Текст книги "По следам Добрыни"
Автор книги: Анатолий Членов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Глава 2. Любеч
Любечский замок. Сегодняшний Любеч не город и даже не районный центр, а всего лишь поселок Репкинского района на Черниговщине. Что поделаешь, тысячу лет жизнь шла своим чередом, вырастали новые города, а иные древние теряли значение. Так безвестные Репки переросли двенадцативековой Любеч…
Но Любеч знаменит не только древностью своего упоминания, но и своим замком. И главная достопримечательность Любеча сегодня – Замковая гора. На ней четыре сезона вела раскопки большая археологическая экспедиция академика Рыбакова. По раскопкам удалось установить, как выглядел Любечский замок в XI-XII веках, сделать его реконструкцию.
Теперь изображение Любечского замка – дивного деревянного строения с полутора десятками башен, с внутренними дворами, с четырехъярусным донжоном, главной башней, и трехъярусным княжеским дворцом, с подъемным мостом – украшает суперобложку первого тома академической «Истории СССР». А самому замку посвящена в этом томе специальная главка (единственное здание, удостоившееся подобной чести).
Все, кто приезжает в Любеч, просят провести их на Замковую гору. Раскопанная экспедицией Рыбакова, она была снова засыпана и теперь поросла травой. С ее плоской вершины открывается чудесный вид на Днепр и Заднепровье. Как на ладони видны и Любечские озера. На них в начале XI века произошло «Ледовое побоище».
Вершина Замковой горы пуста. Превратности веков сделали свое: в княжеских усобицах, в иноземных нашествиях замок был стерт с лица земли. Но какой твердыней он был, видишь и снизу, когда подходишь к Замковой горе, и сверху. Со всех сторон склоны уходят вниз на 60-70 градусов. Откосы умело эскарпированы (стесаны). Киевская Русь великолепно владела искусством фортификации. Любечский замок был почти неприступным.
Меряю площадку Замковой горы. 60 шагов на 160. Это вся площадка (такой она была и в XII веке), а внутренние дворы – и того меньше. Узнику, попавшему в княжеский замок, простора для прогулок было бы мало.
Но когда же были стесаны склоны Замковой горы? Ведь история Любечского замка начинается задолго до XII века. Пусть он был менее внушителен, но стоял здесь и столетиями раньше, ведь его приходилось брать с боя еще в IX веке. А склоны стесывали, чего доброго, и еще раньше: неприступным старались, наверное, сделать тут самый первый замок, выстроенный в бог весть какой глубине веков. Командная высота, ключевая крепость…
Ключ к Киеву. Так вот какой он, Любеч, навеки связанный с именем Добрыни! Я гляжу с Замковой горы вниз и думаю о том, что происходило здесь в X веке.
Арена событий, описываемых в книге первой (на современной карте)
Узник Любеча. Однажды к Любечской пристани причалила ладья: она привезла в замок узника. Это было в 946 году. Его велено было бдительно стеречь – узник был опасный.
Строжайшее заключение. 60 шагов на 160. Нет, это было уже в XII веке. И не во внутреннем дворе. А сколько же шагов для узника было в X веке? 20 на 60? Или еще меньше? Кто знает… И так долгих десять лет.
Что же сделал узник Любеча, если ему (и даже его детям) пришлось испытать столь долгое рабство? О, узник был действительно опасен: он поднял восстание против власти варяжских узурпаторов, завладевших киевским престолом, уложил на поле боя грозную варяжскую гвардию государя и взял его самого в плен. Он предал этого князя-волка (как именует его летопись, даже не пытаясь выгородить) позорной казни. Притом казнен князь-волк был по приговору земельной думы как губитель и притеснитель народа. Государь, казненный подобным образом, был не кто иной, как сын самого Рюрика – основателя Варяжской династии!
