Текст книги "По следам Добрыни"

Автор книги: Анатолий Членов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Однако мы уже давно знаем, что Хорс был «небесным князем» Новгородской земли, Хорсом Новгородским. Так что имя Хортицы – еще один памятник победы новгородского оружия. То есть победы Добрыни. А это означает, что Перун выпровожен за пороги еще до крещения Руси – именем Хорса Новгородского.

Перед тем Перун долго «воевал» против Мала, Добрыни, Малуши, Олега и Владимира. В 946 и 977 годах он одержал победу. Но в 980-м потерпел поражение. Сокрушительное поражение в собственном доме, в Киеве. От кого же?

Хорс Новгородский. Былина победу над Перуном приписывает своему любимцу Добрыне. В известной былине «Добрыня и Змей» он бьется со Змеем Горынычем на Пучай-реке (реальной речке Почайне в Киеве), затем на высокой горе, убивает Змея и его змеенышей и освобождает из подземных темниц знатных пленников Змея и несчетное множество русских простолюдинов. Былина права: реально Перуна Варяжского победил в 980 году, а затем и свергнул Добрыня.

Но в государственной теории той эпохи дело обстояло иначе. В глазах Перуна Добрыня и Владимир (точно так же, как и император Византии) не были ему ровней. Он мог потерпеть поражение не от смертных людей, а лишь от бессмертных богов. И притом не только бессмертных, но еще и равных ему по рангу – от небесных владетельных князей. Как Перун не стал бы заключать мир, скажем, с апостолом Лукой или архангелом Гавриилом, ибо никто из них не был в его глазах владетельным князем, не владел Византией, так и в 980 году он мог быть побежден только небесными князьями новгородско-древ-лянской коалиции во главе с Хорсом Новгородским.

Имя небесного хозяина Новгородской земли примечательно. В 1970 году Н. Р. Гусева в статье «К вопросу о значении имен некоторых персонажей славянского язычества» сопоставила Хорса с рядом индийских параллелей. Санскритские слова «хари», «харас» означают «огонь», «пламя», «наполненность энергией». Нетрудно убедиться, что «Огненный бог» или «Животворящий бог» очень подходило для Бога-Солнца. Индийская параллель вскрывает утерянную первоначальную семантику имени Хорса-Солнца.

На хинди же, указывала Гусева, слова «хари», «хару» имеют значение «бог». Подходит и этот вариант семантики. И еще на хинди есть наречие «хара» со значением «радостно», «хорошо». Все это слова одного корня. Они показывают, что русский Хорс – близкий родич индийских богов.

Но ведь и само русское слово «хорошо» (отмечает Гусева) восходит к имени Хорса! Значит, в 980 году в державе стало «хорошо» не просто в смысле, что в ней стало солнечно, но и в том, что в ней воцарилась воля Хорса Новгородского, что над страной после долгих испытаний взошло и засияло Красно Солнышко русской свободы. В тот год и еще много лет спустя это слово явно означало политически – «по-новгородски», «по-добрынински».

Упрочению былинного эпитета Владимира Красно Солнышко, как я уже говорил, способствовало как раз то, что хозяевами державы стали в 980 году два союзных солнечных бога (в каждой земле светило, конечно, по одному солнцу, но обожествлено оно было в разных землях под разными именами, с различной мифической биографией, точь-в-точь, как это было в Древнем Египте). Но разгадка фигуры Хорса Новгородского дает разумное объяснение и имени Хортицы.

Если в 980 году Хорс стал фактически хозяином державы («небесным мажордомом» при Перуне), то несколько лет спустя он вполне способен был окончательно рассчитаться с Перуном, свергнув и покарав его на Черной скале.

Система территориальных богов. Что же все-таки произошло с Перуном сразу после победы Добрыни? Его статуя оказалась в обществе пяти других богов. И на новом месте. У жречества Перуна (важной политической силы, давнего союзника варяжской партии?) было отнято его главное святилище, око было дискредитировано. А сам Перун поставлен под контроль пяти других богов, отдан под их постоянный бдительный надзор (чтобы он не мог принять ничьих молитв о свержении Владимира).

