Текст книги "Привал странников"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– А был ли мальчик-то? – расхоже вопросил Леонид.

– Был, был, Леня. И не один мальчик-то. Поинтересуйся, а?

– Поинтересуюсь.

– И мне сообщи.

Капитан Махов записал телефон и ушел.

– Не наработался, Саня? – спросил Алик.

– Не наработался. – Смирнов налил себе коньяку, выпил рюмочку. Думал, что наработался, оказывается, нет. Да и время сейчас такое работать.

– Но не нам, – сказал Алик.

– Это почему же – не нам?

– Сегодня – это уже не наше время. Мы свое время отдали неизвестно кому, проиграв пятьдесят шестой.

– Пятьдесят третий, Алик, – возразил Смирнов. – В пятьдесят третьем надо было готовиться к пятьдесят шестому. А мы служили, полагая, что все идет как надо. Но ведь еще не поздно, братцы!

– Еще не вечер, еще не вечер, – гнусаво спел Роман.

– Сколько тебе лет, Саня? – ласково поинтересовался Алик.

– Шестьдесят пять.

– И старческой любви позорней сварливый старческий задор, продекламировал Казарян.

Смирнов задохнулся от злости и глазом прицелился: не дать ли Ромке в рыло? Алик положил ладонь на его сжавшийся кулак, а Казаряну сказал:

– Зачем же наотмашь?

– Ну, Ромка, это я тебе припомню, – выпустив пар, пообещал Смирнов.

– Так узнавать в ОДТС насчет хлорвинилового кирпича? – как ни в чем не бывало поинтересовался Казарян.

– Узнавать.

Поздним утром, предварительно досмотрев "Крестного отца", Смирнов тщательно запер бордовую дверь (Алик по суетным своим делам убежал раньше), спустился на лифте и вышел на волю. Та сторона переулка была солнечной, и он поспешно поковылял туда, в тепло. Поковылял потому, что был без палки. Греясь на солнышке, ждал шального такси и разглядывал помещение бывшего "Приюта странников". Там все было так, как вчера. Таксомотор забрел в этот переулок минут через десять. Расслабленно вздохнув, Смирнов приказал:

– На улицу Горького.

Таксист был недоволен – на лице было написано, – но ничего не сказал: инвалид влез. По набережной до Каменного моста, вдоль Александровского сада, вокруг гостиницы "Москва". Только начали подниматься к Советской площади, как Смирнов решил:

– Здесь.

За все про все – рубль двадцать. И – в магазин "Подарки". На втором этаже нашел то, ради чего сюда приехал. В особой подставочке ежом торчали самшитовые трости. Долго трепал нервы продавщице, тщательно подбирая трость поудобнее. Выбрал наконец, заплатил непомерную цену и сквозь толпу провинциалов, через двери пробился на улицу Горького. После любимой невесомой камышовой самшитовая была тяжестью, кочергой, оружием. С палкой можно и муниципальным транспортом. Смирнов спустился в метро и доехал до Комсомольской площади.

Уже в электричке решил, что надо ехать до Болшева. Раз квартира номер 178, значит, дом здоровенный, такие Калининград ближе к Костину строит. Тайнинская, Мытищи, Подлипки. Мелькнул внушительный горб водовода, пробежал мимо сильно поредевший Комитетский лес, и вот оно, Болшево.

На остановке доброжелательные бабы подсказали, на каком автобусе ехать. Доехал и разыскал дом 16 "а". Здесь. Пятый подъезд, пятый этаж. Позвонил. Не опасаясь, открыла пожилая, огорченная на всю жизнь женщина.

– Мне бы товарища Шакина повидать, – объяснил цель визита Смирнов.

– Твой товарищ "козла" забивает, – ответила женщина и захлопнула дверь.

Во дворе, узком и необжитом, было пусто. Пришлось обратиться с вопросом к подъездным старушкам, которые охотно объяснили, куда ему идти.

Приют доминошников находился в зачахнувшей рощице, на которую наступали новостройки.

