Текст книги "Перстень с печаткой"

Автор книги: Андраш Беркеши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

4

Тибор Хельмеци каждый день от четырех до шести пополудни пишет свои репортажи в кафе «Нью-Йорк». Там у него и столик абонирован – у окна, выходящего на улицу Дохань.

План Шавоша сводился к следующему. Кальману предстояло сесть к этому столику, а когда появится Хельмеци, сообщить ему пароль и дать понять, что он, Кальман, будет верхним звеном связи. Далее в общих чертах рассказать, что готовится крупная операция, но конкретно ничего не говорить. Нельзя давать и своего адреса. Один из агентов Шавоша будет наблюдать за Хельмеци, который, если он действительно предатель, непременно позвонит своему шефу и попросит его установить слежку за Гарри Кэмпбелом.

План этот Кальману не понравился. А вдруг у Хельмеци в кафе будет свой человек? Что тогда делать? Кальману казалось, что продуманы не все детали. Ему надо предпринять что-то другое.

С Марианной он встретился в саду.

– Я должен пойти в город, – сказал Кальман.

Она взяла его за руку, глаза у нее сразу стали темными.

– Я боюсь за тебя и пойду с тобой.

– Это невозможно. Но уж если ты хочешь мне помочь, то есть и для тебя дело. – Она подняла на него вопрошающий взгляд. – Отправь меня в город за чем-нибудь, да так, чтобы тетушка Рози слышала это. Скажем, к одному из твоих знакомых…

– Ты все же не веришь ей?

– Я верю только себе и тебе. Ты сегодня не собираешься уходить из дому?

– В два часа я должна проводить отца на вокзал, к трем иду в университет. Возможно, сюда не вернусь.

– Останешься ночевать на городской квартире?

– Вероятно. Сама еще не знаю. Кончишь свои дела – приходи туда. Ты ведь еще не был у меня.

– Это было бы чудесно. Но нужно придумать какой-то повод, чтобы объяснить мое отсутствие дома…

В кухне их было трое: Кальман ел, Илонка, сидя напротив, пила кофе с молоком, Рози у плиты поджаривала ломтики хлеба. По радио передавали последние известия, а Рози разглагольствовала о верности женщин-солдаток. Кальман знал, что ее речь была адресована только Илонке. Дело в том, что жених молоденькой служанки воевал на Восточном фронте, а она, видите ли, заглядывалась на Кальмана.

Илонка хотела ответить что-то, но тут вошла Марианна.

– У меня к вам дело, Пали, – сказала она, подойдя к Кальману. – Хочу просить вас сделать для меня одну любезность.

Кальман вытер губы и встал.

– Я вас слушаю, барышня.

– Одна моя знакомая попросила у меня почитать редкую, ценную книгу. Это уникальное издание, и я не решаюсь отправить книгу почтой. Отвезите ее моей подруге.

– Хорошо. Но куда?

– В Цеглед. Вы еще успеете на поезд, который отправляется в одиннадцать тридцать. А завтра утром вернетесь…

Кальман несколько раз обошел здание кафе «Нью-Йорк». Осмотрел входы и выходы, внимательно присматривался ко всем мелочам. Совсем так, как этому учили на курсах разведчиков. «Обеспечение отхода есть вопрос жизненной важности». Потом вошел в кафе. Быстрым взглядом окинул помещение, поднялся на галерею и занял место у такого столика, чтобы видеть весь зал. Затем выпил бутылку пива и стал разглядывать публику. Вдруг он решил изменить план дяди Игнаца. Поспешно расплатившись, он вышел на улицу и поехал в Буду. Переехав мост Маргит, спрыгнул с трамвая и быстро пошел по набережной Дуная. Дойдя до площади Деже Силади, он замедлил шаги и тут еще раз продумал свой план действий. Потом решительно вошел в одну из табачных лавок на улице Фе, купил сигарет и жетон для телефона-автомата. После чего позвонил Марианне.

– Я хочу вместе с тобой пойти в твою квартиру.

Войдя в квартиру, Кальман был восхищен. Простая, но со вкусом подобранная обстановка создавала какой-то особый уют: широкая тахта, книжный шкаф из светлого полированного дуба, низкий столик и легкие кресла.