Нет, Перун Полянский не был в 980 году низложен с небесного трона державы. (Добрыне помешала это сделать угроза печенежской интервенции. Разгромленному наголову Перуну были предоставлены неожиданно большие льготы, чтобы он не санкционировал тех, кто обратился за этой интервенцией.) Но тем не менее положение Перуна резко изменилось. Он продолжал царствовать, но – перестал править. Первенство его в Шестибожии оказывается при ближайшем рассмотрении лишь номинальным. На самом деле правят державой отныне пять других богов, для проформы продолжающие признавать Перуна своим собратом и главой.

Кто эти пятеро? Несомненно, хозяева каких-то пяти земель. Почему же пяти, а не двух? Потому, что перед нами три младших участника новгородско-древлянской коалиции. Три земли, которые Добрыне удалось вырвать из-под власти Ярополка и привлечь на свою сторону как активных участниц борьбы. Принципиально картина ясна: пять земель победившей новгородско-древлянской коалиции держат своим оружием Владимира Древлянского на троне в Киеве, в шестой, Полянской земле. Поэтому-то и богов именно шесть. И перечислены они в Шестибожии (кроме номинального первенства Перуна) строго в порядке заслуг их земель в завоевании победы.

Самовластие Перуна Добрыня заменил соправительством шести богов, зримо символизировавшим соправительство шести земель. Шестибожие было не просто Пантеоном Победы – им Добрыня вводил и закреплял новгородско-древлянскую гегемонию в державе. Это было возможно потому, что русский «Олимп» возглавлялся группой «великих богов» – хозяев княжеств, федеральных земель Руси.

Система «разнобожия земель» была поразительно пластичной. Вместе с новыми землями в державу могли вступать их боги-хозяева, и признание последних гарантировало, что новые земли становятся не бесправной добычей и провинциями, а полноправными федеральными землями Руси. Именно на этих началах в державу были включены Святославом Вятичская и Тмутараканская земли, а Владимиром – Полоцкая и Волынская.

Такие вольности отнюдь не были тогда всеобщим правилом. Совсем напротив, как в христианском, так и в мусульманском мире господствовал принцип: «Наша вера правая, наш бог истинный, а все прочие ложные». На практике это означало страшнейшую религиозную нетерпимость и национальный гнет. Мусульманское иго Халифата было равно трагедией для христианских народов Закавказья и языческих Средней Азии. Но и византийское («единоверное») иго ничуть не меньшая трагедия для Болгарии или Абхазии.

В языческой же Руси господствовал противоположный, более высокий принцип: «Все боги истинные, и каждый бог хозяин в своей стране». Он обеспечивал не только веротерпимость, но и вольности как старым, так и новым землям державы.

Но эта система была интересной и в другом отношении; в ней поддавались выражению сложнейшие политические понятия и программы. Суверенитет. Коалиция земель. Право войны и мира (для державы, но также и для отдельных земель). Гегемония. Вассалитет и сюзеренитет. Привилегии земель и их порядок. Но также борьба против самовластия. Борьба за народные права. Борьба за свержение варяжского ига. Конституционная монархия. И даже, как мы убедились, федеральный парламент державы. Все это, в любой комбинации, могло быть при такой системе просто и четко выражено и закреплено через фигуры земельных богов.

Подобного совершенства не знали ни деспотическая Византия, ни весь тогдашний христианский и мусульманский мир. Русская система признанного разнобожия земель, пронизанная веротерпимостью и свободолюбием, и выросшая на этой почве языческая русская культура оказали глубокое влияние и на характер русской культуры после крещения страны Добрыней и Владимиром. Следов языческого влияния на культуру раннехристианской Руси обнаруживается по мере изучения все больше. Рыбаков даже выдвинул формулу – «христианство слилось с язычеством»[103]103
  103 История СССР, т. I, с. 506.


