Текст книги "Соперницы"

Автор книги: Андреа Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

9

Это был их последний день на острове. Дженни вытянула загорелую руку и опустила ее в воду. Она тихонько покачивала большой гамак, следя за тем, как вода серебряными ручейками струится между пальцами.

– Завтра уезжаем, – вздохнула она.

– Х-мм.

Дженни улыбнулась. Солнце превратило кожу Нормана в темное золото. Он лежал рядом с ней, надвинув на лицо соломенную шляпу. Его рука создавала для Дженни уютное гнездышко, в котором она и пристроилась, опустив голову ему на плечо. Раскачивался гамак, теплая вода ласково щекотала ладонь, тяжелые листья пальмы колыхались над их головами.

– Я никогда не забуду этот берег. – Джейн, сощурившись, смотрела на вздымавшийся и опускавшийся горизонт.

– Х-мм.

Медленно и осторожно Дженни высвободила руки и ухватилась ими за ствол пальмы, к которой был прикреплен гамак. Изогнутые стволы двух кокосовых пальм дугами нависали над головой. Устроенный под ними гамак служил им любимым прибежищем после купания все время, пока они находились на острове. Пальмы росли на краю лагуны с кристально чистой изумрудной водой, отделенной от океана коралловым рифом.

Несколько минут назад Норман, наплававшись до изнеможения, забрался в гамак и лежал теперь, разморенный солнцем, не имея сил ни двигаться, ни думать, ни говорить.

С коварной улыбкой Дженни уперлась руками в ствол пальмы и вдруг резким сильным движением оттолкнула ногой край гамака.

– О-о-о-о-о! – Бронзовое горячее тело Нормана полетело в океан, и оглушительный всплеск оборвал его негодующие вопли. Через секунду, вздымая фонтаны брызг и отфыркиваясь, он снова появился над водой, отбросил со лба мокрые волосы и, делая короткие резкие гребки, поплыл к Дженни.

– Помогите! – взвизгнула она. Царапая в спешке ладони о кору дерева, она соскочила с гамака и с выражением притворного ужаса на лице помчалась по белому, накаленному солнцем песку, огибая попадавшиеся на пути пальмы и вспугивая мирно дремавших под ними пернатых обитателей острова. – Помогите! Спасите меня кто-нибудь!

– Негодница!

– О, помогите! – крикнула она, задыхаясь от быстрого бега, когда он нагнал ее и схватил за плечи.

– Негодница… – пробормотал он, прижимаясь к ней солеными губами. – Один ноль в твою пользу. Теперь моя очередь. – Он крепко взял ее за талию. – Стой так. Не двигайся. Ничего не делай.

– Да, Норман, – покорно согласилась Дженнифер. Счастливая улыбка осветила ее лицо. Торопливые поцелуи Нормана доставляли ей неимоверное удовольствие. Ни разу за все две недели на острове они не любили друг друга. Но теперь, нежась в его сильных объятиях, Дженни понимала, что добровольному воздержанию приходит конец. Она выгнулась и прижалась к нему всем телом, ощутив его ответную дрожь.

– Ты совсем другая, – мурлыкал Норман, целуя ее загорелое плечо.

– Что, более шоколадная? Или более горячая? – весело спросила Дженни.

– Спокойная, уверенная, – нежно сказал Норман. Дженни кокетливо прищурилась и встретилась взглядом с такими черными, такими сияющими и полными любви глазами, что у нее перехватило дыхание. – Как ты думаешь, почему это?

– Ты дал мне время, – спокойно объяснила она. – Ты имел такт и терпение, и я благодарна тебе за это. Ты не был настойчив и требователен, а только внимателен и ласков. Ты не проявлял недовольства, если я хотела побыть одна, ты уважал мою независимость, и у меня была возможность подумать обо всем вдали от тебя. Мне было это необходимо. Ты ждал, пока все в моей душе успокоится и встанет на свои места, хотя мог вместо этого постоянно искушать и соблазнять меня.

– Исправлял допущенные ошибки. Я и так чуть было не поплатился за свое нетерпение слишком дорого, – голос Нормана дрогнул. – Ты стоишь того, чтобы подождать.

