Текст книги "Служба в потешных войсках ХХ века"

Автор книги: Анатолий Отян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

ПОСЛЕСЛОВИЕ

На самом деле – стройбат никакая не армия и не войска, а обыкновенная крепостная или рабская повинность, если говорить правду. Я думал, что служба моя армейская, войсковая только сейчас начнётся. Так я думал отправляясь в город Тулу, о котором в детстве слышал и пел песенку:

 
"Тула, Тула, Тула я
Тула родина моя!"
 

Конец первой части. Январь 2005 г. Frankfurt am Mаin

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ВДВ

Твёрже шаг, ребята,

По земле советской мы идём,

В десанте служим мы крылатом,

А здесь нельзя не быть орлом.

Нам, парашютистам,

Привольно на небе чистом.

Легки ребята на подъём,

Задирам мы совет даём:

"Шутить не следует с огнём!"

Из песни к кинофильму «Прыжок на заре»

Вместо предисловия

Анатолий выехал из Томска 9 ноября 1959 года. Такого движения пассажирских самолётов, как стало позже, Аэрофлот ёщё не наладил, и пришлось добираться поездом. У него осталось немного денег, взятых из дому, и он доплатил к билету за проезд в общем, вагоне, выписанному по проездным воинским документам, за спальный, или как говорили «плацкартный» вагон. Солдатам давали билеты на проезд только в общем вагоне, в котором, несмотря на наличие спальных полок, постелей не было, да и полку спальную нужно было успеть захватить, потому что билетов в общие вагоны давали больше, чем было мест. Так было во все времена, судя по кинофильмам со времён гражданской войны, и до настоящего времени.

Разместившись на второй полке и, взявши у проводницы постель, Анатолий решил отоспаться за все дни этого суматошного для него года. Первую ночь он хорошо спал под стук вагонных колёс, отбивающих слова: "Ту-ла, Ту-ла" в тихом полупустом вагоне. Проводница объяснила, что вагон забронирован до Омска и там в него подсядут пассажиры. В Омске поезд стоял двадцать минут, и Анатолий побежал на вокзал перекусить. Тогда хорошо организовывалось питание на железной дороге. В ресторанах были накрыты обедами столы, садишься за любой, ешь, подходит официантка, с которой рассчитываешься и свободно успеваешь попасть к себе в вагон.

После еды он зашёл в вагон и увидел, что там полно молодых людей, парней и девчат, пятеро из которых были в его купе. Оказалось, что они студенты какого-то Вуза и едут в Москву на преддипломную практику. Анатолий понял, что ему теперь не отоспаться, тем более что один из ребят в купе был с гитарой. Слава Богу, ребята были трезвенниками, и только один раз они распили бутылку вина по поводу дня рождения одной из девушек. Но в вагоне было шумно: смех, песни, анекдоты, студенческие рассказы – молодёжь веселилась. Хотя они были с ним ровесниками, но он чувствовал себя старше их. В их разговоры он не вступал, так как, по всей вероятности, был им неинтересен.

"Ну, о чём дубина-солдат может говорить со студентами интеллектуалами". Анатолий сидел в дешёвом синем спортивном трикотажном костюме, смотрел в окно и думал, что его ожидает в Воздушно-десантных войсках, впишется ли он в их порядки, как сложится его судьба? Он был полон радужных надежд, но всё же…

На следующий день Анатолий надел гимнастёрку и бриджи (Так назывались армейские штаны. В этой связи интересно, что "бридж" по-английски, а "брюке" по-немецки обозначает мост) и ребята увидели на его гимнастёрке квадратик – мастерский значок. Сразу начались расспросы, по какому виду спорта, сколько прыжков, с каких самолётов и высот, в общем, обычные вопросы. Он отвечал односложно, но студенты народ любопытный и всё больше звучал один вопрос – о случаях опасных для жизни. Тогда меньше звучало в русском языке иностранных слов и слово "экстремальный" ещё не вошло в обиход.

