Текст книги "Победитель"
Автор книги: Анатолий Степанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Разберитесь. Пришли, Ольховка.
Чуть всхолмленная стояла в поле Ольховка, берегом уходя вниз к реке. От Ольховки навстречу отряду белой пыльной дорогой шел человек с непокрытой головой.
Не дойдя до человека метров пятьдесят кареевский конь остановился, отрабатывая дробный шаг на месте. Тут же унтер скомандовал: «Стой!» Остановился и человек. То был Егор.
– Ваше благородие и господа солдаты! – глухим голосом закричал Егор. – Виноватый один я. Берите меня. Берите выкуп – общество собрало по дворам все, что есть. Не трожьте людей. Не трожьте деревню. Нс тревожьте общество.
– Взятку предлагаешь, скотина? – от голоса Кареева конь под ним пошел на Егора боком. Ротмистр осадил коня и продолжил: – Иди в деревню и собирай сходку. Можете виселицу поставить. Я за здоровую инициативу.
– Общество хотело, чтоб по-хорошему! – опять закричал Егор и лег на дорогу в пыль. Расчетливо ударил пулемет, сразу же уложив нескольких солдат. Бил пулемете близкого расстояния из замаскированного укрытия, бил очень короткими очередями, явно прицельно. С разных сторон затрещали винтовочные выстрелы.
С первой очередью слетел, почти упал с коня ротмистр Кареев. Сперва затих на дороге, потом отполз в канаву. Лежал, глядел, скрипя зубами, как бессмысленно мотались его солдаты. Как падали они от страха или от пуль. Оставшиеся в живых разбежались, наконец, залегли.
Замолк пулемет, замолкли и винтовки. Стало пусто и тихо,только кареевский конь,безумно крутился на дороге. Потихоньку и он успокоился, оглядел местность прекрасными очами и, легонько звякая свободными стременами, коротким жеребячьим галопом направился от пороховой металлической гари к настоящему человеческому запаху – в деревню. Коротким жеребячьим галопом.
А на неприметном холмике появилась фигурка человека. Он был виден всем, этот человек в пригнанной военной форме складный, ловкий, дерзко самоуверенный. Человек сказал громко и ясно:
Я, комисcap пехотно-пулеметных курсов РККА Яков Спиридонов, с сегодняшнего дня принимаю команду над повстанческой бригадой деревни Ольховки. Оставшаяся в живых белогвардейская сволочь может передать своим недорезанным генералам, что деревня Ольховка является территорией РСФСР и всякое посягательство на нее будет караться смертью.
От обиды белые начали постреливать.
– Я негордый. Я лягу,– объявил Спиридонов и, действительно, лег рядом с пулеметом. Подполз Егор. Он задыхался и плакал.
–Ты что трясешься , дурашка? – ласково спросил Спиридонов. Егор поднял на него глаза и икнул. И еще раз икнул.
–Радоваться надо, Егор. Двое только оттуда ушли – офицерская лошадь, да ты.
–Их всех надо убить, – в беспамятстве сказал Егор.
– Всех не убьешь, – задумчиво разъяснил Спиридонов.. – Мало нас, чтоб в атаку идти. Да и не поднимешь вас, лапотников. До темна постреляем, а ночью они уйдут. Человек двадцать уйдет. И офицер уйдет. Скользкий, подлец!
* * *
Через Темный двор быстро шел деловитый Спиридонов, шел легко прихрамывая и размахивая листом бумаги. Подошел. Заглянул в окно. Анна сидела за столом с карандашом в руках – проверяла тетради, Спиридонов вздохнул, открыл твердым пальцем оконные створки и, положив руки на подоконник, а подбородок на руки, спросил заискивающе:
– Ты что делаешь, Аня?
– Дрова рублю, – ответила, не оборачиваясь, Анна.
– Я зайду, а?
Анна встала из– за стола, подошла к окну, сказала ненавистно:
– Я волнуюсь, я жду, я места себе не нахожу, а ты пропадаешь неизвестно где. Стрельба уже два часа как кончилась. Что я могу подумать? Если тебе недороги наши отношения, уходи сейчас же и не приходи больше.
– Ох, и страшная эта штука бабий гонор! Умный же ты человек, Анна, хороший товарищ, а несешь околесицу. Пока проводили их, пока проверял я, что и как– время-то шло. А теперь– вот я.
– Уж какая есть! -запоздало обиделась Анна.
