Текст книги "Семь пятниц на неделе"

Автор книги: Анатолий Ремнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Доводы Али: металлоискатель – это на самом деле Объект 1 энтропов, некий портал для перемещений (каких перемещений, не было сказано). Никто не знает, где или когда окажешься, войдя в него. Страж – боевая система энтропов, поставленная ими для охраны входа в Объект 1. Эта система не подчиняется никому, даже никому из ино. Как она выглядит, тоже никто не знает. И ни в коем случае не надо задавать главный вопрос: кто такие энтропы… Ну, точно, сказки на ночь! Прогуливался некто в подвале МГУ, ему же неинтересно где-нибудь в парке, с девушкой, увидел металлоискатель, вернее, Объект 1, захотел посмотреть, что это, а тут Страж, скажем, в виде дубины: куда, сучья немочь?! Стоять! А тот ему: какая красивая дубина! Иди ко мне! Та и пошла… соскучилась по ласке… они обнялись и вошли в Объект.

Итого, в сухом остатке: надо найти Стража Объекта 1 и вернуть его на место. Но без Объекта 2, спрятанного где-то в зоне Шпиля МГУ, на самом верху, этого не сделать никак. Так, значит, надо еще и в Объект 2 проникнуть. Да еще найти его. А там что? Там пульт управления. Управления чем? Нет информации. Тьфу на вас всех! Ренату разрешено почти всё (все приемы, кроме стрельбы боевыми патронами). Короче, суперменствуй, Ренатик. Твои галактические часы помогут тебе во всем.

Бревном бы вас… по черепушкам вашим пустым.

Ну что же, тогда все по порядку. Для начала – синяя капсула…

…Ирен взяла меня за руку, в которой лежала капсула.

– Что это такое? – спросила она, с любопытством ее рассматривая.

От близости ее губ и всего остального, столь любимого, я начал потихонечку впадать в состояние эйфории. В такое состояние впадаешь, когда тебя стригут в парикмахерской. Женщина – а это должна быть обязательно женщина – возится с волосами, подходит к тебе то справа, то слева, задевает бедрами, ее руки постоянно соприкасаются с твоими волосами, и поневоле ее теплая аура передается тебе и ты успокаиваешься… было все никак – а стало пофигу.

Я сжал ладонь.

– Прописали! Нужно это выпить! А ты потом поцелуешь бедного и несчастного?

Ирен тихо засмеялась. Только она одна в целом мире могла вот так тихо смеяться. Она уже начинала ворошить мои волосы. Это значит… Но ее дочка продолжала играть в прихожей блока.

Я не мог от этого расслабиться.

– Давай, пей! – шепнула Ирен мне на ушко.

Я закинул в себя капсулу, запил водой.

…и ощутил на губах страстный, обжигающий тело и душу поцелуй Ирен.

ПЯТНИЦА ПЕРВАЯ

Любовь

…когда я впервые увидел ее в коридоре 9-го этажа корпуса Г, мне показалось, что до этого момента я не жил, а так, поживал в полсилы. Мы обменялись с ней ничего не значащими словами приветствия и с тех пор здоровались.

Ее блок находился прямо напротив пульта дежурного по этажу.

Вечерами она появлялась нечасто, в основном либо сидела в блоке, либо пропадала в городе.

По ночам она брала подушку и шла, обнимая ее, мимо большой кухни в чей-то блок. Довольно скоро я понял, в чей, и стал ее про себя ревновать.

Ну как было не ревновать ее к этому серому и невзрачному типу, худосочному костлявому «рыцарю» наглого ордена, ведь он ходил с таким видом, будто делает ей одолжение своим вниманием. Женщины, насколько я успел понять, не умеют влюбляться в правильных ребят… ох не умеют, или не хотят уметь. Частенько их тянет вот к таким напыщенным персонажикам, которые считают, что они пуп земли, и все вокруг – для них. Одним словом, по моему мнению, он был никем и ничем, он был недостоин ее.

