355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Колесник » Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела » Текст книги (страница 1)
Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 21:06

Текст книги "Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела"


Автор книги: Андрей Колесник



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Андрей Александрович Колесник

Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела

Введение

Талант и болезненный гений преступника; кровавая жажда маньяка и ядовитая хитрость мошенника; налетчики, нагонявшие ужас на богачей Советского Союза, и убийцы, чьи образы стали синонимами слова «страх» для целых мегаполисов… Красный угар и грохот автоматных очередей, чередующиеся с ледяным спокойствием и тонким, поражающим своей продуманностью расчетом криминальной аристократии… Игра умов лучших сыщиков и вожаков преступности советской поры, по степени накала дающая фору любым шпионским боевикам со ставками в миллионы рублей и сотни человеческих жизней; тайны психологии преступников и оперативные хитрости, помогавшие подобрать ключ к обороне неуловимого противника…

Легко ли обмануть министров Иосифа Сталина? Как один человек смог провести самый могущественный государственный аппарат в мире?

Какие признаки позволяют предвидеть тайные намерения и отличить честного человека от опаснейшего из врагов? Какой на самом деле была война с криминалом в Советском Союзе и что скрывалось за мраморным глянцем официальных отчетов о победах на правовом фронте? Подлинное лицо советской преступности отличалось даже от привычных сегодня картин криминального беспредела. Не жалуясь на судьбу и не ожидая славы, профессионалы МВД и КГБ каждый день погружались в эту бездну. Хватит ли смелости читателю последовать их путем?

Глава 1 Война побежденных. Легенды налетов

Лёнька Пантелеев. С приветом из преисподней

Первые годы советской власти выдались неровными и сложными. По-прежнему давали знать о себе судороги революционных потрясений, раскалывающие общество по линиям идеологических разломов. Опустившийся на истерзанную войнами, разрухой и старорежимной коррупцией землю коммунистический идеал вступил в нещадную борьбу с вольницей смутного времени, с бесчисленными врагами – идеологическими и политическими, внешними и внутренними.

Особое место в том расстрельном списке занял криминал. Не карикатурно изображаемые пропагандой кулаки и буржуазия, а ощутившая сладость безнаказанности лихая братия. Бандиты, по-своему истолковавшие термин «экспроприация», стали настоящим бичом молодой власти.

Положение сотрудников правоохранительных органов в начале 1920-х годов было незавидным. Строгость революционных трибуналов не могла смирить аппетит идейных борцов за собственное счастье, перед носами которых красной тряпкой маячили доходы богатевших под крылом нэпа предпринимателей и крестьян. Работать в уголовном розыске было крайне опасно. Зажатые между двух огней сыщики часто имели небогатый выбор: попасть под пулю очередного упившегося самогоном налетчика или оказаться в цепких объятиях ГПУ. Чекисты всегда с особым удовольствием разбирали дела проштрафившихся «младших братьев». Разумеется, такие риски не способствовали популярности работы в УГРО, а значит, создавали кадровый дефицит, столь сильный, что советская власть разрешила вернуться на свои должности доброй половине царских сыщиков и всеми силами способствовала повышению престижа профессии. Все потому, что счет в необъявленной войне шел на сотни или даже тысячи человеческих жизней. Как на любой войне, здесь были свои герои и предатели. Были и те, кого народная молва превращала в легенду.

Начало одной из таких легенд было положено в преступном Петрограде – городе революционной романтики, на улице Казанской. Воспользовавшись отсутствием хозяев и доверчивостью прислуги, в квартиру меховщика Богачева проникли трое. Проявив недюжинный опыт в розыске сбережений и ценностей, нежданные гости спокойно вынесли добычу через черный ход. Затем, спустя две недели, 18 марта «иваны» нанесли визит к доктору Грилихесу. Они точно знали, что хозяина нет дома…

С той самой поры у заваленного работой уголовного розыска появилась новая забота. Переживающие за благосостояние и жизнь нэпманы приобрели увесистый аргумент в пользу новой сигнализации, прочной двери и нервной бессонницы. У них появился личный враг.

