Текст книги "Похититель школьных завтраков"
Автор книги: Андреа Камиллери
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Радостный гогот, который Монтальбано, случалось, издавал, когда все получалось так, как ему хотелось, напугал Валенте, и тот поспешил в соседнюю комнату.
– Что с тобой стряслось?
– Сработало! – ответил Монтальбано.
За стеной раздалось: «Присядьте здесь», значит, привели Престиа.
Валенте и Монтальбано не двинулись с места, зажгли и молча выкурили по сигарете: тем временем в кабинете капитан «Сантопадре» томился на медленном огне.
Они вошли в кабинет с самым мрачным и скорбным видом. Валенте сел за стол, Монтальбано взял стул и расположился рядом.
– Когда закончится этот бардак? – набросился на следователей капитан.
Он и не подозревал, что своим агрессивным поведением открыл Валенте и Монтальбано свои карты: он решил, что командор Спадачча приезжал, чтобы подтвердить его показания. Поэтому чувствовал себя уверенно и мог изображать праведный гнев.
На столе лежала пухлая папка, на ней огромными буквами было выведено имя: Анджело Престиа. Своим внушительным объемом папка была обязана старым циркулярам, но этого капитан не знал. Валенте открыл ее и извлек визитную карточку Спадаччи.
– Это мы получили от тебя. Можешь подтвердить?
В прошлый раз к нему обращались на «вы». Переход к презрительному «ты» насторожил Престиа.
– Конечно, подтверждаю. Мне ее дал сам командор, сказал, если будут какие проблемы из-за того тунисца, чтобы я обращался к нему. Так я и сделал.
– Ошибочка! – радостно оборвал его Монтальбано.
– Но он так мне сказал!
– Конечно, он так тебе и сказал, а ты, вместо того чтобы обратиться к нему, как только запахло жареным, карточку эту отдал нам. Вот и подвел достойного синьора, теперь у него будут неприятности!
– Неприятности? Да какие неприятности?
– Оказаться замешанным в преднамеренном убийстве ты не считаешь неприятностью?
Престиа прикусил язык.
– Мой коллега Монтальбано, – вмешался Валенте, – хотел объяснить тебе, почему все так вышло.
– И как же оно вышло?
– Да так, что если бы ты не давал нам визитку, а сразу обратился к Спадачче, он бы попробовал все уладить. А ты отдал ее нам – и теперь против закона не попрешь. Спадачче ничего не оставалось, как все отрицать.
– Как это?
– Все очень просто. Спадачча тебя не знает и никогда не слышал твоего имени. Он сделал заявление, и мы его уже внесли в протокол.
– Вот сукин сын! – выругался Престиа и добавил: – А что он говорит – откуда у меня его визитка?
Монтальбано усмехнулся:
– Он и тут тебя подставил – принес нам копию заявления, поданного дней десять назад в управление полиции Трапани. Там сказано, что у него украли бумажник, в котором, помимо всего прочего, было четыре или пять визиток – точно он не помнит.
– Он сбросил тебя за борт, – заключил Валенте.
– В самом глубоком месте, – добавил Монтальбано.
– И сколько ты сможешь барахтаться? – подлил масла в огонь Валенте.
Под мышками у Престиа расплылись пятна пота. Кабинет наполнился мерзким запахом мускуса и чеснока, отдающим к тому же болотными испарениями. Престиа схватился за голову и застонал:
– Они меня подставили! Я пропал.
Так он причитал некоторое время, потом вдруг воспрянул духом:
– Я могу увидеться с адвокатом?
– С адвокатом?! – Валенте, казалось, искренне удивился.
– Зачем тебе адвокат? – подхватил Монтальбано.
– Мне показалось…
– Что тебе показалось?
– Что мы тебя арестуем?
Дуэт играл необыкновенно слаженно.
– Не арестуете?
– Ты же ничего не сделал.
– Можешь идти на все четыре стороны, если хочешь.
