Текст книги "Америка глазами русского ковбоя"
Автор книги: Анатолий Шиманский
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Графство Пэрри
22 февраля
На 34-й дороге возле своего сарая нас поджидал корен астый мужичок с рыжими густыми волосами бобриком. Как узнал, что мы с Ваней через Америку своим ходом едем, так и загорелся: «Да я ведь и сам в молодые годы на мотоцикле всю ее проехал, ну, а с лошадью, конечно же, больше драйва. На тебе, Анатолий, 20 долларов, напиши мне с дороги, как у тебя дела». Я попросил его расписаться в моем «журнале друзей», где все встреченные и разговаривавшие со мной люди оставляли свои автографы и адреса. Я предполагал послать им мою будущую книжку. Назвал я ее: «Америка глазами русского, или Пот лошадиный в лицо».
Неспешно вкатились мы в городишко Нью-Блумфилд, столицу графства Пэрри. Все здесь было на месте: центральная площадь с флагом США на высоком флагштоке, памятник ветеранам войн, тюрьма с полицейским отделением и величественное здание суда, где располагалась бюрократия графства. В канцелярии мой путевой журнал украсился золотой печатью графства Пэрри. Секретарша бесплатно сделала 50 копий одностраничного описания целей моей экспедиции «Из России с Любовью и Миром». В этой экспедиции я наметил следующие цели:
1. Способствовать любви и дружбе между людьми разных стран и религий.
2. Показать на примере, что, если у тебя есть цель, Господь поможет.
3. Напомнить людям, что тише едешь – дальше будешь.
4. Сделать визуальную оценку состояния экологии мест проезда.
5. Показать, что лошадь может быть связующим звеном между человеком и природой.
Незамедлительно прибыл репортер местной газеты Гарри Томас и решил взять у меня интервью, а на это время я привязал лошадь к фонарному столбу. Да вот незадача – покрашенный под чугун пластмассовый столб сломался под напором лошади и задел Гарри. Хорошо еще, что репортер не вызвал полицию, но не знаю, что уж он после этого написал обо мне.
По дороге на ферму Джеймса Стамбо меня нагнал начальник пожарной охраны города Дэйл Бистон и предложил заехать за мной вечером и отвезти на торжественный обед своей дружины. В маленьких городах США вместо постоянной пожарной охраны существует волонтерская служба, выполняющая те же функции. Записавшиеся в нее добровольцы по очереди дежурят в пожарке и выезжают по срочным вызовам, но не получают за это зарплату. В порядке компенсации они имеют бесплатную медицинскую страховку и налоговые льготы. Раз в год они собираются на банкет, на который я и был приглашен.
Джеймс устроил Ваню на конюшне, а мне отвел спальню на втором этаже своего нового дома. Дэйл заехал позже и отвез меня в пожарное депо, где устраивалось сборище. Там наготове стояли три красные, сверкающие никелированными боками пожарные машины. Монстры, готовые обрушить на огонь тысячи литров и галлонов воды.
Меня посадили в президиум, рядом со священником, начальником дружины и ее казначеем. Около ста волонтеров «скорой помощи» и пожарных прослушали короткую проповедь пастора, потом повернулись к флагу и пропели гимн США.
Подвели итоги прошлого года: сколько было срочных вызовов «скорой помощи» и пожарных, число новых волонтеров. Потом выступил волонтер-адвокат и ознакомил аудиторию с изменениями в законодательстве штата Пенсильвания, поощряющими волонтерство. Затем произнес речь местный представитель в Конгрессе от штата Пенсильвания Аллен Эгольф. Его речь длилась минут сорок и пересыпана была шутками и анекдотами, но я так и не смог понять, о чем он говорил. Наверное, политику и положено говорить долго и ни о чем.
Он сделал следующую запись в моем журнале: «Анатолий, мы признательны за то, что ты налаживаешь отношения между нашими народами. Я рад, что ты пришел на эту встречу волонтеров и сам можешь убедиться, что делает нашу страну великой. Это помощь людей друг другу и служба общине для взаимной пользы. Мы не рассчитываем на помощь государства в решении своих проблем. Всего доброго, и дай тебе Бог безопасной дороги через нашу великолепную страну».
Я как почетный гость произнес спич. Что-то о важности волонтерского движения и необходимости его развития в России. Не знаю, насколько люди поняли мой английский с рязанским акцентом, но свою долю аплодисментов я тоже схлопотал.