– Что случилось, Кальман? – спросила она.

– Потом я тебе все объясню. А сейчас ты поможешь мне?

– Конечно.

– Только ни о чем не спрашивай.

– Говори, что делать.

– Видишь окно напротив?

– В котором цветы?

– Да. Тебе надо узнать, кто живет в той квартире.

– Сейчас?

– Было бы неплохо.

– Ты, конечно, подождешь здесь?

– Да. Постой-ка! Как ты хочешь это сделать?

– Это уж не твоя забота.

Когда за Марианной захлопнулась дверь, он стал опять смотреть в окно. Вот она вышла из подъезда. Она казалась маленькой и хрупкой. Остановилась у края тротуара, посмотрела по сторонам и уверенным шагом перешла улицу. Не взглянув вверх, скрылась в доме.

Девушка возвратилась домой через полчаса.

– Удалось что-нибудь узнать? – спросил он.

Марианна опустилась на край тахты.

– Немногое, но, думаю, тебе пригодится. – Она закурила. – Хозяин квартиры – некто Вазул Гемери. Дипломат. Первый секретарь посольства. В настоящее время служит в Анкаре. В квартире сейчас живет его мать, госпожа Гемери, урожденная Эльвира Дюнтцендорфер, с глухой экономкой. Квартира из пяти комнат. Окна трех комнат выходят на улицу Фе, а двух – во двор. Фрау Эльвира почти не говорит по-венгерски. Собирается возвращаться в Германию. «Адольф Гитлер, дочка, – говорит, – посланник божий». Разумеется, по-немецки сказала. Что тебя еще интересует?

– Превосходно, – ответил Кальман. – Как тебе удалось столько узнать?

– Очень просто. – Марианна сделала затяжку и озорно рассмеялась. – Я позвонила. Когда мне открыли дверь, я предъявила студенческую зачетку и сказала, что пришла по поручению Христианского союза женщин-патриоток.

– Неужто есть и такая организация? – удивился Кальман.

– Понятия не имею. Но название что надо! Когда я заметила, что хозяйка с акцентом говорит по-венгерски, я перешла на немецкий. У той лицо так и засияло. Затем я обстоятельно объяснила ей, что по призыву Христианского союза студентки, настроенные патриотически и прогермански, производят социографические исследования. Мы, говорю, опрашиваем людей, слушают ли они по радио концерты по заявкам, находят ли программы этих концертов достаточно патриотическими, ну и дальше в таком же роде. Тем временем я спокойно осмотрелась вокруг. Потом начала хвалить ее вязаные салфетки, дешевые базарные картинки и вообще всю квартиру. В конце концов она уже души во мне не чаяла. Едва отпустила. На прощание я ей: «Хайль Гитлер» да «Целую ручку, либе муттер Эльвира» – и была такова. Сварить тебе кофе?

Кальман взглянул на часы.

– У меня уже нет времени, – ответил он и встал.

Старший лейтенант запаса Оскар Шалго, вот уже восемь лет работающий в контрразведке старшим инспектором, мягким шагом шел по плохо освещенному коридору. Мягкость и пружинистость его походки объяснялась не столько упругостью его мускулов, сколько тем, что этот сорокадвухлетний мужчина сам по себе был «мягким» и любящим комфорт. Будь это в его власти, он, по всей вероятности, завел бы в Венгрии рикш, чтобы не делать ни единого шага пешком. Несколько раз он собирался оставить службу, но начальство не отпускало его, считая старшего инспектора знатоком своего дела. А два года назад, когда отдел контрразведки по приказу свыше стал заниматься «вылавливанием» коммунистов, Оскара Шалго перевели в этот отдел. Старший инспектор не очень-то обрадовался этому. Он был влюблен в свою профессию, в классическую службу безопасности, боровшуюся со шпионами, а коммунистов он просто-напросто не считал шпионами. Частенько у него возникали споры с шефом, полковником Верешкеи, к которому он относился как к дилетанту в их деле и с методами работы которого был не согласен. Однажды он даже сказал полковнику: «Борьба против коммунистов, между прочим, отличается от обычной, классической контрразведки тем, что шпионы выполняют свою не очень-то благодарную работу без особой убежденности, за деньги, по принуждению или просто из жадности к приключениям, в то время как коммунисты борются за очень убедительную, в какой-то мере даже приемлемую идею, и их деятельность зиждется на глубоко принципиальной основе».

