Текст книги "Перед выходом в рейс"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Лариса Лаврова

Вечером, около одиннадцати. Тауров подъехал к ресторану «Золотой рог». Остановился на том же месте, около парикмахерской. Выключил фары и мотор и стал ждать. По его расчетам, Лариса Лаврова еще не выходила, но выступление должно было уже закончиться. Подумал: хорошо бы она вышла одна. В этом случае он просто подвез бы ее к Седанке. И они поговорили бы по дороге, в машине. Ну, не сказала бы она ему ничего – что из того? А вдруг сказала бы?

На переднее стекло машины летел мелкий снег. Все, зима. Около дверей ресторана, как обычно стояло несколько человек. Изредка дверь открывалась, выпуская посетителей. Каждый раз он вглядывался – и каждый раз расслабленно откидывался на сиденье. Не то. Наконец вышла женщина и четверо мужчин, он вгляделся – двое держат в руках футляры. Музыканты. Женщина похожа на Ларису. Все пятеро остановились у тротуара, он дал г аз, проехал немного. Резко затормозил – как раз около девушки. Открыл дверцу:

– Лариса?

Понял – в его сторону она смотрит давно, с самого начала. Что же с ней… На лице просто неприкрытый испуг. Чего она боится? Повторил:

– Лариса, я вас подвезу? Нам нужно поговорить.

Пригнулась, зашептала:

– Уезжайте! Пожалуйста, очень вас прошу, уезжайте! Вы не должны привлекать внимания! Пожалуйста!

– Что-нибудь случилось? Кого вы боитесь? Товарищей по работе?

– Нет… – В лице на секунду возникло напряжение. – Хотя, может быть, и их.

– Лариса, успокойтесь. Если вы боитесь своих товарищей… или кого-то другого – напрасно. У моей машины индивидуальный номер. Самого меня тоже сейчас никто не видит.

Увидел в зеркальце: оркестранты повернулись в их сторону. Понятно, им нужна машина.

– Лариса, вы собирались ехать домой? Раз вы боитесь, сделайте вид, что вам не удалось со мной договориться. Добирайтесь домой, как удастся. Я сейчас поеду на Седанку и буду вас там ждать. Помните, где мы с вами расстались в прошлый раз?

Почувствовав ее колебание, добавил:

– Назовите другое место? Любое?

– Н-ну хорошо. Давайте там. Только поезжайте скорей.

– Конечно.

Отвернувшись и не оборачиваясь, он вырулил на Ленинскую улицу, прибавил газ. На Седанке остановил машину подальше от одиноко горевшего фонаря, примерно в том самом месте, где прошлый раз вышла Лариса. Выключил мотор. Кажется, вокруг никого. Шумят волны. Ждал он около двадцати минут, пока не услышал за домами шум автобуса. Автобус остановился где-то совсем недалеко.

Подойдя почти к самой машине, Лариса оглянулась, будто проверяя, не следят ли за ней. Села рядом, захлопнула дверцу.

– Простите. – Около минуты они сидели молча, прислушиваясь к волнам. – Все это выглядит глупо, понимаю. Но я хотела бы, чтобы нас никто не видел. Так будет лучше.

– Почему?

– Не знаю. У меня есть основания.

– Лариса, вы же понимаете, искать с вами встречи просто так я не стал бы. Кого вы боитесь?

– Просто мне кажется… Кажется, что встречаться с вами опасно.

– Просто никогда не кажется. Ведь раньше вы не боялись? Может, вам кто-то угрожал? Допустим, предостерегал от встреч с милицией?

– Вячеслав Петрович… – Покосившись, увидел: ее губы напряглись. – Основания бояться кого-то или чего-то есть у меня лично. Говорить о них сейчас считаю лишним. Вы хотели что-то спросить?

– Перестаньте вы…

– Повторяю, Вячеслав Петрович: вы хотели что-то спросить?

Посмотрел на нее. Может быть, она наконец что-то поймет? Нет, молчит. Сказал тихо:

– Хотел.

– Спрашивайте.

– Я спрошу то же самое, новых вопросов нет. С кем вы видели Гаеву в ресторане?

– Гаева… Это девушка, фото которой вы мне показывали?

– Да, это та самая девушка.

– По-моему, ее зовут Вера?

– Вера.

– Вы говорили – с ней могло случиться что-то нехорошее? Так, кажется?

– Говорил.

– И… с ней что-нибудь случилось?

– Она пропала.