Двенадцать игроков, семеро болеют. Итого – девятнадцать. Отставляются пятеро допенсионного возраста бездельников. Теперь ручки-ручоночки. Восемь представителей класса-гегемона. По ручкам. Представителей тоже в сторону. Четверым около семидесяти и выше. Двое. Один с большущим родимым пятном во всю щеку. О такой примете Трындин рассказал бы в первую очередь. Вот он, Шакин. В шестьдесят один год уходят на пенсию в двух случаях: или уходящий не хочет работать на учреждение, или учреждение не хочет, чтобы он работал. Здесь определенно второй вариант. Плюгав, мелок в движениях, на лице, как каинова печать, все признаки сильно и регулярно употребляющего. Выберет такого представительствовать в официальных органах компания шустрых и неглупых деляг? Ой, нет! Что ж, просчитано и такое.

– Кто тут Шакин? – сурово спросил Смирнов.

Изгнанная из сквера гуляющими с младенцами заботливыми мамашами визгливая компания пацанов передислоцировалась на задворки домов, ожидавших капитального ремонта; оттуда тоже гоняли, но в основном по утрам. А сейчас, когда все ближе и ближе вожделенные два часа, бдительность стража ослабевала. Здесь было прекрасно. Двое попытались поднять, как штангу, неизвестно как сюда попавшую ось с двумя чугунными колесами от вагонетки. Не подняли, зато покатили, радуясь тому, что это катится. Двое других пинали жестянку из-под греческих маслин, изображая футболистов. Пятый же прогуливался в поисках чего-нибудь ценного и нашел. У двери черного входа в мертвый дом абсолютно доступно лежал пластиковый пакет с изображением обтянутой джинсами женской задницы, совершенно новый.

– Витек, гля! – сдавленным криком обратился пятый к одному из футболистов. Футболист – неформальный лидер – подошел, глянул и сказал уважительно:

– Фирма.

– Витек, гля! – еще раз крикнул пятый. Но звончее и выше. И пальцем указал на дверь, которая была чуть приоткрыта.

– Только тихо, – предупредил лидер и огляделся. Не было никого. Стоявшая в отдалении очередь, ожидавшая открытия винного отдела, не в счет. У нее свое занятие: обсуждали возможный ассортимент напитков, который им через пять минут предложит магазин.

– Быстро и по одному! – скомандовал лидер, глянув на сгрудившуюся возле дома команду. Они проникли внутрь быстро и по одному.

Гражданин из очереди – ничем не приметный мужик лет тридцати проводил их взглядом и сказал стоявшему впереди:

– Я за вами. Я отойду на минутку.

Стоявший впереди согласно кивнул, и гражданин ушел.

– А что надо? – спросил плюгавый, когда они отошли в сторонку.

– Ты – Шакин? – удивился Смирнов.

– Ну, я.

– Шакин В.В., проживающий в доме 16 "а", квартира 178? – уточнил Смирнов.

– А ты кто такой? – насторожился Шакин.

– Вот кто я такой, – с угрозой сказал Смирнов, вытащил из нагрудного кармана сочиненную в электричке бумажку и, не давая ее Шакину в руки, распорядился:

– Читай.

– "Я, Шакин В.В., номер паспорта ХХVII МЮ 629813, взял в долг у Смирнова Александра Ивановича двести пятьдесят рублей, которые обязуюсь возвратить не позднее 6 июня 1988 года. Шакин. 20 апреля 1988 года", растерянно прочитал слух Шакин.

– А сегодня какое? – потребовал Смирнов.

– Двадцать третье сегодня.

– Деньги возвращать собираешься?

– Да не брал я у тебя никаких денег! – заблажил Шакин. И вдруг обрадовался, догадавшись: – Подпись-то не моя!

– Я не я, и подпись не моя, – понятливо заметил Смирнов. И вдруг заорал: – Я что, не вижу, что это не ты, но паспорт-то твой!

– И паспорт не мой! У меня теперь новый!

– А старый ты, конечно, потерял? – зловеще догадался Смирнов.

– Потерял. В феврале еще потерял.

– Если ты, сучий порох, не скажешь мне, кому ты продал паспорт, с которым меня заделали, как фрайера, я тебя удавлю, гнида!

Хромой, но здоровый. У хромых всегда руки сильные. В натуре, удавит. Но – на всякий случай:

– Сказал, потерял, значит, потерял.

Смирнов двумя пальцами левой – указательным и средним – не сильно, но акцентированно ткнул Шакина в печень, глядя, как у того от боли округляются ничего не соображающие глаза, сказал тихо и участливо:

– Ишь, как тебя корежит. А все от того, что печень твою раздуло от безобразия. Ты кончай жрать аптеку и парфюмерию, не то скоро окочуришься. Интеллигентный человек, а таких вещей понять не можешь. Так кому, говоришь, паспорт продал?

