Текст книги "Служба в потешных войсках ХХ века"

Автор книги: Анатолий Отян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Через минут сорок Изя вернулся и сообщил нам, что всё обошлось у сапёров более менее благополучно, против того, что могло бы произойти. Одному солдату поцарапало руку, одному чуть порвало ушную раковину, несколько ушибов. Причину быстрого горения шнура офицер, руководивший сапёрами, не знает.

– Слава Богу, что так закончилось, – подвёл итог Оршинский, которого сразу все зауважали.

Но этот день ещё далеко не закончился. Дальше произошло событие, которое потрясло всех.

 Продолжая сидеть на той лавочке, солдаты услышали два автоматных выстрела, донёсшихся из леса. Ребята из воздухоплавательного отряда всполошились и начали переговариваться между собой. Отян спросил ребят:

 – В чём дело, хлопцы?

– Да, во что-то неладно. Наверное, это Федька Кныш стреляет, – сказал один.

– Где он автомат взял? – сказал другой.

– Я-то почём знаю.

На тропинке, ведущей из лесу, появился солдат, вытирающий рукавом гимнастёрки сопли и слёзы. Отян давно обратил внимание на этого мальчишку. Смуглый, среднего роста, с красивым нежным лицом и детским взглядом больших глаз, он был ещё совсем ребёнком, несмотря на свои девятнадцать лет и из тех маминых деток, которые никогда не становятся мужчинами в понимании мужества и твёрдости. Женившись, они совершенно добровольно подчинены своим жёнам, любят своих детей, которые тоже слушают только маму и даже в старости у них сохраняется детский взгляд на жизнь, хотя они заканчивают ВУЗы, работают рядовыми научными сотрудниками или инженерами.

– Ванька, в чём дело? – спросил его сержант по фамилии Капаев.

– Дак, Федька выломал дверь в леднике, подошёл ко мне, ударил, забрал автомат и сказал, что пойдёт убивать старшего лейтенанта Бабаяна и всех офицеров.

– Зачем ты отдал ему автомат?

– Дак он забрал Вы знаете, товарищ сержант, какой он сильный. Как и вы.

– Отогнал бы его по Уставу.

Ванька молчал, опустив голову.

– Солдаты, мать вашу, и зачем таких в армию берут.

Капаев был простым парнем, коренастый, среднего роста, не глупый, с жёстким взглядом серых глаз. Солдаты отделения, которым он командовал его уважали.

Оказалось, что Федька, о котором шла речь, был тот самый солдат из западной Украины, что убил скворца. Фамилия его была Кныш. Он сразу после обеда напился водки, и офицер Бабаян посадил его в ледник, служащий холодильником для столовой. В России, на Украине в больших хозяйствах зимой на водоёмах рубили лёд и укладывали его в погреб, который служил холодильником. Лёд держался до следующих холодов. Такой ледник был и на аэродроме Фёдоровка, кировоградского аэроклуба..

Кнышу бросили туда шинель, но он, побыв в леднике полчаса, выбил ногой дверь, забрал у Ваньки автомат и пошёл убивать Бабаяна. Бабаян и командир отряда майор Бояров, мгновенно куда-то смылись.

Из лесу, держа автомат, как пистолет, в распущенной гимнастёрке с закаченными до локтей рукавами, нагнув голову на бычьей шее и глядя по сторонам звериным взглядом, вышел Кныш. На нём не было головного убора, и короткие рыжеватые волосы торчали в разные стороны. Отян вдруг, на мгновение, вспомнил первых немцев, которых он увидел Весёловке в начале сентября 1941. Только те смеялись и ничем ему тогда как будто не угрожали, но за много прошедших с тех пор лет они превратились в его памяти из весёлых солдат в образ врага. Его личного врага, и поэтому память переключила их на Кныша – он тоже превратился из сослуживца во врага.

Все продолжали сидеть и стоять возле выхода из казармы, и только Капаев сделал несколько шагов навстречу Кнышу. Кныш направил на него автомат и приказал:

– Стой!

– Не дури Федька!