Анатолий не любил рассказывать о таких случаях по нескольким причинам. Во первых, слушая других об этом, видишь, как человек, увлекаясь своим рассказом, вспоминает или выдумывает подробности, со временем веря в них сам, и выставляет себя перед слушателями эдаким героем, хотя, его убеждению, героизм это нечто другое, когда ради других людей ты идёшь на риск, а это борьба, за выживание, в которой, ты побеждаешь или нет. Во втором случае рассказывать некому.

Во вторых, в 90% происшествий, а может больше или меньше, в экстремальных случаях виноват сам спортсмен во всех видах спорта, причём изначально уже только потому, что стал им заниматься.

В третьих, проявленная собственная храбрость не должна быть главенствующей в рассказах о спорте вообще и парашютном, в частности.

Но "безумству храбрых поём мы славу", и людям больше интересен рассказ о страшном, чем слушать скучные повествования о том, как раскрылся парашют, и ты спокойно ним управляешь.

Но когда настойчиво просят, рассказать о нестандартных, скажем так, ситуациях, рассказываешь, увлекаешься и, замечая в глазах девушек жгучий интерес, а у парней сдержанные чувства сопереживания, чувствуешь по новой и тот свой случай, о котором рассказываешь.

Вначале Анатолий им описал случай, произошедший с киевским инструктором Демиденко, а затем о том, что произошло с ним на соревнованиях прошедшим летом в Днепропетровске.

В последний день соревнований проводились прыжки на задержку раскрытия в 30 секунд. Анатолий прыгнул свой первый зачётный прыжок и шёл с парашютом на старт, как кто-то крикнул:

– Смотрите, смотрите.

Он посмотрел в ту сторону, куда смотрели все, и увидел падающего парашютиста с нераскрытым куполом и с вытянутым дугой чехлом. Явно видно, что вытяжной парашютик "паук" за что-то зацепился. Это очень опасная ситуация, потому что если раскрыть запаску, то большая вероятность того, что она попадёт в дугу из этого чехла и тогда… В принципе, при достаточном количестве времени, хотя бы секунд тридцать, запасной купол можно вытянуть из дуги, но, как правило, времени всегда остаётся гораздо меньше, всего секунд 10 и опытные парашютисты пытаются в несколько секунд избавится от дуги и запаску в любом случае открывают недалеко от земли. Все смотрели, как Демиденко, а это был именно он, стремительно приближается к горизонту. Беспомощность и жуткий страх овладевает зрителями. У Анатолия всё сдавило внутри так, что казалось, остановилось сердце.

Комочек размером с кошку и лентой за ним так быстро нёсся к земле, что он подумал, что надо отвернуться, что бы не видеть страшного удара человека о землю. Говорят, что тело, ударяясь, подпрыгивает над землёй на пол метра (не знаю, не видел авт.), издавая звук подпрыгивающего мяча. Но его всего сковало, и он впился глазами в обречённого уже человека. Но никогда нельзя говорить, что человек обречён на гибель, пока он жив. Уже перед самой землёй взметнулось облачко из ткани, и запасной парашют раскрылся. Демиденко даже не успел развернуться по ветру. Вздох облегчения был такой шумный, что казалось воздух выпустили из громадного воздушного шара. Все разом загалдели, обрадовавшись тому, что всё кончилось благополучно.

Но это не последний стресс для всех был в этот день.

Настанет и очередь Анатолия показывать представление, годное для фильма Хичкоха. Когда он прыгал свой второй зачётный прыжок на тридцатку, по причине неувязок со связью, судьи на трубах (оптических) не смогли засечь его отделения от самолёта и назначили перепрыжку – повторный прыжок. Отделившись от самолёта, он выполнил в свободном падении нормально развороты-восьмёрки, сделал заднее сальто, посмотрел на секундомер и вовремя выдернул кольцо, но парашют не раскрывался.

