Текст книги "Убийство после сдачи номера в печать"

Автор книги: Андраш Тотис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Он не помнил, как отступил назад, как сунул руку в карман, словно механик слишком много пленки вырезал из фильма. Но внезапно он ощутил в ладони снятый с предохранителя пистолет, а против него стояло трое бразильцев, один из которых мягко и небрежно держал в руке нож с лезвием на пружине. Он не заметил в них страха. Обычно достаточно лишь вынуть пистолет, чтобы всякое сопротивление прекратилось, хотя Альберу и в голову не приходило, что можно выстрелить в человека. Но не сейчас. Почувствуй они только, что Альбер не станет спускать курок, и они швырнут в него нож, выбьют ногами оружие из его руки, а самого разорвут на куски. В обычных обстоятельствах они бы сделали это. Они были быстрее, решительнее, безжалостнее Альбера. Пока он будет колебаться, оценивать положение, думать как поступить, они начнут действовать Но не теперь, когда внутри Лелака еще не улегся взрыв, опрокинувший все преграды.

Он стоял прямо, на слегка расслабленных ногах и держал пистолет у тела. Это было не казенное оружие, нет, он купил его на собственные деньги, и с великим трудом добился, чтобы Корентэн достал ему разрешение на ношение этого пистолета. Восьмимиллиметровый десятизарядный браунинг, и в отличие от прочего оружия – скорострельный. Вообще-то странно все это. Он одновременно любил и ненавидел оружие. Любил, как каждый мужчина, с тех пор, как изобрели каменный топор. Оружие давало чувство безопасности в этом безумном мире. Альбер любил его блестящие и чистые детали, любил, возможно, еще и потому, что это было единственное сложное устройство, которое он умел и разобрать и собрать.

Но он и ненавидел пистолет. За то, что предназначен для убийства, за то, что облегчает убийство, чуть ли не вызывает охоту убивать. За пятнадцать лет службы он навидался, мертвых. Видел тех, кого застрелили случайно, когда полицейские вели огневую дуэль с двумя грабителями банка. Видел тех, кого убили ради денег, и тех, кого убили просто так, ни за что. И у них даже не было шансов, чтобы защититься, потому что они были безоружны. За. пятнадцать лет сыщицкой карьеры Альбер лишь один раз стрелял в человека, и от этого надолго потерял душевное равновесие, никак не мог успокоиться. Однако даже потом он не выходил из дома без браунинга, продолжал бывать на полицейском стрельбище и ежедневно по несколько минут практиковался в выхватывании пистолета. Он не хотел, чтобы однажды над его мертвым телом, накрытым черной пластиковой простыней, склонились усталые сыщики и, качая головами, проговорили с сожалением: «Вот бедняга!. У него не были при себе оружия».

Альбер слегка сощурил глаза и – не фокусируя взгляда – уставился куда-то между тремя нападающими. Таким образом он всех их хорошо видел, и ему не грозила опасность отвлечь свое внимание на кого-то из них.

– Руки вверх! – произнес он.

Они не шевельнулись, непонимающе и сердито глядя на него. Он повторил по-английски.

– Лапы вверх, да аккуратнее, помедленнее, не то наедитесь свинца на завтрак.

Эту фразу он вычитал в каком-то детективе и заполнил. По-английски он хорошо говорил – по утверждению Марты, так, словно одну фразу цитировал из Стивенсона, другую из Чендлера, третью из Моэма.

Бразильцы не реагировали. Они уставили взгляды за спину Альберу. Сзади послышался какой-то шум. Похрустывание коленных суставов, тихое шарканье. Лелак бросился в сторону. Из-за оружия он не смог смягчить падения, но в пылу не ощутил боли. Склонив голову и прижав подбородок к левому плечу, перекатился через правое и тут же вскочил.

Справа слегка размыто он различил троих бразильцев. Заметит малейшее движение, будет стрелять. Слева стоял лысый мужчина в светлом костюме. Из кармана пиджака выглядывал большой бордовый платок, цвет которого сочетался с цветом его пуловера.

Мужчина сделал нерешительный шаг вперед, но, увидев пистолет, окаменел. Это было знакомо Альберу, это была нормальная человеческая реакция, реакция рядового гражданина.