А девушку звали Ирина, и это имя мгновенно околдовало меня.

Все, что было в жизни до нее, отошло на второй план. Словно и не было самой жизни.

Мне стало интересно все, что связано с этой девушкой. Я хотел видеть ее все чаще. Я уже мечтал о ней, но чистой и красивой мечтой стремительно влюбляющегося мужчины.

Но всему мешал он, бесчувственный обладатель ее тела – бесчувственный холодный рыцаришко в старомодном костюме – явно третий лишний. Конечно, он и не подозревал, что есть еще кто-то, претендующий на его девушку.

Я начинал закипать от одной только мысли, что Моя (я уже так считал!) Ирен ходила к нему по ночам. Что Моя Ирен отдавалась этому недоноску на подушке, которую сама же и приносила с собой. Неужели она не замечает, что он всего лишь пользуется ее телом?

Думать об этом было больно. Представлять, как он овладевает Моей Ирен на этой злополучной подушке – и вовсе выше сил.

Замечала ли она меня?

В тот момент я и не задумывался, чего мне хочется от этой девушки. Я просто жаждал общения с нею. Хотелось гулять с ней по ночному зимнему саду, разговаривать об интересных вещах, и чтобы обязательно мой голос был уверенным, взгляд ясным, и самое главное – чтобы я был самим собой…

Совершенно не представлял себе, о чем можно было бы поговорить с такой красавицей, неуверенность была у меня в крови.

Эта девушка излучала тайну, которую мне очень хотелось разгадать.

Я не спал ночами, представляя, как она ходит по своей комнатке в блоке, освещая эту комнатку и все, что в ней есть, своей красотой. Мне обязательно нужно было узнать, как благоухают ее длинные темные волосы. Я вспоминал ее сладкий, с неведомым акцентом, голос и затыкал уши, чтобы не слышать ничего другого вокруг.

Все остальное было пылью – по сравнению с ее темными, зовущими глазами, с их загадочным блеском…

Я стал их рабом. Я готов был на любые безумства ради этих глаз.

Ночами, сидя за пультом, в тишине этажа, я с надеждой вслушивался: не раздастся ли ее смех за дверью или просто хотя бы ее голос? Не выйдет ли она, поставить чайник на кухне? Не обратится ли с какой-нибудь просьбой ко мне?

Иногда такое случалось, и я ловил себя на мысли, что похож на собачонку, которую удостоил вниманием и погладил горячо любимый хозяин.

Я смотрел на нее во все глаза, а она в смущении отводила взгляд…

Видимо, она как-то раз заметила мое состояние… затем были первые разговоры в коридоре, первые ее приходы ко мне за пульт дежурного, за полночь, чтобы просто пообщаться… и было приглашение как-то попить чайку в ее блоке, это уже я предложил, когда моя мама прислала мне вкусный, собственноручно приготовленный ею торт из Чебоксар… и неторопливые беседы, обмен мнениями, во время которых я был счастливейшим человеком на земле… и как с течением времени, после каждой новой встречи, ее глаза все больше улыбались мне, в них становилось все больше тепла… и, как всегда и бывает в молодости, в один неопределенный момент я перестал быть для нее просто другом и собеседником… наши души стали родными…

А затем и тела.

…Ренат в белой сорочке и темных брюках. В ее комнате интимный красноватый полумрак. Она не может более сопротивляться своим желаниям.

В полумраке, созданном ею сегодня с одной целью, Ренат – высокий, худощавый мужчина с завораживающим голосом. И на самом деле он точно такой же. Он бесконечно терпелив. Сейчас читает ей какие-то стихи, вроде бы, свои собственные.

Красный интимный полумрак от обычной настольной лампы, накрытой красным пледом. Все ее чувства направлены на него. Она даже не совсем прислушивается к тем словам, что он произносит. Слова не имеют никакого значения. Главное – что он здесь, с ней.

