Текст книги "Молитва Идиотов (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Лицо, как я и предполагал, было мне знакомым. И я тихо вздохнул, но уже без горечи: чудом спасенный повешенный не будет горевать о порванной веревке и царапине на шее из-за того, что веревка не была как следует намылена.

Сергей Богатырев – вот было официальное «клеймо» моей новой шкуры.

Сергей был единственным сыном бывшего старшего егеря охотничьего хозяйства «Медвежий лог».

Несколько лет назад егерь утонул по пьянке и добротный дом, налаженное хозяйство, пара тракторов и приличный, уже приватизированный, участок земли и неугодий (так записали в акте, а на деле же это был один из лучших участков сенокоса в округе) все это перешло по наследству к его непутевому сыну.

Вот, из-за этой земли, которая примыкала к нашей и укорачивала длину нашего участка, по сравнению с соседскими, я когда-то и поручил своим юристам составить на Богатырева подробное досье.

Но дело с покупкой участка бывшего егеря у нас тогда сорвалось, ибо моя законопослушная женушка никогда не вступала в противоречие с буквой закона.

Оказалось, что непутевому Сергею Богатыреву : лентяю и пьянице, но с претензиями и сварливым характером, уже, еще при жизни отца, пару раз «светил» срок, но, щедро «подмазанные» старшим егерем, местные врачи поставили его чаду диагноз: «слабо выраженная шизофрения», что и было официально зафиксировано в документах.

– Ты что хочешь, чтобы мы вложили деньги в обустройство участка, а у нас его потом отобрали бы какие-нибудь горластые родственники Богатыревых?! – стращала меня моя глазастая.

Тогда доводы Нины меня мало убедили, ибо я знал силу денег, но, не желая перечить жене, я уступил.

Я еще раз взглянул на свое отражение лица в стеклах бинокля и, брезгливо морщась, внимательно, как покупатель, который «враялся», но не может аннулировать покупку, осмотрел и все тело, благо из одежды на мне был лишь один бинокль в руке.

Внешним осмотром смертельных недугов я у себя, слава богу, не обнаружил.

Чесотка, вши и перхоть (где было бедному пьянице взять деньги на чудо-шампуни), конечно же, не джентльменский набор, да и ссадины и раны на теле не украшение рыцаря, ибо заработаны они были в основном по пьянке, когда «сердобольные» собутыльники помогали своему сварливому товарищу «почесать» когда руки, когда ноги, а чаще всего, морду – лицо об матушку – землю.

Я облегченно вздохнул: «Все это легко поправимо: были бы деньги. Деньги?!» – озабоченно почесал я, уже успокоившееся было, тело.

Дорогу к своему новому дому я знал и, как Тарзан, нагишом, и, прикрываясь биноклем, как фиговым листком, обречено направился легкой трусцой в лесную чащу.

Не райские это были кущи, скажу я вам, для босоногого человека, чьи конечности – быстро мы к хорошему привыкаем уже попривыкли к кожаной обуви ручной работы.

Но я не скулил, ибо рядом не было моей сердобольной, которая бы меня согрела и пожалела.

«А вот и моя обитель!» – обрадовался я концу своих блужданий по лесу. Но радоваться, сказать по правде, было не чему.

Некогда добротный не дом, а домище, напоминал теперь скорее медвежью берлогу.

Со двора и с дома, как я чуть попозже убедился, все что можно было снять, было снято и продано. Теперь уже шла заключительная фаза хозяйствования: подчистка территории, о чем свидетельствовала ручная тележка, нагруженная металлоломом и одиноко стоявшая посреди пустынного двора.

С полчаса я походил по дому, по двору.

«Боже, где мне спать?! Боже, что мне есть?!» почувствовал я себя снова человеком.

От царившего вокруг запустения у меня закружилась голова, и опустились руки, но бурчащий, пустой, а значит, и голодный желудок не дал нам всем умереть и взял командование на себя.