– Кончили об этом. У меня к тебе есть просьба. Я здесь воззвание-послание сочинил, по смыслу все в порядке, но насчет ошибок сомневаюсь. Ты проверь, а?–Яков бережно положил на подоконник лист каллиграфически исписанной бумаги.
– Штаны ему стирай, ошибки проверяй. Давай бумагу сюда.
Анна взяла листок и отошла к свету, к лампе.
– Почерк у тебя какой красивый! Прямо готический шрифт.
Для общения необходима была близость, и поэтому Яков по забывчивости сиганул в окно. И, понятно, зацепился раненной ногой.
– Ой! – завопил он и сел на пол. Анна сказала презрительно:
– Как дитя! А еще людьми командует.
– Так не командую я тобой, прошу все время.
– Просишь, а все равно командуешь. – Анна села за стол и стала внимательно читать. Спиридонов тоже сидел – на полу – сидел тихо и подчиненно.
– Ошибок очень много, – огорченно констатировала факт Анна.
– А я что говорю. Ты ошибки исправь, я снова перепишу.
– Здесь и некоторые выражения не совсем правильные.
– Сути ты уж, пожалуйста, не касайся. Выражения все правильные.
– Синтаксически неправильно.
– Синтаксически – это насчет запятых? Ты их тоже исправь.
Анна вздохнула несильно и взяла карандаш Спиридонов сидел на полу и видел курчавый затылок, тонкую с ложбинкой шею, поднятые неширокие плечи.
–Завтра уедешь из деревни, – решил он вслух.
–Это почему же?
–Комиссара прятала ты, Аня.
–Я не комиссара прятала, я тебя прятала.
–А я комиссар.
–Ты – Яшка. Ты – мой Яшка. – Анна подошла к нему, и он встал. Она обняла его – они были почти одного роста – и замерла, прижавшись к нему. Он осторожно поцеловал ее в тонкую шею.
– Все будет в порядке, Аня. Только тебе надо уехать.
– А ты?
– Ну, я! Здесь другой разговор. Я воевать буду.
– И долго ты будешь воевать?
– До победы, Анна.
–А вдруг тебя убьют до победы?
–Не может того быть.
–Все может быть.
–Человека, который воюет за светлое будущее, не должны убить.
–Бог не позволит или Карл Маркс?
– Светлое будущее не позволит.
–Чье светлое будущее?
– Твое. Мое. Наших детей.
– Так ты за свое светлое будущее борешься. Не мало ли? Таких, как я, знаешь сколько? И все мы боремся за свое светлое будущее. За светлое будущее человечества.
–Кто это?– спросили от двери. Они обернулись. В темном проеме стоял высокий, очень приличный господин в котелке и полосатых брюках.
–Эго Анна, учительница, – виновато представил Анну Спиридонов.
– Кто это? – повторил вопрос господин. Тогда Анна освободилась от спиридоновских рук, подошла к господину и поцеловала его в бородатое благообразное лицо.
– Здравствуй, папочка.
– Кто это? – в третий раз спросил Анин папа.
– Комиссар пехотно-пулеметных курсов Яков Спиридонов. Раненый, – представился Спиридонов, строго гладя на будущего тестя.
– Кем раненый? – папа изъяснялся пока только вопросами.
– Злодейской белогвардейской пулей, – преданный глаз Спиридонова подозрительно заблистал.
– Когда?
– Туг недавно белый офицер меня допрашивал. Все вопросы задавал. И так мне это надоело – сил нет. Может сядем за стол, посидим? Анна к тетке Дарье за самогоном сходит, а?
– Отец не пьет, – сухо предостерегла Анна.
– Это как же? Совсем и ничего?
– Совсем и ничего. Я – запойный, – грустно признался папа.
– Папа! – гневно воскликнула Анна.
– Что, дочка? Я так понимаю, что с будущим родственником познакомился. А зачем от родственника скрывать? – папа снял котелок, сел за стол, положил на клеенку тяжелые руки. Спиридонов сел напротив, помолчал недолго, потом решил продолжить беседу:
– Болезнь, переживания или так, от нечего делать?
– Я – портной, – раскрыл секрет папа.
– Понятно.
– Теперь ты допрашиваешь, Яша?– злобно осведомилась Анна.
– Простите. По батюшке не знаю как...
– Да что уж, Иваном. Ефим Иванович Алексеев. – Все разъяснилось, и Ефим Иванович приступил к делу. Собирайся, Нюра. Я за тобой.
– Куда, папочка?
– Домой. Время такое, что обязательно дома сидеть надо. Мать извелась, беспокоится. Ты одна у нас осталась, боимся мы за тебя.