Неужели он не понимает такого явного, кричащего знака – интимного красного полумрака!?

Она полулежит перед ним. От волнения ему кажется, что в комнате жарко. Едва початая бутылка шампанского. Шоколадка. И стихи собственного сочинения.

О чем они говорят?

Да разве имеет это какое-либо значение?

Она же сама пригласила его посидеть за чашкой ночного чая, никто ее за язык не тянул. От такого приглашения он слегка обалдел. Даже забыл о том, что он на дежурстве.

К чертям собачьим дежурство!

Такое приглашение, от такой девушки, бывает раз в жизни!

Кто сегодня ответственный дежурный по корпусу? А! Галина Ивановна! Она и с места не сдвинется. Ей лишний раз ходить тяжело – у бедняги ноги больные.

После полуночи он, закрыв все кухни и дрожа от возбуждения, прокрался в ее блок…

– Ты не замерзла? – говорит он, взяв в руки ее ступню. – Хочешь, я помассирую твою ножку?

– Давай! – с готовностью соглашается она.

Много слов и не нужно.

Его прикосновения к пяткам ног страшно возбуждают. Сколько уже ее не касался ни один мужчина? Кажется, что целую вечность. Месяца два. Ну да, это и есть вечность… как, однако, он старается. Какой молодец.

Его теплая ладонь уже гладит ее икры. Внизу живота зарождается и начинает подниматься вверх приятная, тягучая волна. Сердце стучит все быстрее.

Она не возражает против его рук. Не сопротивляется. В это нелегко поверить. Она так красива, и он явно ей не пара… комплекс, идущий еще со школы, из глубины отрочества. Он никогда не считал себя даже симпатичным.

Его руки уже на ее бедрах. Как же он терпелив! Он не набрасывается на нее, как зверь, и это то, что нужно… О! Какой-то момент она явно пропустила, и вот он уже осторожно и не спеша снимает с нее трусики, приподняв юбку. Она боится сделать лишнее, неосторожное движение, которое может спугнуть его… так, очень аккуратно, очень… она слегка приподнимает бедра…

Она не сразу понимает, отчего внизу живота становится так жарко и приятно. Волна сладости начинает приближаться с бешеной скоростью. Сердце готово выпрыгнуть из груди.

Какой же он молодец…

Она запрокидывает свое прекрасное лицо и из ее губ прорываются сдержанные стоны. Он ласкает ее как мужчина, от всей души влюбленный и которому отвечают взаимностью. Его руки прорываются к ее груди, нежно теребят и сжимают отвердевшие от безумной страсти соски…

Какой же он молодец!

Она гладит его волосы, и он принимает эту ласку как признание ему в любви, как высшее доверие женщины мужчине. Ее бедра начинают непроизвольно подрагивать, и он понимает, что она хочет, чтобы он вошел в нее, вошел немедленно, вошел со всей страстью, на какую способен…

И он делает это.

Их дыхание соединяется, он ощущает ее прекрасные сладкие губы на своих губах, и их сладость моментально пьянит. Несмотря на то, что сорочка еще на нем, он входит в нее…

Забыв обо всем.

Один бесконечный сладкий миг…

…когда не осталось ничего, кроме беззвучно взорвавшейся вселенной, разлетевшейся на миллионы разноцветных осколков; ничего, кроме изумленного осознания свершившегося; ничего, кроме бесконечной благодарности жизни за эти мгновения…

Ничего, кроме любви к женщине.

Такого блаженства она не испытывала уже давно. Она чувствовала, с каким трепетом он все делает и понимала, что он любит ее, любит сильно, как любят только в молодости, безоглядно, забывая про все вокруг…

Она понимала, что они еще не знают друг друга и он вряд ли дождется ее кульминации. Да это было бы просто нереально после всех треволнений вечера.

Какой же он молодец!!!

