Текст книги "Похититель школьных завтраков"

Автор книги: Андреа Камиллери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Вполне.

– У Ахмеда намечена важная встреча – по поводу оружия или политического прикрытия для его движения, ради этого он приезжает в Италию с помощью кого-то из наших спецслужб. Встреча должна состояться в открытом море, велика вероятность того, что это ловушка. Но Ахмед и не догадывается, что наши службы сами ведут двойную игру и совместно с тунисцами планируют его убрать. Кроме того, думаю, Фарид тоже участвует в заговоре. Сестра – вряд ли.

– Почему ты так боишься за ребенка?

– Потому что он свидетель. Так же, как он узнал по телевизору своего дядю, он мог бы узнать Фарида. А Кариму уже убили, я уверен. Ее увезли на этой машине, которая, оказывается, принадлежит спецслужбам, и убили.

– Что будем делать?

– Ты пока погоди, Вале. Я задумал отвлекающий маневр.

– Удачи.

– И тебе, дружище.

В комиссариат он приехал под вечер. Его ждал Фацио.

– Нашли Франсуа?

– Вы заезжали домой? – спросил Фацио вместо ответа.

– Нет, я прямо из Мазары.

– Доктор, пойдемте в ваш кабинет.

Фацио вошел и закрыл за собой дверь.

– Доктор, я кое-что соображаю. Не так хорошо, как вы, но соображаю. Откуда вы знаете, что мальчишка сбежал?

– Фацио, какая муха тебя укусила? Мне в Мазару позвонила Ливия, и я сказал, чтобы она обратилась к тебе.

– Видите ли, доктор, синьора мне сказала, что ей нужна моя помощь, потому что она не знает, где вы находитесь.

– Подловил меня, – признал Монтальбано.

– Но синьора плакала искренне, это да. Не потому, что паренек убежал, по какой-то другой причине, которой я не знаю. Вот я и догадался, чего вы от меня хотите, и так и сделал.

– А чего я от тебя хотел?

– Чтобы я поднял шум да гам. Я позвонил в каждую дверь, спросил каждого прохожего. Вы часом не видели паренька, такого-то и такого-то? Никто его не видел, но теперь все знают, что он сбежал. Вы разве не этого хотели?

Монтальбано расчувствовался. Вот она, сицилийская дружба: не надо и просить, друг все поймет сам и поможет.

– А теперь что я должен делать?

– Продолжай поднимать шум. Звони карабинерам, во все отделения военной полиции, все комиссариаты провинции, в больницы – куда хочешь. Делай это в полуофициальной форме: только по телефону, никаких письменных запросов. Давай описание мальчишки, делай вид, что очень беспокоишься.

– Доктор, мы уверены, что его не найдут?

– Спокойно, Фацио. Он в надежных руках.

Он вставил в машинку бланк и напечатал:

«В Министерство транспорта.

В связи с расследованием похищения и, возможно, убийства женщины по имени Карима Муса необходимо выяснить имя владельца автомобиля номер AM 237 GW Просьба ответить как можно скорее. Заранее благодарен, комиссар Сальво Монтальбано».

Непонятно, почему, но всякий раз, когда приходилось писать факс, Монтальбано составлял его как телеграмму. Он перечитал текст: для затравки здесь было даже имя женщины. Теперь эти люди просто вынуждены будут себя обнаружить.

– Галло!

– Слушаюсь, доктор.

– Найди номер факса Министерства транспорта и немедленно отправь это в Рим.

– Галлуццо!

– Есть!

– Ну что?

– Я отвез старуху в Монтелузу. Все в порядке.

– Слушай, Галлу. Скажи своему шурину, чтобы завтра после похорон Лапекоры приходил сюда. Пусть приводит оператора.

– Спасибо, доктор, от всего сердца.

– Фацио!

– Да.

– У меня совсем из головы вылетело. Ты заходил в квартиру Лапекоры?

– Конечно. Взял чашку из сервиза на двенадцать персон. Она у меня тут. Хотите посмотреть?

– Да какого черта там смотреть? Завтра скажу тебе, что с ней делать, пока положи ее в целлофановый пакет. А Якомуцци прислал нож?

– Да, доктор.

Он никак не мог набраться храбрости вернуться домой: там его ждало самое тяжелое испытание, горе Ливии. Кстати, если Ливия уедет… он набрал номер Аделины.