– А другие где же? – неожиданно для себя спросил Спиридонов.
– Не твое дело, – грубо ответила Анна.
– Замужем старшие, замужем, – вежливо ответил Ефим Иванович.
– Анна, отец дело говорит: уезжать тебе отсюда надо.
– Когда, на чем?
– На телеге я, дочка. За поддевку тонкого сукна огородника Сигаева уговорил.
– Мы и не слыхали, как вы подъехали, – заискивающе сообщил Яков.
– А ваше дело такое было – не слышать ничего.
– Не говори пошлостей, папа, – приказала Анна. – Как же так, никому не сообщив, уехать. Что люди скажут?
– Я им все как сеть разъясню. Они поймут.
– Собирайся, Нюра.
– Вы идите на улицу, а я сейчас, – растерянно сказала Анна и заметалась по избе, ища чего-то, сама не зная что.
Ефим Иванович и Спиридонов вышли на крыльцо, и сразу же грубый голос поинтересовался из темноты.
– Скоро, что ль?
– Сейчас, Петрович, – ответил Ефим Иванович.
– Слушай, Ефим Иванович. Вы там берегите Анну-то. Она горячая. Ненароком выскочит когда не надо, скажет не то. Пусть дома сидит.
– Беречь-то для тебя?
– Для меня, для тебя. Просто надо беречь такого хорошего человека.
– Это ты мне, отцу, говоришь?
Анна сидела на телеге, а Яков шел рядом. Телега катила по белой во тьме дороге.
–Иди, Яша, – сказала Анна.
–Боюсь.
–Иди, иди. Все будет хорошо.
–А вдруг будет плохо? Как я тебя найду, когда увижу?
–Ты же за светлое будущее воюешь и победить хочешь. Всех победишь и найдешь меня.
–Я очень сильно люблю тебя, Анна.
Спиридонов приблизился к ней, и она его тайно поцеловала.
– Иди, – распорядилась она, и он остановился. Телега укатила в черную тьму. Вдруг Спиридонов закричал:
–Живете где вы, адрес какой?!
–Дворянская, номер тридцать шестой! —криком же ответил Ефим Иванович.
–Ишь ты! Дворянская! – не выдержал лирического тона Спиридонов.
–Так номер-то тридцать шестой! – разъяснили из темноты.
* * *
Поручик Мокашев стоял перед разгневанным генералом (ротмистр Кареев был рядом с Мокашевым, но как бы и не с ним), и генерал бесстыдно орал на него:
– Вы шляпа, поручик! Дать уйти комиссару! С ума посходили все. Ни дисциплины, ни порядка, ни бдительности. Наконец! Вы в армии, черт вас побери! По вашей, поручик, вашей вине два уезда охвачены восстанием.
– Не понимаю ваше превосходительство, – признался Мокашев.
– И все ваш комиссар, которого вы упустили. Вам это понятно, поручик?
– Но не может бунтовать один комиссар в двух уездах.
– Вы на что намекаете?
– Я не намекаю, ваше превосходительство.
– Кокетка, белоручка, девственница из борделя, – генерал высказался и устал. – Будете ловить своею комиссара. Не поймаете – военно-полевой суд. Ротмистр Кареев постарается, надеюсь, вам помочь. Все. Можете идти.
Мокашев и Кареев по уставному сделали кругом и двинулись к дверям. Уже в спины им генерал сказал:
– Рассказывают, будто бы под комиссаром ваш конь, ротмистр. Правда ли это?
Кареев повернулся и ответил не по военному.
– Правда, Сергеи Бенедиктович .Вы хотите мне что-нибудь приказать?
– Идите, Валя. Так просто,к слову пришлось.
Мокашев и Кареев спускались по роскошной лестнице.
– Ловко ты меня, признался Мокашев.
– Выхода у меня не было, Юра.
׳–Понимать тебя -понимаю, но,наверное, подло это все-таки, а?
– Между прочим, Серж очень точно про тебя сказал. Девственница из борделя..Не находишь?
Тихо разговаривая, они вышли из штаба. Мокашев сощурился на солнце, надвинул на глаза козырек, осмотрел улицу и ответил:
– Не нахожу.
– И в поместье свое хочется, и вещички вернуть жаждется, и ручки в чистоте блюсти мечтается. Не выйдет, Юра. Придется ручки замарать.
– Придется, Валя. Комиссара вот ловить буду.
– Другой разговор. Пошли ко мне. У меня для тебя сюрприз.