Потом победитель потребовал корону державы. Дума его земли (ее звали Древлянской) выдвинула серьезнейшую политическую и конституционную теорию: князья-варяги вели себя как хищные волки, а истинный княжеский долг в том, чтобы быть князем-пастухом, править на благо народа. А его послы гордо говорили в Киеве о преступной политике казненного угнетателя и всего Варяжского дома и о том, что в их, Древлянской, земле царит образцовый порядок, ибо ее князья «распасли» свою землю.
Гражданская война в державе продолжалась целый год. Варяжская династия едва уцелела, да и то лишь потому, что дальновидная вдова казненного государя круто переложила руль с варяжской политики на славянскую. Но военное счастье переменчиво: претендент на корону оказался в плену и был заключен в Любечский замок.
Казнить окруженного славой народного героя, защитника древних славянских вольностей, борца против варяжского деспотизма, его победительница сочла политически неразумным. Она страшилась за прочность престола своего мальчика-сына. И потому приказала стеречь пленника в оба глаза, но смотреть, чтобы, Перун упаси, он не умер, чтобы в этой смерти не винили Варяжский княжеский дом.
А вдруг ему все-таки удастся бежать из плена? Вдруг его сумеют освободить? На этот случай княгиня заручилась сильным козырем: его детей она не заточила вместе с ним в Любечский замок, а предпочла держать при себе. Заложниками за отца.
Десять лет сын и дочь узника Любеча проводят в рабстве, при княжеском дворе в Киеве и Вышгороде, за нарочито унизительной работой – скрести коней и мыть посуду, потом прислуживать в горнице и у ворот, наконец, считать чужую казну и ведать чужими амбарами. Медленные милости княгини: все же золото считать – не то, что чужие конюшни вычищать. Десять лет рабства – с 946 по 955 год…
Жестокая школа. Но она не сломит, а лишь закалит юношу. И, возмужав, сын узника Любеча пройдет с победой всю Русскую державу из края в край, от северной границы до южной. Всюду его будут встречать как освободителя, всюду при его появлении будут вспыхивать народные восстания против угнетателей. В свою родную землю он придет, добыв в жены, как полагается сказочному герою, королевскую дочь. Он сметет с пути всех варяжских фаворитов и ставленников очередного князя-волка, государя-братоубийцы. Он опрокинет его трон и водрузит отцовское знамя над стольным Киевом. Знамя русской свободы. Знамя победы. Знамя 945 года – заветное Древлянское знамя!
«Да это звучит, как волшебная сказка», – слышу я голос читателя. Нет, это быль. Это произошло в 980 году. И победитель 980 года возведет на престол державы сына своей сестры. И вдвоем сын и внук узника Любеча «распасут» согласно древлянской конституционной теории уже не одну землю, а всю Русскую державу. Они наведут в ней образцовый порядок, какого не было здесь никогда раньше и не будет за всю эпоху феодализма никогда позже.
Они поведут небывалую политику: внук узника Любеча, став государем Руси, демонстративно рассчитает варяжскую дружину и станет возводить простолюдинов-славян за подвиги в бояре. Он сделает ставку не на гвардию из иноземцев, а на вооруженный и политически полноправный народ, на вольных вечников, русских богатырей. Он доверит важнейшие посты в державе своеобразному «мужицкому боярству».
Так было на самом деле. Одержать победу в этой тяжелой борьбе и закрепить ее можно было только оружием свободного русского селянина и свободного русского горожанина. Имена людей «мужицкого боярства» прославятся далеко за пределами Руси, они сохранятся не только в русской, но и в зарубежной литературе, их почетные погребения будут показывать еще века спустя. Это не сказка и не народная мечта. Это патриотическая политика сына и внука узника Любеча. Политика, унаследованная ими от отца и деда.
Их стараниями будет построена система союзов с ближними и дальними соседями, у Руси появятся надежные союзники на трех границах, и она сможет, наконец, перейти в контрнаступление на четвертой, печенежской. Сын и внук узника Любеча укрепят эту смертельно опасную печенежскую границу (которую Варяжский дом преступно оставил обнаженной), окружив Киев и Южную Русь пятью поясами крепостей, богатырских застав.