Наконец-то Лелак играл на своем поле.

– Кто вы? – спросил он.

– Лимас. Бертран Лимас, секретарь театра. Простите, что вам угодно? Дело в том…

– А эти кто?

– Бразильский ансамбль.

– Вы можете с ними поговорить?

– Нет. Простите, что вам угодно?

– Хочу их расспросить кое о чем.

Он немного внимательнее посмотрел на Лимаса. Секретарю театра было лет тридцать, лицо у него было гладкое, и все же создавалось впечатление, будто оно принадлежит человеку постарше. Альбер навидался таких в своей жизни. В детстве они уже члены каких-то организаций, знают, куда надо вступить, им известны имена всех знаменитостей… этакий Бришо, но похитрее. Он повернулся к нему спиной и снова посмотрел на бразильцев.

– Полиция, – сказал он и левой рукой показал на себя. – Полиция. Понятно?

Мужчины закивали. Стоявший с края одним движением кисти заставил нож исчезнуть в задней части брюк. На лицах двух других появилось смиренное выражение людей, у которых часто проверяют документы. Альбер убрал пистолет. Легким элегантным движением кисти ему удалось бы сделать это с первого же раза, если бы не помешал карман, пришитый к подкладке пальто. Чтобы у них не оставалось сомнений, он, сделав рукой дугу, показал им удостоверение. И спросил:

– Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

Глава четвертая

Склонив голову на письменный стол, он дремал. До его сознания едва доходило то, о чем говорил Бришо: приехал Корентэн, будет проводить совещание. Все прочие гадали, почему шеф вернулся с лыжных катаний на неделю раньше. Это был успокоительный, привычный гул голосов. Ему казалось, он слышит шипение кофеварки, капанье кофе, но Лелак знал, что этого быть не может. Они обычно не варили кофе, да и кофеварки у них не было. Ночь прошла кошмарно: он засыпал на короткие минуты лишь затем, чтобы во сне перед его глазами появилась приближающаяся с быстротой молнии нога. Во сне в него всаживали нож; его пинали ногами, во сне он застрелил какого-то человека, и тот умер. Во сне он вновь видел обнаженную женщину с круглой попкой и сообщническую улыбку тоненькой девушки. Во сне он снова смотрел лучшие сцены двухчасового американского фильма, заглядывал в комнаты, где совокуплялись сплетающиеся между собой группы, потом внезапно, все собой закрывая, появлялась огромная, твердая подошва. Его преследовали на улицах, и иногда застегивающая на блузке пуговицы девушка рукой показывала ему, куда нужно идти. Во сне он снова увидел Марианну Фонтан, которая с тех пор, несомненно, кого-нибудь себе нашла. Тут Альбер сразу проснулся. Он лежал на спине, чувствуя как замедляется биение сердца, и медленно, очень медленно его одолевал сон. Во сне в него снова всаживали нож, пинали ногами, он убивал человека, и вокруг него витали обнаженные женщины и совокупляющиеся парочки.

Тоненькая девушка знала английский. Насколько сумела нахвататься за те недолгие годы, что прожила с американским бизнесменом. Достаточно хорошо для того, чтобы Лелак мог спросить, помнят ли они Дюамеля. Нет, мосье, отвечали они вежливо. К сожалению, не помнят. Лимас был услужлив. Он просмотрел список тех, кому полагался бесплатный билет, и почти тотчас нашел имя Дюамеля. Журналист пришел один, и его пригласили на прием, последовавший за премьерой. Бразильцы сказали, что не припоминают его.

Он думал на этом покончить с делом. Надеялся, что шеф передаст его сыщику, который говорит по-португальски. Лелак удовлетворенно пробормотал что-то и еще глубже зарыл голову в сложенные руки. И откуда, черт побери, доносится запах кофе? Вчера, когда он вышел из театра, у него попросту не хватило душевных сил вернуться в Главное управление. Хотелось только сесть в кресло и – сидеть, словно нет никаких дел, и цветными кадрами отгонять мысли.

