Текст книги "Ледяная кровь"

Автор книги: Андреа Жапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

От-Гравьер, Перш, декабрь 1304 года

Поднялся холодный порывистый ветер. Он пронизывал до костей опрометчивых смельчаков, оказавшихся в этот час на улице, когда ночь брала верх над последними проблесками дня.

Аньес прижимала Клемана к себе, управляя одной рукой Розочкой, сильной вороной кобылой першеронской породы. [22]22
  В VII веке графы Першские привезли в свое графство арабских лошадей, чтобы скрестить их с першеронами и тем самым улучшить породу. Однако некоторые исследователи ставят под сомнение эту гипотезу, появившуюся в XIX веке. Впрочем, считается доказанным, что кобыл першеронской породы скрещивали с жеребцами булонской и бельгийской пород, чтобы вывести более мощных тяжеловесов. (Примеч. автора.)


[Закрыть]В холке Розочка была даже выше рослого мужчины. Эту черту она унаследовала от своих булонских предков, появившихся в ее роду несколько столетий назад. Выведенные для тяжелой работы, эти выносливые лошади, способные довезти на себе рыцаря от Франции до Святой Земли, могли также идти мелкой рысью и демонстрировать удивительное проворство при преодолении препятствий, однако быстро выдыхались в галопе. Поэтому сейчас они ехали из мануария Суарси неторопливым аллюром.

Аньес погладила мощную шею кобылы и сказала:

– Стой, прекрасная Розочка. Мы приехали.

Кобыла застыла на месте, терпеливо ожидая, когда Клеман спустится по ее ноге на землю, а Аньес выпрыгнет из дамского седла, снабженного только левым стременем. Едва Аньес коснулась ногами земли, как они увязли в красноватой грязи. Лицо Аньес исказилось от боли, и подросток забеспокоился:

– Раны, нанесенные этим демоном, еще не затянулись, не так ли, мадам?

– У меня остались только шрамы от ударов, и все это благодаря заботам милого Аньяна, монахов, по очереди дежуривших у моего изголовья, и волшебной мази, которую принес мне лекарь монсеньора д'Отона, Жозеф, столь любезный твоему сердцу. Но порой из-за сырости шрамы начинают давать о себе знать. Однако худшее позади, не волнуйся.

Приподняв подол платья, молодая женщина сделала несколько шагов. Увидев удручающий пейзаж клочка земли, который входил в наследство, оставленное ей мужем, она тяжело вздохнула. Воинствующая армия крапивы заполонила десять арпанов бесплодной почвы. Никакие другие растения просто не могли на ней выжить. Сгущавшиеся сумерки придавали этому месту, продуваемому всеми ветрами и размытому бесконечными дождями, еще более мрачный вид.

Учащенное дыхание Клемана вывело Аньес из тягостного оцепенения. Подросток задыхался, словно после долгого бега. Он прошептал:

– Мне страшно, что этот момент настал. Я так боюсь, что ошибся, что моя интуиция была всего лишь химерой.

Беспокойство Клемана заставило Аньес собрать все силы в кулак. Она резко возразила:

– Мы уже здесь. Сейчас не время бояться. Опробуем камень, который тебе дал гениальный Жозеф из Болоньи. Ведь он должен помочь нам проверить, скрываются ли под этой засушливой землей железные богатства.

– Мессир Жозеф рассказал мне об опыте, который очень легко провести тому, кто обладает замечательным инструментом, тем самым, что он доверил мне. Он также посоветовал беречь этот инструмент, поскольку тот редко встречается и не имеет цены. Из осторожности мы должны хранить его существование в тайне.

– И ты называешь это «инструментом»? На мой взгляд, это всего лишь необработанный кусок скалы!

– Нет… Как я вам уже говорил, это камень из Магнезии, области в Малой Азии. У этой скалы, которую называют магнитным железняком, весьма примечательная история. Пять тысяч лет назад пастух по имени Магнес [23]23
  От имени пастуха происходит англосаксонское слово magnet– магнит. (Примеч. автора.)


[Закрыть]пас своих баранов. Он взобрался на скалу, чтобы лучше видеть их. И вдруг металлический наконечник его посоха словно прирос к скале. Посох стоял прямо, хотя пастух не поддерживал его в этом положении. Пастух испугался и увидел в этом колдовство. Лукреций и Плиний Старший наделяли этот камень магическими свойствами. [24]24
  Считалось, что этот камень может изгонять злых духов и излечивать больных. (Примеч. автора.)