Фланируя, они центральной губернской улицей направлялись в контрразведку. В дежурке Карссв приказал:
– Ганина. Найти немедленно, и ко мне.
В кареевском кабинете они скинули фуражки, расположились вольно.
– Хочешь, Юра, я скажу за что люблю тебя? За что не люблю – ты и так знаешь, – предложил Кареев.
–Трепать языком обязательно надо?
– Ждать надо.
– Тогда давай.
–А люблю в тебе, Юра, я свое продолжение, свое второе я. Вот я: в грязи, в крови по уши – палач, убийца, растленный тип. Но это только одна сторона. Вот я, – здесь Кареев навел палец на Мокашева, – интеллектуал, чистюля, борец за идеалы.
–Валька, ты, я помню, стихи сочинял когда-то, – перебил кареевскую тираду Мокашев.
– А я и сейчас сочиняю – похабные.
– Ну и как?
– Смешно получается.
В дверь постучали.
– А вот и сюрприз! -обрадовался Кареев. – Входи, Ганин. Входи, благодетель!
Вошел благодетель Ганин. Был он невысок, плотен, честен и добр лицом. То ли крестьянин, то ли из мещан – мелкая сошка.
–Здравствуйте, господа офицеры. Звали, Валентин Андреевич?
– Eсть у тебя, Саня, дурная привычка бессмысленные вопросы задавать. Раз искали, значит звали. Вот, Юра, забирай его с благодарностью и пользуйся.
–В ваше, господин поручик, распоряжение, следовательно, поступаю. Позвольте, имя-отчество узнать.
– Георгий Евгеньевич.
– Дело у нас какое будет, Георгий Евгеньевич?
– Комиссара по лесам ловить, господин Ганин.
–Это Спиридонова, что ли? Поймаем.
–Вы его знаете?
–Откуда? Документы посмотреть Валентин Андреевич давали. Храбрец, как я понимаю. Храбреца убить трудно, а поймать – можно.
–Каким это образом?
–К нему в отряд пойду. А потом и вас к нему приведу. С войском.
– Он, Юра, киплинговского «Кима» читал! – с гордостью доложил Кареев.
– А Ким-то при чем?
– Профессия все же одна у них.
– Как это одна? Ким – разведчик, а господин Ганин, как я понимаю, – провокатор.
– Вы, Георгий Евгеньевич, зовите меня Сашей. Или Шурой. Как вам удобней.
– На провокатора обиделись?
– Нет.
– Тогда ответьте мне на вопрос. Зачем вам все это?
– Ловкость свою проверяю. В наше время ловкость в жизни – самое главное дело.
– А как догадается Спиридонов и шлепнет вас без рассуждений?
– Недостаточно, значит, ловок я. Не для жизни сегодняшней.
– И долго еще свою ловкость проверять намерены?
– До установления порядка.
– Какого порядка?
– Твердого. При твердом порядке я со своей ловкостью хорошо заживу!!
* * *
– У тебя усталый вид, – сказала Георгию Евгеньевичу мама. В номере она поила сына чаем. Сын дико посмотрел на нее, потом вспомнил, что он сын, И ответил как положено:
– Дела, мама, дела. И заботы тоже.
– Вы же в резерве! со знанием дела удивилась мама.
–Самые дела и самые заботы в резерве. А когда уже стрелять начинают, тут не заботиться, тут убивать нужно.
– Юра, что ты говоришь!
– Занятие у меня теперь главное такое, мама, – убивать. И давай поговорим о чем-нибудь другом.
Елена Николаевна обиделась на минутку, а сын не придал этому значения: сидел развалясь, жевал без охоты. И мама сдалась.
– Ты знаешь, Лялечка здесь?
– Какая еще Лялечка?
– Господи! Да, Лялечка Каленич! Неужели забыл?
– Синельникова, – поправил он ее и, закрыв глаза, откинулся в кресле. – Значит, и Лялечка здесь.
Она была здесь. Она стояла в дверях зашарпанного номера и смотрела на него. Георгий Евгеньевич, бледный, подобранный, без фуражки, медленно склонил голову.
–Жорж! – невыносимо громким шепотом назвала она его.
Он поцеловал ей руку, а она поцеловала его в лоб.
–Как покойника, – догадался он.
–Как воскресшего, – возразила она.
...И осень в Летнем саду. На вас белая меховая шапочка и желтый лист падает на белый мех. Концом зонтика вы пишете на влажном песке «Жорж, Жорж» и зачеркиваете написанное. И вы спрашиваете: «Навсегда?» И я отвечаю: «Навсегда!» Оказалось – не навсегда.