Официальная часть закончилась, и на стол подали ростбиф с картофелем и зеленым горошком, апельсиновый сок и кофе. Поражало отсутствие на столах горячительных напитков и даже пива. Не бегали пожарные и в сортир, чтобы хотя бы там хватануть втихаря. Из всех собравшихся только я и еще один парнишка вышли на улицу покурить. Вот уж, в натуре, борьба за здоровье в действии. Обреченно посасывая трубку, я высказал своему американскому партнеру по курительному несчастью нашу русскую поговорку: «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет!» – на все у нас отговорка есть.
Меня избрали почетным пожарным города Нью-Блумфилда, а, узнав, что экспедиция не имеет никакой финансовой поддержки из России и спонсорства в Америке, вручили 50 долларов пожертвований.
После завтрака с оладьями, беконом и яичницей же на моего хозяина Джеймса, учительница начальной школы, показала свиноферму, где с мужем выращивала 1000 поросят. Перед входом в помещение мы должны были надеть что-то, напоминавшее скафандры космонавтов, чтобы невзначай не заразить питомцев какими-либо бактериями или вирусами. Все там автоматизировано до такой степени, что только раз в день она заходит проверить, как ведут себя хрюшки.
Раз в неделю самосвалы фирмы, производящей корма, загружают бункеры концентратами. Другая фирма регулярно вывозит на поля навоз, а третья раз в полгода завозит подсвинков элитной породы и забирает откормленных свиней на мясокомбинат. Эх, нам бы такую слаженность!
А меня еще ждали в местной средней школе. Приехав, остановился посреди газона и привязал Ваню к флагштоку. Удивленные, любопытные, улыбающиеся ученики выглядывают из окон. Наверное, я несколько нарушил педагогический процесс, но директор школы пригласил прочесть лекцию о России и моем путешествии.
Учитель седьмого класса, майор морской пехоты в отставке Джо Бэрроу, преподавал историю религии и культуры. Он комментировал мой рассказ лучше, чем я рассказывал, а дети задавали массу вопросов. В классе оказалась девочка, приехавшая по школьному обмену из Армении. На долгожданной переменке класс высыпал на газон, и детки старались угостить Ваню морковкой или яблоком. Учитель биологии Джозеф Зейден вручил ящик с продуктами для меня и лошади, а также сорок долларов пожертвований от учителей школы.
Двигаясь по 274-й дороге на юго-запад, я заплутал и оказался на 74-й, которая увела на юг. Нет худа без добра – познакомился с массой интересных людей, но стало смеркаться, а до Блэйна, где обещали приют на ферме Ли Каснера, еще несколько километров.
Встречные машины ослепляли фарами, а у меня на телеге, кроме знака медленной езды – треугольника, ни фар, ни мигалок не было. Пришлось вытащить фонарик и размахивать им во всех направлениях в надежде, что встречные-поперечные не врежутся в нас с ходу.
Похоже, и полиция заметила что-то странное на дороге. Патрульный Артур Тирвехтер остановил меня и попросил предъявить документы, а потом объяснил, что я не имел права находиться на дороге в ночное время, если на телеге нет мигалок. А где мне их взять-то или на какие шиши купить?
Пока разговаривал с полицейским, выяснил, что пред полагаемого моего хозяина не было на месте, но его сосед, Фрэнк Райс, предложил свое гостеприимство. В тот вечер его сын Дэйв, имевший адвокатскую практику в городе, приехал на ферму убрать за скотом. Зашли соседи – фермеры Джеймс и Мэри Адамс, чтобы предложить помощь, но, узнав, что я уже пристроен, пригласили к себе в гости на следующий день.
Утром Фрэнк заявил, что завтракать будем не дома, а в местном кафе, называемом по старинке «Блэйн отель и ресторан». Отелем давно уже никто не пользуется, после того как вновь построенное шоссе обошло этот городок. Население поселка за последние годы сократилось до 732 человек. Мужская его часть пришла в субботу позавтракать и обсудить цены на говядину и свинину, кукурузу и соевые бобы. Похоже, этой весной цены на зерновые на Чикагской бирже весьма обнадеживающие, а вот говядина упала до 46 центов за фунт живого веса.
Фермеры внешне не выказывают любопытства к моей персоне, но мой хозяин Фрэнк громогласно сообщает о том, что у него гость из России, и тогда все дружелюбно улыбаются, жмут руки, желают доброго пути. Узнав, что я потерял часы, Дэйв Шарп снимает свои и вручает мне на долгую память.
