Текст книги "Умирающий лебедь (СИ)"

Автор книги: Andrea Parrilla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Эмма замолчала, вспоминая, как Реджина говорила ей, что она была бы рада принять пулю на себя и о том, какую боль это причиняло блондинке. Она не знала, причинили ли эти слова ей одной боль, но она полагала, что не только ей. Она не была уверена, стоит ли поднимать эту тему, но хотела это сделать.

– И еще одно, – обратилась Свон к брюнетке, которая смотрела сквозь Солдата. Невозможно было прочесть все ее эмоции. Вообще ничего нельзя было сказать по ее лицу. Она была словно каменное изваяние, – Если бы у меня была возможность что-либо изменить… – Свон вздохнула, – Я бы ничего не изменила. Не тогда, когда это все привело меня к тебя, как бы мало ты не была рядом.

Молчание, казалось длилось вечность. Обе застыли, не двигаясь и почти не моргая. Эмма смотрела на Реджину, а та сквозь нее. Все так и оставалось, пока брюнетка не двинулась и не схватила руку блондинки.

– Что значит мало? Ты думаешь, что я уйду?

Тело Миллс, буквально болело от этой мысли. От мысли о том, что Эмма думает, что она уйдет. Да, это была их первая крупная ссора, но она была довольно серьезной в их положении. И, время, проведенное в дали, кажется не прошло даром, потому что все вернулось на место. По крайней мере, какая-то часть из тех возможных. Никто из них не знал, что еще могло произойти, если бы они не упустили бы время, но никто и не может сказать, что все было бы хорошо и они не разругались бы еще сильнее. Время – неплохой вариант, чтобы остудиться. Но было ли меньше боли от упущенного вместе времени? Никто не знает.

– Возможно, тебе придется, – сказала Эмма с загадкой, на что получила идеально изогнутую вздернутую бровь. – Нет, не обращай внимания, ладно? Давай просто забудем, хотя бы на время.

И кто сказал, что Реджина может отказать этой просьбе? Она так скучала и жалела об упущенном времени, что она была довольно просто тишиной рядом с блондинкой, но все же, этого было недостаточно. Ей нужно было больше ее почувствовать, потрогать, вспомнить вкус ее губ. Пока что это было все, что она могла.

Не отрывая глаз, она передвинулась. Сев ближе, чтобы было удобнее дотянуться. Но она не сразу потянулась за поцелуем, она исследовала более светлые тона кожи, чем в тот последний раз, но может кожа и была лучше по цвету, но она была такой же осунувшейся, с более видимыми морщинками у края глаз, и на носу.

«Кто-то слишком часто морщит нос, – подумала Миллс».

В этот раз она не стала ждать очередного срыва, чтобы узнать:

– Что тебя тревожит? – сощурила глаза Док, выглядя угрожающей в поиске лжи, которую она могла получить.

– Ничего, – невинно хлопая глазами, сказала блондинка. – У тебя что, новые духи? – Переводила тему она.

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Не переводи тему, просто скажи мне. Пожалуйста.

Было заметно, как Реджина волновалась. Как теперь она боялась чего-то не увидеть и упустить, поэтому стала замечать слишком много. И Свон было бы приятно, если бы не было всех тех обстоятельств. Если бы ей не было тяжело от того, что она сейчас скажет, просто потому, что она не могла солгать, глядя в эти беспокойно-заботливые глаза.

– То, Реджина, что я чувствую, – казалось, было было самым элементарным объяснением, но Доку этого было недостаточно, чтобы понять. Она хотела знать конкретнее.

– Что это?

И Эмме было до одури смешно от нелепости всего этого. Она, возможно, и поняла свои чувства некоторое время назад, она никогда не думала о том, чтобы ими поделиться. Она думала, что, возможно, у нее не будет возможности, потому что ее бросят. Или она просто этого не сделает от страха быть отвергнутой, но она была не слепой дурой, чтобы не понимать, что просто так ее не будут целовать и быть рядом с ней из чувства долга. Она знала, что что-то значит, но не до момента того хлопка двери ее больничной палаты. Тогда она была пиздец, как слепа. И после этого она была еще больше уверена, что она просто не может сказать этого в силу обстоятельств, но она так же и не думала, что Реджина вернется, и теперь, смотря на нее такую, недоуменно хмурящуюся в попытке понять, взволнованную этой же мыслью и неизменно красивую в любом из своих состояний: растрепанную, раскрасневшуюся, смущенную, злую и дерзкую. Она просто не могла удержать это все в себе.