…Они лежали рядом, запивая свою свершившуюся любовь теплым шампанским, еще не веря до конца в то, что уже произошло между ними. Болтали вполголоса ни о чем. Маленькая дочка спала в своей кроватке, смешно раскинув в стороны ручки.

Было глубоко за полночь.

– Я люблю тебя, Моя Ирен! – шептали его губы.

– А я тебя, мой Рен! – шептали ее в ответ.

Их глаза встречались в полутьме блока и обжигали огнем любви.

Тьма вокруг благословляла и охраняла их любовь. Окружающее мироздание, казалось, в очередной раз застыло в благоговении перед силой человеческих чувств.

Они не могли оторваться друг от друга.

Долго-долго. Целую вечность.

И когда он в мертвой тишине сонного этажа выскользнул из ее блока, и приблизился к пульту дежурного по этажу, и закурил сигарету, не боясь ни черта, ни дежурного по корпусу – он обнаружил, что настольная лампа включена, телефон на месте, и вокруг никого. Одним словом, полный порядок.

Спасибо вам, дорогие товарищи аспиранты, что не выдали.

Кажется, что вся Вселенная спит, до того тихо. Тихо на Марсе. Тихо и беззвучно перемещаются субстанции на кольцах Сатурна. Мертвенная и холодная тишина на Плутоне…

И все предметы вокруг тебя спят. Стены – и те заснули.

Но может ли он заснуть, когда на дрожащих от воспоминаний губах еще остался ее аромат?

Наедине с Вечностью

Сигаретный дым тихо поднимается вверх, к потолку. Вокруг тишина уходящей ночи. Заснуть после любимой девушки – нереально. Остается просто курить прямо на диване, за пультом дежурного и тупо смотреть в одну точку, бесконечно прокручивая в воспоминаниях отрывки их любви.

Глубокая ночь бодрствует сама по себе. Она легка и ненавязчива. Она предлагает тебе побыть с ней и пообщаться на разные темы. Ну что же, неплохое предложение.

Теперь он знает, что его Ирен – только его.

И Морфей, как не пытается, ничего поделать не может. Спать не хочется совершенно.

Тишина начинает проникать отовсюду.

…Ты на огромном, древнем кожаном диване, Ренат, навсегда впитавшем в себя острые запахи советской эпохи тирана. Ты эту эпоху не помнишь. Интересно, ведь кто только не сидел на этом диване за столько лет! Сотни, тысячи задниц! Он весь поистерся от этих задниц…

Тебе не спится, Ренат, и ты все думаешь, думаешь при этой пронзительной тишине.

Что тебе лезет в голову в такой час?

О! Неужели ты думаешь обо мне?

…простите, но кто вы? С кем имею честь?

Вечность, конечно, кто же еще! Ведь это обо мне ты думаешь по ночам?

Свет в холле погашен, где-то обиженно гудит трансформатор, и только настольная лампа дежурного слабенько светится во тьме ночи.

Кухни закрыты, и на время ты можешь отдохнуть от этих вездесущих запахов с них.

Вечность?..

А что такое Вечность?

Часы громко тикают в ночной тиши. Чертовы статисты… как же они надоели.

Не пообщаться ли нам, Ренат, вот сейчас, пока никто не мешает?

Потом может не хватить Времени, да и желания тоже.

Как же я обожаю это тиканье, Ренат, ты бы знал. Оно говорит о том, что твое сердце отсчитывает секунды – для меня… но и это временно… останови сердце, и наступит гармония со мной: ты прекратишь двигаться во времени, и успокоишься во мне.

В Вечности. Посмотри на меня, Ренат. Посмотри внимательно.

Я – везде и во всем.

Ты везде, лениво соглашается Ренат. Ты в каждом атоме воздуха. Ты в каждой секунде моей жизни, ты и назначаешь эти секунды, ты их отсчитываешь… тик-так, тик-так… и так до бесконечности.

