Текст книги "Перелет"

Автор книги: Андраш Шимонфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава десятая
ДНЕВНИК МАТЕРИ
(1944 год)

ДНЕВНИК МАТЕРИ

14 ДЕКАБРЯ, ДЕБРЕЦЕН. Позавтракав, мы отправились втроем пройтись по городу и сразу же за воротами здания, в котором нас разместили, натолкнулись на огромную тушу Андраша Чизмадиа. Он спросил нас: не знаем ли мы, куда ему теперь идти? Он, мол, слышал, что надо где-то появиться, но не знает точно где. Мы пошли вместе, и он рассказал нам, как два дня назад его подняли ночью с постели, приказав: «Одевайтесь, быстро!», посадили в автомобиль, и вот он оказался в Дебрецене. Здесь он уже успел поужинать, провести ночь, позавтракать, слышал, что надо всем куда-то идти, но точно не знает, куда именно. Ему толком не объяснили, зачем вообще его сюда привезли. Вдруг его посадят или расстреляют? И он был очень благодарен Эрнё, когда тот растолковал ему, что речь идет о рождении новой Венгрии и что он один из тех, кто будет олицетворять волеизъявление венгерского народа… Старик был счастлив, что никто не собирается его трогать.

В городе я заходила в знакомые магазины. Делала это я намеренно, так сказать, с пропагандистскими целями. Владельцы магазинов с плачем заключали меня в объятия. Наш родной город сильно пострадал.

Мы ненадолго заглянули к Матушке (моей бабушке), потом направились к лесу. Нашим глазам открылось грустное зрелище: повсюду разрушенные, пострадавшие от бомбежек и артобстрела здания. Мы осмотрели и загородный дом бабушки, стены его уцелели, но крыша была сильно повреждена и поэтому протекала. Внутри тоже все было разбито и разгромлено, книги валялись в беспорядке, посуда перебита…

Правда, здание университета осталось целым, за исключением кое-где выбитых стекол. Занятия сразу же возобновились. Историю преподает Деже Сабо (не писатель, а его тезка историк).

Аладар (так мы прозвали Белу Миклоша Дальноки) за ужином, подойдя к нашему столику, громко и очень любезно приветствовал нас. (К чему бы это?).

15 ДЕКАБРЯ. Утром мы опять были удостоены приветствия Аладара. Может быть, это связано со слухами о взятии Будапешта.[53]53
  На самом деле Будапешт был освобожден советскими войсками 13 февраля 1945 года.


[Закрыть]

Мы навестили Лаци и Эмилию (наши родственники). К сожалению, и их дом пострадал.

16 ДЕКАБРЯ. После завтрака мы опять отправились в город. Все наши знакомые по-прежнему в ужасе замирают при нашем появлении, когда мы с ними заговариваем, они начинают оглядываться по сторонам; при этом кое-кто пытается нас успокоить, обещая никому не рассказывать о том, что видели нас здесь. Мы же собираемся просветить этих людей, всячески пропагандируя наступление новой жизни.

Пообедали мы у Матушки, она каждому наложила по полной тарелке картошки. Побывали мы у наших дебреценских знакомых Гачаи, которые рассказали о событиях последних месяцев, о своих злоключениях.

17 ДЕКАБРЯ. Сегодня день рождения моего дорогого отца. Где-то он сейчас вместе с детьми? Между нами теперь проходит граница двух миров…

Я встретилась с Евой Вашари (с младшей сестрой мэра Дебрецена, а потом министра в одном из коалиционных правительств). Она рассказала мне, что целых 78 часов была замурована в одном подвале. Потом ей пришлось изображать юношу и дряхлую старуху.

18 ДЕКАБРЯ (понедельник). Эрнё утром был на богослужении в оратории[54]54
  Один из залов Дебреценского кафедрального собора, где 21–22 декабря 1944 года состоялось заседание Временного Национального собрания Венгрии.