– Я сказал стой! – хриплым голосом зарычал тот, но Капаев попытался подойти ближе. Раздалось два выстрела. Пули пролетели рядом с головой Капаева и пробили стену деревянной казармы прямо над головами солдат, сидящих и стоящих возле неё. Их как ветром сдуло внутрь казармы, даже в дверях образовалась пробка из-за паники. Все сбились в коридоре, но кто-то сказал, что пули пробивают стены казармы и опять образовалась небольшая давка, чтобы протиснуться через двери.

Анатолий тоже хотел вскочить вместе со всеми и убежать подальше от возможного кровопролития, но увидел, что Козлов и Оршинский продолжают стоять рядом и остался сидеть на скамейке. Страх сжал что-то в груди и внизу живота, но стыд перед Козловым и Оршанским и, прежде всего, перед собой удержали его на месте. Кровь ударила в голову и мелькнула мысль, что, где делись офицеры, почему никто не даёт приказ на уничтожение бандита в форме советского солдата?

Капаев стоял от Кныша в пяти шагах. Стоило удивляться мужеству этого человека, который спокойно спрашивал пьяного вооружённого мерзавца:

– В кого ты стрелял в лесу?

– В старшину.

– Убил?

– Ни, налякав (испугал). А ну пропусты!

– А что ты хочешь?

– Убыты Бабаяна и Боярова.

– Их обоих нет. Отдай, Федя, автомат, и я никому об этом не расскажу.

– Ни, я их убью.

– Хорошо, если не веришь, идём посмотрим. Если они есть, убьёшь и меня вместе с ними, если их нет, то отдашь автомат.

Кныш постоял, какие-то шарики вращались в его волчьем мозге, и сказал:

– Пиду в село, убью суку Машку.

– Сегодня рабочий день, а она приезжает из Тулы по воскресеньям, – пытался остановить его Капаев.

– Вона в отпуску, – сказал Кныш, и предупредил Капаева:

– Будешь за мной идти, убью, – и опять выстрелил поверх головы Капаева.

– Шесть, -услышал Отян рядом голос Звягинцева.

– Что шесть? – спросил его Отян.

– Он израсходовал шесть патронов. Второго магазина у него нет, значит, в магазине двадцать четыре патрона осталось. Многовато, – заключил Звягинцев.

Кныш пошёл вперёди к нему присоединился Козлов. За ними метрах в пяти пошли Отян, Оршанский и Звягинцев. Откуда-то со стороны казармы раздался голос старлея Трофимова:

– Отян, вернитесь назад, это не ваше дело, – но тот сделал вид, что не слышит.

Тогда Трофимов, приглушая собственный голос, повторил:

– Отян и все члены команды, вернитесь.

– Сам бздун, в штаны наложил и нам приказывает, – резюмировал Звягинцев.

В этот момент необычное шествие зашло в село. Кныш, постоянно оглядывающийся опять остановился и сказал Капаёву:

– Щэ одын шаг и я тэбэ вбью, – и опять дал очередь уже из трёх пуль.

– Двадцать один, – подсчитал Звягинцев.

В селе жильцы, услышав выстрелы, любопытствуя, выходили на крыльцо, но, увидев странное шествие, быстро заходили внутрь и закрывали двери.

Отяну было неимоверно страшно, но спокойная уверенность Капаева, который приблизился к Кнышу на четыре шага (от которых до смерти, как поётся в песне, всего ничего) придавала и ему и его друзьям по команде смелости присутствовать, а не удрать от той продолжающейся драмы, вот-вот готовой обратиться в трагедию. Возле одного из домов в палисаднике играли четверо детей возрастом от четырёх до шести лет, и Кныш остановился и, указывая детям автоматом на стену дома, сказал.

– А ну ставайте сюды.

Дети не понимали чего от них хотят, но, глядя широко открытыми глазами на странного или страшного дядьку, встали под стену, прижавшись друг к другу. Вдруг на противоположной стороне сельской улицы, тремя или четырьмя домами ниже открылась дверь и на крыльцо вышла знакомая всем Машка. Она секунду смотрела на происходящее и закричала так сильно, что голос её скрипел:

– Солдаты, сволочи-и! Что ж вы смотрите, как он хочет детей убить! Остановите…

Её крик остановила автоматная очередь, выпущенная по ней. Пули не задели Машку, и она быстро спряталась за дверь, и только дымок показался из бревенчатой стенки, от вошедшей в неё трассирующей пули.