[Закрыть].

Так, былина рисует Владимира и его пиры чисто языческими красками (несмотря на упоминание икон и церквей). Так, на пирах Владимира пьют мед из турьего рога – это языческий ритуальный напиток и ритуальный сосуд. И никакого перелома в былинах при переходе от языческой эпохи к христианской не наблюдается.

Так, русские, в том числе и знать, и даже князья, продолжают и после крещения Руси (еще столетия!) именоваться в официальных документах «мирскими» (то есть языческими) именами, а их параллельные христианские имена рассматриваются как второстепенные и зачастую упоминаются лишь в сугубо церковных документах. Никому и в голову не придет именовать, к примеру, Ярослава I Георгием I (по его крестному имени); но из-за привычности этого мы не задумываемся над тем, насколько странен такой обычай для христианской страны.

Низложение бога-волка и его последствия. Еще когда победа была далека, именем Хорса Новгородского и Даждьбога Древлянского ставился в государи Олег, а затем Владимир. Теперь же, в 980 году, Хорс стал первым богом в державе (то есть был такой же серьезной фигурой, как Юпитер Капитолийский или Ра Египетский). Но числился вторым. Могло ли это продолжаться долго? Нет, ибо Шестибожие было лишь временным решением. Владимир и Перун, принужденные заключить компромисс, не только не доверяли друг другу, но просто ненавидели друг друга.

Перун поневоле терпел ненавистного государя, но должен был мечтать о реванше (а «чудо Перуна» могло сделать контргосударем любого ставленника его жречества, облегчив переворот против Владимира). В свою очередь, Владимир терпел поневоле небесного государя, который продолжал оставаться опасным даже под неусыпным надзором богов пяти других земель.

Поскольку Перун и Владимир были заклятыми врагами, дело должно было при первой возможности кончиться низложением одного из них. А так как на страже трона Владимира стояло оружие пяти союзных земель (и новгородская армия в Белгороде, в двух шагах от Киева!), обречен был Перун. И, укрепив трон Владимира, Добрыня мог наконец рассчитаться с кровожадным Змеем Горынычем сполна.

Перун был низложен. Не за язычество, а за государственную измену, за нарушение княжеского долга перед Русью! Судим прочими богами-покровителями и признан виновным и утратившим право на небесную корону Руси. Пункты обвинения легко рассчитываются от 882 года, когда Перун продал державу варягам, и до 977-го.

Таким образом, древлянская конституционная теория, антитеза «волка и пастуха», теория долга перед народом, была спроецирована на небо: вслед за князьями-волками – Игорем и Ярополком был свергнут и их покровитель, бог-волк Перун. За преступления перед своим народом, за государственную измену стране, которую обязан был беречь как бог-пастух. Но которую продавал и варягам и печенегам. Произошло это, вероятно, в 985 году.

Христос же в низложении Перуна не играл ни малейшей роли. Наоборот, крещение Руси явилось парадоксальным последствием низложения Перуна.

Казалось бы, вакантный небесный трон должен был занять Хорс, став «конституционным» небесным государем Руси. Или если уж не Хорс, то Даждьбог. Но это было невозможно, поскольку они были территориальными небесными князьями. Хорс и Даждьбог могли завоевать гегемонию над Перуном и Киевом, могли и низложить Перуна, но не могли сами переехать в Киев!

Их статуи в Киеве стоять могли, но сюда сами боги как бы прилетали на «съезд князей», а главные храмы их, личные столицы, по-прежнему незыблемо находились в Новгороде и Коростене. Поэтому формальное провозглашение кого-либо из них новым верховным богом державы означало бы перенос столицы Руси из Киева либо в Новгород, либо в Коростень.