– Адели? Это Монтальбано. Слушай, завтра утром синьорина уезжает. Надо прибраться. И знаешь что? У меня сегодня маковой росинки во рту не было.

Жить-то надо!

Глава пятнадцатая

Ливия сидела на веранде совершенно неподвижно и, казалось, смотрела на море. Она не плакала: судя по красным опухшим векам, уже успела выплакать все глаза. Комиссар сел рядом, взял ее руку и сжал. Ему почудилась, что рука ледяная, как у мертвой, даже неприятно. Ему меньше всего хотелось посвящать Ливию во всю эту историю, но она задала прямой вопрос. Было видно, что она хорошо его обдумала:

– Его хотят убрать?

– Не думаю, чтобы убрать. Просто хотят, чтобы он исчез на какое-то время.

– Как они намерены это сделать?

– Не знаю. Может быть, засунут его в приют под чужим именем.

– Почему?

– Потому что он знает людей, которых не должен знать.

Не отрывая глаз от моря, Ливия обдумывала его слова.

– Не понимаю.

– Чего?

– Если эти люди, которых видел Франсуа, тунисцы, наверное, нелегалы, почему вы, полиция, не можете…

– Это не только тунисцы.

Ливия медленно, как бы с усилием, повернулась к Монтальбано.

– Нет?

– Нет. И больше я тебе не скажу ни слова.

– Он мне нужен.

– Кто?

– Франсуа. Он мне нужен.

– Но, Ливия…

– Молчи. Он мне нужен. И никто не может вот так забрать его у меня, тем более ты. Знаешь, я за эти несколько часов столько всего передумала. Сальво, сколько тебе лет?

Захваченный врасплох, Монтальбано сказал неуверенно:

– Кажется, сорок четыре.

– Сорок четыре и десять месяцев. Через два месяца тебе исполнится сорок пять. Мне полных тридцать три. Ты отдаешь себе отчет?

– Нет. В чем?

– Мы вместе шесть лет. Время от времени заговариваем о женитьбе, а потом забываем. По обоюдному, но молчаливому согласию мы оттягиваем решение. Нам хорошо так, как есть, и наша лень, наш эгоизм всегда берут верх, всегда.

– Лень? Эгоизм? Зачем ты так говоришь? Существуют объективные трудности, которые…

– …которые можешь засунуть себе в задницу, – грубо закончила Ливия.

Монтальбано растерялся и замолчал. Только дважды за шесть лет Ливия была вульгарной, и это случалось только в крайне тяжелых, напряженных ситуациях.

– Прости меня, – прошептала она, – иногда я не выношу твоего лицемерия. Твой цинизм хотя бы естествен.

Монтальбано проглотил и это.

– Не сбивай меня. Ты умный, это твоя работа. Скажи: когда ты думаешь жениться? Отвечай без обиняков.

– Если бы все зависело от меня…

Ливия вскочила:

– Хватит! Я иду спать, я уже выпила две таблетки снотворного. Мой самолет улетает из Палермо в полдень. Если мы когда-нибудь поженимся, тебе к тому времени будет пятьдесят, а мне – тридцать восемь. Пожалуй, рожать детей будет слишком поздно. А мы не понимаем, что кто-то – Бог или назови его как хочешь – уже послал нам ребенка, и в самый подходящий момент.

Она повернулась и ушла. Монтальбано остался на веранде. Он смотрел на море, но никак не мог сосредоточить на нем взгляд.

За час до полуночи, убедившись, что Ливия крепко спит, он выключил в доме свет и телефон, собрал всю мелочь, какую удалось найти, и сел в машину. Он доехал до телефонного автомата на стоянке возле бара «У Маринеллы».

– Николо? Это Монтальбано. У меня к тебе пара дел. Завтра около полудня пришли кого-нибудь с оператором к комиссариату. Есть новости.

– Отлично, спасибо. Что еще?

– А еще не найдется ли у вас маленькой, бесшумной, незаметной видеокамеры? Чем незаметнее, тем лучше.

– Хочешь оставить потомкам свидетельство своих постельных подвигов?

– Ты умеешь пользоваться такой камерой?

– Конечно.

– Тогда привези ее.

– Когда?

– Как только закончатся полночные новости. Не звони в дверь, Ливия спит.

