Текст книги "Привал странников"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Я всегда стараюсь действовать в дозволенных рамках, – противным голосом начал Смирнов, но Греков, прерывая, положил руку на его плечо:

– Ну, ну, не ершись, Саня. Я сказал, все будет в порядке, значит, все будет в порядке. По чашечке кофе? Света живо сварганит.

– Нас Роман в машине ждет, – подал голос Алик.

– То-то я смотрю: третьего мушкетера не хватает. Что ж с вами не зашел?

– Счел неудобным, Влад.

– Вот, вот, так и живем! – Греков возмущенно переменил позу: была правая нога перекинута на левую, теперь левую перекинул на правую. – Дела, спешка, суета и условности, условности табели о рангах. Поэтому теряем старые дружеские связи, видимся друг с другом только по необходимости. Когда мы с тобой, Алик, последний раз по-человечески поговорить смогли? У тебя на остоженском новоселье. Это ж года полтора тому назад. Я не ошибаюсь?

– В апреле прошлого года, – уточнил Алик.

– Ребятки, – осенило Грекова, – приезжайте ко мне на дачу в это воскресенье. Старое вспомним, посидим как следует. У меня дача на водохранилище. Да ты же, Алька, у меня там был! Я сейчас один, семья на Рижском взморье...

– Был. Три года тому назад. Спасибо за приглашение. Постараемся. Алик поднялся.

Встал и Смирнов. Греков провожал их до дверей. И у дверей его осенило второй раз:

– А что, Саня, может, вернешься на преподавательскую работу. Дурацкие и подлые наветы за Азию давно отметены. Твои же опыт, хватка, принципиальность – бесценны и очень нужны сегодня, именно сегодня. Ну, как ты, Саня?

– Я подумаю, – вежливо ответил Смирнов.

– Что ж, это твое право, – сказал Греков и сердечно пожал им руки.

В сопровождении помощника они спустились вниз.

– Ну что там? – полюбопытствовал Казарян, когда Смирнов и Алик подошли к машине, не дотерпев, пока они обоснуются в салоне. Но они не спеша устраивались, и только после этого Алик загадочно заявил:

– Нет, начальники – не чета нам, начальники – великие люди. Непримиримо конфликтующие стороны остались при своих и в то же время почему-то довольны донельзя. Если б начальников не было, все рухнуло бы в ожесточенной борьбе.

– Ты конкретно о деле можешь говорить? – рассердился Казарян.

– Могу. Во всяком случае, в ближайшее время Саньку из Москвы не вышлют.

– С паршивой овцы хоть файф-о-клок, – удовлетворенно заметил Казарян. – Куда теперь, солдаты невидимого фронта?

– Подкинь меня в редакцию, – попросил Алик. – А сами решайте, чем вечер занять.

Доставили Алика на Пушкинскую.

– Я дома буду к двенадцати, – сказал он, вылезая. – Ты доставь Саньку к этому времени.

Казарян позвонил, и они поехали за Галочкой. Влетев на переднее сиденье, она сообщила:

– Вас, Роман Суренович, на студии обыскались. Актив какой-то, на котором вы должны были выступать.

– Не до активов мне сейчас, – сказал Казарян и вдруг обиделся: – И вообще я в простое, что хочу, то и делаю. Могут не беспокоиться!

– А они уже не беспокоятся. Побеспокоились, побеспокоились и успокоились.

– Вот и слава богу, – удовлетворился Казарян.

– Что физик? – бестактно спросил Смирнов, чтобы влезть в беседу.

– А что физик? – беспечно сказала Галочка. – В связи с какой-то научной победой в лаборатории спирту нажрались, и он пришел домой в полных кусках. Сейчас спит.

– Хорошо физикам, – позавидовал Смирнов.

– Чем займем вечерок? – спросил Казарян. – Думай, Галка.

– Кататься. Хочу кататься. Чтобы из Москвы уехать, чтобы скорость, чтобы ветер. Одурела от жары, от каменных зданий.

– В Загорск давай, – предложил Смирнов. – И церкви посмотрим, и трасса отличная.

– Не надоела тебе эта дорожка? – ехидно осведомился Казарян.

– Да иди ты...

– Только чур, после Окружной я за рулем! – хищно потребовала Галочка.

– Ехать так ехать! – Казарян решительно развернулся, и они понеслись привычным путем.