Любит – не любит. Было – не было.

Было!

Да какая разница!

Какое мне до тебя дело, вечность, старая ты кляча, если меня полюбила такая девушка!..ступай, иди, убирайся… давай поговорим лет этак через сорок, а?

…из темных уголков холла раздается снисходительный, издевательский, холодный смешок…

Ну ладно. Поменяй позу, вытяни ноги, спокойно кури прямо за пультом, несмотря на строжайшие запреты. Кто придет с проверкой в такой час? Никто. Все спят.

В тишине ночного холла, борясь с упорным и начинающим брать верх Морфеем, ты все-таки осознаешь, насколько Вечность сильнее тебя и насколько ты ей безразличен. Она совсем чужая, она – нечто потустороннее и неприемлемое для нормального человеческого разума.

Где ты, в каком уголке огромного бескрайнего леса, под какой травинкой?

Мог бы ты, к примеру, находясь в городе, услышать, как где-то в лесу за сто километров тебя пытается «докричаться» муравей? Так и ты для нее.

Ты для нее Ничто.

И твоя любовь для нее – меньше чем ничто.

…Это так, Ренат, это так. Я видела такое… чуть не сказала – в своей жизни…

Она существовала еще до нынешней Вселенной, и будет существовать после нее. Ее слепили взрывы сверхновых и целых скоплений метагалактик, а ты хочешь, чтобы она услышала тебя, ничтожного…

Как же тиха и нежна эта апрельская ночь…

Ночью ты слышишь любой шорох, он становится громче. И ты вздрагиваешь, потому что вокруг тихо. Где-то издаст запоздалый стон металлическая деталь в лифтовом колодце. Лифт, забытый на каком-то из этажей, закрылся и пытается немного вздремнуть, и его сонное гудение убаюкивает.

Даже предметы, что молчаливо сопереживают тебе в этот час откровения, и те выглядят ночью особенно.

Старый желтый телефон с диском затих и кажется, что он спит. Но он подобен бомбе, которая может взорваться в любой миг – раздастся звонок. Да, часто звонят и по ночам. Страна большая, часовых поясов много, и люди живут, приехавшие из разных уголков этой большой страны.

Настольная лампа, привычная ночная труженица, согнув шею, светит ровно и ни о чем не думая.

Видимо, кто-то свыше прочитал твои мысли и создал непреодолимое поле вокруг тебя. Чтобы никто и ничто не смогли нарушить покой этой ночи.

Что такое любовь по сравнению с Вечностью? Такой безумно огромной, придуманной и сотворенной Чем-то, непомерной и холодной как вакуум?

Она терпеливо опекает саму Вселенную и миллиарды галактик, раскиданных в мрачной пустой бесконечности, а ты тут лезешь со своими нелепыми мыслями о любви и о том, что ты – будущий покоритель этой Вселенной и ее миров…

Ты сначала в своем мире научись жить. Попробуй начать с себя.

Уходящие мгновения ночи больше не возвратятся. Каждая ночь дежурства по-своему неповторима. Только лампа и телефон это знают…

А вот и Морфей…

Ты уже засыпаешь, и знаешь, что такие же, как ты – простые живые люди – спят в других местах, в других корпусах и блоках Главного здания, спят с надеждами на будущее и на лучшую жизнь.

А еще ты улыбаешься и вспоминаешь в сотый раз Свою Ирен, которая давно заснула в двух шагах от тебя с такой же улыбкой на устах. И знаешь, что увидишь ее завтра, и вновь скажешь ей о своей любви.

Сколько еще их будет, таких ночей, но не все ты запомнишь как эту – первую тихую и нежную ночь Любви и Радости…

И то, что Вечность неизбежно и беспардонно заявится, накроет своей тушей все и всех, без разбора, без суда и следствия, тебя не волнует в этот час.

Твоя Ирен уже с тобой на те мгновения жизни, что выпадут для вас двоих, не так ли?

