Текст книги "Волшебник Колдовского мира"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Андрэ Нортон
Волшебник Колдовского мира

Глава 1

История нашего рождения многим уже известна. Наша мать, госпожа Джелит из Эсткарпа, пожертвовала своим Колдовским Даром ради брака с чужеземцем Симоном Трегартом, но не полностью утратила Силу, и мы трое, рождённые ею в тяжких муках, унаследовали некоторые её способности. Брату она дала имя Кайлан-воин, сестру назвала Каттеей, что значит – колдунья, а моё имя, Кимок, означает – мудрость. Правда, мудрость моя всегда сводилась к пониманию того, что знаю я слишком мало. И хотя жажды познания мне было не занимать, сколько ни примеривался я к чаше истинной мудрости, мне пока удалось лишь едва пригубить её. Впрочем, быть может, и сознание собственного несовершенства – тоже мудрость.

С самого детства я никогда не знал одиночества: мы, трое близнецов, – явление, доселе небывалое в Эсткарпе – всегда ощущали, как тесно связаны между собой наши души: Кайлан, казалось, был создан действовать, Каттея – чувствовать, а я – мыслить. Мы могли понимать друг друга без слов, и порой возникало чувство, что не только дух, но и тела наши по-прежнему находятся в некоем единстве. Потом настал тот печальный день, когда Владычицы отлучили от нас Каттею, и мы с Кайланом надолго потеряли сестру.

Война поглощает все силы человека, одни тревоги сменяются другими, живёшь от восхода до заката, от сумерек до рассвета. Так было и у нас с братом. Много дней провели мы в седле, защищая границы Эсткарпа от посягательств соседнего Карстена.

Но удача изменила мне, и один удар короткого клинка превратил здорового сильного воина в жалкого калеку. Однако, несмотря на телесные страдания, я был рад этой вынужденной передышке, благодаря которой, вдобавок, наша сестра вновь оказалась на свободе.

Моя правая рука осталась изувеченной, воевать я не мог и, едва затянулась рана, отправился в Лормт. Воюя в горах, я узнал нечто весьма любопытное: к югу от Эсткарпа простирался враждебный Карстен, к северу – не менее враждебный Ализон, а на западе бороздили море, опустошая прибрежные земли, наши давние союзники – салкары. Но в Эсткарпе ничего не знали о том, что происходит на востоке, как будто за горной цепью, видневшейся вдали в ясную погоду, был конец мира. У моих товарищей отсутствовало всякое понятие о восточном направлении – эта сторона света для них не существовала.

В Лормте седая древность ощущалась ещё более явственно, чем где бы то ни было в Эсткарпе, история которого уходит так далеко в глубь веков, что учёные до сих пор не докопались до её истоков. Некогда Лормт был процветающим городом, а ныне превратился в руины, среди которых уцелели лишь немногие строения, и было непонятно, зачем вообще построили его в этих пустынных местах. Под ветшающими сводами хранятся рукописи древней расы, и в них, как кроты, роются переписчики, выискивая то, что кажется им достойным остаться в истории. Хотя, конечно, у каждого свой вкус, и не исключено, что полуистлевшие страницы в соседнем шкафу таят нечто гораздо более важное.

В Лормте я искал разгадку тайны неизвестных восточных земель. Мы с Кайланом никогда не оставляли надежды разыскать Каттею, чтобы вновь быть всем вместе. Но в таком случае нам пришлось бы скрываться от гнева Владычиц, и вот тогда-то мы могли бы найти прибежище в неведомой стране на востоке.

Поселившись в Лормте, я ставил перед собой две задачи: заняться древними рукописями и заново научиться держать меч – в левой руке. Я понимал, что живу в суровом мире, и горе всаднику, который появится безоружным, когда солнце в Эсткарпе, багровея, садится и земля погружается в полумрак.

Я узнал достаточно, чтобы убедиться: на востоке – действительно наше спасение, во всяком случае, имелась возможность укрыться там от гнева колдуний. Помимо того, мне удалось почти полностью восстановить утраченные воинские навыки.

Удобный случай представился нам с братом, когда колдуньи решили нанести по Карстену небывалый удар, и, сосредоточив всё внимание на выполнении этой задачи, начали двигать и шатать горы, как будто кухарка размешивала варево в гигантском котле. Мы с Кайланом встретились в родном Эстфорде и, воспользовавшись ночной неразберихой, отправились за сестрой в Обитель, где её держали колдуньи.

