Текст книги "Убийство после сдачи номера в печать"

Автор книги: Андраш Тотис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава седьмая

Альбер отвез Буасси домой. К счастью, тот отделался легким сотрясением мозга и ссадинами.

Разумеется, со стороны Альбера было бы бестактностью спорить с врачом, но за свою полицейскую практику он насмотрелся такого количества ранений, что по праву считал себя специалистом. По его глубочайшему убеждению, зашивать рану на голове Буасси было совершенно излишне. Следовало выждать, пока остановится кровотечение и, зачесав волосы, прикрыть рану.

Бедный парень, сразу видно, что операция ему далась куда тяжелее, чем побои: те нанесли удар лишь его самолюбию.

Ничего себе веселенькое дельце получается! Сперва он, Лелак, подвергся нападению, теперь – Буасси. И уж был бы, по крайней мере, хоть какой результат. Так нет же: этот псих ушел ни с чем, радуясь, что ему обмотали башку бинтом. Без звука позволил выкачать из вены кровь, дал подвергнуть себя унизительным экспериментам и покорно удалился домой с заверением, что в случае надобности его известят. Но ведь известят-то Шарля Бришо по адресу, где обитал тот чокнутый араб – любитель размахивать ножами.

Все ясно: Буасси, как бы он ни противился, придется завтра снова топать в лабораторию. Раз уж они начали это дело, надо его довести до конца. Если Буасси завтра снова к ним заявится, будет ясно, что он всерьез относится к этой «работе». Сегодня он подвергся предварительному обследованию, значит, завтра его можно будет использовать в качестве подопытного кролика.

На станции «Мабийон» Лелак вышел из метро. На том месте, где вчера две девушки играли на гитарах, сегодня стоял худенький, бородатый паренек с флейтой. Перед ним на складном пюпитре были раскрыты ноты, и парень сосредоточенно вглядывался в них. За его спиной, с огромного плаката, рекламирующего зубную пасту, белозубый красавец щерил рот, словно намереваясь проглотить музыканта, но тот, пренебрегая опасностью, самозабвенно тянул какую-то заунывную мелодию.

Альбер, задержавшись было на миг, сунул руку в карман, но затем прошел мимо. Он ненавидел подавать милостыню. Мелодия преследовала его в холодных, гулких подземных переходах и, похоже, выбралась вслед за ним на поверхность. Даже на улице ему казалось, будто он все еще слышит жалобные, взывающие к его совести звуки.

Сегодняшним днем Альбер был сыт по горло. С самого утра можно было предвидеть, что ничего хорошего этот день ему не сулит. Если после десятка попыток приподняться в постели по-прежнему не можешь разлепить глаза, лучше уж вообще не подниматься. Пролив чай мимо чашки, можно бы сообразить, что лучше отменить намеченную акцию или по крайней мере отсрочить ее. Собственно говоря, такая мысль приходила Альберу, но он боялся отбить у Буасси охоту.

Нет, люди ему сегодня решительно осточертели. Они нахально натыкались на него, наступали ему на ноги, дышали в лицо, чихали в затылок, сопели над самым ухом, пускали в нос сигаретный дым. Но ведь это еще не повод козырять своим полицейским удостоверением.

Найдя телефонную будку, Альбер позвонил Бришо, но не стал посвящать коллегу в подробности, зная, что Шарль не упустит случая вмешаться, разовьет бурную деятельность, проявит чудеса своих организаторских способностей, и в мгновение ока половина всего полицейского состава оцепит фармацевтический завод, а на окрестных крышах будут томиться в бездействии снайперы. Поэтому Лелак отделался уклончивой отговоркой, что Буасси занят и в конторе сегодня пусть на него не рассчитывают. Да и завтра он, по всей вероятности, не появится на работе. Под конец беседы Альбер попытался дать понять, что вроде бы напал на след преступников, Бришо в ответ заявил, что недурно бы поторопиться с делом Дюамеля, поскольку из округа на них свалилось нераскрытое убийство, а кроме Альбера, нет ни одного незанятого человека. Остальные трудятся над двумя-тремя делами каждый, и только Лелак позволяет себе роскошь валандаться с одним-единственным убийством.

