Текст книги "Волшебник Колдовского мира"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– А что, если чем-нибудь как следует придавить плиту? – спросил Кайлан.

– Не знаю. У каждого свои возможности: у нас – в растительном мире, у кроганов – под водой, а фасы многое могут под землёй. – Дагона подняла головню и посмотрела туда, где спали женщины и дети. – Надо быть начеку. Держись подальше от стоящих камней, они могут опрокинуться.

Годгар, сидя на корточках, по-прежнему держал руки на каменной плите. Когда Дагона вернулась к спящим, он неожиданно вскрикнул, и мы с Кайланом тоже закричали: земля под нами зашевелилась, уходя из-под ног. Я ухватился за один из голубых камней, земля засыпала мне ноги. В лагере раздался грохот, треск, и я увидел, как по склону ползут и катятся камни.

Что-то рухнуло в костёр, разбрасывая горящие головёшки и искры. Слышались пронзительные крики. Я держался за камень, пытаясь нащупать ногами опору, но земля забилась и волновалась, как вода в озере кроганов.

Кайлан пытался воткнуть в движущуюся землю меч, чтобы подтянуться. Я последовал его примеру, надеясь продвинуться в сторону лагеря.

– Эй, сюда! – крикнул Годгар.

Его окружили, бешено атакуя, какие-то маленькие суетливые твари. Я взмахнул мечом и стал рубить наугад, чувствуя, как сталь кромсает чьи-то тела. Потом я увидел, что Годгар, споткнувшись, упал, и эти твари стремительно набросились на него; он отбивался, пытаясь подняться, и я наносил по ним удар за ударом, раскидывая их в разные стороны. Вокруг нас сверкали зловещие красные точки, и я понял, что это глаза, но какие лица могли быть у обладателей таких глаз, трудно было себе представить.

Годгар ухватился за меня, и я покалеченной рукой помог ему встать.

– Бассейн… надо пробить стенку… затопить их… – он шатаясь, двинулся вперёд и, дойдя до бассейна, распластался возле него, нащупывая камни, закрывающие пролом. Прокладывая себе путь через толпу маленьких визжащих творей, я услышал резкий стук. Ноги и бёдра саднило; на спину мне прыгнуло маленькое существо, пытаясь меня опрокинуть. Стряхнув его, я добрался до Годгара и стал ему помогать.

Мы работали в темноте, отбиваясь от мерзко пахнущих существ, вылезших из-под земли, и, наконец, после удачного удара расшатали самый большой камень из преграждавших путь воде. Наружу вырвался бурлящий поток – я не ожидал, что в бассейне, где журчал маленький родник, таится такая сила.

Визг невидимых врагов перешёл в вопль, словно воды они боялись больше, чем стали и огня. Пронзительно крича, они бросились врассыпную, а вода, прибывая и плескаясь вокруг, уже неслась с силой речного потока. Из бассейна устремлялось воды больше, чем когда-либо в нём помещалось.

Годгар закричал, пытаясь оттащить меня в сторону. Я оглянулся: светящийся голубой столб воды поднимался всё выше и обрушивался вниз с нарастающей силой. Этот мощный фонтан не имел ничего общего со струйкой, которая не так давно журчала в бассейне.

Поток подхватывал маленьких косматых тварей, вертел их и нёс к той дыре, откуда они, должно быть, явились. Разбушевавшаяся вода отыскала плиту Годгара, вернее, тёмную яму в земле, которая до этого была закрыта плитой, и устремилась в неё сокрушительным водопадом.

Спотыкаясь, мы с Годгаром отступили назад. Бурлящий поток отрезал нас от лагеря; шум воды заглушал всё. Что-то, кружившее в водовороте, вцепилось мне в ногу, чуть не повалив меня. Я инстинктивно нанёс удар, чтобы освободиться, но бедро уже пронзила жгучая боль, и у меня вырвался отчаянный крик.

