Текст книги "Знак Кота"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Я не успел продвинуться далеко, когда Мурри, по-прежнему сопровождающий меня, резко остановился, чтобы заглянуть в этот мрак, источающий смрад, Я с посохом в руках продвигался вперед, пока у меня за спиной не оказалась скала и я не приготовился к возможному нападению.

– То, что ты ищешь, там, – мотнул головой Мурри и закашлялся, словно зловоние разъедало его легкие. Я посмотрел вниз, во впадину.

Внутренние стенки чаши казались еще более отвесными, чем внешние. Спускаться в этот смрад… я слышал рассказы о пастухах и охотниках, которые гибли от запаха гниющих водорослей. Если я попытаюсь спуститься вниз и у меня закружится голова…

Мурри по-прежнему смотрел вниз. Половину чаши затопляла тьма, стена отбрасывала на нее свою тень. Другую слабо освещало мерцание скал под звездным небом. Там была еще одна статуя.

Огромный сидящий кот словно бы выступал из стены. Между его передними лапами чернел проход, видимо ведущий внутрь.

Мурри повернул голову ко мне, и его глаза светильниками горели в темноте.

– Я не пойду туда. Места хватит только гладкокожему.

Я посмотрел вниз в чашеобразную долину. От смрада гниющих водорослей тошнило. Осмелюсь ли я спуститься?

Мой мешок лежал у меня под ногами, и я нагнулся открыть его, чтобы порыться в содержимом. В сосуде лежали влажные водоросли, целебный аромат которых пробивался даже сквозь непреодолимый смрад. Ножом я отхватил полоску ткани от плаща и завернул в нее водоросли, прикрыв этой маской нос и рот. Конечно, дышать стало труднее, но она хотя бы избавила меня от запаха испарений этого места.

Надежно закрепив посох на спине и обвязав веревкой выступ скалы, я стал спускаться через край, оставив Мурри в одиночестве.

Лезть вниз было не так трудно, как подниматься по внешнему краю. Я спустился на скрытое тенью дно чаши, но охраняемый каменным котом вход был мне прекрасно виден. Идти туда следовало с осторожностью. Ядовитые водоросли под моими ботинками могли брызнуть соком на кожу, и тогда на ней появятся волдыри. Но воняло тут не только водорослями, повсюду валялись останки крыс. Ни на одной не было ни следа клыков, так что вряд ли их прикончили сородичи, в обычае которых было пожирать слабейших из стаи.

Приближаясь к темному проему, еще более затененному похожими на колонны лапами кота-стража, я встречал все больше и больше мертвых тварей – казалось, они пытались проникнуть в этот проход, но были чем-то скошены.

Среди них было, по меньшей мере, три более крупные крысы, и одна лежала почти у самых ног кота.

Я обогнул труп и с посохом в руках, готовый к тому, что впереди во мраке затаились более удачливые твари из той же стаи, вошел во врата тьмы.

22

Я оказался в кромешной тьме, такой густой, что мне пришлось нащупывать посохом дорогу впереди себя, чтобы не провалиться в какую-нибудь трещину. Мрак, казалось, душил меня, так что я стащил маску, в которой прятал лицо от смрада. К счастью, запах здесь был слабее и по мере моего продвижения вперед становился все незаметней.

По пути я прислушивался к малейшим шорохам, могущим свидетельствовать о присутствии крыс, все же забравшихся сюда. Но я слышал только собственное дыхание, приглушенный стук моих ботинок и посвист моего же посоха.

Я понятия не имел, как далеко вглубь скального сердца острова увел меня этот проход, хотя и пытался считать шаги. На мой нынешний взгляд, он казался бесконечным.

Затем, так же внезапно, как сомкнулась вокруг меня густая удушливая тьма, надо мной и вокруг меня вспыхнул свет.

Я стоял в круглой комнате, но ее скальные стены были совершенно не похожи на все, что я видел прежде. Они были пронизаны сверкающими прожилками золота, серебра, меди. И все эти прожилки двигались, сплетаясь и изгибаясь, – то медленно, то ускоряясь, все время испуская свет, яркий, как от десятков ламп.