Так, и не раздумывай долго, глупец.

…посылай в жопу Вечность и проживи эти мгновения.

16 часов 40 минут нормального московского времени.

Заходим с Ирен в центральную зону А, со стороны так называемого входа в ДК.

Громадина здания нависает над нами, но размеры остаются обманчивыми. Оно не кажется слишком высоким. Как ни странно, издалека создается совершенно другое впечатление – оттуда оно величественное и монументальное.

Движемся в оживленном людском потоке, в шуршании сотен сапог и полуботинок.

Отдаю честь знакомому дежурному милиционеру, ему это нравится. Еще больше ему нравится, как выглядит Ирен. Мы с ней производим правильное впечатление: влюбленная парочка, безобидная и милая. Да, так оно и есть.

Проходим.

Приглядываюсь к Ирен. Она совершенно в своей стихии. Это означает: минимум макияжа, но максимум незаметного, сводящего с ума обольщения. Она способна выражать мысли взглядом. Но что-то с ней не так – пока не могу понять, что именно.

…То, что я взял ее с собой, казалось мне правильным. Решил предложить девушке своеобразное развлечение. Хоть в этом не лукавил. На самом деле она мне отчаянно была нужна как отвлекающая сила. Либо она, либо кто-то другой. Я понимал, что идти одному – нельзя.

– Послушай, хочу взять тебя с собой… не спрашивай – куда. Тебе понравится! Ты еще там не была…

– И где же это я не была? – сказала она нараспев, хитро на меня глянув. – А? О! Я знаю, чего ты хочешь…

– Чего же?

– Ты хочешь меня завести куда-нибудь, и там!..

– Что там? – улыбнулся я.

– И там воспользоваться… моей слабостью! – подчеркнула она, кивая утвердительно головой.

– А зачем заводить тебя куда-то? – тут же зарычал кровожадный тигр. – Я могу прямо сейчас воспользоваться твоей слабостью, женщина!..

То, что она согласилась – значительно облегчило мою задачу. Когда ты с кем-то, и тем более с девушкой, к тебе меньше вопросов. Да и адреналина в кровь не мешает добавить…

Ирен ведет себя совершенно естественно, но что-то все равно не так.

Мой взгляд скользит по ее телу, сверху вниз и обратно. На ней обычные джинсы, короткая куртка, боевой раскрас на лице ограничивается чувственного коричневого цвета помадой на губах. Волосы – в тугом хвосте. Во взгляде играют бесинки и смешинки. Но только в глазах. Если на эти глаза не обращать внимания (что невероятно трудно), то будет полная иллюзия, что моя девушка источает почти ледяное спокойствие!

Пытаюсь припомнить, доводилось ли мне уже видеть такую Ирен?

Кажется, нет, не доводилось. Сколько мы знакомы? Месяца два. По нашей жизни уже прилично. Но такой свою девушку я еще не видел – ее плющит сама ситуация, когда ты движешься в неизвестное.

Она меня немного отвлекла, разглядывая на ходу моих Близнецов, и я упустил момент приближения к лифтам, пока не оказался прямо в ожидающей толпе.

В огромном пространстве зала многолюдно, и это успокаивает, потому что мы привыкли к людскому муравейнику и с трудом переносим кратковременные приступы одиночества.

Разнородная масса «вечерников» заполнила все. Эта масса колышется как вода в затоне. Категория студентов, которым нечего делать по вечерам, вот они и шляются по мраморным залам Главного здания, не замечая его красот. Кроме того, они всячески отвлекают преподавателей от нормальной личной жизни, занимаясь занудством и задавая глупые вопросы. Эта бродячая бесформенная масса раздражает, и более ничего.

Они еще умудряются учиться и получать знания.

По сравнению с ними так называемые «заочники» – просто ходячие прелести. Они сродни «мертвым душам», только лишь появляются чаще. И досаждают они меньше, но и знаний получают не так много, как должен получать специалист своего дела.