И в благодарной памяти народа их имена, воспетые и прославленные в неподкупном устном учебнике родной истории, засияют на века – через голову бессчетных последующих князей, обычных феодальных властителей.
Он жил в далеком X веке, сын узника Любеча. Но имя его, пережив целое тысячелетие, известно и сегодня. Это Добрыня Никитич! А внука узника Любеча зовут Владимир Красно Солнышко.
Ну, а имя самого узника Любеча – Малко Любечанин! Тот самый ничем не примечательный Малко Лю-бечанин, о котором летопись не знает ничего, кроме имени…
Рабство Добрыни и Малуши. Ошеломляющая перспектива развертывается перед зрителем с вершины «Замковой горы Любеча. Мы словно поднялись над целым тысячелетием русской истории. Но перспектива эта открылась не сама собой, а в результате кропотливого труда нескольких поколений русских и советских ученых, терпеливо исследовавших загадки русской истории, в частности, странности в биографии летописного Добрыни.
Долгое путешествие по его следам здесь, в Любече, только началось. И не случайно, ибо впервые упомянут Добрыня в летописи в статье 970 года как раз в связи с именем его отца, Малко Любечанина. Но в Любече начинается и первая ниточка, с которой наука стала распутывать клубок загадок, связанных с биографией Добрыни. Пойдем и мы по его следам, методически, шаг за шагом.
Мог ли дом безвестного (по летописи) Малко Любечанина стоять в X веке на Замковой горе? Очевидно, нет. Любеч входил тогда в княжество Полянское, земельной столицей которого был Киев. Полянская земля (она же Русская земля – в узком смысле) была первой коронной землей державы и дала ей свое имя. Тем самым Любечский замок принадлежал в то время великому князю Киевскому. Он был не великокняжеской резиденцией, а лишь великокняжеской крепостью. На территории крепости жить могли только боярин, начальник ее гарнизона, и воины этого гарнизона. Простолюдины же селились не на Замковой горе, а внизу.
Логично было бы ожидать, что двор Малко Любечанина находился в Любече не в замке, а в посаде. Логично было бы также ожидать, что место, прямо связанное с именем Добрыни, – место, где стоял двор его отца, – должно быть не меньшей достопримечательностью современного Любеча, чем Замковая гора.
И действительно, приезжие спрашивают о дворе Малко Любечанина. Но их ждет разочарование: место это неизвестно, нет никаких сведений о том, где был дом отца Добрыни. Я такого вопроса в Любече не задаю. Я знаю, что искать дом Малко Любечанина бесполезно, ибо его никогда не было!
Почему же? Да потому, что в биографии Добрыни и его родни есть немало странностей, уже давно привлекавших внимание науки. Одна из таких странностей – весьма загадочное положение его отца.
Но начнем все-таки с самого Добрыни. Его могучая фигура никак не вяжется с рабством. А между тем из летописи положительно известно, что сестра его, Малуша, была рабыней! Это видно, во-первых, из ее должности ключницы (в те времена – специально рабская должность), а во-вторых, из того, что ее сыну Владимиру много позже, когда он вел борьбу за престол, швыряли в лицо презрительную кличку «робичич» (старинное слово, означающее «сын рабыни»).
Естественно, возникает вопрос, мог ли брат рабыни быть в юности свободным человеком? Логичен ответ – нет. Что же говорят об этом источники?
Летопись о молодости Добрыни молчит. Зато былины сообщают о ней немало подробностей, которые превосходно согласуются с летописными сведениями о Малуше (которую, в свою очередь, не запомнила былина). Былина прекрасно знает, что Добрыне пришлось и самому изведать рабство! Знает, какую именно рабскую службу ему пришлось нести. Знает даже срок его рабства – целое десятилетие.