– Я говорю с господином префектом Трапани? Извините, что так поздно. Я Антонио Коррадо из «Вечернего курьера». Звоню из Милана. Мы получили информацию о крайне важном деле, касающемся вас лично, но прежде чем ее публиковать, хотели бы получить ваше подтверждение.

– Крайне важном?! Я слушаю.

– Правда ли, что на вас оказывают давление из-за убийства в Мазаре тунисского журналиста? В ваших интересах хорошенько подумать, прежде чем отвечать.

– Тут и думать не о чем! – взвился префект – Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы не помните? Это действительно странно, потому что все произошло не больше двадцати дней назад.

– Того, о чем вы говорите, не происходило никогда! На меня не оказывалось никакого давления! Я не знаю никаких тунисских журналистов!

– Господин префект, между тем у нас есть доказательства…

– У вас не может быть доказательств того, чего не было! Соедините меня с вашим начальником!

Монтальбано положил трубку. Префект Трапани говорил искренне, лжецом был глава его администрации.

– Валенте? Это Монтальбано. Только что я, представившись журналистом, позвонил префекту Трапани. Он ничего не знает. Игру ведет наш друг командор Спадачча.

– Откуда ты звонишь?

– Не волнуйся, из автомата. Я тебе изложу свой план, если что, ты меня поправишь.

На изложение плана ушли все монетки, кроме одной.

– Мими? Это Монтальбано. Спишь?

– Нет. Танцую. Что за дурацкий вопрос?

– Ты на меня злишься?

– Да, любезный комиссар, не без этого. После того, что мне по твоей милости пришлось провернуть!

– По моей милости? Что ты имеешь в виду?

– Мне пришлось забрать парня. Ливия на меня смотрела как на врага, я не мог его от нее оторвать. У меня до сих пор ком в горле стоит.

– Куда ты отвез Франсуа?

– В Калапьяно, к сестре.

– Это надежное место?

– Вполне надежное. У них с мужем просторный дом в пяти километрах от городка, уединенная ферма. У сестры два сына, один ровесник Франсуа, ему там будет очень хорошо. Я два с половиной часа ехал туда и столько же обратно.

– Устал?

– Очень. Завтра утром не приду в комиссариат.

– Ладно, не приходи. Приезжай вместо этого к девяти часам ко мне.

– Зачем еще?

– Отвезешь Ливию в аэропорт в Палермо.

– Обязательно.

– Что, Мими, сразу полегчало?

Ливия спала тревожно, изредка постанывая. Монтальбано закрыл дверь спальни и тихонько включил телевизор. По «Телевигате» шурин Галлуццо сообщил о заявлении Министерства иностранных дел Туниса, в котором говорилось о ложной информации по поводу несчастного случая на вышедшем за пределы нейтральных вод судне, приведшем к гибели тунисского моряка. В заявлении опровергались ложные слухи о том, что моряк якобы был довольно известным тунисским журналистом Беном Дхаабом. В каждом городе Туниса, как утверждало министерство, проживает по крайней мере два десятка людей по имени Бен Дхааб. Монтальбано выключил телевизор. Лед тронулся, пришло время вывести корабль на чистую воду.

С улицы послышался шум подъезжающей машины. Комиссар бросился к двери. Это был Николо.

– Я приехал даже быстрее, чем мог, – сказал он, входя в дом.

– Спасибо тебе.

– Ливия спит? – журналист оглянулся вокруг.

– Да. Завтра утром она улетает обратно в Геную.

– Очень жаль, я хотел с ней поздороваться.

– Николо, ты привез камеру?

Журналист достал из сумки штуковину размером с четыре склеенных вместе пачки сигарет.

– Вот, держи. А я поеду спать.

– Э, нет. Сначала ты должен спрятать ее в укромном месте.

– Как я это сделаю, если там спит Ливия?

– Николо, ты напрасно вбил себе в голову, будто я надумал увековечить себя в постели. Камеру нужно установить здесь, в комнате, где мы сейчас находимся.

– Скажи, что ты хочешь снять?

– Мой разговор с одним человеком, который будет сидеть там, где сейчас сидишь ты.

Николо Дзито поднял глаза и улыбнулся:

– По-моему, этот набитый книгами шкаф вполне подойдет.

Он приставил к шкафу стул и забрался на него. Немного подвинув книги, приладил камеру, вернулся на прежнее место и посмотрел наверх.

– Отсюда не видно, – удовлетворенно заметил он. – Проверь сам.