– Это ты. То, что я чувствую к тебе. Я не думала, что скажу это когда-нибудь, или может быть сейчас рано для этого или вообще не время. Но я боюсь, что если не скажу, потом будет поздно. Я… – глубойкий вздох – Я люблю тебя.

«Господи, Я сказала это, – подумала Свон».

Она не собиралась долго молчать, она собиралась начать говорить все так быстро, как только может, чтобы не дать Реджине что-либо вставить или что-либо сделать, чтобы она просто сидела тут и смотрела на нее. Хотя бы еще какое-то время.

– Я не знаю, как это вышло, – хмыкнула Эмма нервно. – То есть, ты ведь, конечно, знаешь, что безумно красива и все такое. Но я особо на это не смотрела, ну, естественно, не могу отрицать этого факта, потому что да, посмотрим правде в глаза, ты действительно создание Бога! – нервно тараторила Свон.

Это действительно было так, будто ее рот маленький моторчик, который выдает все подряд, не имея фильтра.

– Твой смех, он такой… очаровательный, ладно? Потому что именно то, что он со мной делает – очаровывает. Эта твоя улыбка, которая заставляет появляться морщинки около твоих глаз, – жестикулировала она, в итоге указав на те самые морщинки, которые появились у Реджины, пока она слушала, – Ну, а как светятся твои глаза? Ты видела, как они блестят? Тебе кто-нибудь говорил об этом? Будто у тебя что-то такое в глазах, что отражает блики от солнца, или впитывает и перерабатывает их и выдает то… ну то, что у тебя сейчас там! Ты только посмотри, Реджина! Господи, ты ведь прекрасно знала да? Знала же, что это не то, чего кто-либо может избежать, находясь рядом с тобой? Потому что, если ты знала, ты должна была мне сказать! Тогда…

– И что бы ты сделала?

– Ну, тогда я хотя бы подготовилась! Потому что я даже не подозревала, что такое когда-либо будет со мной. Что однажды я не смогу избежать… любви! – прошептала последнее слово Эмма, как какое-то запретное.

Но дальше ей не пришлось продвигать свою тираду, потому что ее рот был плотно запечатан мягкими губами Реджины, которые медленно, словно заново, изучали ее. Это был почти целомудренный поцелуй, прежде чем обе отстранились.

Реджина чувствовала себя на вершине горы, на которую она наконец, взобралась. Будто на вершине было ее счастье, но оно было. Даже если ей пришлось стоять на самой высокой точке, чтобы потом разбиться. Она бы радовалась даже этим секундным мгновениям. И она радовалась.

Ничего не говоря, пристально смотря в глаза Эммы, она опустила одну ладонь ей на щеку, мягко поглаживая щеки большим пальцем, а затем положила и вторую, делая то же самое. Она боялась испугать, боялась, что это мираж, и что ей это снится. Она действительно боялась этого. Потому что, казалось бы, за эти долгие и мучительные три недели, ЭТО было всем, о чем она могла мечтать, чтобы почувствовать себя нормальной. Эмма же смотрела за потоком эмоций в карих глазах, когда ее глаза, цвета зеленой листвы, оставалась мирными и тихими.

Никто не понял, что происходило в тот момент, они просто обе двинулись туда, в чем отчаянно нуждались. И снова губы обеих столкнулись, в более сладком поцелуе, заставляющем обеих покраснеть и потерять воздух. Губы двигались так, будто они были слаженным механизмом, они подходили друг другу идеально, как две шестеренки. Это было тепло, это было мягко, это было, как ощутить себя дома. На месте. Там, где нужно быть. Там, где хочется быть. Медленно губы распахнулись и их языки слились в поцелуе. Обволакивали друг друга, касались друг друга, пытались забрать первенство, но никто на самом деле не хотел этого делать. Хотелось момент спокойствия, и этот поцелуй был этим символом. Успокоение, возвращение на место. В привычный уклад. Если бы это было так. Только их поцелуй закончился, в комнату влетела, никто иная, как Зелина, где-то хвостом плелся Август.