[Закрыть]Лет десять назад в руки моего ментора Жозефа попало письмо, написанное неким Петером Перегринусом. [25]25
  Речь идет о Пьере Паломнике. Считается, что этот солдат написал упомянутое письмо в 1269 году, когда стоял на часах во время осады Лусеры. (Примеч. автора.)


[Закрыть]Тот подробно изложил все сведения о магнитном железняке, о котором по-прежнему ничего не известно в нашем королевстве. [26]26
  Пришлось ждать 1600 года, когда Уильям Гилберт провел ряд опытов, позволивших лучше понять принцип магнетизма. (Примеч. автора.)


[Закрыть]По мнению мессира Жозефа, в этой скале нет ничего магического. Речь идет об удивительном природном феномене, о магнитных свойствах, все еще недоступных нам.

Аньес ловила каждое слово Клемана. Затем она подвела итог:

– Если посох стоял вертикально, значит, этот минерал в определенном смысле приклеивается к металлу? [27]27
  Магнитный железняк намагничивает железо, сталь, никель и кобальт, поскольку его молекулярная структура сохраняет идеальный порядок образующих его частиц, порядок, созданный магнитным полем Земли в процессе его формирования. (Примеч. автора.)


[Закрыть]

Клеман улыбнулся, вновь поразившись уму Аньес.

– Да, он притягивает его.

– Я начинаю разделять твое восхищение Жозефом, хотя совсем не знаю его. Быстрее, мне не терпится увидеть, как работает этот чудесный притягательный камень. Скоро наступит ночь. Но Розочка знает дорогу, а мой короткий меч разубедит любого грабителя. И все же я предпочитаю, чтобы мы вернулись до наступления кромешной темноты. Что я должна делать, чтобы помочь тебе?

Клеман дал странный ответ:

– Ничего, мадам, если только не следить за мной, как обычно.

Аньес с горечью подумала, что эти слова, не имеющие никакого отношения к опыту, который собирался провести подросток, вкратце изложили всю его жизнь гораздо лучше, чем пространные рассуждения. Их было всего двое: женщина и девочка, переодетая в мальчика ради своего спасения, ради спасения их обеих. Их было двое, связанных искренней любовью, а эта сила не знала себе равных. Аньес получила этому лишнее доказательство в ужасном застенке Дома инквизиции Алансона, когда над ней нависла отвратительная маска смерти. Но что, по сути, понимал/понимала Клеман/Клеманс в свои еще детские годы о том, что их связывало? И что она, дама де Суарси, знала об этом?

«То, что я всегда буду поступать так. Если придется, даже ценой собственной жизни», – шепотом пообещала она себе.

Клеман взглянул на нее своими сине-зелеными глазами и, улыбаясь, покачал головой. Затем, желая положить конец этому всплеску чувств, столь бурному, что слова уже становились излишними, он произнес наигранно-бодрым тоном:

– Все остальное надо делать лежа ничком.

Клеман вытащил из мешка широкие джутовые полоски и обмотал ими кисти и предплечья, прежде чем войти в заросли почерневшей от мороза крапивы. Он сказал:

– Эта проклятая трава по-прежнему жжется, хотя и замерзла.

– Из крапивы мы изготавливаем бесценный компост.

– Рецепт которого привезли тамплиеры. Тем не менее крапива кусается, как сонм дьяволов.

Упоминание о военном ордене заставило Аньес вспомнить о неуловимом рыцаре-госпитальере. Аньес бросила вслед Клеману, направлявшемуся в заросли:

– Тебе что-нибудь известно о рыцаре Франческо де Леоне?

– Немногое. Впервые я услышал это имя от любезного Аньяна, когда мы с графом приехали в Алансон. Вы сами рассказали мне о нем подробнее, поскольку благодаря вам я теперь знаю, что он племянник и приемный сын аббатисы Клэре, Элевсии де Бофор. И я голову готов дать на отсечение, что именно он убил подлого Никола Флорена. Я совершенно не верю в эту байку о случайном пьянице, якобы пронзившем кинжалом вашего мучителя. – Сухим, почти злобным тоном Клеман добавил: – Он только опередил нас, мадам, уверяю вас. Монсеньор Артюс д'Отон не пощадил бы этого подлеца. Я тоже.