В самом центре комнаты был установлен пьедестал, широкий, как рабочий стол Равинги, и на нем покоился огромный шар, прозрачный, как стекло.

Внутри него плавали, перетекали друг в друга или быстро менялись пятна ярких цветов. Легкие, как воздух, они всегда находились в движении, на мгновение создавая какие-то узоры и тут же распадаясь на отдельные полосы и завитки. Однажды увиденные, они удерживали на себе взгляд и с ним – полное внимание. Пока за ними не возникло какое-то движение.

Бросив свою тень на шар и пляшущие пятнышки, поднялся леопард – не голубой, как символ императорской власти, а черный, как тьма в том проходе, что привел меня сюда. И этот леопард был больше всех своих сородичей, каких я только видел, больше даже, чем песчаный кот.

Он поднял гигантскую лапу с предостерегающе выпущенными когтями, положив ее на шар. Уши его прижались к голове, в оскале обнажились клыки, сверкавшие словно покрытые алмазной пылью.

– Вор!

Я понял его гортанное ворчание так же, как понимал песчаных котов.

– Не так. – Я, как всегда, с трудом выговаривал непривычные для человеческих языка и глотки звуки.

Я положил посох на каменный пол и, как поступил бы, разговаривая с чужаком собственного вида, вытянул безоружные руки ладонями вверх в знак мира. Рукав мой задрался, открывая шрам кровного побратимства с песчаным котом.

Леопард смерил меня взглядом с ног до головы и обратно.

– Гладкокожий… что ты… что ты делаешь?

– Я ищу власти – чтобы возглавить мой народ.

– Ты не родич по крови – но ты говоришь… – Он поднял уши, но не снял гигантской лапы с шара.

Я запустил руку за ворот и достал наружу то, что носил на груди втайне от тех, кто привез меня сюда, – подвеску с маской кота. Она вспыхнула так же ярко, как цветные прожилки на стенах.

Огромные глаза леопарда сосредоточились на ней.

– Я плясал с мохнатыми, – медленно проговорил я. – Я ношу это и это. – Я повернул запястье так, чтобы шрам был заметен. – И я не поднимаю оружия против родичей.

Мне было трудно выговаривать это, и насколько понял меня огромный страж – я не знал.

Он по-прежнему смотрел на меня, но теперь, мне казалось, не как на возможную добычу. Затем он отступил, убрав лапу с шара. Мне не дали никаких указаний, что мне следует делать в этом потаенном месте, чтобы доказать свою «пригодность», но у Высшего Духа есть свои способы руководить.

Я перешагнул через свой посох и подошел к пьедесталу. Протянув руки, хотя и не по собственной воле, я положил их ладонями вниз на противоположные стороны шара.

Цветные пятнышки внутри отчаянно заметались. Они собрались к моим ладоням и повторили изнутри их очертания, словно тени. Холодная поверхность шара начала теплеть. Чем больше собиралось вместе цветных пятнышек, тем горячее она становилась.

Сначала мне показалось, что я положил ладони на раскаленный полуденным солнцем камень, за тем – что мои кожа и кости были охвачены огнем. Сама кожа стала прозрачной, я мог видеть сквозь нее кости.

Я пылал и не мог ослабить собственную хватку на шаре. Я не осознавал окружающего, не видел ничего, кроме своих прозрачных рук и изменяющихся цветов в шаре.

Это напоминало мои мучения после того, как Марайя нанесла мне рану, чтобы сделать меня своим сородичем. Какими окажутся последствия этого?

Мне казалось, мне не хватит силы выдержать эту боль, вгрызающуюся в мое тело, но как-то все же выстоял.

Я не сразу понял, что боль стихает, отступая. И что я не могу больше видеть кости сквозь кожу. Пятнышки внутри шара расползлись от моих рук, снова возвращаясь к своему танцу, строясь в линии и собираясь в пятна, которые выглядели почти как строки древнейших записей. Казалось, стоит чуть напрячься – и я смогу их прочесть.

