Текст книги "Офицеры советских подводных крейсеров. (СИ)"

Автор книги: Анатолий Козинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

А.В.Козинский
КРИТИЧЕСКАЯ МАССА ЯДЕРНОГО РАСПАДА

Посвящается памяти о погибших и живым морякам-подводникам

А.В.Козинский 2011 г.

Книга 2.
ОФИЦЕРЫ СОВЕТСКИХ ПОДВОДНЫХ КРЕЙСЕРОВ

На земле и на воде живёт человек.

Под водой, растворяясь в планете, он

особенно остро чувствует, сколь тонка

и хрупка грань перехода его плоти

в круговорот вечности.

Глава 1.

Какие и какими они были первые ракетные атомные подводные лодки и их экипажи. Первые выходы этих кораблей в море на отработку курсовых задач; люди экипажа, в том числе и лейтенант Липовецкий в первой офицерской должности командира группы управления ракетной боевой части.

Атомный ракетный подводный крейсер, слегка покачиваясь на, парящих морозной зыбью изморози, волнах зимнего Мотовского залива, удерживаемый на водной поверхности запасом плавучести 14 цистерн главного балласта, изготовился к погружению. Справа, возвышаясь над рубочной надстройкой крейсера, устремилась в низкое свинцовое небо полярной ночи шпага заваливаемой антенны связи. По центру в густой смазке разместилась труба выдвижной мачты перископа. Оптический глаз перископа, вращаясь в разные стороны поворотом выдвижной трубы мачты, позволял командиру или вахтенному офицеру из прочной рубки вести наблюдение за водным и воздушным пространством в надводном и подводном положении на перископной глубине.

Ощупывая невидимыми лучами прилегающее пространство акватории вокруг корабля, без устали вертелась вогнутая «лопата» антенны радиолокационной станции.

Внизу в специальной выгородке центрального поста, покручивая настроечные ручки приборов, в звуконепроницаемых наушниках на голове, напрягали свой избирательный музыкальный слух акустики. Они улавливали и анализировали каждый шорох, издаваемый глубинами моря.

Все члены экипажа осматривали и проверяли материальную часть своих боевых постов, заведований, отсеков, оружие, технику служб и боевых частей. По установленной цепочке, через центральный пост доклад о готовности к погружению уже всего корабля в целом доходил к его командиру.

Наконец, единственная воздушная магистраль связи подводников с внешним миром – верхний рубочный люк закрыт лично командиром. Тут же последовала его команда:

– Задраен верхний рубочный люк! Заполнить концевые!

Поток команд и докладов, чередуясь и упреждая друг друга, сливался в мелодию действий слаженной работы экипажа. Подчиняясь воле командира, он делал корабль послушным живым существом, связанным стройной системой организации боевых и повседневных расписаний с людьми внутри его прочного корпуса.

На командном посту командира группы управления ракетной боевой части и одновремённо командира 4 отсека Антон старался изо всех сил своими действиями способствовать заданному ритму работы подводников.

Предваряя исполнение команды, коротким сигналом рыкнул ревун. Под напором давления гидравлики закрутилась механика приводов клапанов вентиляции, которые открывшись, выпустили натруженный и теперь освобождённый воздух из концевых групп цистерн главного балласта.

– Ш-ш-ух! – облегчённо выдохнули они. Сквозь прорези шпигатов в цистерны на освобождённое место хлынула морская вода.

– Пф-ф-ух! – корабль грузно осел и, задержавшись на поверхности моря, вместе с душами подводников возрадовался:

– Дудки, не «бздо» – мы пока ещё не тонем! Средняя группа прочных цистерн главного балласта цепко удерживала субмарину на поверхности моря. Она вселяла надежду и уверенность морякам, что хотя они и отрезаны от привычного мира, но только для того, чтобы плавать под водой и всплыть в нужный момент вновь.