Он подумал, что получилось затенение вытяжного парашюта, увеличил наклон корпуса вперёд, но купол не раскрывался и даже чехол не выходил из ранца. Анатолий стремительно летел к земле. Дальше размышлять некогда, дёрнул кольцо запасного парашюта, полыхнувшего перед глазами белым облаком и улетевшего вверх. Раскрытие произошло как-то странно. Толчка подвесной системы в обычном смысле не было, а был рывок за ноги, правда, менее сильный, чем был на соревнованиях в Омске. Когда парашют раскрылся, он висел вниз головой, а стропы схватили ноги за щиколотки. Он посмотрел на купол и ничего не мог понять. Запасный парашют был раскрыт внутри главного цветного парашюта и тот из-за нехватки воздуха, забираемого запасным парашютом, дышал как рыба жабрами. Его кромка то подгибалась под запасной парашют, тогда скорость снижения увеличивалась, Анатолий резко опускался ниже, что чувствовалось по воздушному потоку и главный купол наполнялся воздухом. Представьте себе два конуса с полукруглыми основаниями, стоящих на острие, причём меньший находится внутри другого и они дышат. А внизу висит человек, и этот человек он сам.

Это было интересное и красивое зрелище, но долго он его рассматривать не мог да и было неудобно, так как висел вниз головой и вначале подумал, что нужно вытащить запасной парашют из главного, но понял, что это сделать тяжело и времени не хватит. Нужно освобождать ноги от перехвативших их строп.

Он ещё не осознавал опасности, поджидающей его при столкновении с землёй. Хотя у него твёрдый лоб, и он ним не раз ударялся о Землю, и у них обоих особых повреждений не обнаруживалось, в этот раз могло окончиться переломом шейных позвонков. При такой травме выживают очень редко, а если не повезёт умереть, то всю жизнь человек лежит без движения в постели. Хорошенькая перспектива?

Но он об этом не думал, просто было некогда. Посмотрел вниз, до земли оставалось метров 350 и если учесть, что скорость снижения была метров 8 в секунду, то оставалось куча времени для освобождения ног – почти целая минута. Согнувшись в пояснице, дотянулся до щиколоток, захватил стропы пальцами и вытянул правую ногу, но почувствовал, что левую сдавило ещё сильнее. Опять дотянулся до строп, чуть раздвинул их, но вытащить ногу не мог, не давал ботинок.

Попытался ещё раз, но безрезультатно. Ещё раз согнуться в дугу уже не хватало сил, и решил что будет приземляться на руки. (Сейчас обо всём этом пишется и снова переживается тот прыжок, но медленно Когда он написал последние слова о приземлении на руки, то услышал хруст ломаемых костей и рвущихся связок, а тогда он не чувствовал опасности и поэтому не приходил и страх Просто тяжёлая работа авт.). Он посмотрел вниз и увидел мчащихся к предполагаемой моей точке приземления дежурившую на аэродроме "Скорую помощь" на базе автомобиля ЗИМ кофейного цвета и обвешенный людьми грузовик ГАЗ-51.

Машины мчались по полю, поднимая шлейфы пыли.

"Чего они едут?", – подумал он и всё понял. На земле увидели опасность, грозящую ему, кто-то крикнул скорой помощи, а потом и сами парашютисты прыгнули в грузовик и помчались, ещё не осознавая, что помочь мне не смогут.

"Раз они едут, значит мои дела плохи", – решил Анатолий и не зная, откуда взялись силы, схватил стропы, раздвинул их и выдернул ногу. Он выпрямился и только успел сложить вместе ступни, приземлился. Встреча с землёй была жёсткой, он чудом устоял на ногах, но всё тело вздрогнуло от удара. Первым к нему подбежал Юра Кощеев и Люба Мазниченко.

– Ну ты, Мотоциклизма, и напугал всех. А сам хоть успел испугаться?

– Только когда увидел машины, но страха не было.

Все начали рассматривать мои оба парашюта, но ничего не нашли.

Вернее не нашли первопричину задержки выхода главного купола из ранца. Дальнейшее было понятно, хотя никто не помнил подобного случая раскрытия одного парашюта внутри другого.

Произошло следующее. По неизвестной причине купол главного парашюта вышел на сотую доли секунды раньше запасного, а тот влетел к нему между строп и там раскрылся, на всякий случай прихватив Анатолия за ноги. Задержись он на полсекунды с раскрытием запаски, и всё было бы в порядке. А было бы???