Альбер лишь хмыкнул в ответ. Это была правда, и он уже начал свыкаться с тем, что каждые три-четыре месяца его упрекают в безделье. Правда, Бришо и шеф знали, что в отличие от своих занятых коллег, это одно-единственное дело он почти наверняка размотает.

Тут вновь последовала подача Бришо. Он рассказал, что ужинал с Сюзанной Житон, секретаршей Лафронда, шестой пассией Дюамеля за 1983 год. С той самой дамочкой, что написала Дюамелю такое трогательное прощальное послание.

– Да-да, – сказал Альбер таким тоном, словно помнил это письмо.

– Помнишь, там были такие фразы: тогда, мол, меня это очень неприятно задело, однако теперь я не держу на тебя зла. Я пытаюсь понять мотивы твоего поступка: ты жесток, эгоистичен, привык добиваться своего…

– Да-да… Ну, и что дальше?

– После ужина я поинтересовался у этой особы, на что она намекала. Ну, и как ты думаешь?

– Она узнала, что у Дюамеля венерическая болезнь.

Шарль не отреагировал на плоскую шутку, словно и не слышал ее.

– Дюамель вознамерился пустить ее по рукам. Пытался уговорить дамочку переспать кое с кем из своих приятелей. Один из них – какой-то видный спортивный деятель и снабжал Дюамеля информацией из первых рук. Ну, а Дюамель решил таким способом отблагодарить дружка.

– М-да… – огорошенно промычал Альбер.

– По словам Сюзанны, Дюамель каждую свою бабенку стремился использовать. Посуди сам: кто удержится от благодарности, если ему подсунут прелестную цыпочку?

– Н-ну, не знаю… – отозвался Альбер.

– Какие у тебя мысли в этой связи?

– Неплохо бы сосватать Корентэну подходящую дамочку. Может, и для тебя подыскать?

На другом конце провода наступила долгая пауза: видимо, Шарль обдумывал предложение всерьез.

– Как ты полагаешь, для чего Дюамель мог бы использовать супругу своего главного редактора? – заговорил наконец Бришо.

В голосе его отчетливо слышалось самодовольство. Еще бы: пока Альбер околачивался в больнице, затем дома мучился бессонницей, он, Шарль, под предлогом расследования одержал очередную амурную победу. И к тому же, кажется, напал на верный след.

– Куда ты сейчас собираешься? – Вопрос весьма характерный для Шарля. Ему все нужно знать.

– Сейчас? – переспросил Лелак и чуть помедлил, словно колеблясь с ответом. – Надо кое с кем встретиться. С девушкой из бразильского ансамбля. Помнишь, такая миниатюрная, тоненькая? Вдруг она располагает какой-либо полезной информацией. А чтоб тебе пусто было! – добавил он, повесив трубку.

* * *

Все получилось на удивление легко.

Возможно, секрет этих охотников за юбками кроется в том, что они не боятся получить отпор и лезут напролом, даже если здравый смысл подсказывает, что их домогательства бесполезны. Альбер и сам не знал, как ему это взбрело в голову. Не исключено, что он позвонил в театр и попросил позвать к телефону мадемуазель Луизу Кампос из ансамбля «Кариока» лишь для того, чтобы было чем отговориться, если Шарль на другой день начнет допытываться о ходе расследования. Возможно, он осмелел, уловив нотки радости в голосе девушки и припомнив ее заговорщицкое подмигивание. Короче говоря, Лелак пригласил ее пообедать и тем самым надеялся надолго заставить заткнуться коллег, которые не прочь были похвастать своими успехами у женщин. Один обед с бразильской танцовщицей стоит двадцати ужинов с дамочками типа Сюзанны Житон.

Не желая тратить лишнее время на дорогу, Лелак подыскал ресторан поблизости от театра. Здесь располагались четыре китайских харчевни, но они не подходили, зато в двух кварталах отсюда находился уютный ресторанчик, предлагающий блюда провансальской кухни.