В мгновение ока Престиа оторвал свой зад от стула и испарился.
– И что теперь? – Валенте прекрасно понимал, какую игру они затеяли.
– Теперь Престиа пойдет начистит Спадачче физиономию. Следующий ход за ними.
Валенте нахмурился.
– Что с тобой?
– Сам не знаю… я не уверен… Сдается мне, они заставят Престиа замолчать. И виноваты будем мы.
– Престиа уже слишком засветился. Убрать его – значило бы расписаться подо всей операцией. Хотя я тоже думаю, что они заткнут ему рот – просто хорошо заплатят.
– Объясни мне кое-что.
– Что именно?
– Зачем ты полез в эту историю?
– А ты почему от меня не отстаешь?
– Во-первых, я такая же ищейка, как ты. А во-вторых, мне просто весело.
– Тогда я вот что тебе скажу: первая причина у меня та же, что у тебя. К тому же я думаю извлечь из этого выгоду.
– Какую?
– Пока точно не знаю. Спорим, тебе тоже кое-что перепадет?
Решив не поддаваться искушению, Монтальбано пролетел мимо давешнего ресторанчика на скорости 120 километров в час. Через два десятка метров его намерения изменились, и машина остановилась под отчаянный визг тормозов. Проезжавший мимо водитель испепелил Монтальбано взглядом и замахал руками. Комиссар сделал головокружительный и строго запрещенный на этом участке пути разворот. Он сразу прошел на кухню и, не здороваясь, набросился на повара:
– А султанок вы как готовите?
Глава семнадцатая
На следующее утро ровно в восемь часов Монтальбано предстал перед начальником полиции, который, как всегда, уже с семи работал в кабинете под недовольное ворчание уборщиц.
Монтальбано рассказал ему о признании вдовы Лапекоры, о том, как этот несчастный человек, словно предчувствуя свое будущее, писал анонимные письма собственной жене и открыто взывал к сыну, но те бросили его на произвол судьбы. Он умолчал о Фариде и о Мусе, как, впрочем, и обо всей большой картинке, в которую в конце концов сложилась головоломка. Не хотелось на закате карьеры начальника полиции впутывать его в сомнительную историю.
Пока все шло как по маслу: не приходилось даже врать, только опускать некоторые факты и говорить лишь половину правды.
– Но зачем вам понадобилось проводить пресс-конференцию, обычно вы от них бежите как от огня?
Монтальбано ждал этого вопроса и приготовил ответ в стиле всего рассказа – не ложь, но и не вся правда.
– Видите ли, эта Карима была проституткой особого типа. Лапекора не был ее единственным клиентом. Все остальные тоже пожилые люди, коммерсанты, учителя на пенсии. Я старался, чтобы расследование не бросило тень на их репутацию – в конце концов, они не сделали ничего предосудительного.
Объяснение казалось ему вполне правдоподобным, и действительно, начальник полиции заметил только:
– Странные у вас представления о морали, Монтальбано. А эта Карима действительно исчезла? – добавил он.
– Бесследно. Она узнала об убийстве любовника и сбежала вместе с ребенком, боясь оказаться замешанной в преступлении.
– Кстати, – спросил начальник полиции, – а чем закончилась та история с машиной?
– С какой машиной?
– Перестаньте, Монтальбано, с той, которая, как выяснилось, принадлежит спецслужбам. Эти люди опасны, вы же знаете.
Монтальбано усмехнулся. Вчера он долго репетировал перед зеркалом, пока усмешка ему не удалась. Однако теперь вопреки всем ожиданиям она вышла натянутой и неестественной. Но если уж он решил не втягивать в эту историю прекрасного человека, пусть и начальника, то придется лгать под пристальным взглядом всех святых.
– Почему вы смеетесь?
– Ну, мне неловко. Дело в том, что человек, который дал мне этот номер, перезвонил на следующий день и сказал, что ошибся. Буквы были те же, а цифры – не 237, а 837. Простите меня, я, конечно, полный болван.
