных литературных течений был Ме-
режковский, называвший грядущую пролетарскую рево-
люцию «грядущим Хамом» и встретивший Октябрьскую
революцию зоологической злобой.
Анна Ахматова является одним из представителей
этого безыдейного реакционного литературного болота.
Она принадлежит к так называемой литературной груп-
пе акмеистов, вышедших в свое время из рядов симво-
листов, и является одним из знаменосцев пустой, безы-
дейной, аристократическо-салонной поэзии, абсолютно
чуждой советской литературе. Акмеисты представля-
ли из себя крайне индивидуалистическое направление
в искусстве. Они проповедовали теорию «искусства для
искусства», «красоты ради самой красоты», знать ничего
не хотели о народе, о его нуждах и интересах, об обще-
ственной жизни.
По социальным своим истокам это было дворянско-
буржуазное течение в литературе в тот период, когда
дни аристократии и буржуазии были сочтены и когда по-
эты и идеологи господствующих классов стремились ук-
рыться от неприятной действительности в заоблачные
высоты и туманы религиозной мистики, в мизерные лич-
ные переживания и копание в своих мелких душонках.
Акмеисты, как и символисты, декаденты и прочие пред-
ставители разлагающейся дворянско-буржуазной идео-
логии были проповедниками упадочничества, пессимиз-
ма, веры в потусторонний мир.
* * *
Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая.
До убожества ограничен диапазон ее поэзии, – поэзии
взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и
моленной. Основное у нее – это любовно-эротические
мотивы, переплетенные с мотивами грусти, тоски, смерти,
мистики, обреченности. Чувство обреченности, – чувст-
во, понятное для общественного сознания вымирающей
группы, – мрачные тона предсмертной безнадежности,
мистические переживания пополам с эротикой – таков
духовный мир Ахматовой, одного из осколков безвозврат-
но канувшего в вечность мира старой дворянской культу-
ры, «добрых старых екатерининских времен». Не то мона-
хиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у ко-
торой блуд смешан с молитвой.
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенных чадом...
(Ахматова «Anno Domini»)
Такова Ахматова с ее маленькой, узкой личной жиз-
нью, ничтожными переживаниями и религиозно-мисти-
ческой эротикой.
Ахматовская поэзия совершенно далека от народа.
Это – поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской
России, обреченных, которым ничего уже не оставалось,
как только вздыхать по «доброму старому времени». По-
мещичьи усадьбы екатерининских времен с вековыми
липовыми аллеями, фонтанами, статуями и каменны-
ми арками, оранжереями, любовными беседками и об-
ветшалыми гербами на воротах. Дворянский Петербург;
Царское Село; вокзал в Павловске и прочие реликвии
дворянской культуры. Все это кануло в невозвратное
прошлое! Осколкам этой далекой, чуждой народу куль-
туры, каким-то чудом сохранившимся до наших времен,
ничего уже не остается делать, как только замкнуться в
себе и жить химерами. «Все расхищено, предано, прода-
но», – так пишет Ахматова.
Об общественно-политических и литературных
идеалах акмеистов один из видных представителей
этой группки, Осип Мандельштам, незадолго до рево-
люции писал: «Любовь к организму и организации ак-
меисты разделяют с физиологически гениальным сред-
невековьем»... «Средневековье, определяя по-своему
удельный вес человека, чувствовало и признавало его за
каждым, совершенно независимо от его заслуг»... «Да, Ев-
ропа прошла сквозь лабиринт ажурно-тонкой культуры,
когда абстрактное бытие, ничем не прикрашенное лич-
ное существование ценилось как подвиг Отсюда аристо-
кратическая интимность, связующая всех людей, столь
чуждая по духу «равенству и братству» великой револю-
ции»... «Средневековье дорого нам потому, что облада-
ло в высокой степени чувством грани и перегородок»...
«Благородная смесь рассудочности и мистики и ощуще-
ние мира, как живого равновесия, роднит нас с этой эпо-
хой и побуждает черпать силы в произведениях, возник-
ших на романской почве около 1200 года».
В этих высказываниях Мандельштама развернуты
чаяния и идеалы акмеистов. «Назад к средневековью» —
таков общественный идеал этой аристократическо-са-
лонной группы. Назад к обезьяне – перекликается с ней
Зощенко.