Поселки, перелески, мосты. И ветер, желанный ветер. С ходу приступом взяли пригородную горку и ворвались в Загорск.

С непривычки слегка обалдели от смены темпа, когда, припарковав машину, они вышли на волю у монастыря. Неторопливо передвигались по горбатым улицам прохожие, почтительно молчаливы были иностранные туристы, дисциплинированным ручейком вливаясь в "Икарус", целеустремленно, но благолепно ходили монашки по своим божеским делам.

– Одессуе – природа, богом благословенная, ошуе – храмы рукотворные. Лепо, – перешел на церковнославянский Казарян.

В умиротворении походили по монастырю, а когда стало смеркаться около десяти – заторопились: хотели успеть поужинать в "Сказке".

– Осоловела от еды. Дремать буду, – решила Галочка и уступила руль Казаряну. Казарян вел машину без Галочкиного взвинченного азарта, уверенно, плавно, но на той же скорости. Казарян, не отрывая взгляда от дороги, одной рукой включил приемник и попал на "Рапсодию в голубом" Гершвина. Галочка с закрытыми глазами тихонько и удачно начала подмурлыкивать. Стало совсем хорошо, дальше некуда.

Доставили Галочку.

– Физику привет передавай, – сказал на прощанье Смирнов.

– Когда проспится, передам, – пообещала Галочка.

А вот и дом родной. Спустились от Остоженки и остановились у подъезда.

– Спасибо, Рома, за прекрасный вечер, – захлопнув снаружи дверцу, в окошко сказал Смирнов.

– Завтра к девяти я у вас, – ответил Казарян на невысказанный вопрос и медленно тронулся.

Смирнов стоял и смотрел, как "восьмерка" катила к набережной.

– Помогите, помогите! – призвал вдруг пронзительный женский голос, и сразу же неподдельный, звериный от дикой боли крик: – А-а-а!!!

Крик шел сверху, от пустыря на месте снесенного ветхого дома. Смирнов кинулся туда, на ходу вытаскивая пистолет. Когда он вырвался из черной ночной тени дерева, опять бог, солдатский бог отдал мгновенный приказ: падай! Одновременно с его падением раздалась резкая автоматная очередь. Мимо, мимо! Смирнов скатился с высокого тротуара в его тень на проезжую часть, тщетно стараясь вырвать запутавшийся в ремнях пистолет.

Из каменной подворотни появился человек. Он целился в Смирнова из миниатюрного автомата, целился тщательно, наверняка.

Ниоткуда на освещенной мостовой возник второй человек. Раскорячившись и держа пистолет двумя руками, он слал пулю за пулей в человека с автоматом, который на свою беду за миг до этого видел только Смирнова. Человек с автоматом опустил автомат, постоял секунду и рухнул.

От набережной на бешеной скорости неслась казаряновская машина. Человек с пистолетом помог Смирнову подняться.

– Саня, ты живой?! – проорал вырвавшийся из машины Казарян. Стоявший на слабых ногах Смирнов очнулся вдруг и заорал тоже:

– Рома, там наверху, на пустыре, только что баба была. Поймай ее! И, вытащив наконец парабеллум, протянул его Казаряну. Казарян схватил пистолет и рванулся наверх.

В окнах ближайших домов загорался свет.

Человек с автоматом лежал лицом вниз и раскинув руки. Смирнов и человек с пистолетом направились к нему. Смирнов хромал сильнее обычного.

– Вас не задело, Александр Иванович? – спросил человек с пистолетом. И только сейчас Смирнов узнал его:

– Сырцов.

– Я, Александр Иванович. Что у вас с ногой?

Смирнов с трудом согнул хромую ногу, посмотрел на ботинок. Каблук его выходного австрийского башмака был срезан, как ножом. Засмеялся нервно, пояснил:

– Кривая нога лечь вовремя не успела. Вот каблуку и досталось.

От подъезда бежал Алик. Добежал, прижал Смирнова к себе:

– Ты живой, живой, старый дурак!

Смирнов осторожно освободился от Алькиных рук и предложил Сырцову:

– Давай-ка клиента повнимательней осмотрим.

Подошли к телу вплотную, не трогая, стали рассматривать.