Начальник полиции посмотрел ему прямо в глаза и не отводил взгляда, казалось, целую вечность. Потом он тихо произнес:
– Если вы хотите, чтобы я это проглотил, – что ж, я проглочу. Но эти люди не шутят. Они способны на все и, если наделают бед, – сваливают вину на подставных лиц. Это у них в крови – они всегда выходят сухими из воды.
Монтальбано не знал, что сказать. Начальник сам переменил тему.
– Приходите сегодня вечером ко мне на ужин. Отказы и оправдания не принимаются. Правда, на сей раз спагетти в чернилах каракатицы не обещаю. У меня есть для вас две новости. На работе я их вам сообщать не стану, чтобы не придавать им привкус протокола.
Погода стояла чудесная, на небе ни облачка, но Монтальбано почудилось, что солнце заслонила плотная грозовая туча, отчего вокруг внезапно похолодало.
На столе в комиссариате лежало письмо, адресованное Монтальбано. Он, как обычно, принялся разглядывать марку и штамп, чтобы понять, откуда оно пришло. Но на сей раз ничего разобрать не удалось. Тогда он открыл письмо и прочитал его.
Доктор Монтальбано, вы меня не знаете, да и я не имею удовольствия быть с вами лично знакомым. Меня зовут Престифилиппо Арканджело, я совладелец винодельческого предприятия вашего отца, которое, с божьей помощью, благоденствует и процветает. Отец ваш никогда о вас не упоминает, но случайно я обнаружил у него дома множество вырезок из газет, где пишут о вас, и заметил, что он не пропускает ни одного выпуска новостей по телевизору, и если вы появляетесь на экране – он каждый раз прячет слезы.
Дорогой доктор, сердце мое разрывается на части, потому что я пишу вам, чтобы сообщить печальную новость. С тех пор как отдала Богу душу синьора Джулия, вторая жена вашего отца, – а было это четыре года назад, так вот с той поры мой друг и компаньон стал совсем не так бодр, как прежде. Потом, в прошлом году, он почувствовал себя совсем худо, частенько задыхался, а стоило ему спуститься на один лестничный пролет, как у него кружилась голова. К врачу идти он отказывался наотрез. Когда из Милана приехал мой сын – а он прекрасный врач, – я привел его в дом к вашему отцу. Сын его посмотрел, а потом потребовал, чтобы он немедленно ехал в больницу. И так настаивал, что ваш отец поехал с ним в больницу, прежде чем сын вернулся в Милан. Десять дней я каждый вечер навещал его, а потом главный врач сказал мне, что они его полностью обследовали и теперь ясно, что у него эта страшная болезнь в легких. И так начались постоянные переезды в больницу и обратно. Ваш отец перенес разные курсы лечения, отчего голова у него стала лысой, как коленка. Он мне строго-настрого запретил говорить вам об этом, не хочет лишний раз вас волновать. Но вчера вечером мне позвонил врач и сказал, что ваш отец совсем плох и ему остался какой-нибудь месяц, может, днем больше или меньше. И я, наперекор запрету вашего отца, решил, что должен вам сообщить, как у нас тут обстоят дела. Отца вашего положили в больницу Портичелли, его номер телефона – 341234, аппарат стоит у него в палате. Но лучше будет, наверное, если вы сами к нему приедете и сделаете вид, что о болезни вам ничего не известно. Мой номер вы уже знаете – это телефон винодельни, где я и работаю день-деньской.
Всего вам наилучшего, и примите мои сожаления.
Престифилиппо Арканджело.
Чувствуя слабость и дрожь в руках, он засунул письмо обратно в конверт и положил в карман. Вдруг его охватила невероятная усталость, он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Казалось, что в комнате душно и нечем дышать. Он с трудом встал и дошел до кабинета Ауджелло.
