Текст книги "Всё Что Есть Испытаем На Свете"

Автор книги: Анатолий Отян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

На "Чайке" чаще всего дует северо-восточный ветер. В тот день он дул со скоростью метра три в секунду, что для прыжков на точность идеально. Первым на пристрелку прыгнул Курылёв, вторым пошёл Киркин, меня П.А. выпустил третьим. Я видел, что и Курылёв и Киркин приземлились в круге и начал тянуть за лямки, устраняя собственные ошибки, так как расчёт Банников произвёл идеально. Если бы я не тягал лямки туда и назад, то, наверное приземлился бы тоже нормально. Где-то на высоте метров сто я почувствовал, что уже выбился из сил, а нужно подойти поближе. Взялся за необходимые лямки, которые от постоянной работы перекрутились и были жгутом. Я быстро снижался, а сил уже не было. Я из последних, нет не последних, а Богом данных сил, подтянул передние лямки, купол качнулся и понёс моё обессилевшее тело к кресту. Я приземлился и от перенесенного физического и психологического напряжения меня стошнило, и я начал рвать. Даже не рвать, а рвотные спазмы меня душили. Боря, спасибо ему, помог мне собрать парашют и донести до старта. Я сел обессиленный на траву и отдыхал, но отдыхал недолго предстоял ещё один прыжок. Результат моего первого прыжка составил 9 метров 22 сантиметра от центра круга, что меня более чем устраивало.

Ведь нужно было не больше 15 метров.

Итак, в первый день соревнований я выполнил 13 поставленной перед собой задачи.

На следующий день мы прыгаем в групповом прыжке на точность приземления и мой личный результат 15 метров и вся команда в круге.

По групповому прыжку команда занимает второе место.

Такого результата мы достигли впервые и благодаря Банникову. Его установка была такая: "Всё делайте в групповом прыжке как я. Всю ответственность за результат я беру на себя. Я промажу, все промажут, я выдам хороший результат, будет хорошее место у команды.

Если кто-то подумает, что я ошибся, что может случиться, и будет делать по-своему и получит хороший результат, то всё равно команда проиграет. Результат одного ничего не стоит".

Я взял этот метод на вооружение и поскольку позднее я был капитаном команды, такая установка приносила хорошие результаты.

Два дня мы не прыгали.

22 августа всем дали отдохнуть и молодёжь рванула через лес на реку Ирпень. Купались и загорали мы прямо у моста на трассе Киев -

Житомир. Веселились до предела, полку молодых спортсменов прибыло.

Из Одессы Олимпыч привёз двух ребят, Валерия Шелуху и Олега

Рудольфа, сделавших за три года большие успехи в спорте и мне придётся с ними не раз быть на сборах.

На прошлых соревнованиях от Одессы выступал Игорь Ткаченко, который сейчас служил в ВДВ. Эти трое ребят погибнут с интервалом в два года между каждым в том порядке, в котором я их привёл. Не помню за какую команду выступал Миша Дашевский. Мне доведётся служить с ним в одной дивизии, и мы будем с ним тренироваться в одной команде.

Потом он переберётся жить в Одессу, и при случайной встрече на

Дерибасовской он мне сообщит о гибели Игоря Ткаченко, в похоронах которого мы будем принимать участие.

Сейчас мы все, забыв о соревнованиях, веселились. В те времена, когда мы прыгали, среди нас царил дух товарищества. Мы дружили, общались, делились опытом, помогали друг другу и радовались успехам не только товарищей по команде, а и своих друзей-соперников.

Результаты соревнований не влияли на наши отношения.

Не знаю почему, но позже всё изменилось и конкуренция на соревнованиях шла с таким ожесточением, как будто шла речь о месте под солнцем.

Вечером опять собрались на восточном крыльце и не помню кто, кажется Мартыненко, рассказал о том, как погиб Сергей Митин. В 1957 году Сергей стал абсолютным чемпионом Советского Союза и был включён в основной состав сборноё страны.

Тогда были нашими конструкторами изобретены купола Т-2 и ими оснастили сборную.