Альбер заказал столик, не заглядывая в прейскурант цен, и помчался к театру, чтобы встретить Луизу. Широким шагом он пересек оживленную улицу Розер, мимоходом бросил одобрительный взгляд на короткостриженную красотку с афиши сексфильма и свернул к театру. Луиза Кампос уже ждала его у входа. Завидев Альбера на противоположной стороне улицы, она заулыбалась и махнула ему рукой.

Ах ты, господи! Переходя через дорогу, он успел подавить разочарование. Он-то надеялся, что девушка будет все в той же простой юбке в складку и блузке, которую она расстегивала со столь волнующей медлительностью. В этой ее манере одеваться было нечто старомодно девичье, неискушенно целомудренное. Да плюс к этому тоненькая, однако отнюдь не обделенная формами фигурка, грация танцовщицы и само сознание, что эта женщина, вокруг бедер которой столь волнующе колышется юбка, по вечерам демонстрирует себя на сцене, привлекая взоры сотен людей. Все это не могло оставить Альбера равнодушным. Однако на сей раз артистка решила принарядиться. На ней были сверкающие блестками зеленые брючки в обтяжку и полупрозрачная блузка, а поверх этого великолепия – шуба, которую Луиза не стала застегивать, а лишь слегка запахнула и придерживала на груди рукой.

Выглядела она потрясающе, ничего не скажешь, так что у Альбера были все основания чувствовать себя баловнем судьбы – из тех, на кого мужчины смотрят с нескрываемой завистью, а женщины с откровенным интересом: должно же быть в этом субъекте нечто неординарное. Вот только Альбера спутница его, разодетая с такой изысканностью, совершенно перестала волновать. Зато, по крайней мере, теперь с ней можно было разговаривать о деле вполне спокойно. Луиза взяла его под руку, и Альбер повел ее к ресторану. Ему не хотелось брать такси, чтобы проехать несколько сот метров. Для завязки разговора он решил избрать нейтральную тему.

– Вот уж не подумал бы, что испанский моего коллеги окажется вам, понятен, – сказал он.

– Отчего же? Ваш коллега хорошо владеет испанским.

– Но ведь в Бразилии говорят на португальском, разве не так? И эти языки не очень-то схожи.

Девушка пожала плечами, давая понять, что тема эта ей не интересна, однако ответила, как того требовала учтивость:

– Португальский в Бразилии совсем не тот, что принят в Европе. – Она улыбнулась Альберу. – Он гораздо красивее. Португальцы глотают слова. Их манера говорить напоминает речь заики: запнутся чуть, затем вдруг выплевывают четыре-пять слогов зараз. Мы, бразильцы, бережно выговариваем каждое слово, как и положено. Принято считать, что итальянская речь певуча. Да им бы послушать хоть раз, как говорят бразильцы!

– О да! – вежливо поддакнул Лелак.

– Если человек хорошо знает испанский, он понимает и бразильский. В особенности если этот человек француз. Испанская речь производит впечатление шепелявой, а в португальском много носовых звуков, как и во французском.

– Ага… – пробормотал Альбер. Теперь понятно, отчего ему казалось таким знакомым английское произношение Луизы. Он попытался перейти на более волнующую тему. – Я представлял себе иными бразильских танцовщиц…

– Красивее или более невзрачными?

– Более полными. Знаете, я иногда смотрю по телевизору фильмы о карнавалах, и там всегда показывают пышных, толстозадых метисок.

– Это любительские выступления. Вам, наверное, известна наша схема отбора. В каждой фавелле есть своя школа самбы, и каждая из них старается превзойти соперников. Весь год готовятся к фестивалю, шьют костюмы, репетируют, а когда наступает карнавал, выходят на улицы. Телевизионщики, как правило, снимают эти сцены.

– А вы?

– Я тоже с этого начинала. Но мне, наверное, еще не было четырнадцати, когда меня приняли в профессиональный ансамбль ученицей.

– Настолько очевидны были ваши способности?

– Нет. Даже в моей любительской школе самбы многие девушки были способнее меня. Просто уже тогда стало ясно, какая у меня будет фигура. А для того, чтобы попасть в солидный, профессиональный ансамбль, необходимо иметь безукоризненное телосложение. Если повнимательнее приглядеться к нашим выступлениям, вы во всем кордебалете не найдете ни одной девушки, чья фигура не подходила бы под эталон. Правда, в итоге я чуть-чуть не дотянула до идеала – фигура у меня несколько тоньше, – но говорят, это не беда.