– Я его не знаю, – покорно ответил пришедший в себя Шакин.

– Ты что, паспортом на рынке торговал?

– Да нет, меня с покупателем официант Жека в болшевском ресторане свел.

– Гляди, по ресторанам ходишь! – удивился Смирнов.

– Когда деньги есть. Хочется иногда за чистой скатертью выпить.

– Тогда пошли.

– Это еще куда?

– Пошли, пошли. За чистой скатертью посидим.

В аляповато отделанном лакированным, с подпалинами тесом зале они устроились в боковой, похожей на вагонное купе кабине. Время настало: уже подавали. Расщедрившись, Смирнов заказал для Шакина сто пятьдесят.

– Жека где? – спросил у официанта Шакин.

– Он по четным работает. Завтра будет.

– А сегодня его позвать никак нельзя? – осторожно поинтересовался Смирнов.

– Где его найдешь! Он же из Москвы! – Официант поправил бумажные салфетки в стакане и осведомился: – А горячее будете?

– Подумаем, – сказал Смирнов, и официант удалился.

– Дела, – заметил Шакин и опасливо покосился на Смирнова.

– Завтра, часов в шесть вечера, я буду здесь, Шакин. И ты чтобы здесь был. Но запомни: если предупредишь Жеку обо мне, плохо, очень плохо тебе будет. Я мальчонка добрый, но иногда суровый. Ты меня понял, Шакин?

– Понял.

Официант принес графинчик – малое шакинское утешение. И салат из огурцов и помидоров.

– Пей за мое здоровье, – предложил Смирнов. Шакин покосился на него, хотел что-то сказать, но передумал и выпил. За смирновское здоровье, выходит.

– Что же это такое? – растерянно спросил Смирнов, входя в переулок.

– А пожар! – радостно сообщила ему оказавшаяся тут как тут бойкая старуха.

Старуха была не совсем права: пожар уже закончился, он недавно завершился под брандспойтными струями лихих пожарников и еще потому, что в ряду ожидавших капитального ремонта домов гореть было уже нечему. Трупы превратились в скелеты. Вместо забитых окон – закопченные дыры, вместо крыш – неряшливые провалы, вместо крашеных разноцветных стен – почерневшая голая кирпичная кладка.

– Когда загорелось-то?

– Как магазин открыли. В два часа! – старуха знала все. – Мальчишки подожгли.

В отделении милиции Смирнов застал Леонида Махова.

– А, Александр Иванович! – без энтузиазма поприветствовал отставного полковника замордованный капитан. Он с какими-то бумажками пристроился рядом с дежурным. Видимо, расспрашивал его о своих делах.

– Как это произошло, Леонид? – спросил Смирнов.

– Что – это? – не понял Леонид.

– Пожар.

– Пожар-то? – с трудом осознав, о чем речь, Леонид впроброс пояснил: – Пожар-то оттого, что мальчишки подожгли.

– Ну, мне об этом одна бабушка сказала. А точнее?

– Точнее вот лейтенант знает. – И лейтенанту: – Расскажи товарищу полковнику, как все было.

Полковнику. Тактичен, тактичен капитан Махов.

– Проникнув в помещение, пятеро пацанов найденной там зажигалкой, балуясь, нечаянно подожгли разбросанную бумагу. Ну, и началось.

– Как они проникли в помещение?

– Говорят, открыта была дверь. Но врут, по-моему. Еще вчера Трындин двери проверял, – сказав это, лейтенант пригорюнился.

– Так. – Смирнов настырничал. – Они что, специально поджигали или случайно вышло?

– Говорят, что и не поджигали вовсе, будто все само загорелось. Опять же врут со страха.

– Ну, врут так врут, – почему-то успокоился Смирнов. – Леонид, у тебя для меня минутка найдется?

– Пойдемте, Александр Иванович. – Махов взял Смирнова под руку и, как больного или раненого, бережно повел в комнату, которую отвело ему для работы местное начальство. Уселись.

– Наворот продолжается, Леонид, – начал разговор Смирнов.

– Да нет, я думаю, здесь все чисто. Очередное совпадение. Только и всего...

– Тоже может быть.

– Я, Александр Иванович, кое-какие зацепки по марафету нашел. Мне быстренько ковать надо, пока горячо.

Не мешай, мол, старичок. Но старичок въедлив:

– Ты узнавал по поводу кафе?