Вот отрывок из одной былины:
Да три года жил Добрынюшка да конюхом,
Да три года жил Добрынюшка придверничком,
Да три года жил Добрынюшка де ключником,
Ключником, Добрынюшка, замочником,
Золотой де казны да жил учетчиком…
Вот отрывок из другой:
Попробуем оценить, в какой мере эти сведения достоверны.
Золотая казна в X веке могла быть лишь княжеской, из чего следует, что рабскую службу Добрыня нес не где-нибудь, а при княжеском дворе. Это вполне гармонирует с тем, что Малуша была княжеской ключницей. Высшая ступень лестницы постепенного восхождения Добрыни-раба – ключник – в точности совпадает с летописной должностью Малуши, означавшей для нее рабство. (Это наводит на мысль, что и Малуша начинала не с ключницы, а с более низких ступеней, скажем, со свинарки или судомойки.)
Сама же эта лестница (конюх – привратник – чашник – ключник) производит вполне правдоподобное впечатление: каждая должность несколько выше, работа менее черная, но рабство все-таки остается. Академик Рыбаков комментирует ее так: «Придворная карьера брата ключницы Малуши могла действительно начинаться с таких низших ступеней»[9]9
9 Б. А. Рыбаков. Древняя Русь, с. 63.
[Закрыть]. И только на десятый год Добрыня получает коня, то есть свободу.
Сопоставление летописных и былинных сведений позволяет с достаточной надежностью определить, чьими рабами были Добрыня и Малуша и где проходила их долгая подневольная служба. Престол принадлежал тогда Святославу I (Святославу Игоревичу), и других князей на Руси в то время не было. А регентство при малолетнем Святославе (он родился в 940 году) принадлежало его матери, великой княгине Ольге. Именно Святослав стал отцом князя Владимира. То, что Малуша и Добрыня числились рабами либо Святослава, либо Ольги, никаких сомнений внушать не может.
Могла ли их придворная рабская служба проходить в Любече? Нет, это решительно невозможно: здесь Ольга держала воинов, могла держать узников, но в Любече не было ни золотой казны, ни придворных пиров, ни даже придворных конюшен. Ведь Любеч в те дни не был княжеской резиденцией (роскошный замок XI-XII веков был воздвигнут в иную эпоху как резиденция князя Черниговского).
Из того, что двое детей Малко Любечанина были рабами, историки делали резонный вывод, что и сам он также был рабом (и, как мы увидим далее, вывод этот справедлив). Где же он мог обитать в Любече? Как княжеский раб, Малко скорее всего должен жить в княжеском замке. Однако наука знает гораздо более серьезные соображения, исключающие и службу Малко в замке, и существование его дома в Любече.
Открытие Прозоровского. Дело в том, что выводу, будто Малко был рабом, противоречило, как ни странно, само его имя. Видный русский историк прошлого века Д. И. Прозоровский подметил, что Малко «по холопству, не мог быть любечанином, то есть человеком свободным, потому что он принадлежал бы своему господину как вещь, как имущество»[10]10
10 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери. – Записки Императорской Академии наук, т. V, кн. I. СПб., 1864, с. 20.
[Закрыть]. Действительно, летопись говорит о Малуше-ключнице, но не о Малуше Любечанке.
Итак, имя Малко Любечанина вроде бы указывает на то, что он свободный человек, а положение его детей свидетельствует, что он раб. Кто же он? И почему дети его оказались в долгом рабстве?
Тайна Малко Любечанина была раскрыта еще в 1864 году – Прозоровским. Тщательно исследовав личность Малко и судьбы его детей, ученый сумел установить, кто же он на самом деле. Одновременно он разгадал и то, кто такие на самом деле Добрыня и Малуша. И даже кто такой Владимир (что до Прозоровского казалось предельно ясным).