– Товарищ командир! Принят главный балласт кроме средней. Крен, дифферент ноль градусов. Курс 112 градусов, под килём 220 метров. Оба реактора на мощности 40 процентов. Режим ГТЗА, работают обе турбины «Самый малый вперёд». Ход 4 узла. Радиационная обстановка нормальная. Лодка осмотрена, замечаний нет! – доложил командиру в боевую рубку старший помощник.

Главный командный пункт центрального поста (ЦКП) – мозговой центр управления крейсером был связан дублированными каналами радиотелефонной и по специальным переговорным трубам голосовой связью с десятью отсеками и всеми командными пунктами боевых частей и служб корабля. Офицеры ЦКП принимали доклады, анализировали обстановку, докладывали командиру об исполнении его команд, готовили данные для решения командира по управлению кораблём и использованию оружия. Главная фигура на ЦКП – старший помощник командира (старпом).

– Наш старший помощник капитан 2 ранга Баклашов Игорь Петрович, – не раз слышал Антон, как в головы молодых матросов втолковывал военно-морскую смекалку и науку старшина команды электрооператоров, он же старшина 4 отсека мичман Глебов. Все нюансы флотской службы, сохранившей не выветриваемые остатки стиля и традиций времён войны, за пять лет срочной службы мичман Глебов изучил досконально и своим опытом делился охотно.

– Повторяю: капитан 2 ранга Баклашов наш старпом!

– А кто такой на корабле старпом? – задав вопрос, он внимательно всматривался в лица дружно молчавших матросов. Не желая тянуть время, снимал фуражку, устремлял взгляд к подволоку отсека, воображая там небо, и тыкал туда указательным пальцем:

– Матрос Беляев, что ты там видишь?

– Небо…,– заикаясь отвечал тот.

– А ещё? – наседал мичман. – Кто из вас кое-кого таки там ещё заметил? – уточнял он. Матросы всматривались в подволок отсека, от усердия работы мысли пооткрывали рты, тихо сопели, но зрительно не видя никого, безмолвствовали.

Выдержав паузу, Глебов закрывал глаза. Для достоверности эффекта ещё раз взмахивал рукой в направлении неба и выдавал:

– Так вот, там на небе – бог! А рядом с богом – наш командир, он нам отец, друг и товарищ! – Поняли!?

– А теперь, – быстрым и привычным движением он одевал фуражку, отряхивал не существующую пыль с одежды, небрежным жестом, как бы между прочим, проверял все пуговицы на одежде, зорко осматривал проход к входному переборочному люку в отсек и продолжал:

– А теперь, закройте свои «коробочки», подберите сопли и кыш трудиться на боевые посты! Если вездесущий старпом войдёт в отсек и увидит, что вы «сачкуете», то ни себе, ни вам я не завидую. Ибо старпом тут внизу наш бог, царь и чёрт – всё вместе взятое! Правда, наш старпом суров, но справедлив. Он уж указания дважды не повторяет. Попадаться ему на глаза лишний раз не советую…. Хорошую работу он замечает сразу и проходит мимо. А вот плохую…, – господи, помоги, пронеси и помилуй!

Прильнув к окуляру перископа, командир корабля капитан 1 ранга Сберев Василий Иванович, в ожидании квитанции на переданное радио о погружении с командного пункта флота, размышлял о предстоящем плане отработки боевых упражнений экипажем подводного крейсера.

Его крепко сбитая, чуток ниже среднего роста фигура цепко удерживалась коротковатыми ногами на ребристых паёлах рубочной палубы. Спокойные руки привычно лежали на ручках гидравлического привода горизонтального наведения перископа. Ещё ясные и не воспалённые бессонницей глаза через оптическую систему этого выдвижного устройства всматривались в туманные просветы налетающих снежных зарядов в попытке отыскать безопасный путь корабля.

В генеалогическом древе Сберевых кровь татар, башкир, русских, перемешавшись, создала своеобразный, унаследованный коктейль, позволивший командиру взять национальность русского. Хотя узковатые глаза, приплюснутый нос, характер поведения и речь выдавали в нём человека восточного.