– Но почему ж? Большинству людей нравятся как раз пышнотелые латиноамериканки. Гм… не поймите превратно, я имел в виду не себя. Но, к примеру, мой коллега не променял бы этакую пышечку на целый кордебалет девушек с идеальными пропорциями.

– Да потому, что мы ведь только номинально считаемся народным ансамблем, а на деле демонстрируем шоу-программу, танцевальное ревю, как и любой другой крупный профессиональный ансамбль мира. Показываем эстрадную программу под мелодии босановы. И вдобавок – несколько упрощенные самбу и капоейру.

– А что такое капоейра? – Они уже подходили к ресторану, и Лелак старался заговорить девушку, пока они не добрались до места.

– Боевой танец. Далеко еще до ресторана? У меня ноги замерзли.

Идти осталось всего ничего. Альбер, отвечая на вопрос девушки, жестом опытного волшебника указал на ресторанную вывеску в нескольких шагах от них. Он бережно подвел свою спутницу к дверям, и они вошли. Швейцар и официанты – в большем количестве, чем необходимо, встретили их, чтобы принять пальто, проводить к столику, пододвинуть стулья, принести меню, порекомендовать блюда.

Лелак и его спутница выбрали из закусок салат – здешнее фирменное блюдо, затем говядину, тушенную с овощами, а на десерт – запеченные фрукты со взбитыми сливками. Официант порекомендовал белое рейнское вино, и Альбер великодушно согласился. Бришо не раз уже включал стоимость подобных обедов в графу расходов по следствию. Другим такие номера не проходили, но Альберу придал храбрости сам факт, что Луиза Кампос приняла его предложение.

Он еще раз окинул взглядом свою спутницу. Сейчас, когда он начал свыкаться с этим ее модным туалетом, она нравилась ему ничуть не меньше, чем в тот раз, когда он впервые увидел ее. Идеальное сочетание упругих тренированных мускулов, соразмерности пропорций и женственной округлости форм, да к тому же этот ее лукавый, сообщнический взгляд… Можно было подумать, девушка читала мысли мужчин, и если кто-то из поклонников был ей симпатичен, душа ее как бы вся раскрывалась ему навстречу. Хочу, чтобы она коснулась меня, пожелал Альбер и даже наморщил лоб от усилия, пытаясь навязать девушке свою волю.

Луиза мягко коснулась его руки.

– Расскажите что-нибудь о себе!

– Что?! – Его невольный возглас заставил девушку отдернуть руку.

– Хороший вы сыщик? Вам всегда удается найти преступника?

Альбер, застигнутый врасплох молчал. Эта девица – сущая ведьма. В былые времена, когда пренебрегали условностями, ее бы попросту сожгли на костре. Вот уже который день этот вопрос не дает ему покоя. И даже весь опыт пятнадцати лет полицейской службы не подсказывает нужного ответа. Он добился, что начальство сносит его причуды, позволяет ему спихнуть на других неинтересную, рутинную работу, смотрит сквозь пальцы, когда его методы расследования иной раз идут вразрез со всеми общепринятыми правилами.

– По правде сказать, я и сам не знаю… – наконец произнес он вслух. Луиза снова опустила ладонь на его руку. – Вроде бы я вечно делаю совсем не то, что нужно.

Девушка не перебивала его, лишь взгляд ее больших, темных глаз был вопрошающе устремлен на него. У нее были очень выразительные глаза. Сейчас в них ясно читалось живое участие: говори же, я слушаю тебя и верю тебе.