Комиссар проверил.

– Вроде нормально.

– Сиди там, где сидишь, – сказал Николо, снова поднялся на стул, с чем-то повозился наверху и спустился.

– Что происходит? – спросил Монтальбано.

– Тебя уже снимают.

– Правда? Не слышно ни шороха.

– Я же говорил, это просто чудо.

Николо снова залез на стул. На сей раз он вернулся с камерой и показал ее Монтальбано.

– Гляди, Сальво, это делается так. Нажимаешь на кнопку – и пленка перематывается. А теперь смотришь в это отверстие и нажимаешь вот сюда. Попробуй сам.

Монтальбано проделал нехитрую операцию, увидел крошечного себя, услышал свой комариный писк: «Что происходит?» – и такой же ответ Николо: «Тебя уже снимают».

– Здорово, – сказал комиссар. – Одно только плохо – что, смотреть можно только так?

– Да нет! – ответил Николо, вытаскивая из сумки кассету обычного размера. – Вот смотри. Вынимаю из камеры кассету, видишь – она маленькая, как в автоответчике. Вставляю ее в специальную кассету, и ты можешь смотреть ее на своем видеомагнитофоне.

– Слушай, а как мне включить камеру?

– Нажмешь вот на эту кнопку.

На лице у Монтальбано отразилась скорее растерянность, чем понимание. Николо засомневался:

– Ты справишься сам?

– Ладно тебе! – обиделся Монтальбано.

– Тогда почему у тебя такой вид?

– Я не знаю, как мне ее включить при том, кого я буду снимать. Он может что-то заподозрить.

– Попробуй, дотянешься ли ты до нее без стула.

Да, получалось.

– Ну тогда все просто. Когда он придет, сделаешь вид, что читаешь книгу, а потом поставишь ее на место и тем временем включишь камеру.

Дорогая Ливия, я не могу дождаться, пока ты проснешься, потому что должен ехать в Монтелузу к начальнику полиции. В Палермо тебя отвезет Мими, я с ним договорился. Держись и ни о чем не тревожься. Я позвоню вечером. Целую.

Сальво.

Последний коммивояжер написал бы эту записку лучше, с большей теплотой и искренностью. Со второй попытки почему-то вышло то же самое. На самом деле ему вовсе не нужно было ехать к начальнику полиции, просто хотелось избежать тяжелой прощальной сцены. Он никогда не умел говорить откровенную ложь людям, которых уважал. А немного приврать был мастер. Как же без этого?

В комиссариате его встретил взволнованный Фацио:

– Доктор, я уже полчаса пытаюсь вам дозвониться. Вы, наверное, отключили телефон.

– Что стряслось?

– Тут звонил один, он нашел труп старухи. В Вилласете, на улице Гарибальди. В том самом доме, где мы подстерегали тогда паренька. Я поэтому вас и искал.

Монтальбано будто током ударило.

– Торторелла и Галлуццо уже там. Только что звонил Галлуццо, сказал, это та самая старуха, которую он отвозил к вам домой.

Айша.

Монтальбано с размаху ударил себя в лицо. Зубы, конечно, не выбил, но губу разбил до крови.

– Да что на вас напало, доктор? – перепугался Фацио.

Айша ведь такой же свидетель, как Франсуа. А у него хватило ума позаботиться только о мальчишке. Подонок, вот он кто. Фацио протянул ему носовой платок:

– Нате, вытритесь.

Айша, как перекрученный тюк с тряпьем, валялась у основания лестницы, ведущей в комнату, где жила Карима.

– Вероятно, она упала и сломала себе шею, – сказал доктор Паскуано, приехавший по просьбе Тортореллы. – Точно могу сказать только после вскрытия. Знаете, чтобы такая старая женщина упала с лестницы, достаточно на нее подуть.

– А где Галлуццо? – спросил Монтальбано у Тортореллы.

– Поехал в Монтелузу расспросить женщину, у которой гостила покойная. Он хотел узнать, почему старуха решила вернуться сюда, может, ей кто-то позвонил.

Пока отъезжала машина «скорой помощи», Монтальбано зашел в дом, вытащил кирпич возле очага, достал книжку на предъявителя, сдул с нее пыль и сунул к себе в карман.

– Доктор!

Это был Галлуццо. Нет, Айше никто не звонил. Она вбила себе в голову, что должна вернуться домой, выехала рано утром, села в автобус и поспешила на встречу с собственной смертью.