Кныш опять повернулся к детям, но в ту же секунду раздался истерический крик, и Капаев увидев кричащую женщину, бегущую с распущенными волосами прямо на Кныша, узнал в ней мать детей и понял, что сейчас тот начнёт стрелять, и мать его автомат не остановит. Кныш повернулся к женщине, она была уже совсем рядом, вскинул автомат, но в этот момент на него прыгнул Капаев, схватил за автомат, который уже стрелял и пригнул его к земле. Одна трассирующая пуля ударилась об землю, отрикошетила и, противно визжа, улетела под углом вверх.

Но Кныш был тоже силён и не выпускал из рук автомат, хотя и не мог стрелять. На помощь Капаеву подскочил Козлов и ударил Кныша, пригнутого Капаевым вниз, ногой, одетой в сапог, по его звериной роже. Тот бросил автомат, схватился за голову, а Козлов, взяв автомат за ствол, размахнулся ним, как топором, и хотел проломить тому его поганую башку, но из-за волнения промазал, и только рожком для патронов процарапал ему шею. Подбежали Звягинцев, Оршанский и Отян, повалили и скрутили Кныша.

Хотели связать тому руки его же брючным ремнём, но тот попросил:

– Нэ треба, я сам дийду.

Теперь процессия шла в обратном направлении. Из домов выходили люди, женщины подбегали и хотели с проклятиями разодрать Крыша, но солдаты окружили его и не давали произвести самосуд.

И вспомнил Отян Рождество 1944 года, когда женщины встречали советских солдат и висли на них, целуя и благодаря за освобождение их фашистов, а здесь шёл свой солдат, который хотел и мог убить детей этих женщин. Нет, он не свой. Он враг.

И получи тогда солдаты приказ, то любой из них расстрелял бы его тогда, когда он угрожал оружием А сейчас шёл уже почти отрезвевший, с разбитой сапогом Козлова мордой недочеловек.

Когда Кныша подвели к казарме из неё вышел, ранее куда-то удравший, командир воздухоплавателей майор Бояров и старший лейтенант Бабаян, маленький смуглый мужчина с большой кудрявой головой. Майор одел портупею с пистолетом в кобуре, а в руках он держал целую кучу верёвок из аэростатного хозяйства. Он стал тыкать этими верёвками в морду Кнышу, ругаться, угрожать тому судом и окружившим его людям, было неловко и стыдно на этого "храброго" командира, который в момент опасности сбежал, а сейчас ведёт себя тоже не по мужски, как истеричная баба. Накричавшись, Бояров бросил верёвки на землю, и строгим командирским голосом приказал:

– Связать сукина сына!

Но никто не шелохнулся. Тот, видя свою беспомощность заверещал:

– Капаев, связать преступника!

Но Капаев не то с удивлением, не то с презрением посмотрел на майора, повернулся и пошёл в казарму. И Бояров чуть не плача, просящим голосом:

– Отян, свяжи со своими спортсменами этого негодяя.

Отяну было как-то стыдно проявлять храбрость перед не представляющего опасности Кнышом, но, понимая, что это нужно сделать и жалея в общем, неплохого человека Боярова, сказал рядом стоящему Выходцеву:

– Давай, Толя, его свяжем.

Выходцев, крепкий парень, кроме парашютного спорта, занимающийся борьбой, завернул Кнышу руки за спину и стал вязать их крепко обжимая запястья. Кныш вдруг стал проситься, чтобы полегче вязали, потому что больно. Бояров опять начал орать на того, говоря, что теперь подлец пусть терпит.

Кныша отправили в Тулу на гауптвахту. Вскоре состоялся суд и ему присудили шесть лет строгого режима.

Майор Бояров после расформирования воздухоплавательного отряда перешёл работать начальником штаба в эскадрилью вместо ушедшего на пенсию капитана Максимова.