А потом мы втроём устремились на восток, к горам, за которыми простирался Эскор – разорённая земля, откуда в давние времена вышла древняя раса: где светлые и тёмные силы, вырвавшись наружу, приняли самые причудливые формы. Вместе и поодиночке преодолевали мы враждебные силы. Воспользовавшись своими способностями для достижения нашей общей цели, Кайлан оказался во власти одной из этих сил и, попав в беду, прошёл через многие испытания, пока мы не добрались до благодатной Зелёной Долины.

Её жители были не совсем нашей крови. Да мы и сами только наполовину принадлежим к древней расе – наш отец пришёл в Эсткарп из другого мира. В жилах обитателей Зелёной Долины течёт кровь не только древней расы, их происхождение ещё более древнее, ибо предки этого народа жили здесь ещё до появления древней расы. В Эскоре существовало об этом множество легенд, которые распространились повсюду, и нам доводилось слышать их в детстве.

Под влиянием неведомой силы Кайлан вернулся через горы в Эсткарп. От него необъяснимая потребность идти на восток передалась потомкам древней расы, изгнанным из Карстена во время войны с колдерами, и с тех пор ставшими бездомными скитальцами. Кайлан возвратился в Эскор, и они пришли вместе с ним. И не только воины, но и их жёны с детьми и всем своим нехитрым скарбом – чтобы поселиться на новом месте.

Жители Зелёной Долины вместе с Дагоной, их Владычицей (той самой, что помогла Кайлану в беде), и Эфутуром, Хранителем Зелёного Безмолвия, провели переселенцев через горные ущелья в безопасную Долину.

Таковы предшествующие события. Они стоят несколько особняком по отношению к истории Великой Войны, но по праву связаны с ней, так как помогли приблизить решающую победу.

События, о которых пойдёт речь далее, начались в Зелёной Долине – в этом светлом благодатном краю. Её обитатели издавна пользовались знаками, которые охраняли Долину от злых сил, и каждый, кто попадал сюда, обретал покой и радость. Я встречал эти знаки в рукописях Лормта и верил в их чудодейственную силу.

Но, как ни приятна была жизнь в Долине, нам не пришлось долго наслаждаться покоем – весь Эскор вокруг пришёл в движение. В давние времена эту страну потрясали войны, не менее опустошительные, чем та, что ныне истощала нашу родину на западе. Здесь, в Эскоре, люди, стремившиеся овладеть знанием, преступили границу благоразумия. Иные рвались к власти ради самой власти, и, как всегда бывает при этом, над землёй нависла Тень чернее ночи. Страну раздирали на куски, и часть древней расы ушла за горную цепь, воздвигнув за собой непреодолимый барьер, отрекаясь от прошлого.

Оставшиеся продолжали ужасную беспощадную войну, сметая всё на своём пути. Некоторые – например, зелёные, не отступившие от законов, перебрались в необитаемые земли. К ним присоединились и другие люди, не потерявшие здравого смысла: часть из тех, на ком проводили опыты невежды, рвавшиеся к тайному знанию, ещё не успела стать орудием зла.

Но таких было мало, и никто не мог противостоять Великим, опьянённым властью над непостижимыми силами. Приходилось выжидать, пока буря промчится и стихнет. А Тёмные уничтожали друг друга в сокрушительных схватках. Большинство из них ушло, открыв Врата в другие времена и миры, вроде тех, через которые появился в Эсткарпе мой отец. Но уходя, они оставляли за собой средоточия древнего зла, и к тому же отпущенных или забытых слуг – быть может, готовых при случае, если их призовут, снова служить злу.

Когда мы попали в Эскор, Каттея в безвыходной ситуации прибегла к своим колдовским познаниям. При этом она нарушила неустойчивое равновесие, в стране вновь стало неспокойно, и зелёные поняли, что вот-вот разразится новая война, но на этот раз необходимо сражаться, чтобы не быть стёртыми в порошок между жерновами тёмных сил.

Все представители светлых сил собрались, чтобы обсудить план отпора грозящему злу. Совет этот созвал Эфутур, и присутствующие являли собой весьма пёстрое сборище странных существ – не то людей, не то животных.

Эфутур выступал от имени зелёных. Справа от него я увидел одного из рентанов, которые могли перевозить на спине всадников и разговаривали человеческим голосом. Это был Шапурн, предводитель опытных воинов. Возле него на камне сидела покрытая радужной чешуёй ящерица. Когтистыми пальцами она держала шнурок, унизанный серебряными шариками, и перебирала их, словно каждый служил напоминанием о какой-то теме, которую необходимо было затронуть при обсуждении.