[Закрыть] по случаю начала нового учебного года в школах, там же он разговаривал с учителями. Встретил Эрнё и Юци Юхас (эта женщина отдала свою пишущую машинку вновь создаваемому министерству обороны Венгрии). Юци пришла к нам в гости после обеда. Она повторяла, что на нее сильное впечатление произвели слова Эрнё, с которыми он обращался утром к учителям. Его речь была первым лучом надежды за долгие недели безысходности. Он вернул, по ее словам, веру в будущее венгерского народа, она вновь обрела способность улыбаться и верить в завтрашний день. Вот только бы еще и муж ее вернулся домой… Вскоре он действительно возвратился с фронта.

19 ДЕКАБРЯ (вторник). Итак, у венгерской армии, кажется, будут пишущие машинки. Одну машинку дала нам Юци Юхас, вторую принесла Эмилия Ц., а еще две мне обещали дать знакомые. Правда, машинки старые, с множеством дефектов и неисправностей…

Я встретилась еще с Катинкой Фазекаш (когда-то она учила мою мать). Катинка Фазекаш тоже восторженно отзывалась об Эрнё. Сказала, что ей очень понравились его трезвые, умные слова, которые так резко отличаются от разного рода экстремистских выступлений и шатаний из стороны в сторону…

В холле «Золотого быка» (гостиница в Дебрецене) началось священнодействие, окрашенное в цвета национального стяга. Повсюду трехцветие: красно-бело-зеленые повязки, флаги… Приятно, что в городе, который пока еще лежит в развалинах, медленно, но верно начинает налаживаться жизнь. Искореженные трамваи оттаскивают с путей в мастерские, на рыночной улице заменили четыре дуговые лампы, в магазинах проводится учет, убирают помещения, распродают оставшиеся товары, повсюду чинят крыши, все больше людей осмеливаются выходить на улицы. Я видела нескольких женщин в кокетливых шляпках.

Вечером Геза Телеки прибыл из города Печа с депутатами. Целая армия отцов нации копошилась в ресторане. Что за чудаки, они по одному приходили поглазеть на Белу Миклоша.

Один депутат, бывший подполковник в штатском костюме, подошел к нашему столу и сообщил, что город Сегед обязан ему своим существованием, он создал там политическую партию, насчитывающую тысячу членов, чувствовалось, что он мнит себя великим человеком. Ему все время не сиделось на месте, вскоре он подкатил и к Аладару, и к «железному папе» (Яношу Вё-рёшу).

20 ДЕКАБРЯ (среда). Я в привычное время спустилась позавтракать, но ко мше подошел метрдотель и, чрезвычайно вежливо извинившись, попросил не сердиться и пересесть в «белый» салон для сановников и знаменитостей, потому что в этом зале предполагается кормить господ депутатов. Он извинялся раза три, утверждая, что там для нас будет организовано более подобающее нашему положению питание, а господ депутатов будут обслуживать по армейским нормам. Итак, господа депутаты нового парламента Венгрии в конце 1944 года от рождества Христова были поставлены в Дебрецене на армейское довольствие! Я привела в смятение метрдотеля, спросив, как, по его мнению, все это сочетается с высокими принципами, которые будут провозглашены на заседании Временного Национального собрания. Он, продолжая извиняться, лепетал, что это не от него зависит, наверное, просто не хватает продовольствия, чтобы всех накормить одинаково и досыта.

Утром мы снова прошлись по городу и увидели, как он готовится к созыву Национального собрания.

Повсюду национальные флаги, приготовлено много красных ковров, елочных веток, которыми украшены портреты Ракоци и Кошута. На улицах везде репродукторы, пока их только пробуют, поэтому они хрипят, причем в одном месте слышится фронтовая песенка, а в другом кто-то просто считает, но об этом сквозь хрип едва можно догадаться. Кажется, дело все-таки пойдет!