Капаев в том же году демобилизовался, и Отян не знает дальнейшей его судьбы, но всегда помнит героический поступок того парня, который спас несколько жизней, рискуя своей.

Капаеву сейчас под семьдесят, и хочется верить, что он здоров и счастлив.

В дивизию прибыл с инспекторской проверкой генерал-майор, заместитель командующего ВДВ по парашютно-десантной службе (ПДС) Иван Иванович Лисов. С ним приехали корреспонденты из всесоюзного военного журнала "Советский воин". Команда тренировалась, корреспонденты их фотографировали на земле и в воздухе, а Лисов стоял в сторонке и ни во что не вмешивался. Спортсмены, пилоты и все кто был задействован в тренировке вначале чувствовали себя немного напряжённо, но потом привыкли и спокойно занимались своим делом, как бы не замечая высокого начальства.

Это излюбленная манера Лисова – не вмешиваться явно в ход событий, но его выводы через небольшое время сразу давали о себе знать на практике. То появятся новые парашюты или высотомеры, то изменится порядок тренировок и т.д., но всё направлено в лучшую сторону.

Во второй половине двадцатого столетия никто так не повлиял на развитие парашютизма в нашей стране как генерал Лисов. Он умел действовать как бы не выдвигая себя на передний план. Свои инициативы он отдавал в руки других людей и, в частности, генералу Маргелову, который к его чести их быстро принимал и благодаря своему статусу заместителя командующего, а затем и командующего ВДВ, продвигал их в дело. Правда, не всегда хорошие дела, начинаемые Лисовым, заканчивались благополучно. Так, прыжок на Памир в 1967 году закончился гибелью четырёх парашютистов и в их числе Славы Томаровича, мужа Любы Мазниченко. Но это было позже.

Лисов был красивым мужчиной, не худым и не грузным, чуть выше среднего роста. Запоминался его голос, голос тенора, который не соответствовал его фигуре и статусу генерала, но соответствовал его лицу. Лицо Лисова было таким, каким изображены русские дворяне на портретах Рокотова. Белая кожа, умные глаза и благородство светилось в их лицах, но из глубины просматривалась сильная воля и даже жёсткость, когда это нужно. Демократичность генерала Лисова, никогда не ценящаяся в армии, неоднократно показывала, что это лучшее качество для руководителя любого масштаба.

Лисова любили женщины, думается, что он их тоже. С женщинами он всегда разговаривал и обходился по джентельменски.

В 1963 году у литовской парашютистки на чемпионате СССР в Волчанске украли только что появившийся парашют Т-4. Его цена тогда составляла стоимость легкового автомобиля, девочка сильно плакала.

Лисов распорядился отдать ей парашют из команды ВДВ. Разве мог подобный жест не покорить женское сердце. Наверное, эта девушка по сей день вспоминает с благодарной улыбкой Ивана Ивановича Лисова.

Лисов и корреспонденты журнала уехали, а через некоторое время в журнале "Советский воин" появилась двухстраничная статья "Под куполом парашюта", приуроченная ко дню создания ВДВ и рассказывающая о тренировках спортсменов – парашютистов в N-ской войсковой части.

Прочитав статью, Анатолий страшно удивился, что она полностью выдумана корреспондентами и там приводились слова, которые Отян не мог говорить, и, больше того не знал того, что там было написано.

Например, в статье говорилось, что быстроходные катера используют подводный парашют в качестве тормоза и Отян об этом рассказывает солдатам. Но он об этом узнал только из статьи и больше того, к тому времени никогда на море не был и катера не то, что быстроходного, а и пассажирского не видел.

Вот эта статья:

Под куполом парашюта.

Самолет набирает высоту: 1500… 2000… 3000 метров.

Аэродром выглядит зеленым ковриком с вытканным посредине кружком.

Мастер спорта младший сержант Анатолий Отян отделяется от фюзеляжа и, широко раскинув руки, падает.