Он своим прыжком опять закрыл, как и в прошлом году, соревнования.

Спортсмены погрузили парашюты и поехали к себе в палатки, в которых жили, и примерно через час после прыжка Анатолия начал бить нервный озноб. От перенапряжения мышц, тела, нервной системы он дрожал крупной дрожью так, что не мог открыть рот. Зубы стучали, живот подводило, кожа дрожала как у лошади, прогоняющей оводов.

Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не спасительный стакан водки, налитый Банниковым. (Павел Алексеевич, дорогой, я никогда Вас не видел пьяным, но Вы своей водкой спасли меня уже второй раз.

Первый был, когда я вывихнул плечо авт.).

Анатолий выпил водку, и через несколько минут дрожь прошла, по телу разлилось тепло и спокойствие, и он совершенно не захмелел. Но появилась слабость и безразличие ко всему.

Всё это он рассказал студентам, которые, как видно было по их лицам, переживали вместе со ним. Особенно проявляла свои чувства девушка с большими чёрными глазами и кудрявым волосом, похожая на цыганку. Она, наверное, ярче всех себе представляла, что происходило в небе над Аэродром Каменка, что под Днепропетровском.

Поезд подъезжал к Москве, дальше была Тула.

 
"Тула, Тула, Тула я,
Тула родина моя!"
 

Анатолий прибыл в Тулу в конце рабочего дня и обратился в военную комендатуру на вокзале. В то время, где было много воинских частей, были военные комендатуры на вокзалах и в аэропортах..

Дежурный офицер, просмотрев документы, позвонил, куда-то, и через полчаса прибыла автомашина ГАЗ-69, или, как её называли, "Козёл".

Очень быстро машина подъехала к воротам воинской части, и Анатолий на проходной увидел надпись ВЧ 55599. Ворота открылись, и автомашина въехала во двор воинской части. Его повели в здание с табличкой "ШТАБ". Поднялись на второй этаж. Зашли в приёмную. На одной двери было написано "Командир дивизии генерал Корещенко".

Адъютант, дежуривший в приёмной, велел подождать.

Ждать пришлось недолго, Анатолий зашёл в кабинет, в котором сидели три человека. За большим столом в центре сидел генерал-майор, а за небольшим приставным столиком сидели два полковника. Как он позже узнал, один из них, большой, красивый человек, был начальником штаба и имел фамилию Чаплыгин, как у известного советского академика (говорили, что это не то сын, не то внук), а другой, небольшого роста, сухонький с суворовским лицом – заместитель по строевой.

Анатолий доложил о своём прибытии. Генерал, круглолицый, розовощёкий человек лет под пятьдесят, поднял на уставшие глаза и сказал своему заму:

– Возьми его к себе и разберись с ним.

Анатолий, по всей вероятности, был генералу неинтересен, и принял он его только потому, что Отян сюда прибыл по приказу очень высокого начальства – самого маршала Гречко. Выше него был только министр обороны, на то время Малиновский.

Забегая далеко вперёд, нужно сказать, что генерала Корещенко Отян видел ещё всего пару раз, а в начале восьмидесятых, когда в Кировограде проводились всесоюзные соревнования десантных бригад (спецназ), познакомился с его сыном, полковником, который уже находился на пенсии и как две капли воды внешностью походил на своего отца, такой же кругло и краснолицый. Он мне сказал, что его отец давно умер, и сам он тяжело болен, перенёс инфаркт, у него гипертония и другие цветочки из букета болезней.

Зам завёл Анатолия в свой кабинет и стал с заметным интересом расспрашивать о том сколько у того прыжков, в каких соревнованиях участвовал и т.д. К нему в кабинет заходили офицеры и он им показывал и говорил что-то вроде:

– Посмотри, это тот самый Мастер спорта, что к нам переведен из стройбата. В военкоматах сидят, наверное, идиоты. С нас шкуру дерут, что нет мастеров, а они парашютиста в стройбат. Было видно, что Мастер спорта, да ещё срочнослужащий, здесь в диковинку, а он продолжал, обращаясь к Анатолию:

– Жаль, что сейчас нет полковника Щербакова, ты его кадр, и он бы правильнее меня, тобой бы распорядился. У тебя есть выбор. Если хочешь, можем тебя направить служить в приданную дивизии эскадрилью укладчиком парашютов, правда, эта должность там нештатная и ты не будешь расти ни в должности ни в звании, а хочешь мы тебя направим в строевой полк. Там сможешь дослужиться до помкомвзвода или старшины роты, а потом или остаться на сверхсрочную службу, или пойти в училище.