Постоянное бремя ответственности, ограниченный тревожный сон 2–3 часа в сутки, напряжённый график отработки задач плавания, когда ошибка любого члена экипажа, оставленная без должного внимания, могла привести к гибели корабля, делали его жизнь невыносимо трудной, но привычно одолимой.

Поговаривали, что на берегу, расслабившись, он иногда здорово «закладывал за воротник». Да и его жена в этом вопросе ему ничуть не уступала. Но в глазах экипажа «кесарь» был вне подозрений: его короткие ноги удерживали командирскую фигуру твёрдо и устойчиво, без каких-либо кренов и дифферентов. Из всего этого следовал вывод: если он выпивал, то пить умел, кораблём командовал уверенно и со знанием дела.

– Товарищ командир! На переданное радио получена квитанция, – доложил командир боевой части четыре (БЧ-4,РТС).

– Ход 6 узлов, опустить выдвижные устройства. Заполнить среднюю! Погружаться на глубину 40 метров с дифферентом три градуса на нос! – скомандовал командир.

– Погружаемся на глубину 40 метров. Осматриваться в отсеках! – прозвучал голос старпома из динамиков по всему кораблю.

Помимо воли Антон выжидающе насторожился. Его взгляд скользнул по подволоку отсека и бортам прочного корпуса, к которым прилегали балластные цистерны средней группы, а затем остановился на напряжённо застывших лицах подводников.

Психология поведения человека выработала устойчивые рефлексы противодействия панике страха для преодоления опасностей, возникающих при неустойчивом плавании на поверхности воды. Жизненный опыт людей защищал их от падения на голову кирпича, камня или других материальных предметов, которые подчинены общим законам тяготения Земли. Человек разумный обобщил и освоил методы и приёмы защиты от кратковременного воздействия энергии природного или искусственного происхождения.

Но разум абсолютно беззащитный, когда потенциальная опасность огромного давления водной стихии угрожающе окружает человека со всех сторон. Только тонкая скорлупка прочного корпуса корабля предохраняет моряков от превращения этого страшного давления воды в кинетическую энергию сокрушающую их жизнь.

Тем не менее, жизнь торжествующая, прикрываясь осознанным страхом, преодолев глубину предельного погружения вместе с потрескивающим от напряжения прочным корпусом подводного корабля, отбрасывает сомнения и рождает качественно нового человека имя которого ПОДВОДНИК.

Безусловно, мичман Глебов был подводником опытным. Антон не раз восхищался его уверенными, находчивыми действиями. Он не стеснялся, при необходимости, обращаться к мичману за помощью и тот щедро делился всем, чему научила его военно-морская служба.

Вот и сейчас коротким сигналом ревун пропел свою песню, но через 5 секунд, как ей положено, одна из гидравлических машинок привода клапанов вентиляции цистерны так и не сработала. Быстрым движением Глебов переставил манипулятор на действие вручную. Тут же рычаг-трещётка замелькал в его руках. Ручеёк пота не успел скатиться с кончика носа мичмана, как он уже докладывал:

– Центральный! Не сработала машинка клапана вентиляции цистерны правого борта № 5. Клапан открыт вручную. Машинка поставлена на действие гидравликой!

Ревун исправно выдавал предварительные сигналы и, не менее своевременно, ему в такт, по воле людей открывались и закрывались кингстоны и клапаны вентиляции цистерн.

Запас плавучести корабля стремительно уступал место морю вместе с последним, вытолкнутым пузырём воздуха из балластных цистерн средней группы. Ворвавшись внутрь их объёмов, силой отрицательной плавучести вода заставила крейсер тяжело охнуть и провалиться в пучину сомкнувшихся волн моря.

Корабль быстро набирал глубину. В его отсеках стояла тишина, сквозь которую, еле слышно, по бортам цистерн скользили разрозненные пузырьки воздуха:

– Блюм б-у-ль, буль б-у-ль, – тихо шептали они.