– А что у него за машина? – спросил Смирнов. Сырцов не успел ответить – опередил Алик:

– Укороченный "калашников". – И, оправдываясь, под удивленными взглядами Смирнова и Сырцова пояснил свою осведомленность: – Во всех американских проспектах он изображен.

– Кто ты такой? – Смирнов присел на корточки, чтобы получше рассмотреть клиента. И первое, что он увидел, была наколка на правой руке. Голубыми контурами изображенные спасательный круг и якорь. Смирнов спросил у Сырцова:

– Леонид где? Паренек по его части.

– Патрульная машина подъедет, и я его вызову.

– А ты как здесь оказался?

– У нас здесь вторые сутки пост, Александр Иванович.

– Ясненько. Ай да Махов! – Смирнов еще раз глянул на тело молодого человека без особых примет. – А стреляешь ты, Сырцов, лихо.

– Я не стрелять должен был, а взять его. Как же я его не заметил до вашего приезда!

– Ты не одного, ты по крайней мере троих не заметил.

– Как троих?

– Да так. Этого вон, сигнальщика, который его оповестил.

– Саня, – перебил его Алик. – Ромка бабу какую-то ведет.

– А третий с этой бабой был, – завершил перечисление тех, кого не заметил Сырцов, Смирнов, глядя, как сверху приближаются Казарян с бабой.

Казарян вел расхристанную зареванную не бабу – молодку, – вел, придерживая ее за плечо, чтобы не побежала куда не надо. Молодка была титяста до невозможности – того женского генотипа, в котором торжествует странная закономерность: чем больше бюст, тем стесаннее бедра. Милая эта парочка подошла. Молодка всхлипывала.

– Ты почему звала на помощь? – спросил Смирнов.

– Он попросил, – ответил молодка и зашлась икотным плачем. Смирнов терпеливо дождался, пока рыдания поутихли малость, и задал второй вопрос:

– Кто он? Рассказывай подробно.

– Леопольдом назвался. В честь меня, говорит, кота в мультяшке назвали. Он со мной в баре на Остоженке познакомился, я Лариску ждала, а он подсел.

– Где ж ты надралась? Бар-то безалкогольный.

– У него с собой было. Мы в баре посидели, посидели, а Лариски все нет. Он и говорит: пойдем, Таня, на волю, выпьем. Стакан в баре взяли и пошли. Здесь вот на лавочке устроились. Выпили, а он и говорит: "Хочу, Таня, своего приятеля проверить – смелый он или трусливый. Когда он домой будет возвращаться, ты закричишь: "Помогите, помогите!" "Если он сюда побежит, то храбрый, если не побежит, то трус". Вот я и заорала громко, как он просил.

– А взвыла так громко отчего?

– Тут взвоешь. Я крикнула два раза "помогите", а он как за сосок крутанет, крутанет! Да так больно, так больно!

– Как же он сразу так точно за сосок твой ухватился?

– А он не сразу. Он для своего удовольствия у меня за пазухой шарил.

– Контрактованная, что ли, лимитчица?

– Какая я вам лимитчица, – обиделась Таня. – Я пятый год в Москве. А он, как только меня за сосок помучил, вскочил и убежал.

И сверху, от Остоженки, и снизу, от набережной, донеслись тоскливые звуки милицейских сирен.

– Наконец-то, – облегченно сказал Сырцов.

Сверху прибыла патрульная – "газик", снизу оперативная – "Волга". Сырцов подошел к "Волге", предъявил в окошко удостоверение и громко сказал:

– Общемосковская операция. Прошу срочно соединиться с дежурным и доложить следующее: "Немедленно необходим капитан Махов. На участке старшего лейтенанта Сырцова ЧП".

В "Волге" засуетились, стали кричать в телефон. Смирнов подсказал Сырцову:

– Скажи им, чтобы пустырь сейчас же прочесали. Пусть бутылку и стакан ищут. А то вон столпились, дармоеды чертовы!

Действительно милиционеры из "газика" с интересом рассматривали труп.

– Дело есть, ребята! – бодро оповестил милиционеров Сырцов и повел их на пустырь.

Освещенные окна вокруг распахнулись: с прибытием милиции для зрителей экстраординарного происшествия безопасность была обеспечена, и зрители с комфортом приступили к основному занятию зрителей – зреть.

– А мне что сделают? – встрепенулась Таня, с надеждой глядя на Казаряна и Смирнова.