– Даже в медовый месяц? – Дженни медленно водила пальцами по его плечам и спине. Ей было необычайно приятно чувствовать так близко от себя его большое сильное тело. Норман был прекрасен. Теперь Дженнифер не испытывала никакого страха перед близостью с ним. Она не сомневалась, что и сама – отдохнувшая, загоревшая, счастливая – прекрасна как никогда. И его завороженный взгляд подтверждал это.

– Я слышал, медовый месяц считается недействительным, если используется только как предлог для секса, – усмехнулся он. – После всех наших сомнений, опасений и недопонимания единственно верным было начать все сначала.

– Мне кажется, сомнения рассеялись, – прошептала Дженни.

Его рука соскользнула с ее плеча вниз, опустилась по позвоночнику до талии и задрожала, переместившись на бедро. Дыхание участилось.

– Я всегда мечтал о том, чтобы ты хотела меня так же сильно, как и я тебя. И чтобы ты знала, для меня нет ничего на свете дороже тебя, – проговорил он, щекоча губами ее ухо.

– Я теперь знаю это. – Губы Дженни пытались сложиться в улыбку, но предательски задергались от волнения, и уголки их жалко опустились вниз.

И он поцеловал эти трепещущие краешки губ, прежде чем спросил:

– Тебя уже перестал тревожить вопрос об Арабелле?

– Да. Я верю тебе, – твердо сказала Дженни. – И я точно знаю, что хочу быть с тобой. Я не сомневаюсь, что ты мой друг. Я могу говорить с тобой обо всем, делиться любыми своими переживаниями. Надеюсь, что и ты скоро сможешь свободно обсуждать со мной свое прошлое. По-моему, тебя что-то тревожит, и я хочу, чтобы ты не боялся доверить мне свои проблемы. – И добавила, открыто глядя ему в глаза: – Нам с тобой не нужен миллионный счет в банке. Только то, что необходимо, чтобы не испытывать нужду. И не устраивай мне дорогостоящих развлечений и не дари мне роскошных подарков. Мне достаточно того, что у меня есть ты.

– Но…

– Норман! – Дженни осторожно потянула его за руку. – Пойдем в дом. Я хочу попросить тебя об огромном одолжении.

– Все, что только будет в моих силах.

Они пошли по тропинке, по обеим сторонам которой густые заросли тропических растений образовали живую изгородь. Дженнифер была очарована этим коралловым островком, лежащим, как драгоценность, на синем бархате океана. Там, за рифами, ревели и пенились волны, а здесь, рядом с Норманом, она чувствовала себя в полной безопасности.

– Я так люблю тебя, – сказала она, глубоко вздохнув.

Норман задержался, чтобы сорвать белую орхидею и воткнуть ее в волосы Дженни.

– И я люблю тебя, Джейн. Потому, что твои волосы цвета солнца, глаза у тебя зеленые, как море, а кожа такая же нежная, как лепестки этого цветка. И потому, что ты добрая, тактичная, искренняя. И еще потому, что материальная сторона жизни не заслоняет от тебя саму жизнь. – Норман остановился, чтобы сорвать еще один цветок, кремовый, догнал Дженни и, поместив его рядом с первым, полюбовался на свою работу. – Потому что мы могли бы быть счастливы с тобой даже в шалаше и…

– Да, – прервала она его, – вот, что я хотела сказать. По поводу приданого.

Норман помрачнел.

– Что? – настороженно спросил он.

Дженни повернулась к нему и ласково притронулась пальцами к его губам, заставляя их улыбнуться.

– Не оставляй его у себя, – просто сказала она. – Давай отдадим его обратно отцу.

– Нет.

Отказ прозвучал жестко и безапелляционно. Но ведь он любил ее. Поэтому Дженни продолжала мягко, но настойчиво.

– Я не хочу, чтобы мы были чем-то обязаны ему, – объяснила она. – Мы вернем эти деньги и никому ничего не будем должны.

– Мне нечего возвращать, – рассмеялся Норман. – От приданого ничего не осталось.

– Норман! – Ошеломленная, Дженни заглянула ему в лицо, надеясь убедиться, что он шутит. Она вспомнила, как Арабелла говорила об операциях, которые Норман собирался провести с этими деньгами. – Ты потерял их на сомнительных операциях?