Город купается в море стягов. С помощью длиннющей пожарной лестницы советские солдаты снимают с фронтона гостиницы «Золотой бык» большое красное полотнище, чтобы водрузить венгерский национальный флаг. Теперь повсюду выставлены портреты, развешаны плакаты, транспаранты, всюду красно-бело-зеленые флаги. Множество самых различных портретов Кошута, Ракоци и Петёфи в обрамлении хвойных веток. На каждом шагу видны карикатуры на Гитлера. Я видела плакат, на котором был изображен огромный паук со свастикой на спине, который своей паутиной пытается оплести территорию между Тисой и Дунаем. Повсюду плакаты с надписями: «Да здравствует Временное Национальное собрание!», «Венгерский народ против немецких поработителей!», «Смерть фашистским собакам!»

К вечеру прибыл Фараго. Мы ходили его поприветствовать и осведомиться, как поживают его овцы, ведь он ездил в Кечкемет вербовать добровольцев для работы в своем поместье. «Избиратели есть, а вот овец-то как раз и нет!» – заметил Фараго… Правда, его библиотека, насчитывающая 2 тысячи томов, не пострадала. А потом ему удалось обеспечить охрану из советских солдат.

Народная газета писала, что немцы на Западном фронте начали наступление. Им удалось добиться определенных успехов, в Бельгии они продвинулись на 40 километров. По сообщениям из Лондона, отступление союзников происходит организованно. Для нас это довольно неприятная новость, потому что вполне возможно представить, как там (в еще не освобожденных частях страны), захлебываясь, кричат немцы о своих победах, и хотя, разумеется, не совсем, но до какой-то степени она может повлиять на здешних людей, именно тогда, когда в Дебрецеие создается новое правительство демократической Венгрии. Правда, для наступления на западе немцы, вероятно, сняли несколько дивизий на востоке, что, конечно, будет способствовать ускорению полного освобождения нашей страны.

21 ДЕКАБРЯ (четверг). В десять часов утра открылось заседание Временного Национального собрания, оно началось с непродолжительного богослужения епископа Ревеса. Потом все разошлись, а собственно заседание возобновилось уже после обеда, в два часа дня.

На послеобеденное заседание явились все члены временного парламента (как видно, богослужение не все депутаты сочли для себя обязательным, и отцов нации утром было явно маловато). Заседание началось под председательством Вашвари. После небольшой вступительной речи он предложил, чтобы собрание избрало председателя, двух его заместителей и секретаря. В председатели он выдвинул кандидатуру юриста Белу Сентпетери Куна. Тут же раздались крики: «Принимаем!», «Не принимаем!», «Нам не нужен старый реакционер!», «Шандора Юхаса Надя – в председатели!» Крики, возгласы негодования, и сразу же несколько человек попросили слова. Один молодой человек, внешне вполне интеллигентного вида, поднялся из второго ряда и заявил: заседание Национального собрания не место для сведения счетов; он считает, что воля народа здесь должна выражаться единодушно, и поэтому предлагает единогласно избрать председателем Шандора Юхаса Надя. Насколько ему известно, по состоянию здоровья престарелый Бела Сентпетери Кун вообще не прибыл на заседание… На это из задних рядов послышался слабенький голосок: «Я здесь, но из-за преклонного возраста прошу высокочтимое собрание мою кандидатуру более не рассматривать».

На трибуну поднялся Шандор Юхас Надь и попросил Временное Национальное собрание, чтобы председателем, как и намечалось, все-таки стал Бела Сентпетери Кун. (Вновь крики: «Верно! Ура!», «Не нужен нам дряхлый реакционер!») После этого вскочил болезненного вида пожилой мужчина с длинными седыми патлами, в поношенном сером костюме и с манерами опытного демагога. Одной рукой он опирался о спинку, а второй – энергично жестикулировал. Говорить плавно и красиво он, правда, не умел, но смысл отрывисто вылетающих из его рта слов сводился к тому, что такие реакционные фигуры, как Бела Сентпетери Кун, вообще не должны появляться на свет божий.