Он посмотрел двухчасовой фильм. Коротковолосая девушка была просто фантастична. В одной сцене она подцепила мужчину в подземке. По дороге домой Альбер внимательно оглядывался в метро. Увидел одну коротковолосую девушку, но она ему не понравилась. Была еще одна с длинными каштановыми волосами, в огромном толстом пуловере вместо пальто; эта сделала гримаску, когда он окинул ее взглядом с головы до ног, и отвернулась. Да, в том фильме местом действия было нью-йоркское метро!

Он готов был поклясться, что слышит звяканье чашек. Кто-то спросил: «А Лелак не хочет?» «Нет, – услышал он голос Буасси. – Видишь, он спит».

– Тетушка твоя спит, – пробурчал Лелак и приподнялся.

На другом столе стояла большая кофеварка на восемь персон.

– Кто из вас сдурел?

– Я пожаловался своей подруге, что кофе из термоса невкусный. И вот, пожалуйте!

– Тогда она сказала: вари сам!

– Нет. Она купила мне кофеварку, – оскорбленно ответил Буасси. Он всегда гордился тем, как женщины его обслуживают.

– Один черт, – проворчал Альбер. – Все равно как если бы кто-то вместо вежливой просьбы вылизать ему зад, просто-напросто спустил бы штаны. Сахара нет?

– Нет. И знаешь что? Сделай одолжение – вылижи мне!..

Лелак налил себе кофе в стоящую рядом с кофеваркой чашку с цветочками, покопался в столе, потом сообразил, что Буасси не солгал, сахара в самом деле нет.

Остальные смотрели на него с интересом, он не знал, любуются ли они его распухшей физиономией или надеются, что он найдет где-нибудь сахар. На левой щеке его красовался синяк размером с пятифранковик, края его видимо приобрели лиловый оттенок. Болеть не болело, разве что если дотронешься. Ему и в голову никогда не приходило, как часто он хватается за лицо. Менее бросающейся в глаза, но более болезненной была рана на губе. Губа треснула, а сегодня еще и раздулась слева, сделалась как у негра, а справа осталась такой, какой была, раньше, – решительной прямой чертой. Дотронуться до нее языком больно так же, как есть, пить или даже просто думать о ней.

– Пошли, – сказал он и взял чашку. – У шефа есть сахарин.

У руководителя отдела по расследованию убийств комиссара Корентэна был сахарин. Комиссар, высокий стройный мужчина, форму свою желал сохранить и после пятидесяти лет. Он играл в теннис, ел мало хлеба и употреблял вместо сахара сахарин. Альбер не понимал, почему шеф не толстеет. Он по опыту знал, что чем больше соблюдаешь диету от ожирения, тем скорее толстеешь. У Корентэна был сахарин, и он явно неохотно им делился.

Комиссар был в плохом настроении. Когда они промаршировали в его кабинет, держа в руках чашки с кофе, он так оглядел их, словно они были преступниками, которых следует допросить. Он казался невыспавшимся, под глазами у него были круги, в двух местах красовались порезы от бритвы. Альбер не понимал, что случилось. Всем было известно, что шеф употребляет электрическую бритву. Он решил немного развеселить начальство.

– У нас в регистратуре есть славненькая блондиночка, – начал он. – Она стажер, знаете, такая с заячьими зубками. Так вот, она тоже приехала из отпуска на неделю раньше. Я встретился сегодня с ней в коридоре. – Он сделал глоток и зашипел от боли – раненая губа отреагировала на горячий кофе. Лишь после этого ему почудилась странной наступившая неловкая тишина. – Только потому, что… – пробормотал он и смолк. Какой идиот! Ведь ему же еще в прошлый раз бросилось в глаза, что Корентэн стал носить более яркие галстуки и сменил туалетную воду.

– Где тебя побили? – спросил комиссар.

– В театре.

Ему тоже нравилась блондиночка с заячьими зубками, и он слегка завидовал Корентэну. Хотя, кто знает, что там случилось и почему они вернулись на неделю раньше!

– Кто тебя побил?

– Бразильский ансамбль «Кариока», – объяснил Лелак. – Сначала один из парней ударил меня, потом я сбил его, – тогда они вынули нож, а я пистолет…

– Что? – взвыл Корентэн. Это было серьезно. Альберу он сам с удовольствием разбил бы голову и не раз, но не мог же он позволить, чтобы нападали на детективов отдела по расследованию убийств. Чтобы их били ногами, замахивались на них ножом! Хороши они будут! – Кто на тебя напал и почему?