– Нет, – сказал он ровным голосом. – Я передал их твоей матери. И если ты будешь продолжать держать свой очаровательный ротик открытым, какое-нибудь экзотическое насекомое обязательно залетит туда. – Норман хмыкнул. – Это удивляет тебя? Разве я неправильно поступил?

– Да… Да! Безусловно, ты все правильно сделал. Но… как же?.. – Дженнифер уставилась на его смеющееся лицо. Потом обхватила за шею и, уткнувшись ему в грудь, проговорила тихо: – Ты милый, ты потрясающий, ты невозможно очаровательный!

Норман отстранил ее от себя и заглянул в глаза, чтобы насладиться еще раз произведенным эффектом. И поцеловал эти глаза, зажмурившиеся от удовольствия.

– Они нужны ей больше, чем нам. Теперь, раз уж мы заговорили о деньгах…

– Не беспокойся. – Дженни поднялась на цыпочки и чмокнула его в нос. И заговорила торопливо, не давая ему возможности перебить себя: – У тебя есть работа в банке, и я тоже буду работать. Не пропадем! Я умею не выходить за рамки бюджета. И я могу наняться на две работы, я уже так делала. И я очень экономная хозяйка, готовлю хорошо…

– Джейн! – Норман высоко поднял брови. – Ты о чем говоришь? У меня куча денег! Арабелла ведь объясняла тебе…

– Арабелла? Напротив, она дала мне понять, что ты очень стеснен в средствах. И что тебя привлекала возможность поправить свои дела за счет приданого…

– Ты чего-то не поняла, – боясь обидеть ее, Норман говорил с ней осторожно, как с непонятливым ребенком. – Я очень богат. И Арабелле это прекрасно известно и, я полагал, тебе тоже. – Дженни в изумлении округлила глаза, и Норман смутился. – Как же может быть, чтобы ты не знала этого? Ведь я даже некоторое время сомневался, не выходишь ли ты за меня из-за денег…

– Я… из-за твоих денег? – на секунду Дженни потеряла дар речи. Она ловила ртом воздух, не в силах издать ни звука.

– Ты еще говорила, – Норман встревожился не на шутку из-за возникшего между ними недоразумения, – что хочешь помочь матери. И я думал, тебя привлекает возможность обеспечить ей с помощью моего состояния нормальные условия.

– Ты достаточно привлекателен сам по себе, – сухо сказала Дженни, сразу придя в себя.

– Но ведь ты не можешь отделять меня от моих денег! – настаивал Норман. – Большинство женщин мечтают о браке с миллионером. Я уверен, что это делает меня более привлекательным в твоих глазах.

– Миллио… – слабо пискнула Дженни и не смогла продолжать. Это невозможно. Она вышла замуж за миллио… – Нет, выкрикнула она в панике. – Нет!

Кажется, Норман наконец понял, в чем дело.

– Ты действительно не знала? – сочувственно спросил он.

– Нет, – в смятении проговорила она.

– Похоже, эта новость не слишком обрадовала тебе, – холодно констатировал Норман.

– Нет, Норман! Я не могу быть женой миллионера! – Дженнифер помедлила. – Дикость какая-то. Как я буду чувствовать себя в компании миллионеров? – Дженни покачала головой, представив себе эту сцену. – Бедная, нищая, осчастливленная провинциалка, – усмехнувшись, добавила она.

– Ты уже попробовала быть женой миллионера, и у тебя это прекрасно получилось. И с моими друзьями ты общалась весьма непринужденно, – напомнил ей Норман.

– Нет, нет, нет! – Дженни замотала головой, будто отмахивалась от назойливой мухи. Ей припомнился разговор об одежде Нормана. Да, конечно, сплошь громкие названия фирм. Так позволяют себе одеваться только очень обеспеченные люди. – Быть женой миллионера? – продолжала она. – Это означает роскошные приемы и танцы, всякие там фуршеты. Красивые остроумные люди, говорящие друг другу красивые остроумные слова. К этому привыкают с детства, Норман! И все будут обсуждать мое платье и мой выговор! Нет, Норман, я не смогу, – честно призналась она. – И если ты не шутишь, я не знаю, что мне делать. Признайся, что это просто розыгрыш!