Их купола отличались от куполов ПТ-1 только наличием в них щели, а также тем, что на него натягивался, как и на парашют ПД-47 чехол, что делало более мягким раскрытие и давало тем самым возможность применять парашют Т-2 для прыжков с задержкой раскрытия парашюта. Но наличие щели изменяло аэродинамику купола не только при работе с ним после наполнения воздухом, но и при раскрытии купола. Начались довольно частые перехлёсты куполов. Они могли быть незначительными, когда одна стропа сбоку н перехлёстывала купол и тогда она могла сойти сама, или если подёргаешь её или другие, сходила принудительно. Иногда купола выворачивались, что делало их плохо управляемыми, но не влияло на скорость приземления. Но иногда перехлёст был глубоким, когда одна, а чаще несколько строп перехлёстывали купол ближе к центру и так, что не сходили.

Значительно увеличивалась скорость снижения парашюта, и он начинал быстро вращаться. Перехлёсты иногда случались и с другими куполами, но они не вращались при перехлёсте и даже иногда перворазники открывали запасные парашюты и всё обходилось благополучно. Вращение при перехлёсте Т-2 было опасно тем, что раскрываясь, запасный парашют накручивался на стропы главного, и ещё больше уменьшал площадь его купола, сам при этом не работая. Единственный способ обезопасить раскрытие запасного парашюта – это раскрывать его или пока главный не начал вращаться, что практически невозможно, или попробовать ликвидировать перехлёст, обрезая перехлестнувшие стропы ножом, который всегда крепился на запасном парашюте.

Перехлёст мог случится и беспричинно, но многократно увеличивалась его вероятность при том положении тела парашютиста в момент раскрытия, когда ногами задеваешь за выходящий из ранца чехол или стропы.

У Сергея Митина два раза случался перехлёст, и он, воспользовавшись ножом, обрезал перехлестнувшие купол стропы и нормально приземлялся. Парашюты при этом становились непригодными для использования и отправлялись на завод для ремонта. Парашютов не хватало и кто-то даже, наверное в шутку, сказал, что Сергей оставит сборную страны без парашютов.

И опять на очередном прыжке у Митина случился перехлёст. Он попытался сначала стянуть стропы руками, но у него это не получилось, и он, наверное жалея резать стропы, дёрнул кольцо запаски, отбросил её от себя, но скорость уже была такая, что, раскрываясь, она стала наматываться на стропы основного парашюта. С земли было видно, что Сергей до конца боролся, пытаясь остановить вращение, но он не мог уже ничего сделать. Когда к нему подбежали, он ещё жил, но через несколько часов умер, не приходя в сознание.

Тело его перевезли в Киев и похоронили на одном из кладбищ. На следующий день мы посетили могилу Сергея Митина.

И стоя у его могилы, один из нас сказал: "Кто следующий?". На него зашикали и посмотрели с укоризной, вопрос был пророческим.

Спорт, которым мы занимались, забирал ежегодно из наших рядов свою жертвенную дань.

Но"Так устроен мир, что подолгу не могут корабли у пристани стоять". 24 августа мы разыграли тридцатку, так всегда мы называем прыжок с задержкой раскрытия парашюта на тридцать секунд.

На этих соревнованиях условия выполнения этого упражнения были такими, что надо было, выпрыгнув из самолёта, лечь на воздушный поток лицом вниз,не допуская никаких непроизвольных шевелений вправо или влево, называемых рысканием и шатаний корпуса, при котором голова то поднимается вверх, то опускается– клевки. Каждое такое нарушение устойчивости наказывалось штрафными очками. Затем нужно было выполнить два разворота влево и вправо, что называлось восьмёрками. Я эти фигуры разучил довольно легко и был уверен в их выполнении.

Главная сложность была точно выдержать время раскрытия парашюта.

Это довольно сложно сделать по той причине, что выдернув точно кольцо, раскрывающее ранец парашюта, нет никакой гарантии в том что судьи зафиксируют именно это время.

Кроме того в те времена вытяжным парашютиком был "паук", о котором я уже говорил. Он в момент раскрытия ранца мог лечь на спину парашютиста и судьям некоторое время (до секунды) он был не виден.