– Еще раз сосок крутить будут, – пообещал Казарян.

– Сейчас начальник большой приедет, он с тобой разберется, – успокоил ее Смирнов.

– А в тюрьму не посадят?

– Не посадят.

– Саня, из автомата по тебе стреляли? – спросил Алик, зная, что это так.

– Знаешь, он мне башмак испортил! – вспомнил Смирнов и, стоя на одной ноге, снял испорченный башмак. Смирнов стоял, как аист, а Казарян и Алик рассматривали башмак.

– Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем, и будет твой австрийский башмак как новый, – успокоил Смирнова Казарян, а Алик обеспокоился:

– Саня, где твоя палка?

– Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.

Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:

– Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.

– Бутылку и стакан нашли?

– Бутылку нашли, а стакан ищут.

– Пойдем, Саня, – поддержал Сырцова Алик.

Смирнов залег в кресло и попросил:

– Водки. Стакан. Полный.

Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.

– Худо, Саня? – осторожно спросил он.

– Хуже не бывает, – признался Смирнов. – Трясусь, как овечий хвост. Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер. Ничего себе вечерок выдался.

Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба: смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь, перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка, потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.

– Прошло, – через некоторое время признал он, откинулся в кресле ждать благодетельного удара.

– Как же ты, Рома, допустил такое? – с упреком спросил Алик.

– Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в зеркало за ним следил. – Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как это получилось. – В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда выманят.

– Не казнись, Рома. – Смирнов слегка поплыл и заговорил: – Просто они хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.

– Хорошо продумали, а в тебя промахнулись! – не ощущая кощунственности своей фразы, уличил Смирнова в неточности Алик.

– Это не они промахнулись, это я от них ушел, – высокомерно отпарировал Смирнов. – Оказывается, фронт сидит во мне и будет сидеть до конца жизни. Недаром один знакомый танкист все время приговаривал: "Болванка до моего танка пяти метров не долетела, а я, сталинский танкист, уже в кювете".

– Как ты все-таки смикитил? – осторожно спросил Казарян.

– Вот только сейчас просек: свет фонаря, освещенная площадка. Я из тьмы на нее шагнул, и вдруг понял: если выстрелит, то сейчас. Ну и рухнул как подкошенный.

– Бог за тебя, Саня, – признал это Алик.

– Солдатский бог, – уточнил Смирнов, – Алька, давай кино посмотрим, а? Но сегодня без выстрелов чтобы. Веселое что-нибудь. И еще полстакана налей.

Алик начал с последнего – принес полстакана и начал перебирать кассеты. Нашел что надо, включил телевизор, включил деку. На экране возник Париж, а затем Мулен-Руж. Пошла программа знаменитого варьете. На уютную сцену вырвался новаторски обнаженный традиционный кордебалет. И тут Казаряна пробил неудержимый смех.

– Ты что, Рома? – встревожился Алик. Указывая пальцем на экран, Казарян продолжал хохотать. – Сбрендил, что ли?

Не отрывая глаз от обнаженных французских титек, Казарян сказал, давясь:

– Их бы, как Таньку, всех разом за соски крутануть... – И уже закатился, не сдерживаясь. Тут смех напал и на Алика со Смирновым. Алик грохнулся на диван и дрыгал ногами. Смирнов никак не мог выпить полстакана.

Задребезжал дверной звонок. Не прекращая смеяться, Алик пошел открывать.

Махов вошел в комнату и остановился в растерянности. Глядя на него, троица стала утихать.

– Садись, капитан, – смог наконец предложить Смирнов. – А Сырцов где?

– Занят пока, – ответил Махов, косясь на обнаженных девиц на экране. Троица на экран не смотрела: боялись нового приступа.

– Хороший он у тебя паренек, – сказал Смирнов.

– Хороший-то хороший, а навалял.

– Ты его не дави, Леонид. Он один больше того, что сделал, сделать не мог. Для того чтобы их опередить, нужно было перекрестное наблюдение. Как у них. Должно было быть задействовано не меньше трех оперативников, порассуждал Смирнов и выпил наконец свои полстакана.

– Одного-то – на свой страх и риск, а вы – трое. – Махов не удержался, полюбопытствовал: – А что это вы такое смотрите?

– Программа французского варьете, – объяснил Алик.