– Не могу, Джейн. Откуда тогда, подумай, мог бы взяться у меня собственный самолет, и собственный экипаж, и собственный… Так, по-моему, сейчас ты упадешь в обморок. Пойдем-ка быстрей домой, ты должна выпить глоточек вина. – Он заботливо поддерживал ее за плечи. – Или, пожалуй, пять глоточков, чтобы наверняка восстановить свои силы.

– Норман, мне было так хорошо пребывать в неведении, – с сожалением вздохнула Дженни.

– И сейчас все очень хорошо. Я так даже чувствую себя еще лучше. Ты меня любишь. Меня самого, отдельно от моих денег.

Что-то коснулось ее ноги, и Дженни рассеянно посмотрела вниз. Ручной голубь, распустив перламутровые перья, безуспешно пытался выдернуть ниточку, торчавшую из обшлага холщевых брюк Нормана. Брюки были самыми обычными, по крайней мере, на вид.

Он вообще старался не выделяться. И в общении с людьми держал себя очень просто. Так, что любой чувствовал себя с ним легко и непринужденно. И очень трудно было предположить в нем богача, который мог купить весь их городок целиком.

– Уж, конечно, я полюбила тебя не за твои деньги. Да и как я могла предположить их у тебя? Я же не рассматривала этикетки на твоей одежде, – язвительно сказала Дженни. – Мне не показалось, что ты как-то по-особому одет. Остановился ты во второразрядном отеле, и я не заметила, чтобы ты разбрасывал деньги направо и налево. Я совсем ничего не понимаю, – пожаловалась она.

– Я тебе все расскажу, – успокоил ее Норман. – Только я люблю тебя все больше и больше. Мое сердце просто тает от любви. Ты – это что-то потрясающее. – Он прижался щекой к ее волосам, вдохнул их аромат, взял ее за руку и повел по тропинке к дому. Дженнифер шла, механически переставляя ноги, мимо банановых деревьев, папайи и пышных кустов жасмина.

– Но почему все-таки… – Дженни остановилась, прижав руку к груди. Ее мысли и чувства находились в полном беспорядке. – О, столько всяких «почему», что я не знаю, с какого начать, – с грустным вздохом сказала она.

– Сядем на скамеечку на веранде, и я все тебе расскажу, – пообещал Норман, растроганно наблюдая ее замешательство.

Когда они уселись на широкую скамью из ротанга, со стаканами запотевшего ананасового сока в руках, он обнял ее, прижал к себе и с наслаждением вытянул свои длинные ноги.

– Я начинал, не имея ничего, на что мог бы опереться, и рядом не было никого, кто мог бы мне помочь, – обстоятельно начал он. – Не отказывался от любой работы и вкалывал как одержимый, как будто мне был отпущен жизнью короткий срок. Я хотел доказать, что могу добиться всего, чего захочу.

– В первую очередь родителям, наверное? – спросила Дженни осторожно.

Губы Нормана сжались, и он не ответил. А Дженни не стала настаивать. Тяжело вспоминать о прошлых обидах. Да и почему он должен был доказывать что-то родителям? Может быть, он хотел самому себе доказать, что представляет собой личность.

– Банк, в котором я сейчас работаю, принадлежит Боулинзам. Сначала я был там простым служащим, продолжал Норман, отпивая сок. – Теперь я полноправный компаньон, руковожу Эдинбургским отделением. Когда я говорил, что моя работа связана с денежным риском, это была правда. Я принимаю решение о финансировании того или иного клиента или компании. Основываясь на своем опыте и компетенции, я оцениваю их надежность. И если ошибусь, это будет дорого стоить банку. До сих пор, впрочем, я не ошибался. В общем, банк процветает. В результате ряда удачных операций его капитал увеличился в несколько раз. Словом, я не подвел своего приемного отца. Благодаря мне он стал даже намного богаче.

– Теперь понятно. Слава богу, ты не играешь на бирже, – облегченно вздохнула Дженни. – Но… та наследница… Она отказалась от тебя, когда ты еще не был достаточно богат?

– Нет, наши состояния оценивались примерно одинаково.