Они сидели за столом, и она, потянувшись к нему через стол, погладила его по щеке. Щека под ее рукой пошла нервным тиком.
–У меня разбилось сердце, и это было дивно, – вспомнил он, улыбаясь.
– А у меня оно остановилось, застыло, замерло навсегда. Оказалось – не навсегда.
– Ольга, вы прекрасны, – сказал Георгий Евгеньевич. Она была, действительно, прекрасна.
...Она спрятала лицо у него на груди и заплакала. Он успокаивал ее, гладя рукой по длинной шее, по обнаженным плечам. Они лежали в постели и, усталые, снова разговаривали.
–Я была тогда старше тебя на пять лет, Жорж. Теперь – на десять.
–За два года я постарел на двадцать лет. Не будем считаться, Ольга. Я много, много старше тебя.
–Люби меня, Жорж, ладно? Люби меня, я очень-очень тебя прошу.
–У меня кроме этой любви в жизни ничего нет. Что мне остается делать, как ни любить тебя?
– Это правда? Это правда? Это правда? – спрашивала она и целовала его в плечо, в шею, в грудь.
...Среди ночи он проснулся, ощупью нашел на полу бутылку, отхлебнул из горла и, гремя спичками, закурил. Обозначенный в темноте красным папиросным угольком, прошел к окну. Упершись лбом в черное блестящее стекло, спросил сам себя:
– Что делать? Что делать?
–Накинь на меня одеяло, Жорж. Мне холодно, – попросила из постели Ольга.
* * ★
Их было пятеро верхами. Митяй, Миша, Егор, Александр Ганин и, впереди на породистом кареевском жеребце, Спиридонов. Они неторопливо следовали широкой улицей большого села, и сельские жители с уважением рассматривали их. У крыльца волостного правления Спиридонов остановился и спросил у негустого кружка землепашцев, стоявших тут же:
– Звали, мужички?
– Расспросить тебя хотели, – объяснил сразу же подошедший к Спиридонову степенный мужик.
– Ты что – за главного у них? – поинтересовался Спиридонов и слез с коня. Спешились и остальные. Александр Ганин принял спиридоновский повод.
– Не главный я. А так... неробкий.
– Говори, неробкий. Только смотри, чтоб не заробел у меня.
– А ты меня пугать будешь?
– Это уж как ты себя поставишь. Ну, задавай вопросы,не томи.
– Вопрос первый и главный, – объявил степенный мужик и, помолчав значительно, продолжил: – какой такой есть смысл крестьянину с твоего восстания?
– Восстание, допустим, не мое, а ваше. А выгода с него вам самая прямая: наш революционный отряд защищает крестьянство от незаконных поборов белогвардейской сволочи.
– Значит, будем красных ждать, чтобы красные отобрали.
– Мы свое обязательно возьмем,–согласился Спиридонов. – Нам побеждать надо. Так ведь лучше один раз дать – нам, чем дважды – им и нам. Выгоду свою понимаете, граждане мужики?
Толпа к этому времени собралась, порядочная: подтянулись к крыльцу и старые, и малые, и любопытные бабы.
–Хваткий какой!– раздался восхищенный бабий голос. И тотчас из толпы выскочил вьедливый маленький мужичонка – местный, видимо, говорун.
– А если белые, к примеру, тебя побьют? – радостно воскликнул он.
– Типун тебе на язык! – злобно ответил Спиридонов. – На глупые вопросы не отвечаю. Умные вопросы имеются?
– Ты разумно нам ответил, – подбил бабки степенный. – Теперь вот только как на духу скажи: Красные победят?
– Это я вам обещаю.
– А теперь вопрос окончательный. От нашего тутошнего деревенского общества тебе надобно что?
– Надобно, мужики, надобно, – Спиридонов снова возвысил голос. – Оружие нужно, оно у вас есть, закопано по огородам, знаю я вас. И бойцы мне нужны. Конечно, наш отряд добровольный, у нас все по доброй воле. Вот даже человек из города имеется, доброволец. – Спиридонов слегка отодвинулся, показывая мужикам малозаметного Ганина. – Так что я вам советую выделить мне в отряд пятерых, которые помоложе. Добровольно.
Толпа загудела. Спиридонов стоял, слушал гул.
–Можна, – поразмыслив, сказал степенный мужик.
–А если согласные, завтра к вам Миша придет. К его приходу чтобы все готово было. Миша ,покажись.