Вашвари предложил пятиминутный перерыв, во время которого Бела Сентпетери Кун отправился восвояси, а разбушевавшихся депутатов удалось утихомирить.

А дальше все пошло как по маслу. Предложили новую кандидатуру, и все проголосовали за Белу Жеденьи, преподавателя Мишкольцкой академии права, который стал председателем Временного Национального собрания, его заместителями выбрали Шандора Юхаса Надя и профессора Шанту (впоследствии лауреат премии имени Кошута, известный нейрохирург). Жеденьи вначале очень волновался, но потом успокоился, вошел в роль…

Священник Иштван Балог Покхашу предложил, чтобы Временное Национальное собрание приняло обращение, которое бы заканчивалось словами: «Да здравствует сильная, независимая, демократическая Венгрия!»

Потом начались прения. Были, разумеется, удачные выступления, были маловыразительные, большинство делегатов говорили о земельной реформе, о переделе земли. Бурными возгласами собравшиеся приветствовали победоносную Красную Армию. Многие депутаты упоенно требовали вздернуть Гитлера и Салаши, если такая возможность представится. Прозвучало предложение и об организации новой венгерской армии, которая должна принять участие в военных действиях против немцев (Бела Миклош)… Большинство выступавших поддержали идею об обращении к венгерскому народу, и оно было единогласно принято. На этом первый день работы Временного Национального собрания закончился. Завтра оно продолжит свою работу.

После ужина к нашему столику подошел доктор Эр-дёш, депутат от партии мелких хозяев. Эрнё рассказал ему о нашем путешествии в Москву и о миссии, которая тогда была на него возложена, о вновь создаваемом правительстве, высказал свои соображения по поводу его состава. Эрнё подчеркнул, что это правительство временное и что после освобождения Будапешта его следует реорганизовать или сформировать новое. Эрнё сказал, что согласен с мнением Тилди о том, что ни в коем случае нельзя препятствовать созданию Временного правительства, затягивать этот процесс, наоборот, надо всемерно поддерживать идею формирования Временного правительства. В результате этого разговора Эрдёш вскоре согласился принять пост государственного секретаря, от которого прежде отказывался…

22 ДЕКАБРЯ (пятница), город Сарваш. К сожалению, нам больше не суждено было наблюдать за работой Временного Национального собрания и формированием правительства. Утром к нам постучал небольшого роста младший лейтенант-переводчик и передал, что «господина майора хочет видеть генерал Сусайков». Он попросил нас побыстрее собраться и отправиться к генералу. Оказалось, что и Йошку Терека тоже подняли с постели. Я быстро оделась и отправилась в ресторан в надежде потом все-таки попасть на заседание парламента. Однако моим планам не суждено было осуществиться: за завтраком ко мне подошел младший лейтенант-переводчик и сказал, что звонил господин майор и предупредил, что будет отсутствовать несколько дней, и поэтому просил собрать самое необходимое и привезти ему. Я даже осмелилась спросить, нельзя ли это сделать после заседания Национального собрания, на которое мне так хотелось попасть, но он ответил отрицательно, начал торопить, «потому что господин майор и его друзья вскоре выезжают на фронт». Я собрала самые необходимые вещи для нас с Эрнё и для Йошки Терека, и тоже села в автомобиль. Через Хайдусобос-ло – Пюшпкладань – Кишуйсаллаш – Мезётур мы приехали в Сарваш. Здесь, вволю насидевшись, находившись по городку, после длительных расспросов я наконец набрела на двух грустных венгров. Они поначалу глазам своим не поверили, увидев меня с багажом. Между взрывами смеха мы еще ухитрялись обмениваться впечатлениями о происходящем, наш черный юмор основывался на том, что нас увезли из Дебрецена в самый неподходящий день, во время создания Временного правительства. На голову «железного папы» свалилась масса проклятий после того, как я сообщила мужчинам о том, что генерал знал о предполагаемой поездке еще вчера вечером от Григорьева…