– Райисполком не давал никакого разрешения на его открытие.

– Как же так? – Вот сейчас Смирнов удивился по-настоящему. – Трындин уверял меня, что у кооперативщиков этих все в порядке...

– Видимо, хорошей липой его в заблуждение ввели.

– Да, нет, он говорил, что лично в исполкоме проверял.

– Вероятно, вы не так поняли его...

– Старость не радость, ты прав, Леня. – Смирнов поднялся, но напоследок: – Почему они тайник на крыше устроили? Ведь можно было на чердаке. И удобнее, и безопаснее.

– На крыше – под постоянным присмотром, Александр Иванович. Весьма сподручно для контроля.

– Резонно. – Смирнов направился было к двери, но в дверях остановился и снова спросил: – А зачем им тайник-то?

– Чтобы с поличным не прихватили, – устало пояснил Махов.

– Э-хе-хе, – прокряхтел Смирнов и пошел к дежурному. Лейтенант в одиночестве посредством маленького зеркальца разглядывал свои зубы. Поздно заметив Смирнова, лейтенант смутился, замельтешил лицом и руками, предупредительно поинтересовался:

– Чем могу служить, товарищ полковник?

– Я в отставке, лейтенант. Зови меня Александр Ивановичем. К тебе несколько вопросов.

– Слушаю, Александр Иванович.

– Перед тем как лезть на крышу, Трындин заходил к вам в отделение?

– Он каждый день заходил.

– А вчера?

– Про вчера я не знаю. У меня отгул был. Вчера Ночевкин дежурил.

– Как мне его найти?

– Он в отгуле. К теще в Серпухов поехал. Завтра будет.

– Все меня сегодня завтраками кормят! – раздраженно заметил Смирнов, но тут же спохватился. – Спасибо, лейтенант. Я к вам завтра зайду.

Казарян повертел самшитовую трость, подкинул слегка и помял, проверяя тяжесть. Потом кинул ее Смирнову и спел развязно давно забытое:

Дрын дубовый я достану

И чертей калечить стану:

Почему нет водки на луне?

Алик же вкрадчиво спросил:

– Зачем тебе, Саня, дубовый дрын?

– Самшитовый, – поправил его Смирнов. – Ничего себе палочка, да?

– От кого отмахиваться собираешься? – поставил вопрос ребром Казарян.

– Пока не знаю, – признался Смирнов и начал вроде бы о другом: Ребятки, я вас на завтра приглашаю в ресторан. За город.

– Алька, он копает, – брезгливо заметил Казарян.

– Свинья – она грязь всегда отыщет, – грустно откликнулся Алик.

– Ответил бы вам, козлам, как следует, но смолчу. Вы мне нужны на завтра. Ну, как?

– Бросать слабоумного друга в беде – неблагородно. А мы – люди благородные, – с чувством сказал Алик и положил благородную руку на благородное плечо Казаряна.

– С вами в ресторане от скуки сдохнешь. Я дамочку прихвачу, – решил Казарян.

– А дамочка ничего? – оживился Смирнов.

– Дамочка ничего себе, – успокоил его Казарян. – Моя ассистентка. Галей зовут. – И уже серьезно спросил: – Может, без тебя разберутся? Тот же капитан Махов, а?

– Не разберутся.

– Втянешь ты нас в историю, – тоскливо подытожил Казарян.

С утра Смирнов отправился в райисполком. Для солидности нацепил на джинсовую рубаху внушительную свою орденскую колодку – получилось забавно – и отправился. Он долго бродил по коридорам, отыскивая нужный ему отдел. Отдел нашел, но там ничего определенного сказать ему не могли, посоветовали обратиться к начальнику, который, естественно, был на совещании в Моссовете. Ждал до обеденного перерыва, не дождался, пообедал вместе с работниками районного мозгового центра и дождался наконец.

Гражданин хороших начальнических лет – вокруг пятидесяти – принял его прекрасно, можно сказать, демократически принял. Встал из-за стола, усадил, трогал руками, смотрел на рядового посетителя участливо и доброжелательно. Успокоился, поняв, что все в порядке, сам уселся и взял быка за рога:

– Слушаю вас, Александр Иванович!

Успели уже доложить сотрудники. Поэтому Смирнов начал с вопроса:

– Вам о моем деле уже, наверное, доложили ваши подчиненные?

– Доложили, доложили, – мягко, с юмором подтвердил начальник.