Рядом сидел человек в шлеме, а справа и слева от него – мужчина и женщина в торжественном церемониальном облачении. Это были Хорван, Крисвита и командующий их войсками Годгар. Возле них расположились Дагона, Кайлан и Каттея. А по соседству, на другом камне – фланнан Фарфар – с покрытым перьями человеческим телом, крыльями птицы и когтистыми лапами вместо ног. Его присутствие на совете было скорее вопросом престижа: я знал, что фланнаны слишком рассеянны, чтобы составить настоящее войско, но они отличные гонцы.

Напротив разместились вновь прибывшие. Среди них выделялось существо с телом птицы и головой зубастой ящерицы, красноватая чешуя на его узкой голове резко контрастировала с сизым оперением тела. Существо то и дело беспокойно хлопало крыльями и вертело головой, оценивающе разглядывая окружающих. Это был предводитель врангов, обитателей горных вершин. Дагона церемонно раскланялась с ним: «Привет тебе, крылатый Форлонг».

А четверо его соседей имели человеческий облик. Как нам сказали до их прибытия, это были потомки древней расы, которые бежали когда-то в горы. Главным среди них был высокий смуглолицый человек, чьи черты свидетельствовали о чистокровном происхождении. Он был молод на вид, но о возрасте этого народа судить всегда трудно: признаки старения проявляются у них только за несколько недель до смерти – если они доживают до старости, что в последнее время бывает довольно редко. Он обладал привлекательной внешностью и хорошими манерами.

А я вдруг почувствовал, что ненавижу его.

Будучи тесно связанными между собой, мы с братом и сестрой в прошлом привыкли не искать большой компании. Когда Каттею у нас отняли, я довольствовался привязанностью к Кайлану. При этом к кому-то из товарищей по оружию я мог относиться с симпатией, к кому-то – с неприязнью, однако никогда раньше не пронзала меня такая сильная ненависть – разве что в бою с карстенцами во время их очередного набега. Но в те минуты я испытывал ненависть скорее к врагу вообще, чем к определённому человеку. А этого горца Динзиля я возненавидел отчаянно, нестерпимо и сам не понимал за что. Это было так неожиданно, что, когда Дагона представила нас друг другу, я даже не сразу смог пробормотать приветствие.

И мне показалось, Динзиль угадал моё состояние, и это позабавило его, как забавляет взрослого поведение ребёнка. – «Но я не ребёнок, – промелькнуло у меня в голове, – и, пожалуй, Динзилю скоро представится случай в этом убедиться».

Представится случай… Глядя в его спокойное красивое лицо, я понял, что меня одолевает не только ненависть, но и мрачное предчувствие, как будто появление этого хозяина гор вот-вот навлечёт какую-то беду на нас всех. Однако я рассудил, что если зелёные пригласили его, значит они видят в нём друга и его прибытие для них – добрый знак. Им ли не знать, откуда может грозить опасность, и, конечно, они не стали бы открывать ворота тому, кто отмечен печатью зла.

Когда мы втроём впервые пересекали поля и леса Эскора, Каттея шутя заметила, что всегда носом чует враждебную колдовскую силу. К сожалению, мой нос ничего не говорил мне о Динзиле, и тем не менее какой-то внутренний страж предупреждал меня об опасности.

Динзиль очень толково говорил на Совете и выказал немалые познания в военном деле. Его спутники время от времени тоже вставляли слово-другое, упоминая о старых заслугах Динзиля перед своими соплеменниками.

Эфутур достал карты местности, искусно изготовленные из сухих листьев, прожилки и расцветка которых служили условными обозначениями. Карты переходили из рук в руки, и все обменивались замечаниями. Форлонг, всполошённо и невнятно квакая, сообщил, что холм, на котором расположены три круга менгиров, таит в себе такую угрозу, что даже пролетать над ним – смертельный риск. Мы отметили опасное место на карте, и она ещё раз прошла по кругу.

Я разворачивал очередную карту, когда меня вдруг что-то толкнуло, и я перевёл взгляд на свою покалеченную правую руку (она давно перестала болеть, и я уже почти забыл о ней, научившись пользоваться ею). Некоторое время я в замешательстве разглядывал свою руку, а потом поднял глаза…

Динзиль! Он смотрел на мои изуродованные пальцы, смотрел и едва заметно улыбался, но от этой улыбки я сразу вспыхнул, почувствовал желание отдёрнуть руку и спрятать её за спину. Но почему? Ведь я получил ранение в честном бою, в этом не было ничего зазорного. И всё-таки Динзиль так смотрел на мои рубцы, что мне стало не по себе. На его лице было написано, что любое уродство – презренно и должно быть скрыто от людей.