– Хватит слюной меняться, дамы. Можете просто плюнуть друг другу в рот, зачем все так публично, моя ранимая душа!

– А своей жене ты тоже после поцелуев такую тираду выдаешь? – спросила Эмма, когда Реджина просто закатила глаза, хватая руку Эммы.

– Нет, ну ты сравнила мою жену и вас. Белль это тебе не… ну, не ты и Реджина, знаешь.

– Что это сейчас должно значит, Жестянка? – спросила Эмма, – Помимо того, что твоей жене приходится терпеть в своем рту вместо слюны масло, то конечно, она – не мы.

– Я что-то не поняла, ты моего масла отведать захотела? – спросила Миллс-старшая. За что получила злобный взгляд от сестры, которая тут же начала вставая, говорить:

– Это я что-то не поняла, Зелина. Я могу пригласить Белль на этот небольшой спектакль, – сказала Реджина, когда ее дернули за руку и она опрокинулась обратно на кровать, попадая в объятья. Эмма почти издала испуганный вскрик, но она не могла раскрыть всем здесь присутствующим, что она ощущает тяжесть на ее ногах. Она втайне была счастлива, даже если эта тяжесть была для нее почти неощутимой.

– Ты в порядке? – испуганно и взволнованно, спросила Реджина, как будто думала, что Эмма могла почувствовать, Свон крепко сжала Реджину в объятиях, кивнула и начала шептать ей на ухо:

– Ты что, боишься? Боишься что твоя робо-сестра съест меня? Я бы не хотела, чтобы ее жена видела, как роботы начали проявлять признаки каннибализма.

Реджина же была серьезна, когда взглянула на Эмму, подозрительно сощурив глаза, даже больше, злобно. Свон же ничего не сделала, кроме как притянуть ее обратно к себе, и уже без шуток сказать:

– Я бы, конечно, не хотела, чтобы меня целовал кто-то, кроме тебя, Реджина. Никто.

Миллс же, в свою очередь, оставила легкий, невинный поцелуй на щеке и успокоилась, расслабившись в ощутимо сильных руках. Все, кто наблюдал эту сцену, были действительно наконец-то рады этому воссоединению, видеть, как дорогие им люди счастливы здесь и сейчас, сидя в объятиях друг друга. Зелина, на самом деле, пустила скупую слезу, благо, никто не заметил.

– Боже, – нашептывала Зелина на ухо Августу, – Реджина кажется такой счастливой с ней. Я так долго этого хотела, но после давнего инцидента, она так погрязла в работе и заботе обо мне, буквально сопровождая повсюду, и даже сделала меня своей помощницей. Я не думала, что когда-нибудь еще увижу её такой… сияющей.

– Я знаю, Зелина. Я был знаком с ней, помнишь? Я не знаю, случилось ли это уже тогда или позже, но я всегда замечал, что ей всегда чего-то не хватает для полного счастья. Она была какой-то потерянной, будто сама не знала, чего ей не хватало, будто все было на месте, – так же тихо говорил он.

– Это верно, наверное, так и было. Раньше так думала и я. Но что об Эмме? Она, кажется, тоже счастлива, – подметила Миллс-старшая.

– Это так, Рыжая, поверь мне, это действительно так. По одному ее чертовому взгляду на Реджину, все сразу становится понятно. Знаешь, у нее тоже случалось не мало и я даже не представляю, как она держалась, и в итоге, я даже могу понять, почему она снова оказалась тут. Но я видел, как она об этом жалеет и какой снова серой она выглядит, понимая, что сделала. Чего лишилась. Реджине ведь было нелегко, не так ли? Понять и, возможно, принять поступок Эммы?

– Она не любит жестокость, на самом деле. И то, что сделала Эмма – одно из проявлений этого, так что, она буквально перешагнула через себя, ради нее. Если эта блондинка разобьет ей сердце, я вас обоих убью, – серьезно сказала Зелина. – Я не Реджина, я очень даже не против жестокости. За свою семью.