С трудом осиливаю три оладьи с кленовым сиропом и кофе, рассказывая при этом о наших, российских делах-беспределах. Нет в нашей глубинке таких кафе, а оладьи дома пекут, и то по праздникам. Не растет у нас в Ленинградской области кукуруза с соевыми бобами. Яблоки и те не всегда вызревают; картошка-капуста да грибы выручают. Бывшие колхозно-совхозные поля зарастают сурепкой и лебедой, никто не сеет, но все хотят жать.
За соседним столом пожилая пара прислушивается к разговору, и, не выдержав, к нам подсаживается Чарльз Додсон. Он недавно с миссией доброй воли навестил нашу знаменитую ракетную базу в Плесецке. Чарльз был авиамехаником во время Второй мировой войны, воевал на острове Окинава, потом участвовал в корейской войне. В мирное время многие годы проработал в знаменитой авиастроительной компании «Макдонелл-Дуглас».
Выйдя на пенсию, осел в Блэйне. Ухаживает за тремя собаками и курами, изготовляет домашнее вино, бутылку которого мне и подарил. «Пилигрим» называлось. Так я же его на первой стоянке и выпил, только наклейку оставил, уж дюже название с целью моей экспедиции гармонировало.
На улице меня ждала Мэри Адамс, встретившаяся мне вчера и теперь собиравшаяся отвезти на свою ферму. У нее с мужем было всего-навсего 40 гектаров земли, 50 молочных коров, 10 лошадей и 6 детей: Джоан, Джим, Джош, Дженнифер, Джейкоб и Джин; мал-мала меньше, от 6 до 12 лет. Ферма приносит доход порядка шести тысяч долларов в месяц, но более четырех тысяч уходит на выплату долгов банку, ссудившему покупку фермы под 30 % годовых. У них нет времени на уход за детьми, но те научились сами за собой ухаживать, да еще при дойке помогать.
Вымя каждой коровы перед дойкой спрыскивается слабым раствором йода, а потом протирается индивидуальными салфетками. Вначале я подумал, что хозяева только при мне выкаблучиваются, используя салфетки, но позднее понял, что это рутинная и необходимая практика. В среднем корова дает 30–35 литров в день, и молоко сдается по 30 центов за литр. Таким образом, каждая корова в день производит молока на 10 долларов.
Муж Мэри, Джош, отвез мою телегу к знакомому механику Амосу, который принадлежал к секте менонитов. Они не пьют и не курят, а когда я спросил у Амоса, жуют ли они, по крайней мере, табак, он усмехнулся и предложил вместе с ним пожевать сухую люцерну, отчего мне, курилке, чуть плохо не сделалось. Амос приварил к заднему борту телеги фонарь с мигалкой, установил аккумулятор и зеркало заднего вида. Его десятилетний сын был постоянно рядом – лихо управлял трактором, таскал сварочный аппарат и помогал матери по хозяйству.
Они пригласили меня пообедать, чем Бог послал. Пища была со своего хозяйства, чая и кофе, не говоря уж об алкоголе, в этом доме не признавали. Как правило, жены фермеров знают грамоту лучше мужей, и Линн написала в моем дневнике: «Приятно было с вами встретиться. „Отдайся воле Господней, и он будет руководить тобой“».
На следующий день телегу отвезли на ферму Фрэнка, а я отправился с Анн и ее подругой Джун в поселок Карлайс, на утреннюю службу квакеров.
Эта секта возникла в Англии примерно 300 лет назад. Последователи ее основателя, Джорджа Фокса, называли себя «Детьми Света» или «Друзьями Правды». Существуют несколько теорий происхождения слова «квакер». Наиболее распространенная предполагает, что в состоянии транса они иногда издают квакающие звуки.
Последователи этого учения отвергают лютеранскую точку зрения на греховную природу человека. Они верят, что уже в этой земной юдоли можно освободиться от грехов. Отвергают они также записанную в Библии идею, что Господь разделил людей на избранных и обычных. Правдолюбие является основной особенностью и жизненным принципом квакеров.
В октябре 1682 года к этим берегам причалил английский барк «Привет», с которого сошел основатель колонии Пенсильвания, самый известный американский квакер Вильям Пенн. В руках у него была королевская грамота, даровавшая ему почти королевскую власть над всей этой территорией. Таким образом, король Карл II расп латился за 16 000 фунтов стерлингов, которые был он должен отцу Вильяма, адмиралу Пенну. Но сын сурового адмирала решил идти другим путем и следовать в своей деятельности идеям квакеров, заявив, что «я и мои последователи не имеем права приносить зло людям на этой территории». Этот властитель заявил также: «Воля одного человека не должна быть помехой процветанию жителей этой страны».