…Лифты здесь большие, скоростные, их сразу много, но движутся они по-разному. Часть доставляют людей примерно до 15-го уровня, с пересадками, а часть без пересадок сразу на самый верх – этажа до 22-го.

Наконец, мы смогли уместиться в одном из таких скоростных лифтов.

Перед тем как зайти со мной в кабину, Ирен сильно сжимает мне руку, в то же время, не отрывая взгляда от закрытых пока створок дверей. Что это с ней? Смотрю на нее, улыбаюсь, хотя сам немножко встревожен этим ее нервным рукопожатием…

В лифте Ирен улыбается, но улыбкой напряженной. Для нее это – прогулка в неизвестное. Ей бы и в голову не пришло затеять такое мероприятие, как она выразилась. Она не представляет реальной цели прогулки, ну и хорошо, я не стал ей ничего объяснять.

Да и что я мог сказать, когда сам не знаю, что мы там увидим, и как сложится ситуация? Пусть уж будет по мере возможности спокойна и беззаботна. И я постараюсь быть таким же. Я уверенно веду свою любимую, так сказать, по старым тропам. Но в одном я точно уверен – это не смертельный риск, и потому моя совесть чиста.

Она неотрывно смотрит мне в глаза, как будто боясь даже на миг глянуть в сторону.

В лифте все молчат. Кто-то слушает кассетный плеер. Мы с Ирен почти не обращаем ни на кого внимания, так как стоим рядом, и нас уже начинает бодрить адреналиновый выброс в кровь. Тесно так, что все прелести тела Ирен оказываются прижатыми к моему телу. Она, понимая это, улыбается глазами. Мне так хорошо, что я стараюсь изо всех сил, чтобы тоже не начать улыбаться во весь рот. Мне начинает казаться, что мы едем очень уж долго, и что стены лифта вдруг… покрылись рябью, изукрасились красными прожилками, нетерпеливо вздохнули – как огромные внутренности… Твою дивизию! Святые вены всех святых!

Да он же живой!

Инстинктивно дергаюсь, пытаясь отодвинуться подальше от стен-внутренностей. Не заметил ли этого еще кто-то из пассажиров?

И вдруг замечаю, что Ирен смотрит на меня с таким пониманием и спокойствием, так крепко сжимает мою ладонь, что лифт – живой организм, во внутренностях которого мы находимся сейчас, и который еще мгновение назад раздумывал, не сглотнуть ли нас всех одним махом – этот лифт медленно выдыхает, прожилки исчезают, и двери открываются…

Ирен все сжимает мне руку. Ее теплое, странно крепкое рукопожатие возвращает к реальности. Теперь она стоит с закрытыми глазами. Боги небесные, что это было?!

Большинство людей едут невысоко, до 8-го или до 16-го, на этих этажах они пересаживаются и следуют дальше по своим делам. Нам с ними не по пути.

Нам на самый верх.

Наваждение из лифта еще действует на меня, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выбежать вслед за людьми. Спокойно… ничего страшного не случилось…

Я не добирался еще ни разу на общественном лифте выше 30-го этажа. Просто не приходило в голову, да и для чего, там же все равно все закрыто.

Чуть ниже 30-го этажа располагался Музей землеведения или просто земли, как его называли. Сейчас это несколько законсервированных этажей. Но над ними есть одно заведение, куда можно добраться, только зная код замка в особом, маленьком лифте. Я наведываюсь туда постоянно вот уже в течение двух последних лет. Меня там знают, я там постоянный и родной для всех.

Над бывшим музеем, превратившимся в пустое и закрытое кладбище каменных экспонатов, благодаря запутанным лифтовым и коридорным сообщениям, а еще больше благодаря коррупции, прекрасно функционирует знаменитый антипартийный бар «Семь пятниц на неделе».