Дженни вскинула брови. Да, с той несостоявшейся свадьбой Арабелла здорово напутала.

– Но тогда… почему же она оставила тебя?

– Не знаю. Я не понимаю до сих пор, что произошло. – Норман пожал плечами. – Она убежала прямо с венчания, и я ничего о ней больше не слышал. До того момента, когда она вдруг нашла меня на нашей свадьбе. Ей в голову пришла бредовая идея, что я женюсь из-за денег на баснословно богатой невесте и собираюсь воспользоваться се состоянием, оставив бедную девушку ни с чем. – Норман невесело усмехнулся. – Она грозила закатить небывалый скандал.

– Ты любил ее? – спросила Дженни робко.

– Пожалуй, нет. Но она мне нравилась. Я только теперь понимаю, что значит любить по-настоящему. Но тогда казалось, что мое чувство достаточно глубоко. И она обожала меня! Нам было хорошо друг с другом. К тому времени каждый из нас уже приобрел печальный опыт общения со своеобразным типом людей – охотниками за богатством. – Норман досадливо поморщился. – И нас устраивало, что ни один из нас не ищет выгоды в этом браке. Жизнь учит осторожности, знаешь ли.

– Так вот почему при встрече со мной ты ни единым словом не обмолвился о своем богатстве! – Дженни сосредоточенно потягивала холодный сок. Ну что ж, Нормана можно понять. Он боялся очередного разочарования. На нее навалилось столько новых сведений, что она и не пыталась осмыслить их все сразу. Потом все встанет на свои места. Однако собственное положение продолжало тревожить ее. Как-то теперь сложится их судьба?

– Ну, это совсем не так, – поправил ее Норман. – Вообще-то я приехал в Ирландию просто отдохнуть. В бесконечных делах и погоне за новыми миллионами я вдруг понял, что начинаю что-то терять. Радость жизни. Ощущение простоты и естественности.

Дженни показалось, что он что-то недоговаривает. Норман выглядел грустным и замкнутым. Она разочарованно подумала, что он все-таки не до конца доверяет ей.

– Я спешил все время, и само существо жизни, ее стержень стали ускользать от меня. – Норман улыбнулся. – Зато в вашем городке я нашел все, чего мне недоставало. Вот хотя бы давно забытое удовольствие беспечной болтовни с незнакомыми прохожими. Ведь я почти разучился говорить о милых пустяках: о погоде, о ценах на рыбу, предстоящей ярмарке. Не помню даже, когда до этого я говорил с кем-нибудь просто так, не о деле. Я настолько привык ценить время, что перестал ценить все остальное. А там я наконец остановился. И огляделся вокруг. И вспомнил, что море пахнет водорослями и рыбой, и какое это удовольствие бродить босиком по берегу и рыбачить в дождь с близким другом. С тобой. – Норман склонился к Дженни и поцеловал ее в висок. – И что дружбу не купишь никакими деньгами. И как это чудесно – почувствовать приближение любви и мечтать о том, чтобы быть всегда вместе. А потом уже серьезно и с умилением думать о девушке, как о будущей жене. И – никуда от этого не денешься – мечтать о детях. Именно это мне и было нужно. – Норман сжал ее плечо, не замечая, что делает ей больно. – Я убежден в этом, как никогда прежде.

– Отец сказал, я часть выкупа… – Дженни безжалостно спустила Нормана с романтических высот.

Он скривил рот в горькой усмешке.

– Ну, это я так ему объяснил. Мне нужна была только ты…

– Почему тогда ты угрожал мне? Говорил, что не отпустишь, потому что иначе останешься ни с чем?

– Но так оно и есть! – воскликнул Норман. – Я бы лишился любви, и твоей нежности, и дружбы, и возможности обожать тебя, и надежды на мир в своей душе.

– О, Норман! – Дженни никак не ожидала получить такое простое объяснение казавшимся ей такими сложными обстоятельствам. – Так ты это имел в виду?

– Конечно. Но разве твой отец смог бы это понять? – Норман покачал головой. – Он ведь был в курсе моего финансового положения, и я взял с него слово молчать до поры до времени под страхом самых неприятных для него последствий. Он очень боялся разоблачения своих таможенных операций. Тогда, кстати, он бы потерял все.