Большая часть совершавшихся в те годы налетов (их количество порой доходило до полусотни в месяц) заканчивалась избиением, а то и убийством богатенького фраера. Налетчики представляли собой весьма своеобразную касту в криминальном мире – людей, легко идущих на мокрое дело и отличавшихся бесстрашием, которое порой граничило с глупостью. Сыщики могли найти общий язык с ворами или контрабандистами, ценящими уют своего шаткого мира не меньше простых петроградцев. С бандитами никаких переговоров вести не удавалось – они были совсем из другого теста и действовали, не признавая законов.

Никого не жалели и сами не рассчитывали на снисхождение.

Никого не жалели и сами не рассчитывали на снисхождение. Жили на широкую ногу, подобно первым европейским рыцарям, которые могли похвальбы ради выбросить на званый пир все собранное с вассалов за год золото, а после жечь и грабить села.

Таковым представлялся и безымянный налетчик. С одной только поправкой: его бесшабашность дополнялась и усиливалась необычной прозорливостью, сразу обратившей на себя внимание сыщиков Петрограда. Первое время у них не было ни единой зацепки, позволяющей установить личность преступника. Только скудные данные о почерке: немногословен, артистичен, скор на расправу. Между тем призрачная тень в серой полувоенной шинели и хромовых сапогах мелькала в городе, парализуя ужасом предпринимателей и приобретая в народе необычную славу.

Главное политическое управление, или ГПУ, желая как можно скорее устранить наглеца, давило на милицейское начальство Петрограда, заставляя некоторых чиновников тоскливо фантазировать о своем незавидном будущем. ГПУ не знало пощады. В конечном счете именно страх, смешанный с охотничьим азартом, позволил милиционерам установить личность налетчика. Свои плоды, по слухам, принесло общение с преступным миром, представителям которого не было смысла отвечать за дела молодого головореза. С их помощью сотрудники 3-го отделения милиции Петрограда сумели связать разрозненные детали воедино, превращая пугающий фантом в реального человека, а заодно объяснить его любовь к кожаным курткам и шинелям.

Леонид Пантелеев (1902–1922)

Поднятая из архивов ВЧК информация раскрыла немало любопытной информации о прошлом таинственной грозы сыщиков. Леонид Пантёлкин, родившийся в 1902 году в Новгородской губернии, выглядел настоящим сыном Отечества. Печатник-наборщик по образованию, до вступления в ряды Красной армии он много читал и занимался самообучением. Однако главные его таланты проявились в 1919 году во время стычек с войсками генерала Юденича на Нарвском фронте. Там молодой красноармеец проявил неплохие организаторские способности, отвагу, а главное – беспощадность к врагам партии. Благодаря этому после демобилизации отчаянному весельчаку и балагуру Лёньке не пришлось возвращаться в родную типографию: 11 июля 1921 года ему предложили должность следователя в транспортном отделе ВЧК. Он не заставил упрашивать себя дважды.

Горячая ненависть ко всем, в ком Пантёлкин видел противников, а также холодный ум, немало способствовавший их эффективной ликвидации, позволили сделать вывод о больших перспективах, открывавшихся перед парнем. Однако уже в январе 1922 года он неожиданно был уволен «по сокращению штатов» [1] . Через два месяца в Петрограде грянули первые выстрелы.