Ну а незначительные клевки и рыскания могли судье показаться, особенно тогда, когда двигали зрительную оптическую трубу, называемую в дальнейшем ТЗК (Труба зенитно – координационная) и казалось, что парашютист сделал клевок. В дальнейшем рыскания и клевки до 15(r) не судились, и по времени раскрытия очки не давались, а только снимались при раскрытии парашюта ранее и ли позже чем +,

– 2,5 секунды. А пока я для выполнения мастерских нормативов должен был набрать 85% очков за стиль падения и задержка в раскрытии должна быть плюс-минус полсекунды. При подъёме на высоту очень волновался за результат и, чтобы перебить волнение стал, мурлыкать под нос песню. Я давно вырабатывал в себе эту привычку и ещё учась в техникуме перед ответственными экзаменами пел песни, развлекая своих сокурсников. Позже, когда я стал лидером в своей команде, я пел громко,заглушая рёв самолётных двигателей, и эту привычку поддерживали всегда мои коллеги по учёбе и спорту, считая, что я пою, потому что спокоен. Сейчас я раскрыл свой секрет. Эта привычка, правда, подвела меня один раз. Мой сын, Сергей заболел отитом, и врачи сказали, что нужно прямое переливание крови из вены в вену. Я, как и многие мужики, даже смотреть не могу когда кому-то делают укол, а когда мне делали, то брал себя в руки. А здесь предстояло давать кровь из вены, и я втихаря дёргался и чтобы заглушить волнение стал что-то напевать. Песню услышали моя жена и тёща и Эмма стала мне выговаривать: "Бессовестный, ребёнок болеет, у него температура, а тебе весело. Песенки распеваешь" Я замолк. Мне было стыдно и оправдаться я не мог. С той поры, вообще, прежде чем начать петь, подумаю, можно ли. Мой сослуживец по ВДВ, москвич Виктор

Шапкин Панически боялся уколов и не давал их делать ни под каким видом. А двое моих друзей так боялись, что не дали своим детям кровь из вены. Я, конечно дал, но вовремя того, как у меня её брали, отвернулся и боялся, что упаду в обморок, но обошлось.

Сейчас я при необходимости делаю себе инъекции сам и хотя и нервничаю, когда кровь берут из вены, но уже не очень.

После операции на сердце зимой 2000 года я плохо себя чувствовал, что было вполне нормально и за мной постоянно наблюдали. То делали уколы, то мерили давление, то приносили таблетки, то брали кровь на анализ. Скучать не давали.

Однажды днём ко мне пришла беленькая сестричка измерить кровяное давление. Я был почти безучастным и не следил за процедурой. Я не заметил, что она ушла, повернул голову к ней, и, о боже!!! Рядом со мной сидела чёрная, как смоль девушка, показывая белые зубы. Я не ожидал такой метаморфозы и смотрел на неё, расширив глаза. Она поняла мой молчаливый вопрос по своему и сказала: "Вампир пришёл", и стала доставать шприцы для взятия крови из вены, чем ошарашила меня окончательно. До меня с трудом дошло, что девочки просто сменили друг друга. Это сейчас мне смешно, а тогда…

Я мурлыкал песню, загудела серена "приготовиться", я стал у двери и сразу стал абсолютно спокоен. Дальше уже волноваться было в прямом смысле некогда: сирена "пошёл" и я оттолкнулся от самолёта, разбросал руки и ноги в стороны. Прохладный воздух (на высоте 2000 метров воздух ниже примерно на 12 градусов чем на земле). Скорость постепенно нарастала пока не установилась до равномерной, и воздух стал упругим, позволяющим мне управлять своим телом, как рулём автомобили. Я повернул ладони тыльной стороной влево и начал поворачиваться, сам себе повторяя.:"Ле-ва-яа, пра-ва-яа, ле-ва-яа, пра-ва-я, стоп!" Посмотрел на секундомер, 25, секунд, 27, правую руку выношу вперёд и ноги чуть поджал, чтобы не опуститься головой вниз, большой палец левой руки на кольцо, 29,9 секунд, левую руку с кольцом резко вперёд. Почувствовал как пошёл чехол с куполом, взгляд наверх, купол медленно наполняется, толчок, и я сижу в подвесной системе. Уселся поудобнее, пошёл к земле. Недалеко от меня собирал парашют Борис Киркин и Курылёв. Мы дождались приземления Банникова и

Таи и пошли на старт. Павел Алексеевич казал мне, что он из самолёта смотрел за моим прыжком. у меня должно быть всё в порядке.