Угроза, была вполне весомой, и как бы Август на самом деле не пытался принять это, он все равно хохотнул:

– О, она не тот человек, который снова упустит свое. Уж мне ли не знать.

Их прервали:

– Эй, о чем это вы шепчетесь? – спросила Реджина, кидая свой прищуренный взгляд, за которым последовал и взгляд Эммы.

– О том, о чем Реджине лучше не знать, – сказала Зелина, на полном серьезе.

– И почему же это?

– Ты насилие на дух не переносишь!

Ну, возможно, этого было достаточно, чтобы Реджина потеряла интерес к данному перешептыванию или ей просто в действительности было не так уж интересно. У нее было лучшее занятие. У нее была Эмма в ее руках. Или она в ее руках, но это было неважно. У нее было странное предчувствие от того, как сильно ее сжимают в руках, но она предпочитала думать, что Эмма по ней действительно скучала и лишь поэтому так крепко ее держала.

Всех отвлек телефонный звонок. Нахмурившись на непонятный номер телефона, Реджина подняла трубку и поднялась, прогуливаясь по комнате. По мере того, как продвигался диалог, ее лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Глаза наполнились различными, не самыми позитивными, эмоциями, венка на лбу вздулась, а брови были нахмурены, образовывая небольшие складки на лбу. Эмме всегда казалось, что это прекрасно.

Но так же быстро, как только она снова залюбовалась, очаровалась, не самые лучшие вести вернули ее в реальный мир.

– Нам с Зелиной нужно в участок, – тупо смотря на телефон с потухшим экраном, сказала Реджина.

И пока внутренности Эммы сжимались, а кровь ее закипала от того, что Миллс нужно было уходить, Реджина все еще не поднимала глаз. Эмма злилась, но не на это, даже не на нее, а на обстоятельства. На то, что преподнес этот день, та встреча Свон и Дэниела. Это убивало ее. Ей захотелось встать и пойти надрать ему зад, но больше ей хотелось, чтобы Реджина этого не переносила, не встречалась с этим снова, и не переживала заново весь этот день. И если бы не встретиться с Эммой помогло, то она была готова. Может, Свон и утрировала происходящее и то, что пришлось пережить сестрам, но она все равно не хотела, чтобы они когда-либо проходили через это. Зелина уже покинула комнату, как и Август, давая им время, как предполагалось. Но обе молчали, и тогда какой в этом смысл? Время помолчать? Оно есть всегда. Но сейчас не было для этого времени. Как бы циклично не было время, оно все же – скоротечно.

– Реджина, – позвала Свон.

Миллс же не откликнулась быстро, но все так же не поднимая глаз она вернулась на больничную койку.

– Эй, давай же, посмотри на меня?

Медленно, темные-темные глаза, оторвались от рук и уперлись в чужие глаза, такие ясные и пронзительные, что зрелище было завораживающим. Казалось, по ним можно было прочитать все, можно было даже взглянуть на себя через них. Они были зеркалом.

– Почему у меня такое ощущение, что все намного хуже, чем есть на самом деле? – послышался маленький вздох, когда Эмма схватила Реджину за руку, аккуратно разнимая ладони и беря по одной себе в руку. Она наконец, заговорила:

– Я думаю, что так и есть, Эмма. Что, если его не нашли, понимаешь? Он может быть где угодно и придти к тебе когда угодно! Это все моя вина, что он знает где ты! Как я вообще могла так облажаться? Вот почему все так плохо, потому что, что, если он тебя найдёт? Что-то с тобой сделает? Заберет с собой? И что будет…

– Стоп, стоп, стоп. Реджина, остановись! – торопливо заговорила блондинка, – Хорошо, давай по порядку, ладно? – улыбнулась она, – Если его не нашли, это ничего, хорошо? Он все равно не сможет сюда придти, потому что его ищут. Везде! Ну, ему придется скрываться как минимум несколько месяцев, чтобы перестать быть узнаваемым. И ты не облажалась, хорошо? Ты сделала правильно, ты всегда так делаешь, верно? Я верю, что ты сделала правильно. И последнее, ты же знаешь, да, что я даже в лежачем положении и без ног могу сломать ему руки? Он никогда до меня не доберется, а если и доберется, он будет первым, кто упадет, я обещаю, – уже потирая плечи, говорила Эмма, лбом уткнувшись в лоб Реджины.