– Да ничего страшного, – испуганно объяснял Альбер. – Они плохого не хотели, просто неправильно поняли ситуацию, когда я вышел из раздевалки.

– Какой раздевалки?

– Из женской. Там в то время переодевалась та толстозадая, а они подумали, что и тогда…

– Какая? Та, которая на афише? – с завистью спросил Буасси. Лелак только кивнул. – Скажи, она и в жизни так же хороша? – Он давно не видел такого напряженного внимания на обычном утреннем совещании отдела по расследованию убийств.

– Еще лучше.

– Что ты забыл в той раздевалке?

Альбер про себя выругался. Он не любил обсуждать с шефом дела, находившиеся в начальной стадии. К тому же сегодня утром главной темой будет он сам.

– Я подумал, что этот Дюамель, возможно, ходил в театр в субботу вечером. Посмотрел программку и увидел, что в субботу была премьера у ансамбля «Кариока».

Если Лелак ожидал, что комиссар похвалит его за блестящие умозаключения, то очень ошибался. Корентэн только что-то проворчал, достал трубку и принялся набивать табаком.

– Предчувствие?

– Ну, так… то есть…

– Ты кто, провидец?!

Альбер счел за лучшее промолчать.

– Он там был? – спросил Корентэн после полуминутной тягостной паузы.

– Был.

– С кем?

– Один.

– Тогда все летит к черту.

Шеф с удовольствием закурил. Казалось, ему доставляет радость портить настроение своим людям.

– Он остался у них и на приеме. Может, там подцепил кого-то.

– Почему ты начал не с этого? Кого?

– Не знаю. Надо сходить в, театр еще раз с фотографией Дюамеля. Конечно, должен пойти человек, который говорит по-португальски.

– Да? А что тем временем будешь делать ты? – спросил Корентэн тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Сначала Альбер хотел было сказать, что желает вообще отфутболить это дело. Но он знал, когда нельзя сцепляться с комиссаром.

– Хочу еще раз пойти на квартиру Дюамеля и посмотреть его картотеку. В ней есть тот велосипедист Гастон Параж, который умер во время тренировки. В его крови нашли амфетамин. Интересно, есть ли об этом случае какие-нибудь сведения у Дюамеля.

Корентэн молчал, и Лелак, ощущая неловкость, продолжил:

– И еще я сходил бы на тот химико-фармацевтический завод, посмотреть, что там делается. А потом в редакцию «Пари суар». Любопытно, что скажут о Дюамеле его коллеги, каким он был человеком. Надо потолковать кое с кем из тех, кто был на новогоднем вечере у главного редактора Лафронда. Бришо считает, что Дюамель там подцепил женщину, возможно жену главного редактора. В картотеке Дюамеля отсутствует его первая женщина за этот год, а Лафронд был с нами у него на квартире.

– Мнение Бришо мне известно. Сейчас я тебя спрашиваю.

– У меня нет мнения, – ответил Альбер и поглядел в глаза комиссару. Хватит с него допроса!

Вероятно, он ответил резче, чем следовало. В кабинете наступила тишина, лишь откуда-то издалека слышался быстрый, отрывистый стук машинки. Над головами колыхался трубочный и сигаретный дым. На столе – сдвинутые пустые чашки из-под кофе, в косо падающем свете видно, как обтрепаны обои.

– Ну, значит, пойдешь в театр, – заговорил наконец комиссар. – И на химико-фармацевтический завод, и к Дюамелю, и в редакцию, и всюду, куда нужно пойдешь ты.

– Понял.

Альбер встал. Он знал, что следовало дождаться конца совещания, но был не в состоянии держать себя в руках. Выходя, он чувствовал спиной взгляды коллег, сожалеющие, сочувственные взгляды.

– Погоди! – сказал ему вслед Шарль. От него он меньше всего ожидал поддержки, Бришо не выступал против шефа. – Пойдем вместе. Я ведь знаю испанский.

Буасси грузно поднялся, бросив на комиссара извиняющийся взгляд.