Ловко играя на общественных слабостях, Леонид Пантёлкин представал в слухах и сплетнях в образе благородного разбойника. Когда его имя перестало быть тайной для УГРО, налетчик, издеваясь, стал оставлять на местах преступления визитки: «Работникам уголовного розыска с дружеским приветом. Леонид».Опираясь на помощь малозаметных, но незаменимых помощников, Лёнька Пантелеев достаточно быстро превратился в своего рода народного мстителя, а его лицо очень скоро стало лицом всего Петроградского бандитизма. С той только разницей, что горожанам было куда легче поверить в сказки о благородстве подбрасывающего нищим мелочь Пантелеева, чем разглядеть неприглядную истину. Лёнька Пантелеев, недосягаемо улыбающийся разыскивавшим его сыщикам и обаятельно подмигивавший дамам на улицах и в ресторанах, оставался хитрым убийцей, наподобие тигра, раз попробовавшего человеческую кровь и теперь не способного остановиться. Ему вторили подельники – ренегаты Гавриков и Варшулевич, матерые уголовники Сашка-Пан (Александр Рейнтоп), Дмитрий Беляев-Белов и Мишка Корявый (Михаил Лисенков), смирившиеся с ролью подчиненных и точно так же не чаявшие души в главаре, несмотря на то что патрон нередко обманывал и открыто использовал их….

Нанося неожиданный визит очередному закатившему банкет нэпману, Пантелеев не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать превосходство классовым врагам. Он мог, например, заявиться поздно вечером в дорогущем смокинге, обобрать гостей в глумливо-вежливой манере, а после, выпив с виновником торжества, поблагодарить за оказанное удовольствие и исчезнуть в ночи с набитым драгоценностями мешком.

Кичливые, несколько театральные манеры выдавали в самозваном короле налетчиков личность неуравновешенную и эгоистичную. Привычка бравировать и красоваться однажды должна была подвести Пантелеева. Однако вопреки всему фортуна благоволила 20-летнему грабителю: он смог избежать поимки даже тогда, когда в один из погожих июньских дней столкнулся в одном из трамваев нос к носу с дотошным экс-чекистом Васильевым. Выпрыгнув из транспорта, он сбежал от кинувшегося вдогонку Васильева, не раздумывая пристрелив попытавшегося задержать его на набережной Фонтанки начальника охраны Госбанка Б. Чмутова.

Работники УГРО бросили на поимку Пантелеева свои лучшие силы. Сформировали целый отряд. Привлекли начальника первой бригады УГРО Сергея Кондратьева, покончившего в свои 24 года с десятками банд, 22-летнего Ивана Бодунова, только-только поставившего пахнущую порохом точку в деле банды Ваньки Белова, совершившей более 200 преступлений. Позвали опытных сыщиков.

По Петрограду прокатилась волна облав: допрашивались воры и прибывшие на побывку уголовники, «накрывались» конспиративные квартиры, коих у Пантелеева оказалось великое множество, производились аресты сожительниц налетчика. Попадая в отделение, экспрессивные дамочки громко вопили, угрожали работникам сыска и порывались оказывать сопротивление, выгораживая возлюбленного. Выяснилось, что обладающий звериным чутьем Лёнька предпочитал использовать своих любовниц в качестве наводчиц. Так сказать, совмещал приятное с полезным, одновременно прикрывая свой тыл. Эти падкие на ухаживания благородного разбойника дамочки готовы были защищать свой идеал до последнего. Не помогали ни угрозы, ни увещевания.

Привычка бравировать и красоваться однажды должна была подвести Пантелеева.

В то время сам Лёнька устроил в летнем Петрограде настоящий переполох. Он то вламывался в дом жертвы под видом матроса, то, используя тактику самочинщиков [2] , приходил на квартиры в кожаной куртке и фуражке, какие носили сотрудники ГПУ. Явно паясничающий налетчик не разбойничал, а проводил «обыски» и «изъятия улик». Причем часто жертвы до последнего не понимали, что их ловко обманывают. С верными «адъютантами» Гавриковым и Беловым они грабили пролетки, снимая с пассажиров кольца и часы. По ночам Пантелеев отсиживался у еще не раскрытых розыском сожительниц, щедро раздаривая им купленные на награбленные ассигнации «колечки с камушками» и пьянствуя.