Миша выступил вперед и стал рядом со Спиридоновым.
–Уговорил! – озорно взвизгнул все тот же бабий голос.
Спирпдонов пошарил глазами по толпе, сказал сурово:
–Нам пора, мужички. – И пошел сквозь толпу – сдержанный,строгий,неподступный. Толпа уважительно притихла. Краем глаза определив ядреную бойкую бабенку, Яков неожиданно и ловко прихватил eе за бока.
– Бесстыдник! – с удовольствием заверещала бабенка. – Охальник! У тебя ж учителка есть!
– Учителка! – передразнил ее Спиридонов. – Я что, для себя стараюсь? Для твоего ж, бабочка, удовольствия. И обществу уважение оказать.
Общество Спиридонова одобряло.
–Учителка!– раздраженно бормотал Спиридонов, вскидываясь в седло.
–Учителка! – бормотал Спиридонов, выезжая из села.
* * *
Землянка была на небольшом сухом острове среди глухих и тяжелых болот. Рядом с землянкой росла единственная на острове сосна, а под сосной, закинув руки за голову, лежал Спиридонов. Подошел к нему Ганин, сел рядом.
–Хорошо-то как, Господи! Трава пахнет как! – сказал, не поворачивая головы, Спиридонов.
–Уж куда лучше! -ворчливо отозвался Ганин. – Не понять: отряд у нас или монастырь на болотах.
–Воевать хочешь, Саня? – полюбопытствовал Спиридонов.
–Действовать хочу. А ты ждешь. Чего ты ждешь, Палыч?
–Подходящего момента жду. Твои люди в городе, насколько я понимаю, тоже ждут?
– У них руки связаны.
– А вот мы им поможем развязать.
Ганин покосился на Спиридонова и спросил осторожно:
– Значит, мне скоро в город идти?
Спиридонов встал.
– Пошли в землянку.
Они спустились по ступенькам в низкую и просторную землянку, скверно освещенную малым окондем. Миша с Егором играли в подкидного дурака.
– Ну, штаб, давай заседать, – приказал Спиридонов и сел за стол.
– Жить нам в одиночестве уже никак невозможно. Сегодня Александр с Егором идут в город. Александр со своими договорился о совместных действиях: что, когда, зачем, Егор – наш полномочный представитель.
– Яша, а может не надо? – робко спросил Егор.
– Что не надо?
– Ну, какой я представитель? Я и не представитель вовсе.
– Да ты что, лапотник?! За дурака меня держишь?! – мгновенно ощерился Спиридонов. – Нашкодил, а теперь на болотах отсидеться желаешь?!
И успокоился. И уже Ганину.
– Долго его в городе не держи: ему опасно, его Кареев в лицо знает.
Егор тоскливо вздохнул.
– Понимаю, Яша, понимаю, Ганин был серьезен и деловит, – а то вместо Егора Михаила возьму?
– Возьмешь, что дают, строго определил Спиридонов, —пойдет Егор.
– Дело твое, ты командир,–согласился Ганин.
–Это верно, я командир,– вдумчиво произнес Спиридонов.
Помолчали.
– Что ж тянуть. Мы пойдем? –предложил Ганин.
Егор тоже встал. Подошел к нарам, влез в пиджак, натянул картуз.
– Прощайте, братцы. Авось вернусь.
– Робеешь, что ли? – заинтересовался Миша.
– Тоскую чего-то.
Встали все.
Встал и Спиридонов.
– Ну, с Богом, – сказал он.
Бога нет, – возразил Ганин и похлопал Егора по плечу, пошли мол.
–Точно знаешь? – спросил Миша.
–Уж куда точнее.
Они – Егор и Ганин – пошли к выходу.
–Егорушка, просьбу мою не забудь, – тихо напомнил Спиридонов.
–Все сделаем, – выходя пообещал Ганин.
–Шибко ловкий этот губернский представитель, – резюмировал Миша.
* * *
А Егор и Ганин уже полем шли.
–А ты молчишь,помалкиваешь,–решил начать беседу Ганин.
–Не о чем мне с тобой говорить.
–А о бабах.
– Никого у меня нету.
– Так не бывает, браток. У меня, например, хорошая бабенка. Белошвейка, по домам шьет.
– Отстань от меня, Александр, а?
– Да никак тебе страшно, Егор?
– А тебе весело?
Егор вдруг– остановился.
– Весело невесело, а все как надо идет. И мы идем. Шагай —вышагивай, дело наше такое. – И по-доброму мягко ладонью подтолкнул Егора – иди, мол.