Уже в июне 1712 года свободно выбранная ассамблея этой колонии запретила ввоз рабов из Африки. В том же году у Вильяма случился сердечный удар, и его жена Анна взяла управление колонией в свои руки, руководствуясь теми же принципами.
Квакеры отказались от устройства церквей в нашем понимании, но у них есть «Дома Друзей», где последователи этого учения собираются по воскресеньям. Нет в этом «доме» ни распятия, ни Библии, нет даже священника со служками. Для меня еще было важно то, что после службы никто не собирает с прихожан деньги.
Просто люди в течение часа сидят и медитируют. Если кого-то посетило вдохновение – он поднимается и говорит, что чувствует. Мне, изучавшему многочисленные направления йоги, буддизма и мусульманства, было необычайно легко здесь.
Где-то через 20 минут медитации пришел мой ангел-хранитель, обнял за плечи и прошептал: «Все будет хорошо, Анатолий. Ты на правильном пути».
Прошлое
26 февраля
Перед прощанием Фрэнк с гордостью показал свою коллекцию старых грузовиков и тракторов, которые он реставрирует в свободное время. Там был самосвал, произведенный в 30-х годах; работавший на дровах трактор (кажется, у нас двигатель подобного типа назывался газогенераторным); «форд» начала 20-х годов, и другие любопытные древности, прекрасные своей рабочей бесполезностью.
И опять под колесами 274-я дорога, протискивающаяся через парки Биг-Спринг и Тускарора. Высота перевала была всего 600 метров, но далась с трудом – дюже круты здесь горки. По сторонам дороги смотрели слепыми окнами заброшенные фермы и летние дачи. За весь день мне не встретилось ни одной машины, и только два раза прошел желтый школьный автобус.
Укатали моего сивку эти крутые горки – изнемогавший Ваня едва дотащился до фермы Бонни и Мартина Вильсон в местечке Дойлсбург. Увидели они нас, замерзших, с молящими глазами, и пустили странников к себе на подворье.
Мартин – пилот гражданской авиации и каждую неделю летает отсюда к себе на работу в город Атланту, что в штате Джорджия. Жена его, Бонни, домохозяйка и ухаживает за тремя лошадьми, утками, далматскими догами и беспородными курами. У нее хронический бронхит, а в старом доме сыро и пахнет плесенью.
Вскоре подъехали на ферму ее отец Джим и мой друг Чарльз Додсон, решивший, что без вина я далеко не уеду. Вот он и обеспечивал меня своей продукцией по дороге. Оба старика оказались ветеранами Второй мировой войны, служили на Окинаве, но впервые встретились здесь, привечая меня. Им-то было о чем поговорить, а нам послушать за единственной бутылкой домашнего вина. (Другую выпивку почему-то не выставили. Видно, надо привыкать к обычаям непьющей Америки.)
Мой хозяин Мартин показал свою коллекцию писем и фотографий родственников – участников гражданской войны между Севером и Югом в 1861–1865 годах. Индустриальный Север победил тогда сельскохозяйственный Юг, шестьсот тысяч погибло с обеих сторон. Отцы воевали против сыновей, а братья против братьев, как в нашу гражданскую. Но по окончании войны мудрый президент Авраам Линкольн заявил, что нет более победителей и побежденных, а есть измученная войной страна, которую нужно вместе обустраивать. Военнопленные были отпущены и никогда в дальнейшем не подвергались преследованиям.
Какой это контраст по сравнению с нашей Россией!.. Победившие большевики, в основном с индустриального Севера, преследовали побежденную Белую армию до самых границ. Десятки тысяч бойцов Белой армии были вынуждены покинуть пределы Родины. Побежденных добивали в портах, и по распоряжению козлобородого председателя ВЦИК Я. М. Свердлова было уничтожено более миллиона казаков, поднявшихся против власти комиссаров. Только в Севастополе Троцкий с приспешниками угробил более 30 тысяч солдат и офицеров, в основном крестьян и казаков Юга. Потом их добивали в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа. Не осталось от них ни документов, ни воспоминаний, ни фотографий. А здесь, в глубинке Пенсильвании, Мартин с гордостью показывал письма и фотографии своих предков, героически воевавших по обе стороны фронта почти полтора столетия назад…
Хозяева рассказали, что в прошлом году, по программе обмена между школьниками США и России, в их семье на пару месяцев поселили шестнадцатилетнюю Майю из Москвы. Недолго она здесь задержалась – слишком примитивна и тяжела для нее была жизнь на ферме. Ведь дома у нее был собственный шофер, домработница, а вечера она проводила в лучших ресторанах и клубах Москвы. Где уж пилоту гражданской авиации Мартину было до ее высот – вот и слиняла через пару недель назад к себе, в Москву, столицу СНГ (Сборища Недостаточных Государств).