Сила тяжести заставляла тела подводников догонять, уходящую из-под ног вниз, палубу. Внутреннее содержание тел, сохраняя остаточную инерционность своего положения в пространстве, устремлялось вверх в попытке через рты покинуть своих хозяев.

Вспотевшие хозяева, как рыбы попавшие в необычную среду, шевелили челюстями, пытаясь «продуться» – выровнять внутреннее давление тела с внешним давлением в отсеке. Перепады давления воздуха в прочном корпусе корабля вызывали болезненное хлопанье ушных перепонок подводников, но процедура «продувания» устраняла этот дискомфорт.

– Мужики! – обратился к морякам Глебов, – если хотите остаться мужиками, то держите своё мужское достояние обеими руками внизу штанов. Внутренности – ерунда: затолкнём обратно! А вот если ваше «хозяйство» попадёт под зубы… – представляете, что будет? Ну вот, Беляев, голубчик, не дергай судорожно кадыком! Ты что, свою яичницу уже выкушал?!

– Д-д-держу в зубах, боюсь пошевелиться, – под дружный хохот подводников промычал тот.

Крейсер, подхваченный усилиями носовых и кормовых горизонтальных рулей, приостановил погружение и на мгновенье в раздумье остановился: что делать дальше?

Но тут же под воздействием хода и тех же рулей, он наклонился на нос и стрелка глубиномера начала медленно отсчитывать набираемые метры глубины. Всё, что было плохо в отсеках закреплено, самоходом поползло искать более удобные места. Старшины отсеков давали «дрозда» подчинённым за нерадивость крепежа бегающих предметов и те быстро устраняли свои промахи.

Дифферент начал отходить. Присмотревшись к глубиномеру, Антон убедился, что корабль занял заданную глубину погружения.

– Командиру боевой части пять удифферетовать подводную лодку на глубине 40 метров, скорости 6 узлов, с дифферентом полградуса на нос, – прозвучала команда командира.

Командир БЧ-5 Валентин Веселов в свои 40 лет, как и любой главный механик на корабле назывался «дедом». По существу, этому названию соответствовала только его седая, совсем белая, умная голова. Всё остальное: живые карие глаза, подвижная стройная фигура, доброжелательная улыбка делали его человеком энергичным и, в соответствии с фамилией, весёлым. В будущем Веселов, буквально, помолодеет и повеселеет, когда после очередного отпуска приедет с волосами на голове, покрашенными в ярко-рыжий цвет. Вызвав некоторое удивление и замешательство своих сослуживцев, на втором дыхании молодости наш рыжий «дед», фигурально, будет поражать насмерть лучшую половину человечества и укладывать их штабелями в закрома побед своего мужского очарования. Это всё будет в будущем. Пока же в их базе в Западной Лице не было ни жилого городка, ни женщин, о которых подводники могли только мечтать. Все эти молодые, пока цветущие превосходным здоровьем, парни были заброшены судьбой в глухие, необжитые места Заполярья, отчасти по собственному желанию, а больше по велению советской действительности. Этой же действительностью они были на многие годы изолированы от всех благ цивилизации непробиваемой бронёй безучастия к судьбе отдельно взятого человека, стеной тотальной секретности, недоверия и подозрительности. С одной стороны жёсткий отбор человеческого материала режимом власти, с другой – прицельное воздействие непознанного, невидимого, работающего в подводной стихии атома, безжалостно отбрасывали пострадавших и слабых людей в отходы производства, выживших сильных и способных – делали подневольными, но настоящими подводниками.

Вот и сейчас они занимались делом – дифферентовали подводный крейсер. В принципе, ничего хитрого в этом процессе не было: нужно было плавучесть многотонного крейсера привести к положительному значению близкому к нулевому; затем выровнять моменты сил по крену и дифференту. Это позволяло кораблю под действием работы гребных винтов и рулей парить и плавать с разной скоростью в заданном коридоре глубин моря.