– Так вот почему отец так настойчиво уговаривал меня. И почему я оказалась все-таки «умной девочкой», – вспомнила Дженни с неприятным чувством.

– Пустяки. Не придавай значения. – Норман ласково погладил Дженни по голове. – И как Фрэнк обрадовался, когда я предложил ему отдать только половину – в качестве приданого! Только я вовсе не его пожалел, а твою мать. – Норман посуровел. У губ пролегла горькая складка. – Скандал тяжело отразился бы на ней. А она и так достаточно вынесла от твоего отца, чтобы страдать еще и из-за этого. Твое приданое с самого начала предназначалось ей. А иначе бы я и не взял этих денег. Я давно в курсе многих дел Фрэнка Бримсли. И достаточно хорошо знаю его биографию. Меня всегда возмущала несправедливость, допущенная им по отношению к твоей матери. Я говорил с ней и убедил, что эти деньги должны принадлежать ей по праву.

– Ты добился невозможного, – медленно произнесла Дженни. – Мама никогда и ни от кого не соглашалась принимать помощь.

– Я умею настоять на своем. – Норман хитро посмотрел на Дженни. – У меня талант убеждения. Но у твоей матери были, я думаю, свои причины согласиться взять эту сумму. Она становилась равной Фрэнку. Обретала некоторую независимость. Это позволило ей по-другому оценивать себя.

– Ты такой проницательный! – восхищенно воскликнула Дженни. – Ты снял камень с души мамы.

– Не уверен, – вздохнул Норман. – Но, будем надеяться, все у нее будет хорошо. Что касается нас, Джейн… Осталось еще одно дело, которое я обязательно должен довести до конца. А потом – прощай вся эта суета. Я начинаю жить по-настоящему.

– Начинаешь… Что значит жить по-настоящему? – удивилась Дженни.

– Жить с тобой. Мне кажется, я вообще понял, в чем смысл моего существования, только после того, как мы познакомились. И без тебя не представляю себе…

– Почему без меня? – Дженни меланхолично водила большим пальцем босой ноги по деревянному полу террасы. – У меня тоже только одно сердце, и оно принадлежит тебе. Не знаю, как мы все это преодолеем… Но почему ты не признался раньше?

– Сначала просто наслаждался, и мне не приходило в голову портить себе отдых и вместо того, чтобы слушать тебя и море, говорить о своем материальном положении. Ну а потом испугался. Столько раз бывал обманут, что уже перестал верить в удачу. А вдруг ты такая же, как твой отец? Как десятки других женщин, пытавшихся околдовать меня. Я ведь чуть было не потерял тебя. И я думал, ты сама все поняла после разговора с Арабеллой.

Дженни смотрела на стайку красных кардиналов, сидевших на пальме и напоминавших гроздь экзотических фруктов.

– Я не пыталась околдовать тебя, и я ничего не поняла из разговора с Беллой. Удивительно, что мы все-таки не расстались. Кажется, все было против нас. – Дженнифер подумала о матери и о том, сможет ли та быть снова счастлива. – Боюсь только, отец теперь может сойти с круга, – сказала она грустно.

– Это его дело, – резко ответил Норман.

Дженни укоризненно покачала головой.

– Почему ты так жесток к нему?

– Он того заслуживает. – Норман потянулся за соком, взял в руки стакан и неприязненно посмотрел на него, как будто увидел там лицо Фрэнка Бримсли. – Твой отец обратился в наш банк за займом. Я знал, что он прогорит. Если бы я отказал ему в кредите, он не решился бы начать ту рискованную операцию. Однако я дал ему кредит.

Дженни выпрямилась.

– Говори все, раз начал. Не просто же так ты это сделал?

– Старые счеты.

– В конце концов, он мой отец. Могу я узнать, чем он провинился перед тобой?

Глядя прямо перед собой, Норман осушил стакан, повертел его в руках, поставил на столик и глубоко вздохнул.

– Фрэнк сделал несчастной мою мать. – Слова эти он буквально выдавил из себя.

– Норман! – Как ей хотелось облегчить его боль! Дженни обняла его и, тихонько поглаживая по плечу, долго молчала. – Мне жаль, – сказала она, почувствовав, что его тело расслабляется от ласки. – Он встал между твоими родителями, да? И послужил причиной твоих несчастий?