– Ну… по-моему, мне тоже лучше пойти. Вдруг его опять захотят побить… моя помощь не помешает.

– Спасибо, – сказал Альбер, когда они вышли на улицу.

– Не за что, – ответил Шарль. – Я тоже хочу посмотреть на бразильских женщин. – Кто знает, может, что и выйдет, – добавил Буасси.

– Треснут тебе ногой по башке. Вот что выйдет.

Буасси только плечами пожал. Уселся на водительское сиденье своего «пежо» и открыл дверцы приятелям.

– Куда поедем?

– К Дюамелю, – ответил Альбер. – В театре репетиции начинаются после полудня.

Откинувшись, на спинку, он следил, как проносится мимо него город. На секунду показалась женщина, тянувшая сумку на колесиках, она сошла с тротуара, затем поспешно шагнула обратно. Они проносились мимо автобусов, в опасной близости от них протарахтел мотоциклист. Какого черта ему нужно было сердить шефа? Выглянуло солнце, и от этого настроение у Альбера почему-то еще больше испортилось.

На террасе одного кафе вяло, лениво восседали какие-то мужчины в пальто. Машина остановилась у светофора, и Альбер некоторое время разглядывал спокойную скуку на лицах этих типов.

Журналист жил неподалеку. Все самые дорогие и лучшие районы города находятся поблизости от острова, на котором стоит огромное здание Главного, управления полиции. Везет сыщику, которому попадается, жертва из высших кругов! Вероятно Дюамель хорошо зарабатывал. Плата за роскошные современные квартиры с террасами, выстроенные среди дворцов в стиле сецессион на улице Русле, была почти такой же, как месячное жалованье Лелака. С террас свешивались вечнозеленые вьющиеся растения, за стеклами красовались яркие цветы. Здание было красивым, даже если и не сочеталось с мраморной роскошью соседних домов.

Конечно, места для парковки не нашлось. Буасси свернул к находящейся под домом стоянке. Нажал на клаксон, чтобы открыли ворота. Ждал. Неожиданно возник человек в форме швейцара. На лице его застыло выражение скуки. Он сделал им знак проезжать дальше. Буасси показал свое удостоверение, и швейцар, что-то буркнув, подошел к воротам.

– Когда-нибудь выбью зубы такому вот ворчуну, – сказал Буасси. – Он воображает, что мы развлекаться сюда приехали?

Ворота раскрылись, и они медленно вкатили в гараж. Машин в нем стояло мало. Мужчины уехали на работу, женщины отправились делать покупки, «ситроен-паллас СХ» Дюамеля был на месте. Автомобиль сине-стального цвета, как у Корентэна, но в отличие от машины комиссара, всегда блиставшей чистотой, эта стояла вся в грязи. Они знали, что техники обследовали машину, но все же подошли к ней, словно никогда не видали «строена». Им было известно, что пятна, обезобразившие сиденье, – следы совокуплений. Буасси покачал головой.

– Какого дьявола он трахался в машине, если у него была такая прекрасная квартира?

– Так ему нравилось, – пожал плечами Альбер. Его больше интересовало, как удавалось подцеплять женщин такому уроду.

– Как бы не так, – небрежным тоном знатока вмешался Шарль. – Женщина была замужняя, времени у нее в обрез. Не хватало даже для того, чтобы подняться в роскошную квартиру.

– Чепуха, – сказал Альбер. – Не могли же они заниматься этим в центре города. А если бы им пришлось ехать в какое-нибудь заброшенное место, то с тем же успехом они могли подняться в квартиру.

Бришо снисходительно улыбнулся такой наивности приятеля.

– Да брось, пожалуйста! Почему бы им не заняться этим в центре города? Скажем, в таком вот гараже. Он отвозит женщину домой, но, прежде чем та поднимется в свое теплое, уютное гнездышко, немного поразвлекается с ней в машине.

Альбер что-то буркнул, это можно было счесть и за согласие. Бришо в прошлом году ухаживал за замужней женщиной. Однако Шарль продолжал:

– Женщина явно не из бедных, если живет в таком роскошном доме. И явно эту женщину Дюамель мог отвезти домой, не возбудив подозрений.