– Взять, к примеру, дело об убийстве Дюамеля, – продолжил Альбер, глядя в эти вопрошающие глаза, – Любой начинающий детектив знает, как положено поступать в подобных случаях. Перво-наперво надо бы обойти всех соседей убитого, опросить официантов из окрестных ресторанов и баров, чтобы выяснить, не заходил ли он опрокинуть стаканчик по дороге домой. Затем следовало бы затребовать список лиц, приглашенных на ваш прием, а я даже это запамятовал сделать – Он покраснел. – Теперь вы понимаете, что я имел в виду. Если мне какое-то обстоятельство не интересно, я начисто забываю о нем, будто сроду не слышал. Во мне словно заложено особое устройство, и оно само решает, что важное, а что второстепенное. И если оно сочло какое-то обстоятельство несущественным, то я – желаю того или нет – непременно забуду о нем. Даже в блокнот записывать безнадежно – забуду просмотреть запись. Бороться с этим бесполезно. Если мое избирательное устройство решило, что для расследования неважно, кто именно был приглашен на прием, значит, я и не должен выяснять это в обязательном порядке.

– А почему это могло быть важным?

– О, в силу многих причин! Среди участников приема наверняка отыскались бы люди, кто вспомнил бы, с кем разговаривал Дюамель. Почти несомненно, этот тип ухаживал за кем-то. Допустим, за вами. Я не бог весть какого высокого мнения насчет своей внешности, но по сравнению с Дюамелем могу сойти за победителя конкурса красоты, и все же, когда мы с вами шли по улице, все обращали на нас внимание. Так что, если, скажем, вы ушли с приема вместе с этим волосатым бегемотом, такой факт наверняка запомнился бы доброму десятку людей.

Девушка сидела не шелохнувшись, изменился лишь ее взгляд. Зеркало души затянулось дымкой холода, подозрительности; более того, в глазах ее словно бы мелькнул испуг.

– Ну, а если я действительно ушла с приема вместе с ним, что с того?

– Вот видите, именно это я и пытался вам растолковать, – с грустью сказал Альбер. – В отличие от сыщиков в приключенческих романах, я не способен к дедуктивным умозаключениям и даже не обладаю интуицией подобно детективам – героям дамских сочинений. У меня получается так: ткнешь пальцем в небо, а попадаешь в яблочко. Должно быть, мне попросту везет.

– Будет прибедняться! Вы отлично знаете, чего хотите. Знали уже в тот момент, когда пригласили меня обедать.

– Возможно, меня подтолкнуло какое-то предчувствие. Но пригласил я вас вовсе не потому.

Собравшись с духом, он накрыл ладонью руку Луизы, бережно перебирая ее тонкие, теплые пальцы. Девушка недоверчиво покачала головой.

– Мне никогда не дослужиться до бригадира, – продолжал Альбер. – Меня это не волнует, я не стремлюсь делать карьеру. Просто теперь, когда мне уже стукнуло сорок, подобные мысли иногда лезут в голову. Пожалуй, ходи я в приличном костюме и с портфелем, не опаздывай по утрам на службу, составляй донесения как положено по форме, глядишь, и удалось бы добиться чего-нибудь путного. Ведь все это не требует больших усилий, верно?

– Конечно.

– Знаете, я даже допрашивать толком не умею. Беседую с людьми, слушаю, что мне, говорят, и верю их откровениям и лишь потом начинаю сомневаться. Преступники считают меня придурковатым, а между тем уже на следующий день я точно знаю, в чем меня обманули…

Альберу и в самом деле стало жаль себя. Девушка материнским ласковым жестом погладила его по руке.

– И все же вы удачливы, так ведь?

– Да, но… – Он уже не раз пытался уяснить для самого себя, в чем, собственно, кроется секрет его удачливости, дважды он пытался ответить себе. И в разговоре с Марианной Фонтэн, когда девушка задала ему этот же самый вопрос. Разговор состоялся во время их последней встречи, – когда Альбер объяснил ей, каким образом было подстроено убийство с помощью шахматного автомата, а Марианна сообщила, что она вместе с матерью переселяется в провинцию.

Задавал ему этот вопрос и Бришо, удивленно и недоверчиво качая головой: «Убей бог, старина, ума не приложу, как тебе удается достичь таких результатов!»