Такой перенос оказался для Добрыни и Владимира неприемлемым по множеству причин: Киев был традиционной столицей, обладал особым стратегическим положением, за его освобождение велась долгая и упорная война, и еще многое другое. Где оставалось искать выход? В приглашении нового Полянского и нового верховного бога державы «со стороны»! Это и было вскоре сделано. Вероятно, в 986 году (вспомним сведения монаха Иакова).

Каковы были истинные обстоятельства этого события, мы не знаем. По летописи, Владимир долго выбирал подходящую веру из четырех единобожных (причем мотивировки отвержения или принятия той или иной веры нередко анекдотичны или вообще неясны), продолжая все это время поклоняться языческим богам, хотя в них будто бы уже не верил. Языческий титул государя Руси «Даждьбожий внук» был, несмотря на крещение, прекрасно известен и в конце XII века (когда он зафиксирован в «Слове о полку Игореве»). Былина, как мы помним, продолжала пользоваться в политических целях геральдикой обоих солнечных богов – геральдикой, которая в связи с именем Владимира оставалась общепонятной в XI-XII веках. Это показывает, что сторонников Даждьбога и Хорса в момент крещения Руси и далее при Владимире отнюдь не преследовали. Не стану касаться здесь всего комплекса связанных со сменой веры проблем. Скажу только, что «благочестивая» летописная легенда об обстоятельствах крещения Руси никаким доверием в науке давно не пользуется.

Академик Е. Е. Голубинский так писал о летописной истории крещения Руси: «Кто любит занимательные и замысловатые повести, не заботясь ни о чем другом, для кого сказка предпочтительней всякой действительной истории, лишь бы имела указанные качества, того… повесть о крещении Владимира должна удовлетворить вполне, ибо достоинство замысловатости ей принадлежит бесспорно. Но немного критики, немного просто некоторой меры в вере – и с пространной повестью тотчас же должно случиться такое чудо, что от нее останется только голый остов, а потом и от этого голого остова останется только одна половина»[104]104
  104 Е. Е. Голубинский. История русской церкви, т. I, первая половина тома. М., 1901, с. 110—111.


[Закрыть].

Хотя по летописной версии Владимир крестился из Византии, но в науке предлагались самые разнообразные подлинные источники крещения Руси – из Болгарии, с Запада, из Закавказья и др. Из того, что предлагались столь разные версии, видно, что ранняя история русской церкви известна очень плохо. Летописная версия крещения Руси, по-видимому, просто составлена триумвирами в своих интересах, чтобы скрыть, что крещение Руси было следствием победы Добрыни и делом рук Древлянского дома. Что же до подлинных обстоятельств крещения Руси, то мы их, возможно, не узнаем никогда. Видимо, загадок в его истории кроется еще больше, чем предполагалось до сих пор.

Однако пора вернуться к загадке предательства Свенельда. Как же оно было совершено? Как Свенельду удалось погубить Святослава? Хортица ответа не дала. Но можно ли это выяснить? Пожалуй, можно. И для этого нет нужды разбирать весь болгарский поход Святослава. Достаточно приглядеться к его возвращению.

Глава 11. Дунай

Доростол. Я гляжу на широкий Дунай с южного берега – из Болгарии. Берег этот был болгарским и в X веке, и о роковом походе Святослава здесь напоминает многое. На южном берегу Дуная лежит болгарский город Силистра – древний Доростол. Это здесь произнес Святослав свой знаменитый призыв к воинам лечь костьми, но не посрамить земли Русской. Отсюда начался обратный путь Святослава на Русь.

О доростольских событиях мы имеем подробный рассказ их очевидца и участника – византийского хрониста Льва Диакона. Он издавна считается в науке ценным и правдивым источником (в частности, за незаурядную объективность в оценке противников: хронист не раз пишет о храбрости русских воинов, личном мужестве Святослава и т. п.).