Свое открытие Прозоровский изложил в специальной статье (откуда и взята вышеприведенная цитата). В ней ученый сопоставил различные аспекты проблемы, которой занялся: государственно-правовые и семейные, ономастические (ономастикой называется наука об именах собственных) и юридические. И чем глубже он вникал в детали событий, описываемых летописями, тем больше находил неожиданных парадоксов и поводов для размышлений, тем отчетливее прояснялся единственно возможный вывод.
Аргументация Прозоровского отличалась не только многосторонностью, но и логикой. Не удивительно, что статья эта никогда и никем опровергнута не была. Более того, никто даже и не пытался всерьез опровергнуть его доводов и выводов. С этой аргументацией нам и предстоит сейчас познакомиться: для биографии Добрыни она представляет чрезвычайный интерес.
Наложница или жена? Повторю: отцом Владимира был Святослав i, князь Киевский. То есть государь великой державы. А матерью – рабыня Малуша. «Ну какие между людьми столь различного положения могли быть отношения?» – спрашивали себя историки. И единодушно приходили к выводу, что рабыня (вероятно, за свою привлекательность) была взята Святославом в наложницы.
Соответствовало ли это нравам эпохи? Вполне. Знать в языческую пору имела право держать целые гаремы и имела их. Правда, о гареме Святослава сведений в летописи нет, зато у его сына Владимира летопись отмечает гарем в 800 наложниц. Нововведением Владимира это не могло быть, и в том, что Святославу полагался гарем по рангу, сомневаться не приходится.
Если даже Малуша и не входила бы первоначально в гарем, князь тем не менее мог в любую минуту сделать любую рабыню своей наложницей. Так мог поступить еще в XIX веке каждый помещик со своей крепостной. А уж в X веке, да великий князь тем более. И если даже Малуша была рабыней не Святослава, а Ольги, у государя было достаточно власти, чтобы сделать своей наложницей и чужую рабыню. Поэтому дело казалось совершенно ясным. О браке государя с рабыней и речи быть не могло. А стало быть, Владимир – незаконный сын Святослава, бастард.
Так рассуждали историки до Прозоровского (в том числе и такие, как Карамзин или Соловьев). Но он усомнился в этих, казалось бы очевидных, выводах и оспорил их самым убедительным образом. Он доказал, что Малуша, вопреки общепринятому мнению историков, была законной женой Святослава, а Владимир – сыном от законного брака!
Прозоровский делает расчеты. Для своих доказательств Прозоровский привлек то, что можно назвать скрытой информацией летописи. Это не просто умение читать между строк. Это умение подмечать ряд вещей, которые придворный летописец по каким-либо причинам не считал удобным говорить прямо (а таких причин при феодальных дворах всегда найдется немало), но тем не менее вполне недвусмысленно упоминал косвенным образом.
Умение читать скрытую информацию летописи требует труда, таланта, аналитического дара. Но Прозоровский обладал редкостной наблюдательностью. Он не просто следовал канве литературного рассказа летописи, он умело сопоставлял то, что говорится в статье одного какого-либо года, с тем, что говорится в статье другого, отстоящей на многие десятилетия.
Так, он обратил внимание на то, что, несмотря на огромный гарем у самого Владимира, в многолетней усобице, разыгравшейся после его смерти, ни один сын Владимира от наложницы не участвует (и даже не упоминается летописью). Стало быть, различие прав княжеских детей от жен и от наложниц было в ту эпоху важной государственно-правовой нормой и строго соблюдалось как в теории, так и на практике. На земельных столах сидели при жизни Владимира его сыновья от разных жен – они имели княжеский ранг, считались принцами крови, потом боролись за престол. Сыновья же наложниц принцами крови не считались, никаких княжеских прав не имели и на подобные права не претендовали.