Итак, Оскар Шалго шел по коридору. По его лысине скользили отблески от электрических лампочек. Без стука вошел он в приемную полковника. Адъютант вежливо козырнул ему и незамедлительно доложил шефу о приходе старшего инспектора: он знал, что Шалго может входить к полковнику Верешкеи в любое время.

Левая рука шефа контрразведки безжизненно висела вдоль тела – память о первой мировой войне, худое лицо напоминало морду лисицы, длинный рот почти полностью заслонял подстриженные седые усы и маленький скошенный подбородок. Полковник уже привык к «несносным штатским замашкам» Шалго, к его небрежному приветствию: иного от него нечего было и ожидать. Приходилось терпеть, ведь полковник не мог обходиться без этого вечно сонного на вид человека. Только благодаря ему шеф и держался на этом месте.

– По вашему приказанию прибыл, – доложил Шалго сонным голосом.

– Вы мне нужны, Шалго. – Полковник ловко обрезал кончик сигары и закурил. Некоторое время он молча попыхивал сигарой, потом, выпустив струйку дыма на полированную поверхность стола, продолжал:

– Как мы и уславливались, Генрих фон Шликкен переехал со своей группой в Будапешт. Сейчас он живет в «Астории». Вы меня слушаете, Шалго?

– Да, господин полковник.

– Итак, согласно нашему плану мы назначаем вас в распоряжение майора Шликкена. Он просил именно вас. Вы, Шалго, будете осуществлять связь между нами и Шликкеном. Вы давно знаете Шликкена?

– Тридцать пять лет. В детские годы мы были друзьями. Хороший парень, не прочь повеселиться, любитель богемы. Но я не в восторге от него с тех пор, как он стал нацистом. Разрешите доложить, господин полковник?

– Слушаю вас, Шалго.

– Час назад я получил донесение от Тубы. – Он достал из кармана скомканный клочок бумаги, расправил его на своей мягкой ноге, потом, водрузив на нос старомодное пенсне, прочел: «Сегодня в первой половине дня Марианна Калди послала в Цеглед садовника Пала Шубу с уникальной книгой к какой-то своей подруге. Шуба уехал сольнокским пассажирским поездом в одиннадцать тридцать. Вернется домой завтра утром. Разговор об этом происходил на кухне. Присутствовали служанка Илона Хорват и повариха Розалия Камараш. Профессор выехал в Сегед двухчасовым скорым. Пробудет там неделю. В час дня Марианна неожиданно ушла из дому, сильно взволнованная».

Полковник покачал головой.

– Опять у вас этот идефикс. Дорогой Шалго! Коммунистов надо искать в рабочих поселках, а не среди профессоров. Калди – член-корреспондент Академии наук.

– Это ничего не значит.

– У него большое состояние…

– У Энгельса тоже было большое состояние… Господин полковник, верующие бывают и среди состоятельных людей. А марксизм – это религия…

– Давайте кончим этот спор, Шалго. Полтора года вы пытаетесь убедить меня в этой чепухе. Меня не интересуют донесения ваших агентов. Представьте мне факты, которые подтверждают, что Калди русский шпион.

– Не шпион. Он коммунист.

– Все равно, – отмахнулся полковник. – Я поверю только фактам.

– Распорядитесь прослушивать его телефонные разговоры.

– Для этого нужно разрешение господина министра. А он благосклонен к Калди.

– Давайте все же попросим разрешение у министра.

Верешкеи встал.

– Установите связь с майором Шликкеном. Разыщите Ц—76. Я хочу поговорить с ним.

– Когда вы желаете принять Ц—76?

– Завтра пополудни.