– Но если снова случится, ну…

– Нет, больше нет. Я правда обещаю. Он не доберется до меня. Ни до тебя, ни до Зелины. Ни до кого. Ты мне веришь?

– Я верю, – ухмыльнулась Реджина, смотря точно в глаза.

И еще один поцелуй, со странным, не к месту привкусом отчаяния и почти на грани соли и слез. Ни одна не понимала, что происходит. Ни одна не хотела понимать. Наконец, и соль появилась. И Реджина точно знала, что это не ее слезы. Быстро отстранившись, Миллс мягко стерла слезы с лица подушечками больших пальцев. Недоумевая, она подарила еще один поцелуй, почти задыхаясь.

– Что, Эмма? Почему ты плачешь? – бегая глазами по лицу, спрашивала брюнетка, когда Свон не имела даже ответа, но все, что она смогла – сказала.

– Я просто не хочу тебя отпускать, даже со всеми этими ужасными происшествиями, я не хочу, чтобы день заканчивался. Я также не хочу, чтобы тебе пришлось переживать весь этот день, не хочу, чтобы тебе было больно. И я люблю тебя, ты знаешь? Иногда это так много для меня, что кажется, что внутри меня совсем нет места для этого, его просто не хватает и это выходит наружу. Я люблю тебя, и я бы не соврала, если бы сказала, что всегда буду. Потому что буду, Реджина. Где бы я ни была, просто помни, ладно? И, увидимся, хорошо? А теперь, иди. Напиши мне потом, – улыбнулась Свон.

Реджину не покидала странное чувство. Чувство, что что-то не так, но как бы сильно она не вглядывалась в глаза, в лицо, как бы сильно она не пыталась понять что за чувство, оно прям так и махало ей хвостиком и уходило, говоря, что лучше бы ей не знать, что это за чувство. Не сейчас, не сегодня, не время, не место. И все, что ей оставалось, это просто ждать, но она не могла. Она просто не выдерживала этого. Она так корила себя за тот раз, когда оставила Эмму дома и из-за чего она теперь попала в больницу, что ей было еще тяжелее оставить Свон одну сейчас. Но она собралась с силами, и подарив нежный взгляд и такой же поцелуй, она ушла, сказав:

– До скорого.

И как только дверь закрылась, Эмма заплакала в полную силу, где-то между всхлипами проговаривая:

– Ты и глазом моргнуть не успеешь.

Вчера вечером им удалось не только перекинуться парой смс, но и поговорить по телефону. Реджине казалось, что теперь все по-другому. То странное чувство из больницы исчезло, будто его и не было вовсе. Или, может, ее мозг снова был затуманен, что она не замечала чего-то? Но это было неважно, когда она была так рада. Она в самом деле и не подозревала, сколько времени порознь, они потратили впустую. И может, это бы что-то и изменило сегодня. Но, теперь, она не была уверена, что это можно было бы изменить, даже если бы она не была гордой. Да неважно, даже если бы не была ни одна из них. Теперь, она точно знала, что это не изменить.

Знаете это ощущение полета перед сном? Когда уже почти засыпаешь? Мышцы не могут быть напряжены, и поэтому, когда мы чувствуем полет, мы напрягаем все мышцы сразу, чтобы смягчить падение. И вот сейчас тот самый момент, когда стоит сжаться посильнее, чтобы попытаться избежать боли вообще. Чтобы не чувствовать всего того, что она чувствовала.

Снова.

Как и в тот раз, когда она дважды сопровождала Эмму в машине скорой помощи, но только сейчас – хуже. Сейчас, она чувствовала потерю так близко, так реально. Пустое место прямо перед ее глазами и, где-то сбоку, слова Доктора Вейла:

– Мне жаль, Реджина. Она просто потребовала ее перевода в срочном порядке. И она попросила не говорить никому. Не знает даже Август, но… – он похлопал потерянную Миллс по плечу, взывая, чтобы женщина взглянула на него, послушала его, понимая, что та совсем в прострации. Когда она повернулась, он схватил ее руку и мягко вложил туда кусочек потрепанной, свернутой бумаги, – Она просила это тебе передать, – когда Реджина осознанно кивнула, Вейл оставил ее одну в палате. В чистой и пустой. Будто тут никого и никогда и не было, и Миллс бы подумала, что это грёбаный сон или дурацкая шутка, или ее воображение, магия, что угодно, но если бы не кусочек бумаги в ее руке, она бы действительно в это поверила. Но она знала, что это правда, даже если не та, которую она хотела, с которой отчаянно боролась.