Пропала… и все? Я хочу сказать – она жива?

– Вы так спрашиваете, будто у вас есть основания думать, что она мертва. Не знаю, жива она или нет.

– Я говорю так потому, что вы сами сказали – ее могли убить.

– Сказал. Теперь же есть серьезные основания думать, что ее на самом деле убили.

– Значит… Значит, все-таки это может случиться.

– Что – это?

– Ну – то. – Некоторое время они сидели молча, наконец он сказал:

– Лариса, почему бы вам все не рассказать? Вы боитесь кого-то?

– В общем – боюсь.

– Откуда вы знаете, что Гаеву зовут Вера?

– Это имя я слышала от Бориса. Он так называл ее.

– Может быть, все-таки расскажете? Момент назрел?

Достала сигареты, закурила. Приоткрыла дверцу, стряхнула пепел.

– Хорошо, расскажу. Я давно хотела. Просто тогда… В первый раз, когда вы меня спрашивали… Я подумала – все это пустяки. Все ваши страхи и все остальное.

– Теперь что-то переменилось?

– Переменилось.

– Почему?

– Просто по ощущению. Знаете, мне Рафик, наш ударник, когда увидел этого человека… сказал: будь осторожней. И все. Этого было достаточно. Чтобы я все поняла.

– Что же это был за человек?

– Человек, который все время танцевал только с Верой. И она тоже танцевала только с ним, больше ни с кем. Кто бы ее ни приглашал, как бы ни умолял – она не шла.

– Что, Гаева приходила в ресторан с этим человеком?

– В том-то и дело, нет. Они приходили отдельно. Всегда. Садились за разные столики. Причем с Верой всегда садился кто-то, кто никогда ее не приглашал на танец. Как бы вам объяснить… Наверное, это был кто-то из его приближенных. Шестерок, или как там называется.

– Понятно. Что, часто Гаева приходила с этим человеком вот так? Отдельно?

– Всегда.

– Вы хотите сказать – без него она не приходида?

– Никогда. За два года… – Усмехнулась, стряхнула пепел. – За два года я все это изучила.

– Как зовут этого человека? Кто он?

– Откуда я знаю? Он мне не представлялся.

– Может быть, вы от кого-то слышали? Не имя, так кличку? Род занятий?

Сделала несколько затяжек, будто раздумывая.

– Какой у него род занятий… Крутой человек – вот и весь род занятий. На вид ему лет сорок пять – пятьдесят. Но выглядит довольно молодо.

Достал фотографию Разина.

– Не этот?

– Нет. Не этот.

– Вы могли бы его описать?

– Ну… – дернула плечом. – В целом интересный мужчина. Высокий. Такой сухопарый, крепкий. Стрижется коротко. Глаза карие. Да, карие и так глубоко сидят. Нос с горбинкой. Все вроде. Губы – обычные. Твердые такие губы, мужские. Одевается всегда со вкусом. Модно, но в меру.

Он смотрел в темноту, пытаясь представить этого человека. Ощущение, будто Лариса описывает хорошего знакомого. Где же он его видел… В ресторане? Нет. Но именно такого человека он где-то встречал. И недавно. Молодящегося, средних лет, сухопарого, с карими глазами. Вот только где, вспомнить пока не мог.

– Когда этот человек последний раз был в «Золотом роге»?

– Примерно месяц назад.

– Вместе с Гаевой?

– Пришли они, как всегда, отдельно. Я обратила внимание, потому что… Потому что уже знала эту пару. Я пойду?

Выскользнула из машины, прикрыла дверь. Некоторое время он слышал ее шаги по песку. Кого же напоминает описанный Ларисой человек? Кого же? По ощущению – этот человек был как-то связан с «Петропавловском-Камчатским». Как? Вспомнить пока он не может. С Ларисой надо поговорить еще. Обязательно.

Лихтер [7]7
  Лихтер – морская баржа.


[Закрыть]«Сургут»

Алексей прислушался. Эту, скрытую от посторонних глаз часть забора, за которой начинался рыбный порт, он знал хорошо. В темноте не слышно ни шагов, ни шума машин, вообще никаких посторонних звуков. Подпрыгнул, подтянулся на руках. Мягко спрыгнул на землю с той стороны. Чуть подальше – семнадцатый причал, там «Сургут». Ключ от каюты в кармане. Неслышной тенью двинулся в темноте вдоль забора.