5

Кальман Борши вошел в ресторан и занял место за одним из столиков задолго до четырех. Огляделся, прикидывая, где вероятнее всего будет сидеть человек дяди Игнаца. Кальман заказал пива. Старый, шаркающий официант вернулся довольно быстро, неся бутылку и бокал на подносе. Но Кальман вдруг передумал и попросил старика принести еще и коньяк. Как только официант поставил рюмку с коньяком на столик, Кальман расплатился. Согласно плану, он должен был сесть за столик Хельмеци, но Кальман решил изменить план.

Ждать ему пришлось недолго: вскоре явился и Хельмеци. Он был весьма элегантен: в коричневом спортивном пальто, серых брюках и бежевых туфлях из замши.

Кальман подождал несколько секунд, затем одним глотком выпил коньяк, но, ставя рюмку обратно на стол, был так «неловок», что локтем смахнул со стола на пол пивную бутылку, и она, со звоном упав на пол, разлетелась вдребезги. Кальман вскочил, «в замешательстве» опрокинул стул, заикаясь, начал что-то объяснять официанту. Между тем от его взгляда не ускользнуло изумление на лице Хельмеци. Заплатив за разбитую бутылку и делая вид, что не замечает журналиста, Кальман торопливо направился к выходу. По его расчетам, если Хельмеци узнал его и если он действительно предатель, то он должен поспешить за ним следом. А поскольку ему известно, что Кальман здесь нелегально, он обязательно окликнет его. Возле вращающейся двери Кальман на мгновение остановился у огромного стенного зеркала и заглянул в него. Вид у него был, как он этого и хотел, «испуганный». Увидел он в зеркале также и то, что Хельмеци уже поднялся из-за стола и разговаривает с официантом. Кальман завернул на улицу Дохань и медленно пошел по ней, давая Хельмеци возможность нагнать его. Когда он через окно в последний раз заглянул в кафе, журналиста там уже не было. Не оборачиваясь, Кальман перешел на противоположную сторону, однако не успел он еще добраться и до угла улицы Микша, как услышал за спиной торопливые шаги.

– Гарри! – прозвучал у него за спиной взволнованный, хотя и мягкий, голос. Кальман не остановился. Стук шагов по асфальту убыстрился, и вот Хельмеци уже ухватил его за рукав. – Провались я на этом месте, – воскликнул он по-английски, – если это не Гарри Кэмпбел!

Кальман остановился и тоже по-английски взволнованно ответил:

– Ты с ума сошел! – С этими словами он повернулся и пошел дальше.

– Прости меня, Гарри, – извинился Хельмеци, – но ведь нет никакой опасности.

– Никакой, если не считать, что ты на всю улицу орешь мое имя. Иди рядом и говори по-немецки. – Пройдя еще несколько шагов рядом с Хельмеци, он сказал: – В каком книжном магазине я мог бы купить томик Мильтона?

Хельмеци неожиданно остановился.

– А какое издание вам нужно?

– Лондонское, двадцать седьмого года.

– Вы можете купить его в магазине «Виктория».

Кальман кивнул и зашагал дальше.

– Послушай, в свое время мы все подробно обсудим. Но не сейчас. Я рад тому, что ты жив, и еще больше – что тебя направили в мою группу. Нужно действовать, не теряя времени, потому что Базиль Томпсон провален.

Хельмеци побледнел, губы его задрожали.

– Разве Базиль жил в Будапеште?

– Уже много лет.

– А откуда тебе известно, что он провалился?

– От нашего человека в контрразведке. – Про себя Кальман подумал, что, если Хельмеци предатель, этим своим заявлением он посеет превеликую панику среди венгерских контрразведчиков и они лихорадочно примутся искать в своей среде несуществующего кэмпбеловского агента. – Начиная с этого момента я твой шеф, – продолжал Кальман. – Мы готовимся к грандиозной операции, и тебя ждет важное задание. Ты должен принять на связь группу, которой прежде руководил Базиль. Подробности обсудим у меня на квартире. А сам я сегодня ночью уезжаю. Ты останешься у меня на квартире и дождешься, пока туда прибудет мой заместитель. Пароль тот же. Все ясно, Монти? Между прочим, ты в безопасности, потому что Базиль не знает твоего адреса. Я сам получил его из Центра только вчера.

Тем временем они завернули на улицу Барчаи. Хельмеци остановился в нерешительности.