Я не мог опираться на раненную ногу и привалился к одному из голубых камней, пытаясь на ощупь определить в темноте величину раны. Но рваная рана была настолько болезненной, что я не мог вытерпеть прикосновения собственных пальцев. Я из последних сил старался не упасть, рядом тяжело дышал Годгар, а вода всё прибывала и прибывала из этого, казалось, неистощимого источника. На нашей стороне потока верещавших тварей уже не осталось, на противоположной же – снова вспыхнул костёр и стали видны люди и блеск мечей. У самого края воды неподвижно лежало какое-то существо – лицом вверх, устремив на меня невидящие глаза.

Я услышал крик Годгара, но не смог отозваться, боясь даже от небольшого усилия потерять сознание. Рана в бедре причиняла невыносимую боль.

Мёртвое существо, лежавшее у воды, было маленьким и уродливым; его тощие, покрытые жёсткими волосами конечности – подобие рук и ног – напоминали мохнатые корни. Тело, толстое и обрюзгшее, серовато-белое, бледнело у меня на глазах. Жёсткие волосы покрывали его пучками – такого я ещё никогда не видел ни у людей, ни у животных.

Шеи почти не было – голова, казалось, росла прямо из широких покатых плеч. Нижняя челюсть и маленький острый подбородок сильно выдавались вперёд, вместо носа было небольшое возвышение с двумя отверстиями, глаза сидели неестественно глубоко. Одежды на этом существе не было, я мог бы принять его за зверя, если бы не чувствовал, что передо мной более чем животное.

– Кто это? – спросил Годгар.

– Не знаю, – ответил я, понимая только, что это один из прислужников зла, вроде серых и расти.

– Смотри! – сказал Годгар. – Вода…

Столб воды, ещё недавно такой высокий и мощный, теперь всё уменьшался, а поток, отделявший нас от костра, становился всё уже.

Я наблюдал за этим, не в силах даже обрадоваться, поскольку чувствовал, что вот-вот упаду и наверное больше не смогу подняться. А поток уже превращался в ручей, ручей – в тонкую струйку.

– Кимок! – кто-то у костра звал меня.

Я попытался ответить, но не смог. За меня отозвался Годгар, к нам устремились люди. Я упал на руки Кайлану и провалился во мрак беспамятства, поглотившего боль.

Когда я очнулся, надо мной совещались Дагона и брат. С каким-то тупым безразличием я узнал, что укусы фасов – а напали на нас именно они – ядовиты, и что Дагона своими травами может на время облегчить боль, но вылечить меня в таких условиях нельзя.

Я оказался не единственным раненным: были пострадавшие от падений камней и ещё несколько укушенных фасами. Но мой случай был самым тяжёлым и мог задержать нас в пути.

Кайлан сказал, что останется со мной, пока не пришлют помощь, но по глазам Дагоны я понял, что оставаться нам слишком рискованно. Пребывая в дремотном состоянии под воздействием её снадобий, я не боялся ехать. Я знал: хотя, благодаря таинственному наводнению, фасам и пришлось отступить, вряд ли эта их вылазка будет последней, и быть отрезанными от Долины означало оказаться в ловушке.

– Привяжите меня к Шилу, – кое-как выговорил я, слыша свой голос как будто издалека. – Мы едем… иначе погибнем… надо ехать…

Дагона заглянула мне в глаза:

– Ты действительного этого хочешь, Кимок?

– Да.

На рассвете мы выехали; меня, как я и просил, привязали к Шилу. Дагона дала мне какие-то листья, велев их жевать. Кисловато-горький сок растения притуплял боль; она не исчезла совсем, но уже не причиняла невыносимых мучений.

Над нами по-прежнему нависали тяжёлые грозовые тучи. Я ехал словно в полусне, видя окружающее то как в тумане, то совершенно отчётливо, а порой вовсе погружался в забытье.