– Да, – опомнился Махов. – Ни сегодня, ни завтра мы вас, Александр Иванович, беспокоить не будем. А денька через три вы уж дайте показания следователю. Договорились? Теперь насчет завтрашнего дня. Я попробую нажать, чтобы рабочие были...

– А Ларионов-то что?

– А Сергей Валентинович пока меня не вызывает. Ну и я не высовываюсь. Да, я совсем забыл про вас, товарищ Казарян. Вы ведь свидетель...

– Я, пока Смирнов в Москве, с ним одной веревочкой. Так что, Леонид, всегда к вашим услугам.

– Тогда все, – решил так и не присевший Махов и направился к дверям. Погоревал на прощанье: – С вами бы посидеть, кино посмотреть, да дел невпроворот.

Было два часа ночи. В три уехал Казарян, Смирнов и Алик легли спать.

В девять часов утра бритый и уже позавтракавший Смирнов наяривал по телефону, Махова искал. Нашел и огорчился: не получилось у Махова, рабочие могли быть только после двух. Рассказал об этом Алику. Пригорюнились.

– Чем бы заняться? – с тоской вопросил Смирнов.

– Мне к одиннадцати на пресс-конференцию, а ты отдохни. Я в полвторого буду.

– Отдохнешь тут, – проворчал Смирнов.

– Ромку дождусь и поеду потихоньку, – Алик протяжно зевнул: – Не выспался.

– Как грудного дитятю, из рук в руки меня передаете.

В десять явился Казарян.

– Прошу извинить за опоздание. Увлекся воспитательным процессом.

– Сынка драл, что ли? – бесцеремонно поинтересовался Смирнов.

– Учил, – уклончиво ответил Казарян.

– Я пойду. Буду в половине второго, – объявил Алик и удалился, приветственно вознеся руку.

– До двух – пустое время, – сообщил Смирнов Казаряну. – Что делать будем?

– Может, поспим? – мечтательно предположил Казарян.

– Да не могу я спать! – закапризничал Смирнов и вдруг вспомнил, ликуя: – Ромка, есть дело! Мои новые портки должны быть готовы к сегодняшнему дню. Вперед, за портками!

У подъезда их встретил милиционер Демидов в штатском. Он внимательными собачьими глазами осмотрел пожилую парочку и сказал:

– Здравствуйте, Александр Иванович. – А Казаряну кивнул.

– Здорово, Демидов, – без удовольствия поздоровался Смирнов. – А Сырцов где?

– Капитан отдыхать Сырцова отправил. Переживает парень. Первый раз в человека стрелял.

– Лучше было бы, если бы этот человек в меня стрелял?

– Да нет, конечно. Только вот убил.

– Пускай привыкает, раз такую профессию избрал. Поехали, Рома. – И полез в "восьмерку", где уже сидел Казарян.

– Я с вами, Александр Иванович, – твердо сказал Демидов и ухватился за дверцу автомобиля.

Не обижать же паренька. Ему приказали.

– Тогда садись, телохранитель, – согласился Смирнов и пропустил Демидова на заднее сиденье.

– Куда? – голосом танкиста осведомился Казарян.

– На Рижский рынок.

Через зеркальце Смирнов посмотрел на Демидова. Тот сидел, нахохлившись.

– Пушка-то при тебе, защитник мой любезный?

– При мне, – ответил Демидов и непроизвольно пощупал слева пестренький свой пиджачок.

– А если что, стрелять из нее будешь?

– Это смотря в кого, – понял Демидов подначку и улыбнулся.

– Давно в милиции? – спросил Казарян.

– Второй год, – ответил Демидов и, в свою очередь, спросил: – А вы в кино работаете?

– В нем, служивый, в нем.

– А Гурченко знаете?

– Гурченко тебе зачем? Не по годам вроде.

– Просто интересно. Я ее книжку прочел.

– Так что же спрашиваешь? Ты же про нее все знаешь.

– Так то – книжка. А в жизни совсем другое.

– Хорошим книжкам надо верить, – изрек глубокомысленный Казарян и вырулил на стоянку у Рижского рынка. Виртуозно втиснулся в мелкую щель и остановился.

Вениамин Беленький встретил их приветливо, но сдержанно, ибо присутствие посторонних по старой привычке настораживало его.