Однако боль высосала из меня последние силы. Я упал на колени, руки соскользнули по бокам шара и безвольно повисли. Я дышал тяжело, как после долгого бега или утомительного подъема на высокую скалу.

Игра огней в шаре по-прежнему притягивала мой взгляд, хотя сейчас они мерцали, словно тоже были обессилены. Что значило это испытание, я не знал, так же как и не мог быть уверен, насколько хорошо с ним справился.

С усилием я оторвал взгляд от шара, чтобы найти его стража – но леопарда здесь уже не было. Я стал озираться по сторонам в поисках зверя. Его не было нигде в комнате. Он вполне мог быть видением – но я был уверен, что это не так.

Я сел и поднял к лицу руки. Судя по той боли, что я вытерпел, они должны были бы оказаться бесполезными обугленными культями. Но выглядели они совершенно нормально. Я повернул их ладонями вверх – в середине каждой виднелось черное пятно. У меня все еще кружилась от боли голова, поэтому мне было непросто сфокусировать взгляд на этих пятнах.

На самом деле кожа не обуглилась, как можно было бы подумать из-за цвета пятен. Скорее, я теперь носил на каждой ладони клеймо – голова леопарда, напоминающая стража этого места.

Я осторожно коснулся клейма на правой ладони пальцем левой руки. Боли не было – кожа была отвердевшей, как мозоль после тяжелой работы.

Пятнышки в шаре слились в линию, извивающуюся от основания к верхушке. Они больше не двигались, застыв в этом узоре.

Я поднялся на ноги. Мне показалось, что прожилки на стенах тускнеют. Во мне крепла уверенность в том, что, за чем бы я ни пришел в этом испытании, теперь оно стало частью меня и эта часть навсегда останется со мной.

Я оперся на посох. Я чувствовал себя страшно усталым, словно одолел целый ночной переход, причем быстрым шагом.

Надев маску, я снова вошел во тьму коридора, ведущего к выходу во внешний мир. Несмотря на усталость, я ощутил еще кое-что – малую искорку уверенности в себе, почти вспышку гордости. Я прошел проверку своей собственной земли и остался живым и свободным. Одно из испытаний было позади.

Когда я вышел наружу между лапами гигантского кота, небо уже предвещало скорый восход солнца. В этом, лучшем освещении ужас опустошения был полнее открыт моему взгляду. Мне не хотелось ничего, кроме как скорее убраться подальше от смрада, от опасности яда.

Однако моя усталость по-прежнему оставалась со мной. Даже при помощи веревки подниматься над оскверненным прудом было трудно. Один из камней наверху развернулся, оказавшись Мурри – его мех настолько сливался по цвету со скалами, что, пока он не шевелился, различить его было просто невозможно. Он одним прыжком приблизился ко мне, начал лизать протянутые к нему руки. Терка его языка щекотала печати, которые, как я понял, мне придется носить до конца дней, пока меня не растворит в себе Высший Дух.

– Хорошо, – сказал он. – Брат – великий воин?

– Нет еще. – Я сел рядом со своим мешком. – Дальше будет больше,..

– Брат справится, это легко – все равно что ориксена убить, – заверил он меня.

Я слишком устал, чтобы возражать. Мое ликование утихло, мне хотелось только одного – отдохнуть. Я заполз в тень скалы, достаточно широкой, чтобы под ней образовалось подобие пещеры, и почти сразу уснул.

Я видел сон – но это был просто сон, и Равингу я тоже не видел. Я просто вольно бродил по стране, и на мне не лежал груз никаких обязательств. Мурри прыжками двигался рядом со мной, и нам казалось, что этот мир принадлежит нам двоим и нашим он будет всегда. И это радостное ощущение сохранилось даже после пробуждения.

Солнце уже клонилось к закату. Я почувствовал глубоко внутри грызущую боль, которую через пару мгновений опознал как голод. Лепешки из сушеных водорослей, что были у меня с собой, оказались почти безвкусны, но я медленно жевал их, разделив запасы с Мурри.

Я не хотел возвращаться в лагерь моих сопровождающих, но мой долг не отпускал меня.