Мы достигли реки, и тут я внезапно ощутил мысленный удар, такой сильный и враждебный, что задохнулся и едва удержал равновесие на спине у Шила. Рентан издал душераздирающий вопль и очертя голову ринулся вниз по крутому берегу – он был неуправляем. Позади слышались крики и топот копыт.

Словно спасаясь от погони, Шил бросился в реку. Надо мной сомкнулась вода, я стал отчаянно биться, пытаясь сбросить путы, державшие меня на спине обезумевшего рентана, уходящего всё глубже под воду.

Наконец, верёвки ослабли, я вырвался и вынырнул на поверхность, задыхаясь, ловя ртом воздух. Плавал я хорошо – меня учил плавать Откелл, салкар, изуродованный в морских сражениях, которого приставил к нам наш отец. Но раненая левая нога не слушалась. Всё ещё задыхаясь, я подплыл к выступавшему из воды валуну и из последних сил ухватился за него. Весь туман улетучился у меня из головы, боль вернулась, лишая сил; меня вот-вот могло оторвать от камня течением.

Вдруг кто-то обхватил меня сзади. Кайлан! Я хотел произнести его имя, но не смог. Тогда я позвал брата мысленно… Никакого ответа!

Кто-то крепко вцепился в меня и стаскивал в воду. Я закричал, вырываясь и тщетно пытаясь повернуться, чтобы увидеть, кто это. Но меня уже тащили прочь от спасительного камня, в противоположную от берега сторону.

Голова моя едва высовывалась из воды, я увидел на берегу Кайлана, который, сидя верхом на Шабрине, искал меня взглядом. Казалось, он смотрит прямо на меня, но я понял, что он меня не видит. В отчаянии я снова хотел позвать брата, но ни звука не сорвалось с моих губ. Я попробовал мысленно призвать его и словно наткнулся на высокую сплошную стену.

Кайлан пустил Шабрину вдоль берега, продолжая искать меня, хотя я был на виду. Меня тащили всё дальше и дальше, прочь от брата и остальных. Я увидел, как Шил, выйдя из воды, вскарабкался по берегу и встал с опущенной головой. Потом все они исчезли за поворотом реки, и я потерял последнюю надежду на спасение.

Глава 5

Меня больше не уносило стремительное течение – я лежал распростёртый на твёрдой сухой поверхности. Я не сразу открыл глаза, повинуясь первобытному инстинкту узнать как можно больше с помощью других чувств, не обнаруживая признаков жизни. Боль в бедре усилилась.

Дул ветер, и меня начало трясти от холода. Ощупав поверхность перед собой, я понял, что лежу на песке. Невдалеке слышался плеск воды, а над головой глухо завывал, как в голых ветвях, ветер. Больше я ничего не смог уловить и открыл глаза.

Тяжёлые тучи по-прежнему превращали день в сумерки. Надо мной в мрачном небе застыл корявый сухой сук, словно унылый памятник давно умершему дереву. Я попробовал приподняться, но голова закружилась, и всё поплыло перед глазами. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, я повернулся, тело моё напряглось, и изо рта хлынул поток воды.

Отдышавшись, я снова с отчаянной решимостью попытался приподняться. Борясь с новым приступом тошноты, я осторожно повернул голову, огляделся вокруг и увидел, что лежу в двух шагах от воды. Справа громоздились валуны, между которыми застряли побелевшие палки и обломки тростника – плавник, принесённый давним паводком.

Шлем и меч я потерял. Повязка, наложенная Дагоной, ослабла и вся пропиталась кровью. Рядом не было ни души. Тот, кто утащил меня по реке от брата и товарищей, не утопил меня, но обрек, может быть, на ещё более жестокую участь: рана лишала меня возможности передвигаться, и я не мог надеяться на спасение.

Но мы, эсткарпцы, упрямый народ. Да и мой отец никогда не смирялся под ударами судьбы. Преодолевая боль, я подтянулся к валуну, обливаясь потом, заставил себя подняться на ноги и всем телом навалился на камень. Теперь я мог полностью оценить обстановку: положение моё было безнадёжно.