Она открыла эту бумажку, и из ее легких вышибло весь воздух. Она узнала почерк Эммы.

Dead by april – myself in you.

Дорогая Реджина,

Нет человека, которого я ненавижу больше, чем себя. За то, как с тобой поступила, не подумав о тебе. За то, как эгоистично поступаю сейчас, снова не думая о тебе. Но на самом деле, даже если и так, в моем понимании я спасаю тебя. От себя. От того, что ты можешь получить рядом со мной за этот период.

Прямо сейчас мои легкие сжимаются до невероятных размеров, зная, как тебе, должно быть, больно от того, что ты сейчас читаешь. Я, буквально, чувствую, как тебе не хватает кислорода из-за твоих слез, знаешь? Слезы льются, у них весь контроль, и ты не можешь остановится. И я ненавижу себя за это, но давай пропустим все это?

Я… Я просто хочу, чтобы ты знала, что у меня действительно есть причина, чтобы не быть там, где ты меня сейчас, должно быть, ищешь и все не можешь поверить, что меня там нет.

Я не хочу, чтобы ты думала, что я предала тебя и бросила, потому что это не так. Потому что я люблю тебя, я сказала тебе это вчера. Это была правда, когда я сказала, что не могу держать это все в себе и все выходит наружу, потому что я не планировала говорить.

Но завидев тебя, у меня...я просто не могла больше держать это внутри, понимаешь?

Ты можешь ненавидеть, ты можешь не верить, ты можешь хотеть забыть, но пожалуйста, не делай этого, ладно? Я знаю, что я дерьмо, раз я ничего не объяснила в лицо, ни по телефону, но я сделала, как будет лучше, потому что я бы не вынесла слушать звук твоих слез или криков? Что бы это было?

Но самое главное, Реджина, я не пишу, чтобы проститься, ладно? Я пишу, чтобы ты знала, что если ты все еще будешь помнить обо мне, что если я все еще буду нужна тебе, если ты все еще будешь меня хотеть, то я вернусь. То есть, я в любом случае вернусь, но вернусь ли я к тебе, позволишь ли ты, это только твой выбор.

Но я знаю, что у тебя золотое сердце.

С любовью,

Всегда твоя, Э.С.

Она поняла вчерашнее чувство. Прощание.

Комментарий к Глава 15. Так, кароч, пебятки.

Я была совершенно не готова к просмотру 7 сезона, но я это сделала. И я действительно не готова была простится с 7-ю годами. Я не была готова закончить с Регинкой и Королевой, и кем бы еще она там не была. Я ВООБЩЕ НЕ БЫЛА ГОТОВА К КОНЦУ, хотя упорно там твердила «пф, изе-изе, сезон говно, пффф, как два пальца обоссать досмотрю и даже не расстроюсь». Ну да, я настолько не расстроена, что заставила моих друзей отсидеть вместе со мной траур, и хотела громить вопить всем рассказывать что у меня траур, да и вообще этот траур всемирный. Потому что да, даже если сезон и был говно, и Рехинке опять наподсовывали недохуев в ХЭ, я буду скучать. По персам и ее исполнительнице. Реально, телочки и гОсподы, у меня траур на сериал. На жизнь, на лето. Не знаю. Но я буду скучать по Паррии.

Но теперь оптимизма, у нас есть все еще нихуебаная туча фикфиков и прочего дерьма к этому сералу, так что, я смогу выжить. Просто ребята, даже если вы не смотрели сезон, если он вам не нравится, переживите со мной это злоебучий моменты. Вы все мне тут важны. И я делюсь с вами ентой главой, не менее трагичной Хэппи Энда Реджины, но.. верьте в меня;)

Извиняюсь за задержку, не бейте. (с) PeccatriX.