Кстати сказать, и акмеисты, и «Серапионовы братья»
ведут свою родословную от общих предков. И у акмеи-
стов, и у «Серапионовых братьев» общим родоначальни-
ком являлся Гофман, один из основоположников аристо-
кратическо-салонного декадентства и мистицизма.
» **
Почему вдруг понадобилось популяризировать по-
эзию Ахматовой? Какое она имеет отношение к нам, со-
ветским людям? Почему нужно предоставлять литера-
турную трибуну всем этим упадочным и глубоко чуждым
нам литературным направлениям?
Из истории русской литературы мы знаем, что не раз
и не два реакционные литературные течения, к которым
относились и символисты, и акмеисты, пытались объяв-
лять походы против великих революционно-демократи-
ческих традиций русской литературы, против ее передо-
вых представителей; пытались лишить литературу ее вы-
сокого, идейного и общественного значения, низвести
ее в болото безыдейности и пошлости.
Все эти «модные» течения канули в Лету и были
сброшены в прошлое вместе с теми классами, идеоло-
гию которых они отражали. Все эти символисты, акмеи-
сты, «желтые кофты», «бубновые валеты», «ничевоки», —
что от них осталось в нашей родной русской, советской
литературе? Ровным счетом ничего, хотя их походы про-
тив великих представителей русской революционно-де-
мократической литературы – Белинского, Добролюбо-
ва, Чернышевского, Герцена, Салтыкова-Щедрина – за-
думывались с большим шумом и претенциозностью и с
таким же эффектом проваливались.
Акмеисты провозгласили: «Не вносить никаких по-
правок в бытие и в критику последнего не вдаваться».
Почему они были против внесения каких бы то ни было
поправок в бытие? Да потому, что это старое дворянское,
буржуазное бытие им нравилось, а революционный на-
род собирался потревожить это их бытие. В октябре
1917 года были вытряхнуты в мусорную яму истории как
правящие классы, так и их идеологи и песнопевцы.
И вдруг на 29-м году социалистической революции
появляются вновь на сцену некоторые музейные редко-
сти из мира теней и начинают поучать нашу молодежь,
как нужно жить. Перед Ахматовой широко раскрывают
ворота ленинградского журнала и ей свободно предос-
тавляется отравлять сознание молодежи тлетворным ду-
хом своей поэзии.
В журнале «Ленинград», в одном из номеров, опуб-
ликовано нечто вроде сводки произведений Ахмато-
вой, написанных в период с 1909 по 1944 год. Там наряду
с прочим хламом есть одно стихотворение, написанное
в эвакуации во время Великой Отечественной войны.
В этом стихотворении она пишет о своем одиночестве,
которое она вынуждена делить с черным котом. Смот-
рит на нее черный кот, как глаз столетия. Тема не новая.
О черном коте Ахматова писала и в 1909 году. Настрое-
ния одиночества и безысходности, чуждые советской ли-
тературе, связывают весь исторический путь «творчест-
ва» Ахматовой.
* * *
Что общего между этой поэзией, интересами наше-
го народа и государства? Ровным счетом ничего. Твор-
чество Ахматовой – дело далекого прошлого; оно чуж-
до современной советской действительности и не мо-
жет быть терпимо на страницах наших журналов. Наша
литература– не частное предприятие, рассчитанное
на то, чтобы потрафлять различным вкусам литератур-
ного рынка. Мы вовсе не обязаны предоставлять в на-
шей литературе место для вкусов и нравов, не имеющих
ничего общего с моралью и качествами советских лю-
дей. Что поучительного могут дать произведения Ахма-
товой нашей молодежи? Ничего, кроме вреда. Эти про-
изведения могут только посеять уныние, упадок духа,
пессимизм, стремление уйти от насущных вопросов об-
щественной жизни, отойти от широкой дороги общест-
венной жизни и деятельности в узенький мирок личных
переживаний. Как можно отдать в ее руки воспитание
нашей молодежи?! А между тем Ахматову с большой го-
товностью печатали то в «Звезде», то в «Ленинграде», да
еще отдельными сборниками издавали. Это грубая по-
литическая ошибка.