Действительно, вечером я узнал, что первый прыжок у меня с прекрасным результатом.

Второй прыжок был мною выполнен чуть похуже, и судьи его так и оценили. Но главное то, что я и в этом упражнении выполнил мастерский норматив. Это уже было две третьих победы!

После двух зачётных упражнений на точность и тридцатку, я в сводной таблице на абсолютное первенство был так близко к первому место, что у меня дух захватывало и гордость переваливала через край. Мне уже виделся пьедестал почёта, и это с моими 197 прыжками и небольшим опытом.

Но… "усмири гордыню". Два последних прыжка на следующий день поставили всё на свои места. Мы соревновались в комбинированном прыжке, в котором учитывался стиль падения и точность приземления.

Погода испортилась основательно, усилился ветер, появились рваные облака. Я в обоих прыжках показал хороший результат в свободном палении, но точность была отвратительная. Я понял, что в этом году мне не получить заветный квадратик с надписью: "СССР, а под ними

МАСТЕР СПОРТА", НО мне сказал Банников:

– Я попрошу сейчас Матвея Генриховича, дать тебе прыгнуть твой последний юбилейный прыжок, и если он разрешит, после десятой секунды сделай сальто. Понял?

– Понял, -ответил я опустивши голову, так мне было досадно за плохие результаты.

Зная заранее, что на всесоюзных соревнованиях нужно, вернее можно будет выполнять заднее и переднее сальто, я тренировался в его выполнении. Продумав его аэродинамику, я на пляже в воде выполнял заднее сальто. Лёжа на воде нужно, резко поджав ноги, опустить загребая воду руки, перевернуться и принять исходное положение. И вся наука.

С передним было похуже, но и его я научился делать.

Подошёл Банников:

– Мотя разрешил. Будешь прыгать после всех. Готовь парашют.

– Спасибо, Павел Алексеевич, – уже радостно сказал я и побежал готовиться к прыжку.

Я только потом понял хитрый расчёт Банникова показать, что мы не лыком шиты.

Вместе с последней командой я зашёл в самолёт и когда они все выпрыгнули, судья на борту сказал мне, что самолёт сделает круг и буду прыгать я.

Высота 1500 метров, команда "пошёл", я в свободном падении, чувство радости овладевает мной, прошло 10 секунд, сальто, ещё пропадав 10 секунд открываю парашют и иду на цель обозначенную внизу крестом из полотнищ. Приземляюсь прямо на полотнище. Меня все поздравляют с выполненным юбилейным двухсотым прыжком.

Это сейчас юбилейными считаются прыжки кратные 500 и 1000, тогда мы мало прыгали, и каждый сотый прыжок был для его обладателя событием.

Судьи, сидящие на трубах ТЗК и судящие свободное падение не знали, что я прыгаю уже вне конкурса удивились и когда увидели что я выполняю сальто, некоторыми из них ещё не виданное.

– Что этот придурок сделал? Испортил весь себе прыжок, сказал один из ни другому.

– Ты что, не видишь, сальто. И он уже вне зачёта. Сворачивай протоколы, пойдём сводить до кучи результаты.

Так потом рассказывали судьи, обсуждая выполненное первое на

Украинских чемпионатах сальто. Оно произвело эффект.

Несмотря на неудачные результаты в последних двух прыжках, я вошёл в десятку, заняв восьмое место. Банников был поближе к призовым.