Потом он поднял глаза, наши взгляды встретились, и снова я прочитал по его лицу, что он всего лишь забавляется – так иных людей веселит зрелище чужого несчастья. Он заметил, что я всё понял, – и это явно ещё больше развлекло его.

«Нужно предупредить их, – лихорадочно думал я, – предупредить Кайлана и Каттею. Они прочтут мои мысли, разделят мои предчувствия и смутные подозрения и будут начеку. Но чего же именно следует опасаться? И почему?» – Ответа на эти вопросы у меня не было.

Я снова взглянул на карту и стал демонстративно разглаживать её двумя негнущимися пальцами покалеченной руки. Во мне клокотал смертельный гнев.

Наконец Эфутур сказал:

– Необходимо послать представителей к кроганом и фасам.

– Не стоит слишком рассчитывать на них, – заговорил Динзиль. – Раз они до сих пор сохраняют нейтралитет, не исключено, что они и в дальнейшем предпочтут занимать такую же позицию.

Его нетерпеливо прервала Дагона:

– Если они считают, что даже сейчас, когда объявлена война, их нейтралитет может сохраняться, то они просто глупцы!

– Возможно. С нашей точки зрения, – ответил Динзиль. – Их интересы вряд ли противоречат нашим, но они не потерпят никакого нажима. Нам, горцам, доводилось иметь дело с кроганами, и мы знаем – если на них давить, они начнут огрызаться. Поэтому вступить с ними в контакт безусловно нужно, но без нажима и очень аккуратно. После передачи Меча Союза дадим им время собрать свой собственный совет, и не следует выражать недовольство, если они сперва ответят отказом. Борьба только начинается, она будет долгой, и тот, кто на первых порах останется в стороне, может под конец оказаться её участником. Раз уж мы хотим, чтобы они встали под наши знамёна, надо дать им возможность самим сделать выбор, когда придет время.

Эфутур кивнул в знак согласия, остальные вслед за ним тоже закивали. Я не мог затевать с ними спор: это их земля – им и решать. Но я понимал, что очень недальновидно начинать войну, когда кто-то не определил свою позицию, а значит, в любой момент может стать врагом и ударить в слабое место.

– Итак, мы посылаем Меч Союза кроганам и фасам, обитателям торфяных болот, – подвёл итог Эфутур.

– Если только нам удастся их найти! – иронически заметила Дагона. – От них всего можно ожидать. Зато на тех, кто присутствует здесь, мы можем рассчитывать полностью, верно, господин Динзиль?

Он пожал плечами:

– Кто я такой, чтобы ручаться за других? Конечно, собрать всех, кто поддерживает дружеские отношения, – мера необходимая; сейчас важно, с кем и насколько переплетены наши интересы, хотя, возможно, даже давним друзьям нельзя доверять полностью. Я скажу вот что: все силы, на которые можно рассчитывать, находятся в этой тихой Долине; к ним присоединятся ещё те, кого мы приведём сюда позже. Горы будут с вами. Посылайте миссию в низину.

Не решаясь прибегнуть к мысленному общению с Кайланом и Каттеей здесь, на совете, я с нетерпением ждал его окончания. Не зная, какой Силой или даром владеют присутствующие, я не рискнул мысленно призвать брата и сестру. Вскоре мне представился случай поговорить с Кайланом, когда он сопровождал Хорвана, отправившегося искать место для своего лагеря. Но прежде я оказался рядом с Годгаром, мы разговорились о войне с Карстеиом и выяснили, что в разное время воевали в одном и том же районе гор.

Я неплохо знал таких людей. Это прирождённые воины, из них получаются хорошие командиры, но чаще они исправно служат под началом того, кто пользуется их уважением. Они составляют крепкое ядро всякого войска, ведущего честную войну, а в мирное время чувствуют себя не в своей тарелке, словно утрачивая смысл существования, если меч слишком долго остается в ножнах. Годгар ехал и, будто принюхиваясь, скользил взглядом по сторонам, запоминая ориентиры на местности, как опытный разведчик, привыкший к любым превратностям судьбы.

Облюбовав место для лагеря, Хорван приказал разбить палатки, хотя климат в Долине был такой мягкий, что вполне можно было заночевать под открытым небом. Наконец я подъехал к Кайлану, мы пустили лошадей рядом, и я заговорил с ним о Динзиле.

Начав объяснять, в чём дело, я заметил, что Кайлан хмурится. Я замолчал и пристально посмотрел на него. Затем я прибегнул к мысленному контакту и с удивлением обнаружил – впервые в жизни – его недоверие к моим словам. Я был поражён: брат считал, что я навожу тень на ясный день, пытаюсь посеять раздор…

– Нет, не то, – горячо запротестовал он, в свою очередь уловив мои мысли.