Самоуверенность налетчика возрастала. Так, почти сразу после ограбления артельщика Манулевича 4 сентября 1922 года Пантелеев и Гавриков заявились в обувной магазин «Кожтреста» выбирать новые башмаки вместо порванных во время беготни по городу. В тот самый момент, когда продавщица отошла оформить обновки, Пантелеев вдруг оглянулся, заметив спускающегося по лестнице человека. Насмешливые синие глаза уставились на помощника начальника 3-го отделения милиции Бардзая. Хотя налетчик не знал никого из своих поимщиков в лицо, он сразу понял, что эта встреча едва ли случайна.

«Руки вверх!» – не растерявшись, скомандовал немолодой сыщик, выхватывая бельгийский наган. Лёнька с Гавриковым даже не подумали выполнять приказ. В завязавшейся перестрелке Пантелеев со снайперской меткостью ранил Бардзая в грудь и, оставив того истекать кровью на полу, бросился бежать. Однако в этот момент ловушка захлопнулась – подоспевшие к «Кожтресту» сышики завязали с налетчикам ближний бой: Иван Бодунов с товаришами повязали Пантелеева в рукопашной схватке.

Несмотря на смерть боевого товарища, для работников УГРО, изрядно побегавших за Лёнькой, это был триумф. Следом за Пантелеевым и Гавриковым без особого сопротивления были арестованы Митька Корявый, Варшулевич и остальные члены шайки, которые покрывали грабителя, продавали ему оружие и помогали сбыть краденное. Лишившись руководства и свободы, они тут же явили свое нутро, закладывая и выдавая подельников.

Затем наступил период допросов, на которых Лёнька, явно хвастая, рассказывал о своих похождениях и планах. Он сам обратил внимание сыщиков на то, что не ограбил ни одного государственного учреждения, хищничая только в отношении ненавистных нэпманов. К слову, эта деталь, позволявшая народу представить Лёньку борцом за правое дело, вызывала новые вопросы и предположения. Так, Сергею Кондратьеву не давали покоя обстоятельства увольнения Лёньки из ВЧК. По версии Кондратьева, Пантёлкина могли выгнать из органов за произвол и вымогательство. Однако документального подтверждения этому не было, как, собственно, и номера приказа, свидетельствующего об увольнении Пантелеева. Такое часто встречалось у действующих сотрудников ВЧК, внедренных в преступную среду. Однако чекисты не торопились раскрывать карты или же выручать бывшего коллегу. Напротив, ГПУ ясно давало понять, что суд должен быть скорым и справедливым. О том, какие отношения связывали фартового налетчика с печально известным ведомством, оставалось только догадываться.

Это был один из самых громких процессов десятилетия. Народ не помещался в зале суда, а каждая мелочь, каждый жест или слово Пантелеева становились достоянием сотен ушей и глаз, облетая в сплетнях весь город и попутно обрастая массой невероятных подробностей. Лёнька, несмотря на свое печальное положение, держался браво. Издевался над медлительностью УГРО, шутил, цитировал поэтов и хулиганил, превращая серьезное действо в спектакль. Многие его подельники вели себя так же: старательно наглели и устрашающе ухмылялись из клетки, как дикие звери из зоопарка.

Одним он запомнился именно своей наглостью. Другие увидели Пантелеева, скрывающим внутреннее напряжение заделанной храбростью. Третьи просто получали удовольствие от остроумия грабителя, не упускавшего возможности приравнять себя к честным гражданам и всячески добивавшегося народной симпатии. Единственным моментом, когда Пантелеев потерял на миг самообладание, принято считать его извинения и признание собственной виновности в тот момент, когда решение суда стало очевидным. Неуклюжие и сбивчивые слова о молодости и раскаянии большинство восприняло как шутку, а не признак острого отчаяния.