и покатилась, нагруженная всякими железяками, тележка к ближайшему пункту приема «чермета», всего-то за каких-то пару километров от лесной сторожки.

Пришлось попотеть и я не раз вытирал взмокревший лоб длинными рукавами егеровского пиджака. Слава богу, одежды от старшего егеря осталось много: хоть завались. Но мой предшественник, его сынок, то ли побрезговал папашкиными шмотками, то ли был «модник» и не мог носить одежду на пару размеров больше.

Я же такому обширному гардеробу искренне обрадовался: наконец-то нашлись чистые трусы. ( Большие конечно, но семейные трусы все такие: ниже колен.) А брюки, рубашку и пиджак можно подвернуть и закатить. В туфли же я обулся, предварительно одев на ноги по три носка, и они мне оказались в самыи раз. Так что слава «секонд хенду», подрубившего на корню некогда бойкую торговлю наших «блошинных» рынков.

Поздно вечером, я с трудом притащил ноги домой и свою кормилицу тележку, на дне которой лежал огромный пакет набитый дешевой, но калорийной и «полезной» пищей. Но, наевшись до отвала и хорошо выспавшись в поеденном мышами, но все также теплом спальном мешке, я проснулся утром бодрым и молодым.

– Насколько молодым? – было мне интересно, и я принялся искать «свои» документы.

(У же раскрутившись и имея весьма весомый ежегодный стабильный доход, я для солидности и имиджу купил себе пару престижных дипломов о высшем образовании. Много кое-чего было у меня в той жизни.)

Сергей Богатырев тоже оказался не лыком шитый, ибо, на что я первое наткнулся: это было его водительское удостоверение с ... открытыми всеми категориями. «Это ж, сколько кабанов и лосей поплатились жизнью за эти «корочки»? – присвистнул я удивленно.

А когда я нашел остальные документы, то обрадовался двум вещам: во-первых, тому, что мне всего на всего двадцать один год (я был моложе от себя прежнего на девять, а от Нины на шесть лет), а, во-вторых, техпаспорту на украинский «народный»[2] автомобиль «запорожец», ибо у меня была слабая надежда, что это наследство еще Серегой не пропито, о чем свидетельствовала запертая гаражная дверь, что моя зрительная память отметила еще вчера вечером.

Гараж для «запорожца» у бывшего старшего егеря был прочнее и надежнее, чем у меня для наших с Ниной не дешевых иномарок, заключил я после внимательного осмотра. «Не гараж, а дзот! – после тщетных попыток проникнуть внутрь с досадой подумал я. – Не удивительно, что этот орешек для ретивого наследника оказался не по зубам».

«Без родного ключа с этими воротами делать не чего», решил я немного поостыв. И оставив все на потом, отправился нагружать тележку очередной порцией металлолома.

Потом пришло через неделю, когда кончились запасы металла. На этот раз ключ я нашел быстро: психологически войдя в образ старшего егеря.

К моей радости «запорожец», хотя и покрытый в палец пылью, оказался на месте и в рабочем состоянии, но бензобак был сух и пуст.

Автомобиль был последнее «мое родовое» достояние, которое я мог продать и я, преодолевши соблазн, решил все же остановиться у последней черты и попытаться эти деньги заработать.

Благо, за неделю самолечения с минимум лекарственных средств (мой желудок не желал тратить деньги, зарабатываемые таким тяжелым трудом, на «косметику»), я достиг заметного прогресса и уже мог показаться на людях.

Вот только за вшей, которые к тому же оказались лобковыми, пришлось все вокруг выбрить, в том числе, и на голове, а мне бритоголовые никогда не нравились.

Я считал, что бритоголовые головы, как правило, пустоголовые и видимо был прав. Ибо, когда я побрив голову, задумался о дальнейшем пути добычи хлеба насущного, мне пришла, как тогда считал, хорошая мысль.

В нашей компании «Талисманы Украины» имелось одно узкое место: это ночная погрузка деревянных заготовок полуфабрикатов для наших немецких предприятий. Несмотря на высокую аккордную плату (сто гривен за двенадцать часов работы), в желающих работать грузчиками нынче всегда испытывался дефицит.