Не случайно ввиду всего этого, что в ленинградских
журналах начали появляться произведения других писа-
телей, которые стали сползать на позиции безыдейности
и упадочничества. Я имею в виду такие произведения,
как произведения Садофьева и Комиссаровой. В некото-
рых своих стихах Садофьев и Комиссарова стали подпе-
вать Ахматовой, стали культивировать настроения уны-
ния, тоски и одиночества, которые так любезны душе Ах-
матовой.
Нечего и говорить, что подобные настроения или
проповедь подобных настроений может оказывать толь-
ко отрицательное влияние на нашу молодежь, может от-
равить ее сознание гнилым духом безыдейности, аполи-
тичности, уныния.
А что было бы, если бы мы воспитывали молодежь
в духе уныния и неверия в наше дело? А было бы то, что
мы не победили бы в Великой Отечественной войне.
Именно потому, что советское государство и партия с по-
мощью советской литературы воспитали нашу молодежь
в духе бодрости, уверенности в своих силах, именно по-
этому мы преодолели величайшие трудности в строи-
тельстве социализма и добились победы над немцами и
японцами.
* **
Что из всего этого следует? Из этого следует, что жур-
нал «Звезда», помещавший на своих страницах, наряду с
произведениями хорошими, идейными, бодрыми, про-
изведения безыдейные, пошлые, реакционные, стал
журналом без направления, стал журналом, помогав-
шим врагам разлагать нашу молодежь. А наши журналы
были всегда сильны своим бодрым, революционным на-
правлением, а не эклектикой, не безыдейностью и апо-
литицизмом.
Пропаганда безыдейности получила равноправие в
«Звезде». Мало того, выясняется, что Зощенко приобрел
такую силу среди писательской организации Ленингра-
да, что даже покрикивал на несогласных, грозил крити-
кам прописать в одном из очередных произведений. Он
стал чем-то вроде литературного диктатора. Его окружа-
ла группа поклонников, создавая ему славу.
Спрашивается, на каком основании? Почему вы до-
пустили это противоестественное и реакционное дело?
Не случайно, что в литературных журналах Ленин-
града стали увлекаться современной низкопробней бур-
жуазной литературой Запада. Некоторые наши литера-
торы стали рассматривать себя не как учителей, а как
учеников буржуазно-мещанских литераторов, стали сби-
ваться на тон низкопоклонства и преклонения перед ме-
щанской иностранной литературой.
К лицу ли нам, советским патриотам, такое низкопо-
клонство, нам, построившим советский строй, который в
сто раз выше и лучше любого буржуазного строя? К лицу
ли нашей передовой советской литературе, являющей-
ся самой революционной литературой в мире, низкопо-
клонство перед ограниченной мещанско-буржуазной
литературой Запада?
Крупным недостатком работы наших писателей явля-
ется также удаление от современной советской темати-
ки, одностороннее увлечение исторической тематикой,
с одной стороны, а, с другой стороны, попытка заняться
чисто развлекательными пустопорожними сюжетами.
Некоторые писатели в оправдание своего отстава-
ния от больших современных советских тем говорят, что
настала пора, когда народу надо дать пустоватую раз-
влекательную литературу, когда с идейностью произве-
дений можно не считаться. Это глубоко неверное пред-
ставление о нашем народе, его запросах, интересах.
Наш народ ждет, чтобы советские писатели осмыслили и
обобщили громадный опыт, который народ приобрел в
Великой Отечественной войне, чтобы они изобразили и
обобщили тот героизм, с которым народ сейчас работа-
ет над восстановлением народного хозяйства страны по-
сле изгнания врагов.
* * *
Несколько слов насчет журнала «Ленинград». Тут у
Зощенко позиция еще более «прочная», чем в «Звезде»,
так же, как и у Ахматовой. Зощенко и Ахматова стали ак-
тивной литературной силой в обоих журналах. Журнал
«Ленинград», таким образом, несет ответственность за то,
что он предоставил свои страницы таким пошлякам, как
Зощенко, и таким салонным поэтессам, как Ахматова.
Но у журнала «Ленинград» есть и другие ошибки.