В Вигате, прежде чем пойти в комиссариат, Монтальбано заехал к нотариусу Козентино, о котором всегда был высокого мнения.

– Слушаю вас, доктор.

Комиссар извлек на свет божий книжку на предъявителя и протянул ее нотариусу. Тот открыл ее, взглянул и спросил:

– Так в чем дело?

Монтальбано принялся путано объяснять, стараясь скрыть половину правды.

– Насколько я понял, – подытожил нотариус Козентино, – эти деньги принадлежат женщине, которая, как вы считаете, мертва, и наследником является ее несовершеннолетний сын.

– Совершенно верно.

– И вы хотите, чтобы они были каким-то образом заморожены и переданы мальчику, когда тот достигнет совершеннолетия.

– Именно так.

– Извините, а почему бы вам не оставить книжку у себя и самому не отдать ее мальчику, когда придет время?

– А с чего вы взяли, что к тому моменту я буду жив?

– Ну да, – сказал нотариус. И продолжал: – Сделаем так, вы пока оставите книжку у себя, я подумаю, и через неделю мы встретимся опять. Возможно, лучше сейчас вложить эти деньги.

– Вот вы и вложите, – Монтальбано собрался уходить.

– Возьмите книжку.

– Пусть она останется у вас. Вдруг я ее потеряю.

– Постойте, я напишу расписку.

– Вы меня очень одолжите.

– И еще одно.

– Слушаю вас, нотариус.

– Необходимо свидетельство о смерти матери.

Из комиссариата он позвонил домой. Ливия собиралась выходить. Она поздоровалась с ним холодно – по крайней мере, так ему показалось.

Что тут поделаешь?

– Мими приехал?

– Конечно. Ждет меня в машине.

– Счастливо тебе доехать. Я позвоню вечером.

Сейчас он не имел права позволить Ливии выбить его из колеи.

– Фацио!

– Есть!

– Отправляйся в церковь, похороны Лапекоры должны были уже начаться. На кладбище, когда все будут выражать соболезнования вдове, подойди к ней и скажи как можно мрачнее: «Синьора, вам придется проехать со мной в комиссариат». Если она станет разыгрывать трагедию, устроит представление, не смущайся, силой тащи ее в машину. А, и еще: на кладбище наверняка будет сын Лапекоры. Если он попытается защитить мать, надень на него наручники.

«В МИНИСТЕРСТВО ТРАНСПОРТА – ОТДЕЛ АВТОИНСПЕКЦИИ.

В ИНТЕРЕСАХ РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВА ДВУХ ЖЕНЩИН ПО ИМЕНИ КАРИМА И АЙША СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМО ИМЯ ВЛАДЕЛЬЦА ТРАНСПОРТНОГО СРЕДСТВА НОМЕР AM 237 GW ТЧК ПРОШУ ОТВЕТИТЬ ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРЕН ТЧК ПОДПИСЬ КОМИССАР САЛЬВО МОНТАЛЬБАНО ВИГАТА ПРОВИНЦИЯ МОНТЕЛУЗЫ».

Прежде чем переслать факс нужному человеку, в министерстве от души посмеются над придурком, составившим его как телеграмму. Но когда он дойдет до нужного человека, тот оценит скрытый вызов и будет вынужден сделать ответный ход. Именно на такой эффект и рассчитывал Монтальбано.

Глава шестнадцатая

Окна кабинета Монтальбано выходили во двор комиссариата. Но и сюда с улицы донесся гул голосов, как только прибыла машина Фацио с вдовой Лапекорой. Журналистов и фотографов было не больше четырех человек, но вокруг столпились десятки прохожих и зевак.

– Синьора, за что вас арестовали?

– Посмотрите сюда, синьора!

– Дайте пройти! Дайте пройти!

Потом воцарилась относительная тишина, и в дверь постучали. Это был Фацио.

– Как все прошло?

– Она особенно не сопротивлялась. Разволновалась, только когда появились журналисты.

– А сын?

– С ней рядом на кладбище стоял какой-то мужчина, к нему все подходили с соболезнованиями. Я думал, это сын. Но когда я сказал вдове следовать за нами, он повернулся и отошел в сторону. Так что это не мог быть сын.

– Нет, это он и был. Просто чересчур впечатлительный, чтобы присутствовать при аресте матери. Испугался, что придется оплачивать судебные издержки. Пригласи синьору.