Люблю сучку, чо цетатнула сверху 👆

Мы движемся к концу, еще одна глава и млжет быть эпилог, или может быть и нет..

Забабахайте по братске отзывов, а-ля «связь читателя и автора».

(c) ebloavtor <3

====== Глава 16. Часть 1. ======

Комментарий к Глава 16. Часть 1. Драстье, драстье. Побегу сразу к делу.

На самом деле, я разочарована тем, что так мало ждунов, когда последний раз было 69. Черт, а сейчас всего 55 и то с горем пополам набрали. Даже желания никакого не было писать и выкладывать главу, хотя мне довольно интересно во что же выльется продолжение и концовка фика. Не думайте, что я уже знаю, чем все это кончится. Я не знаю, но на самом деле, подумывала о второй части этого фика, но думаю, что не стоит. Теперь уже не думаю.

Все таки, глава вышла и, если вы разочарованы отсутствием Реджины и тем, как с ней обошлась Эмма, спешу всех заверить, что я не могу оставить это все без ХЭ. Поэтому, пожалуйста, поддержите меня.

А так же, если вы захотите, продолжение все же последует. Следующая глава скорее всего последняя. И что будет дальше – зависит только от вас.

И так, небольшое предупреждение. Глава почти неотбечена, а автор танцует в пьяных угарах и тогда на него снисходит озарение и воображение. Извиняюсь за очибки и ачипятки.

Всех люблю.

– Гони машину, давай, – сказал мужчина, запыхавшись и запрыгивая в припаркованную машину со своим напарником за рулем. Послышалось протяжное урчание мотора и выхлоп. – Скажи мне, что ты не успел посадить аккумулятор пока я ходил туда, – крикнул он на, снова пытающегося завести машину, друга. Послышался требовательный крик и выстрел.

Урчание. Урчание. Урчание.

Резкий толчок и машина со свистом шин двинулась с места. Такой же свист издавали пули, летящие рядом с открытым окном. Одна угодила прямиком в боковое зеркало, что сразу же разбилось в дребезги.

– У нас есть адрес? – Спросил водитель.

– У нас есть, – кивнул Дэниел. – Но какой в нем толк, если на меня уже выслали ориентировку? Хочешь пойти к ней сам? Ты даже не знаешь ее.

– Да нет, я заметил, как ты все похерил, Дэниел, разбитое стекло тому доказательство.

– Так ты что, сейчас больше заботишься о разбитом стекле, а не о том, что меня чуть не прихлопнули?

Это было по-детски и он знал, но таким дурачеством, он отвлекал себя от диалога и напряжения, в котором он находился последние пару дней, перед завершительным этапом плана. Который успешно провалился. Рука на его бедре, заставила Дэниела повернуться и посмотреть на мужчину.

– Конечно, нет. Я забочусь о тебе и ты это знаешь. Ты прав, мы не можем туда пойти, но мы могли бы раздобыть ее номер и припугнуть, разве нет? Не ты ли говорил, что у нее с Миллс что-то есть? Это будет веская причина для нее.

– Ты прав, – кивнул Колтер, положив свою руку сверху, мягко поглаживая, затем снова кивнул. – А сейчас, давай уберемся в другой штат и просто куда-нибудь заляжем. А затем, я поковыряюсь и найду номер.

Спустя три месяца.

– Руби. Руби!

Длинноногая брюнетка влетает в комнату на всех парах, начиная судорожно оглядываться в поисках подруги. К счастью, со слышимым вздохом облегчения, она находит ее в самом безопасном для той месте – кровати.

Заметив это, блондинка возмутилась:

– Хватит меня искать на полу, боже, Рубс! Это было всего пару раз, сейчас я передвигаюсь лучше.

Девушка прошла вперед, по ранее пустовавшей гостевой комнате, что сейчас выглядела обжитой, даже заваленой, и присела на кровать, рядом с блондинкой.

– Ага, а еще я помню, как ты бросала свои занятия, – невозмутимо сказала брюнетка.

– Бросала, но снова начала! Разве не видишь, как улучшилось мое состояние? Я могу уже пройти без костылей, – улыбнулась она своим достижениям.