Но можно ли назвать это падением? Вот он развернулся, сделал круг вправо. Новый разворот – круг влево. Изумительно четкая "восьмерка". Плавный кульбит: парашютист идет вниз головой, как бы ныряет в облачко, кажущееся с самолета вспенившимся гребнем волны. И вот уже снова правый, левый развороты; парашютист нацеливается на посадочный круг и будто скользит по невидимому скату небосвода. Высота скрадывает скорость снижения, и кажется, что спортсмен "прогуливается" по воздушному океану. Нет, это не падение, это полет. Человек парит в воздухе, как птица.

А ведь совсем недавно считалось, что падение при затяжном прыжке неуправляемо.

Вслед за Отяном прыгают перворазрядники старший сержант И.Оршанский, рядовой А. Карпенко и другие.

Точнейших расчетов, большого мастерства требует от парашютиста управляемое падение. Новички окружили младшего сержанта Отяна.

– Поначалу, – говорит он, – все в воздухе будет обманчивым.

Глянете на секундомер и покажется, что он остановился. Не верьте, это причуды скорости.

В самом деле, даже секунды в стремительном падении кажутся невероятно долгими; стрелка, быстро пробегавшая циферблат на земле, в воздухе словно замедляет свой бег. По неопытности новички начинают тормошить головку секундомера и бывает, что действительно останавливают его.

– В воздухе действия спортсмена регламентируются не секундами, а долями секунд, – предупреждает воинов Мастер спорта. Все движения поэтому нужно доводить до автоматизма еще на земле.

Тому, кто впервые увидит наземные тренировки парашютистов, они покажутся странными – люди лежат на траве и будто плавают: поджимают, выкидывают ноги, разводят руки, сгибают и разгибают их в локтях и кистях. И все это не просто мускульная разминка. В воздухе руки и ноги становятся чувствительными рулями. 'Неправильного разворота кисти достаточно, чтобы, потерять равновесие и устойчивость. Сила воздушного сопротивления огромна. Так и норовит она положить спортсмена на спину, завертеть его "штопором".

Но опытные спортсмены умеют укрощать норов воздушной "пучины".

Началось вращение – парашютист прогибается, раскидывает ножницами ноги, вытягивает одну руку вверх, другую – в сторону. Воздушный поток тут же кладет парашютиста лицом вниз. Вращение прекращается, но скорость начинает резко возрастать – значит, тело приняло вертикальное положение. Спортсмен плавно выводит руки вперед, и воздушный поток снова кладет его на грудь. Неожиданно стало разворачивать в сторону – парашютист противодействует этому поворотом ладони.

Слушают новички и удивляются: можно ли выработать плавность, если действия регламентируются даже не секундами, а долями их?

– Можно, – заверяет их Отян. – Нужна только систематическая,. упорная тренировка.

– А громоздкое обмундирование при падении не мешает? – любопытствует кто-то из солдат.

– Если оно не слишком тяжелое, то даже помогает, – отвечает Мастер спорта.. – Больше объем – сильнее сопротивление. Удобны для плавания ласты – так же удобны для управления падением массивные перчатки и унты. Но беда, если обмундирование плохо подогнано, – предостерегает слушателей младший сержант.-Кто плавал на кораблях в шторм, знает, какие разрушения могут причинить не закрепленные на палубе предметы. Воздушный океан, пока сидишь в самолете, кажется штилевым, а выбросился – и в ту же секунду "штормит".

…В небе вспыхнули шелковые купола. Приземляется вторая партия спортсменов.

– Следите за лидером! – говорит своим слушателям Отян. – Смотрите, как управляет он парашютом.

Пока спортсмены, плавно покачиваясь, приближаются к посадочному кругу, младший сержант рассказывает о том, какие возможности таит в себе шелковый купол. Еще сам Котельников, испытывая свое изобретение на мчавшемся автомобиле, почти остановил машину, раскрыв парашют, как парус.

Парашют, распущенный под водой, останавливает катер. Прыгая на воду, спортсмены нередко пользуются парусными свойствами парашюта – не гасят его, и он подтаскивает их по ветру к берегу. Если же ветер, подхватив, потащит основной парашют в море, спортсмен раскрывает запасной парашют в воде, и тот служит ему надежным "якорем".