Они ждали меня – Мурри тихо исчез прежде, чем часовой нас заметил. Когда я вышел на свет костра, канцлер Кахулаве уже ждала меня. В ее приветствии не было ни намека на одобрение, и застарелая горечь того, кого считают недостойным Дома или клана, охватила меня.

Не произнеся ни слова, я вогнал свой посох в песок и протянул руки так, чтобы она и эти суровые стражи позади нее могли увидеть знаки, которые я теперь носил.

– Да будет так. – Никакой приветливости в голосе, только перешептывания тех, кто окружал меня. И я подумал, сначала мрачно, а потом с нарастающим гневом – не желали ли они мне провала, и не был ли мой успех признан ими безо всякого на то желания?

Да будет так, ответил я своим мыслям. Во мне зародилась решимость: больше я не буду идти но этому пути только из-за обычая, как вынужденный участник испытаний, – скорее, настанет день, когда я достигну короны и та окажется в моих руках! И те, кто по-прежнему смотрит на меня как на пустое место – тогда они поймут!

Мы были в пяти ночах пути от границы страны, где мне предстояло пройти очередное испытание. Но под открытым небом мы провели только один день. Вместо этого нас принимали различные Дома, а в последнюю ночь мы достигли острова, принадлежавшего моей родственнице, покинувшей клан, – сестре моего отца.

Она была старше, чем он, и даже в детстве я считал ее древней и старался держаться от нее подальше из-за ее едких замечаний и проницательных взглядов, которые оценивали меня, причем невысоко, или, по крайней мере, мне так казалось. Но когда мы на рассвете доехали до ее дома, одна из ее служанок уже ждала меня с посланием, содержащим просьбу навестить эту родственницу.

Хотя у меня не было парадного платья, и одет я был даже хуже, чем ее слуги, я все еще благоговейно трепетал перед ней и поэтому явился к ней сразу, как только счистил дорожную пыль с рук и лица.

Женщина, которую я помнил величественной, как сама наша королева, восседала в кресле, устланном мягкими подушками. У ее ног лежала дымчато-серая котти – такого же цвета, как хозяйка дома, поскольку у нее не только поседели волосы, но и побледнела кожа. Однако глаза, взглянувшие на меня, по-прежнему живо сверкали.

– Итак, Хинккель, ты пришел как гость, спустя все эти годы. И еще – как тот, кто стремится достичь многого.

Эти утверждения ответа не предполагали. Я только пробормотал традиционные приветствия, прежде чем она снова заговорила, Она чуть подалась вперед. Из полумрака позади нее поспешно вышла служанка с чашей для своей госпожи. Похожие на когти пальцы моей тетки сомкнулись на чаше, и, к моему глубокому изумлению, она протянула ее вперед жестом, подразумевавшим, что я должен ее принять.

Мне никогда еще не предлагали гостевой чаши, которая считалась приветствием среди равных. И что тетушка сейчас поступает так…

Часть меня жаждала спрятать руки за спиной и отказаться принять то, что мне никогда не предлагали прежде. Другая, более сильная, взяла кубок.

– За Дом, за клан, за ту, что правит здесь. Да придет к ним добрая судьба. Да пребудет с ней Высший Дух, – сказал я. Отпил ритуальный глоток и вернул кубок ей. Она приняла тетушка одной рукой, другой же потянулась ко мне, обхватила мое запястье своими цепкими пальцами, перевернула руку так, чтобы были видны отметины, которые оставил на моих ладонях шар.

– За того, кому благоволит Дух. – Все еще не разжав хватки на моей руке, тетушка отпила из кубка и отдала его служанке. Теперь она стала всматриваться в меня,

– Суждения иногда бывают слишком поспешны, – заметила тетушка. – Ты, оказывается, куда больше, чем мы поначалу думали, сын брата. Да преуспеешь ты в дни грядущие.

Ее взгляд опустился с моего лица на отметину на моей ладони, и затем она пробежала пальцами по шраму, который браслетом охватывал мое запястье.