Вот, например, пародия на «Евгения Онегина», напи-
санная неким Хазиным. Называется эта вещь «Возвраще-
ние Онегина». Говорят, что она нередко исполняется на
подмостках ленинградской эстрады. Непонятно, поче-
му ленинградцы допускают, чтобы с публичной трибу-
ны шельмовали Ленинград, как это делает Хазин? Ведь
смысл всей этой так называемой литературной «паро-
дии» заключается не в пустом зубоскальстве по поводу
приключений, случившихся с Онегиным, оказавшимся в
современном Ленинграде. Смысл пасквиля, сочиненного
Хазиным, заключается в том, что он пытается сравнивать
наш современный Ленинград с Петербургом пушкинской
эпохи и доказывать, что наш век хуже века Онегина.
Приглядитесь хотя бы к некоторым строчкам этой
«пародии». Все в нашем современном Ленинграде автору
не нравится. Он злопыхательствует, возводит клевету на
советских людей, на Ленинград. То ли дело век Онегина —
золотой век, по мнению Хазина. Теперь не то, – появил-
ся жилотдел, карточки, пропуска. Девушки, те неземные
эфирные создания, которыми раньше восхищался Оне-
гин, стали теперь регулировщиками уличного движения,
ремонтируют ленинградские дома и т. д. и т. п.
Позвольте процитировать одно только место из этой
«пародии»:
В трамвай садится наш Евгений.
О, бедный, милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Евгения хранила,
Ему лишь ногу отдавило,
И только раз, толкнув в живот.
Ему сказали: «Идиот!»
Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман... Но кто-то спер
Уже давно его перчатки,
За неименьем таковых
Смолчал Онегин и притих.
Вот какой был Ленинград и каким он стал теперь:
плохим, некультурным, грубым и в каком неприглядном
виде он предстал перед бедным, милым Онегиным. Вот
каким представил Ленинград и ленинградцев пошляк
Хазин.
Дурной, порочный, гнилой замысел у этой клеветни-
ческой пародии!
Как же могла редакция «Ленинграда» проглядеть эту
злостную клевету на Ленинград и его прекрасных лю-
дей?! Как можно пускать хазиных на страницы ленин-
градских журналов?!
Возьмите другое произведение – пародию на паро-
дию о Некрасове, составленную таким образом, что она
представляет из себя прямое оскорбление памяти вели-
кого поэта и общественного деятеля, каким был Некра-
сов, оскорбление, против которого должен был бы воз-
мутиться всякий просвещенный человек. Однако редак-
ция «Ленинграда» охотно поместила это грязное варево
на своих страницах.
Что мы еще находим в журнале «Ленинград»? Загра-
ничный анекдот, плоский и пошлый, взятый, видимо, из
старых затасканных сборников анекдотов, конца про-
шлого столетия.
Разве журналу «Ленинград» нечем заполнить свои
страницы? Разве не о чем писать в журнале «Ленинград»?
Возьмите хотя бы такую тему, как восстановление Ленин-
града. В городе идет великолепная работа, город зале-
чивает раны, нанесенные блокадой, ленинградцы пол-
ны энтузиазма и пафоса послевоенного восстановления.
Написано ли что-нибудь об этом в журнале «Ленинград»?
Дождутся ли когда-либо ленинградцы, чтобы их трудо-
вые подвиги нашли отражение на страницах журнала?
Возьмите далее тему о советской женщине. Разве мож-
но культивировать среди советских читателей и читатель-
ниц присущие Ахматовой постыдные взгляды на роль и
призвание женщины, не давая истинно правдивого пред-
ставления о современной советской женщине вообще, о
ленинградской девушке и женщине-героине, в частности,
которые вынесли на своих плечах огромные трудности
военных лет, самоотверженно трудятся ныне над разре-
шением трудных задач восстановления хозяйства?
Как видно, положение дел в ленинградском отделе-
нии Союза писателей таково, что в настоящее время хо-
роших произведений для двух литературно-художест-
венных журналов явно не хватает. Вот почему Централь-
ный Комитет партии решил закрыть журнал «Ленинград»
с тем, чтобы сосредоточить все лучшие литературные
силы в журнале «Звезда».
Это, конечно, не значит, что Ленинград при надлежа-
щих условиях не будет иметь второго или даже третьего
журнала. Вопрос решается количеством хороших, высо-
кокачественных произведений. Если их появится доста-