Впрочем, уже на следующий день эта показательная сцена утратила свое значение, утонув в куда более шумном событии. В ночь с 10 на 11 ноября банда Лёньки Пантелеева, содержавшаяся в недрах похожего на монолитную скалу Третьего Исправдома, совершила побег. Сообщение об этом потрясло весь Петроград – случилось то, о чем все говорили, но мало кто верил, потому что из «Крестов» невозможно сбежать – ни сегодня, ни 100 лет назад. Эта печально известная в уголовном фольклоре тюрьма уже тогда славилась сложной системой безопасности, прочными железными дверьми и высокими стенами. Посрамившего отечественный «Алькатрас» налетчика народная фантазия наделила чуть ли не магическими способностями…

Сообщение об этом потрясло весь Петроград – случилось то, о чем все говорили, но мало кто верил…

После побега, задавшего столько хлопот уголовному розыску, знаменитый налетчик изменился. Его великодушие и притягательный образ борца за правду дали трещину после того, как Пантёлкин посмотрел в глаза смерти. Он испугался. И как любой испуганный человек, отказывающийся признать реальность, бросился в другую крайность – новая серия налетов и ограблений больше не выглядела шутливой забавой. Лёнька Пантелеев начал убивать. Стремясь справиться с колоссальным напряжением и преодолеть собственное нервное истощение, он стал злоупотреблять «марафетом» (кокаином) и еще более тяжелыми наркотиками, тем самым окончательно подрывая свою способность здраво оценивать ситуацию. Стал злым и подозрительным. Стал допускать ошибки, ценой которых становились жизни его подручных.

Ленинград. Марсово поле. Одно из любимых мест вечернего промысла короля налетчиков

Первым погиб Белов, постоянный член команды Пантелеева. Их встретили сразу после ограбления пролетки на Марсовом поле 30 ноября. В ответ на милицейские свистки убегающие бандиты открыли огонь. Поимщики также перестали церемониться, и Белов, получив пулю в спину, упал на холодные камни. Лёньке удалось оторваться от преследователей с помощью проезжавшего мимо трамвая, в который он запрыгнул на бегу. По слухам, после этого изрядно перенервничавший Пантелеев даже стал подумывать о побеге за рубеж, например куда-нибудь в известную мягким климатом Прибалтику. Тем не менее свое ремесло он бросать не собирался – ему была по вкусу собственная слава и громкие заголовки газет.

После очередного ограбления Пантелеев с братией, вместо того чтобы затаиться, решил отметить щедрый улов в известном в те годы нэпманском ресторане «Донон»: ему хотелось погулять на славу, а заодно и подкрутить усы уголовному розыску, которому Лёнька теперь уже не передавал приветы.

Праздник не удался. В самый разгар веселья, ближе к полуночи, в зале появились люди в кожаных куртках. У возглавляющего поимку Сергея Кондратьева везде были свои информаторы, в том числе в среде новоявленной буржуазии. В ресторане моментально запахло раскаленным свинцом.

Под визг наряженных барышень и их студенисто сползающих под столы кавалеров налетчики бросились бежать, но уже не полным составом. Давний компаньон Лёньки Варшулевич, изрешеченный пулями, погиб на месте. Верного «адъютанта» главаря, насмешливого гиганта Гаврикова, ищейки достали уже на улице. Не помогли ему ни настойчивое копирование издевательского стиля своего кумира, ни недюжинная силушка. Пантелееву опять удалось сбежать.

Известность Пантелеева делала его звездой местной прессы

«Заговоренный он, что ли?» – недоумевающими голосами переговаривались между собой сыщики, напрасно изучая ночные окрестности Марсова поля. Лёнька как в воду канул.