Аньес с трудом подавила улыбку.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести. Вы мои мужественные защитники.

Клеман опустился на колени и продолжил:

– Возвращаясь к Франческо де Леоне… Я никогда не видел его. Тем не менее я благодарен ему за вмешательство, хотя он лишил нас чести спасти вас. Я спрашиваю себя…

Клеман раздвинул рукой, обмотанной джутом, заросли крапивы и внезапно замолчал. После возвращения Аньес, после ее странных откровений о рыцаре-госпитальере его мучил один вопрос наряду с тысячами других.

В тот вечер, когда Клеман слушал Аньес, сидя в ногах ее кровати, его поразило одно совпадение, столь важное, что мальчика начали терзать сомнения. Не был ли этот Франческо де Леоне вторым редактором дневника Эсташа де Риу? Клеман, так и не поведавший своей даме о находке в тайной библиотеке Клэре, воздержался от комментариев, которые могли бы вызвать у Аньес беспокойство. Эта тривиальная недомолвка – смешная ложь озорника, боявшегося наказания, – довлела над ним с тех пор, как он увидел в ней опасную двусмысленность. К этому примешивалось смутное чувство, что Аньес находится в центре шахматной доски, контуры которой он не мог различить. Аньес и он сам быстро поняли, что махинациями Эда де Ларне, сводного брата и непосредственного сюзерена дамы Клемана, руководил некто более могущественный и более опасный, чем Эд. И намного более решительный. Артюс д'Отон сузил круг возможностей, поместив их врага в Ватикан, приватный Ватикан Папы. Клемана очень беспокоила последовательность событий. Аньес попадает в руки инквизиции. Тут же, как по мановению волшебной палочки, появляется рыцарь-госпитальер. Чудовище-инквизитор погибает от ножа посланного провидением пьяницы, в существование которого трудно поверить. Убийство истолковывают как суд Божий, и Аньес спасена. Госпитальер исчезает, словно греза… Именно тогда Клеман узнал, что рыцарь был любимым племянником, почти сыном аббатисы, защищавшей тайну библиотеки Клэре, где хранился дневник, написанный двумя рыцарями-госпитальерами и посвященный «возвышенным» поискам. В этом дневнике говорилось об оракулах, описывались невероятные астрономические открытия, раскрывались две астральные темы, солнечный знак которых находился в Козероге. Аньес родилась 25 декабря. Возможно, одна из тем указывала на нее. А вторая? Постепенно детали вставали на свои места, хотя он не мог постичь логику разыгрываемой партии. Вот уж, действительно, шахматная доска.

– О чем ты думаешь?

Сумерки скрывали смущенное лицо Клемана. Молодая женщина собралась было повторить свой вопрос, но ее опередил восхищенный вопль Клемана:

– Мадам, мадам, посмотрите! Это чудо!

Аньес бросилась к нему. Стоя на коленях, Клеман размахивал темным камнем, к которому прилипло несколько крупинок красноватой земли. Аньес выхватила камень из рук мальчика и принялась рассматривать его со всех сторон, завороженная, стараясь подавить облегчение и радость, переполнявшую ее. Она дотронулась до крошечных комочков глины, которые буквально прилипли к шероховатой поверхности камня, притянувшего их к себе. Словно борясь с попыткой стряхнуть их на землю, они снова крепко прилипли к камню, едва Аньес отдернула указательный палец. У нее на глазах появились слезы.

Взволнованный Клеман бормотал:

– Ах! Камень из Магнезии притягивает землю! Вот доказательство, научное доказательство того, что под этой землей скрывается железо! Это рудник, мадам. Ваш бесплодный От-Гравьер – железный рудник! И он будет приносить вам доход до вашей смерти!

В словах Клемана Аньес почувствовала колкость в адрес Матильды, о жестокости и предательстве которой она постоянно думала все эти дни. Ее дочь никогда не воспользуется богатствами От-Гравьера – если они и вправду существуют, в чем Аньес не сомневалась, – при жизни матери, если только она повторно не выйдет замуж. И Эд де Ларне тоже. Господь дал ей пассивное оружие мести против сводного брага. Аньес про себя произнесла благодарственную молитву мадам Клеманс, голосам, любезным призракам, которые поддерживали ее в заточении.