Он говорил о повышении по службе с таким уважением, что видно он начинал службу рядовым солдатом и, выслужившись до старшины, только потом стал офицером. и здорово удивился, что Анатолия не интересует перспектива армейского роста, и что по окончании срочной службы он хочет вернуться на гражданку.

– Хочешь, как хочешь. Сейчас узнаю, есть ли кто в эскадрильи и если есть, за тобой приедут, а нет, переночуешь в комендантской роте здесь, у нас, а утром появится Виктор Георгиевич Щербаков и он тобой займётся, – и стал звонить в эскадрилью.

– Синьков, привет! Опять я. Здесь у меня сидит младший сержант Отян, о котором с тобой говорил Щербаков, да, да, тот самый Мастер спорта, так надо его забрать, пришли машину. Сам приедешь? Ну давай.

Анатолия удивило, что он не выставил его из кабинета, а предложил подождать у него. К нему заходили и выходили майоры, подполковники и он, иногда обращаясь ко нему говорил, что скоро учения и сейчас суматоха с их подготовкой. Было удивительно, что этот полковник обращается к младшему сержанту, как человеку, может и не равному себе по службе, но равному по человеческому достоинству. Он, наверное, был из тех, о ком говорят: "…слуга царю, отец солдату"-

Примерно через полчаса В кабинет вошли высокого роста майор с голубой окантовкой погон на плечах и среднего роста пучеглазый старший лейтенант с красной окантовкой на погонах и большим животом на котором армейская форма выглядела карикатурно. Отян встал по стойке смирно, майор поздоровался за руку с полковником, а ему только кивнул, а пузатый старший лейтенант пожал руку и ему, что подняло его в глазах Анатолия чуть выше живота старшего лейтенанта.

Майор сказал, обращаясь к старшему лейтенанту:

– Возьми сержанта с собой и подождите меня в машине, мы тут обговорим некоторые вопросы.

Пока шли к машине, старший лейтенант сказал, что его фамилия Кацман, и служит он в эскадрилье всего второй день, и что он заместитель командира по тылу, переведен из десантной части. Он спускался по лестнице и пыхтел как паровоз. Позже Анатолий был в хороших отношениях с Кацманом, который оказался очень энергичным человеком и через месяц одел голубые погоны капитана, в которых ходил до начала восьмидесятых годов в той же должности и в той же эскадрилье. В машине сидел водитель ефрейтор, который пожал Анатолию руку и назвался Юрой. Этот водитель с полным прыщеватым лицом, почти через два года отвезёт его, демобилизованного, на Тульский вокзал.

Было уже темно, когда появился майор и сел в машину. От него пахло коньяком. Поехали вначале в город, остановились возле какого-то дома, но не у подъезда, а входа в подвал (позже Анатолий узнал, что это продовольственный склад "Интуриста").

Майор дал команду Кацману выходить, а Отяна отвезти в часть и сдать старшине Шейко, который предупреждён, а затем вернуться за ними. Юра предложил сесть вперёд на командирское место и повёз по уже заснеженной Туле. Когда выехали из центра города, фары вырывали из темноты одноэтажные домики, иногда деревянные, но чаще кирпичные, с резными наличниками, покрашенными ставнями, чаще всего зелёного, иногда синего или красного цвета. Юра был неплохим, но лихим водителем. Ему хотелось показать новичку свою бесшабашность и посмотреть на его реакцию. Он разогнал машину по скользкой дороге и почти не снижая скорости, управляя синхронно рулём, педалью газа и тормозами, делал резкий поворот при котором машину сначала заносило а затем она выравнивалась и ехала уже в другом направлении. Анатолий взялся за ручку и крепко держался за неё, при каждом рискованном заносе вскрикивая:

– Ой! Ну ты даёшь, Юра, перевернёмся же.