Вечером за нами пришел капитан-переводчик, говоривший по-немецки, и какой-то майор с мрачным лицом. Меня тут же отправили в соседнюю комнату, где в это время ужинало пять новобранцев. Что и говорить, это были не самые веселые полтора часа в моей жизни, к тому же я плохо себя чувствовала; видно, меня сильно укачало в автомобиле. В это время у Эрнё почему-то выспрашивали, зачем он перешел линию фронта, что делал в это время, с кем из политических деятелей встречался он после возвращения на родину, где, когда и т. д. и т. п. Особенно подробно отца расспрашивали о Тилди и близких к нему людях. Вероятно, наша поездка носит политический характер.

23 ДЕКАБРЯ (суббота). Утром ко мне из соседнего дома пришел Йошка, и мы целый день проскучали. На завтрак, обед и ужин ели курятину.

После обеда мы пошли осмотреть жилище Йошки, и я решила, что мы тоже туда переселимся. Ведь в доме, где нам пришлось до сих пор ютиться, была ветхая, готовая вот-вот развалиться кровать без подушек, одеяла и простынь.

В доме, в котором поселился Йошка, жили супруги-железнодорожники, пенсионеры. Эти добрые старики были счастливы, что мы остановились у них в доме, они старались предвосхитить каждое наше желание и были рады, что им представился случай ухаживать за венгерскими военными.

24 ДЕКАБРЯ (воскресенье). На сегодня мы запланировали «бунт». Мы потребовали у переводчика, чтобы нас немедленно отправили к генералу Сусайкову, ведь Эрнё не отдыхать сюда приехал, ведь ему сказали, что он нужен генералу. Ему бы хотелось знать, что хочет генерал Сусайков.

Вскоре к нам пришел, но, разумеется, не генерал, а мрачный майор и капитан-переводчик, говоривший по-немецки.

Итак, рождественский вечер мы провели в Сарваше. Мы вспоминали близких, родных, отчий дом, пили водку, привезенную из Москвы, выпили за то, чтобы провести следующее рождество в мирных, более спокойных условиях.

25 ДЕКАБРЯ (понедельник, рождество). Сегодня была моя очередь бунтовать, я вызвала переводчика и попросила его организовать автомобиль, чтобы вернуться в Дебрецен. Мол, хочу поехать туда за своими вещами, которые мне просто необходимы, ведь я не знала, что мы так долго пробудем здесь, и я, между прочим, не готова… И еще я добавила, что, если не будет автомобиля, я пойду пешком…

Автомобиль мне, конечно, не дали, но снова появился тот самый майор, который вместе с переводчиком допрашивал отца. Нас с Йошкой опять попросили из комнаты. Эрнё снова задавали многочисленные вопросы, потом капитан с майором удалились, сообщив, что еще сегодня произойдут важные события…

Действительно, вскоре они вернулись и попросили нас упаковать вещи… Нас усадили в два автомобиля, и мы помчались в Кунсентмартон. Пока в нашем новом «жилище» топили печку, мы нанесли визит на соседний венгерский «хутор», где встретили Миклоша Дайку и старшего лейтенанта Хомоннаи. Обнялись, обменялись новостями, впечатлениями, выпили по бокалу вина, потом настала пора прощаться, чтобы как следует подготовиться к завтрашнему дню. Мы уже знали: завтра или послезавтра нас перебросят поближе к Будапешту, и после освобождения венгерской столицы мы попадем туда одними из первых.

31 ДЕКАБРЯ (воскресенье, Новый год). Как видно, Будапешту все-таки придется вынести всю тяжесть напряженных уличных боев. Немцы убили двух советских парламентеров. Ближайшие дни для фашистов будут страшными, и я не хотела бы быть в шкуре гнусного подлеца Салаши…»

Глава одиннадцатая
НАСТОРОЖЕННАЯ ВЕСНА

ОТЕЦ ВСПОМИНАЕТ: – Нас повезли из Дебрецена и доставили вначале в Ясапати, а потом – в Ракошсентмихай. Тут размещались органы спецпропаганды фронта. Я чувствовал себя ангажированным бойцом Венгерского фронта, представителем движения Сопротивления военных. Я ставил перед собой две задачи: внести посильный вклад в то, чтобы Будапешт как можно меньше пострадал от затяжных уличных боев, попытаться добиться перехода максимально большего количества венгерских солдат на нашу сторону. Мы бы переправляли их в Дебрецен, чтобы там начать формирование новой венгерской армии.