– По-моему, все дело в том, что я ненавижу преступников: грубых, жестоких, лишенных каких бы то ни было сдерживающих принципов, готовых шагать по трупам. Я чую их, как монах нечистую силу. Ну и… у других сыщиков слишком много энергии уходит на то, чтобы все положенные формальности выполнять образцово. А между тем определенные процессы должны созреть в человеке. Я хожу туда-сюда вроде бы безо всякой цели, беседую с людьми, а тем временем в мозгу накапливаются нужные сведения. Разгадка преступления зреет во мне, как живой росток. Все ненужное отмирает, а то, что важно, существенно, расцветает пышным цветом, и в какой-то момент мне вдруг становится ясно, кто убийца.

– Звучит красиво, – заметила Луиза. – Но я не верю, чтобы все было именно так. Пожалуй, вы сумели бы обнаружить таким образом убийцу в уединенном замке, в стенах которого заперто всего несколько человек. Но не в городе с пятимиллионным населением. Это всего лишь поза. Точно такая же, как знаменитая трубка и кепи Шерлока Холмса. Только не обижайтесь на меня. Расскажите-ка лучше, как глубоко пустили корни эти ваши ростки в расследовании убийства Дюамеля.

– В деле Дюамеля? – переспросил Альбер. – Не исключено, что убийство связано с его работой. Возможно, его пристукнул ревнивый муж, а может, вы или ваши приятели.

– Мы не выходили из гостиницы.

– Полно вам! Ваши приятели хорошо умеют драться?

– Там, где мы выросли, парень или умеет драться, или ему не выжить.

– Они просто справились бы с Дюамелем?

– В мгновение ока. Пырнули бы ножом, и готово дело Он даже не успел бы понять, что произошло. Но это не их работа. Наши все находились в гостинице.

– Ну, а если без ножа? Дюамель производил впечатление человека сильного.

– Мне он таким не показался, – возразила девушка. – Он был напорист и уверен в себе. Излучал физическую силу. Но был ли он сильным? – Луиза покачала головой. – Еще девчонкой, в Рио, мне довелось видеть примерно такого силача, когда он столкнулся с парнем по-настоящему крепким. – Она по-прежнему смотрела на Альбера, но взгляд ее обратился куда-то в прошлое, лет на десять.

– Тот парень был вашим другом?

– Видите, вы опять ткнули наобум, а попали в самую точку. Речь идет о Жоржи. Он был тогда совсем юным парнишкой, но крепким, с литыми мускулами и уже не раз показал себя в кровавой стычке. Субъект, которого он поколотил, был такого типа, как этот ваш Дюамель. Только здоровее и сильнее. Полицейский, но не в штатском, как вы, а обычный. Время от времени он забирал ребят в участок и там избивал их. Девушек тоже. Девчонок посмазливее заставлял с ним спать. И вот однажды Жоржи взбунтовался против него.

– Дюамеля забили насмерть. На нем буквально живого места не осталось. Я на своем веку повидал немало избитых людей, но такого еще не встречал.

Луиза покачала головой.

– На сей раз интуиция вас подводит. Наши парни вмиг укротили бы его и не стали бы бить ногами, чтобы прикончить. Разве что пнули бы разок-другой, чтобы не сразу очухался.

Альберу вспомнился момент, когда приятели Луизы обступили его и молча начали сужать круг, и у него вспотели ладони. Он охотно поверил бы, что эти молодцы обычно поедают свои жертвы в вареном или жареном виде.

– Почему вы ушли с приема вместе с Дюамелем?

– Сама не знаю. – Луиза вздохнула. – Он мне совсем не нравился, но… Уж очень он был напорист. Даже не поинтересовался, желаю ли я выпить с ним, а сразу сунул мне в руку бокал, и не успела я опомниться, как мы уже беседовали с ним, уединившись в уголке. Он умел захватить человека врасплох, и как-то само собой получалось, что тебя уже заарканили, прежде чем ты успел спохватиться. Вам, вероятно, знакома подобная ситуация? Когда у вас нет никаких определенных желаний, и тут вдруг появляется человек, который совершенно точно знает, чего он хочет, и увлекает вас за собой.

– В котором часу вы ушли?

– В двенадцать.

– И куда направились?