– Гарри, мне нужно вернуться, я забыл в кафе свой портфель. Подожди меня, я сейчас же вернусь, и мы можем пойти ко мне.

– Хорошо, отправляйся, у меня тоже есть еще кое-какие дела. Собственно, мне от тебя больше ничего не нужно. Спрячь вот эту спичечную коробку. В ней адрес моей квартиры. В семь часов вечера приходи ко мне. К этому времени я уже вернусь домой. Будь пунктуален.

Кальман подождал, пока изумленный Хельмеци не исчезнет за углом, а затем уже сам быстрым шагом и, проверяясь по всем правилам конспирации, заспешил к Марианне. Он думал о том, что, если Хельмеци предатель, он будет действовать без промедления, возможно даже попытается организовать за ним слежку, хотя это и маловероятно. Будь он, Кальман, шефом Хельмеци, он бы немедленно арестовал Кэмпбела, а в его квартире устроил бы засаду и терпеливо дожидался бы прихода туда заместителя Кэмпбела. Госпожа Эльвира, несомненно, будет неприятно удивлена, но через несколько часов или по крайней мере дней ошибка выяснится и недоразумение будет улажено.

Все обошлось хорошо, Кальман без «хвоста» добрался до дома Марианны, а когда вошел в крошечную переднюю, то даже почувствовал хороший, здоровый аппетит. Ведь у него с самого утра маковой росинки во рту не было. Марианна радостно встретила его: обняла, расцеловала. Смеясь, Кальман высвободился из объятий и спросил Марианну, найдется ли у нее хоть чего-нибудь поесть.

– Ну конечно! – хлопнула себя ладонью по лбу Марианна. – Ты же еще не обедал. Сейчас я приготовлю что-нибудь.

После обеда Кальман уселся к окну и стал внимательно наблюдать за улицей.

– Марианна, – обратился он к девушке. – Если хочешь, ты можешь помочь мне.

– Что я должна делать?

– Сядь рядом со мной, и я объясню тебе. Видишь вон того мужчину с букетом, в пальто с ворсом, что прогуливается по улице Вам?

– Того, что сейчас остановился на углу?

– Да, его!

– Ну и что? Наверное, дожидается свою девушку.

– Возможно. Так вот, не спускай с него глаз, а я буду следить за улицей Фе. Увидишь, какой сейчас разыграется спектакль.

Несколько минут спустя Марианна сообщила:

– Видно, моему подопечному очень жарко: он то и дело вытирает лоб.

– Да? – отозвался Кальман, не спуская между тем глаз с черного «мерседеса», остановившегося у дома напротив. Из машины вышли четверо мужчин в черном. – Ну, так что там с твоим подопечным? – переспросил Кальман.

– Стоит и разговаривает с каким-то приземистым мужчиной в серой шляпе… Они переходят на противоположную сторону улицы… Расходятся… Остановились и опять кого-то ждут.

– Думаю, что я угодил в самое яблочко! – заметил Кальман. – Теперь следи за парадной дверью дома напротив. Если увидишь муттер Эльвиру, тотчас же скажи об этом мне.

Мужчины в черном уже успели скрыться в парадном, когда из подошедшего серого «вандерера» выскочили еще три человека. Двое из них также вошли в дом, а третий остался на улице.

Вдруг Марианна схватила Кальмана за руку:

– Ты посмотри только!

Из парадного мужчины в черном волокли отчаянно отбивавшуюся фрау Эльвиру. Через несколько секунд она была уже в «мерседесе».

– Мы выиграли! – весело воскликнул Кальман и поцеловал руку Марианны: однако, взглянув ей в лицо и увидев ее изумленный взгляд, он пришел в замешательство. Марианна была отнюдь не весела, и она решительно не понимала, отчего арест фрау Эльвиры мог так развеселить Кальмана.

– Почему забрали эту женщину? – спросила девушка. – Что она сделала?