В последние три дня, поставив принадлежавшие Вере, но отданные по доверенности Шефу «Жигули» № 43–12 в тайный гараж, он передвигался по городу только на общественном транспорте. Особенно осторожным Алексей стал после встречи с Тауровым. Домой, к тетке, не показывался, ночевал здесь, в рыбном порту, в холодной каюте стоящего на приколе лихтера «Сургут». Ключ от каюты ему дал знакомый шкипер. Алексей и сам не смог бы объяснить, почему именно сейчас, когда Шеф как будто пошел на уступки, он проявляет такую осторожность. Впрочем, может быть, именно потому, что слишком хорошо знает Шефа. Что-то подсказывало ему: именно сейчас, именно когда Шеф пошел на уступки, его надо остерегаться. Так или иначе, в местах обычных встреч с Шефом и дома он пока решил не показываться. Из ценностей с собой носил одну золотую десятку и деньги. Оставшиеся золотые десятки были спрятаны в надежном тайнике, под полом, у тетки. Этот тайник, под паркетом, он заранее приг отовил сам и был уверен, что его никто никогда не обнаружит. Штампы и остатки золота, что-то около ста пятидесяти граммов, зарыл в надежном месте. Конечно, было бы неплохо заиметь кило, которое ему обещал Шеф. Но сейчас лучше поостеречься. Для себя на первое время ему хватит тех пяти тысяч, которые оттягивают внутренний карман куртки.

Все, вот «Сургут». Темнеет неясной тенью у причала. Оглянувшись, Алексей легко ступил на трап, прошел на борт. Ступив на палубу, прошел к корме. Нырнул в коридор кормовой надстройки. Остановился, прислушался… Тишина, только изредка раздается скрип – легкое, почти неслышное трение борта о причал. Кажется, на лихтере никого нет. Тронул дверную ручку – закрыто. Тем не менее достал на всякий случай из рукава остро отточенную финку. Занес одной рукой, второй нащупал в кармане ключ. Бесшумно открыл дверь каюты, прислушался: гробовая тишина. На всякий случай проведя финкой под койкой, вошел. Нет, все спокойно, каюта пуста. Вздохнув, положил финку на койку, запер дверь. Сел, ощутив мягко прогнувшуюся парусину, – и только сейчас понял, как устал. В каюте холодно. Ничего, он стащил сюда одеяла со всего лихтера. Если подстелить сверху и снизу, спать можно. Сейчас отоспится за все эти дни. Завтра же можно будет позвонить связной Анне Константиновне и вызвать Шефа. Да, пожалуй, подумав, что сейчас не помешал бы глоток спиртного, разложил в темноте одеяла. Прислушался напоследок – и, закутавшись, мгновенно уснул.

Проснулся от шороха. Сначала подумал – крысы. Нет, не крысы. Кто-то осторожно скребется в дверь каюты. Сразу напрягся, нащупал в темноте финку. Шкипер? Вряд ли, зачем ему приходить ночью?. Бесшумно встал. Прислонился ухом к двери. За дверью кто-то стоит, но кто? Вдруг услышал голос – от этого голоса внутри все свело. Голос был мягким, вкрадчивым:

– Леша… Леша, это я… Шеф… Открой Леш? Леша!

Прислушался к гулким ударам собственного сердца. Значит, Шеф знает, что он ночует здесь. Причем знает давно. От кого? Неважно. Сказать об этом мог бы тот же шкипер. Да и, если нужно. Шеф может выследить сам, с него это станет. «Вальтер». Все дело в «вальтере». У Шефа «вальтер», у него только финка.

– Леша! – повторил Шеф. – Леша, ты меня слышишь?

– Слышу. Шеф, я просто так не дамся. Лучше уходите.

– Дурак ты. Я золото принес, кило.

– Не нужно, Шеф. Я ведь вас знаю. Золото ночью не носят.

– А когда мне его тебе принести? Ты же исчез? Куда ты делся? Что случилось? И потом, я ж тебя просил девку постеречь. Не приходила она?

– Не приходила.

– Да что с тобой случилось?

– Пока ничего не случилось. Вам не верю.

За дверью раздался смешок.

– Вот чудак. Ну, сам подумай, какая мне маза со всего этого? Мне ты нужен. Ты, а не твой труп. Особенно сейчас. Был же договор – ты мне «товар», я тебе кило. Ну вот – кило со мной. «Пушки» при мне нет, я пустой. Не веришь?

– Не верю.

– Хорошо, давай так: свет в каюте есть?