После определённых манипуляций с цистерной плавучести и дифферентными цистернами механик быстро и уверенно справился с поставленной задачей. Крейсер на ровном киле белой лебедью послушно удерживал заданную глубину погружения.

После команды «Окончена дифферентовка» были поданы и произведены соответствующие сведения и доклады из отсеков в центральный пост, внесены коррективы в ведомость журнала дифферентовки и командир её утвердил. Наконец, по назначенной командиром боевой готовности № 2 первая боевая смена подводников заступила на вахту.

Командир корабля утвердил схему маневрирования крейсера в полигоне. Назначил режим использования средств регенерации воздуха. Задал предел необходимой мощности работы атомных реакторов и дал разрешение экипажу готовиться к обеду.

Особое место на кораблях военно-морского флота занимали приборки: ежедневно малые – утром, перед обедом и ужином; большая – в субботу. Они были такими же обязательными и привычными, как восход и заход солнца. В этом процессе борьба за чистоту корабля и здоровье людей при помощи швабр, ветоши, щёток, наждачной шкурки, мыла и смёток было делом святым. Заглядывая во все многочисленные углы и шхеры, драили, чистили, наводили блеск на все медяшки, железки, железяки и приборы, подметали и убирали свои заведования и таким образом становились участниками приборок все офицеры, мичманы и матросы корабля.

В конце большой приборки комиссия во главе со старпомом проверяла качество чистоты и порядок во всех отсеках крейсера. Главной лакмусовой бумажкой проб был белый платок.

Обнаружив на платке пыль, комиссия проверку в этом отсеке прекращала. Обычно несколько слов говорил старпом, хотя и без слов всем всё было понятно… – приборка там повторялась.

Во время приборки руки и ноги приборщиков были заняты работой, голова особым творчеством не загружалась, язык же был свободен в выборе любых тем для разговора.

– Товарищ мичман, а почему ракетчиков причисляют к каким-то «бечелюксам»? – показалась из-за стойки автомата пеленга и дистанции любопытная голова Беляева.

– Почему, почему – по традиции! Неофициально бечелюксами называют боевые части один, два, три, четыре-РТС. Товарищ лейтенант, откуда у этой традиции выросли ноги? – усердно смахивая невидимую пыль с пульта управления пуском ракет, обратился к Антону уже сам Глебов.

– Ну, конечно, не из того места откуда обычно растут ноги у людей, а из жизни, вернее, из истории развития флота и совершенствования конструкций кораблей, – начал рассказывать Антон. – Во все времена моряки артиллеристы пользовались уважением и занимали особо почитаемое положение в иерархии корабельных специальностей. Перечисленные Глебовым боевые части, комплектовались моряками, специальности которых представляли исторически сложившуюся аристократию профессий. Ветер, парус, непредсказуемая стихия океана и оружие – именно они создали и поддерживали на морских судах и кораблях флота особое положение бечелюксов.

С появлением паровой машины, заменившей парус, значение и вес морских профессий несколько переместился вниз в трюма. Техническая экспансия заполнила до предела железные корпуса кораблей и загнала туда же практически всех «аристократов». «Деду»– главному механику, безраздельному хозяину и авторитету трюмов, пришлось несколько потесниться – пока только местом.

Стереотип кочегара, пропитанного угольной пылью и потом, вылезшего из преисподней машинного отделения, накрепко зафрахтован в памяти не одного поколения моряков. Да и сейчас, обслуживая движители и другие механизмы, механикам трудно уберечь одежду и тело от загрязнения горюче-смазочными материалами.

– Точно так, – «прогудел» здоровенный детинушка, вымахавший на радость маме и папе под 190 сантиметров ростом старшина стартовой команды старшина 1 статьи Алексей Ошитков.

– Механиков и трюмных и сейчас зовут чёрножопыми маслопупами.

Алексей приоткрыл лючок ракетной шахты, убрал наждачную шкурку в карман, дунул на блестящий медью кремальерный затвор. Сунул голову в шахту и оттуда, усиленное её внушительным объёмом, донеслось его удовлетворительное:

– Порядок!