– Сейчас все поймешь. Мы подозревали в предательстве одного журналиста, тоже участника Сопротивления. Но нужно было проверить наши подозрения. Сегодня днем я встретился с этим типом. Он знал, что я нахожусь на нелегальном положении. Я сказал ему, что живу у фрау Гемери, но сегодня ночью покину эту квартиру. Теперь ты понимаешь? Он тотчас же известил об этом контрразведку. А муттер Эльвиру забрали, не поверив ей, что она ничего обо мне не знает. Ну, не беда, ее через несколько дней выпустят.

– Понимаю. Но разве нельзя было найти другой способ?

– Вероятно, можно было. Но в тот миг мне пришло в голову именно это решение. Рассчитавшись с подлым предателем, мы тем самым спасем жизнь многих людей. Пусть и эта дамочка принесет хоть малюсенькую жертву на алтарь нашего общего дела.

– Возможно, что ты и прав, – согласилась Марианна.

– Тогда я попрошу тебя: пойди и позвони из уличного автомата дяде Игнацу. Скажи ему, чтобы он немедленно пришел сюда.

Около десяти часов вечера приехал доктор Шавош. Кальман заметил, что он не в духе. Марианна сообразила, что она лишняя, и, сославшись на какое-то неотложное дело к привратнику, удалилась. Едва за ней захлопнулась дверь, доктор Шавош, хотя и сдерживая себя, но все же строгим, даже гневным голосом стал выговаривать Кальману:

– Почему ты не выполнил задания и бежал от Хельмеци?

Кальман знал, что человек дяди Игнаца, ведший за ним наблюдение, подробно доложил шефу все, что он видел. Кальмана задел оскорбительный, грозный тон дяди. Однако он не возражал и только с укоризной смотрел на него, высоко вздернув брови. А тот продолжал резко отчитывать его:

– Почему ты раньше не сказал, что ты трус? Зачем вообще поступал на эту опасную службу?

– Почему ты думаешь, что я не выполнил задания? – тихо спросил Кальман.

– Я все знаю.

– Твой агент дурак! – в сердцах воскликнул Кальман. – А Хельмеци предатель! – Кальман подробно рассказал обо всем происшедшем и рассчитывал, что доктор похвалит его. Но тот, нахмурив брови, буркнул:

– Немедленно отправляйся на виллу.

Кальман поднял изумленный взгляд на доктора.

– Я вернусь туда только утром.

– Нет, сейчас. Даже не дожидаясь возвращения Марианны. Одевайся и немедленно уходи!

– Я дождусь возвращения Марианны и отправлюсь на виллу только утром, – с холодным спокойствием возразил он Шавошу и уселся в кресло.

Доктор небрежным жестом провел кончиком пальца по своему высокому лбу. Потом подозрительно взглянул на Кальмана.

– У тебя что – интимные отношения с этой девушкой?

– Это мое личное дело.

– В данный момент есть только наше дело. Отвечай!

– Я люблю ее.

– Это меня как раз не интересует. Есть у тебя с нею связь?

– Уже несколько месяцев, – решительно заявил Кальман. – Но если ты вздумаешь приказать мне, чтобы я порвал с нею, я наперед заявляю тебе, что не выполню этого твоего приказа.

– Ты должен порвать с ней!

– Нет! Я дал присягу, но…

– Никаких «но», мой мальчик! Ты присягнул выполнять все мои приказы. И я не обязан объяснять тебе причины, стоящие за моими приказами. Но на этот раз я сделаю это. Марианна принимает участие в подпольном коммунистическом движении. Если она провалится, то это не повлечет за собой провала Пала Шубы, садовника. В худшем случае его допросят. Но вот Пала Шубу, ее любовника, обязательно возьмут вместе с ней. Не будь Пал Шуба агентом английской разведки, ни одной собаке не было бы до него дела. В данном же случае эта его любовная история угрожает интересам всей разведывательной службы.

Вдруг резко зазвонил телефон. Доктор сделал знак Кальману остаться на месте, а сам подошел к аппарату и снял трубку.

– Вас слушают! – сказал он в телефон странным, булькающим голосом.

Кальман ничего не понял из телефонного разговора, он только видел, что его дядя взволнован. Задумавшись, Шавош несколько раз прошелся по комнате от двери до окна, затем сказал:

– Пошли, я тебя провожу. Расскажу обо всем на улице. Нужно действовать без промедления.