…Самолет выруливает на беговую дорожку. Взлет. В воздухе – третья партия парашютистов. За их прыжками будут следить с земли с помощью зенитных труб. У одной трубы – Мастер спорта майор М. Г.Гринберг, у другой – полковник В. Г. Щербаков. Широко известны в армии имена этих энтузиастов парашютного спорта.

За плечами Щербакова-1126 прыжков, около тысячи воспитанников, многие из которых стали уже мастерами и рекордсменами. Гринберг – ветеран парашютизма, один из зачинателей затяжного падения. На его счету – 1119 прыжков и тоже около тысячи воспитанников, среди которых есть рекордсмены страны и мира. Офицеры тренируют команды, которые на первенстве Вооруженных Сил будут выступать как спортивные соперники. Это, однако, не мешает им проводить совместные тренировки. Гринберг следит за воспитанниками Щербакова, Щербаков – за воспитанниками Гринберга. Свежий глаз скорее подметит недочеты, особенно, если это глаз тренера высокой квалификации.

Управление падением, управление парашютом – как нужны эти навыки десантнику. Самые наиточнейшие штурманские вычисления сноса не обеспечат парашютисту такого точного приземления, какое обеспечит ему его умение управлять в воздухе своим падением и парашютированием. Управляющий падением парашютист не сядет на купол товарища, не запутается в стропах его парашюта, не растеряется, если попадет в восходящий воздушный поток, всегда развернет, направит парашют в нужную сторону, ускорит при надобности скольжение вниз.

Его не унесет при посадке на воду в море, подтащит при попутном ветре к берегу. Такой десантник неуловимее, сильнее в бою. Потому и становится парашютный спорт в армии массовым.

В. ЖЕЛТОВ.

Наверное В.Желтов любил ипподром, если он взлётную полосу назвал беговой дорожкой. А какой абсурд об управлении телом и падением в унтах?

Часто корреспонденты, не специализирующиеся в парашютном спорте, пишут смешные и иногда абсурдные репортажи. В газете "Кировоградская правда" опубликовали репортаж о Республиканских соревнованиях, проходящих в конце восьмидесятых годов в Фёдоровке. В репортаже говорилось, что чемпионом по задержке раскрытия парашюта становится тот, кто ближе всех к земле откроет парашют.

Анатолий решил сходить в редакцию, в надежде, что они исправят ошибку, но там его встретил корреспондент, маленький смуглый человечек в засаленном мятом пиджаке на три размера больше его роста и с такой невозмутимой тоской и безразличием слушал Отяна, что тот понял, что никакого исправления или объяснения не будет и желательно ему скорее покинуть редакцию, так как этот писатель, наверное, писал очередную статью о штангистах, объясняя, что победителем становится тот, кто громче крикнет при подъёме штанги.

Но своей фотографией, опубликованной в том журнале, Анатолий очень был доволен. И не качеством фотографии, где он был изображён с маленькой головой в шлеме, смотрящей в небо и с мощной жилистой рукой, какой у него отродясь не было, а тем, что его фотографию увидят в строительных войсках, в ВСО 693, покажут полковнику Примину, и по простодушному мнению Отяна скажут: "Вот ведь, действительно,…". а что скажут Отян дальше не думал, но было приятно.

Но, когда Анатолий демобилизовался, то ему почти все его знакомые в Кировограде говорили, что видели его фото в журнале и гордились тем, что их друг, знакомый или просто земляк такой знаменитый. Он понимал, что эта знаменитость мизерна и мимолётна, но оказалось, что кое кто помнит тот журнал до сих пор.

Ну, а его мама купила несколько журналов, и показывала всем своим знакомым и соседям: "Смотрите, какого сына я вырастила".

В хороший летний день эскадрилья обслуживала десантный стрелковый полк. Солдаты отрабатывали упражнение – прыжки с оружием. Команда тоже тренировалась в прыжках на точность приземления с той же высоты, с которой прыгали десантники. Команда укладывала парашюты, когда руководитель полёта стал спрашивать у одного из экипажей, что происходит на борту. В переговорах по радио появилась какая-то тревога. Засуетились офицеры-десантники и на земле. Руководитель полётов стал их спрашивать, что делать экипажу, но вразумительного ответа получить не мог. Самолёты работали на выброске, и только один из них ушёл по большому кругу. Когда самолёт отлетел на пять-шесть километров от площадки на северо-восток, от него отделилось бесформенное тёмное пятно, постепенно превратившееся в белое полотнище, медленно падающее на землю.