– Да, в общем.

– Мне так жаль, милый, – Дженнифер колебалась, потом решилась. Они должны быть честными друг с другом и высказывать откровенно, что у каждого на душе. – Я знаю, ты ненавидишь его. Ты что-то задумал. Прошу тебя, остановись. Не надо больше мстить ему, – взмолилась Дженни. – Ради меня, ради моей мамы.

– Ты защищаешь его после всего того, что он сделал с тобой, с твоей матерью? – тяжело проговорил Норман.

– Он мой отец, – ответила она просто. – Несмотря ни на что, мне всегда хотелось заслужить его доверие. Наверное, потому, что я никогда не удостаивалась его. Он отвергал меня так же бесчувственно, как отверг мать. – Дженни вздохнула. – Я всегда так болезненно переживала, когда он приезжал к нам.

– А он часто приезжал? – мягко спросил Норман.

– Первый раз, когда мне было четыре года, а потом наведывался, когда я была уже подростком. Мама носилась по квартире, как ветер, наводя чистоту и порядок. Примеряла нам обеим платья, выдумывала прически. И я была очень мила. Он поцеловал меня, а потом качал на коленях. Но конфеты, которые он мне дал, оказали непредвиденное действие на мой организм, меня стошнило прямо на его белоснежные брюки!

Норман сочувственно потрепал Дженни по плечу.

– Он был в ярости?

– Просто взбесился. Стряхнул меня с колен, как котенка. Но хуже всего то, что я испортила маме праздник. Отец умудрялся сделать так, что мы все время чувствовали себя виноватыми. Как хорошо, что у нас все по-другому! – Дженнифер признательно посмотрела на Нормана. – Благодаря тебе. Мы с тобой счастливы. У нас есть то, чего нет у многих людей. Мы можем быть великодушными. Не надо больше преследовать его, ладно?

– Обещаю тебе, – пробормотал Норман, водя подбородком по ее волосам, – если он останется с твоей матерью и будет относиться к ней с должным уважением, я не буду требовать возвращения займа и не нашлю на него таможенников. Но он висит на волоске. Однако я не буду его трогать. Довольна?

– Да, – с чувством сказала Дженни, – спасибо тебе, Норман.

Он тихо вздохнул и поцеловал ее в лоб.

– Вон ловится наш ужин, – сказал он, вглядываясь в далекий силуэт маленькой лодки на ослепительно сверкающей водной глади. – Я думаю, не пора ли нам уже переодеваться к столу? – закончил он странно дрогнувшим голосом.

– Но… у нас еще целых три часа… – удивилась Дженни и зажмурилась от удовольствия, когда он, запрокинув ей голову, проложил нежную дорожку поцелуев от ямки на шее до подбородка. – Да, – прошептала она еле слышно, поняв теперь, что он имеет в виду. – Трех часов нам будет достаточно…

Не дожидаясь, пока она скажет еще что-нибудь, Норман подхватил ее на руки и понес в большую спальню, которую они еще ни разу не делили вместе.

– Не бойся, – нежно сказал он ей на ухо.

– Я не боюсь, – пробормотала Дженни. – Я люблю тебя.

Она полностью доверилась его мягким движениям, испытывая, в свою очередь, огромное наслаждение от прикосновений к совершенному мужскому телу. Терпеливо и бережно, преодолевая ее скованность и застенчивость, Норман вел ее по пути чувственных открытий, пока Дженни по страстности и силе желания не сравнялась с ним. Вся она целиком, ее сердце, ее душа принадлежали ему. Его любовь, весь его внутренний мир принадлежали ей. Каким бы необыкновенно острым ни было впечатление от физической близости, оно не могло сравниться по полноте ощущений с этим наполнившим все ее существо сознанием духовного обладания.

Потом Они лежали, прижавшись друг к другу, на необъятной старинной кровати, сохранившейся, наверное, еще с колониальных времен, и лениво наблюдали, как шевелится от теплого ветра край белой занавески. Им не нужны были слова. Дженни и так знала, что они будут счастливы.