Болгарский поход, вначале развивавшийся успешно, обернулся тяжелой военной неудачей. Из Болгарии Святослав вторгся на греческую территорию и даже грозился взять Царьград и изгнать Византию из Европы. Встревоженная Византия, мобилизовав стотысячную армию, послала ее под командованием самого императора Цимисхия в Болгарию. Цимисхий неожиданно перевалил Балканы, одержал ряд побед, оттеснил Святослава к Доростолу и в конце концов осадил его с суши в самом Доростоле. Одновременно с моря в Дунай вошел византийский огнеметный флот и, став против Доростола, отрезал Святослава от Руси.

В Доростоле начался голод. После двухмесячной осады положение стало критическим, и Святослав призвал своих воинов пробиться силой на суше. На следующий день попытка прорыва действительно была предпринята.

Святославу вначале удалось обратить византийцев в бегство, но Цимисхий сумел бегство пресечь. Попытка прорыва потерпела неудачу, русские отступили обратно в Доростол. Наутро Святослав послал к Цимисхию просить мира и безопасного отплытия на родину. Мир пришлось подписать на очень тяжелых условиях. Но этим быстрым решением, смелым и здравым, Святослав спасал свою армию, ибо положение стало безнадежным.

Цимисхий охотно принял предложение Святослава (ибо оно отвечало его интересам и избавляло от необходимости вести дальнейшие военные действия). Русская армия была не только беспрепятственно выпущена из Доростола, но и снабжена провиантом на дорогу. Цимисхий велел выдать каждому русскому воину по 2 меры хлеба. «Получивших хлеб, – пишет хронист, – было только 22 тысячи человек, оставшихся из 60 тысяч русского войска; следовательно, прочие 38 тысяч пали от Римского (то есть византийского. – А. Ч.) меча»[105]105
  105 История Льва Диакона Калойского. СПб., 1820, с. 94.


[Закрыть].

Цифры эти показывают, что кампания уже привела к тяжелым потерям, но все же у Святослава оставалась еще солидная боевая сила. И если бы около 20 тысяч русских воинов вернулись из Болгарии в Киев, никакого варяжского переворота они не допустили бы.

Доростольский мирный договор подписан с русской стороны Святославом и Свенельдом. Это свидетельствует, что Свенельд не мог бросить князя до Доростола. При мирных переговорах Святослав настоял на личной встрече. Она произошла на берегу Дуная, Цимисхий был на коне, Святослав в ладье, оба государя немного говорили о мире. Святослав поразил византийцев суровой простотой одежды и манер. Эта встреча и положила конец войне. Затем, отдав по договору пленных и Доростол, Святослав, очистив Болгарию, поспешно отплыл со всей своей армией (и Свенельдом в том числе) в отечество.

Плыть до Руси было всего 250 километров. Как и сейчас от Силистры до советской границы. Дело в том, что в X веке Русь владела большим участком северного берега Дуная – тем же, который является советским берегом сегодня.

Русский берег Дуная. Теперь я гляжу на Дунай с севера – в дельте, с его левого, советского берега. Пограничный Дунай отделяет здесь СССР от Румынии. В X веке пограничный Дунай отделял здесь же Русь от Болгарии.

Я объезжаю весь советский берег Дуная – от устья Прута до «украинской Венеции», рыбачьего городка Вилково, где вместо улиц «ерики» (каналы), по которым снуют лодки. Следов похода Святослава здесь не нахожу. И даже никаких местных преданий, связанных с его именем (здесь многие столетия, по самый XIX век, была чужая земля – печенежская, половецкая, татарская, турецкая – и население полностью сменилось).

Тем не менее здесь сохранилось главное – сама арена давних событий. Дельта Дуная с ее низменными берегами да порой невысокими холмами, островами и протоками. В X веке этот длинный участок северного берега Дуная входил в состав двух юго-западных земель Руси – Уличской и Тиверской. По летописным данным, обе доходили до Дуная и до самого моря (видимо, в их владениях имелась чересполосица, обе земли имели и черноморское и дунайское побережья).