–Александр, я в город не пойду.
–Что так? – мягко спросил Ганин.
–Не могу.
–Можешь, Егор. Скажи себе: идем, Егор. Никак нельзя не идти, Егор. И сможешь.
– Я как под пулями полежал, – захлебываясь, начал объяснять Егор, – так вот здесь (он положил себе ладонь чуть повыше живота) лопнуло что-то. И шатает и мотает меня с тех пор, как бы тошнит все время.
Помолчали оба, думая.
–Раньше я отчаянный был! – с горечью продолжал Егор. – Никого не боялся! А теперь всего боюсь. В отряде Спиридонова боюсь, сейчас офицера того, перед которым ломался, боюсь.
–Чепуха все это, Егор. Мнение это.
– Александр, я в город не пойду.
– Ты, браток, пока не шуми, на открытом месте руками махать нам не резон.
Под кустами в тени, Ганин и Егор прилегли, отдыхая.
Ганин вяло кусал от краюхи, поглядывая на Егора, ждал.
– Кончилось бы все скорее, – с сердцем сказал Егор.
– Победит всех наш Бова-королевич, тем и кончится, а то его победят – и тоже конец.
– А мне, что так, что этак. Все равно плохо.
– Да, Яша цыкает на тебя, будто ты его личный холуй.
– Так знает, что деваться мне от него некуда. Потому и вьет из меня веревки, как хочет.
– Это почему же?
– Кровь на мне, солдата того кровь. Дорога мне в другую сторону заказана.
– А если от крови отмоешься?
– Воды такой нет, – и Егор с надеждой посмотрел на Ганина.
* * *
– Ну, —спросил Кареев. В своем кабинете он сидел почетным гостем – верхом на стуле, положив подбородок па спинку его. За столом был Мокашев.
– Здравствуйте, ваше благородие,– Ганин не торопился.
–Здравствуй го, господин Ганин,–холодно поздоровался Мокашев.
–Ты, Саня, свои шутки брось.По делу пришел-дело давай, -трудно произнес Кареев(мешало то,что подбородок лежал на спинке стула).
–Вот я,живой.И все дело.
–Надо понимать так,что связь губернского пролетариата с отрядом Спиридонова налажена?-спросил Мокашев.
–А есть он здесь,бунтующий пролетариат?– вопросом на вопрос ответил Ганин.
–К большому моему сожалению есть,– подтвердил наличие бунтующего пролетариата Кареев.– Только тебя вот про этот пролетариат спрашивают,– и Кареев большим пальцем через спинку стула указал на себя.
—Ну, с ним пролетариатом у Спиридонова связь крепкая, – весело сказал Ганин.
–А мне он показался неглупым парнем, – признался Мокашев.
–Надеялись, что шлепнет меня Спиридонов?
–Зачем так – надеялся, скажем – опасался.
–Он не дурак, Георгий Евгеньевич. Хвастун немного – это конечно. А так – ловок, стервец.
–Он ловок, ты ловок, не много ль ловкачей, Саня? – Кареев слез со стула, подошел у Ганину, положил руки ему на плечи, рассмотрел глаза.
–Я для вас ловчу, Валентин Андреевич.
–Ладно, – Кареев подумал и добавил: – Верю. Теперь по порядку.
–Взять их на болоте, в их берлоге, когда они отрядом, нету никакой возможности. Перекрывают единственную тропу – конец,к ним и на козе не подъедешь. Да, и не отряд страшен. Не будет Спиридонова, мужики сами по деревням разбегутся. Спиридонова одного брать надо. Или убить.
–Вы можете это сделать? – спросил Мокашев.
–Боюсь, в этих делах по сравнению с ним я – щенок.
–Ты не сравнивай, не твоего это ума дело – сравнения. Что надумал? – Кареев ласково потрепал Ганина по плечу и вернулся к стулу.
– Спиридонова брать на болоте надо, когда он один.
– А часто он один бывает? – быстро спросил Мокашев.
– Бывает. Распускает отряд по домам – кормиться, а сам один остается.
– Ганин, устройте так, чтобы я мог взять его! – потребовал Мокашев.
–Одни на один вам его не взять, Георгий Евгеньевич. Обложить надо командой, чтоб никак не ушел, а потом, что ж, и вам попробовать потягаться с ним можно.
–Что вам для этого нужно?
–Человечка одного на подмогу.
–Где я тебе человечка-то возьму? – разозлился Карссв.