– Но что ты имеешь против этого человека? Что, кроме неясных ощущений? Если он враг, то почему же его пропустили знаки, которые оберегают Долину? Я уверен, она надёжно защищена от всех, кто связан с Великой Тенью.

Но как же он ошибался! Хотя тогда мы об этом не знали.

Чем мог я доказать верность моих подозрений? Что смущало меня? Выражение глаз Динзиля? Это было всего лишь ощущение – но именно такие ощущения служат нам, обыкновенно, последней защитой.

Кайлан улыбнулся мне, его недоумение постепенно прошло, но я уже замкнулся в себе. Как обжёгшийся ребёнок, доверчиво протянувший руку к раскалённым углям, привлечённый их светом и не ожидавший опасности, я теперь смотрел с подозрением на всё вокруг.

– Считай, что ты меня предупредил, – сказал брат, и я понял, что он не верит моим предчувствиям.

В тот вечер был устроен пир, хотя, казалось бы, какое может быть веселье в преддверии войны. Но этикет есть этикет, и, возможно, его соблюдение в такой момент придавало собравшимся уверенности в том, что всё идёт своим чередом. Я до сих пор не поговорил с Каттеей – не решался после неудавшегося разговора с Кайланом. Теперь меня угнетало, что она сидит за столом рядом с Динзилем, и он, улыбаясь, что-то говорит ей, а она улыбается и смеётся в ответ.

– Ты всегда так молчалив, воин с суровым лицом?

Я повернулся и увидел Дагону – ту, что меняла свой прекрасный облик, становясь такой, какой хотел её видеть глядящий на неё человек. Сейчас её волосы были цвета воронова крыла, и на белом лице играл лёгкий румянец, при заходе же солнца волосы казались золотисто-медными и кожа – золотисто-смуглой.

– «Интересно, каково это – быть столь разной?» – спросил я себя.

– Какие думы владеют тобой, премудрый Кимок? – продолжала поддразнивать меня Дагона, и я вышел из оцепенения.

– Невесёлые думы, моя госпожа.

Дагона посерьёзнела, перевела взгляд на кубок, который держала в руках, слегка качнула его, и пурпурная влага плеснула в края.

– Мне кажется, твои думы слишком угнетают тебя.

– Так оно и есть.

Почему я это сказал? Я не привык ни с кем откровенничать – кроме брата и сестры, конечно; ведь мы трое раньше всегда были заодно. Были… А теперь? Я снова взглянул на Каттею, улыбавшуюся Динзилю, и на Кайлана – тот был поглощён беседой с Эфутуром и Хорваном, словно стал между ними связующим звеном.

– Ветка, не цепляйся за листья, – мягко произнесла Дагона. – Наступит час – ветер всё равно сорвёт их и унесёт прочь. Но взамен вырастут новые.

Я понял намёк, зная, что между ней и Кайланом установились особые взаимоотношения, но именно это нисколько меня не задевало. Я был готов и к тому, что когда-нибудь рядом с Каттеей тоже появится близкий человек. Я ничего не имел против того, чтобы Каттея смеялась в этот вечер, и женское кокетство заслоняло в ней и колдунью, и сестру. Но рядом с ней сидел Динзиль!

– Кимок!

Я снова взглянул на Дагону, испытующе смотревшую на меня.

– Кимок, что с тобой?

– Госпожа, – я смотрел ей в глаза. – Я чувствую опасность. Я боюсь…

– Динзиля? Боишься, что он отнимет у тебя взлелеянное тобой сокровище?

– Да, я боюсь Динзиля. А точнее – того, кем он может оказаться.

Не сводя с меня глаз, она поднесла кубок к губам.

– Я присмотрюсь к нему, воин. Очевидно, я неправильно поняла тебя поначалу. Не родственная ревность снедает тебя, этот человек неприятен тебе сам по себе. Почему?

– Не знаю. Просто смутное ощущение.

Дагона поставила кубок:

– Чувства вернее слов. Будь спокоен, я понаблюдаю за ним.

– Благодарю, госпожа, – тихо ответил я.

– Ты можешь ехать с лёгким сердцем, Кимок, – добавила Дагона. – И пусть тебе сопутствует удача. Но не выпускай из рук меч.

Я кивнул ей, поднимая свой кубок.

Таким образом, Дагона узнала о том, что меня мучило, и отнеслась к этому серьёзно. И всё-таки беспокойство моё не улеглось. Наутро мне предстояло отправиться с миссией к кроганам, а Динзиль явно не собирался покидать Долину.