Для понимания последовавших за этим событий необходимо подчеркнуть, что 31 декабря 1944 года стало своего рода поворотной датой во взаимоотношениях, или, точнее говоря, в истории взаимоотношений советского командования с представителями венгерской армии. Жестокое убийство немцами советских парламентеров – капитанов Остапенко и Штеймеца – вызвало среди советских офицеров вполне законное возмущение. Этот подлый, отвратительный поступок свидетельствовал о том, что немцы и нилашисты, окруженные в Будапеште, будут сражаться до последнего, что пример Сталинграда их ничему не научил. Этот акт невиданного вандализма говорил: немцы готовы обречь на гибель десятки тысяч людей, лишь бы на несколько недель задержать продвижение Красной Армии.

В конце декабря я выполнял задания пропагандистского характера. Ведь в Будапеште мало кто знал о том, что на освобожденной территории формируется новое правительство демократической Венгрии, организуется новая армия, что за освобождением от немецкой оккупации вовсе не последует длительный период управления страной советской военной администрацией, а как раз наоборот: желание стран антигитлеровской коалиции, и прежде всего Советского Союза, состоит в том, чтобы на территории освобожденных стран как можно быстрее образовались бы правительства, по-настоящему отражающие волю и желания народных масс.

Если в городе существует сильная организация Сопротивления военных, для нее этот акт должен был бы послужить сигналом к восстанию. Но вскоре выяснилось, что ни о каком восстании не может быть и речи. Все чаще перебегавшие на нашу сторону солдаты по-прежнему ничего не знали о ведущейся подготовке восстания.

(Из-за того, что немцы взорвали мосты через Дунай, перебежчики были в основном из частей, расквартированных в Пеште…) И опять приходилось ссылаться на старые аргументы, что я и делал. В Будапеште в это время находилось довольно много высокопоставленных офицеров, с которыми я был хорошо знаком. Я посылал им письма личного характера, в которых призывал к переходу на сторону Красной Армии.

ПИСЬМО ВИТЯЗЮ ГОСПОДИНУ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ ИШТВАНУ КУРДИЦИ, БУДАПЕШТ: «Господин генерал-майор! По приказу министра обороны Венгрии генерал-полковника Яноша Вёрёша, как венгерский офицер связи при командовании советских войск, окруживших Будапешт, имею честь сообщить следующее.

В самые ближайшие дни Временное Национальное правительство Венгрии подпишет окончательное соглашение со странами антигитлеровской коалиции о перемирии. Нашей стране будет обеспечено независимое существование. После освобождения Будапешта венгерское правительство переедет в столицу… Господин генерал-майор может служить в новой венгерской армии при условий, что он предпримет необходимые шаги, дабы сократить бессмысленное кровопролитие, страдания народа и разрушение нашей столицы…

Господин генерал-майор, Ваши задачи:

немедленно открыть фронт на своем участке;

на местах организовать боеспособные части войск внутренней охраны, которые поддерживали бы в Будапеште порядок;

пресекать все попытки затянуть освобождение Будапешта.

Напоминая Вам, господин генерал, о тех сердечных отношениях, которые были между нами, преподавателем и слушателем Академии генерального штаба, я еще раз прошу Вас, господин генерал-майор, не поддерживать безумные действия Салаши и его приспешников, которые могут привести к гибели нашей родины.

Штаб-квартира, 4 января 1945 года».