– Есть.

– Сделаем просто: зажги свет и приоткрой дверь. Я встану с поднятыми руками. Ты меня обыщешь. Идет?

Алексей некоторое время прислушивался к дыханию с той стороны. По голосу – Шеф не обманывает. Действительно, если он откроет дверь и увидит Шефа, пусть даже с «пушкой» наготове, – тот вряд ли попадет в него. Но главное, по всему раскладу – он ведь действительно нужен сейчас своему Шефу. «Товара» без него Шеф не найдет. Может быть, он действительно запаниковал зря?

– Леша, кончай дурить. Зажигай свет. Я поднял руки. «Кейс» с «рыжьем» на палубе, руки в гору. Давай, смотри. Ну?

– Хорошо. Но учтите, коридор узкий. Могу оцарапать.

– Перестань. Нет у меня «пушки», я ж объяснил. Зажигай свет.

Алексей поднял руку, нащупал в темноте выключатель. Повернул, над иллюминатором вспыхнула тусклая лампочка. Правой рукой приготовил финку, левой плавно повернул ключ. Приоткрыл дверь. Свет из узкой щели осветил часть коридора, улыбающегося Шефа. Стоит с поднятыми руками. Внизу, на палубе, черный «кейс». Шеф вздохнул:

– Давай обыскивай. Обыскивай, обыскивай. Я ж тебя знаю, иначе разговора не будет.

Шеф стоит смирно. Кажется, «вальтера» с собой у него действительно нет. Мелькнуло: может быть, лучше не ждать неожиданностей? Короткий удар от живота, финка войдет под ребра сразу. Кило золота – вот оно, в «кейсе». Куда ему больше? Нет, не получится. Страх. Страх перед Шефом. Он слишком хорошо его знает, изучил. Во-первых, прежде чем прийти сюда, Шеф наверняка как-то подстраховался. Да и потом, если Шеф не обманывает, а обманывать ему в самом деле не с руки, вдвоем с Шефом они все-таки сила. Что бы ни случилось. Шеф поможет вывернуться. Придумает все. Например, что вообще ему делать. Куда скрыться в случае опасности. Наконец, как без всякого риска наладить сбыт золотых десяток. Мало ли что еще. Он, Алексей Пономарев, убежден – Шеф может все. Он боится Шефа, но знает без Шефа он в конце концов пропадет. Шеф все может объяснить, все понимает. Вот и сейчас – смотрит в глаза и наверняка читает его мысли. Шеф шевельнулся.

– Обыскивай, Леш, обыскивай. «Пушки» при мне нет, сам увидишь. Но штанишки ощупай, тебе ж спокойней будет.

Оттянув правой рукой финку, левой он быстро и умело обыскал Шефа. «Вальтера» при нем нет точно. Ключи, сигареты, спички – в плаще. В пиджаке – платок, в брюках немного денег. Может быть, «вальтер» в «кейсе»? Поймав его взгляд, Шеф сказал:

– «Кейс» можешь взять, он твой. Там «рыжьишко». И выпить немного. За примирение.

Посмотрел в глаза Шефу. Эти глаза он знал хорошо – в них никогда ничего не прочтешь. Сейчас в них только улыбка.

– Можно войти?

– Ладно, Шеф, входите. Извините, что не поверил. Нервы сдавать стали со всеми делами.

– Понимаю. У меня самого нервы ни к черту. Я ж тебя три дня выслеживал, пока нашел. – Шеф втиснулся в крохотную каюту, огляделся. Сел на подвесную койку. – Кто знает, что ты здесь?

– Только шкипер.

– Не продаст?

– Вообще не должен. Мужик проверенный.

– Ладно. Тогда сначала расчет. Раскрой «кейс». Да не смотри так. Раскрой, не бойся.

Алексей осторожно положил «кейс» на колени. Помедлив, открыл. В углу – две бутылки коньяка. Рядом небольшой газетный сверток. Отогнул угол газеты – брусочек. Бруски эти он знал, сам отливал их для Шефа. На всякий случай прикинул на руке. Все точно, золото. Килограмм, не меньше. Посмотрел на Шефа:

– Мне?

– Тебе.

– Кило?

– Кило. Хочешь взвесить?

– Зачем? Вижу и так. Спасибо, Шеф.

– Пока не на чем. Это кило ты у меня отработаешь. И давай пока о деле не будем. Стаканы у тебя есть?

– Есть. Не стаканы, кружки.

Шеф молча болтанул в руке бутылку. Алексей увидел марку: «Енисели». Шеф пьет только «Енисели», других сортов не признает. Достал из-под койки две кружки. Шеф протянул бутылку, Алексей быстро открыл ее, отвинтив тусклую латунную пробку. Налив в кружку, протянул Шефу. Тот посмотрел с усмешкой:

– Дурак ты, Леха. Что ж ты думаешь, я травить тебя сюда приду?

Шеф взял кружку, выпил одним махом. Крякнул:

– Хорошо. И на душе легче.

Алексей недоверчиво потер щеку.

– Ладно, Шеф. Извините. – Осушил свою кружку одним махом. Обожгло горло… по вкусу коньяк без примесей. Откинулся на койке. Да, Шеф его не отравил, но в нем, Алексее, доверия к Шефу пока нет. Надо проверить Шефа… Проверить… Проверить… Но как? Мелькнуло: а ведь есть простой способ. Очень простой. Надо задать вопрос. Всего один вопрос. Если Шеф действительно решил играть в открытую – он ответит правду. Если же нет – начнет юлить. Повернулся:

– Шеф, скажите по совести – вы ведь лапшу мне на уши повесили? Насчет Веры?

Шеф прищурился:

– Лапшу? А какую лапшу я мог тебе повесить насчет Веры?

– Ну вы ведь ее замочили? Сразу?

– Шустрый ты парень. Значит, говоришь, я ее замочил?

– Ну да. А от меня скрыли. Так ведь?

Шеф отвернулся. Медленно поставил кружку на откидной столик. Мотнул головой:

– Ладно, Леха. Ты прав, между нами все должно быть чисто. Как на духу. Сучки этой нет в живых.

– То есть вы ее все же замочили?

– Замочил. А почему тебе не сказал – знаешь.

– Знаю. Не верили. Козырь не хотели давать.

Шеф усмехнулся:

– Правильно. Не хотел.

– Ну а теперь? Теперь, Шеф? – Алексей попытался найти глаза Шефа, но тот отвернулся.

– Теперь… Леха, если честно – пока не знаю. Хотя… – повертел пустую кружку. – Чудик ты, Леха… С другой стороны – куда же я без тебя денусь?

Мелькнуло: а ведь Шеф не хитрит. По крайней мере сейчас, сегодня. Шеф вздохнул:

– Ну вот сам скажи, куда? Мы же сработались. Ты меня с полуслова понимаешь. Я – тебя.

Алексей молча плеснул коньяк в пустую кружку. Выпил. Стало тепло и легко. А ведь он дурак, что заподозрил Шефа. Никогда ему не было так хорошо. Никогда. Налил еще и начал смаковать маленькими глоточками. Потом что-то ударило в голову – и лампочка в каюте погасла. Навсегда.

Похоже, самоубийство

О том, что в рыбном порту на лихтере «Сургут» обнаружен труп «блондина», Таурову сообщили в половине двенадцатою дня. В порту он был через двадцать минут. Пройдя вдоль причалов со стоящими борт к борту траулерами в дальний угол порта, сразу отличил от остальных семнадцатый причал – по машинам «Скорой помощи» и милиции. Стоящий у трапа небольшого лихтера Шабенко сообщил:

– Похоже, самоубийство. Выстрелил себе в висок. Из «вальтера».

– Кто его нашел? – спросил его Тауров.

– Шкипер. Около десяти утра. Сразу позвонил по 02. Следственно-оперативная группа была здесь через двадцать минут.

Они прошли на лихтер, к кормовой надстройке. В маленьком коридорчике было тесно; у раскрытой двери одной из кают стояли проводник с овчаркой, женщина-судмедэксперт в белом халате, дежурный следователь прокуратуры. Тауров его знал, фамилия следователя была Шкалтин. Заглянул в каюту: там, сидя на подвесной койке и уровпив голову на стол, полулежал «Паша-Алексей». Тауров вгляделся: на виске рана, одна рука подогнута, другая свисает, почти касаясь палубы. На грязном линолеуме – засохшая лужица крови. У конца руки, у самых пальцев, – пистолет «вальтер». Некоторое время Тауров наблюдал, как работают криминалисты. Обернулся – рядом в коридорчике невысокий пожилой человек в потертом рабочем кителе. Шабенко кивнул:

– Это шкипер. Александр Георгиевич, если не трудно еще раз? Как и что? Эго мой коллега.

– Пожалуйста, раз надо. – Шкипер потрогал мятую мичманку, сдвинул на затылок. – Значит, так. Я-то Лешку Пономарева знаю давно. Когда-то вместе в резерве сидели. Лихтер наш на зимовке, команда три человека, я и два матроса. Живем на берегу, каюты все равно пустые. Холодно, куда в них? Лешу-то я знаю, ну и… Позавчера приходит: так и так, Георгиевич, с бабой поругался, переночевать пустишь? На пару суток? Я – почему не пустить. Добро, говорю. Дал ему ключ от каюты, такие дела. А сегодня с утра ткнулся в каюту-^смотрю, лежит. Аж пробрало всего. Никогда такого не видел.

На лихтере никого больше не было?

– Вы что… Никого. Тихо так все. Я тронул его, смотрю – вроде давно уже мертв. Закоченел.

– Карманы не обыскивали?

– Какие карманы… У меня мороз по коже, я скорей к проходной. Позвонил в милицию, они говорят – ждите, сейчас приедем. Я уж в каюту к нему не заходил, так у трапа и простоял, пока милиция не приехала. – Вздохнув, шкипер отошел. В коридор вышел следователь. Достал сигареты, Тауров дал ему прикурить.

– Геннадий Юрьевич, поздравляю. Мой подопечный.

– Я уже понял. Личное напутствие Бабурина.

– Что при нем нашли?

– Ничего особенного, если не считать финки и двух паспортов – на имя Севрюкина и Пономарева.

– А остальное?

– Остальное мелочи. Связка ключей, платок, зажигалка. Денег около двухсот пятидесяти рублей.

– Золота не было?

– Нет. Но на левом безымянном пальце остался след от кольца, совсем свежий. Подозреваю – сняли уже после смерти.

– Вы не сомневаетесь, что это было самоубийство?

– Ну… Он мог застрелиться. А кольцо сняли потом. Вообще же, надо проверять.

Тауров подождал, пока будет составлен подробный список вещей, найденных в каюте. Список изучал долго – ему казалось, в нем чего-то не хватает. Но чего именно, он пока понять не мог. По следам на коже – «блондин» выстрелил в себя, приставив «вальтер» вплотную к виску. В обойме не хватает трех патронов. Двумя первыми, по всей вероятности, был убит Разин. Особых причин сомневаться, что это самоубийство, пока нет. Единственное – на размышление наводит след от кольца на пальце.

Предоставив группе продолжать работу, Тауров вернулся в УВД. И здесь, сев за свой стол и взяв в руки блокнот, понял наконец, чего не хватало в списке найденных при «блондине» вещей. Записной книжки. Некоторое время сидел, прикидывая: может быть, скрываясь на лихтере, «Паша-Алексей» просто не взял с собой записной книжки? Подумав, все-таки решил: нет, именно в такой ситуации он должен был ее взять. Обязательно. Именно в «бегах» записная книжка особенно нужна. Для связи с людьми, телефоны которых в обычной обстановке человек на память не помнит. Свежий след от кольца объясняется тем, что кольцо могло быть изготовлено из меченого «фарфорового» золота. Если убийца как-то связан с фарфоровым золотом, он обязательно изъял бы кольцо как важную улику. Ведь никто пока не знает, что «фарфоровая» золотая десятка находится сейчас у Таурова. Вряд ли «Паша-Алексей» искал повторной встречи с Никитенко. Вполне возможно, что это не самоубийство, убийца взял у «Паши-Алексея» также и записную книжку. В ней могло оказаться много нужных убийце и «ненужных» следствию записей.

Примерно через час позвонил Шабенко. Про скончавшегося Алексея Пономарева выяснилось следующее: уроженец Дальноморска, двадцать девять лет, холост, родителей нет. Прописан и жил на улице Айвазовского у бездетной тети, воспитавшей его как сына. По месту прописки показывался крайне редко. Был осужден по статье 145-1 за грабеж, отбывал наказание в колонии усиленного режима, откуда вышел три года назад. Последняя запись в трудовой книжке: матрос-моторист рыбфлота. Однако из резерва рыбфлота отчислен полгода назад, в последнее время нигде не работал, сменив несколько мест. Обыск по месту прописки подтвердил, что Пономарев занимался сбытом золотых царских десяток, возможно, поддельных. В тщательно оборудованном тайнике под паркетом были спрятаны четыре царские золотые десятки, датированные 1902 годом. Записной книжки при обыске квартиры найдено не было.