Из летописи известно, однако, что мать Святослава, Ольга, воспитывала Владимира вместе с двумя другими сыновьями Святослава (чья законность ни у кого сомнения не вызывала). А когда Святослав вскоре после смерти Ольги стал раздавать в 970 году сыновьям княжения, Владимир получил «земельный стол», как и братья. Хорошо известно также, что в языческие времена религиозные правила разрешали (тем более князьям) многоженство. Так действительно ли Владимир незаконный сын? Более того, мог ли Владимир быть бастардом? И могла ли его мать быть просто безродной рабыней? Прозоровский ответил на эту серию вопросов убедительным «нет». Он писал: «Из сыновей Владимира признаны князьями только происшедшие от его жен, а не от наложниц; если же Владимир самою Ольгою был признан князем, то его мать, хотя первоначально и была наложницей Святослава, но происходила из такого рода, который давал ей право быть княгинею и по которому она впоследствии признана женою Святослава, то есть она была княжною»[11]11
11 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 21.
[Закрыть].
Урожденная княжна Малуша! Великая княгиня всея Руси Малуша! Вот какие неожиданные и далеко идущие выводы следовали из аргумента о княжеском ранге Владимира. И рассуждение Прозоровского строго верно (за тем исключением, что Малуша могла и вообще не побывать в наложницах).
Вескость этого аргумента энергично поддержал еще современник Прозоровского академик И. И. Срезневский. Он писал: «Что Владимир был действительно сыном законным киевского князя, князем по рождению, это доказывает и одинаковая заботливость о нем и об остальных его братьях по отцу Ярополке и Олеге его бабки Ольги… и принятие его новгородцами, и равенство прав его с правами братьев, выразившееся в их междоусобии»[12]12
12 И. И. Срезневский. О Малуше, милостнице в. к. Ольги, матери к. Владимира. – Записки Императорской Академии наук, с. 33.
[Закрыть].
Статья Срезневского, откуда приведена мною цитата, посвящена, впрочем, не столько личности Малуши, сколько значению термина «милостница» (неверно понятого Прозоровским, о чем речь пойдет несколько позже) и его параллелям в других славянских языках. Поэтому многих сторон аргументации Прозоровского Срезневский не касался вовсе. Но, как видим, вывод о том, что Малуша была женой Святослава, а Владимир – законным сыном, Срезневский поддержал безоговорочно, подкрепив его новыми аргументами, отнюдь не филологическими, а историческими.
Приводимые Срезневским аргументы «покрывают» период времени от статьи 968 по статью 980 года и дополнительно подкрепляют простой и здравый вывод Прозоровского, что Владимир был сыном от законного брака Святослава с Малушей (вывод, основанный на летописных сведениях по статью 1036 года, т. е. того года, которым летопись завершает усобицу между сыновьями Владимира).
Регент княжества Новгородского. Ранг Владимира в детстве и в юности был далеко не единственным аргументом, побудившим Прозоровского усомниться в традиционном толковании положения Малуши. Особое внимание он обратил на положение Добрыни – и притом еще при жизни Святослава:
«Добрыня имел при Святославе большое значение и был способен править государственными делами; простолюдин, хотя бы и брат княжеской наложницы, не мог иметь такого места при Владимире, какое занял Добрыня, бывший фактически правителем Новгорода… положение Добрыни не показывает, чтобы Малуша была рабою купленною, иначе и Добрыня был бы не что другое, как холоп, и не мог бы пользоваться званием выше княжеского тиуна или конюха; но он, напротив того, был «муж», «боярин». И в той же связи Прозоровский отметил, что Добрыня «принадлежал к высшей аристократии» державы[13]13
13 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20.
[Закрыть].
Итак, фигура Добрыни также привлекла пристальное внимание Прозоровского. Высокое положение Добрыни при Святославе ученый оценил верно. Не только боярин. Но еще и фактический правитель Новгорода. То есть хозяин целого княжества (не города Новгорода, а всей Новгородской земли). И все это при том же Святославе, рабом которого (или Ольги) Добрыня был до того десять лет! Поистине феерическое превращение.