– Он отвез меня в гостиницу. – Она покраснела, как невинная девица, упомянувшая о своем первом свидании. – Я не просила его провожать меня. Кстати, тогда он сказал, что спешит, так как должен еще с кем-то встретиться. Но мы условились о свидании на следующий день. С утра мы с девушками из ансамбля отправлялись на экскурсию, а после обеда я была свободна. Он сказал, что зайдет за мной в гостиницу. Но не пришел.

– Во сколько вы вернулись домой в субботу вечером?

– Около половины первого. Мы какое-то время разговаривали, прежде чем я вышла из машины.

– Дюамель проводил вас в вестибюль гостиницы?

– Нет. Я попросила его остановиться, не доезжая до отеля. Мне не хотелось, чтобы ребята видели нас вместе.

– Понятно, – сказал Лелак и опустил глаза в тарелку. Там было пусто. За разговором он машинально управился со шницелем по-провансальски, против которого в прейскуранте значилась баснословная сумма. Дорогостоящее блюдо не утолило голод, и Лелак с завистью поглядывал на куски мяса в тарелке Луизы. Девушка поглощала еду медленно, но верно. Время от времени она смачивала язык вином, и тогда стоявшие наизготове официанты придвигались поближе на случай, если понадобится снова наполнить бокал. Язычок у нее был острый и подвижный. Альберу, глядя на нее, вспомнился увиденный по телевизору зверек, который языком ловил мух.

– А парни из ансамбля уже находились в гостинице?

– Да.

Откинувшись на спинку стула, Альбер задумался. Ее показания легко будет проверить. Женщине с такой внешностью попросту невозможно появиться где бы то ни было незамеченной. Портье наверняка вспомнит, во сколько она вернулась. А если Луиза Кампос все-таки заезжала на квартиру к Дюамелю, то и там отыщется хотя бы один мужчина, который обратил на нее внимание. Проверить легко, но стоит ли? Даже если выяснится, что она солгала ему, а сама побывала у Дюамеля, какой с этого прок? Понятное дело, ей не хочется впутываться в эту историю. Понятное дело, она не признается, что Дюамель в два счета подмял ее. Ну и совершенно ясно, что ей не под силу забить насмерть здоровенного мужчину.

Подали подогретые фрукты со взбитыми сливками. Луиза ела десерт с тем же машинальным усердием, как перед этим – жаркое. Грациозным движением отрезала маленькие кусочки и медленно, тщательно пережевывала. Почувствовав, что Альбер наблюдает за ней, она подняла глаза. Улыбнулась ему и продолжала управляться с десертом. Счет подали на серебряном подносе, стыдливо маскировавшем, что обед обошелся в три раза дороже его настоящей стоимости. Альбер расплатился, сложил счет пополам и сунул в карман.

На обратном пути Луиза взяла его под руку. Затем она взяла меня под руку, – мысленно делился он впечатлениями с Бришо и Буасси. – Можно сказать, повисла на мне. А в гостинице, не говоря ни слова, сразу, повела к себе в номер… Они миновали театр и свернули на улицу Риволи. Альбер машинально взглянул на часы. Они шли спорым решительным шагом. Луиза, как видно, не принадлежала к любительницам побродить не спеша. До гостиницы от театра они добрались за восемь минут. На машине это заняло бы всего минуту, даже учитывая светофоры. Выходит, они полчаса проболтали в машине? Или Дюамель разложил ее прямо в автомобиле, свернув в какой-нибудь темный переулок?

Они вошли через вертящуюся дверь в вестибюль гостиницы, и Альбер направился было к лифту. Луиза остановилась.

– Благодарю за вкусный обед, – сказала она.

* * *

Книга стоила недешево, зато предмет излагался толково, так что впору понять и дураку.

Речь шла о методах тренировки американской морской пехоты. Аннотация на суперобложке доверительно раскрывала секрет: физически наиболее подготовленные воинские части вербуются именно из морской пехоты, а та, в свою очередь, обязана такой репутацией программе тренировок.

Альбер решил на всякий случай сохранить чек на книгу. Если согласятся оплатить его счет за обед в ресторане, можно будет заодно подсунуть и этот чек. Отчего бы сотрудникам парижской уголовной полиции не стать «физически наиболее подготовленными» в мире?