Когда обсуждался вопрос, кто поедет выступать в Москву, на первую

Спартакиаду народов СССР по прикладным видам спорта, меня в сборную команду Украины не включили. Тогда Банников обратился к Федоровскому:

– Матвей Генрихович, Отян занял восьмое место и будет справедливо включить его в сборную, потому что в сборной восемь человек. Да, он неудачно прыгнул два последних прыжка. Но ведь вы сами смотрели в трубу и видели безукоризненно сделанное им сальто. Он, конечно малоопытен. Но где же набираться опыта, как не на соревнованиях крупного масштаба.

– Да, Паша, ты прав. Включаем его в твою команду.

Когда мне сказали, что я в сборной, летал над землёй, не имея крыльев. Я поеду в Москву! У меня ещё есть возможность стать мастером!

Если бы в этот момент меня услышала моя мама, она бы сказала фразу, которую она любила: "Ура! Мы едем в Америку". Это последние слова мальчика Мотла в книге Шолом Алейхема "Мальчик Мотл".

Последний раз она меня с грустью спросила, когда мы собирались ехать на постоянное место жительства В Германию:

– Что сынок? Ура, мы едем в Америку?

Первое место и звание абсолютного чемпиона завоевал Роман Берзин.

Он тогда был рядовым пилотом в киевском парашютном звене. Он, насколько я помню, единственный раз участвовал в республиканских соревнованиях и выполнил нормативы мастера.

Если мне это звание нужно было для удовлетворения собственного честолюбия, то инструкторам, получающим деньги за сорок парашютных прыжков в год, добавлялось десять оплачиваемых прыжков. Не ахти какие деньги, но всё же прибавка к небольшой их зарплате.

Роман Рудольфович Берзин много лет проработал командиром парашютного звена Киевского Аэроклуба. Он был хорошим пилотом, хорошим тренером, хорошим товарищем. Его жена тоже была лётчицей и как и Роман окончила ЦОЛТШ. Но заболела туберкулёзом и была комиссована с лётной работы. Она потом вылечила эту болезнь, но на лётную работу не вернулась. Я был у них один раз дома. Худенькая, смуглая, в отличие от грузного и рыжеватого Романа, она было симпатичной и радушной женщиной. Кстати, одна деталь. Ромина супруга

(к своему стыду, не помню её имени) была во время учёбы в ЦОЛТШ подругой Марины Попович известной лётчицы и жены космонавта. Они поддерживали отношения до тех пор, пока Попович не стал космонавтом.

Когда Попович первый раз приехал с Мариной с громадной помпой в

Киев, та даже не позвонила подруге. Не хочу никак комментировать, да и Роман, когда мне это говорил, тоже не комментировал. Бог с ними.

Роман позже прыгал немного, он располнел и мог травмироваться.

Выпрыгивал свой лимит и достаточно. Была у Ромы страсть, как и у многих наших мужиков. Выпить он любил и мог много выпить. Я его пьяным не видел. Правда, рассказывали мне, как однажды, будучи в командировке, Берзин перед вылетом в обратный путь хорошо выпил и за штурвалом во время полёта уснул, а в самолёте был только один техник

Виктор, который умел летать по кругу, а как вести самолёт по маршруту не знал. Николай Дешевой, летящий в первом самолёте, от него удрал. В общем это целая эпопея, рассказать которую могли бы подробнее сами участники, но их уже, к сожалению, никого нет. Виктор умер лет пять назад, Николай Дешевой утонул в реке Десне во время зимней рыбалки. Последний раз я встретил Романа в конце семидесятых в Киеве возле завода "Кристалл", куда я приехал по делам службы. Я имел там блат в снабжении и получал для Ремстройтреста кой-какие материалы: кабель, алюминий, провод, инструмент и т.п.

При входе на завод увидел выходящего из проходной Романа. Он работал здесь экспедитором. Мы оба обрадовались встрече и Рома говорит мне:

– Вчера наклюкался, голова гудит. Скорей бы похмелиться.

– Рома, у меня в машине есть бутылка, но нет стакана и закуски.

– А это что? – сказал Роман и показал на рукав, – а без стакана обойдусь, не впервой.

Мы сели ко мне в "Жигули", я дал роману нераспечатанную бутылку

"Московской", он её открыл, поднёс ко рту и водка полилась ему прямо в глотку.