Довольно долго она смотрела на него. Котти у ее ног внезапно приподнялась, словно кусочек еды дразнил ее только-только за пределами ее досягаемости. Я увидел, как она облизнулась.

– Ты танцевал, ты пел, – с ноткой благоговения в голосе произнесла она. – Такое уже десять поколений не случалось ни с кем, а с одним из нашего Дома – вообще никогда. Воистину, странным путем тебе придется идти.

Тогда я спросил ее:

– А другие были знакомы с большими котами? Она кивнула.

– Есть кое-какие сказки. Но кто в таких старинных преданиях сможет отсеять правду от вымысла? Ступай же, сын брата, к своей судьбе, и пусть она окажется той же, что была у Древних.

Она снова погрузилась в подушки, и служанка торопливо выступила вперед и величественным, как у ее госпожи, жестом отослала меня.

Теперь мне было над чем еще поразмыслить. Значит, человек моей же крови знал о песчаных котах и утверждал, что в старину другие люди тоже танцевали с ними под звездами и видели, как огромные звери взлетают в воздух, слышали, как их голоса сливаются в песне. Но никогда в жизни я не слышал о подобном, пока это не случилось со мной самим. Я вспомнил об откровениях Равинги, которые, правда, никогда не заходили достаточно далеко. Ее уверенность, что я был частью узора… я же в действительности хотел только свободы, о которой грезил.

На следующую ночь я уже был готов отправиться дальше и ждал этого с нетерпением. Мне казалось, чем дальше я зайду в лежащий предо мной лабиринт, тем быстрее пойму, в чем причина и суть происходящего.

Когда мы достигли границы, мы встретили другой отряд. Это была гвардия Фноссиса, и с ними один из соискателей трона, родом из этой страны. Мы не перекинулись ни словом, но сам факт, что мы встретились друг с другом, показывал, что он выполнил свое задание и спешил взяться за следующее.

Фноссис – земля неукротимой жестокости. По крайней мере, мне так показалось после спокойствия песчаной пустыни и скальных островов моей родины. Там тоже имелись скалы, но они закручивались в какие-то абсурдные формы, а из горных вершин, вырисовывавшихся на фоне неба, вверх поднимались клубы дыма. Спокойствия не было в этой земле. Внутренний огонь нашего мира все еще бушевал и то и дело прорывался наружу неспешными потоками расплавленного камня, струящимися по склонам гор. Небо было затянуто тучами, и солнце бледно светило сквозь дымку, а вдыхаемый воздух был настолько насыщен едкими испарениями, что вызывал приступы жестокого кашля.

Народ Фноссиса давно уже научился пользоваться и этим грозным неугасающим огнем, и металлами, которые находил в горах, где бушевало подземное пламя. И с их искусством работы по металлу не могли сравниться другие народы. Мой собственный посох с искусно спрятанными в нем смертоносными лезвиями был сделан здесь. А слитки золота, серебра, меди, в которых так нуждалась Кура для своих работ, добывались и выплавлялись в лежащих впереди холмах.

Это была действительно суровая земля, и люди в ней жили суровые и резкие, куда более враждебные, чем мои соотечественники.

Они гораздо меньше были склонны к ритуалам, и я знал, что в людях они ценят, прежде всего, силу и отвагу.

Через три дня мы достигли подножия гор. Мне было трудно ускользать из лагеря с едой для Мурри, и мне показалось, что кот голодает и дорога для него трудна. Почва стала каменистой, так что мои ботинки быстро снашивались, а насколько хуже было лапам Мурри? Но когда я предложил ему остаться, он решительно отказался, словно и сам должен был пройти какое-то испытание.

Наконец мы разбили лагерь у самого подножия одной из гор, извергавшей дым. Там нас ожидали женщина-канцлер этого королевства и ее личная гвардия. Черты лица канцлера были резки и суровы, и мало что в нем позволяло предположить, что она желает мне удачи.

Мне предстояло идти вперед к горе, у вершины которой находились руины очень древнего храма духа огня. Дважды потоки лавы чуть не поглощали его, и единственная дорога к нему сейчас угрожала огненными провалами и расщелинами, из которых вырывались клубы удушливого дыма.