Этот важный этап жизни Добрыни можно назвать первым его новгородским периодом: с 970 по 972 год (год гибели Святослава) и с 972 по 977 год. Был и второй новгородский период – новгородское посадничество Добрыни, полученное им в 980 году после взятия Киева, но тогда Добрыня стал не только фактическим, но и юридическим правителем Новгорода, поэтому вышеприведенные замечания Прозоровского относятся именно к первому новгородскому периоду.
В 970 году отец послал Владимира княжить в Новгород – мальчиком лет десяти (по подсчетам Прозоровского, Владимир родился около 960 года, что вполне согласуется и с другими обстоятельствами его биографии). По малолетству Владимир ни в 970, ни в первые последующие годы не мог осуществлять реальной власти, за него должен был править регент. Из летописей известно, что вместе с Владимиром в Новгород в 970 году отправился и. Добрыня. Это надо, конечно, понимать так, что на деле в Новгород направился не мальчик Владимир с Добрыней, а, напротив, Добрыня с малолетним князем Владимиром. И все это недвусмысленно означает, что сам государь Святослав вручил в 970 году Добрыне регентство Новгородской земли.
Утверждая, что Добрыня принадлежал к высшей аристократии, Прозоровский был совершенно прав. Наместник, которому поручено управление целой землей державы, является не только боярином, но, как правило, одним из самых высокопоставленных бояр, ибо ему доверены прерогативы, уравнивающие его реальную власть с правами и властью земельного князя. Практически в начале 70-х годов любое решение, обнародованное от имени Владимира Новгородского, было решением Добрыни.
Реальные прерогативы Добрыни были при жизни Святослава уравнены с правами двух старших сыновей самого государя – Ярополка Полянского и Олега Древлянского. А сыновей-князей у Святослава было всего трое. Это означало, что в 970 году Добрыня как по могуществу, так и по рангу вошел в первую десятку высших государственных деятелей Русской державы. Это, несомненно, принадлежность именно к высшей аристократии всей державы, что для вчерашнего холопа, брата рабыни, само по себе чрезвычайно странно. Прозоровский прав: доверить подобное положение брату своей наложницы Святослав не мог. Но брату жены, своему шурину – мог.
Прав и Срезневский: принятие Владимира новгородцами показывает, что Малуша была женой Святослава[14]14
14 Между прочим, это разгадал еще в XVIII веке В. Н. Татищев. Он счел ее знатной славянкой, но не разгадал, кто она.
[Закрыть]. Но сверх этого принятие Владимира новгородцами показывает и высокий неоспоримый ранг его регента. С регентом (то есть полновластным хозяином княжества) из безродных вчерашних холопов, единственной опорой которого был бы подол сестры-наложницы, – новгородцы Владимира просто не приняли бы. Принятие ими Владимира опять-таки доказывает, что Добрыня был шурином Святослава. Иначе они потребовали бы другого регента. А до того вместе с Добрыней не приняли бы и Владимира.
Добрыня занял это положение еще при Святославе, но сохранил его и когда Святослава не стало. То, что Добрыня не был смещен Ярополком ни сразу после гибели Святослава, ни позже, показывает, что положение Добрыни было именно таково. Уже тогда Добрыня был перворазрядной фигурой общедержавного масштаба. Ярополк не мог из-за невероятно высоких привилегий Добрыни отказать ему в голосе при решении дел всей державы, не мог даже сместить его из Новгорода.
Понемногу фигура Добрыни начинает вырисовываться перед нами более отчетливо. Жестокие испытания его юности помогают объяснить, почему он снискал любовь былины, был окружен романтическим ореолом. А первый новгородский период открывает нам уже зрелого мужа, богатыря.
Он очень важен, первый новгородский период Добрыни, и для его биографии, и для русской истории в целом. Правя Новгородом в эти годы, он не только стал полновластным хозяином его оружия, но и завоевал там прочную народную любовь. Как показало будущее, новгородцы стояли за Добрыню и Владимира стеной!