– Как это понимать?

– Можно несколько раз подвезти домой коллегу, которая живет по пути. Можно подвезти жену коллеги или друга, если случайно с ней встретился. Более того, это чуть ли не обязанность джентльмена.

– Догадываюсь, куда ты гнешь, – сказал Альбер. – И в конце концов, можно отвезти домой жену шефа, все найдут это вполне естественным.

Они направились к лифту. Шум их, шагов заглушало гудение котельной, тени их бежали рядом по исцарапанным стенам. Насколько правдоподобнее все выглядело, если бы Дюамеля убили здесь.

– Что вы, на это скажете? Дюамель в ночь на Новый год спутался с женой Лафронда. Она первый номер этого года. Потом они порвали отношения. Надоели друг другу или главный редактор начал их подозревать. Дюамеля убили, а Лафронд украл у нас из-под носа запись, относящуюся к его жене.

– Если только не он убил Дюамеля, – вставил Буасси. Альбер с Шарлем переглянулись и закивали головами, как люди, которые не нуждаются в словах. Оба они понимают жизнь…

Сорвав пломбу, вошли в квартиру. Мебель уже покрылась пылью. Воздух был несвежим, предметы казались здесь чужими, словно в музее. Они прошли прямо к картотеке, находившейся в сейфе. «Пари суар» обратилась с письменной просьбой к префекту полиции о передаче им картотеки. Префект согласился и обещал отдать им все после окончания следствия.

Альбер вытащил ящик на букву «П» и пробежал карточки глазами. Фамилии Паража он не нашел и несколько секунд разочарованно горбился над картотекой. Не может быть…

– Посмотри в другом месте, – желая помочь, предложил Буасси.

– Где еще, к дьяволу, может лежать карточка? – сердито ответил Альбер. – Видишь, они в алфавитном порядке.

– Как тебе угодно. – Буасси отвернулся, подошел к окну и принялся насвистывать, словно превосходно себя чувствовал. Ужасно неприятная была у него привычка, он не свистел, а насвистывал, но после первых нескольких тактов начинал мотив заново. По прошествии. десяти минут это уже раздражало так же, как бормашина у зубного врача.

– Посмотри на букву «В» – «Велосипед» или на «Д» – «Допинг», – посоветовал Шарль. – Или проверь на химико-фармацевтические заводы.

– «Говорите мне о любви»… – насвистывал Буасси.

Они посмотрели на букву «Д», но «Допинга» там не оказалось. Однако Шарль не сдавался.

– Что нашли у того велосипедиста в крови?

– Амфетамин, – ответил Альбер. – «Производное от фенилалкимина, – прочел он. – Поднимает кровяное давление, учащает пульс, расширяет зрачки, ускоряет обмен веществ, поднимает температуру. Быстро всасывается, медленно выводится. Дозировка 0,005-0,01 грамма и 0,02-0,03 грамма. Снижает аппетит. Могут возникнуть побочные явления. Аэдаксин».

Он глянул на Шарля. Аэдаксин – известное лекарство, в каждой аптеке встречается его реклама.

– «Говорите мне о любви»… – продолжал насвистывать Буасси.

– Посмотри там, где завод «Фармацит», – посоветовал Шарль.

– Ничего тут нет.

Они в нерешительности стояли у шкафа. Чувствовали, что на все можно получить ответ, надо только суметь правильно задать вопрос.

– «Говорите мне»…

– У этого типа есть еще целая куча газетных вырезок.

Шарль вскочил, подтащил к шкафу маленькую складную лестницу. Взобрался по ней и снял кипу газет.

– Это все футбол, – разочарованно произнес он после короткой паузы. Вынул новую книгу. О заседаниях Международного олимпийского комитета. Положил и это обратно.

– Посмотри, нет ли досье на «Допинг»!

– Знаю. – Шарль покачнулся на лесенке, но восстановил равновесие.

– Возможно, и досье у него в алфавитном порядке.

– Знаю. – В голосе Бришо ощущалось нетерпение. – Сейчас посмотрю. Не можешь немного подождать? Вот оно! Прошу!