– Ваши джинсы, – объявил он и кинул на прилавок элегантный пакет. Сквозь прозрачный пакет Смирнов орлиным взором углядел кожаную нашлепку на кармане штанов с надписью на иностранном языке "Bell".

– "Бел", – с трудом прочитал он. – Что это значит, Веня?

– Bell – по-английски колокол, – объяснил Вениамин. – А с другой стороны, начало моей фамилии – Беленький. Знак фирмы.

– Фирма веников не вяжет, – разглядывая извлеченные из пакета джинсы, заметил Казарян.

– Может быть, хотите примерить? – предложил Веня.

– А можно? – робко спросил Смирнов, вырвавший джинсы из рук Казаряна.

– Прошу! – Вениамин широким жестом указал за угол, где к стене государственной палатки была прикреплена согнутая полукругом проволока, на которой висела тряпицей ширмочка. На земле лежал чистый половичок. Смирнов скрылся за ширмой. Оставшиеся на свободе внимательно наблюдали за его ногами: они были видны из-за не доходящей до земли тряпицы. Ноги разулись у коврика, затем встали на коврик. Вниз пали старые штаны, ноги освободились от них, и штаны исчезли. Потом была одна нога в носке. Потом вторая в штанине, и наконец стали видны обе новые штанины. За ширмой чиркнула "молния", и Смирнов явился на свет.

– Ну? – спросил он, топчась на месте, повернулся кругом.

– Высокий класс! – заорал Казарян. – Санька, едем к бабам!

– Хорошие джинсы, – одобрил Демидов.

Темно-серые джинсы и впрямь были хороши. Складные, ловко сидящие. Смирнов осмотрел себя там, где мог, подмигнул Вениамину и спросил у Демидова:

– Демидов, можно мы с Вениамином пошепчемся?

– Можно, – разрешил Демидов и покраснел.

Смирнов и Вениамин отошли к метро – там народу поменьше. Демидов зорко наблюдал за ними.

– Сколько я тебе должен? – перво-наперво спросил Смирнов.

– Как бы я хотел, чтобы это был подарок! – помечтал Веня.

– Подарка не приму.

– Да знаю я. Отстегивайте девяносто.

Отстегивая девяносто, Смирнов поинтересовался:

– Лешка у тебя не появлялся?

– Нет, после нашей с вами встречи – нет.

– А он в Москве, не знаешь?

– Вряд ли. Первый его визит в Москве – всегда ко мне.

– Спасибо, Вениамин.

– За сведения или за джинсы?

– Какие там сведения! – ответил Смирнов и еще раз осмотрел себя. Ну, будь здоров.

Он пожал Вениамину руку и махнул Казаряну и Демидову. Те подошли.

– Держи, – сказал Казарян и вручил Смирнову новый пакет со старыми штанами.

– Будьте счастливый! – Вениамин вежливо поклонился троице и поспешил к коммерческим делам.

В машине Смирнов вдруг сказал:

– Знаешь, Рома, что в последнее время приводит меня в некоторую оторопь? Бывшие мои клиенты, в свое время порядком поднатерпевшиеся от меня, искренне радуются встрече со мной. И никто из них, понимаешь, никто не напоминает мне, что я в отставке, не у дел. Уж кому, кому, а им бы порезвиться сам бог велел. Так нет. Зато бывшие мои коллеги вспоминают об этом в моем присутствии даже с каким-то сладострастием.

Такой несправедливости Демидов вытерпеть не мог и сказал с возмущением:

– Как вы так можете, Александр Иванович? В МУРе помнят вас. А у нас в отделе прям-таки преклоняются перед вами. Перед вами, как живым воплощением лучших и славных традиций московского сыска.

– Чего, чего? – Смирнов недопонял витиеватого Демидова. А Казаряна пробил смех, вроде того, что был вчера у телевизора. Отсмеялся и решил:

– Теперь ты, Саня, будешь проходить под кличкой "Живое воплощение".

– Кличка должна быть короткой и по существу, – проворчал Смирнов.

– Живое воплощение, – повторил Казарян и пришел к выводу, что: – По существу, Саня, по существу.

– Я что-то не так сказал? – робко спросил Демидов.

– Так, именно так! – энергично успокоился Казарян. – В десятку, в яблочко!

Приехали. Демидов остался у подъезда, а Смирнов и Казарян поднялись в квартиру.