Сюда и причалили ладьи возвращающейся армии. К долгожданному русскому берегу. Здесь воины Святослава могли немного отдохнуть после недавних испытаний. И затем спокойно направиться в Киев. И как раз где-то здесь Свенельд и расстался со Святославом. Оба направились в Киев, но – разными дорогами.

Путь с Дуная на Киев. Где он, Киев, если смотреть отсюда? Далеко ли до него? По прямой – 600 километров, по автодорогам – 700. Дорога идет через Украину, затем Молдавию и снова Украину. В X веке она вела через Тиверскую и Уличскую, а затем Полянскую земли Руси.

В 971 году, как и сегодня, кратчайший прямой путь с русского Дуная на Киев лежал по сухопутью, но тогда проходил целиком по русской территории. Но Святослав, как мы знаем, почему-то направился с Дуная в Киев через Хортицу. Летопись уточняет, что он пошел туда на ладьях. Но это же совсем в другую сторону от Киева! Ведь до Киева через Хортицу около 1450 километров, вдвое дальше, чем напрямик!

Может быть, этот путь удобней? Ничего подобного: его преграждают пороги, а вверх по порогам провести ладьи было невозможно. В обход каждого суда надо было тащить волоком – и не две-три ладьи, а огромный флот! Сколько катков понадобилось бы? Нет, пороги делали обратный путь через Хортицу самым неудобным из возможных маршрутов.

Но, может быть, в то время дальние странствия совершались только по рекам? Ничего подобного: тот же Святослав успел прославиться множеством дальних сухопутных походов и в степях, и в горах, и даже в лесах (и притом на чужой территории). Переход по собственной русской территории, по дорогам не мог представлять для него никакой трудности.

Путь с Дуная на Киев 971 года

Самая невероятная черта маршрута Святослава состоит в том, что Хортица, как мы помним, лежит за рубежами Руси, в глубине Печенегии. Путь с Дуная на Киев проходит на протяжении 600 километров по печенежской территории! Выбирая этот путь, Святослав зачем-то покинул русскую землю и углубился на несколько сот километров в глубь печенежской (притом, согласно летописи, зная, что с печенегами неожиданно вспыхнула война!). Почему же он избрал такой роковой маршрут? Это возможно только, если прямой путь на Киев внезапно оказался перерезанным! Если внезапным вторжением с востока печенеги захватили Уличскую и Тиверскую земли (точнее, северную и центральную их части).

В таком случае перерезаны и более короткие и удобные водные пути вверх по Днестру и Бугу. И единственным (хоть и неверным) шансом возвращения в Киев остается самый дальний и неудобный днепровский путь. Идея его использования состоит в отчаянной попытке прорваться домой в глубоком тылу у печенежских войск, занявших юго-западные земли Руси.

Вот какой сюрприз ожидал Святослава, когда он, беспрепятственно выведя спасенную им армию из Болгарии, высадился на русском берегу Дуная. Здесь, на Дунае, пришлось принимать новые, трудные решения. В чем они состояли, подсказывают историческая карта и исход событий: Святослав повел армию днепровским путем, а Свенельд отправился прямо на север (видимо, сражаться с печенегами для отвлечения их от обходного маневра Святослава). Однако в результате Святослав попал со всей армией в западню, а перерезанный печенегами путь с Дуная на Киев внезапно снова открылся, и хозяином в Киеве стал вместо Святослава Свенельд.

«Мудрый совет». Как же летопись мотивирует столь странный маршрут возвращения Святослава? Она пытается представить его следствием того, что князь пренебрег мудрым советом Свенельда. Последний, по летописи, дал князю совет обойти пороги на конях, так как у порогов стоят печенеги. Но Святослав его не послушал и пошел в ладьях, за что и поплатился головой.