– Есть уже, Валентин Андреевич. Внизу в дежурке сидит. Из спиридоновского отряда, и, как я понимаю, ваш знакомый.
* ★ *
Нехорошо было Егору стоять... перед двумя офицерами. А они долго изучали его.
–Замучился бедняга совсем, – нарушил молчание Ганин.
–Это ты молодец, что пришел к нам, – похвалил Егора Кареев, не понял я тебя тогда, на дороге. А сейчас, что ж, прощаю, живи, помогай нам. Мы за добро добром платим.
Мокашев поморщился – до того фальшив был кареевский тон.
– Устал я бояться, устал, господа офицеры, – виновато объяснил Егор.
– Мы отдохнем, мы отдохнем, – иронически (из «Дяди Вани») пообещал Кареев.
– Убежать бы мне куда! – помечтал вслух Егор.
– Поможешь нам, беги на все четыре стороны, – сказал Кареев.
– Не обманете?
– Моего честного офицерского слова тебе достаточно?
– Не знаю.
– А я знаю. Достаточно. Будешь действовать вместе с Саней.
– Александр,мне сильно помог. Рассказал я ему все, а он пожалел меня.
– Скажите, Егор, почему вы предали Спиридонова? – резко спросил Мокашев.
– Я не предавал, я не предавал. Устал я. Бояться устал.
Мокашев, осторожно огибая расставленные по комнате стулья, подошел к Егору и вдруг коротко и мощно ударил его под вздох. И не дав согнуться-с левой– в зубы. Егор сел на пол.
– Скотина! Мерзавец!– говорил Мокашев, разглядывая поврежденные пальцы своей левой руки.
– Ты, оказывается, Юра, предателей не любишь!– удивленно догадался Кареев.
–Да все врет он,стервец!–сказал Мокашев и брезгливо посмотрел на Егора.–Он Спиридоновым подослан.
Егор сидел на полу и размазывал по разбитой своей физиономии слезы и кровь.
–Вы,Георгий Евгеньевич,зря волнуетесь,–улыбаясь,успокоил Мокашева Ганин,–Егор мне про спиридоновскую невесту рассказал.Про Алексееву Анну Ефимовну,учительницу.Она сейчас в городе живет.На Дворянской,в тридцать шестом номере.
Сказав это,Ганин повернулся к Егору и добавил:
–Так что,Егор,к Спиридонову теперь тебе дороги нет.
И тогда Мокашев ударил Егора носком сапога по ребрам. Егор завалился на бок.
Вот теперь поднялся Кареев.
–Ну, хватит,– он подошел к Егору, сказал ласково, – вставай, не бойся. Он больше нс будет.
–Больно, –пожаловался Егор, вставая.
–Терпи, казак, атаманом будешь, – утешил Кареев и сделал знак Ганину. -
Тот подхватил Егора под руки и помог выйти.
А Кареев обернулся к Мокашеву и сказал ласково:
–Зачем же так жестоко, Юра? Жалеешь комиссара, ну и жалей на здоровье. Сокрушайся, горюй, но рукам воли не давай.
* * *
На стук вышел сам портной Алексеев. В светлом костюме в ,в сером котелке, явно прибранный, он, видимо, собирался уходить
из дома.
–Простите, – обратился к нему Мокашев. – Мне необходимо срочно сшить новую шинель. Холодовские порекомендовали обратиться к портному Алексееву. Вероятно, что вы – Алексеев?
Помедлив немного (очень хотелось отказать), Ефим Иванович распахнул дверь и пригласил: •
–Прошу.
Пропуская Мокашева, он с тоской осмотрел его. Погоны.Шашка на боку и пистолет в опрятной кобуре. Такому нe откажешь. В большой комнате – мастерской, Мокашев с удивлением увидел обширнейший и совершенно пустой низкий стол. Ефим Иванович поймал его взгляд и объяснил тотчас:
– У меня все купцы шили. А чтобы поддевку построить – Зингером не обойдешься. Поддевка – вещь ручной работы. Для этого и стол. Так я слушаю вас, господин офицер.
– К понедельнику мне нужна новая шинель. Сукно и цена – ваши. Меня все устраивает. Договорились?
–Должен огорчить вас. К моему большому сожалению эту неделю я не смогу работать. Совсем. Я очень занят другими делами.– Ефим Иванович, оказывается, очень переживал, вспотел даже.
– Значит никак? – без интереса огорчился Мокашев и в ожидании портновских объяснений еще раз осмотрел мастерскую.