Поначалу он зашел в книжный магазин, чтобы подобрать какую-нибудь литературу о самбе и капоейре – пресловутом боевом танце, но, конечно же, ничего близкого этой теме не нашел. Зато купил учебник португальского языка и путеводитель по Рио. Дома Альбер выложил книги на стол и прошел на кухню готовить чай.

Едва он успел управиться с хлопотами по хозяйству, как позвонили в дверь. На пороге стоял Бришо. В темно-синем приталенном пальто он был похож на страхового агента, способного навязать вам самый дорогой полис.

– Что угодно, мосье? – поинтересовался Альбер.

– Марта дома?

– Нет. А в чем дело?

Шарль протиснулся в прихожую.

– Ну и бабенка, я тебе скажу, старина!.. Уложила меня на обе лопатки.

– Какая бабенка? Сюзанна Житон?

– Нет, что ты! Мадам Лафронд. Я снова наведался к ней.

– За каким чертом?

– Дай ты мне хоть хлеба кусок, даже пообедать было некогда… Я решил выведать, чего от нее добивался Дюамель.

– Ну, и чего же он добивался? – спросил Альбер, заранее предвкушая удовольствие, когда он в свою очередь выложит приятелю подробности интимного обеда с Луизой Кампос. Только с этим нельзя спешить, надо выждать подходящий момент.

– Ровным счетом ничего! – торжествующе выпалил Бришо. – Да он и не сумел бы использовать дамочку в своих целях, поскольку та не имеет совершенно никакого влияния на мужа.

Альберу вспомнилась гибкая, податливая фигура мадам Лафронд, и он мысленно ощутил прикосновение ее теплой кожи. Мог бы и сам додуматься зайти к супруге редактора.

– Лафронд поколачивает ее. Видишь ли, старина, этот тип – законченный садист. Для него главное – насладиться собственной властью. Ему мало затащить женщину в постель, дайте ему еще покуражиться над ней. К тому же он ревнив. До замужества она тоже была журналисткой. Однако Лафронд не разрешил ей работать, чтобы она не встречалась с мужчинами. Супруги никуда не выезжают и лишь изредка принимают у себя. На Новый год они пригласили цвет редакции, но и то лишь подчиняясь традиции газеты.

– Понятно. – Альбер сунул Бришо тарелку, чтобы тот не сыпал крошки на пол. – У тебя это своего рода мания. Но ревнивый муж колотит или жену, или соблазнителя, а не обоих зараз. Впрочем, тебе неоткуда знать, ты ведь холостяк.

– Неужели ты бил Марту? – Бришо оторопело воззрился на приятеля.

– Боже упаси! Но знаю наверняка: вздумай я ревновать, я бы отыгрался не на ней, а на ее ухажере.

Бришо недоверчиво покачал головой.

– А, по-моему, пока Лафронд ревнует беспредметно, просто по склонности характера, он лупит жену. Однако стоит ему дознаться, что соблазнитель из числа его подчиненных, и он захочет проучить наглеца. Посуди сам: какой смысл сводить счеты с супругой дома, за закрытыми дверьми, если в редакции Дюамель что ни день смеется ему в глаза.

– Вижу, в психологии ты преуспел.

– Знаешь, что послужило последней каплей, переполнившей чашу терпения? Нахальство Дюамеля, который на приеме стал ухлестывать за бразильской танцовщицей. Ты только вдумайся в ситуацию, старина! Муженек, которому наставили рога, естественно, взвивается на дыбы. «Ах, вот оно что! Мало тебе моей жены, так ты еще и эту красотку решил увести у меня из-под носа?» Да, кстати, а ты до чего договорился со своей цыпочкой?

– Какой еще цыпочкой?

Странно. Они не слышали, как вошла Марта.

– Я допрашивал одну бразильскую танцовщицу, – поспешно пояснил Альбер. Господи, какое счастье, что Марта заявилась не пятью минутами позже!

– В ресторанчике с провансальской кухней? – уточнила Марта. Она положила сумочку и уселась в кресло напротив Лелака. Лицо ее было непривычно красным.