Однако мне выдали снаряжение их собственных горных проходчиков, разведывающих новые месторождения руды и драгоценных камней. Так что я переобулся в гораздо более прочные ботинки и надел верхнюю одежду с капюшоном, который можно было натянуть на лицо, чтобы защититься от удушливого дыма. Один из мастеров-рудокопов кратко объяснил мне, как следует проходить самые опасные участки пути. Я знал, что должен сделать. В находящемся под угрозой храме находились фигурки кошек, каждая из которых была вырезана из огромного рубина. Одну из них я должен был добыть и принести сюда.

Хотя я был экипирован так же хорошо, как любой, кто осмелился бы на это восхождение, Мурри это не касалось, и, когда он присоединился ко мне после того, как лагерь скрылся за горным гребнем, я сказал, что этот подъем – не для него.

– Не так, – в ответ проурчал он. – Родичи ходили во Фноссис. Здесь огненные ящерицы – хорошая еда. – Он облизнул свои усы.

Старшие и более закаленные странствиями песчаные коты действительно могли осмелиться охотиться здесь, но Мурри такого опыта не имел, и это меня беспокоило, хотя я понимал, что не могу ничего сделать, чтобы его отговорить.

Потому мы пустились в путь по тропе, которую мне указали. Камни под ногами были не только острыми, но порой даже ломкими, Один раз я был близок к смерти, когда из трещины совсем близко ко мне вырвался клуб желтого дыма. Я едва успел натянуть капюшон на лицо.

Мурри! Я всмотрелся сквозь прорези для глаз в капюшоне, думая, что увижу его погибшим. Но он по-прежнему был впереди. Его шаги удлинились до прыжков, почти таких же легких и высоких, как у взрослых котов в танце. И складывалось впечатление, что он обрел почти сверхъестественную способность избегать опасных расщелин и огненных провалов.

Дважды мне приходилось идти в обход. Мне стало жарко в моей одежде – почти как если бы я шел под лучами полуденного солнца. Временами мне приходилось останавливаться на пару вдохов, чтобы справиться с головокружением. Меня мутило, и я подумал, что дым все же нашел дорогу под мое защитное снаряжение.

Мне казалось удивительным, что жители Фноссиса воспринимают такие рискованные путешествия как часть их повседневной жизни. Наконец я подошел к тому месту, где тропа обрывалась в образовавшейся расщелине, из которой поднимались ядовитые испарения. Однако они не скрыли силуэт Мурри, одним прыжком преодолевшего этот смертоносный туман. Хотя на мне были тяжелые защитные одежды, я понимал, что мне придется последовать его примеру.

Я слегка отступил и сосредоточил все внимание на той точке, откуда прыгал Мурри, затем разбежался и прыгнул сам, не решаясь думать о том, что находится там, внизу. Я растянулся на твердой скале, скользя по ней, словно моя одежда была влажным комком водорослей.

Мурри повернул голову, чтобы взглянуть на меня, и я увидел, какую защиту дала ему от пламени и дыма этой страны природа. Огромные глаза сузились в щелочки, а кожистые клапаны закрыли ноздри. Казалось, Мурри и его сородичи были специально экипированы для охоты в этих местах.

Он уже снова поднимался наверх. Я осторожно последовал за ним. Перепрыгивать через расщелины больше не приходилось, и наконец я увидел сквозь обдирающий глотку дым то, что должно было быть нашей целью.

Это было приземистое здание, один край которого нависал над широким и медленно движущимся лавовым потоком. Рано или поздно огненная река поглотит этот храм, но пока часть дверного проема еще сохранилась.

Проем, а точнее – дыра, предназначенная, наверно, для тех ящериц, о которых упоминал Мурри. Человеку туда придется ползти на четвереньках, и никаких признаков другой двери видно не было. Я задумался, каково будет оказаться внутри, если все это здание погрузится в лаву.

Мурри распластался на камнях и медленно пополз в эту дыру, как если бы он охотился. Я неохотно опустился на четвереньки, понимая, что не могу сделать меньше, чем он.