– Тогда у меня к вам всего один вопрос, Лев Сергеевич, – начал было Смирнов, но начальник перебил его с еще большим юмором:

– И вам доложили мои сотрудники?

– Не доложили, а предложили. Предложили называть вас Львом Сергеевичем.

– Как вас теперь называть... – со смешком вспомнил старый фильм Лев Сергеевич. – Но меня действительно так зовут. И теперь, и с самого рождения.

Пошутили достаточно. Теперь можно и по делу. Смирнов заскорбел лицом и спросил:

– Могу ли я узнать у вас, давалось ли райисполкомом разрешение на открытие кооперативного кафе в Тихом переулке? Ваши сотрудники постарались избежать официального ответа на этот вопрос.

– Мои сотрудники поступили совершенно правильно.

– Сведения такого рода – государственный секрет? Или тайна, которая может быть использована во вред кому-нибудь?

– Все проще, Александр Иванович, все значительно проще. По роду своей деятельности, деятельности органа, избранного народом, мы обязаны стоять на страже интересов наших клиентов, деятельность которых определена новым законодательством.

– Значит, вы дали разрешение на открытие кафе гражданину Шакину В.В.?

– Откуда вы это взяли?

– Раз вы защищаете интересы ваших клиентов, значит, такие интересы имеются. Следовательно, вы дали разрешение. А если вы разрешения не давали, значит, и интересов нет, и защищать нечего.

– Вы по-прежнему мастер вопросов, Александр Иванович. Или, что точнее, мастер допросов. Я ведь вас очень хорошо помню.

– Да и я тебя, Лева, сразу узнал.

– Хорошая профессиональная у вас память, Александр Иванович. Запомнить мелкого чиновника из управления в те времена, когда вы были легендой розыска, – дело непростое.

– И давно тебя, бывшего капитана милиции, народ в свои избранники определил?

– Да уж шестой год я здесь.

– Вот что, Лева, – Смирнов перестал церемониться. – Быстро, точно, без утайки: ты давал разрешение Шакину?

– Я, Александр Иванович, Шакина этого и в глаза не видывал.

– Будем считать, что ты не давал. А твои люди?

– А мои люди таких прав не имеют – давать.

– Что ж, быстро, точно, без утайки, – Смирнов с трудом выбрался из глубокого кресла, встал, опираясь на палку. – Трындин к тебе в последний раз когда приходил?

– А кто такой Трындин?

– Участковый тех мест, где несколько дней функционировало кафе "Привал странников", не зарегистрированное отделом, которым ты руководишь. Плохо руководишь, Лева.

– Вам, человеку со стороны, виднее, Александр Иванович. Как время проводите на заслуженном отдыхе?

– С пользой, – непонятно ответил Смирнов и дружески пожал руку Льву Сергеевичу.

В отделении он Ночевкина не застал: не заступил еще на дежурство гостивший у тещи в Серпухове старший лейтенант. Смирнов ждать не мог – уже пора было ехать в загородный ресторан. Он ругнулся про себя и отправился домой.

Из "восьмерки", стоявшей около подъезда, на него нахально и весело смотрела хорошенькая дамочка. "Восьмерка" – казаряновская, и поэтому Смирнов дамочке фривольно подмигнул.

– Вы – Смирнов! – догадалась дамочка в автомобильном окошке.

– А ты – Галочка.

– Галина Дмитриевна, – поправила его дамочка и улыбнулась, давая понять, что поправила не всерьез.

– Пойдем к Альке, Галина Дмитриевна, – пригласил Смирнов.

– Сейчас Роман Суренович подойдет, он за хлебом побежал, и пойдем, согласилась Галочка.

Поднялись, когда пришел Роман Суренович, посидели, ожидая Алика, который, как всегда, очень медленно чистил перышки, спустились вниз, веселой гурьбой влезли в автомобиль и поехали.

За калининградским путепроводом над Ярославской железной дорогой свернули направо и покатили мимо производственных зданий, жилых многоэтажных домов, мимо остаточных сосновых островов и маленьких дачных построек.

У входа в ресторан маялся Шакин В. В. К вечернему посещению гнезда разврата он был в приличной паре, в белой рубашке, при галстуке, в начищенных башмаках. Вполне достойный пролетарий умственного труда.