Я писал письма, призывы, тщательно их формулировал, представители советского командования внимательно просматривали их, вносили кое-какие коррективы. Советское командование хотело, чтобы перебежчики переходили линию фронта не по одному, не по два, а целыми подразделениями, вместе с офицерами и командирами. (Позднее подобные случаи имели место.) Но в начале января это было еще, пожалуй, невозможно. Немцы безжалостно расправлялись со всеми, кто пытался организовать подобную акцию.

В призыве от 4 января я упоминал о подписании окончательного соглашения о перемирии. Янош Вёрёш в качестве министра обороны подписал его в Москве лишь 20 января, хотя выехал он туда на поезде 28 декабря.

Я думаю, что три обстоятельства: недоверие к нам, вызванное убийством советских парламентеров, переход венгров на сторону Красной Армии неорганизованно, поодиночке, а также затяжка подписания соглашения о перемирии, вероятно, и были причиной того, что всех, кто откликался на подобные призывы, советское командование направляло не в Дебрецен на переформирование, а в лагеря для военнопленных.

Теперь представь мое положение. По радио несколько раз в день звучал мой призыв: переходите к нам, у нас есть новое венгерское правительство, новая армия, переходите к нам с оружием в руках, целыми частями и подразделениями… А переходят поодиночке. Я вижу, как на центральной площади Ракошсентмихайеи их разоружают. В моих глазах перебежчики – потенциальные солдаты новой, антифашистской, демократической армии, а в глазах советского военного командования они, увы, только военнопленные. Разумеется, я тогда весьма наивно и идеалистически представлял себе ход событий.

Я пытался отстаивать свою точку зрения, однако особых результатов не добился. В конце концов я взбунтовался. Это произошло 11 января 1945 года. Теперь я сознаю, насколько был не прав. Меня вежливо, молча выслушали, но ответили, что таков приказ вышестоящего командования. Оно, мол, рассчитывало на переход на свою сторону целых подразделений, а не перебежчиков-одиночек, о которых нельзя с уверенностью утверждать, что они не какие-нибудь тайные нилашисты… Мне дали ясно понять: если меня не устраивает работа, которой я сейчас занимаюсь, они попытаются найти для меня нечто иное.

Сейчас я понимаю, что тогда переоценил свою роль. Я мог задавать вопросы, предлагать, но уж никак не имел права укорять, упрекать, предъявлять какие-то претензии. Ведь они не обязаны были верить на слово, что я руководствуюсь честными и добрыми намерениями.

На следующий день мне объявили, что я возвращаюсь в Дебрецен. На январском жгучем морозе я трясся в грузовике до Ясапати, там мы захватили маму, а к полудню были уже в Сольноке.

Вспоминается эпизод, происшедший в пути. По дороге в кузов нашего грузовика влезли двое мужчин, один в форме полковника венгерской армии, второй в форме майора. Таким образом, в кузове нас было пятеро: твоя мама, полковник, два майора и старший лейтенант – летчик Йошка Терек. Мы поздоровались с нашими попутчиками, они едва ответили нам. Вскоре мы поняли, что эта форма – маскировка для выполнения возложенного на них задания. Они забились в один угол кузова, мы – в другой и всю оставшуюся дорогу промолчали.

В Дебрецене в городской комендатуре выяснилось, когда после телефонного звонка коменданта туда явился Эрнё Гере, что один из этих мужчин – Шандор Ногради, а второй – Андраш Темпе, прославленные руководители венгерских партизан. Выполнив очередное задание, они добирались до Дебрецена, чтобы предложить свои услуги Временному правительству. Понятно, что они с недоверием отнеслись к нам, а мы – к ним.

В Дебрецен мы приехали, когда уже начало смеркаться, и поступили в распоряжение коменданта-подполковника. Приняли нас довольно сухо. За руководителями партизан прибыл Эрнё Гере, и комендант передал их в распоряжение коммунистической партии. Нам же было предписано явиться для прохождения службы во вновь создаваемое министерство обороны.