– Давай, Рома, договоримся на будущее, пока милиции с нами нет, начал Смирнов, усаживаясь в кресло и лишний раз любуясь новыми джинсами. Если то, что я предполагаю, подтвердится, то у тебя будет серьезное задание. Не посвящая Махова в наши дела, я просто намекну тебе, что пора действовать.

– Ты задание излагай, – Казарян скинул башмаки и лег на диван.

– Сегодня будешь колоть бармена Дениса. Мне думается, что его связь с твоим Миней не односторонняя. Денис – посредник. Между Миней и кем? Вот первый вопрос. Я догадываюсь, но хотелось бы доказательств.

– А если он не расколется?

– Если все будет как надо, он расколется, как орех.

– Саня, ну скажи! – взмолился Казарян. Смирнов посмотрел на часы:

– Часика через два-три ты и сам все узнаешь.

– Шаманствуешь, старый хрен? – обиделся Казарян. – По Денису все?

– Не все. Прежде чем ты начнешь его колоть, ты должен его надежно спрятать. Лучше всего здесь, в Алькиной квартире. Сюда они не решатся сунуться.

– Могут убрать?

– Без всякого сомнения. Учти, если у меня одно дельце не выгорит, Денис – последняя ниточка.

– По твоему знаку я отлавливаю Дениса, привожу сюда и потрошу, уточнил свое задание Казарян. – Так? Может, еще и Миню потрясти?

– Если понадобится. Он тоже на несколько концов выходит, которые ой как нам нужны. Но его хрен зацепишь, молчать будет до упора. Хотя со временем должен заговорить.

– У меня и сегодня заговорит, – заверил Казарян. – Все? Тогда я минут двадцать придавлю.

Казарян имел свойство в любом положении спать малыми дозами. И после таких кратковременных сеансов был свеж, как роза под дождем. Казарян спал на диване, а Смирнов дремал в кремле, когда вернулся Алик.

– Подъем! – садистски заорал он.

Казарян тотчас, но не открывая глаз, сел на диване, двумя руками пригладил жесткую свою армянскую шевелюру. Смирнов тяжело, как Вий, поднял веки и спросил:

– Там что – уже милиция приехала?

– Ага, – весело подтвердил Алик.

– Значит, сейчас Махов заявится. – Смирнов резко встал.

Алик ахнул:

– Откуда такие портки, Саня?

– О портках после. Не позднее четырех ты поставишь "Ниву" во дворе дома в начале Фрунзенской набережной, где гастроном. Ты его знаешь, что через дом от "Фитиля". Можешь меня ждать, можешь машину оставить, у меня же дубликаты ключей есть. Понятно?

– От милиции оторваться хочешь?

– От всех, – ответил Смирнов и, услышав звонок во входную дверь, заметил: – Вовремя поговорили.

Вошел Махов, сказал:

– Здравствуйте, Александр Иванович, рабочие прибыли и сейчас приступят.

В "Привале странников" было как в шахтерском забое лет шестьдесят тому назад. Отбойные молотки колотили, как крупнокалиберные пулеметы, поднималась тучей снизу непрозрачная пыль, и жарко стало, как в преисподней.

– Вы бы водичкой побрызгали, стахановцы, – не пределе прокричал Смирнов. Чтобы его услышать, трое рабочих выключили молотки. Смирнов повторил: – Вы бы водичкой побрызгали.

– А что – мысль, – обрадовался возможности прерваться старший. Витек, сбегай-ка к дворнику, шланг принеси, а мы перекурим пока.

Рабочий по имени Витек не спеша удалился. Махов спросил у старшего:

– На сколько времени вам эта работа?

– Если скол оттаскивать поможете, то часа на полтора-два.

– Поможем. Только вы уж, пожалуйста, побыстрее.

– А что ищете-то?

– Клад, – встрял в разговор Смирнов, зная, чем поддержать энтузиазм тружеников коммунального хозяйства.

– Гляди ты! – обрадовался старший. – А большой?

– Отроете – посмотрим.

Витек протянул шланг от скверика, от садового крана и включил его. Тонкая струя зашевелилась и выпустила струю. Старший подхватил струю и, поприжав большим пальцем дырку, водяным веером прошелся по помещению. Пыль стала оседать.

– Ну, дедок, ну, молодец! – имея в виду Смирнова, радовался старший.