Я находился не на берегу, а на островке посреди реки, который, судя по всему, временами полностью заливало водой. На нём не было никакой растительности: только песок и камни. Я вспомнил островок, на котором мы нашли прибежище, когда Каттея отправила посланника в прошлое Эскора. Но тогда я был цел и невредим, и, к тому же, в нашем триединстве ещё не появилось трещины.

Оба берега реки были обрывистые, течение – быстрое. Если бы не моя рана, я бы скинул кольчугу и пустился вплавь, но с больной ногой я был совершенно беспомощным.

Привалившись к валуну, я попытался покрепче затянуть повязку. Едва прикоснувшись к ней, я вздрогнул от боли и заскрипел зубами, но сделал всё, что мог. По-прежнему порывами налетал холодный ветер – на смену затянувшемуся лету надвигалась осень. Развести бы костёр! В поясной сумке у меня был кремень, но огонь мог привлечь внимание врага.

Я медленно обвёл взглядом берега и реку. За моим островком виднелся другой, побольше, местами покрытый зеленью. Я подумал, что хорошо было бы добраться до него, но понял, что не смогу бороться с течением.

Разве что… Я посмотрел на кучи застрявшего среди валунов плавника. Что, если попробовать сделать плот? Нет, не плот, конечно, хотя бы опору, чтобы, держась за неё, довериться течению в надежде, что удастся прибиться к берегу.

А что потом? Безоружный, способный только ползти, я стану лёгкой добычей для серых, расти или другой нечисти, бродящей в этих краях.

Но другого выхода не было, я нагнулся как можно ниже, стараясь не потерять неустойчивое равновесие, и попробовал подтянуть к себе плавник. Мой улов был слишком ничтожен – мелкие палки и прутья, настолько истёртые водой и пересохшие, что они легко ломались. Одна палка оказалась подлиннее и потолще, и я попробовал, опираясь на неё, продвинуться вперёд, прыгая на одной ноге. Боль и напряжение при этом были так велики, что после каждого «шага» приходилось отдыхать, обливаясь холодным потом и борясь с головокружением. Песчаная полоса оказалась слишком узкой, дальше идти было некуда – остальную часть островка покрывали валуны, и я не решился карабкаться через них.

С большими усилиями я всё же натаскал и набросал кучу плавника и опустился на песок рядом с ней. Связать всё это вместе было для меня задачей не из лёгких. Если бы при мне остался нож, я мог бы нарезать полосы из своей одежды. Однако нож я тоже потерял, а на островке не было никакой растительности, с помощью которой можно было бы связать плавник.

Я решил снять надетую под кольчугу кожаную куртку и использовать её как мешок, набив сухим плавником. Но будет ли он держать меня? И будет ли вообще держаться на плаву?

Мысли в голове путались: как в полузабытьи цеплялся я за свой план, не очень-то веря, что смогу его осуществить. Меня мучила жажда. Я медленно прополз туда, где плескала в гальку вода, и, зачерпнув пригоршню, поднёс её к губам. Я пил жадно, горсть за горстью, затем плеснул себе в лицо и, проведя по нему ладонью, почувствовал, как оно горит, и подумал, что у меня, должно быть, жар.

Я принялся стаскивать с себя кольчугу, путаясь в ней, и мне пришлось несколько раз отдыхать, прежде чем удалось её снять. Теперь мне было уже не холодно, а жарко – так жарко, что я хотел тут же ринуться в блаженную прохладу реки…

Зачем я снял кольчугу?.. Что собирался делать?.. Я сидел, глядя на кучу металлических колец, лежавшую у меня на коленях, и пытался вспомнить, почему мне так необходимо было раздеться.

Куртка… Я дёргал её за ремешки. Надо снять её… Но теперь малейшее движение давалось с таким трудом, что я задыхался после каждой попытки.