– Не боись. А что, очко не железное и у мастеров спорта?

– А откуда ты знаешь, что я мастер спорта?

– А вся эскадрилья знает. Нам вчера ещё замполит сказал. Я даже знаю где тебе кровать отвели.

Подъехали к воинской части. Дальше домов не было, было темно и только где-то далеко светились точки огоньков, как звёзды на небе.

Анатолий показал рукой в темноту и спроси:

– Там аэродром?

– Так точно, аэродром Мясново, завтра увидишь. Прибыл ты в сто десятую военно-транспортную эскадрилью или воинскую часть двадцать пять пятьсот двадцать, или можно говорить двадцать пять двадцать.

– Почему?.

– Бутылка водки столько стоит, уловил? – и Юра рассмеялся.

Он провёл вновь прибывшего мимо часового в тулупе до пят, завёл в казарму и сдал старшине Шейко, оказавшимся Отяну земляком из Кировоградской области.

Утром Анатолий проснулся до подъёма, выбежал босиком и в одних трусах во двор части, где лежал снег и стал делать зарядку. Часовой в тулупе посмотрел на него и отвернулся. Когда стоишь без движения два часа, то даже в небольшой мороз, холод начинает проникать к телу, а глядя на раздетого, так говорили, становилось ещё холоднее.

Отян делал зарядку 20 минут, за это время дневальный всех разбудил и выбегая в туалет все смотрели на него как на сумасшедшего. Зарядку здесь делали только человека четыре, регулярно занимающиеся спортом.

Мылись все в туалетной комнате холодной, даже ледяной водой, но она после мороза казалась горячей и было очень приятно.

Небольшая территория воинской части представляла собой квадрат размером 70Х70 метров внутри которого находилось Г– образное здание служащее и казармой, и штабом, и учебно-методическими классами. В нём же размещалась комната врача, называемая медпунктом, и комната-склад парашютов.

Во дворе находились под одной крышей несколько боксов для машин, примитивная мастерская и отдельно стояла водомаслогрейка, в которой зимой грели воду и при необходимости масло для автомобилей.

Нынешней молодёжи и невдомёк, зачем нужно греть воду. В те времена, радиаторы всех автомобилей заливались водой, которая во время морозов на ночь сливалась. А утром автомобиль невозможно было завести, так как масло застывало, и стартер не мог даже провернуть двигатель. Старики помнят те времена, когда атрибутом любого автомобиля была паяльная лампа, которой водитель, залезая под автомобиль, подогревал масляный картер. Затем появились не густеющие при морозе масла и незамерзающие жидкости-антифризы, заливаемые в радиатор.

За тыльным деревянным забором находился какой-то продовольственный цех, во дворе которого была куча мусора выше забора. Туда сбрасывались отходы и на неё и зимой и летом прилетали стаи чёрных ворон, которые постоянно орали и дрались между собой.

Когда они сильно надоедали, в них бросали камень, стая поднималась на крыло, но через несколько минут опять сидела на куче. Мы к ним привыкли, а они нас охраняли от всяких запахов, поедая все пищевые отходы.

Напротив ворот здания находилось два последних дома города Тулы, а дальше лежал аэродром Мясново, по названию части города, в котором Вч находилась. Аэродром, как и в Тушино, был раньше заливным лугом и во время весеннего паводка иногда заливался водой из окружающей его реки Упа, для предотвращения от чего, прорыли водоотводный ров вокруг аэродрома и устроили бруствер. За время службы Анатолия ров заливался водой, но до лётного поля вода не доходила.