Снаружи донеслись голоса. Рыбаки вернулись с лагуны и перебрасывались шутками с Норой, женщиной, которая приходила готовить им замечательную еду с местными экзотическими приправами. Дженнифер высвободила ладонь из пальцев Нормана и закинула руку за голову.

– Осталась только одна ночь, – задумчиво проговорила она.

– Мы можем приехать сюда еще раз. Я буду изображать Робинзона, а ты – Пятницу. Или сразу все дни недели. Это мой остров. Можем привезти сюда твою мать, – сонно пробормотал он, поворачиваясь к ней и прижимая к себе желанное тело.

– Целый остров? – Дженни чуть не подскочила. – Нет, – она в изнеможении откинулась на подушки, – ты положительно решил добить меня.

– Все, больше не буду.

Дженнифер насторожилась. В его тоне была сухость, не располагающая к откровенности. Она собралась расспросить его поподробнее, но не успела. Норман рывком поднялся с кровати и стал торопливо одеваться. Дженни почувствовала себя неуютно, глядя на его напряженную спину.

– Норман! – позвала она.

Он повернулся и внимательно посмотрел на нее своими черными загадочными глазами.

– Нужно переодеться к ужину, – сказал он ровным голосом. – Я попросил Нору накрыть на берегу. Это наш последний вечер. Я заказал рыбу эль фреско. Будем есть, смотреть на звезды и на ночное море.

Дженни не хотелось портить очарование этого дня. Не хочет, пусть не говорит. Значит, у него есть причина умалчивать о чем-то. Потом расскажет, может быть, по дороге в Эдинбург. Между ними не должно быть секретов. Внезапно лицо ее потускнело. Дженни вспомнила, как Арабелла расписывала романтический обед с Норманом.

– Что-то не так? – спросил Норман, внимательно наблюдавший за ней.

– Мне почему-то пришло на память… – Она растерянно подняла на него зеленые, как море, глаза. – Обед при свечах. С серебряными приборами, хрустальными бокалами на столе красного дерева.

– А, это Арабелла устроила как-то такой обед. Чтобы поразить мое воображение, – сказал Норман, смущенно хихикнув. – А я, увидев все это, не смог удержаться от смеха. Арабелла обиделась. У нее осело суфле из сыра, и с досады то ли на него, то ли на меня она выбросила его в окно.

Дженни скупо улыбнулась.

– А мы можем зажечь свечи? – спросила она, предпочитая не продолжать дальше тему Арабеллы.

– Свечи? – произнес Норман с видимым облегчением. – Слепые музыканты были бы еще лучше.

Они занимались любовью прямо на берегу, под звездами, неистово, жадно. Дженни долго лежала потом на песке, раскинув руки, не в силах пошевелиться, утомленная бешеным любовным шквалом. И в самолете, по дороге в Эдинбург, они все никак не могли насладиться друг другом. Открыв для себя мир чувственных ощущений, Дженни удивлялась, насколько физическая близость делает любовь более насыщенной. Она лежала рядом, поглаживая его руку. Никогда она не думала, что возможно такое полное слияние одного человека с другим.

Норман сладко потянулся.

– Пойду переговорю с пилотом. Нужно уточнить программу полета.

– Не ходи, – лениво попросила Дженни.

– Я не задержусь.

Он чмокнул ее в нос и выскользнул из-под одеяла. Дженни уснула и проснулась от того, что он, сидя на кровати, яростно сбрасывал с себя одежду, нетерпеливо стремясь снова обладать ею. Она расслабленно следила за его движениями. Ее тело еще горело от предыдущих поцелуев. И вновь наступили минуты неизъяснимого блаженства.

– Норман, – сказала Дженнифер слабым голосом. – По-моему, ты сексуальный маньяк.

– Что, я был груб, дорогая? – тревожно спросил он. – Но я все время так хочу тебя.

– Я заметила, – смущенно улыбнулась она и нежно поцеловала золотистую кожу его груди. Однако Норман продолжал лежать, по-прежнему напряженно вытянувшись, и никак не ответил на ее ласку. Озадаченная, Дженни подняла голову и посмотрела ему в лицо. – Все в порядке? – спросила она. – Ты похож сейчас на тигра, изготовившегося к прыжку.