– Рома, что ты делаешь? Ты же окосеешь, а ещё только десять часов. Тебе же работать.

Роман только глаза свои лупатые скосил в мою сторону, допил водку, вытер рукавом губы (закусил). и говорит:

– Во первых, не говори под руку, а то могу захлебнуться, во вторых, бутылка -моя первая утренняя доза, а в третьих, я еду

"газоном" к смежникам в Чернигов, и в машине посплю. Будь здоров,

Отян. Семья есть? Привет семье.

Он засмеялся, сел в машину и уехал. Вскоре с ним случился инсульт, он потерял речь, его парализовало. Когда встал на ноги, вышел на улицу и бросился под троллейбус. Но к своему несчастью, не погиб и некоторое время мучился пока наступил конец. Пишу о Романе, а слёзы непроизвольно капают на клавиатуру компьютера. Жалко Рому, такого хорошего, сильного, доброго человека. В клубе о нём хранят добрую память.

Второе место занял Владилен Тихоненко, которого все звали Вадим.

Вадим на протяжении многих (с 1954 по 1962) занимал вторые места на республиканском первенстве. Одно время выступал за сборную команду СССР. В 1952 году стал абсолютным чемпионом УССР, блестяще выиграв два упражнения из трёх, уступив мне первенство по тридцатке.

Соревнованиями в Москве я буду заканчивать этот раздел, и подробно расскажу о Тихоненко в главах о моём послеармейском парашютном периоде. После соревнований был устроен банкет в столовой аэродрома.

Стол ломился от яств больше чем на большой свадьбе. Водки было тоже много. Я тогда ещё не пристрастился к выпивке, поэтому покушал, побалагурил до тех пор пока были трезвые разговоры и ушёл с Борисом

Киркиным гулять и рассуждать под небольшим хмельком о жизни. Боря понравился одной пылкой женщине из Сталино (Донецка), и она во время соревнований оказывала ему знаки внимания, а когда выпила, буквально вешалась к нему на шею. Борис начала смеялся отшучивался, а когда дело дошло до обниманий, позвал меня на помощь, и мы от неё удрали.

Она вообще славная женщина, но с этим делом она львица, а Боря с кошачьими не водился. У него дома была словная лисичка Лида.

Но некоторые остались добивать или допивать поставленное на стол.

Ну не может наш человек не допить водку. Что о нём за границей подумают? Нагулявшись, мы подошли с Борисом к штабу и увидели как мужики наши бегают друг за другом, тычут кулаками в морды, орут, матерятся. Банников врубил Ивану Чумакову. Мы стояли в сторонке и наблюдали за картиной из Голливудских фильмов.

Через несколько минут всё стихло.

Это была единственная групповая драка среди парашютистов за много лет моего пребывания в этом спорте Мы всегда гордились нашей сплочённостью и дружбой, а тот случай был исключением. Я не знал и не знаю причины из=за которой всё началось. И только в апреле!993 года в Кировоград приехал Тихоненко и мы с ним и Аношиным хорошо посидели в доме, принадлежащем моему кооперативу, и Тихоненко, рассказал, что ту драку организовал, а вернее, спровоцировал он. Но я всё равно не понял причину. Просто по пьянке.

Украина выставила две мужских команды и одну женскую.

В первую команду вошли Берзин, Тихоненко, Багинский и Пеклин. Во второй команде были Банников, Кунгурцев, Кощеев и Отян.

Мы все погрузились в самолёт ЛИ-2 и вылетели в Москву.

Приземлились мы на аэродроме Тушино.

Тушинский аэродром. Для людей моего поколения, интересующимися авиацией и просто советских людей, он был местом, не могу сказать святым, но, наверное, как для римлян площадь Испания после площади

Святого Петра. Во всяком случае второй после Красной площади. На

Тушинском аэродроме ежегодно до 1980 года, (в 1960 Хрущёв устроил грандиозное шоу на другом аэродроме. О том шоу говорили: "Хай тремтять за кордоном", т.е. "пусть дрожат за границей". И дрожали!) и позже проводились воздушные парады.