Пить… воды… воды…

Я снова подполз, обдирая о гальку руки, к реке и хотел было зачерпнуть воды…

Прямо передо мной появилась чудовищная пасть – огромная, зубастая, и она разинулась, готовая поглотить меня. Я видел только пасть и зубы. Рванувшись назад, я подвернул раненную ногу и потерял сознание от боли…

– …Очнись!

– Кайлан?

– Очнись! Дусса, помоги! Сделай что-нибудь, чтобы он пришёл в себя!

Я почувствовал на лице прохладную влагу. Кто-то разговаривал со мной – не вслух, а мысленно.

– Кайлан?

– Очнись же! Очнись, если ты жив!

Нет, это не Кайлан и не Каттея. Я не узнавал этого голоса, тонкого, пронзительного, от которого появлялась резь в мозгу, как от иных звуков режет уши. Хотелось спрятаться от этого голоса, но он не отставал:

– Очнись!

Я открыл глаза, ожидая почему-то, что увижу то речное чудовище, но вместо него передо мной оказалось женское лицо – бледное, обрамлённое серебристой пеленой волос.

– Очнись! – чьи-то руки трясли меня за плечи, пытаясь приподнять.

– Что?.. Кто это?..

Она всё оглядывалась, словно тоже боялась чудовища, испугавшего меня. Она была явно встревожена, но мной владело полное безразличие, и, снова посмотрев на меня, она нахмурилась. Её мысли, как ножи, вонзались в мой измученный головокружением мозг.

«У нас мало времени. Они заключили сделку: ты – обещанная плата! Ты что, хочешь попасть к тем?»

Я заморгал. Её настойчивые мысленные призывы всколыхнули во мне инстинкт самосохранения, который спасает человека даже когда отказывается служить разум. Она пыталась тащить меня к реке, и я медленно пополз. Но, опомнившись, остановился, и начал сопротивляться её усилиям:

– Там… там что-то…

В отчаянии она ещё крепче обхватила меня:

– Не бойся, он послушный. Скорее! За тобой могут прийти.

Её решимость сломила моё слабое сопротивление, я пополз дальше и вскоре уже барахтался в воде.

– На спину… перевернись на спину, – велела она.

Сам не знаю, как я оказался на спине, и меня снова потащили вниз по течению, на этот раз – осторожно поддерживая мою голову над водой… Моя спутница использовала течение, чтобы ускорить наше бегство. Да, это было именно бегство – в воде сознание моё прояснилось настолько, что я стал понимать: нам грозит какая-то опасность.

Начался ливень, он неистово хлестал по поверхности воды – тучи, так долго таившие в себе угрозу, наконец расставались со своей ношей. Дождь заливал мне лицо, я закрыл глаза и почувствовал, что тревога моей спутницы усилилась.

– Надо… надо выбраться на берег… пока вода не поднялась… – уловил я её торопливую мысль.

Потом она издала мысленный сигнал такой высоты, что я не смог его воспринять. Но вскоре последовал внезапный взрыв облегчения. Наконец, она приказала:

– Теперь уходим под воду. Вдохни как можно больше воздуха и задержи дыхание.

На мой протест она не обратила никакого внимания, и мне ничего не оставалось, как подчиниться. Внезапно стало темно. Должно быть, мы не просто погрузились под воду, но очутились в какой-то подводной пещере. Человеку вообще свойственно испытывать страх перед неизвестностью, а во мне этот страх удесятерялся моей беспомощностью. Понимает ли она, что мне нужен воздух… воздух… сейчас же!..

Потом вдруг моё лицо вынырнуло на поверхность, я опять смог дышать и стал жадно глотать воздух, ощущая запах какого-то животного, словно мы попали в чью-то нору, хотя вокруг плескалась вода. Несмотря на темноту, моя спутница уверенно двигалась вперёд.

– Где мы?