Я протиснулся внутрь. Там было темно, поскольку подземный огонь не разрушил стены. Я почувствовал, что Мурри толкает меня плечом, и протянул руку, больно ударившись о стену.

Затем маленький светильник, встроенный в мой капюшон, загорелся, и я смог кое-как видеть. Под ногами у меня лежали камни и что-то казавшееся осколками стекла, но сверкавшее гораздо ярче, чем могло бы стекло.

Эти обломки лежали преградой между мной и полкой, шедшей вдоль одной из стен. На ней сидели три кошачьих фигурки. Их было больше, о чем свидетельствовали зазубренные обломки, оставленные катастрофой (или, возможно, чьей-то злобой). Все три уцелевшие кошки были в дальнем углу комнаты. Они находились в той части здания, которая должна была нависать над лавовым потоком.

По осколкам на полу было опасно ступать даже в крепкой рудокопской обуви. Мурри отошел назад к двери. Было понятно, что он не осмелится так рисковать своими лапами.

В скудном свете я попытался отыскать наименее опасный путь. Осколки хрустели под ногами, и мелкие щепки вонзались в мои ботинки. Я добрался до полки. Теперь надо было продвинуться вдоль нее влево и забрать ближайшую фигурку,

Кошка была высотой с мою руку, и, когда я попытался взять ее, я обнаружил, что она прочно прикреплена к камню под ней, словно вырастая из него, Поскольку я не смог поднять фигурку прямо вверх, я попытался повернуть ее, как если бы пытался вывинтить, но она непоколебимо оставалась на месте.

С собой я не взял никаких инструментов, чтобы их можно было использовать как рычаг. Я наклонился поискать что-нибудь подходящее в мусоре на полу. Теперь, я подумал, я понимаю, откуда все эти осколки. Они были последствиями других подобных попыток.

Мурри шевельнулся, и я быстро взглянул на него.

– Подожди. – Даже сквозь капюшон я смог различить его голос.

Он наклонил голову, выпустил когти и зубами вырвал один из них. Я часто видел, как котти поступают так же, снимая со слишком длинного когтя верхний слой, чтобы дать нарастающему большее пространство. Так сделал и Мурри. Он выплюнул изогнутую оболочку когтя длиной примерно с мою ладонь.

В защитных перчатках мои руки были слишком неуклюжи, Я стряхнул перчатку и подобрал коготь. А он ведь, как и те, от которых избавляются котти, должен быть хрупким. Я не был уверен, что он окажется мне полезен, но решил попытаться.

Я снова вернулся к полке и с крайней осторожностью осмотрел основание фигурки. Она так плотно прилегала к камню, что я не смог заметить даже намека на трещину, хотя был уверен, что она никак не могла вырасти из самого камня. Я вспомнил, что один соискатель уже успешно справился со своей задачей здесь – я видел его на границе моей страны. Значит, сделать то, что я пытался, все же возможно.

Кончиком когтя я обвел основание фигурки, уверившись, что он прошел по месту соединения камня и рубина. Там не осталось ни царапинки, которая бы отметила мои усилия. Затем, глубоко вздохнув, я осмелился просунуть коготь между одной из передних лап и полкой.

Она шевельнулась! Я надавил сильнее, на этот раз подсунув коготь под другую лапу. В итоге я прошел по всему периметру основания фигурки. С осторожностью, с какой моя сестра работала над замысловатым узором из драгоценных камней, я обхватил рубиновую кошку обеими ладонями и медленно ее повернул – вправо не получалось, так что я решил попробовать влево.

Она неохотно подалась – совсем чуть-чуть. Но все же сдвинулась. Но, хотя она и поворачивалась на основании, я не мог ее поднять. Я задыхался. В этом конце комнаты было жарко. Громоздкое рудокопское облачение, бывшее моей защитой, давило на меня, и плечи мои ныли от усилий, причем работать надо было крайне осторожно, чтобы добиться успеха.

Могло возникнуть желание резко рвануть фигурку – и, возможно, таким образом сломать ее совсем. Нетерпение следовало сдержать, подавить.