Здесь летали все знаменитые лётчики Советского Союза: Чкалов,

Коккинаки, Громов и другие. Здесь прыгали все знаменитые парашютисты. Все новейшие самолёты летали в этом воздухе, которым я дышал.

Поселили нас в большом зале ЦАКа (Центральный аэроклуб им.

Чкалова), из которого был выход на легендарный балкон, на котором, подумать только, стояли Сталин, Ворошилов, Каганович и другие нами любимые вожди (до ХХ – го съезда, на котором открылись тайны сталинского произвола,) оставалось полгода). Я выходил на балкон и представлял, как в воздухе кувыркаются самолёты, как сотни куполов покрывают небо. Вдруг я услышал в зале выстрелы. Я забежал в зал и увидел, как Слава Багинский стреляет из пистолета в потолок.

Сбежались на выстрелы все кто их услышал и делали удивлённые глаза.

А Слава смеялся и показывал стартовый пистолет.

Вечером, на первом этаже здания были устроены танцы. Помню, что танцевал я с хорошенькой девочкой, спортсменкой из Литвы Бетой

Матутити, впоследствии ставшей Мастером спорта, судьёй международной категории, известной спортивной журналисткой Васиной, работающей в журнале "Крылья родины". В вестибюле, где мы танцевали стояли чучела двух громадных, двухметроворослых медведей, больше которых я никогда не видел.

Наутро мы стреляли и подтягивались на перекладине. Я стрелял неплохо и выбил из малокалиберки 41 очко из 50, что было совсем неплохо. Подтягиваний я ожидал со страхом, так как болело плечо, а подтянуться надо было 8 раз. Но я сдуру превзошёл сам себя.

Последние разы я подтягивался виляя всем телом, как рыба на крючке, но подтянулся под смех публики 18 раз. Ни до, ни после я столько раз не мог подтянуться. Я ждал прыжков и моя лавная задача была выполнить нормативы мастера в комбинированном упражнении, где надо было два раза попасть в круг диаметром не более 25 метров. Знаю, что для современных спортсменов это смешно, тогда было сложно. В этот же день нам предоставили по одному прыжку опрыгать новый для многих аэродром. Поднявшись в воздух, я жадно смотрел на землю. Подо мною лежал небольшой по размерам аэродром окаймляемый с одной стороны

Москва рекой, а с другой Ленинградским шоссе. Аэродром от реки отделял бруствер. Я заметил интересную деталь, что здание ЦАК, в котором мы расположились, в плане имело форму самолёта, где полукруглый балкон был носовой частью самолёта. Интересно, что во

Франкфурте построили бензозаправку такой же формы.

Мы прыгнули с высоты 8щщ метров и приземлились на очень мягкий аэродром. Ведь когда-то это был заливной луг.

На следующий день предстояли прыжки на точность приземления.

После первого пристрелочного прыжка в воздух поднялась сборная команда СССР, не принимающая участия во Всесоюзной спартакиаде, так как они только накануне прилетели из Братиславы с чемпионата мира, который выиграли по всем статьям.

Мы увидели как приближаются к нам, стоящим у креста, члены сборной Островский, Аникеев, Раевский, Пряхина, и другие. С ними прыгнула сейчас, к моему удивлению Галина Пясецкая, бабушка, как её за глаза называли спортсмены. У них на всех были ботинки с толстой мягкой подошвой.

Нам всем было интересно увидеть сборную, в которой главной сенсацией был Пётр Островский.

После победного для советских спортсменов, чемпионата мира во

Франции, Третий чемпионат мира 1956году проводился в Москве, и его мы с треском проиграли. Абсолютное личное первенство выиграл чех

Коубек, второе место занял тоже член Чехословацкой сборной Егличка и командное первенство заняла тогда Чехословакия.