Таким образом, первопричиной гибели выставлено собственное безрассудство. А так как перед тем в летописи приводились другие примеры легкомыслия и своеволия Святослава (вызывавшие сетования киевлян и даже Ольги), эти мотивировки производят в летописном рассказе внешне правдоподобное впечатление. Таким образом, вопрос о том, как лучше пройти с Дуная на Киев, подменен вопросом о том, как лучше обойти Днепровские пороги.

Но зачем же вообще было советовать обходить эти пороги? Да разве ж они лежат на пути с Дуная на Киев?! Неужто ж нелепости такого совета мог не заметить Святослав, если бы действительно услышал его?

Представьте себе, для сравнения, что вы сегодня едете из Москвы в Ленинград. И получаете совет: ни в коем случае не ехать по мостам через Днепр в Киеве, так как там идет ремонт. Что бы вы подумали о таком «мудром совете»?

К тому же совет обходить пороги излишен по одному тому, что ладьи вверх через пороги вообще не проведешь, а стало быть, обход так или иначе неизбежен. А если уж у порогов стоят печенеги, их и на конях не обойдешь, ибо у печенегов прекрасная конница.

Нет, можно ручаться, что анекдотического совета (выдаваемого в летописи за мудрый) Свенельд Святославу не давал. Весь этот рассказ – просто выдумка, имеющая целью выгородить Свенельда и опорочить Святослава. Точно так же нельзя поверить в то, что Святослав поплыл к порогам, зная, что там стоят печенеги.

Подлинный совет Свенельда. Так давал ли Свенельд вообще совет Святославу? Конечно! Этого требовал его долг воеводы. Что же он посоветовал князю? Можно ли это узнать? С большой долей вероятности.

Совет дан здесь, на русском Дунае. По долгу воеводы Свенельд докладывает государю обстановку, которая внезапно стала катастрофической: гонцы доложили ему, что печенеги прорвались в глубь не только Уличской, но и Тиверской земель. Прямой путь на Киев перерезан и большинство обходных тоже. В этой обстановке Свенельд предлагает князю отправиться со всей своей армией в дальний обход – маршрутом столь кружным и неудобным, что его там наверняка не ждут. Это единственный шанс на спасение.

Далее Свенельд предлагает отвлекающий маневр своего варяжского отряда. Он сам поведет его прямо на север, симулируя прорыв армии Святослава на Киев. Пока печенеги заметят ошибку, время будет выиграно и Святослав будет далеко. Это тоже разумное и достойное предложение, в котором Святослав не может заподозрить ничего дурного. Более того, оно выглядит благородным самопожертвованием, и если Святослав и может возражать, то только против того, что варяжский отряд, заранее обреченный на гибель, поведет сам Свенельд. Настояние Свенельда на личном руководстве опаснейшей операцией ему никак нельзя было поставить в вину. План здрав и безупречен, он соответствует обстановке и долгу воеводы. И Святослав должен был его принять.

При попытке избежать нового, печенежского, окружения от князя следует ожидать той же трезвости и решительности, что и в Доростоле. И Святослав эти качества, несомненно, проявил, приняв план Свенельда. Он одобрил отъезд Свенельда на север, а всю армию повел на Днепр и беспрепятственно дошел до самой Хортицы.

И только там, когда от русского Дуная пройдено без малого тысяча километров, Святослав убеждается, что попал в ловушку. До русской границы на Суле остается всего 300 километров, но пороги перекрыты печенегами. Здесь стоят, против ожидания, не дозоры, а главные силы печенежской армии. Прорыв невозможен, а выручки из Киева нет, хотя она, конечно, была обещана Свенельдом в случае, если кому-либо из варягов удастся пробиться до Киева.

Только на Хортице Святославу становится ясно, что совет Свенельда, казавшийся таким безупречным и даже благородным, был на самом деле предательским.