Руководитель полётов кричал, что садить нельзя, надо попытаться затащить внутрь.

Выбросившие десант самолёты, загрузились другими десантниками, но разрешение на вылет не получали, и заглушив моторы, стояли на земле.

А самолёт с каким-то ЧП на борту продолжал кружиться в воздухе. От незнания ситуации все кто наблюдал и слышал переговоры, волновались, ожидая развязки. А произошло следующее.

Выпускающим в том самолёте был техник Веня, который производил операцию Алышеву пистолет-туалет. Когда самолёт набрал высоту и вышел на боевой курс, штурман дал сигнал сиреной – "приготовиться",

Веня подошёл к дверям, открыл их и десантники встали. Впереди стоял самый высокий парень с пулемётом, закреплённым на спине под парашютом. Ствол пулемёта торчал выше головы парня и был сдвинут чуть набок. Прозвучала команда пошёл, пулемётчик оттолкнулся от порога, но не вылетел из самолёта, а, удерживаемый пулемётом, зацепившимся борт, и ставшим поперёк двери, опустился за бортом самолёта так, что над порогом была видна только голова. Солдаты были обучены так, что если дана команда пошёл, то не может быть ничего, что могло бы их задержать. Буквально за две с половиной – три секунды они, прыгая через голову пулемётчика, покинули самолёт. Но, выпрыгивая из самолёта, кто-то задел фал от парашюта пулемётчика, ранец раскрылся, и чехол с куполом улетел за борт. Веня прошёл войну, всего навидался, но в ту секунду понял, что купол сейчас откроется, натянет стропы и вырвет пулемётчика вместе с бортом самолёта. Он уже представил рывок и даже "услышал" звук отрывающейся двери, и спасти парня от страшных перегрузок уже никто не сможет. В ту секунду Веня о себе не думал. Мелькнула мысль, что пилоты сидят на парашютах, а воспользоваться ними не смогут, так как лямки не перекинуты через плечи и через специальные проушины, и не застёгнуты замок со смешным названием Ткачева -Палачёва. Но удара не последовало. Случилось так, как предполагала умная голова конструкторов парашюта. В ВДВ в отличии от ДОСААФа вершину купола привязывали к фалу стропой, удерживающей купол от сползания внутри чехла, тем самым улучшая раскрытие. Но в данном случае обрывная стропа спасла от катастрофы и экипаж, и десантника. Но спасла пока на мгновение. Десантник, болтающийся за бортом, может с перепугу открыть запасный парашют, в котором нет обрывной стропы. Веня боялся говорить ему: "Не открывай запаску", потому что, услышав слово "запаска", тот сделает наоборот и откроет её. У Вени был случай, когда он зашёл в тёмный туалет перемотать фотоплёнку, а в этот момент в квартиру вошёл сын – школьник и Веня крикнул:

– Не зажигай свет в туалете!

Сын не услышал слова "не" и мгновенно зажёг свет, испортив плёнку.

Веня нагнулся к десантнику и прокричал ему:

– Ничего не делай!

К удивлению, тот повернул немного голову и понимающе кивнул.

Веня взял в руки нож, висевший у двери специально для этих целей и обрезал стропы парашюта, а затем руками отсоединил фал и всё это хозяйство полетело вниз.

Садить самолёт было нельзя, так как десантника обязательно ударит о землю в момент касания и как минимум, покалечит. На земле поняли, наконец, ситуацию, но предложить ничего не могли и понимали, что опасность главная исходит от запасного парашюта, раскройся он и страшно подумать что будет. Веня попытался затащить висевшего за бортом парня внутрь, но сил не хватало.

Командиром того экипажа являлся капитан Прохоров, мужественный человек, среднего роста, с иссиня выбритыми щеками и с лицом древнеримского воина. В Галерее УФФИЦИ, что во Флоренции, Отян видел скульптуру Прохорова, на которой было написано Север (полководец).