На лестнице они повстречали Марианну. Кальман с кислой миной сообщил ей, что он должен немедленно вернуться на виллу, Марианна стояла, ничего не понимая.

– Завтра навести меня, – сказал ей Шавош. – Я сам тебе все объясню.

Они вышли из парадного порознь. Сначала Кальман, взявший курс на набережную Дуная, а несколько минут спустя – Шавош, сразу же завернувший на улицу Фе. Перед тем как выйти из дома, они условились встретиться возле церкви, что на площади Баттяни, – разумеется, только в том случае, если оба будут абсолютно уверены в отсутствии слежки. Если же кто-то из них обнаружит «хвост», встреча автоматически переносится на час позже, и тогда уже – у главного входа больницы Милосердия.

Однако оба они быстро пришли к выводу, что слежки за ними нет, и потому отправились прямиком на площадь Баттяни.

Несколько долгих минут они брели, не говоря друг другу ни слова, пока Шавош наконец не замедлил шаги и не взял Кальмана под руку.

– Получено сообщение из Вены, – сказал он. – Мне его только что передали по телефону. Майор Генрих фон Шликкен, эксперт Восточноевропейского отдела гестапо, прибыл в Будапешт и утром в пятницу отбывает дальше, в Афины.

– Именно это тебе и сообщили по телефону? – полюбопытствовал Кальман. Он склонил голову чуть-чуть набок, но в темноте все равно не смог разглядеть выражения лица доктора.

– Да, в том числе и это. А также и то, что с Хельмеци нужно покончить не позднее утра пятницы.

– Наконец-то хорошая весть, – воодушевился Кальман. – Но какая связь между Хельмеци и этим немецким майором?

Шавош, по-видимому, тоже продрог, потому что поднял воротник своего плаща.

– Утром в пятницу и Хельмеци собирается выехать в Афины. Это не случайно. Хотя до сих пор нам ни разу не удалось установить, что они знают друг друга лично. И все же мы находим весьма примечательным, что Шликкен всякий раз появляется в Варшаве и в Белграде именно в то время, когда Хельмеци из этих же городов посылал материал в свое Телеграфное агентство. Теперь для нас эта взаимосвязь понятна.

– Мне не жаль его, – пробормотал Кальман.

– А я, между прочим, принял решение, что это задание выполнишь ты.

Кальман от неожиданности застыл на месте.

– Как, я должен убить человека?

– Предателя! – спокойно возразил Шавош, за руку увлекая Кальмана за собой. – Врага! – И с легким укором добавил: – Кстати, на фронте, перед атакой солдаты не задают подобных вопросов.

– Там противники сходятся лицом к лицу и каждый из них вооружен.

– Хельмеци тоже вооружен.

Как ни отвратителен был Хельмеци Кальману, он не представлял себе, как это он подойдет к человеку, достанет из кармана пистолет и в упор выстрелит в него. Совсем иное дело, когда враг тоже стреляет в тебя. Тогда ты вроде как бы защищаешься.

– Это очень нужно, чтобы данное поручение выполнил именно я?

– Да, мой мальчик. И должен тебе заметить, что задание это не простое. Нужно не убить Хельмеци из-за угла, а привести в исполнение приговор. А перед этим нужно узнать, разработкой чьих дел он занят, зачем он собирается ехать в Афины и кого там должен выследить.

– И когда я должен выполнить это задание?

– Завтра, – ответил Шавош. – Завтра вечером. Пока мы идем домой, я расскажу тебе о своем замысле. Разумеется, ты можешь изменить его в зависимости от обстановки. Попробуем разыскать Домбаи. Думаю, что он согласится взяться с тобой вместе за это дело. Если он в Будапеште, мы найдем его.

– Как, разве он уже не в клинике? – спросил, немного успокоившись, Кальман. Если Шани Домбаи будет с ним, думал он, это уже-совсем другое дело.

– Я помог ему скрыться, и, думаю, мы найдем его. Вывод Хельмеци из игры не только в наших интересах, но и в интересах коммунистов. Одного Домбаи не должен знать о тебе: того, что ты учился на курсах Пи-Ай-Ди. Понял?