– Как с воровкой со мной обходитесь! Как с воровкой! – взорвалась вдова, как только увидела комиссара.

Монтальбано удивленно приподнял брови:

– Вы дурно обошлись с синьорой?

Как и следовало по сценарию, Фацио принял смущенный вид:

– Так как речь шла об аресте…

– Да кто говорит об аресте! Присаживайтесь, синьора, и извините нас за это досадное недоразумение. Я задержу вас всего на несколько минут, для протокола вы должны ответить на пару вопросов. А потом вы вернетесь домой – и дело с концом.

Фацио сел за пишущую машинку, Монтальбано за стол. Вдова как будто притихла, но видно было, что нервы не дают ей покоя, словно блохи бродячей собаке.

– Синьора, поправьте меня, если я ошибусь. Если помните, вы говорили мне, что в то утро, когда был убит ваш муж, вы встали, пошли в ванную, оделись, взяли в столовой сумку и вышли. Верно?

– Именно так.

– Дома вы не заметили ничего необычного?

– А что такое я должна была заметить?

– Например, что дверь кабинета заперта, вопреки обыкновению?

С виду вполне невинный вопрос. Однако краска сбежала с лица вдовы. Но голос не дрогнул.

– По-моему, она была открыта, муж никогда ее не закрывал.

– Вот и нет, синьора. Она была закрыта, когда мы с вами вошли в квартиру по вашему возвращению из Фьякки. Это я ее открыл.

– Закрыта, открыта – какая разница?

– Вы правы, это незначительная деталь.

Синьора не сдержала вздох облегчения.

– В то утро, когда был убит ваш муж, вы поехали во Фьякку навестить больную сестру. Так?

– Да, именно так.

– Но кое о чем вы забыли. На перекрестке в Каннателло вы вышли, дождались автобуса, идущего в обратную сторону, и вернулись в Вигату. Вы оставили что-то дома?

Вдова улыбнулась, конечно, она была готова к этому вопросу.

– В то утро я в Каннателло не выходила.

– Синьора, у меня есть показания двух водителей.

– Да, они правы. Только это произошло не тогда, а двумя днями раньше. Они перепутали дни.

Она была хитра и отлично подготовилась. Пришлось пойти на блеф.

Комиссар открыл ящик стола и извлек из него целлофановый пакет с кухонным ножом.

– Это, синьора, нож, которым был убит ваш муж. Заколот одним ударом в спину.

Выражение лица вдовы не изменилось, она не издала ни единого звука.

– Вы никогда не видели его раньше?

– Такие ножи встречаются на каждом шагу.

Помедлив, комиссар снова погрузил руку в ящик и извлек еще один целлофановый пакет, на сей раз с чашкой.

– Вы узнаете ее?

– Так это вы ее взяли? Я из-за вас всю комнату вверх дном перевернула, пока ее искала.

– Значит, она ваша. Вы это официально подтверждаете.

– Конечно. И зачем вам понадобилась эта чашка?

– Она мне понадобилась, чтобы засадить вас за решетку.

Из всех возможных реакций вдова выбрала ту, которая вызвала у комиссара что-то вроде восхищения. Она повернулась к Фацио и учтиво, как будто пришла нанести визит вежливости, спросила:

– Комиссар сошел с ума?

Фацио очень хотелось ответить, что, по его мнению, комиссар таким уродился, однако он промолчал и уставился в окно.

– А теперь я вам расскажу, как все было, – сказал Монтальбано. – Итак, в то утро вы проснулись, встали и пошли в ванную. Вы не могли не пройти мимо двери в кабинет – и вы заметили, что она закрыта. Сначала вы не придали этому значения, но потом сообразили и, выйдя из ванной, заглянули в кабинет. Не думаю, что вы вошли – постояли на пороге и снова закрыли дверь. Вы пошли на кухню, взяли нож, положили его в сумку и ушли. Сели в автобус, вышли в Каннателло и через пять минут на другом автобусе вернулись в Вигату. Когда вы пришли, ваш муж уже собрался уходить, вы повздорили, он направился к лифту, зашел в него – лифт стоял на вашем этаже, ведь вы только что на нем приехали. Вы зашли за ним в кабину, всадили ему в спину нож, он повернулся и упал на пол. Вы нажали кнопку лифта, вышли на первом этаже и уехали. Вас никто не видел – вам очень повезло.