– Это что ж вы опаздываете? – предъявил претензию Шакин. Видимо, за сутки отвык от Смирнова, который, изумленно подняв брови от такой наглости, тут же предупредил:

– Скромнее будь, Шакин. – И, усмирив бунт на корабле, спросил: – Жека твой на месте?

– Вы же запретили мне без вас в ресторан входить. Не знаю.

– Ох, врешь, Шакин, ох, врешь! – опроверг его Смирнов и представил честной компании: – Прошу любить и жаловать. Шакин В.В., пенсионер.

– Вадим Владимирович, – расшифровал свои инициалы Шакин. Опасаясь, руки не протянул, кивнул лишь интеллигентно.

– Очень приятно, – протяжно отозвалась Галочка. Одна.

– Пошли, приказал Смирнов.

Заняли купе, указанное Шакиным. Его, по идее, Жека обслуживал. Стали Жеку ждать.

Жека явился в зал, как герой появляется на сцене: вместе с первыми тактами музыки. Был он и впрямь герой – под два метра, с волооким взглядом, в густых запорожских усах. Кивнул дружески Шакину, на остальных вопросительно посмотрел.

Смирнов, скользя задом по лавке, выбрался из-за стола, встал, ласково и подхалимски положил руку на плечо Жеке:

– Шеф, я вместе с тобой хочу друзьям сюрприз сделать. Пойдем, пошепчемся.

Жека одарил улыбкой компанию, которой будет делать сюрприз, и согласно зашагал за ковыляющим уже Смирновым. На лестничной площадке Смирнов уселся на подоконник и осмотрел место действия. Справа – вход в бар, где было довольно людно (дверь его была полуоткрыта), слева пустынная двухпролетная лестница на первый этаж, к выходу, гардеробу, бездействующему по летнему времени, и сортиру. Жека стоял над Смирновым, ожидая.

– Тебе о моих делах все рассказал Вадик Шакин, – не спросил, а сказал как об определенно происшедшем Смирнов.

– Владимыч-то? – спокойно отозвался Жека. – А что он мне должен был сказать?

– Друг мой Жека, – задушевно обратился к официанту Смирнов. – Очень прошу не держать меня за лоха. Вадик испугался меня разок. А тебя он боится всегда. Так что о нашем с ним разговоре тебе известно все. Для ясности уточняю вопрос: кто тот гражданин, что купил паспорт Шакина?

– Я не знаю, кто купил паспорт Шакина.

– Одобряю твою осторожность и ставлю вопрос по-другому: с кем ты познакомил Шакина в феврале?

– Да не помню я! Сколько времени прошло!

– А ты вспомни, вспомни, Жека. Мне очень нужны мои деньги, а тебе совсем не нужен скандал.

– Да вроде был такой случай: в конце зимы мужик один, вполне солидный, попросил меня свести его с человеком, которому позарез деньги нужны.

– И ты ему сказал, что деньги нужны всем, – перебил его Смирнов.

– Вот именно, но он все давил и давил, а тут мне на глаза Шакин попался, ну, я их и свел.

– И все? И больше ты ничего не знаешь?

– И все. И больше я ничего не знаю.

– Тогда про мужика. Возраст, внешность, одежда.

– Ну, лет сорока – сорока пяти. Небольшой, но здоровый. По-моему, чернявый с проседью. Одежда серьезная, без крика фирма.

– А еще что?

– А больше ничего.

– Ладно. – Смирнов поднялся с подоконника. – Считай, что я тебе поверил и убедился, что должника мне не найти. Теперь о заказе. Сделай все по высшему разряду.

– На какую сумму рассчитываете? – облегченно поинтересовался Жека.

– По твоему усмотрению.

– Будем считать – половина того, на что вас накрыли.

– Считай так.

– Легко с деньгами расстаетесь. А из-за четвертака людей за пищик берете. Непонятно.

– Из того, что тебе понимать положено, серьезно усвой одно, Жека: я очень не люблю, когда из меня фрайера лепят, – сказал Смирнов и пошел в зал.

Подойдя и не садясь, обнял Шакина за плечи, налил фужер водки, фужер пепси, проследил, как Шакин выпил и запил, сунул ему в верхний кармашек пиджака червонец и задушевно посоветовал:

– Иди домой, Вадя.

Все в купе внимательно следили за тем, как через ресторанный зал прет домой Вадя.

Смирнов задвинулся за лавку, со старческим благодушием оглядел заскучавшую в ожидании компашку и пообещал:

– Сейчас все будет.