На этом аэродроме размещалось три организации.: "Аэрофлот", состоящий из нескольких ЯК-12, Аэроклуб из нескольких учебно-тренировочных, похожих на истребителей времён войны, ЯК-18 и многоцелевых на четыре человека с пилотом ЯК-12, 110-я эскадрилья из десяти самолётов АН-2, стоящих в два ряда по пять самолетов винтами друг к другу в пятидесяти метрах от забора части. Но самое большое количество самолётов, штук сорок АН-8 – грузовых двухмоторных самолётов, первенцев серии грузовых "Антоновых", принадлежало одному из полков военно-транспортной дивизии.

Самолёт этой марки ещё толком не доработали или качество постройки оставалось неважным, но за пару месяцев до приезда Отяна, один из "Летающих китов", таково его неофициальное названия перевернулся на взлёте и упал на кирпичный завод, убив восемь ташкентских, где делали этот самолёт, заводских инженеров-испытателей и экипаж самолёта. Некоторые части от этого самолёта находились у в мастерских эскадрильи. Особенно запомнился кусок алюминиевого винта с врезавшимся и приварившимся в него куском стальной фермы от заводской крыши.

Это скучно читать, но нужно потом для более чёткого представления о происходящем дальше. Своей столовой у эскадрилье не было и солдаты, а также офицеры ходили питаться в столовую военно-транспортной дивизии расположенной рядом.

Кровати в казарме стояли в два этажа, Анатолий спал на втором, в торце казармы. В первый же день, проходя между рядами кроватей, на одной из прикроватных табличек, существующих во всех воинских частях, он увидел надпись: "Ефрейтор Зильберг", в которой буква "ф" в слове "ефрейтор" была заменена на букву "в". Отян подумал, что такое невозможно было бы в его нелюбимом стройбате, но он подумал:

"Поживём-увидим.

Непосредственным начальником оказался второй пилот старший лейтенант Алышев, никогда не улыбающийся человек небольшого роста, крепыш, но сутулившийся и ходивший широко расставив ноги – раскорякой. Он был нештатным начальником ПДС (парашютно-десантной службы) эскадрильи. Алышев передал, вернее показал Анатолию парашютный склад и сразу ушёл, оставив его хозяйничать.

Раньше эту должность занимал парень из Эстонии по фамилии Рем. Он был хорошим авиамоделистом, кажется даже Мастером спорта и призером чемпионата СССР. По рассказам ребят, он был нетерпим к тупым и безграмотным своим сослуживцам, и когда злился на них, хлопал себя ладонью по голенищу сапог и произносил при этом полукрича – полушипя:

– Ахоль, ахоль! – что обозначало дурной хохол.

Прослужив безупречно два года, Рем решил поступить (ребята, смеясь, говорили: "проникнуть") в партию. Рем собрал необходимые рекомендации, но партийная комиссия через особый отдел и КГБ обнаружили его родственные отношения ко второму лицу в фашистском Рейхе, соратнику Гитлера и командиру штурмовиков Рему. Оказалось, что тот Рем был двоюродным дядей этому Рему и ему отказали в приёме.

Тем не менее, он потребовал рассмотреть его вопрос на партийном собрании и официально ему ответить причину отказа. Когда партийное собрание рассматривало по указанию свыше его вопрос, он оказался осведомленным в дядиной биографии и прочитал лекцию о ней, сделав его чуть ли не антифашистом, приведя в доказательство то, что Рема Гитлер расстрелял.

Ему всё равно отказали в приёме с формулировкой, что он скрыл это в своей биографии, но тот продолжал писать во все инстанции до самой демобилизации. Наверное, он и сейчас пишет с более успешным результатом в органы Эстонии, что подвергался дискриминации со стороны партийных властей СССР.

В складе размером 3х4 находилось на деревянных стеллажах тридцать пилотских парашютов ПЛ, которые лётчики и техники самолёта должны одевать во время выброски парашютистов, штук двадцать парашютов ПД-47, десять десантных курток, два десятка приборов КАП-3 (для автоматического раскрытия парашюта, если парашютист сам не сможет это сделать) и его модификации, и швейная машинка, видимо для ремонта парашютов. Стоял письменный стол и железный ящик типа сейфа.

Он был закрыт и опечатан. Всё это имущество ни за кем не числилось.

Анатолий хотел уточнить за кем оно числится, но ему пару человек ответили, что за Алышевым, а тот сказал:

– Не твоё это дело.