– Что случилось? – спросил Мими, едва увидев его лицо.
– Ничего. Слушай, у меня серьезное дело, мне нужны тишина и покой, и чтобы меня никто не дергал.
– Я могу тебе помочь?
– Да. Возьми на себя все текущие дела. Увидимся завтра. Пусть домой мне никто не звонит.
По дороге он купил в лавке, торговавшей бобами и семечками, солидный кулек и отправился на свою обычную прогулку вдоль мола. В голове у него проносилось множество мыслей, но ни за одну из них не удавалось зацепиться. Он дошел до самого маяка, но не остановился. Чуть пониже маяка был большой камень, покрытый зеленой слизью. Каждую секунду рискуя свалиться в море, Монтальбано забрался на него и сел, сжимая в руке свой кулек. Но так его и не открыл. По всему телу словно прошла волна, в груди она сгустилась и докатилась до горла, встала там комом, не давая вздохнуть. Он чувствовал, что ему хочется, что просто необходимо заплакать, но ничего не выходит. Потом из круговорота мыслей все отчетливее стали проступать отдельные слова, пока не сложились в строчку:
Что это такое? Стихотворение? Чье? И когда он читал его? Он повторил шепотом:
«Отец, умираешь ты с каждым днем понемногу…»
И тут из сдавленного до этой секунды горла вырвался крик, даже не крик, а стон раненого животного, за которым последовал безудержный поток животворных слез.
Когда год назад он был ранен в перестрелке и лежал в больнице, Ливия говорила, что отец звонил каждый день. Дело пошло на поправку, и он однажды сам приехал навестить сына. Значит, тогда он уже был болен. Но Монтальбано показалось только, что он немного похудел. Он выглядел даже элегантнее обычного, хотя всегда заботился о своей внешности. Спросил, не нужно ли чего-нибудь, сказал, что может помочь.
Когда возникло между ними это молчаливое отчуждение? Монтальбано не на что было пожаловаться – отец всегда был внимателен и заботлив. Он, как мог, старался восполнить отсутствие матери. В те, к счастью, редкие дни, когда маленький Сальво болел, отец не ходил на работу, чтобы не оставлять ребенка дома одного. Что же пошло не так? Может быть, все оттого, что они не умели объясниться, никогда не находили нужных слов, чтобы выразить свои чувства. В юности Монтальбано частенько думал: «Мой отец – замкнутый человек». И вот теперь, сидя на отвесной скале у маяка, он понял, что то же самое о нем, наверное, думал и отец. Оберегая чувства сына, он дождался, пока тот закончит университет и получит место, прежде чем жениться второй раз. И все-таки, когда в доме появилась другая женщина, Монтальбано глупо и беспричинно обиделся на отца. Между ними выросла стена; стеклянная, но все же непробиваемая. И постепенно отношения свелись к одной-двум встречам в год. Обычно отец приезжал с ящиком собственного вина, гостил полдня и уезжал. Вино всегда нравилось Монтальбано, и он угощал им друзей, с гордостью говоря, что его сделал отец. А отцу, самому-то отцу он хвалил вино? Он покопался в памяти и понял: ни разу. Вот и отец собирал вырезки из газет, плакал всякий раз, увидев сына по телевизору. А чтобы позвонить, спросить, поговорить – этого он сделать не мог.
Он просидел под маяком два часа, и когда собрался возвращаться в город, принял твердое решение: не ехать навещать отца. Если поедет, то сразу поймет, как серьезна болезнь, и будет только хуже. Неизвестно еще, доставит ли его присутствие удовольствие отцу. К тому же смертельно больные вызывали у Монтальбано трепет, он не знал, сможет ли перенести ужас, который испытает, видя, как умирает его родной отец, или убежит прочь без оглядки.
Домой он приехал, чувствуя себя смертельно усталым. Разделся, надел плавки и спустился к пляжу. Он плавал, пока не стало сводить ноги от холода. Вернувшись с пляжа, комиссар понял, что не в состоянии ехать на ужин к начальнику полиции.