– В подземном коридоре, он ведёт в жилище асптов. Ага, вот здесь надо ползти. Держись за мой пояс…

Перевернуться со спины, да ещё в тесном коридоре, было не так-то просто. Её руки поддерживали и направляли меня, помогая нащупать пояс, утыканный остроконечными ракушками. Мы выползли в большую круглую пещеру, откуда-то сверху струился призрачный свет.

Пол был устлан сухим тростником и листьями, а стены и своды покрыты ровном слоем затвердевшего ила. Наверху виднелись небольшие сквозные отверстия, но, несмотря на это, воздух был насыщен всё тем же запахом. Свет шёл также от каких-то сухих растений, тут и там торчавших из стен и излучавших бледное таинственное свечение.

Мы были в пещере не одни. У противоположной стены сидело крупное мохнатое существо. Если бы оно встало на задние лапы, то оказалось бы мне по плечо. На его круглой голове я не заметил ушей, в глаза бросался широкий рот с выступавшими наружу зубами; сильные лапы оканчивались длинными тяжёлыми клешнями. Если бы я встретил его при других обстоятельствах, то смотрел бы на него с опаской. Существо расчёсывало клешнями шерсть, глядя на мою спутницу. Я был уверен, что они мысленно переговариваются, хотя и не мог ничего уловить.

Моей спутницей была Орсия, но почему она забрала меня с острова и от какой опасности мы бежали, я не знал. Мохнатый обитатель пещеры, переваливаясь, направился к дыре в стене и, скользнув туда, исчез. Орсия повернулась ко мне.

– Дай-ка, я посмотрю твою рану, – это была не просьба, а приказание, и я подчинился. Боль терзала меня по-прежнему, и я не знал, сколько ещё смогу терпеть.

Вынув нож, Орсия распорола мне штанину, осторожно разрезала повязку – должно быть, она хорошо видела в полумраке – и внимательно осмотрела рану.

– Лучше, чем я думала. Та женщина из Долины знает толк в травах. Яд не проник глубже. Посмотрим, что тут можно сделать.

Я приподнялся на локтях, наблюдая за ней, но она, слегка надавив ладонью мне на грудь, снова уложила меня:

– Не двигайся! Я сейчас вернусь.

Орсия проползла в ту же брешь, где скрылось животное, и я остался один. Голова кружилась, боль прожигала бедро огнём.

Время тянулось томительно. Я собрал всю свою волю, чтобы вынести это ожидание, но чувствовал: ещё немного и от сильного жара потеряю сознание.

Наконец, Орсия вернулась и снова склонилась надо мной. Едва она прикоснулась к ране, я задохнулся от боли. Открыв большую плоскую раковину, Орсия стала обмазывать мне бедро чем-то мягким и влажным. Успокаивающая прохлада разлилась по ране, лишая её чувствительности. Трижды обмазала Орсия бедро, каждый раз пережидая, пока подсохнет предыдущий слой, а затем налепила сверху большие широкие листья.

Покончив с этим, она приподняла мою отяжелевшую голову и сунула мне в рот какие-то шарики, велев жевать их; они лопнули, наполняя рот горьковато-солёной жидкостью.

– Глотай! – приказала Орсия.

Преодолев отвращение, я проглотил тошнотворную жидкость, от которой запершило в горле, и Орсия, дав запить это водой из раковины-чаши, подложила мне под голову ворох тростника, который сгребла с пола.

Последнее, что я запомнил, засыпая: Орсия сидит у противоположной стены, поджав под себя ноги, держа в ладонях какой-то источник мерцающего света, рассеивающегося по стенам.

Проснулся я с ясной головой, боль в ране почти утихла. В пещере никого не было, и мне неожиданно захотелось наружу – на свежий воздух, где нет запаха этого животного – так захотелось, что будь при мне мой меч, я начал бы рубить и кромсать стены, державшие меня взаперти.

Попытавшись сесть, я обнаружил, что повязка, наложенная Орсией стала твёрдой, как камень, и настолько отяжелела, что приковала меня к месту, словно кандалы. Я встревожился, но тут Орсия вползла в пещеру, неся что-то в сетке из водорослей.