– Ты что, Алёша, на дне шахты искал чумазых кочегаров? – под смех подводников задал вопрос Глебов.

– Не обнаружил. Сил моих не хватает отваживать любопытствующих. Не положено на приборную палубу пускать народ из других боевых частей! Так нет. Лезут! Мы только посмотрим, только посмотрим, – улыбаясь ответил он.

– Эй, народ, кончай травить баланду, скоро обед, шагайте ко мне, угощу витаминами на любой вкус, – сквозь лаз прохода с жилой палубы 4 отсека призывно прозвучал голос корабельного врача старшего лейтенанта медицинской службы Умрихина Анатолия.

На этой палубе рядом с лазом по левому борту корабля, прижимаясь к ракетной шахте, разместилась каюта, на двери которой, стараниями управленца-оператора главной энергетической установки и по совместительству корабельного секретчика старшего лейтенанта Володи Разуваева, красовалась надпись «Секретная часть». Чуть ниже этой надписи было нарисовано внушительных размеров мохнатое ухо. Ещё ниже чётким шрифтом, с огромным восклицательным знаком в конце, пропитывая окружающее пространство настороженной подозрительностью, впечатляла ещё одна надпись:

– Враг не дремлет!

Если открыть дверь секретной части, то с её обратной стороны на плакате, не менее выразительно была нарисована мускулистая фига, выстреливающая на кончике пальца обнадёживающее заверение – «Охрана так же не дремлет!».

У невзрачного, свойского, «своего в доску» парня – Володи, на первый взгляд, всё в жизни было расставлено по своим местам. Если бы молодость Антона была не столь доверчива и чуть поопытней, то он рассмотрел бы в Разуваеве совсем другого человека. Этот самолюбивый, чем-то ущемлённый, слабовольный, обиженный на весь мир человек, был женат на женщине старше себя на 8 лет. Он действительно не дремал и, завербованный особым отделом КГБ, добровольно работал осведомителём. Любой разговор офицеров, через Володино мохнатое ухо, спустя некоторое время, становился достоянием КГБистов. Трудно себе представить, сколько неприятностей пришлось пережить друзьям-товарищам подводникам, которых закладывал этот мерзавец.

Попозже, научившись видеть не только оболочку, но и внутреннее содержание жизни, Антон сможет без труда распознать забрасываемую особым отделом КГБ сеть осведомителей в экипаже. Самое страшное то, что они работали по принципу «бей своих, что бы чужие боялись!», создавали в экипажах нервозную обстановку недоверия и, в конечном итоге, коверкали судьбы отдельных вполне порядочных людей.

Оправдывая свое существование, – абсолютно не уместное и вредное, особисты успешно «наводили тень на плетень», паразитируя на здоровом теле экипажей подводных крейсеров. Выполняя деструктивную, разрушительную роль, особые отделы КГБ, созданные в мирное время при соединениях этих кораблей, безосновательно подвергали сомнению преданность и лояльность к режиму офицеров и моряков, готовых за Советскую власть отдать свои жизни. Создавая обстановку недоверия и подозрительности, они уничтожали именно те цементирующие связи, без наличия которых экипажи крейсеров переставали существовать как единое целое существо, название которому – военный корабль.

Таким образом, маразматический, самодурствующий мозг режима, пытаясь лечить несуществующую болезнь не там где нужно, запускал болезнетворный микроб в здоровое тело. Лечить же надо было свою собственную хворую голову и разум.

– Ха, держите вы меня, нужны им твои витамины, как «пришей кобыле второй хвост»! – послышалось из приоткрытых дверей медамбулатории, откуда высунулась хитрая татарская физиономия начальника службы снабжения корабля капитана Рахматуллина.