– Тем лучше, – подумал Анатолий и начал наводить порядок.

Оказалось что пилотские парашюты не переукладывались больше года, а это.грубое нарушение инструкции.

Каждый парашют был закреплён за пилотом или техником, и тот должен был присутствовать при его укладке. Отян сначала начал укладывать парашюты техникам и перезнакомился со всеми, а некоторые командиры кораблей не хотели присутствовать при укладке, и к их неудовольствию он сказал, что парашюты распущены и на полёты они их не получат. Таким образом Анатолий узнал весь лётный состав, показал, что разбирается в порученном деле, а главное, что может настоять на своём и что, согласно украинской поговорке: "Кожна собака на своему смитныку (мусорке) хозяин". Запросив у Кацмана типографской краски, которую он привёз на следующий день, вырезал из резины цифры и пронумеровал все парашюты, как это было в Кировоградском аэроклубе.

Через несколько дней ко нему в парашютку зашёл, пригибая голову, человек заполнивший собой маленькое помещение. Он был такой большой, что Анатолий, близко к нему стоявший, не мог охватить его взглядом.

Он даже не видел его погон, но увидел на них только одну крайнюю звезду и понял, что он полковник.. Своим громким голосом он спросил:

– Ты Отян?

– Так точно.

Подполковник протянул руку как равному:

– Полковник Щербаков. Ты можешь называть меня вне строя Виктор Георгиевич. А так как в строю у меня ты не будешь, то называй меня так всегда.

– Есть.

– И без есть. Понял?

– Так точно.

Щербаков засмеялся:

– Вымуштровали тебя в стройбате.А то что ты здесь заставил этих пилотов переуложить парашюты, молодец. Так и действуй. Я сейчас уеду, а ты идём со мной, возьмёшь для себя у меня в машине два спортивных парашюта Т-2. Уложи их, завтра будем прыгать. Я заеду за тобой. Одень куртку и пошли.

Отян начал одеваться.

– Я сказал куртку, а ты одеваешь шинель. Вне строя всегда носи десантную куртку. Она лёгкая, удобная, с мягким воротником. Я распоряжусь, чтобы тебя здесь не особенно прижимали.

Он пощупал меховой воротник куртки, пригнулся в двери и вышел.

Анатолий пошёл за ним и едва был ему по плечо. Он уже знал, что Щербаков был начальником ПДС дивизии, и что его уважали и солдаты и командование. Как можно было не уважать этого большого русского красавца, былинного богатыря или гренадёра, с широкой душой, не мелочившегося по пустякам.

Щербаков протянул, прощаясь, руку, но обхватить его ладонь, величиной с лопату было проблематично. Отян полюбил этого человека сразу и очень жалел, когда через год его перевели в другую дивизию.

Но назавтра испортилась погода и прыжки не состоялись.

Небольшое отступлениё.

Сегодня 8 мая 2005 года. – канун праздника Дня Победы. Правда, в Европе и во всём мире его отмечают сегодня. Анатолий сделал для себя традицией 9 мая и 22 июня посещать главное Франкфуртское кладбище, где в 1995 году он вместе с моими друзьями Хмельницкими, приехавшими из Киева, случайно обнаружили участок с захоронениями советских людей. Всего здесь похоронено более тысячи человек. В центре стоит скульптура коленопреклонённого обнажённого мужчины, На земле, с двух сторон от прохода, из плит лежат памятные каменные доски на которых написано, что здесь лежат замученные фашистами и погибшие при исследовании в научных целях в годы войны. По надписям на могилах, видно, что здесь покоятся солдаты и насильно угнанные люди. Сегодня Анатолий пошёл сюда вместе с сыном, и он ему показал, что здесь есть шестилетние и даже месячные дети, глубокие старики и кроме граждан СССР, граждане почти всех европейских стран и даже один турок. Как они сюда попали, кто они? Или это участники сопротивления, или просто невинные граждане? Есть здесь и несколько немцев. Надо будет попытаться разузнать, кто эти люди. А пока, вечная им память.