Она окинула меня оценивающим взглядом:

– Хорошо. Яд вышел из раны. Теперь тебе надо поесть, чтобы набраться сил: опасность крадётся за тобой по пятам.

Она стала вынимать из сетки небольшие свёрточки – что-то завёрнутое в листья. Поесть? Да, я слишком долго ничего не ел и проголодался. Мне не терпелось поскорее узнать, что же в этих свёрточках.

Там оказались кусочки белого мяса, должно быть, сырого. Орсия посыпала их чем-то вроде цветочной пыльцы. Приготовясь снова бороться с отвращением, я положил в рот первый кусок, но обнаружил, что это даже вкусно, и принялся с аппетитом есть. В других свёрточках были какие-то очищенные корни, пряные, слегка обжигавшие язык.

Когда я поел, Орсия свернула и убрала сеть:

– Теперь можно поговорить, чужеземец. Повторяю: тебе грозит опасность, во всяком случае – за пределами этих стен. Долина отсюда далеко. Твои друзья думают, что тебя нет в живых.

– Как я попал на остров?

Достав гребень, она стала с явным удовольствием расчёсывать, разделив на прямой пробор, свои тонкие и лёгкие, как паутинка, волосы:

– Они послали Оборо, чтобы схватить тебя или ещё кого-нибудь из вас. Кроганы – как вы зовёте мой народ – очень напуганы, они считают, что вы накликали беду, и очень злы на вас. Мы не собираемся ни к кому примыкать, мы сами по себе. Ты и Эфутур приходили к Ориасу просить помощи. Но до вас приходили другие – более могущественные. Когда вы ушли, они прислали к нам таких гонцов, что мы не осмелились им перечить. Нам не нужны никакие ваши войны. Не нужны, понимаешь?! – прозвенел у меня в мозгу её мысленный крик. – Дайте нам спокойно жить в наших озерах и реках. Оставьте нас в покое!

– Но ведь Оборо похитил меня…

Орсия не отвечала, поглощённая распутыванием длинной пряди волос, словно в мире не было ничего важнее её занятия, но я понял, что она просто прячется за ним, как укрываются от непогоды под развесистым деревом.

– Вы призвали воду на помощь в борьбе с фасами – воспользовались древним оружием, которое кроганы создали когда-то для властелина, давно уже почившего. Теперь фасы и те, кто их послал, обвиняют мой народ в тайном сговоре с вами и наблюдают за нами, они потребовали дань…

– Но зачем схватили меня?

– Ты один из чужеземцев, которые нарушили равновесие, ты помог выпустить воду. Раненный – ты был лёгкой добычей, – ответила Орсия без обиняков.

Вдруг я поймал себя на том, что наблюдаю за движениями её гребня с величайшим вниманием, как завороженный, мне стало не по себе. С трудом – и это ещё больше насторожило меня – я отвёл глаза и уставился на своды пещеры у неё над головой.

– Значит, Оборо решил, что я лёгкая добыча…

– Ориас велел при первой же возможности захватить одного из вас, чтобы жертвой умилостивить тех и заключить с ними выгодную сделку – освободиться от их надзора.

– Но если это так важно для вас, почему же ты спасла меня?

Её гребень замер.

– Потому что Ориас затеял опасное дело. Может случиться ещё большая беда. Правда ли что ты позвали кто-то из Великих ответил?

– Откуда… откуда ты знаешь?

– Разве ты забыл, кто мы, чужеземец? Когда-то очень давно наши предки были одной крови с вами. Но они выбрали другой путь, а мы появились под влиянием тайных сил, которыми управляли Великие. Так что, когда кто-то из Великих начинает действовать, мы все знаем об этом, и если тебе ответят, ты сможешь навлечь на нас больше зло, чем те.

– Но Ориас так не думает?