Княжеский сын. Привилегии Добрыни в первый новгородский период имели, однако, значение не только для будущего (которого Прозоровский не разбирал), они бросали свет и на прошлое Добрыни. Чтобы иметь возможность занять положение столь высокое, здраво рассудил ученый, Добрыня должен был, сообразно понятиям X века, родиться княжеским сыном!
Действительно, по понятиям эпохи (и не только X века, но и всего средневековья), высокая родовитость была для правителей вещью немаловажной. Невероятно высокое положение Добрыни при Святославе – не только веский аргумент, указывающий на законный брак Святослава с сестрой Добрыни. Оно указывает, бесспорно, и на родовитость Добрыни, Малуши и их отца.
Действительно, если Малуша, чтобы стать княгиней, женой Святослава, должна была быть урожденной княжной, значит, и отец ее был вовсе не безвестный житель Любеча, а прирожденный князь, что отлично согласуется с загадкой стремительного возвышения Добрыни еще в 970 году и вполне способно ее объяснить.
Таким образом, парадоксы в положении Добрыни и Малуши указывали Прозоровскому не только на законный брак Святослава с Малушей, но сверх того еще и на династический брак! Святослав вступал в брак не с рабыней, не ронял своего княжеского достоинства, нет, он роднился с другой княжеской династией…
Если бы Прозоровский обратился к былинам (чего он вообще не делал), то обнаружил бы, что княжеское происхождение Добрыни также известно былине! Советская исследовательница былинного эпоса Т. Н. Кондратьева сжато формулирует социальное положение былинного Добрыни следующим образом: «Добрыня… в разных вариантах былин то боярин, то князь»[15]15
15 Т. Н. Кондратьева. Собственные имена в русском эпосе. Казань, 1967, с. 52.
[Закрыть]. Заметьте, князь.
Эти былинные сведения тем ценней, что люди, слагавшие и исполнявшие былины, не могли почерпнуть их из летописей (в летописях Добрыня нигде князем не назван). Притом княжеское звание – не эпическая условность, подобающая каждому былинному богатырю (скорей, наоборот). Оно относится в былине именно к личности Добрыни. Таким образом, независимый источник былины, не использованный Прозоровским, подтверждает его вывод о княжеском происхождении Добрыни.
Былина знает, что Добрыня – князь. Но, значит, и отец его был князем – то есть в былине наличествует та же логика, которую обнаружил относительно Малуши в летописях Прозоровский.
Два вида рабства. Перед Прозоровским возник вопрос: если Малуша княжна, то как она попала в рабство? А в рабынях она, несомненно, побывала. «Несмотря на такое значение этой фамилии, Малуша, по отзыву Рогнеды, была раба»[16]16
16 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20.
[Закрыть], – писал ученый. (Рогнеда – дочь князя Полоцкого, к которой в 980 году сватались одновременно Владимир и Ярополк. Рогнеда отказала Владимиру именно под предлогом, что он сын рабыни.) То, что Добрыня в былинах князь, изведавший в юности долгое рабство, вызывает тот же вопрос: как княжич Добрыня попал в рабство?
Но и без обращения к былинам наблюдений Прозоровского над странностями некоторых летописных сведений было предостаточно. Перед ним было таинственное княжеское семейство, каким-то образом побывавшее в рабстве. Как это совместить с их высоким рангом? Как рабство не помешало им снова возвыситься?
Прозоровский сумел не только обнаружить противоречивое положение Малуши и ее родичей, но и найти ему объяснение. Отвечая на возникающие вопросы, он специально остановился на наличии в ту эпоху принципиально различных видов рабства:
«Рабство было двух родов: одно происходило из права юридического и делилось на три вида холопства… Другое – по праву войны, и к рабам сего рода относились пленники, из которых лучшие поступали во владение князя. Обстоятельства, которыми обставлена история Малкова семейства, показывают, что Малуша не была рабою по праву юридическому, следовательно, она была рабою по праву войны»[17]17
17 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20.
[Закрыть].