Союзник хана Кури. Предательством было, конечно, не только то, что Свенельд заманил Святослава в ловушку, но и то, что он, уже из Киева, не прислал на выручку Святославу своих войск. На подозрительность последнего момента обратил внимание еще в прошлом веке историк С. М. Соловьев. Сочтя, что Свенельда послал в Киев сам Святослав как раз за свежим войском, он писал: «Но Свенельд волею или неволею мешкал на Руси»[106]106
  106 С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. I. M., 1959, с. 169.


[Закрыть]. Как видим, подозрение Соловьева подтверждается точно так же, как обвинение Рыбакова.

Итак, подозрительным выглядит в 971 году чуть ли не каждый шаг Свенельда, даже если не знать истинной обстановки и его подлинного совета. Но если допустить, что Святослав погиб в результате совета Свенельда, тогда в событиях обнаруживается еще один зловещий момент.

Давая свой замаскированный предательский совет, Свенельд знал, что произойдет на самом деле. Но как же он мог знать, что все разыграется именно так, как он хочет? Ведь речь идет о маневрах печенежских (то есть вражеских) войск! И это очень сложные маневры.

Сначала печенеги должны прорваться в Тиверскую землю (иначе Святослав не направится к Хортице). Затем должны неожиданно уйти оттуда назад, открывая путь в Киев Свенельду, и целый год держать Святослава в блокаде. Быстрые и дальние переброски печенежских войск, каждая из которых выгодна Свенельду!

Но кто же ручается за то, что печенежские войска станут действовать в его интересах? И тем не менее они действуют в интересах Свенельда, и Свенельд это заранее знает…

Но как же он мог, например, быть уверен в том, что печенеги его самого пропустят, а Святослава окружат? А вдруг печенеги, увидев благоприятную возможность захватить Уличскую и Тиверскую земли, оставят все свои силы здесь? Ведь это было бы для Кури так естественно. И ведь тогда все планы Свенельда сорвались бы. А все «сработало» словно по графику. Выходит, такой график был?

Не слишком ли велико число совпадений, чтобы быть случайными? Не остается ли предположить, что составить и осуществить этот коварный замысел можно только при заранее достигнутой тайной и точной договоренности между Свенельдом и печенежским ханом Курей?

В заговор с Курей Свенельд вступил, видимо, задолго до событий. Он заранее знал и то, что войска Кури будут наготове, ожидая условленного сигнала, и то, что Святославу придется уходить с тяжелыми потерями из Болгарии, и то, что Ярополк будет не с отцом в походе, а княжить в Киеве. (Притом не государем Руси, им оставался сам Святослав, а только князем Полянским. В случае возвращения Святослава Ярополк не только не получил бы престол, но даже не остался бы вообще княжить в Киеве.)

Да и не был ли сам ненужный болгарский поход делом рук Свенельда? Ему надо было вражескими руками погубить и Святослава, и всю русскую армию. На Руси же поход был непопулярен – былинами он не воспет, а в летописи сохранились горькие упреки киевлян Святославу, что он ищет чужой земли, а свою губит. Упреки были заслуженными: в разгар болгарского похода печенеги в 968 году осадили и чуть не взяли Киев. При этом Ольга и все трое юных Святославичей чудом избежали плена.

Наличие варяжско-печенежского сговора прослеживается и при Ярополке. Ни одной попытки деблокировать и спасти Святослава. Ни одного похода против печенегов, чтобы отомстить за его смерть. Открытая печенежская граница даже не укрепляется (крепости здесь построил лишь Владимир!). Вместе с тем ни одного печенежского похода на Киев и вообще на Русь при Ярополке. А ведь во время гражданской войны на Руси, когда армия Свенельда была скована годами на двух фронтах, Куря мог брать беззащитный с юга Киев и всю Полянскую землю просто голыми руками. Это выглядит как союз Свенельда с Курей, сначала тайный, затем и открытый.

И в 980 году Ярополк бежит от Добрыни и Владимира из Киева прямо к Куре просить об интервенции. А его приближенный по имени Варяжко долго воюет потом на стороне печенегов против Владимира.