– Зачем мне было это делать? – спокойно спросила синьора. И добавила с невероятной в ее положении иронией: – Только потому, что мой муж закрыл дверь кабинета?

Монтальбано, не вставая со стула, отвесил восхищенный поклон.

– Нет, синьора, из-за того, что было за этой закрытой дверью.

– И что же там было?

– Карима. Любовница вашего мужа.

– Но вы же сами сказали, что я не входила в эту комнату.

– Не было необходимости входить: вы с порога почувствовали запах духов, которыми щедро душилась Карима. Они называются «Volupte». Сильный, навязчивый запах – им наверняка пропиталась одежда вашего мужа, и потому он вам был уже знаком. Он еще стоял в кабинете вечером, когда туда зашел я, хотя, вероятно, уже не такой насыщенный.

Вдова Лапекора хранила молчание, она обдумывала сказанное комиссаром.

– Можно задать вопрос? – спросила она наконец.

– Какой будет угодно синьоре.

– Почему, по-вашему, я не зашла в кабинет и не зарезала сначала эту женщину?

– Потому что голова у вас работает точно, как швейцарские часы, и быстро, как компьютер. Карима, увидев открывающуюся дверь, была уже готова броситься на вас. Ваш муж прибежал бы на крик, и вместе они легко бы вас обезоружили. Притворившись, что ничего не заметили, вы хотели потом застать их врасплох.

– А как, по вашему разумению, получилось, что убит был только мой муж?

– Когда вы вернулись, Каримы уже не было.

– Простите меня, комиссар, но вас не было там, кто же вам рассказал всю эту историю?

– Отпечатки ваших пальцев на ноже и на чашке.

– Не на ноже! – выпалила синьора.

– Почему же не на ноже?

Женщина закусила губу.

– Чашка моя, но нож – нет.

– Нож тоже ваш, на нем четкие отпечатки ваших пальцев.

Фацио не отрывал глаз от своего начальника, он знал, что на ноже не было никаких отпечатков, и это было самое уязвимое место в их блефе.

– Вы уверены, что на ноже нет отпечатков, потому что, когда вы всадили его в спину мужа, на вас были перчатки. Вы предусмотрительно надели их, собираясь уезжать. Но, видите ли, синьора, этот отпечаток был сделан не в то утро, а днем раньше, когда, разделав рыбу, вы вымыли нож и убрали в ящик. Он остался не на рукоятке, а на лезвии, у самой рукоятки. А теперь ступайте с Фацио, мы снимем у вас отпечатки и сравним.

– Он был лжецом, – сказала синьора Лапекора, – и заслужил такую смерть. Он притащил в дом эту потаскуху, чтобы весь день провести с ней в постели, пока меня не было.

– Вы хотите сказать, что сделали это из ревности?

– А почему нет?

– Разве вы уже не получили к тому моменту три анонимных письма? Вы могли застать их в конторе на спуске Гранет.

– Я такими вещами не занимаюсь. Мне кровь ударила в голову, когда я поняла, что он привел свою девку в мой дом.

– Мне кажется, синьора, кровь ударила вам в голову за несколько дней до этого.

– Когда же?

– Когда вы обнаружили, что ваш муж снял значительную сумму со своего счета в банке.

Еще один выстрел наудачу. И опять точно в цель.

– Двести миллионов! – воскликнула разгневанная вдова. – Двести миллионов этой потаскухе!

Вот откуда часть денег на книжке на предъявителя.

– Если бы я его не остановила, у него хватило бы ума промотать контору, квартиру и счет в банке!

– Внесем это в протокол? Только еще один вопрос: что сказал вам муж, когда вы вернулись?

– Он сказал: «Остынь, мне надо идти в контору». Может, повздорил со своей девкой, она ушла, а он бросился за ней.

– Господин начальник полиции? Это Монтальбано. Я хотел сообщить вам, что синьора Лапекора только что призналась в убийстве мужа.

– Поздравляю вас. Почему она это сделала?

– Ссылается на ревность. Я должен попросить вас об одолжении. Можно мне провести небольшую пресс-конференцию?

Ответа не последовало.

– Господин начальник? Я говорю, можно ли мне провести…

– Я прекрасно расслышал, Монтальбано. Но от удивления не мог слова вымолвить. Вы хотите провести пресс-конференцию? Я не верю своим ушам!