– Знаю, Эммс, знаю. Я вижу твой прогресс, но это не заставляет меня меньше волноваться. Это тоже не легко – наблюдать. Я даже не представляю, каково проходить через это тебе. Ты как годовалый ребенок – шаг за шагом. И мне так жаль, что меня не было рядом.

Протянув руку и успокивающе сжав бицепс брюнетки, Солдат произнесла, намерено игнорируя завуалированный вопрос о своем состоянии:

– Послушай, мы уже говорили об этом. Это ничего, что тебя не было под рукой, ты все равно была рядом, даже если и совсем иначе, и я не злюсь, обо мне было кому позаботиться, помнишь? – С болезненной улыбкой сказала Эмма. Казалось, глаза сразу приобрели тусклый оттенок. Оттенок грозовых туч, вместо привычного бриза или цвета первой травы.

– Это очень болезненно для тебя, не так ли? – Эмма не ответила, а Руби просто кивнула, опуская уже привычно запретную тему. Как бы она не хотела, Свон всегда избегала говорить о загадочной брюнетке, но она подозревала, что все происходящее не ничего незначащий бред. Что все куда серьезней, чем Эмс хотела бы показывать. Но все, что приходилось делать Руби – показывать, что она повелась, потому что она прекрасно знала, что если нет какой-то серьезной причины, та была бы сейчас не здесь. А Эмма делала вид, что охотно верит Руби.

Со вздохом брюнетка сказала:

– Ты не сможешь вечно избегать диалога о ней, ты знаешь? – На что получила угрюмый кивок.

Она думала, что Эмма больше ничего не скажет, и уже хотела было встать, но хватка на запястье заставила ее сесть обратно. Тогда комната и погрузилась в звенящую тишину. Но Лукас упрямо ждала, понимая, что остановили ее не просто так. Наблюдая за лицом подруги, та в какой-то момент его спрятала, а ранее избегала любого контакта глаз, и мельком оглядев тело, Руби заметила маленькую дрожь по всему телу.

– О, Эмма, – выдохнула она, подсаживаясь, как можно ближе и обнимая блондинку за плечи, чувствуя, как та впервые за долгое-долгое время, цепляется за нее, как за единственную соломинку. Сейчас, Лукас поняла, сколько она упустила, уехав в чертов Лондон, потеряв друзей и знакомых, любимые уютные места, которые хранили в себе воспоминания. Приехав сюда, никому неизвестная и ни с кем не знакомая. Да уж, она пожалела, но все же, это того стоило.

Это было тяжело – держать в руках безутешную подругу, которая не плакала годами. Следить за потряхиванием ее тела, слышать ее всхлипы и ощущать ее рванное дыхание на плече и шее, вперемешку с горячими слезами, что совершенно противоположно леденящей тело коже.

Сквозь уже тихие всхлипы, прорвались еле различимые слова:

– Ты права, я не могу вечно избегать разговоров о ней, но это так странно – говорить о ней, а не с ней.

– Ты все еще можешь не говорить о ней, – предложила Руби, будто сжалившись.

– Нет. Пришло время, ты так не думаешь? Прошло больше трех месяцев, когда я последний раз видела ее саму и, ее очаровательную улыбку со счастливыми искрами в глазах. С такой любовью во взгляде, которая разбивала мое сердце, потому что последнее, чего я хотела – сломать ее и никогда больше не увидеть то, как она смотрит на меня. Но вот она я – здесь, и разбила эту хрупкую изнутри женщину, внешне кажущуюся неимоверно сильной.

– Эмма…

– Это был как глоток свежего воздуха, перед тем, как с привязанными к ногам камнями, пойти на дно морской пучины, понимаешь? Я думала ничего не может быть хуже, чем оказаться без ног, так вот… Может, может и еще раз может. Потому что, быть уверенной в том, как ей больно, видеть во сне картины, как она плачет – это куда хуже. Хотя, я и сама ощущаю тоже самое. И я не могу больше переносить это день за днем и ночь за ночью, Руби, – поведала Эмма, под конец, снова, захлебываясь слезами, которые все это время не останавливались и не давали высохнуть мокрым дорожкам на бледных щеках.