Именно начальника службы потому, что в то время на корабле была служба, было и снабжение. Исходя из этого, Рахматуллин был на корабле человек нужный и весьма уважаемый. Ибо Рахматуллин – это спецодежда, которая, проходя опытный этап обкатки на атомных крейсерах, была самых разнообразных образцов и покроев: канадки, тулупы, рукавицы, шерстяное бельё, сапоги, валенки, танкистские комбинезоны, кожаные куртки, хлопчатобумажные костюмы и прочее. Рахматуллин – это провизионные кладовые заполненные, опять-таки, опытным автономным пайком – продуктами питания при одном упоминании о которых текли слюнки: шоколад, икра, тарань, балыки, масло, яйца, мясо, консервы, соки, овощи и прочее. Рахматуллин – это вино, спирт и ежемесячное денежное содержание! Вот кто такой Рахматуллин – фигура на корабле влиятельная, обожаемая и содержательная. Правда, он ещё не знал, что через какой-то год станет безработным, так как, «совершенствуя» штатную численность экипажа, должность начальника службы снабжения будет упразднена. Но пока, как говориться, «был он не только при шпаге, но и на коне!».

Всё это перечисленное обилие нельзя воспринимать буквально, как свалившееся безотчётное богатство, которое можно было грести лопатой. Просто несколько граммов того или иного продукта, предусмотренного действующей суточной нормой на одного человека, позволяли раз в неделю каждому члену экипажа скушать бутерброд с икрой, один раз в двое суток выпить 100 грамм сухого вина, ежедневно получать 20 граммовую шоколадку и так далее.

Правда, «заботами» родной партии и других доброхотов, не принадлежащих к плавсоставу подводных лодок, с целью «улучшения и совершенствования» первоначальные нормы продуктов автономного пайка, научно обоснованные для условий подводных лодок с ядерными энергетическими установками, были урезаны до минимума. А вот предельные нормы ионизирующих излучений радиоактивных веществ гамма потоков, альфа и бета частиц, излучениям нейтронов, по предельно допустимым концентрациям паров ракетного окислителя и горючего, угарного, углекислого и радиоактивных газов, а так же вредным примесям в воздухе отсеков доброй половины элементов таблицы Менделеева так и остались неизменными. Притом, эти нормы были взяты из гражданского обихода, рассчитанные и предусматривающие воздействие поражающих факторов на человека без видимых патологий в течение рабочего 8-часового дня. Но подводники, закупоренные внутри прочных корпусов, дышали этой адской смесью 24 часа в сутки месяцами на протяжении многих лет службы….

Правда, они, как и Рахматуллин, не знали своего будущего. Немногие счастливчики, которые доживут до старости, с грелками под мышкой, проглотив очередную порцию лекарств, не единожды захотят за эту «заботу» плюнуть в лицо правящей партии которая была и правящим партиям, которые есть.

Как заведено на флоте, корабельный врач проверил качество приготовленной пищи – снял пробу. О готовности обеда и накрытии столов в офицерской кают-компании вахтенный офицер доложил командиру. Тот дал «добро» экипажу обедать.

Приём пищи, как и вся организация службы на корабле, производился по сменам. Поблёскивая стопкой судков из нержавеющей стали, на камбуз за горячей пищей засновали бачковые. В жилых отсеках устанавливались раскладные столы, банки. Под присмотром старшин столы сервировались металлической посудой.

Рахматуллин забрался в провизионку и его, торчащая из лючка голова, сама по себе, поворачиваясь в разные стороны, отрывисто спрашивала:

– Бачок?

Очередной подводник, из образовавшейся цепочки помощников бачковых – на подхвате, называл свой номер, подставлял судок и туда летели продукты согласно количеству людей на бачке и утверждённому меню.

– Химуля, ты что, не мог построить корабль более просторным, учитывая, что в нём будут жить живые люди? – ухмыляясь, задал вопрос Умрыхин, всегда знающему всё, старшему лейтенанту Новикову.

– Сей момент, – Новиков вытащил из верхнего кармана куртки индивидуальный дозиметр похожий на авторучку и изготовился писать прямо на стенке ракетной шахты.