– Алло. Это Монтальбано. Мне очень жаль, но…
– Вы не можете приехать?
– Нет. У меня нет сил.
– Работа?
Почему бы не сказать правду?
– Нет, господин начальник полиции. Я получил письмо, в котором мне сообщили, что мой отец умирает.
Начальник полиции ответил не сразу, так что был отчетливо слышен его продолжительный вздох.
– Послушайте, Монтальбано, если вы хотите его навестить, провести с ним какое-то время, – поезжайте, ни о чем не беспокойтесь. Я придумаю, как вас подменить.
– Нет, я не поеду. Спасибо за предложение.
Начальник полиции опять промолчал. Конечно, ответ Монтальбано его поразил, но, будучи человеком старой закалки, он больше не обмолвился об этом ни словом.
– Монтальбано, мне неловко.
– Из-за меня? Не стоит, синьор.
– Вы помните, что за ужином я должен был сообщить вам две новости?
– Конечно.
– Я сделаю это по телефону, хотя, как я и говорил, мне неловко. Может быть, сейчас не самый подходящий момент, но я не хочу, чтобы вы узнали об этом от других или из газет… Вы, конечно, не в курсе, но год назад я подал прошение об отставке.
– Господи, только не говорите, что…
– Да, мне дали согласие.
– Но почему вы хотите уйти?
– Потому, что я отстал от времени, и потому, что я устал. Тот тотализатор, в котором делаются ставки на футбольные матчи, я до сих пор называю Сизалом.
Комиссар не понял.
– Простите, я не уловил вашу мысль.
– Вот вы как его называете?
– Тотокальчо.
– Видите? В этом вся разница. Недавно один журналист назвал Монтанелли несовременным и в доказательство упомянул, что тот называет футбольный тотализатор Сизалом, как тридцать лет назад.
– Но это же ничего не значит! Это шутка!
– Значит, Монтальбано, значит. Значит, что я застрял в прошлом, не хочу, даже отказываюсь видеть, как меняется мир. К тому же мне остается всего год до пенсии. В Ла-Специи меня ждет родительский дом, я постепенно привожу его в порядок. Если вам захочется, вы можете заехать к нам, когда будете навещать синьорину Ливию.
– А когда вы…
– Когда я уйду? Сегодня какое число?
– Двенадцатое мая.
– Официально я покидаю пост двенадцатого августа.
С этого момента начальник полиции стал говорить медленнее и отчетливее. Монтальбано понял, что он собирается сказать вторую важную новость и выговорить ее ему еще сложнее.
– Что касается второго дела…
Он явно не решался продолжить. Монтальбано поспешил ему помочь:
– Хуже того, что вы сказали, быть уже не может.
– Это касается вашего продвижения по службе.
– Нет!
– Послушайте, Монтальбано. Вы сейчас оказались не в лучшем положении. И я теперь, когда моя отставка принята, мало что могу для вас сделать. Я должен предложить повысить вас в должности – так будет лучше для нас обоих.
– Меня переведут?
– Почти наверняка. Имейте в виду, что, если я не предложу вашу кандидатуру, несмотря на все ваши заслуги, в министерстве могут это неправильно понять и в конце концов перевести вас без повышения. Разве вам не нужно продвижение по службе?
Мозг Монтальбано лихорадочно работал, почти дымился в поисках выхода. Удалось найти только одно решение, и он тотчас его выпалил.
– А что, если я больше не сумею никого арестовать?
– Я вас не понимаю.
– Я говорю: а что, если я притворюсь, что больше не в силах раскрыть ни одного преступления, буду вести расследования спустя рукава, сделаю вид…
– …очень глупый вид, просто идиотский. Я не понимаю, почему каждый раз, когда я заговариваю о вашем продвижении, ваш мозг отключается и вы издаете детский лепет.