Аньес боролась с желанием упасть на эту землю, которую раньше презирала, ненавидела, чтобы испросить прощения и поблагодарить ее за долготерпение. Если бы Аньес была одна, она, несомненно, принесла бы это странное покаяние. Но вместо этого она присела на корточки, вонзила ногти в землю, которая прежде вызывала у нее отвращение, и принялась разрывать глину. Захватив две пригоршни глины, она поднесла их к губам и поцеловала. Она жадно нюхала глину, желая убедиться, что этот горьковатый металлический запах, бивший ей в ноздри, был запахом ее спасения.

Наконец Аньес открыла глаза. Клеман пристально смотрел на нее. Маленький трогательный силуэт, стоявший посреди бесплодной пустоши.

– С вами все в порядке, мадам?

– Да… Мне уже лучше. Дорогой Клеман, я вновь испытываю давно забытое чувство. Мне кажется, что я сплю… И умираю с голоду! – добавила она.

– Вы возвращаетесь к жизни. Но надо торопиться. Уже ночь.

Аньес подвела Розочку к коряге. Так ей было легче и, главное, не так больно садиться на спину крупной кобылы. Потом она помогла Клеману подняться. Подросток влез на седло, дыша в живот Аньес.

На обратном пути Розочка бежала резво. Желание оказаться в родной конюшне, несомненно, подстегивало ее. Размышляя вслух, Аньес говорила:

– Предположим – ибо я не решаюсь окончательно поверить в это, – предположим, что От-Гравьер оказался железным рудником. Пойдем в наших предположениях дальше и допустим, что это очень богатый рудник… – Она вздрогнула в предвкушении и прошептала: – Но, Клеман, что делать с рудой, как ее добывать, как… что там еще… ее обрабатывать, чтобы изготовлять садовые ножи, шпаги и сошники? [28]28
  Сошник – режущая часть плуга. (Примеч. автора)


[Закрыть]

– Нам на помощь вновь придет мессир Жозеф. Ведь я же вам говорил, что этот человек знает все, даже способы эксплуатации рудников! Нам понадобится много топлива, но его у нас в избытке благодаря вашим лесам. Нам также понадобятся рудокопы, но их можно набрать среди ваших сервов и батраков. [29]29
  Батраки – безземельные крестьяне, бравшиеся за любую работу. (Примеч. автора.)


[Закрыть]Однако мы должны будем уважать закон, запрещающий вести добычу руды и перерабатывать ее в период жатвы, поскольку в противном случае мы можем нанести урон полям и лишим ваших людей средств к существованию. [30]30
  В то время этот закон действовал практически на всей территории Франции. (Примеч. автора.)


[Закрыть]

– Неужели такой закон существует?

– Разумеется, мадам. И это очень разумный закон.

– Но откуда ты, чертенок, знаешь обо всем этом?

– От мэтра Жозефа.

– Твой Жозеф – юрист?

– И юрист тоже, мадам. Он говорит, что хорошее знание законов страны, которая дала тебе приют, избавляет от досадных недоразумений.

– Да, он действительно мудрый человек.

Затем Клеман перечислил их слабости:

– Нам также нужна достаточно полноводная река, чтобы построить мельницу, которая будет приводить в движение кузнечные меха и быстро остужать кованое железо. Но здесь нет ни мельницы, ни мощного водного потока… Однако они есть поблизости. А раз так, нам нужны ломовые дроги и обозы, которые будут тянуть волы. Тогда мы сможет подвозить железо к одной из мельниц, которую мы возьмем в аренду за определенный процент, о чем нам следует хорошенько поторговаться.

– У тебя на все есть ответ, мой чудесный Клеман, – улыбнулась Аньес, гладя его по волосам.

На ум ей пришла другая мысль, сразу умерившая ее энтузиазм.

– Я дрожу от ярости, вспоминая о том, что мне придется отдавать в качестве подати половину добытой руды этому негодяю Эду, обязанному, в свою очередь, передавать четверть этого количества своему непосредственному сюзерену, графу д'Отону.