– Кто первым хочет высказаться во вновь организованном конструкторском бюро по проектированию атомных подводных лодок? – выжидающе уставился на окружающих офицеров начальник химической службы. – Может вы, лейтенант Липовецкий, выдадите на-гора «рацуху» по сути дела? Прошу! – и он согнулся в глубоком пригласительном реверансе.

– За нами «не заржавеет», выдаю: наш сверхсекретный атомный крейсер 658 проекта, – начал Антон, – это фактически дизельная большая крейсерская подводная лодка, куда врезали отсек с ракетами, отсек с двумя ядерными реакторами и два отсека турбинных. Всё остальное несколько уплотнили, но ничего существенно не изменили. И, как всегда, о людях забыли начисто! Вспоминаю кем-то рассказанную из очевидцев, наблюдавших смешную картинку выражения лица женщины шефской делегации, когда она делилась впечатлениями после посещения дизельной подводной лодки типа «С».

– Открываю дверь шкафа, – захлёбываясь словами от избытка чувств, рассказывала она, – а там вместо одежды торчат потные ноги мужика! Как вы его туда затолкнули? – спрашиваю замполита.

– Извините, – говорит тот, – это наш командир в своей каюте отдыхает после дежурства.

– Запишем, – подытожил улыбающийся Новиков, – во втором поколении подводных атомных крейсеров предусмотреть человеческие условия для обитания подводников. А ты, док, что скажешь, поморщи «редьку»! Это тебе не то, что гипнотизировать доверчивых матросов. Гони идеи: и не только «что», но желательно, и «каким образом».

Врач на подводной лодке – этакий суперконгломерат медицинских профессий, в одном лице представлял всю медицину. Как говориться: и поп, и дьяк, и попадья, и на коне, и под конём – всё понемногу было в нём.

Анатолий, в первую очередь, был человек общительный, терпеливый и внимательный. К нему охотно шли подводники, кто с травмой или порезом пальца, кто с ушибом, кто с головной болью, а кто просто за советом по больному вопросу. Врач исправно кормил их пилюлями, витаминами и прочими микстурами. Очень редко упражнялся в хирургическом вмешательстве по удалению патологической плоти из здорового тела дюжих подводников. Он выстукивал и прослушивал все органы своих пациентов и под настроение «на бис», к всеобщему удовлетворению присутствующих зевак, устраивал сеансы гипноза.

– Ага, до чего вы молодцы! У нас ни пруда, ни удочки – а вы уже рыбку жарить собрались. Да ещё выложи вам «каким образом»! Вы только посмотрите, как славно любопытствует лейтенант Селищев: то одно ухо подставит, то просунет другое. У него наверняка в голове идеи пасутся мешками, только бери их, грузи и оттаскивай! Будь добр, пошевели своими локаторами, напрягись и выдай светлую струю ответов в заданном русле решаемых проблем. Ты же технарь, тебе и карты в руки! – док ловко перебросил «крючок с наживкой» прямо в открытый рот лейтенанта.

Селищев, – тщедушный человечишка с ниточкой тоненьких усиков под чувственным носом, компактно размещённых на тыковке головы, с въедливыми глазками и великоватыми ушами, своей манерой поведения старался убедить окружающий мир в исключительной важности своей персоны. Он всегда не то чтобы подкрадывался, но как-то незаметно оказывалось, что он уже тут: смотрит, слушает и обсуждает.

– Знаете ли вы, какая это сложная проблема проектировать атомные подводные лодки, – начал он. – Над её решением работают десятки проектно-исследовательских институтов и бюро. Да…

– Стоп! Тихо! – остановил его Новиков. – Слышите, как за бортом булькает, переливаясь по корпусу корабля, вода? Целое море-океан! Так что, друг любезный Селищев, воды вокруг и так достаточно. Останови фонтан! Док, не увиливай! Видишь, твой фокус не удался. Отвечай по существу!