Тем не менее это была победа. Оставшийся без команды и без добычи Пантелеев теперь напоминал скорее сорвавшегося с цепи пса, чем настоящего волка. Уже потом, на последнем своем суде, изрядно исхудавший Дмитрий Гавриков расскажет, что после побега из «Крестов» дела банды шли не очень хорошо. Крупные куши закончились, и дело доходило до того, что им с Лёнькой приходилось грабить случайных прохожих, чтобы насшибать хоть какую-то деньгу. Гавриков до последнего верил, будто предводитель и в этот раз найдет способ выкрутиться: может, явится за ним прямо в зал суда или подкупит конвой, но спасет, как всегда спасался сам. Однако это был самообман: даже при большом желании Лёнька не сумел бы спасти подельника.

Вместо этого он одно время раздумывал о том, как свести счеты со своими поимщиками. Например, с Кондратьевым, которому неплохо было бы передать личный восторг с помощью револьвера. Но без толковой команды и собственных наводчиков (любимые Пантелеевым барышни, готовые за одно колечко рассказать, где можно поживиться, здесь были бессильны) затея провалилась. Невозможным оказался и побег из города, где Пантелеева искало не только УГРО, но и ГПУ. Ему приходилось скрываться в самых дальних своих логовах, у старых подруг, куда в любой момент могли нагрянуть сыщики; бороться с разыгрывающейся паранойей, когда он выбирался вечерней порой в полный влажного рваного тумана город. В таком осадном положении Лёнька Пантелеев отпраздновал, не снимая руки с нагана, Новый год.

В ночь на 13 февраля Лёнька со случайным товарищем решил переждать начавшуюся в городе облаву у некой Мицкевич, которая оказывала бандитам различного рода услуги. Однако когда они вошли в тесную прихожую квартирки, из темноты зала раздался голос: «Ни с места!».

Первым «словил» пулю нервно дернувшийся помощник Пантелеева по прозвищу Корявый. Сам Ленька, ругаясь сквозь зубы, побежал к парадной. Там его уже ждали.

Обстоятельства поимки Лёньки Пантелеева и по сей день вызывают много споров и кривотолков. Не будучи свидетелем событий, сложно сказать, что именно произошло той зимней ночью: сведение личных счетов раздраженных игрой в кошки-мышки сыщиков или настоящая необходимость обуздать отчаянно сопротивлявшегося налетчика. Существует версия, что Лёнька был глубоко законспирированным сотрудником ЧК, засланным в криминальное подполье для устранения неугодных уголовников и нэпманов, предавшим идеалы своего ведомства. Если принять ее на веру, не исключено, что и сами свидетели задержания поняли далеко не все.

Ленинград. Кунсткамера. Здесь хранилась голова самого известного налетчика 1920-х годов

Отрезанная и заспиртованная голова Лёньки Пантелеева, «убитого при задержании», долгое время была выставлена на обозрение зевак и для устрашения наследников его дела в лавке на Малой Садовой как закономерный эпилог в истории короля налетчиков.

Кронпринц разбоя

Смерть Лёньки Пантелеева и его громкое посмертие стали своеобразным переломом в борьбе с преступностью не только Петрограда, но и всего Советского Союза. Она была как последняя горячая вспышка ничем не ограниченной животной природы своевольничающей касты грабителей-налетчиков. В России было покончено со всеми наиболее опасными бандами: и с курским душегубом Котовым, и со знаменитым Яшкой Кошельковым, некогда осмелившимся ограбить самого Ленина, и со многими другими, которые, привыкнув жить одним днем, рассчитывали на вечность.

На счету только Петроградского УГРО к началу 1923 года было ликвидировано почти 300 вооруженных банд общей численностью в несколько десятков тысяч человек [3] . Однако борьба была далека от своего завершения.

Охваченный горячкой Петроград тем временем встречал весну. Настроения горожан, несмотря на раннее тепло, были не праздничные: революция закончилась, но город только-только приходил в себя, с огромным трудом пытаясь наладить хотя бы видимость организованного труда. Пока одни, обласканные новой экономической политикой, неприлично много зарабатывали и могли за один вечер спустить целое состояние новеньких золотых федералов [4] , другие жили в холоде и расплачивались за сухой кусок хлеба обесценившимися до миллионов старыми деньгами. Очень многим замерзающим и полуголодным, в постоянном поиске работы представителям трудового пролетариата и интеллигенции в праздник приходилось думать о выживании в этом новом чудном мире.