– Вы бетон почаще смачивайте, – посоветовал на прощанье Смирнов. И Махову: – Выйдем, Леонид.

Вышли. Махов глазами отыскал бьющих баклуши оперативников и приказал:

– Вы там рабочим помогите осколки оттаскивать.

Оперативники послушно, но без радости отправились в здание. Смирнов и Махов устроились в скверике.

– Леонид, ты списки, о которых я просил, принес?

– Вот они. – Махов достал из кармана бумаги. Смирнов взял бумаги и, не заглядывая в них, невинно поинтересовался:

– Списки ты составлял по телефонной справке управления?

– По-прежнему держите меня за лоха. Нет, Александр Иванович, это копии ежегодных официальных актов.

– Я посмотрю? – из вежливости спросил разрешение Смирнов и, не ожидая маховского ответа, стал листать бумаги. Потом изучать. Потом попросил у Махова ручку и отметил важное для себя жирными галочками на полях.

– Что вы отметили, Александр Иванович? – спросил Махов, принимая возвращенные Смирновым бумаги. Принял, сложил вдвое, сунул в карман.

– После скажу, – Смирнов откинулся на скамейке. – Позагораем, Леонид?

Подошли Алик с Казаряном, уселись рядом.

– Ну как там? – задал постоянный свой вопрос Алик.

– Долбают, – дал исчерпывающую информацию Смирнов.

Дожидаясь, уныло сидели, перебрехиваясь ни о чем. Через полчаса Алик ушел. Через час, наверное, из "Привала" выскочил один из оперативников и закричал:

– Товарищ капитан! Рабочие вас зовут!

– Пойдемте, Александр Иванович, – пригласил Махов, и они пошли. Казарян – следом.

– Что у вас? – спросил Махов, с солнца плохо видя в помещении.

– До какого-то покрытия дошли, начальник, – доложил старший. Махов спрыгнул в глубокую, в человеческий рост, яму и там нагнулся.

– Пластик какой-то, в кирпичную кладку разрисованный, – сообщил он наверх.

– Понятно. Облицовку со стены сорвали, – вспомнил старинный кирпич Смирнов. – Пусть отбивают до края, чтобы отогнуть можно было.

Махов выбрался из ямы, а в ней по-новому загрохотали отбойные молотки и грохотали еще минут десять. Умолкли разом, и голос старшего возвестил:

– Край, начальники!

Махов опять прыгнул в яму и оттуда потребовал:

– Нож!

Один из оперативников кинул вниз финку в футляре. Там, внизу, Махов надрезал в двух местах пластик и попросил рабочих:

– Потяните-ка, братцы.

Рванули. Оторвали и стали загибать кусок метра в полтора. Загнули и увидели деформированный мужской труп в лиловом шелковом костюме и руку второго, еще не освобожденного от пластика и бетона трупа.

– Всем наверх, – приказал Махов. Вылезли рабочие. Вылез и сам Махов. Спросил у Смирнова:

– Как решим, Александр Иванович! Продолжать раскалывать или подождать?

Не отвечая ему, Смирнов присел на корточки у края ямы – получше хотел рассмотреть, что там. Рассмотрел. Крикнул:

– Роман!

Подошел Роман, присел рядом, присвистнул и догадался:

– Привал странников.

– Теперь тебе все ясно? – спросил Смирнов и посмотрел в глаза.

– Абсолютно! – заверил Казарян, хлопнул себя по коленям и поднялся с корточек. – Это зрелище не для меня. Я пошел, Саня. А вы уж тут без меня шуруйте.

Махов проводил Казаряна взглядом и повторил вопрос:

– Ну как, Александр Иванович?

– Сделай десятиминутный перерыв, Леонид. Только пусть рабочие и оперативники здесь останутся. Через десять минут продолжите. А сейчас у меня к тебе разговор есть. Выйдем.

А на улице – полный ажур. Солнышко светит, малые дети резвятся, очередь к винному отделу стоит. Да и Смирнов с Маховым имели вполне соответствующий вид – прогуливались.

– Дай-ка мне твои бумаги еще раз, – попросил Смирнов. Махов отдал бумаги. – Смотри, кого я тут из покойников отметил. Одиннадцать подпольных миллионеров-цеховиков. Не скажу, что все одиннадцать, но шесть-семь из них лежит у тебя в подвале.