После ужина Мартин загрузил в пикап 50 мешков картошки и, прихватив меня с собой, отправился в кооператив по выращиванию органически чистых овощей и фруктов.
Руководители кооператива Джим и Моуи Кроуфорд объединились с другими фермерами, которые не применяют искусственные удобрения и гербициды. Кооператив сдает продукцию в магазины типа «Healthy food» (здоровая пища) по значительно более высоким ценам, чем «химизированные» фермеры. Продукция пользуется огромным спросом, и ряды кооператива растут. Офис Джима уставлен компьютерами, факсами и сопровождающей их чертовщиной, без которой фермеры, бедняги, уже и обойтись не могут. Коллеги из других штатов и стран приезжают сюда на несколько месяцев, чтобы поучиться новым, а практически не очень еще и забытым старым методам хозяйствования без «химии». Некоторые фермеры планируют отказаться от тракторов и перейти на лошадиную тягу. Так что я для них – живой пример.
Чтобы обойти крутые подъемы и спуски 75-го шоссе, ведущего на юг, пришлось повернуть на север, а потом по 35-й и 522-й дорогам ехать на юго-запад. Ехал неспешно, через полуобитаемые деревушки с полусонными жителями, не особенно-то и реагировавшими на мои приветствия.
Дождь вперемешку со снегом слякотью захлестывает кибитку, коченеют руки и колени, немеет лицо и кровоточат от холода заусеницы ногтей. Мрак вокруг и на душе. Остановиться негде, так как на редко встречающихся фермах обитает только скот, а хозяева живут где-то в других местах, приезжают через день, чтобы задать корма.
Наконец нашел обитаемую ферму, но там не было стойла для лошади. Однако хозяин посоветовал проехать еще пару километров и остановиться на заброшенной ферме, где должно быть сено, а вода рядом, в речке.
Вот, наконец-то, перекресток с 641-й дорогой. Слева, на заснеженном холме, высится громадина двухэтажного дома с фальшивыми колоннами, шелушащимися чешуей белой краски. Окна без света внутри отражают сумеречное, бездушно-серое небо.
А сарай через дорогу от дома, на берегу речушки. И дом, и сарай, хотя и выглядели заброшенными, жили какой-то своей внутренней жизнью.
Пока распрягаю Ваню, наступает кромешная темнота. На ощупь открываю ворота, нахожу стойло, сбрасываю сено с чердака. Где-то внизу журчит речка – отправляюсь помыться и принести воды для лошади. Стоит какая-то мистическая, затаившаяся тишина. Луна отражается в слепых окнах дома, и я инстинктивно жмусь к могучему торсу моего Буцефала. Он возмущенно фыркает и требует за охрану добавочную порцию овса. Лошади чувствуют дьявольскую силу, ну, а если Ваня спокоен, то и мне нечего бояться. Главное, нырнув в спальник, свернуться калачиком и крепко зажмуриться, а усталость свое возьмет.
Рано утром поспешно выскочил из спального мешка и лихорадочно оделся. Это самая неприятная процедура, когда снаружи и внутри кибитки минусовая температура. Вот, хотел сейчас написáть, что волосы за ночь у меня смерзлись, да вспомнил, что спал-то я в вязаной лыжной шапочке. Так что нечего врать!
Задав корма лошади и умывшись ледяной речной водой, решил исследовать соседний дом. Поднимаюсь на крыльцо и жму на кнопку звонка. Естественно, никто не отвечает. Неуверенно иду к задней двери и нахожу ее полуоткрытой. Прошлогодние мертвые листья запорошили вход, но дверь легко отворяется и впускает на кухню. На столе сгрудились консервные банки и коробки с кукурузными и овсяными хлопьями. Плита заставлена сковородками и кастрюлями. Поднимаюсь по широкой скрипучей лестнице на второй этаж, а со стен смотрят с фотографий хозяева прошлого. Они в строгих одеждах и омертвелых позах – наверное, возмущаются: что это я без приглашения в их доме делаю?