Охваченный горячкой Петроград тем временем встречал весну.

Неудивительно, что голод одних косвенно подстегивал аппетиты других, заставляя и без того неосторожных уголовников отрываться на сытых нэпманах. Иногда под руку попадали случайно оказавшиеся не в том месте и не в то время бедолаги… Но кто считал их на пути к персональному возвышению?

Очень скоро на лавры Пантелеева попыталась претендовать очередная банда преступников. В глаза Сергею Кондратьеву и Владимиру Шуляку, которые занялись их поимкой, моментально бросилось отличие новых костоломов от того же Лёньки.

Свое дешевое фиглярство и отсутствие какой-либо творческой искорки в деле они с лихвой компенсировали жестокостью. Это была банда, членов которой в наше криминально образованное время назвали бы беспределыциками и отморозками. Никаких правил и игр – только голая немотивированная агрессия. Бандиты отличались ею с самого первого дела – с захвата почты в апреле 1923 года, когда налетчики расстреляли всех свидетелей и похитили крупную сумму денег.

Сыщики, имеющие дело с осторожными и достаточно терпеливыми врагами, не успели даже как следует проверить немногочисленные улики, оставленные на месте преступления, как в знаменитом Петроградском отеле «Европа» нашли убитого в собственном номере заграничного коммерсанта. Почерк тот же. Когда проверявшие возможные контакты беспечного иностранца оперативники вышли на бывшую горничную отеля, девицу свободного нрава Марию, она была уже мертва. Преступники действовали быстро, напористо и решительно. Заметая следы, они не задумывались о последствиях, рассуждая просто и логично в духе времени: «Нет человека – нет проблемы».

Такая поспешность в действиях заставила выдвинуть довольно разумное предположение: рано или поздно преступники должны ошибиться. Учитывая наклонности неизвестных, Кондратьев надеялся, что это случится рано и счет убийств не пойдет на десятки. Казалось, измученное мытарствами выброшенных на произвол судьбы миллионов небо ответило его просьбам. Не мешая, впрочем, налетчикам собрать положенную им кровавую жатву.

Бандиты совершили серию налетов на магазины и ростовщические конторы, среди которых оказался популярный ломбард, расположенный на Невском проспекте. Как и прежде, они придерживались привычной для себя тактики, без раздумий учиняя среди заставленного антиквариатом зала бойню. Кто-то из случайных прохожих поднял тревогу, и банде пришлось поторопиться, и один из посетителей остался жив. Именно с его показаний Шуляк вместе с помогающим ему Кондратьевым составили, наконец, достаточно подробный портрет главаря.

Сердце Петроградской торговли – Невский проспект (снимок 1960-х годов)

Пройдясь по Петроградским шалманам и пообщавшись с порядком притихшим после смерти Пантелеева криминальным элементом, Кондратьев несколько прояснил картину. Охочие до тишины воры не могли припомнить описываемого налетчика, но некоторые из них, как выяснилось, знали похожего вора-контрабандиста – Митьку Картавого, злопамятного и дерзкого малого. Он, по словам откровенничавших с Кондратьевым обитателей притонов, и раньше был чудной, порою перекидываясь со своего ремесла на прямой разбой, но все как-то по ситуации, а сейчас, видимо, «совсем с катушек съехал».

Впоследствии полученная информация была перепроверена и подтверждена, в том числе и словами пойманной по горячим следам «шестерки» бандита – Ивана Накопетова. Филёры [5] занялись поиском Митьки Картавого, который, кичась мнимой неуловимостью, совершил еще один налет и решил передохнуть, отвлечься. Майскими буднями налетчик практиковался в любимом виде досуга – бильярде, в который он мог играть целыми днями, легко расставаясь с отнятыми у покойников деньгами.Однако бегал не имевший специальной подготовки и не обладавший особым умом Митька недолго – обманулся видимостью спокойствия, установившегося на улицах города, а может, понадеялся на то, что у сыщиков без него забот хватает. Ошибся….