– И сюрприз? – азартно догадалась Галочка.

– Главный для нас сюрприз, что вы с нами, – заявил Смирнов.

– О чем тогда с половым шептался? О качестве или количестве? спросил Алик.

– О количестве, переходящем в качество, – ответил диалектик Смирнов.

– Трепач ты, Санька, – заклеймил его Казарян.

И в этот момент подошел с подносом Жека. Поставил на стол объемистый графин, равномерно расселил бутылочки с пепси-колой и у каждого прибора положил по алой плоской пачке невероятно дефицитного "Данхила".

– Нет, он не трепач! – восторженно вскричала Галочка и поцеловала Смирнова в щеку.

– Раньше, чтобы добиться благосклонности прекрасной дамы, купцы дарили тысячные перстни, а теперь пачки сигарет достаточно, прокомментировал Галочкино душевное движение Казарян.

– От вас-то и пачки сигарет не дождешься, – обиделась Галочка. – Сами вечно у меня стреляете.

– Не подарок дорог, а внимание, – заключил диалог заскорузлый народной мудростью Алик, потому что уже надвигался со вторым подносом – с холодной закусью – Жека.

Приступили с энтузиазмом. Выпили – закусили. Выпили – закусили. А вскоре грянул гром электроинструментов. Ориентируясь на вкусы местных завсегдатаев, ВИА зарычал про то, что им снится не рокот космодрома, не эта, понимаешь ли, ледяная синева, а снится им, естественно, трава, трава у дома, зеленая-зеленая трава. Сон десятилетней давности. Молодежь страстно задрыгалась на малом пятачке. Бег на месте.

– Разомнемся перед горячим! Чтобы больше влезло! – решила Галочка и вырвалась из купе.

Партнерствовать обреченно отправился Казарян – по артистической принадлежности. А плясали они хорошо: умело, ловко, складно, каждый зная свой маневр.

– Она что – Ромкина любовница? – спросил Смирнов.

– Подружка, во всяком случае. Всегда с ним, – уходя от прямого ответа, сказал Алик.

– А жена Ромкина как на это смотрит?

– А жена никак на это не смотрит. Настоящие жены у настоящих армян.

– Живут же люди! – позавидовал Смирнов.

– Ну как мы? – горделиво спросила Галочка, вернувшись. Даже не запыхалась. Казарян молча отдыхал.

– Вы, Галочка, прелестны! – искренне откликнулся Смирнов.

Снова вступила музыка, и солист заныл нечто из Малежика.

– Кто это? – красивым и не своим – грудным – голосом спросила Галя.

На пороге их помещения стоял очень страшный человек. Опаленный – не в переносном, а в самом прямом смысле слова – огнем человек. Неподвижное, стянутое плоскими шрамами лицо, истонченный ожогом нос, остановившиеся, все ненавидящие глаза. Был человек одет, как жених, – в черном костюме, галстук-бабочка. Человек улыбнулся безгубым ртом и вежливо сказал:

– Ваша дама чудесно танцует. Разрешите пригласить ее на танец.

Первым опомнился Алик. Он положил ладонь на лежавшую на столе Галочкину руку и ответил:

– Прошу прощения, но этот танец дама обещала мне.

– На этот раз опоздал, – человек второй раз улыбнулся и ушел, не оборачиваясь.

– Пойдем плясать, Галя, – со вздохом пригласил ее Алик. – Деваться нам с тобой некуда.

И опять заиграли лабухи (на этот раз из Кузьмина) и опять явился человек в бабочке. Был он краток:

– Разрешите. – И скрыл в полупоклоне излишне впечатляющее лицо.

– Извините, но... – Галочка сбилась, потому что подходящего "но" найти не смогла. Человек в бабочке помог ей:

– Теперь с вами хромой дедок танцевать будет?

– А как ты догадался? – по праву дедка на "ты", обрадованно откликнулся Смирнов.

Набежал Жека с горячим и не дал человеку ответить. Осетрину на вертеле принес. Раскидал порции по клиентам, предварительно убрав грязную посуду, и недолго постоял у стола, отечески грустно оценивая взглядом, все ли в порядке на вверенном ему объекте. Недолго постоял, но до тех пор, пока обожженный человек не ушел.

Смирнов поднялся:

– Пойду прогуляюсь.

Посмотрел на себя в зеркало. Вроде ничего. Стуча палкой, прошел по коридору и свернул налево, в бар.