– И все-таки.

– Хорошо, проводите. Только потом объясните мне, что все это значит.

– Вы утверждаете, что синьоре Лапекоре было давно известно о связи мужа с Каримой? – Вопрос задал корреспондент «Телевигаты», шурин Галлуццо.

– Да, благодаря трем анонимным письмам, которые муж сам ей послал.

Не слишком внятное объяснение.

– По-вашему, синьор Лапекора сам на себя донес? – удивился корреспондент.

– Да, потому что Карима начала шантажировать его. Он надеялся, что жена что-нибудь предпримет и это поможет ему выпутаться из создавшегося положения. Но она ничего не сделала. Так же как и сын.

– Извините, а почему он не обратился в полицию?

– Боялся, что разразится грандиозный скандал. Он надеялся, что с помощью жены эта история не выйдет за пределы семейного круга.

– А где сейчас находится Карима?

– Неизвестно. Она сбежала вместе со своим маленьким сыном. Ее подруга, обеспокоенная их исчезновением, попросила «Свободный канал» показать в эфире фотографию матери с ребенком. Но до сих пор никто не откликнулся.

Журналисты поблагодарили комиссара и разошлись. Монтальбано удовлетворенно улыбался. Головоломка была безупречно сложена по навязанной схеме. Только за ее пределами остались Фарид, Ахмед и даже Айша. Теперь, если правильно их расположить, откроется совершенно другой рисунок.

До встречи с Валенте еще оставалось время, поэтому по дороге он заехал в ресторанчик, где обедал в прошлый раз. Съел соте из черенков с тертыми сухарями, добрую порцию спагетти в белом соусе с черенками, запеченный с душицей и лимоном палтус. И наконец – шоколадное суфле в апельсиновом соусе. Отобедав, комиссар прошел на кухню и молча с чувством пожал повару руку. В машине, по пути к Валенте, он во все горло распевал: «Только глянь, только глянь, как я танцую твист!»

Валенте проводил Монтальбано в комнату рядом со своим кабинетом.

– Мы уже так делали, – сказал он. – Дверь оставим приоткрытой, а ты, если хочешь не только слышать, но и видеть, что происходит в моем кабинете, можешь смотреть в это зеркальце.

– Будь внимателен, Валенте, счет на секунды.

– Предоставь это нам.

Командор Спадачча зашел в кабинет Валенте. Бросалось в глаза, что он нервничает.

– Извините, доктор Валенте, я не понимаю. Вы могли бы спокойно приехать в префектуру и сэкономить мое время. Я очень занятой человек, понимаете?

– Прошу прощения, командор, – сказал Валенте с подкупающей кротостью. – Вы совершенно правы. Но приступим немедленно, я задержу вас максимум на пять минут. Надо уточнить некоторые подробности.

– Слушаю вас.

– В прошлый раз вы сказали, что префект получил некое распоряжение…

Командор властно поднял руку, мгновенно заставив Валенте умолкнуть.

– Если я так сказал, то оговорился. Его Превосходительство не в курсе. Впрочем, это было необязательно: таких ерундовых дел у нас в день проходит добрая сотня. Из министерства, из Рима, звонили прямо мне, таким дерьмом Его Превосходительство не беспокоят.

Понятно: после звонка журналиста из «Курьера» префект потребовал у главы своей администрации объяснений. Беседа, должно быть, была бурной – ее отголоски слышались в бранных словах, которые так и лезли Спадачче на язык.

– Продолжайте, – предложил он.

Валенте воздел руки к небу, вокруг его головы едва не засветился нимб:

– Это все, – сказал он.

Спадачча удивленно огляделся, словно не мог поверить в реальность происходящего.

– Вы хотите сказать, что больше у вас ко мне нет вопросов?

– Ни единого.

Спадачча с такой силой стукнул по столу, что, наверное, даже Монтальбано подпрыгнул в соседней комнате.

– Вы мне ответите за эту чертову выходку!

И он вышел, разъяренный. Монтальбано в волнении кинулся к окну и увидел, как командор пулей вылетел из здания и направился к своей машине, к двери которой едва успел подлететь шофер. В тот самый момент к комиссариату подъехала полицейская машина, и из нее под руки вывели Анджело Престиа. Командор и капитан «Сантопадре» столкнулись практически лицом к лицу. Ни один не проронил ни слова, и они разошлись.