Едва Аньес произнесла эту фразу, как на нее снизошло озарение. Рудник. Эд знал или догадывался о его существовании. Не только озлобленность и извращенное желание двигали Эдом, когда он добивался ее ареста инквизицией. Он вскружил голову Матильде не только ради того, чтобы отомстить Аньес. Он это сделал, чтобы захватить рудник. Если бы Аньес признали виновной в ереси или в пособничестве еретичке, она лишилась бы своего вдовьего наследства, которое перешло бы к Матильде. Эду оставалось лишь осыпать Матильду подарками, которые ему ничего не стоили, поскольку он брал их из гардероба или шкатулок своей покойной супруги, милой Аполлины. Если только он не счел бы более полезным поместить девочку в монастырь, поскольку был ее опекуном.

От горькой обиды у Аньес сжалось сердце. Она даже сама этому удивилась. Служили ли, по ее мнению, распутство и извращенность Эда объяснениями его действий, даже постыдных? Возможно. Возможно, она видела в них своего рода душевную болезнь, которая в определенной мере снимала с Эда ответственность. Но деньги, жажда наживы, бесчисленные хитроумные уловки, чтобы завладеть вдовьим наследством сводной сестры, свидетельствовали, что единственной виновницей была его подлая и расчетливая душа.

Помолчав несколько минут, Клеман сказал слишком безразличным тоном, что наводило на подозрения:

– Я не вижу способа избежать этого… По крайней мере до тех пор, пока вы остаетесь арьер-вассалом мессира Отона.

Аньес не попалась на удочку:

– Ты слишком быстро выдаешь меня замуж. Неужели ты хочешь избавиться от меня? И потом… даме не пристало делать предложение руки и сердца.

Ответом ей был веселый смех. Потом Клеман сказал:

– И все же согласно обычаю она может дать понять, что благосклонно отнесется к подобному предложению, особенно если монсеньор ждет лишь знака… Вернее, я должен сказать – уже и не надеется, что такой знак будет ему послан.

– Постреленок, – прыснула от смеха Аньес, почувствовав облегчение после легкомысленного разговора, на мгновение разогнавшего нависшие над ними тучи.

– Так она может? – настаивал Клеман.

– Она может.

– Без неудовольствия?

– Надо быть слепым или сумасбродным, чтобы причинять страдания другим.

– Значит, с удовольствием?

Аньес больше не могла сдерживать своего радостного настроения. Она принялась шутливо бранить Клемана:

– Прекрати немедленно! Что ты такое говоришь? Я не смеюсь, я задыхаюсь от стеснения. Ну, сорванец, давай прекратим этот разговор!

Клеман недолго радовался тому, что ему наконец-то удалось развеселить свою госпожу. Он должен был поведать ей о своих находках в тайной библиотеке Клэре. Он не мог больше скрывать. Время поджимало.

Женское аббатство Клэре, Перш, декабрь 1304 года

Тень проскользнула в коридор скриптория. Впереди стелился густой пар, вырывавшийся у нее изо рта. Она обогнула столовую и прислушалась. Ни звука, ни шороха. Гостеприимный дом был пуст, поскольку там по-прежнему царил крепкий запах гари. Ее сообщнице хватило хитрости предложить столь коварный план. Она сама развела огонь, а Тени оставалось лишь подождать, чтобы затем воспользоваться суматохой и похитить манускрипты, хранившиеся в аббатстве. Что касается этой безмозглой Тибоды де Гартамп, сестры-гостиничной, то она действовала всем на нервы, повторяя, что ничего не понимает, безуспешно пытается разгадать загадку и вовсе не виновата в том, что огонь чуть было не уничтожил ее владения.

Тень крадучись вошла в обогревальню, расположенную недалеко от сушильни. Бланш де Блино, не покидавшая это помещение на протяжении нескольких недель, вернулась в дортуар. Едва голова Бланш касалась подушки, как она забывалась непробудным сном, становившимся все длиннее. Старая женщина любила эту комнату, в которой – как она утверждала, – могла читать Евангелия, не дрожа от холода и не опасаясь простудиться. Евангелия! Надо быть идиоткой, чтобы поверить в такой предлог! Бланш просто храпела целый день напролет.

Тень на ощупь направилась к шкафу, куда по вечерам убирали чернильницы, чтобы их содержимое не замерзло морозной ночью. На нижней полке лежали испорченные рожки, поскольку в этой комнате добровольного тяжелого труда хранили все без исключения. Внезапно Тень ощутила горечь. Аббатство было богатым, очень богатым. Так почему надо было лишать себя малейшего удовольствия под предлогом искупления грехов и заботы о бедняках? Неужели бедняки могли согреться при мысли, что в аббатстве монахини дрожат от холода под тонкими одеялами? Неужели то, что сестры копали землю и чистили свинарники, делало жизнь бедняков менее тягостной?