Федерация парашютного спорта СССР рассмотрела тогда кадровый вопрос и отстранила от должности старшего тренера сборной

П.А.Сторчиенко (он через год опять возглавил сборную) и назначила старшим тренером Лушникова.. Тот в своё время освободился от старшего поколения Федчишина, Косинова и других и сделал ставку на более молодых спортсменов. Сборная тренировалась на базе ВВС, где проходили сборы начальников парашютных служб (ПДС). Один из таких начальников взял с собой укладчиком парашютов паренька третьего года службы, Петю Островского. Он был тихим, скромными исполнительным хлопцем. У него было прыжков 89-85, но он быстро всё усваивал Он успевал уложить парашюты и себе и своему шефу и с удовольствием прыгал. К нему присмотрелся Лушников. Он увидел, что Петя прыгает всё лучше и результаты у него не хуже чем у сборников, и когда начались внутренние соревнования на право участвовать в чемпионате,

Петя показывал наилучшие результаты. Это было непостижимо, но было так как было. Стал вопрос о включении его в сборную. По его результатам ему присвоили звание Мастера спорта и он улетел в

Братиславу. Там он выигрывает два упражнения из трёх и становится абсолютным чемпионом Мира.

Эта история абсолютно неправдоподобна. Практически за один год стать чемпионом Мира? Я и сейчас говорю, что этого не может быть. Но это было. Мне довелось с Петром Островским прыгать в одной команде и я ближе узнал этого феноменального парашютиста, которого я бы назвал парашютным Пеле. . В первый день соревнований на точность приземления погода была благоприятной, и я в обоих прыжках подтвердил мастерский норматив

Предпоследний день соревнований выдался ветреным, и если у земли ветер был в допустимых пределах, порядка 6-7 метров в секунду, допускаемых на соревнованиях такого ранга, то пристрелка показала, что на высоте он в два с лишним раза больше. Мы в условиях

Кировоградской погоды привыкли прыгать при ветре, но сейчас мне предстояли два самых ответственных прыжка, а в такой ветер показать хороший результат было проблематично. Раздались голоса представителей команд, что надо было бы отложить прыжки до наступления боле хорошей погоды, но организаторы соревнований мотивировали, что не хватит денег на продление времени и команды пошли готовиться к прыжкам.

Когда самолёт, в котором мы прыгали, набрал высоту и вышел на боевой курс, я увидел, что мы должны прыгать над городом. Когда я подошёл к двери и посмотрел вниз на крыши многоэтажных домов Тушино, у меня нехорошо засосало под ложечкой и холодок, предвестник сильного страха, залез под шкуру. Я сжал зубы и сказал себе не валять дурака, хотя опасность была реальной в том, что не дай Бог придётся открывать запасный и приземляться в такой ветер на дома… бррр, лучше об этом не думать. Банников крикнул мне, что я должен отделиться над той вон красной крышей. Я посмотрел назад и увидел аэродром, до которого уже было не меньше двух километров. С таким относом мне ещё не приходилось прыгать.

– Пошёл, Толюха!, – крикнул Банников, я оттолкнулся и полетел вниз.

Было жутковато видеть под собой дома, крыши, улицы, увеличивающиеся в размерах, но бояться было просто некогда, взгляд на секундомер, кольцо, рывок и смотрю, как надо мной открывается цветок красивого, красно-синего парашюта Т-2.

Толчок, я сижу в подвесной системе. Надо скорее уходить из района жилых кварталов, но через несколько секунд вижу, что меня несёт со скоростью экспресса и нужно тормозить Разворачиваюсь и смотрю назад, на крест, который вроде остановился. Значит мои действия правильны.

Подо мной проплывает Ленинградское шоссе, здание ЦАКа, и вот я над аэродромом. Приближаюсь к цели и мне кажется, что я не дохожу, решаю развернуться и… ой мамочка!!!, что я делаю? Начинаю разворачиваться на торможение, крест проскакивает подо мной, падаю на мягкую траву, вскакиваю и бегу за поднятым ветром куполом. Вдруг кто-то хватает купол за перемычку щели, я останавливаюсь и вижу, что это Надежда Пряхина, немного скуластая блондинка, новоиспеченная абсолютная чемпионка Мира. Она стала мне выговаривать на мои ошибки, но я её не слушаю, а жду что скажет судья, замеряющий мой результат.