– Ориас верит в то, что ему сказали: будто ты просто случайно столкнулся с какой-то тайной силой, которая поколебала давно закрытые Врата. Его убедили также, что лучше отдать тебя тем, кто вырвет у тебя этот ключ.

– Нет!

– И я говорю так, чужеземец.

– Меня зовут Кимок.

В первый раз она улыбнулась:

– Ну вот, Кимок, я бы предпочла, чтобы твоё знание послужило живущим в Долине, а не кому-то другому, поэтому и забрала тебя с острова.

– А где мы сейчас? – огляделся я вокруг.

– В зимнем жилище асптов. Они обитают в реках и слушаются нас, если с ними хорошо обращаться. Однако, Кимок, время идёт, и тёмные силы не бездействуют. По слухам, Долину скоро возьмут в осаду, тогда ты не сможешь перебраться туда по суше.

Я похлопал по отвердевшей повязке:

– И сколько же времени мне ещё здесь сидеть?

Орсия снова улыбнулась и отложила гребень:

– Не дольше, чем потребуется, чтобы снять это.

С помощью ножа и камня она сколола панцирь, сковывавший мою ногу. Я подумал, что состоял он, должно быть, из той же целебной глины, которая спасла от верной смерти моего брата. Когда отпали последние черепки, раны под ними не оказалось – только свежезатянувшийся рубец. Я мог свободно двигать ногой.

Орсия вывела меня по подводному коридору наружу, и мы укрылись в зарослях тростника. Стояло раннее утро, и над рекой стлался туман. Втягивая в себя воздух, Орсия словно принюхивалась к чему-то, недоступному моим ощущениям.

– День будет ясный, – сообщила она. – Это хорошо… Облака и тучи благоприятствуют Тьме, солнце – враг наших врагов.

– Как мне теперь добираться?

– Нам, Кимок. Отпустить тебя одного, чтобы ты вслепую пробирался по этой земле, значит, обречь тебя на верную гибель. Мы будем добираться по воде.

И мы поплыли – сначала вниз по реке, а потом свернули в какой-то приток и направились на юг против течения. Залитые солнцем берега, казалось, дышали безмятежным покоем, но я внимательно следил за Орсией – не подаст ли она знак об опасности. Один раз нам пришлось затаиться под водой на неглубокой отмели в тростниковых зарослях, и я дышал через стебель тростника, пока в двух шагах от нас, ворча, лакали воду несколько серых.

Я не мог непрерывно находиться по водой, как Орсия, и в пути ей приходилось всё время ко мне приноравливаться. Одна она наверняка двигалась бы раза в три быстрее. На ночь мы укрылись в чьей-то заброшенной норе, вырытой в береговом склоне.

Орсия рассказала мне о себе. Оказалось, она дочь старшей сестры Ориаса, и по законам кроганов приходится ему более близкой родственницей, чем его собственные дети. Она всегда была любознательнее и смелее, чем большинство её сверстников, и часто ускользала из дома, исследуя такие места, куда не отваживались отправиться и мужчины-кроганы. Немало удивительного обнаружила она в горах. Теперь Орсия очень жалела, что из-за начавшейся войны ей пришлось отказаться от своих путешествий. Вспомнив о войне, она замолчала и через некоторое время, свернувшись калачиком, уснула.

Утром мы продолжили путь, но речка становилась всё мельче, и вскоре оказалось, что плыть дальше невозможно. Орсия махнула рукой в сторону видневшихся впереди скал:

– Вон та вершина послужит тебе ориентиром, Кимок. Если ты поторопишься и будешь осторожен, то доберёшься до своей Долины к заходу солнца. Мне нельзя долго без воды, нам придётся расстаться здесь.

Я хотел поблагодарить её за спасение, но от избытка чувств не мог найти нужных слов. Орсия опять улыбнулась, помахав мне, и, нырнув, исчезла под водой, а я так и не успел ей толком ничего сказать.

Повернувшись, я зашагал в сторону скал.