Он воевал на самолётах ПО-2 и был единственным в эскадрильи лётчиком, награждённым орденом "Красного знамени".

Прохоров оценил ситуацию, и поняв, что штурман Курбацкий со своим животом не сможет помочь Вене, передал Курбацкому управление, накинул лямки парашюта, закрыв их замком, и вышел на помощи Вене.

Они стали вдвоём тянуть солдата внутрь, но набегающий от винта воздух прижимал того левым боком к двери и не давал возможности это сделать. Тогда Прохоров крикнул Курбацкому:

– Сбрось газ!

Курбацкий сбросил газ и перевёл самолёт в планирование. В самолёте стало тихо, Прохоров и Веня затащили солдата в самолёт, закрыли двери и усадили его на скамейку.

Первое время пулемётчик сидел с отрешённым видом, но, когда самолёт совершил посадку, он сам выпрыгнул из двери на землю.

Пулемётчик страшно переживал, что ему сейчас влетит от его начальства, и после всего случившегося, ещё не отдавал себе отчёта, что он второй раз родился, и роды были долгими и мучительными. Он стоял растерянный и когда к нему подошли и начали поздравлять с новым появлением на свет божий, заулыбался и пытался изо всех сил рассказать что он пережил, но его в тот момент никто не слушал, и все галдели, уже расспрашивая Веню и пилотов о случившемся.

Прохоров подошёл к Командиру эскадрильи, руководившему полётами, что-то с ним говорил, и до Отяна долетела фраза сказанная Прохоровым: "Ничего, командир, страшного не произошло, надо продолжать работать". Они с командиром ещё переговорили, Прохоров подошёл к Отяну и сказал:

– В поле лежит отрезанный купол парашюта, десантники его вряд ли найдут. Садись в самолёт, слетаем, посмотришь где он лежит, возьмёшь машину и привезёшь его.

Анатолий сел в самолёт, запустили двигатель, мотор пару раз приветливо чмыхнул, побежал по полю и полетел. Отян слушал ещё возбуждённого случившимся Веню и думал о том, что эти мужественные люди сейчас совершили подвиг, но не осознают этого и спокойно продолжают делать своё дело. Он вспомнил, как во время своего дежурства в эскадрильи Прохоров, окружённый группой солдат, рассказывал им о войне.

– За пятьсот вылетов на бомбардировку немецких объектов, пилотам самолётов ПО-2 присваивали звание Героев Советского Союза. Удавалось это немногим, так как мы были хорошей добычей для немецких и лётчиков и зенитчиков. Всё это пропагандистские штучки, которые рассказывают о неуязвимости "ночных ведьм" или страх немцев перед "русс фанер". Чаще всего наши пилоты пропадали без вести, так как гибли на немецкой территории, притом ночью.

– И служил у нас один лихой парень, получивший Героя. Летал он хорошо, выступал на собраниях, и был примером для молодых пилотов.

Но было что-то подозрительное в его полётах. Когда пилоты не хуже него, не возвращались с задания, он каждый раз возвращался цел и невредим и докладывал о выполнении задания. Однажды один хороший лётчик решил за ним проследить. После взлёта он пристроился Герою в хвост, и, как не трудно ночью удержаться за самолётом, летящим без огней, но тот сумел проследить весь маршрут Героя. Оказывается, что он, пролетев после взлёта пяток километров, и, не долетая до линии фронта, поворачивал на нашу территорию, в пустынном месте освобождался от бомб, покружив там же некоторое время, возвращался на свой аэродром.

– Пилот, проследивший за Героем, доложил командиру, а тот поднял на него крик, что как он может из-за зависти компрометировать Героя, да его сейчас самого, да мать перемать и так далее. Тогда пилот сказал, что доложит в Особый отдел. Командир притих, понимая, что это уже серьёзно, в следующую ночь вылетел на проверку и убедился в том, что тот совершал ложные бомбардировки. Героя в кавычках разжаловали, лишили всех наград и расстреляли перед строем.