Полным-полно там народу было. Сидели за столиками, высасывали через соломинки нечто желто-ледяное из высоких стаканов. Глубинно, как из подземелья, неслась через динамики стационарного магнитофона глухо булькающая музыка, давали беззвучные картинки два включенных телевизора, и, естественно, мелькал красный свет. Смирнов подошел к стойке и с помощью палки взобрался на высокий табурет. На единственный свободный. Рядом сидел обожженный человек в бабочке.

– Пачку "Беломора" попить что-нибудь, – сказал Смирнов бармену и добавил, увидев непонимающе поднятые барменские брови. – Не выпить, а попить.

Бармен шикарно швырнул пачку папирос под правую руку Смирнова, где-то под стойкой сорвал крышку с бутылки пепси и опрокинул ее над большим стаканом. Пена поднялась шапкой, но на стойку на сползла. Постояла-постояла, да и осела в стакан. Бармен был умелец. Смирнов отхлебнул водички, закурил "беломорину".

– Мусор, – глядя на стойку, с ненавистью и убежденно сказал человек в бабочке.

Смирнов сполз с табурета, заглянул в обожженное лицо, спросил, утверждая:

– Значит, разговора не будет?

– Мусор, – повторил человек, не меняя позы. – Мусоряга.

Смирнов улыбнулся и пошел, нарочито стуча палкой и хромая.

– Ну а теперь я поем, – сказал он, устраиваясь в купе надолго. И стал есть. И все за столом ели. Царили оркестровые децибелы, способствуя пищеварению. Как могли, а могли сносно, занимались аэробикой разноцветные танцующие молодцы и молодицы, радуя глаз.

– Кофе настоящего, не вашей бурды, а настоящего кофе покрепче. Сможешь? – дал заказ вновь подошедшему Жеке Смирнов.

– Раз взялся, значит, смогу, – снисходительно ответил Жека.

– По две чашки! – крикнул ему в спину Казарян, а Алик спросил, не обращаясь ни к кому конкретно, у ситуации спросил:

– Встретят?

– Скорее всего, – подтвердил Смирнов его догадку.

– В солнечном сплетении у меня слегка засвербило, – радостно сообщил Казарян.

– Для сведения некоторых, по легкой эйфории забывших о своем возрасте. Каждого из нас хватит, в лучшем случае, на два полноценные удара, – сказал Алик.

– Достаточно! – беспечно откликнулся Казарян. – Достаточно для шпаны.

– А ты знаешь, сколько их будет? – откликнулся Алик.

– Неважно, сколько их будет. Важно то, что нам с тобой надо будет сразу же уложить первых трех. Вначале Саня с палкой должен быть резервом главного командования.

– Они же меня будут доставать, – напомнил Смирнов.

– Вот поэтому начать нам будет удобнее, – окончательно решил Алик.

Галя мало что понимала и от этого непонимания испугалась очень. Она смотрела на них и катастрофически трезвела.

– Галя, вы машину водите? – спросил Смирнов. Казарян ответил за нее:

– Водит, водит, кто теперь не водит. – И с ходу понял все, что надо: – Галочка, как выйдем, ты, не обращая внимания на то, что будем делать мы, сразу к машине и заводи. Возьми ключи.

Галя взяла связку и, рассматривая брелок – непристойного младенца, поинтересовалась:

– Ну, заведу. И что?

– А ничего. Сиди и жди. – Казарян посмотрел на Смирнова. – Пойдем, а?

– Кофейку попьем, Рома, – напомнил Смирнов.

Алик попытался угадать:

– Колотун, что ли?

– Легкий, – признался Казарян. – С отвычки.

Жека принес кофе и встал в стороне, ожидая похвалы за качество. Смирнов отхлебнул малый глоток кофе и оценил по достоинству:

– Отлично, Женюрка. И – быстренько – убытки.

– Уговор дороже денег, – народной мудростью намекнул на обещанное Жека.

Смирнов поставил чашечку на блюдце и полез в карман.

Объявив последний номер, музыканты отыграли его и стали симулировать подготовку к уходу. Следовательно, одиннадцать. Но все так быстро не кончается: от широко гуляющего столика уже шел к сцене гражданин с купюрой. Подошел, пошептался с руководителем, и оркестранты как бы с неохотой вновь разошлись по своим рабочим местам. "А потому, потому, потому что светофор зеленый!" – заверещал солист.