Скоро. Скоро, но не тут, а в светском обществе. Жить. Надо жить. Мсье де Ногаре обещал ввести ее в лучшие семьи Парижа, где зловредные таланты Тени могли оказаться полезными советнику короля. Она уже оказывала ему услуги, шпионя за дворянами-смутьянами по тайной просьбе камерленго Бенедетти. Париж, какая пьянящая радость! Впрочем, ее больше не привлекала мысль о помощи сильным мира сего. Она хотела жить свободно, наслаждаться богатством. Разумеется, мысль об убийстве Элевсии де Бофор была ей не по душе. Но тем хуже, раз придется пройти через по, чтобы забрать – и, главное, вынести из аббатства, – свои сбережения, пополненные скромным состоянием, которое доверила ей Мабиль. Она спрятала это великолепное золото, добытое столь тяжким трудом, в двойном дне ковчежца, подаренного аббатству мадам де Бофор. Считалось, что в этом ковчежце хранится берцовая кость святого Жермена, епископа Осера, сражавшегося против пиктов и саксов в Англии. В конце концов с упрямством аббатисы могла сравниться только ее слепота. Какое безумие побуждает некоторых людей бороться с теми, кто сильнее их? Ведь «итальянский друг», как называла этого человека мадам де Нейра, не решавшаяся произнести вслух его имя, был одним из этих опаснейших созданий, которым не следовало противоречить. Тень вздрогнула. Порой ее охватывало неприятное ощущение, что за ней повсюду следят глаза камерленго, проникают в самую душу и внимательно рассматривают ее. Глупость, порожденная страхом, который он ей внушал.

Потом не будет причин бояться. Разве не в этом заключается истинная свобода? Мадам де Нейра была свободной, потому что она не знала, что такое страх, сожаление, упреки совести. Мадам де Нейра внушала ей ужас. Мадам де Нейра зачаровывала ее. Тень ненавидела мадам де Нейра.

Тень взяла в руки красивый черный рожок, ставший непригодным из-за длинной трещины. Вдоль шероховатой стенки тянулась полоса засохших красных чернил, похожих на кровь. Она осторожно вынула пробку, сделанную из пакли. На дне рожка оставалось совсем немного коричневого порошка. Насколько ей было известно, коричневый порошок изготавливали из азиатского плода размером с яблоко. И хотя об этом порошке не говорили в открытую, коварные отравители высоко ценили его, несмотря на чрезмерную цену за один полденье*. Впрочем, такая цена была вполне обоснованной из-за необычайной действенности порошка. Тень могла бы в этом поклясться – благодаря невольному вмешательству Иоланды де Флери. Какой же глупой была несчастная Иоланда! Милая сестра-лабазница стремглав бросилась в зал картуляриев [31]31
  Картулярии – копии хартий в широком смысле. Во Франции они появились в IX веке. Речь может идти о досье, включавших в себя права и законодательные акты сеньора или аббатства, купчие крепости, договоры о мене, торговые договоры, административные акты, описи имущества. Существуют также картулярии хроник, включающих хартии и исторические повествования, и так далее. (Примеч. автора.)


[Закрыть]сразу же после бурного объяснения с аббатисой. Рыдая, эта глупая гусыня упала на, как она считала, дружескую грудь. Она божилась, что им не удалось заставить ее произнести имя своей любезной осведомительницы, объясняла, что сразу же разгадала подлую игру Элевсии де Бофор и Аннелеты Бопре, клялась, что если бы ее драгоценный Тибо умер, она, мать, сразу же почувствовала бы это. Простофиля! В ту же ночь она отправилась к своему любимому сыночку.

Тень рассматривала щепотку оставшегося порошка, размышляя, хватит ли его на две порции, чтобы разделаться с аббатисой и больничной, этой заразой Бопре. Не было ли это слишком рискованно? Готова ли она навлечь на себя гнев мадам де Нейра, прелестного чудовища, если мадам де Бофор выживет? Разумеется, нет.

Тень высыпала содержимое рожка в небольшой тканевый лоскут и тщательно завязала его. Теперь ей надо было как можно скорее вернуться в дортуар.