Час напролет Монтальбано слонялся по дому, ставил книги на место, протирал стекла на пяти висящих в доме гравюрах – Ливия этого никогда не делала. Телевизор он не включал. Потом, взглянув на часы, обнаружил, что уже почти десять часов вечера. Он сел в машину и направился в Монтелузу. В городе было три кинотеатра: в одном шло «Избирательное сродство» братьев Тавинани, в другом – «Ускользающая красота» Бертолуччи, в третьем – мультик «Путешествие с Пиппо». Не колеблясь ни секунды, Монтальбано выбрал мультик. В зале никого не было. Он вернулся к кассе.
– Там нет ни души!
– Есть вы. Вам что, нужна компания? Уже поздно, все малыши спят. Остались только вы.
Было так весело, что он, сидя в пустом зале, не мог удержаться от хохота.
Наступает момент, думал Монтальбано, и ты понимаешь, отдаешь себе отчет в том, что твоя жизнь изменилась. Да когда это случилось – спрашиваешь ты себя. И не находишь определенного ответа – просто ты не замечаешь, как постепенно накапливаются мелочи и в конце концов меняют ход твоей жизни. Или даже замечаешь – но не предвидишь последствий. И вот ты думаешь, думаешь, но не можешь понять – так когда же это произошло? Да и какая разница! Но он, Монтальбано, мог бы дать на такой вопрос четкий ответ. Он сказал бы: моя жизнь бесповоротно изменилась двенадцатого мая.
На входной двери Монтальбано повесил лампу, которая автоматически зажигалась с наступлением темноты. Подъезжая к дому, Монтальбано при свете этой лампы увидел машину, припаркованную перед входом. Он въехал на подъездную дорожку и остановился в нескольких сантиметрах от машины. Как и следовало ожидать, это оказался БМВ цвета серый металлик с номерами AM 237 GW. Но вокруг не было ни души, водитель, видимо, притаился где-то неподалеку. Монтальбано решил, что лучше всего вести себя как ни в чем не бывало. Насвистывая, он вылез из машины, закрыл дверцу и тут увидел, что его ждут. Он не заметил мужчину раньше, потому что тот стоял за машиной и был такого низкого роста, что она полностью его скрывала. Человечек казался не выше карлика. Хорошо одет, крохотные очки в золотой оправе.
– Вы заставили себя ждать, – сказал человечек, подходя поближе.
Монтальбано с ключами в руках шел к своей двери. Гость остановил его, протягивая какое-то удостоверение.
– Вот мои документы, – сказал он.
Комиссар отстранил протягивающую удостоверение ручонку, открыл дверь и вошел в дом. Карлик последовал за ним.
– Я полковник Лоэнгрин Пера, – представился он.
Комиссар внезапно остановился, будто ему выстрелили в спину. Он медленно развернулся и оглядел полковника. Остроумные родители дали этому человечку подходящее имя – такое же смешное и несуразное, как и он сам. Особенно притягивали взор его ботинки – наверное, они были сшиты на заказ, потому что не походили даже на детские. И все-таки он достиг высокого поста, а значит, плечи его были достаточно широкими для погон. Глаза поблескивали под очками, это были живые глаза осторожного и опасного человека. Монтальбано был уверен, что перед ним мозговой центр операции по уничтожению Ахмеда Мусы. Полковник прошел на кухню вслед за Монтальбано. Тот поставил разогреваться султанок в подливке, приготовленных Аделиной, и, не проронив ни слова, накрыл на стол. На столе лежала толстая книга, которую он купил на развале и так ни разу и не открыл, ему показалось любопытным название: «Метафизика пристрастности»[31]31
Книга итальянского философа Кармело Оттавиано
[Закрыть]. Он взял ее, поднялся на цыпочки, поставил на верхнюю полку книжного шкафа и включил камеру. Будто подчиняясь полученному сигналу, полковник сел на нужный стул.