Любопытство влечет дальше – неужто сейчас найду мертвое тело с перерезанным горлом и засохшей кровью на полу, как в детективных фильмах показывают. Скрип половиц отдается в позвоночнике и разносится по дому. Но никто не окликает и не стонет – только мертвая, трескучая тишина. На втором этаже нашел я просторную спальню с единственной безразмерной кроватью, украшенной балдахином, но без окровавленных трупов, взывающих к справедливости – ни Шерлока Холмса, ни инспектора Мегрэ из меня не получилось. Спустился на первый этаж и, естественно, не обнаружил даже входа в предполагаемый подвал, где все трупы должны были быть аккуратно сложены и упакованы в ожидании отмщения за преждевременную смерть.
Не верю я в преждевременную смерть – помираем мы тогда, когда успели достаточно закоптить собой наше время. Ну что бы бедный Александр Сергеевич Пушкин делал, если бы его не застрелил злополучный Дантес? Ведь достал француза наш поэт обвинениями в гомосексуализме и прелюбодействе с Натальей Николаевной. А Дантес был женат на сестре жены Пушкина и благополучно прожил с ней отведенную ему судьбой жизнь. Везучие те, кто своевременно умирает, да еще во славе!
Александр Дюма не мог перенести позора, возложенного русскими на это типично французское имя, вот и решил его реабилитировать, назвав в своей знаменитой книге авантюриста Эдмона Дантеса благородным графом Монте-Кристо.
Поднимаю телефонную трубку внизу на кухне, и гудок зуммера указывает, что телефон не отключен. Просто ушли прошлые люди, не захотели дольше жить в этом огромном и холодном доме привидений, а новые еще не появились. Ну, а я попал здесь во временную щель – между прошлым и будущим.
Чтобы пересечь хребет Аллегэйни, едем на юг по 522-й дороге, а потом на северо-запад по 30-й. Опять измотались, и счастьем было оказаться в тепле дома Алсены и Билла Вэгман, профессорской пары из Балтиморского университета. Они сами только что вернулись на ферму из Балтимора, согреваясь холодным пивом и красным вином. Я с энтузиазмом к ним присоединился.
Купили они ферму больше для забавы, чем для разведения скота. Встретился как-то Биллу сосед и говорит: «Ну, на хрена вам все это, ведь у вас достаточно денег, чтобы купить дом во Флориде и не копаться здесь в навозе». А Биллу нравится такая жизнь. Дети выросли и давно сами по себе, а здесь скот нуждается в твоем внимании, ты здесь Бог и Царь.
Мне всегда нравились еврейские интеллектуалы, с ними можно было выпить и поговорить, и с ними я никогда не напивался в стельку. И действительно: дискуссия была в самом разгаре, а вино кончалось. На подмогу приехал мой друг Чарли из Блэйна и привез две бутылки своего домашнего вина «Пилигрим» и 52 открытки с марками и его адресом, которые я должен слать ему каждую неделю. Ну, это выше моих сил – раз в месяц буду посылать, если получится.
Билл и Алсена еще спали, когда я запряг кашляющего Ваню и по 30-й дороге потащился к Харрисонвиллю со скоростью ниже пешеходной. По дороге дал интервью Дэйву Родсу из «Утреннего вестника» – газеты в Чэмберсбурге и Джеймсу Стютсу, владельцу газеты «Новости графства Фултон», который, весьма кстати, дал мне за это 20 долларов, разъяснив при этом, что журналистам не положено платить за интервью.
Приехав в поселок, отправился на почту, расположенную в том же доме, что и магазин, узнать о ночлеге в окрестностях. А желудок от боли разрывался: смесь пива с вином никогда мне даром не проходила, и за удовольствие я всегда платил. Обрадовался, как дару Божьему, найдя на полке питьевую соду – теперь опять жить можно!
Согласились принять меня на постой Джефф и Мэй Хастон, владельцы молочной фермы «Сосновое дерево». Они только что поженились, и пышногрудая Мэй преданно смотрела мужу в глаза, жаря ему на ужин бифштексы с лапоть величиной. А я только облизывался на эти жарящую и жаримую плоти, по усам текло, а в рот не попадало.
Слава господу, Ваня пристроен под крышей. Я делаю ему ежедневный укол пенициллина, задаю сена и овса и отправляюсь ночевать в конторку фермы. Пол там бетонный, и я покрываю его тремя слоями крафт-мешков из-под зерна. Благодать-то какая, в тепле спать. Мыши только шебуршились в надежде не дать мне заснуть. Да фигушки им – спал расчудесно.