Я снова подсунул коготь и держал его на месте, пока медленно проворачивал фигурку. Она наклонялась, встречая это препятствие. Внезапно сопротивление исчезло, и я почти потерял равновесие, пошатнулся назад, захрустел осколками, но красная кошка была в моих руках.

Обернувшись, я не увидел Мурри и ощутил укол страха. Неужели это испытание потребовало слишком многого от песчаного кота, хотя он хвастался, что его народ охотится здесь?

Прижав фигурку к груди, я выбрался из дверей, продвигаясь ползком как можно быстрее, пока не ощутил, что могу выпрямиться. Неподалеку из земли забил фонтанчик огня. Ядовитый туман был очень густым, и я понял, что не смогу найти дороги, по которой пришел сюда. Я слишком полагался на Мурри в качестве проводника и сам не запоминал никаких примет местности.

Сквозь недолго сохраняющиеся разрывы в дыму я видел, что местность справа от меня понижается. Поскольку сюда я поднимался, то закономерно, что назад надо будет спускаться.

Несмотря на испарения и жару, я осмелился расстегнуть рудокопское одеяние и сунуть фигурку за пазуху. Это было самое безопасное для нее место, которое я мог придумать. Затем я начал продвигаться вниз.

Мне приходилось постоянно быть начеку, чтобы избегать опасно острых камней, о которые даже самый осторожный может споткнуться, и полных огня и дыма провалов. Ноги у меня дрожали не только от напряжения, но и от страха сделать неверный шаг. И еще я искал Мурри…

Неужели огромный кот ослаб? Если так, то как мне спустить его вниз? Хотя он был намного меньше своего отца, все же нести его мне было бы не под силу.

Я осмелился остановиться и приподнять капюшон и громко крикнул:

– Мурри!

В дыму возникло какое-то движение, но это был не всполох огня. Я повернулся в ту сторону. Там стоял мой мохнатый друг, опустив голову и заметно дрожа. Я потянулся к нему и вцепился в густой мех на его загривке. Он чуть приподнял голову и повернулся ко мне. Я увидел, что его огромные глаза плотно закрыты.

– Не вижу…

В двух этих словах был панический ужас, который подстегнул и мой страх. Неужели Мурри ослеп от ядовитого дыма? Как мы теперь найдем дорогу вниз? Бросить его здесь для меня было невозможно.

Я потянул его за загривок, и он пошел за мной, шаг за шагом, спотыкаясь. Я старался постоянно описывать ему, что лежит впереди. Но вот мы дошли до расщелины, которую нам пришлось перепрыгивать по дороге сюда, И тут я понял, что ничем не смогу помочь Мурри.

– Иди… зови… много раз зови… Надеяться на это было просто невозможно. Он подтолкнул меня головой.

– Иди… зови… – Он тяжело закашлялся.

– Ты не можешь…

– Иди… зови! – На этот раз он оскалил клыки, и его слова завершились рычанием.

В конце концов я пошел, думая, что, возможно, это единственный шанс для нас обоих.

Я отыскал место, откуда, на мой взгляд, было легче всего прыгнуть, – противоположный край я временами различал сквозь пелену дыма, менее густую здесь. Так что я прыгнул и устоял на той стороне, хотя обеими руками прижимал к груди сокровище, добытое мной из храма, чтобы фигурка не разбилась. Каким-то чудом она уцелела. Затем я чуть отодвинулся от того места, на которое приземлился, снова поднял капюшон и позвал:

– Мурри!

Он перепрыгнул, хотя и не слишком ловко приземлился. Его задние лапы соскользнули с края расщелины. Я отчаянно вцепился в его загривок обеими руками и рванул его на себя.

Это было последнее серьезное препятствие, преграждавшее нам путь. Я смог обогнуть остальные ловушки, ведя за собой Мурри. Затем мы достигли последнего спуска. Между нами и лагерем еще оставался скальный гребень. Я не мог бросить Мурри здесь, а те, кто ждал меня впереди, встретят его сталью.