Он спустился с лесенки и положил на стол кипу газетных вырезок в папке со скоросшивателем. Все трое склонились над ними. Там находилась прошлогодняя статья из «Экспресс» – ее читали все трое. В свое время она стала темой для разговоров. Было там и сообщение об аннулировании результатов четырех легкоатлеток. Была вырезка из Журнала «Тайм». Шарль хотел ее отложить, но что-то приковало взгляд Альбера.

– Погоди-ка! – Он взял из рук Бришо вырезку, и начал читать статью. – Знаешь, о чем тут пишут?

– О том, как будет развиваться производство допингов и куда заведет их распространение, так? – Бришо несколько лет ходил на курсы английского языка. – Пишут о спортивной химии в двухтысячном году. – И Бришо гордо взглянул на Альбера.

– Не здесь, смотри! Второй абзац. – И, не ожидая, пока Шарль со своим английским школьного уровня переварит текст, прочел:

«Один французский завод несколько лет проводит опыты со стимулирующими средствами. По слухам, большую часть побочных явлений удалось устранить, и при анализе мочи новые средства обнаружить нельзя».

Он отложил газету.

– Ну, как ты думаешь, на каком заводе это делается?

– Посмотрите-ка, тут еще кое-что есть! – Теперь Буасси зарылся в кипу бумаг, расчистив себе место у стола своим большим телом. Буасси мог перечислить всех победителей «Тур де Франс» за тридцать лет, составы всех французских сборных по футболу за то же время и прочие важные вещи, а посему считал себя знатоком, экспертом. – Вот, здесь, смотрите! – вскричал он с воодушевлением. Оба приятеля повернулись к нему. – Известный скандал с Бертоломи. Помните, с тем, который умер в прошлом году от допинга.

Они знали, Бертоломи был четвертым лучшим велосипедистом мира. Когда допинг покончил с ним, долгие недели его делом занималась пресса. Но ни Альбера, ни Шарля не интересовал скандал с Бертоломи. В свое время дело было очень тщательно расследовано. Однако они не захотели вновь обидеть Буасси. Вежливо заглянули в статью.

– Что скажете? Парень дважды был вторым в «Тур де Франс», и не знаю даже сколько раз побеждал на этапах. Здорово, да?

– Угу.

То, что они искали, лежало там, прямо перед ними, прикрепленное скрепкой к статье о Бертоломи. Набранное петитом газетное сообщение.

«Вчера днем на границе департамента Шартр нашли мертвым спортсмена-велосипедиста. Личность его пока не установлена. Возможно, снова жертва допинга?»

– Что ты думаешь?

– Вероятно, это местная газета. Дюамель действительно за всем следил.

– Переверни! С обратной стороны как будто что-то написано.

Альбер снял скрепку и перевернул вырезку. Бришо ловко углядел. На обороте Дюамель фломастером записал имя – Риве. Оно не было им знакомо, если этот Риве и был спортсменом, то недостаточно известным. Шарль подошел к ящику на букву «Р».

– Риве… Риве… Антуан Риве, родился в 1955 году, французский чемпион 1976 года. Дисквалифицирован в 1978 году.

– Что вы ищете? – Бришо наконец поднял глаза от статьи о Бертоломи.

– Ничего, – сказал Шарль и вынул из ящика карточку Риве. Внизу, под отпечатанными на машинке данными Дюамель черным фломастером приписал адрес: Париж, улица Гавье, 8.

– Тогда, может, уйдем? – спросил Буасси.

– Пошли, – ответил Альбер.

* * *

– Куда поедем? – устало спросил Буасси. Мотор тихонько урчал, работая на холостых оборотах, в машине становилось жарко. – Если будете долго раздумывать, весь гараж задымим.

– По-моему, к этому Риве, – ответил Альбер.

– Знаю. А Шарль считает, что в редакцию «Пари суар». Так куда теперь ехать?

Бришо вздохнул.