Вот как описывает решающую стычку очевидец и прямой участник тех событий Сергей Кондратьев: «…Недалеко от угла Ямской нас встретил Симкин [один из сотрудников УГРО. – Примеч. авт.) и сказал, что Митька с кем-то играет на бильярде. Шуляк оставил для дозора сотрудника в воротах, другого – у дверей и двинулся к входу, с ним Симкин и мы… Шуляк прямо бросился в бильярдную, и тотчас раздались выстрелы. Какой-то человек с браунингом, стреляя на бег/, бросился через комнату к выходу, пуля поразила Симкина, и он упал, как подкошенный… Мы вбежали в бильярдную. Шуляклежал на полу; на подоконнике открытого окна стоял Митька Картавый с револьвером в руке. Он тотчас открыл стрельбу. Мы ответили ему. Он не то упал из окна, не то прыгнул. Часть сотрудников побежала вниз во двор. <…> На дворе был кровавый след. Он вел к подвалу. Когда подошли к лестнице в подвал, то внизу увидели скрючившегося Митьку Картавого. Он умирал…» [6] .

Смерть опытного сыщика Шуляка взамен на смерть глуповатого позера Митьки не была равноценным обменом. Сколько за последние годы было переловлено и убито таких, как Митька? Единственным, хотя и слабым утешением для друзей и сослуживцев Шуляка послужило то, что после Митьки Картавого уже не было в Петрограде таких отчаянных парней. Наступало распространяющееся по городам и весям Советского Союза долгожданное спокойствие, лишь изредко прерываемое неуверенной стрельбой загнанных в угол недалеких грабителей. Но в целом жить становилось лучше, а «веселей» стало, когда в стране началась новая война – Великая Отечественная.

Легенда о «Черной кошке»

Послевоенная Москва – край воровских баек и отдающих мистикой слухов, с готовностью находящих благодарных слушателей и передающихся из уст в уста. Миф о банде «Черная кошка», прославленной в знаменитом произведении советского кинематографа – сказка, рожденная впечатлительными умами дворовой шпаны и истосковавшихся по лихой вольнице воров.

Отчаянной банды, оставляющей после своих «художеств» фирменный знак кошачьего рода, как таковой никогда не существовало. На самом деле молва и народная фантазия приписывали «Черной кошке» преступления самых разных банд, нередко действовавших в разное время. Считалось, что первыми удостоились такого звания военнопленные, завербованные Германией с диверсионными целями после поражения нацистов в войне. Именно они якобы стали, используя свои навыки, совершать ограбления и убийства мирных жителей, действуя с выдающейся жестокостью и холодным расчетом. Но их ликвидация, в конечном счете, не положила конец байкам о «Черной кошке».

Уже после были налеты и грабежи. Пойманные с поличным бандиты, не мудрствуя, лукаво объявляли именно себя удачливыми представителями бандитской элиты. «Черные кошки» объявлялись не только в Москве, но и в других городах Советского Союза – от Саратова до Одессы. «Кошачьими» представлялись охочие до славы домушники, налетчики, которые решали внести свой вклад в выковывавшийся со времен Великой Отечественной миф. Сколько записок и нелепых объявлений от лица безликих знаменитостей делалось чисто из хулиганских побуждений теми же школьниками! Да только все это

Да только все это была суровая действительность, нередко оканчивающаяся весьма плачевным образом.

Глеб Жеглов и Володя Шарапов – гению этих сыщиков обязана своей поимкой телевизионная версия «Черной кошки» (кадр из к/ф «Место встречи изменить нельзя», 1979)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю