Текст книги "Бесспорной версии нет. Условия договора. Совсем другая тень (Сборник)"

Автор книги: Анатолий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Нижарадзе, ты ведь меня знаешь? Знаешь или нет?

– Знаю, – неожиданно решительно сказал Кудюм. – Знаю, батоно Борис. Но поймите, в жизни человека иногда бывает сложный переплет. Очень сложный. Я взят за горло, понимаете? За горло.

– Кем же? Назови имя этого человека?

– Не могу я назвать его имя. И не человек это. Судьба.

– Судьба взяла тебя за горло. Ты хочешь сказать – людей при этом не было? Я правильно понял? Судьбы без людей не бывает. Ты, Нижарадзе, это хорошо знаешь. Так же, как и я. Поэтому очень прошу: не выводи меня из себя.

Человек, который убил Садовникова, явно жил в «Алтае» по паспорту Кудюма. Кудюм этого человека знает. Но вместо того чтобы назвать, сидит, уставившись в пол. Иванов внезапно ощутил раздражение:

– Вот что, Кудюм. Ты знаешь: с тобой, со всеми твоими родственниками, поездками, вообще со всем, я еще не разобрался. Не до этого. Хотя подозреваю, сильно подозреваю – переключился ты после колонии. Ушел из средней полосы. На Кавказе, в родных местах, фармазонить лучше. Так ведь?

– Что вы, батоно Борис. Никуда я не ушел. К родственникам ездил…

– Ладно. К этому еще вернемся. Говорю в последний раз. В самый последний. Если ты не скажешь сейчас, кому отдал паспорт, все сделаю, но спокойной жизни здесь, на побережье, тебе не будет. Земля будет гореть под ногами! Где бы ты ни был. В Тбилиси, Пицунде, Лазаревском. В любом другом месте. Обещаю. Понял?

– Понял. Только статью на себя брать надо.

– Какую еще статью?

– Ладно, батоно Борис, возьму статью. Если правду говорить, отдал я паспорт. Не знаю, кажется, даже вашему отдал.

– Что значит «вашему»? Работнику милиции?

– Да… Вообще-то, глупо все получилось. Поймал он меня на хибе.[14]14
  Хиба (жарг.) – предмет, являющийся точной копией ценной вещи.


[Закрыть] Я уже бабки взял. Вдруг он, откуда ни возьмись. «Стой, ни с места… И вы, потерпевший, ни с места…»

– Подожди, подожди… Где все это было?

– В Сочи. На морвокзале. У меня сразу застучало: влип. Выйти не успел, и на тебе.

– Он что, был в форме?

– Нет, в гражданском.

– Какой из себя? Как выглядел?

– Такой… высокий. Руки, плечи… Короче, бугай.

– Грузин, армянин?

– Нет. Белый.

– Что значит «белый»? Волосы белые?

– Не белые, конечно. Русые, что ли. Усики тоже светлые. Понимаете, батоно, – европеец! Из России.

– Он документы показывал?

– Какие документы. Паспорт у меня взял, и все. «Стойте здесь. И вы, потерпевший, стойте здесь». И исчез. Тот лох[15]15
  Лох (жарг.) – простак, недотепа. В данном случае – жертва мошенничества.


[Закрыть] ушел почти сразу, он с теплохода был, турист, с «Ивана Франко». А я минут двадцать его ждал. Потом уже понял: чисто он меня. Бирку[16]16
  Бирка (жарг.) – документ, паспорт.


[Закрыть] взял, и с концами. Что мне было делать? Не в отделение же идти – глупо ведь.

По лицу Кудюма было ясно – он говорит правду. Собственно, сомневаться в этом не приходилось. Человека из ИТК заставить признаться в повторном преступлении не так просто. «Размотал» же всю правду Кудюм по двум причинам: во-первых, чтобы избавиться наконец от мучившей его ложной ситуации, во-вторых, исходя из его, Иванова, репутации. Кудюм знал: если он сейчас его обманет, ему несдобровать.

«Черт… Неужели «кавказец» – работник милиции?»

– Почему подумал, что паспорт у тебя отобрал работник милиции?

– Не знаю. Подумал, и все тут.

Нет, ситуация не прояснилась. Наоборот, еще больше запуталась. С одной стороны, если допустить, что «европеец» и «кавказец» – одно и то же лицо, подтверждается предположение, что, отправляясь на дело, «кавказец» менял внешность. Но с другой стороны, преступников могло быть двое. «Европеец», отобрав паспорт у Кудюма, затем передал его «кавказцу».

Вернулся Прохоров. Усевшись за стол, посмотрел на Кудюма. Перевел взгляд на Иванова:

– Ничего не произошло, пока меня не было?

– Произошло. Гурам Джансугович хочет кое-что рассказать.

– Действительно? – Прохоров придвинул к себе протокол. – Гурам Джансугович, слушаю…

Вздохнув, Кудюм повторил то, что рассказал Иванову. Подписав протокол, спросил:

– И что со мной будет? Теперь?

– Ничего. Будем проверять ваши показания.

Кудюм недоверчиво взглянул сначала на Иванова, потом на Прохорова:

– Вы хотите сказать, я могу идти?

– Можете.

– Что… И все?

– Все. Единственное, не уезжайте пока из Гудауты. Недели две. Мало ли, вдруг понадобится что-то уточнить. Хорошо?

– Д-да. Конечно. Спасибо, гражданин следователь. И вам, батоно Борис. Кивнув, Кудюм вышел.

Некоторое время Прохоров занимался бумагами. Наконец посмотрел на Иванова:

– Боря… Вообще-то, мне хотелось бы знать, что тут произошло. А?

– Ничего особенного. Поговорил с Кудюмом.

– Я так и понял. О чем же вы говорили?

Иванов посмотрел в окно. Вопрос был обычным. Но тон, каким этот вопрос был задан, ему не понравился. Усмехнулся:

– Леня… Если ты хочешь спросить, надавил ли я на Кудюма, отвечу: да, надавил.

– Понятно… Как же ты на него надавил? – Прохоров положил на стол дипломат, стал укладывать в него бумаги.

– Предупредил: если не расскажет все, как было, здесь, на юге, жизни ему не будет. Уж извини… У тебя что, был другой рецепт?

Прохоров закрыл одну застежку. Вторую. Качнул головой:

– Дело не в рецепте.

– А в чем?

– Боря, ты отлично знаешь, в чем дело. Мы ведь взрослые люди. Во-первых, впредь прошу к таким приемам не прибегать. Во всяком случае, когда мы будем работать вместе.

– А во-вторых? – Иванов посмотрел на Прохорова в упор. – Интересно, что же во-вторых?

– Договорю. Сначала успокойся.

– Я спокоен.

– Нет, ты неспокоен. Но я договорю. Ты применил грубую силу. Значит, у тебя не хватило умения. Самое же страшное не это.

– Что же самое страшное?

– Ты начинаешь ходить по лезвию бритвы. Рискуя улететь… куда-нибудь под Магадан.

– Не волнуйся, не улечу.

Прохоров встал:

– А я вот волнуюсь. Поэтому и предупреждаю.

К ожидавшей их во дворе машине они шли молча. Так же молча сели на заднее сиденье. Еще с полчаса играли в молчанку, пока машина неслась по Приморскому шоссе к Сочи. Первым не выдержал Прохоров. Покосившись, сказал:

– Боря… Если обидел, извини. Я не хотел.

Иванов с облегчением вздохнул. Он сам хотел извиниться, но Прохоров его опередил.

– О чем ты, Леня. Ты меня извини. Я был не прав… на все сто. Забудем.

– Забудем. Вообще, спасибо за Кудюма. Этот «европеец» – фигура любопытная.

– Очень. Вообще, Леня, у меня есть одно предположение. Хочешь послушать?

– Конечно.

Иванов оторвал взгляд от летящего слева моря, повернулся к Прохорову:

– Все говорит о том, что бандитов двое. Первый – «кавказец», он же «племянник», убивший Садовникова и ограбивший Гарибова и Палина. Теперь засветился второй, «европеец». И все же я склоняюсь к выводу другому: никаких двух бандитов нет. Есть один человек. «Кавказец» он же «европеец». И знаешь, почему я сделал такой вывод?

– Почему?

– Из-за последних слов Садовникова. Ты ведь их помнишь?

– Естественно. «Черные усы. Что-то от кавказца». Эти слова зафиксированы в протоколе допроса.

– Эти слова произнес умирающий человек. Произнес невнятно, еле слышно. Так ведь?

– Так. Я об этом не забыл. Ты хочешь сказать, Садовников хотел сообщить что-то другое?

– Именно.

– Но… мы же с тобой тысячу раз крутили эту фразу. И так, и этак. Каких только вариантов не было. «Передать что-то от кавказца», «узнать что-то от кавказца» и так далее.

– Все правильно. Но сейчас, после допроса Кудюма, проясняются некоторые детали.

– Например?

– Например, я теперь убежден, что «европеец», он же «кавказец», служил в органах. Кудюм не мог ошибиться, у него глаз наметанный, чутье на милицию. Но был уволен. Служи он и сейчас, добыл бы оружие другим путем. Поэтому он отлично знал, где перерубить провод. Знал, что, увидев светофор «на черном», Садовников сойдет вниз. Знал, что ремонтная бригада приедет не раньше, чем через полчаса. Ну и самое главное – он был знаком с Садовниковым. Может, они где-то вместе служили. А скорее всего, были вместе на каких-нибудь курсах переподготовки. Но Садовников мог не знать, что его знакомый уволился из органов.

– Очень похоже. Дальше?

– Дальше… «Европеец» изменил внешность. Наклеил усы, надел парик. Использовал паспорт Нижарадзе, остановился в «Алтае». Утром, часов в пять, подъехал на Ленинские горы. И, дождавшись, пока Садовников начнет ходить вдоль обрыва, подошел. Естественно, предварительно сняв черные усы. Поздоровались, поговорили. О чем – неважно. Главное, Садовников не ждал ничего плохого. Поэтому по какой-то причине отвернулся. Для «кавказца» этого было достаточно. Нанеся два удара, он оттащил Садовникова под обрыв. Взял пистолет. И вот тогда… Тут я рискну высказать одно предположение.

– Какое?

– Помнишь, следы показали, что «кавказец» какое-то время стоял около умирающего. Так вот, «кавказец», будучи уверен, что Садовников вот-вот умрет, снова наклеил усы при Садовникове! Его он уже не опасался. Для всех же остальных – в том числе возможных свидетелей, от которых, это «кавказец» прекрасно знал, не застрахуешься, – необходимо было сохранить прежнюю внешность. Садовников, когда подоспела помощь, пытался сообщить главное: убийца изменил внешность, налепив черные усы. Но сил уже не было.

Некоторое время Прохоров молчал, разглядывая дорогу, петлявшую в скальном перевале. Затем ответил:

– Знаешь, Боря… Все, что ты рассказал, звучит довольно серьезно. Особенно… с бывшим работником милиции.

– Я тоже так думаю.

– Значит, будем заниматься… бывшими сотрудниками. Да?

– Будем. Но «зацепить» кого-то, тем более в ближайшие дни, будет не так просто. Таких бывших милиционеров в одном Сочи – несколько тысяч. Не знаю, как ты, но я лично больше рассчитываю на свой вариант.

– На Баграта Чубиева?

– Да. На Баграта Чубиева.

Выбор

С Прохоровым Иванов для верности попрощался в самолете. Во Внуково, сойдя с трапа, посмотрел, как следователь пошел к стоянке такси, и двинулся влево, к отделению воздушной милиции. Вскоре увидел в темноте присыпанную хлопьями снега знакомую «Волгу». За рулем сидел Линяев.

Усевшись рядом, Иванов бросил:

– Привет. Как Москва?

– В порядке, Борис Эрнестович.

– Надеюсь, шеф не ушел?

– Нет. Ждет вас.

– Давай в управление. И чем скорее, тем лучше.

В управлении Иванов доложил начальству о результатах пребывания в «Жемчуге» и о том, что рассказал Кудюм.

Отложив карандаш, генерал посмотрел в упор:

– Борис, тут кое у кого возникли сомнения в твоем плане. Насчет трех засад: у Шестопалова, Кутателадзе и у тебя самого. Я, конечно, отстаивал все эти засады, но… Как бы это тебе объяснить…

«Что ж, – подумал Иванов, – всего этого я ждал».

Генерал помедлил, переложив что-то на столе, потом продолжил:

– Твои выкладки заманчивы. Но возражения тоже справедливы. Согласись, вся наша заманчивая версия основана только на одном аргументе – предчувствии Шестопалова.

Иванов понял: в его отсутствие многие в управлении требовали отмены его плана как бесперспективного. Тихо, но твердо сказал:

– Иван Калистратович, версия основана еще и на наших общих расчетах.

Сейчас, после поездки в Сочи и Гудауту, Иванов укрепился в уверенности, что или сам «кавказец», или кто-то из его сообщников наверняка связан с «Жемчугом». И еще – на Палине и Гарибове «кавказец» не остановится.

– Может, решимся на что-то другое? – сказал генерал. – Ведь сочинцы пока не могут ничего нащупать?

– Согласитесь, Иван Калистратович, если бы они что-то нащупали, мой вариант был бы уже никому не нужен. Прошу: утвердите план. Под мою ответственность.

– Ладно, действуй. Другого выхода все равно нет.

Засада

Услышав телефонный звонок, Иванов снял трубку:

– Да, слушаю вас?

– Иван Петрович? – спросил женский голос.

Иваном Петровичем звали его предшественника.

– Нет, это не Иван Петрович. Иван Петрович перешел на другую работу. Не знаю куда. Позвоните в отдел кадров.

Положил трубку. Хотя Ивана Петровича спрашивали в день по нескольку раз и, наверняка, будут еще не раз спрашивать, каждый телефонный звонок рождал в Иванове некую надежду. Каждый раз ему казалось: это «кавказец». Впрочем, «кавказец» действительно мог позвонить перед визитом, чтобы проверить, на месте ли Баграт Элизбарович.

Иванов сидел в своем новом кабинете заведующего 3-го МПТО «Стеклотара» и смотрел в окно. Это учреждение не занималось непосредственно сбором посуды, а лишь координировало работу многих точек. Размещался пункт в пристройке к продовольственному магазину. Небольшая площадка за окном, заставленная машинами и штабелями пустой тары, была настоящим лабиринтом. Эта обстановка, по тайному расчету Иванова, должна была стать дополнительным соблазном для «кавказца». Скрыться в таком захламленном дворе легко.

Засада была хорошо продумана. Всю рабочую смену Иванова в одной из комнат пристройки дежурили два оперуполномоченных. Стоило ему при появлении «кавказца» нажать скрытую в ножке стола кнопку, и они, услышав звонок, начнут действовать по разработанному до последнего движения плану.

Иванов посмотрел в окно. Увы! Несмотря на все приготовления, «кавказец» и не думал здесь появляться. В НИИ «Дорстрой» и на мясокомбинате его тоже пока не замечали. Рассматривая двор за окном, на котором разворачивалась тыловая жизнь магазина, Иванов с тоской подумал о том, сколько он видел в жизни таких «хорошо разработанных планов» – прекрасных, отлично продуманных, учитывающих, кажется, все возможные неожиданности, – кончавшихся полной неудачей. Не оправдались пока надежды и на сочинцев. Поисками следов «кавказца» и «европейца» они занимались довольно активно, но не так-то просто было выяснить, кто из бывших сочинских работников милиции мог в последние годы иметь контакт с Садовниковым.

Ожидание

Оранжевый комбинатский «Москвич» остановился около дома в половине седьмого вечера. Ираклий Кутателадзе посмотрел на водителя – смуглого худощавого парня, к которому уже успел привыкнуть. Новый водитель Андрей внешне был очень похож на комбинатского водителя, только тот любил поболтать, а этот – молчун.

Ираклий улыбнулся:

– Пойду?

– Да вы не волнуйтесь, – успокоил Андрей. – Там все в порядке.

– Тогда до свидания?

– До свидания.

Кутателадзе вышел из машины. Поднявшись на третий этаж, остановился у своей квартиры. Достал ключи. Все как обычно. Наверху раздались легкие шаги. Вчера вечером в его квартире до ночи сидел Валерий. Сегодня должен быть Феликс. К ночи он уйдет. Уйдет, потому что, как понял Ираклий, милиция считает: вряд ли «кавказец» будет взламывать его квартиру ночью. Равно, как и днем, когда в ней никого нет. Сунув ключ в скважину, посмотрел на лестницу. Точно, Феликс. Невысокий, крепкий парень спустился на площадку. Улыбнулся:

– Добрый вечер, Ираклий Ясонович. Как доехали?

– Все в порядке. Идем?

– Идем.

Пропустив Феликса в квартиру, Ираклий зажег свет. Предложил чай, но Феликс отказался. Точно так же отказывался от чая Валерий. Единственное, что оба иногда соглашались делать в его квартире – смотреть вместе с ним телевизор. И то не всегда. Впрочем, телевизор они тоже смотрели по-особому. Так, будто кроме экрана видели одновременно что-то еще.

Оглядев опустевшую квартиру, Ираклий занялся тем, чем обычно занимался последние вечера. Включил телевизор, мельком глянул на экран. Усадил в кресло Феликса, пошел на кухню. Поставил чайник, наспех попил чаю. Позвонил Манане. Разлуку с семьей он переносил с трудом, поэтому каждый вечер подолгу разговаривал с женой и сыном. В последние два дня в этих разговорах опять возникли вопросы о ремонте квартиры. Манана, сначала принявшая объяснение о ремонте спокойно, теперь уже в него не очень-то верила. Вот и сейчас, после обмена обычными новостями, разговор снова пошел о злополучном ремонте. В конце Манана сообщила: днем ей на работу звонила из Тбилиси мама Ираклия, Вера Севастьяновна. Вера Севастьяновна тоже озабочена происходящим. Успокоив Манану и поговорив с Дато, Ираклий положил трубку и тут же позвонил Иванову. С ним он тоже обязательно разговаривал по телефону каждый вечер, причем темы были самыми разными, от обычных житейских проблем до того, как он, Ираклий, должен себя вести в том или ином случае при встрече с «кавказцем».

Ночью, проводив Феликса, Ираклий забылся беспокойным сном.

Посетитель

Развернувшись, белая восьмерка остановилась у фургона с продуктами. Увидев ее, Иванов машинально посмотрел на часы – без десяти час, скоро обед. Сидящий за рулем человек вышел. Оглянувшись, запер дверь машины, спрятал ключ в карман. Подошел к фургону, спросил что-то у рабочих. «Обычный для такого места человек», – подумал Иванов. На вид лет сорока, одет по-молодежному: холщовая кепочка, черная кожаная куртка, джинсы. Приезжающие сюда на машинах люди, как правило, делают одно и то же: входят в заднюю дверь с сумкой в руке и вскоре, выйдя из задней же двери, уезжают. Долго такие машины на дворе не задерживаются.

Лишь когда один из рабочих кивнул в сторону пристройки, Иванов вдруг сообразил: этого, в кепочке, плотного, с короткой шеей и округлым лицом, он уже видел. Причем недавно. Вот только где? Где же, где? Кажется, в «Жемчуге». Да, точно. В «Жемчуге»!

Человек двинулся в его сторону. Идет вразвалочку, на окна не смотрит. Вот хлопнула дверь, человек вошел в пристройку. Сделал два шага. Звуки в коридоре стихли. Осматривается. «Кавказец»? Нет, «кавказец», по описаниям очевидцев, выше ростом. Да и открытый для всеобщего обозрения приезд на белой восьмерке не в манере того. Но Иванов не сомневался – этот человек пришел именно к нему.

Через секунду в дверь постучали.

– Да! – отозвался Иванов. – Войдите!

Дверь приоткрылась, человек спросил:

– Баграт Элизбарович?

– Баграт Элизбарович.

Мужчина вошел. Постоял перед столом. Снял кепочку, сел. Настороженно повел головой, сказал:

– Можно вас попросить запереть дверь?

– Зачем?

– Есть разговор. Не хотелось бы, чтоб мешали.

Оперативная группа видела вошедшего. Этого достаточно. Подумав об этом, Иванов подошел к двери, повернул ключ. Вернулся, сел:

– Слушаю вас.

Человек изобразил улыбку:

– Меня зовут Михаил. Фамилия Голдаев. Думаю, вы меня видели. В «Жемчуге».

– Допустим, видел.

– Баграт Элизбарович, мне очень неловко, что я пришел к вам. К незнакомому человеку.

– Ничего страшного.

– Но у меня нет другого выхода.

Голдаев достал записную книжку. Подцепил ногтем клочок бумажки, положил перед Ивановым:

– Вот.

На неровном клочке была выведена цифра «80». Насколько Иванов понимал в расчетах лобовиков, 80 означало, что выдавший бумажку остался должен Голдаеву восемьдесят тысяч рублей. Чуть ниже стояла дата: 29.01. Двадцать девятое января. Вексель лобовика. Подписи нет – чтобы не оставлять улик.

– Объяснить, что это? – спросил Голдаев.

– Капуста. Но не моя.

– Верно, не ваша. Это Шестопалова.

«Интересно, – подумал Иванов. – Шестопалов уверял, что у него нет и физически не может быть карточных долгов».

– Капуста Шестопалова, а идете почему-то ко мне.

Голдаев положил на стол визитную карточку Чубиева.

– Вот. Ваша визитная карточка. Я пришел к вам, потому что знаю только ваш адрес. Услугу я оплачу. Поймите меня правильно. Шестопалов меня избегает. Адресов и телефонов его знакомых, кроме вашего, я не знаю. А мне нужно хотя бы его предупредить. Повторяю, если вы мне поможете, услугу я оплачу.

Иванов изобразил раздумье. Посмотрел на Голдаева:

– Оплатите?

– Да. Три процента. Естественно, если долг будет отдан. Устроит?

Сейчас надо вести себя естественно. Так, как вел бы себя Чубиев.

– Я пока еще не знаю, что вам нужно.

– Шестопалов отдал мне только двадцать штук. Сегодня я ему позвонил, но он отказался даже говорить. Больше я с ним дела иметь не хочу. Поэтому прошу вас ему передать: с сегодняшнего дня я включаю счетчик. Аварийку.[17]17
  Включить счетчик (жарг.) – прибавлять в определенные отрезки времени (час, сутки, неделя) дополнительную сумму к просроченному карточному долгу. Аварийный счет – счет удвоенный или утроенный.


[Закрыть]

Иванов посмотрел на Голдаева. Взгляд у того непроницаемый, с прищуром.

– Понятно. И какой счет вашей аварийки?

– Двести в день. Срок месяц. Ну, а потом… Потом пусть не жалуется.

– Если он отдаст долг, что я получу? Три процента от шестидесяти тысяч? Или от всей суммы?

– Естественно, от всей суммы. – Оторвав клочок бумажки, Голдаев вывел на нем: 3 %. – Вот расписка. Деньги ваши, если отдаст.

Повертев бумажку, Иванов спрятал ее в карман:

– Хорошо. Попробую что-то сделать. Кстати, когда он вам отдал двадцать штук? Если точно?

– Сейчас… Если точно… двадцать первого февраля.

«Двадцать первого февраля. В этот день был ограблен Гарибов. Палии чуть раньше, пятнадцатого. Два налета принесли «кавказцу» сорок тысяч…»

Голдаев набросал на перекидном календаре семь цифр:

– Мой телефон. Если что-то выясните, позвоните. С десяти до шести. Договорились?

– Договорились. Позвоню.

Голдаев встал, натянул кепочку:

– Пойду.

Открыв дверь, Иванов выпустил его. Через секунду раздался телефонный звонок. Сняв трубку, услышал голос Игоря Вязова – оперуполномоченного, сидящего в соседней комнате:

– Борис Эрнестович, у вас порядок?

– Порядок. – Иванов следил, как Голдаев за окном садится в машину. Номер видите?

– Вижу.

– Позвоните на ближайшие посты ГАИ. Пусть остановят машину… ну, скажем, за нарушение правил дорожного движения. Проверят. И тут же отпустят. Тут же. Так, чтобы он ни о чем не догадался.

– Понял.

Белая восьмерка, развернувшись, выехала на улицу. Вряд ли приход Голдаева – проверка. Непохоже. Кому и зачем его проверять? Но если это не проверка…

Через полчаса Иванов снял трубку, набрал номер Гарибовой:

– Нам нужно увидеться по важному делу. Вы сейчас свободны?

– Что, прийти к вам?

– Нет. Я подъеду к вашему дому на машине. Минут через пятнадцать. У меня светло-голубая «Нива». Выходите и сразу садитесь.

Дополнительные сведения

Ждал он недолго. Выйдя из подъезда, Гарибова села рядом с ним. Поздоровавшись, он тут же включил двигатель:

– Давайте отъедем.

Проехав два квартала, остановил машину:

– Светлана Николаевна, в день, когда вас ограбили, вы спрашивали у кого-нибудь совета: стоит ли вам обращаться в милицию?

Сидит молча. Значит, вопрос ее озадачил. Шевельнулась:

– Это имеет значение?

– Имеет. От этого будет зависеть, найдем мы грабителя или нет.

– От того, спрашивала ли я у кого-нибудь совета?

– Да. Спрашивали ли вы у кого-нибудь совета?

Вообще-то, по его расчетам, скрывать ей было особенно нечего.

– Спрашивала. Но я обещала этому человеку не говорить об этом.

– И все же настоятельно прошу: назовите его.

– …Это Шестопалов.

– Шестопалов? Тогда еще один вопрос. Почему обратились именно к нему?

– Он никогда не даст плохого совета. И потом… Леша был единственным, к кому я могла обратиться. В тот момент.

– Вы ему позвонили? Или сразу поехали?

– Сначала позвонила.

– Первая?

– Конечно. Понимаете, я была просто вне себя. Готова на все.

– И Шестопалов это понял?

– Конечно. По моему голосу. Сразу спросил, что случилось.

– Потом вы поехали к нему?

– Да. Поехала и все рассказала. Леша посоветовал обратиться в милицию.

– Вы общались с Шестопаловым после этой встречи?

– Общалась.

– И что Шестопалов?

– Ничего особенного. Поинтересовался, что произошло в милиции. Расспрашивал: кто вы, как выглядите, как себя вели? Вообще, что вы за человек.

– О чем еще вы говорили?

– Алексей попросил ваш телефон. Сказал: хочет помочь милиции найти бандита. Я дала. Ведь тайны в этом нет.

– Нет.

– Ну вот. Дальше вы знаете.

– Шестопалов советовал, что можно сообщать милиции, а что нельзя?

– В первый раз, когда я должна была пойти к вам, сказал, чтобы я поостерегалась говорить про карты. Объяснил: милиция может не так понять. Ну, а во второй, когда я рассказала про вас, посоветовал: надо все объяснить.

– Ясно. – Иванов тронул машину с места. Проехав по пустому переулку, остановился у подъезда Гарибовой. Попросил:

– Светлана Николаевна… Лучше не говорить Шестопалову о нашей встрече. Хорошо?

Гарибова опустила голову, тихо ответила:

– Я ничего ему не скажу. Обещаю.

– Вот и отлично. Спасибо.

Подождал, пока женщина войдет в подъезд, и поехал в министерство.

Шанс

Выслушав рассказ Иванова, начальник управления уточнил:

– Я правильно понял: вы считаете, «кавказец» и Шестопалов действуют сообща?

– Считаю. Во всяком случае, пока все за это.

– Заманчиво. – Наступила пауза, во время которой шеф, постукивая шариковой ручкой по столу, несколько раз перевернул ее в руке. – Но сомнительно.

– Почему?

– Во-первых, Шестопалов никогда не будет связываться с убийством милиционера.

– Об убийстве милиционера Шестопалов мог и не знать. «Кавказцу» нужно было оружие – он его добыл.

– Хорошо, допустим, мог не знать. Но, насколько я понял, доказательств связи Шестопалова и «кавказца» у нас нет. Только домыслы.

– Доказательства можно добыть.

– Каким образом?

– Нащупав их связь.

– Связь… Думаете, это так просто?

– Не просто. Но почему бы не предположить, что связь у них самая элементарная?

– Например?

– Скажем, телефонная? Конечно, по домашнему или рабочему телефонам Шестопалов говорить с «кавказцем» не будет. Но он вполне может воспользоваться уличным телефоном-автоматом.

Шеф снова покрутил ручку. Отложил ее:

– Уличным телефоном-автоматом… Допустим и это. Дальше?

– Снимем разговор на видеопленку. Естественно, такую съемку надо вести при понятых. По движению губ докажем, кому он звонил.

– Пожалуй, годится. Только Шестопалов может вообще не выйти на связь. А?

– Выйдет. Ему нужны деньги. И потом эту связь можно ускорить. Засадой в НИИ «Дорстрой» и на квартире Шестопалова занимается Савельев. Он инструктировал Шестопалова, постоянно поддерживает с ним контакт. Вот пусть и скажет сегодня: засады, как не оправдавшие себя, снимаются. Шестопалову это сразу развяжет руки. Мне кажется, он давно бы уже дал наводку «кавказцу», если бы не боялся наших засад.

Генерал что-то пометил в блокноте:

– Ладно. Так и будем действовать. Вы по-прежнему считаете, что Шестопалов будет «разгонять» кого-то из своих знакомых?

– Только так. Причем в самое ближайшее время. На этих знакомых нам и нужно ориентироваться.

– Ну а… насчет других засад? У вас и на мясокомбинате?

– Я должен оставаться на месте. Из-за Голдаева. Ну, а Кутателадзе… Не забывайте – Кутателацзе ведь тоже знакомый Шестопалова.

Испытание

Рабочий день на мясокомбинате начался как обычно. С утра Ираклий Кутателадзе подписал стопку принесенных секретаршей приказов, провел летучку, сделал несколько нужных телефонных звонков. Где-то около одиннадцати секретарша, как всегда, принесла чай. В это время позвонили из цеха первичной обработки продукции. Начальник цеха Кузин сообщил о ЧП средней тяжести – часть только что поступившего от поставщиков сырья не соответствует стандарту. Выругав про себя поставщиков, Ираклий бросил: «Сейчас буду» – и, отдав необходимые указания секретарше, отправился в цех первичной обработки. Лишь на середине пути вспомнил: он опять забыл предупредить опергруппу о выходе из кабинета. С досадой подумал: «Борис рассердится». Действительно, что стоило взять трубку и сказать по телефону: «Выхожу». Впрочем, ничего страшного не произойдет. Позвонит из цеха.

Возле кабинета начальника цеха Кузина, в небольшой приемной, всегда грудилась очередь. Допуском людей в кабинет руководила молоденькая секретарша Инна. Как давно уже заметил Кутателадзе, Инна и сама являлась приманкой для молодых инженеров и мастеров, во всяком случае, они то и дело заходили в приемную по самым разным поводам. Еще в коридоре Ираклий услышал голос начальника цеха, звучавший на повышенных тонах. Бросив толпившимся в приемной: «Добрый день», – вошел в кабинет. При его появлении невысокий кругленький Кузин возмущенно показал на стоявшего рядом со скучным видом представителя поставщиков:

– Полюбуйтесь, Ираклий Ясонович? Видели? Где совесть? Главное, выбрали момент. С ножом к горлу.

После длительной перепалки и прямых звонков поставщикам инцидент, в конце концов, был улажен. Их представитель ушел. Кузин сел за стол, вытирая платком лицо.

В дверь заглянула Инна:

– Ираклий Ясонович, к вам посетитель.

– Что еще за посетитель?

– Говорит, искал вас по всему заводу. Он от промкооперации, из Кабардино-Балкарии. Вот он, за мной стоит.

– Ну, пожалуйста. Пусть проходит.

Инна отодвинулась. Высокий человек лет тридцати, войдя, осторожно прикрыл дверь.

Темные усы. Темные волосы челкой на лоб. Маленькие немигающие глаза. Синий спортивный костюм с эмблемой «Адидас» над левым карманом куртки. У Ираклия сразу же мелькнуло: этого человека он где-то видел. Стоп. Это же «кавказец»! И сразу ощутил ход собственного сердца. Правая рука гостя – в кармане куртки. Непонятно только, как «гость» его нашел. А собственно, что тут находить? Ведь он сказал секретарше, куда пойдет.

– Слушаю. – Ираклий не услышал собственного вопроса. Помедлив, повторил громче: – Слушаю вас.

Человек улыбнулся, но так, будто кто-то силой заставил его это сделать:

– Вы Ираклий Ясонович?

– Я Ираклий Ясонович. – Отметил: Кузин продолжает вытирать пот. Ясно, он и понятия не имеет, кто вошел в кабинет.

– Понимаете, я приехал к вам в командировку. Издалека, из Кабардино-Балкарии. Ну и нам с вами надо поговорить. Я от поставщиков, вопросы у меня серьезные.

Не вовремя он вышел из своего кабинета. Да еще забыл об этом предупредить. Если бы это случилось в его кабинете, «кавказец» давно уже был бы схвачен. Впрочем, может, это все-таки не «кавказец»?

– Пожалуйста, садитесь. Поговорим.

– Да, но… – Человек настороженно посмотрел на Кузина. – Понимаете, разговор у меня особый. Хотелось бы поговорить наедине.

Ираклию вдруг показалось – он весь мокрый. Собственно, чего он испугался? Вспомнились слова Бориса: «В любом случае веди себя так, как ведешь всегда. В любом случае». Надо взять себя в руки. Помедлив, спокойно сказал:

– Тогда пройдем в мой кабинет. Если наедине.

«Все правильно. Надо увести его в свой кабинет. Опергруппа там рядом, за стенкой». Так как человек продолжал смотреть с некоторым сомнением, добавил:

– В моем кабинете мы сможем поговорить спокойно.

Но тут, спрятав платок, Кузин пошел к двери:

– Ираклий Ясонович, у меня как раз дела в цехе. Говорите, сколько угодно. – И вышел.

Как только они остались одни, человек вытащил правую руку из кармана. Пистолет. «Кавказец»! Теперь в этом нет никакого сомнения. Рука остановила пистолет на уровне живота Ираклия. Странно, живот будто обварило. Он никогда не стоял вот так, под пистолетом.

Человек усмехнулся:

– Ираклий Ясонович, разговор будет простой. Если сделаете что не так, тут же стреляю. Тут же. Понимаете? Выстрела никто не услышит. Уйти я успею. Поэтому делать будете только то, что скажу. Поняли? Или повторить? Ираклий Ясонович?

«Спокойней. Слышишь, Ираклий, спокойней. Слышишь, Ираклий, спокойней. «Кавказец» обладает многими несомненными преимуществами перед тобой. Он вооружен. Физически намного сильнее. Он не знает жалости. За его плечами кровавая расправа. Но ведь преимущества есть и у тебя. Неужели ты глупее его? Слабее духом? Постарайся превзойти его в этом. Да, тебе сейчас не сладко. Но это и хорошо. Ты ведь и должен показать, что струсил. Иначе он поймет – его здесь ждут. Вот и покажи, что тобой овладел страх…»