– Знаешь что? Тут поблизости живет Лафронд. Навестим его жену, а там посмотрим. Пешком они дошли бы скорее. Чтобы свернуть налево, прежде им пришлось завернуть направо и погнать машину до улицы Дофина. Сделав приличный крюк, они поехали назад до улицы де Савой. Все молчали, каждый был занят своими мыслями. Альбер не слишком верил в теорию Бришо. Ну почему обязательно что-то было между журналистом и женой главного редактора? А если и было? Перед ними твердый как бетон, ясно просматриваемый мотив: допинговый скандал с загадочными смертями, гигантскими барышами и риском. И напористый журналист, от внимания которого не укрывается даже самая незначительная новость и который начинает на свой страх и риск расследование. Альбер мог только поражаться храбрости Дюамеля. Лелак очень удобно, устроился в машине, и ему неохота было даже шевельнуться, чтобы вынуть блокнот. Но он попытался запомнить, о чем надо расспросить знакомых Дюамеля. Насколько храбрым был журналист? Можно ли было угрозами заставить его бросить тему или он не обращал внимания на опасность? По мнению Бришо, журналиста убил муж одной из его любовниц. Слабосильный, пожилой господин. Альбер покачал головой.

– Любопытно, какая она женщина? – сказал Буасси.

– Я тебе скажу. – Альбер на секунду задумался. – Прежде всего, она моложе своего мужа, ей, вероятно, лет сорок-сорок пять. Она следит за фигурой, в меру употребляет косметику. Носит дорогие костюмы и чувствует себя голой, если на ней не навешано хотя бы полкило золота.

– А что еще нужно женщине, кроме этого?

Буасси удовлетворенно хихикнул. Остальные молчали. У Буасси действительно было много женщин, но вот каких, об этом лучше даже не думать. Однажды после работы они сели в кафе выпить пива. Осушив кружку, Альбер хотел уйти, но Буасси попросил его подождать, сейчас придет одна из его подруг, с которой он хотел порвать, но не мог. Альберу легко удастся отбить у него женщину, Буасси ему поможет. Тогда Лелак спросил, как она выглядит. Потрясающе, ответил Буасси. У нее огромные груди и милое лицо. Альбер остался. Женщина пришла. Если она и не была старше Альбера лет на двадцать, то по крайней мере так выглядела. У нее были огромные груди, таких не увидишь даже в старых американских секс-журналах. У нее все было чересчур крупным. Большой зад, талия не обхватишь, и вся она напоминала низенький, широкий цилиндр. Лицо ее закрывали громадные очки. Буасси гордо посмотрел на Альбера. Ну, что скажешь?

Такими были женщины Буасси. Женщины Шарля были высокими, стройными, элегантными, зрелыми, состоятельными и по возможности замужними. А у Альбера? Он подумал о тех девушках, которые ему нравились. О Марианне Фонтэн, миниатюрной, очаровательной красавице, созданной для того чтобы ею восхищались, ласкали ее и голубили. Вспомнил о бразильской девушке, ее острых грудях и сообщнической улыбке. О коротковолосой девушке из американского фильма и той, из метро, что показалась. ему столь женственной и сексуальной, с длинными каштановыми волосами, в свитере на два размера больше, чем следует.

– Все ясно: женственность тебя просто отпугивает, – с наслаждением потягиваясь, произнес Бришо. Альбер повернулся назад и ткнул приятеля в поддых. Не слишком больно, лишь так, чтобы испортить ему удовольствие от потягивания. Буасси остановил машину, бросив на них многозначительный взгляд. Они огляделись. Автомобиль стоял на тротуаре против спуска на подземную стоянку. Пешеходы, ворча, обходили их, какой-то старый господин палкой ударил по багажнику их машины. Буасси нажал на клаксон, пешеходы испуганно попятились. Никто не вышел отворить ворота. Шарль высунулся из окошка.

– Я думаю, они электронные. Владельцы открывают их из машин.

– А как же мы въедем? – спросил Лелак.

– Никак. – Буасси внезапно включил заднюю скорость. Объехал какое-то такси, описал петлю и встал на только что освободившееся место.

Они вышли и огляделись. На углу маленький продуктовый магазинчик Феликса Потэна, книжная лавка, аптека. В витрине реклама аэдаксина. В дверях дома небольшая скульптура – облаченная в греческий хитон женская фигура, испуганно глядящая через плечо. Двери закрыты, некоторое время сыщики стояли в нерешительности. Телефона в квартиру не было, за стеклами, защищенными коваными решетками, дверь выглядела аристократически неприступной.