Естественно, что в те дни большинство министерств Временного правительства существовало только на бумаге, у них не было ни необходимого инвентаря, ни помещения, ни множества самых нужных вещей. Ведь созвать Временное Национальное собрание удалось только благодаря помощи Красной Армии, предоставившей в распоряжение венгерских «властей» автомобили. Именно на «их и прибыли в Дебрецен «отцы нации» из Мишкольца, Сегеда и других мест.

Я как следует выспался и утром следующего дня отправился в город, чтобы отыскать министерство обороны. После долгих расспросов я наконец в административном здании, расположенном поблизости от театра имени М. Чоконаи, обнаружил министерство обороны. В конце длинного коридора оно занимало три комнаты. К двери одной из них был прикреплен лист бумаги с надписью: «Министерство обороны». Работал в нем один-единственный офицер, бывший полковник генерального штаба, начальник штаба 1-й венгерской армии – Кальман Кери. Конечно, мы очень обрадовались, встретив друг друга при таких неожиданных обстоятельствах.

Кальман Кери тут же проинформировал меня о том, что министр обороны Янош Вёрёш отбыл в Москву на подписание окончательного проекта договора о перемирии, что его временно замещает министр продовольствия и снабжения Габор Фараго.

Таким образом, мы оказались первыми солдатами новой армии. Это были те, кто попал в Дебрецен, побывав в Москве: Кальман Кери; капитан Тибор Вёрёш, взятый нами с собой при перелете через линию фронта; старший лейтенант, летчик Йожеф Терек; полковник Отто Хатцеги (Хатц), перелетевший незадолго до нас в расположение Красной Армии, а также подполковник Кевари, оставшийся в Дебрецене и сразу же предложивший свои услуги Временному правительству…

Начиная с 13 января 1945 года мы с Кери в течение трех-четырех дней, по существу, вдвоем «ютились» в тех трех комнатах, которые занимало министерство обороны. Мы практически жили там, потому что работать нам приходилось по 14–16 часов в сутки, домой же ходили только мыться и спать.

Прежде всего мы вместе с Кери детально обсудили создавшееся положение и пришли к выводу, что к тому времени, когда министр вернется на родину, необходимо определить основы деятельности новой демократической армии. Во-первых, к моменту прибытия новых сотрудников подготовить для них поле деятельности. Во-вторых, мы решили продумать и наметить, на каких организационных, материальных и кадровых условиях будет создаваться новая венгерская армия, наличие которой предусматривается окончательным вариантом перемирия между Венгрией и странами антигитлеровской коалиции. Необходимо было также наметить принципиальные изменения в уставе новой армии по сравнению с ее предшественницей, старой венгерской «королевской» армией. Мы хотели показать, что новая армия не наследует традиции и порядки старой, что между ними принципиальное отличие, хотя на первых порах большинство ее военнослужащих будут составлять солдаты старой армии. Это была не такая простая задача, причем решали мы ее на первых порах без помощи и указаний со стороны вышестоящего командования или представителей политических партий. Нам очень помогла твоя мама, она печатала необходимые бумаги (на одолженной пишущей машинке), а от наших родственников мы притащили шкаф, потому что в «министерстве» не было никакой мебели.

К 16 января мы подготовили предложение на двадцати страницах под № 20030. Широкую известность получили «Предложения Венгерской коммунистической партии и Социал-демократической партии Венгрии по организации новой венгерской армии». Эти предложения были написаны на 15 страницах, и все главные положения основаны на нашем проекте. Новейшие исторические работы в этой области подтвердили: речь идет не о случайном совпадении. Действительно, проект двух левых партий базировался на наших разработках, на проекте № 20030. Я хочу процитировать этот документ…

«При создании новой венгерской армии необходимо учитывать два основополагающих момента:

1. Следует незамедлительно сформировать и отправить на фронт против войск гитлеровской Германии армию из восьми дивизий.

2. Необходимость разработки задач по формированию и совершенствованию армии в послевоенный период.