Когда мы в Лесногорске только разворачивали свое дело, люди толпами валили на любую работу, но плохое, как и хорошее, быстро забывается. Ведь в этом году, в здании некогда местной «Службы занятости», вновь открыл свою работу детский садик.

И квалифицированные, а значит, и хорошо зарабатывающие рабочие, ночами теперь дрыхли непробудным сном под теплыми бочками (сытая жизнь всех нас делает похожими на созвучный этому слову предмет) своих жен, и работать их в ночные смены не заманишь нынче не за какие коврижки.

И шли в грузчики, в основном, пьяницы и скандалисты. Заведовал складом полуфабриката и нанимал всю эту братию кладовщик по призванию и по рождению (сын раба может быть лишь рабом, а сын кладовщика ... ) некий Иван Семенович Кнурец.

Вот к нему я под вечер и направил свои стопы. Документов с меня никаких не потребовали, а выдали пару быушных хлопчатобумажных рабочих рукавиц и поставили с тремя, забулдыжнего вида, сотоварищами загружать автофургон немецкого дальнобойщика.

В глубине огромного ангара ждали своей очереди еще три фуры.

Под утро, закончив загрузку всех машин и валясь с ног от усталости, мы подошли к Иван Семеновичу за расчетом.

Стоя у «аквариума»: стеклянной конторки, Кнурец, держа в руках пухленькую пачку денег, выдавал шоферам дальнобойщикам: двум немцам и двоим нашим, дорожные «премиальные» для ускоренного прохождения таможенного досмотра. («Нововведение» нашей компании,» – мысленно возгордился я.)

Но тут же гордости и радости у меня поубавилось, ибо вместо причитающихся мне ста гривен, поделившись со мной побратски, Иван Семенович сунул мне аж семьдесят, оставив себе меньшую половину моего заработка.

«Да это же наглый грабеж!» – Не смог я оценить такого великодушия и растерянно посмотрел на своих ночных партнеров. Те молча, как должное, восприняли происходящее и, бережно рассовав деньги по карманам и заначкам, спокойные и уставшие направились к выходу из ангара.

«Нет! Я этого так не оставлю, – плюнул я на все, закипая, и рывком снова развернулся лицом к Кнурцу.

Тот по-барски снисходительно – вопросительно взглянул на меня снизу вверх.

Я тоже улыбнулся в ответ многообещающе и выдал отличный хук в солнечное сплетение.

Оповещение сработало мгновенно, мне даже показалось, раньше, чем раздалось короткое: «Ох!» – Ивана Семеновича, и шестеро крепко сбитых молодцов со всех концов ангара поспешили к месту происшествия.

Полусогнувшись, Кнурец все еще корчился не в силах «переварить» тот «утюжок», который благодаря мне вдруг воспылал в его увесистом брюшке.

Я решил облегчить хоть как-то его страдания и выдернул у него из рук увесистую пачку денег.

Это сразу же приковало ко мне внимание моих ночных сотоварищей и они загипнотизировано, как удав на кролика, не сводили своих глаз с той пачки.

– Это за моральный ущерб, – в меру щедро отстегнул я по стольнику и им.

В это время подоспели охранники и, взяв нас в кольцо, предложили, не совсем вежливо и цензурно, шоферам покинуть побыстрее место будущей схватки.

– Помнишь Курт, – сказал по-немецки один из немецких дальнобойщиков, – как эта жирная свинья пыталась нас когда-то надуть при обмене?!

– А нам вчера вечером дрянной самогон продал в три дорога, вспомнили про свои обиды и украинские водители, добавив несколько слов по-украински, которые вы не сыщите ни в одном украинском словаре.

Восемь против шести: это уже не плохой расклад, и у меня зачесались кулаки.

Несмотря на все эти уроки каратэ, то ли из-за, пока, слабости своего нового тела, то ли из-за малого житейского опыта в таких делах, но я оказался самым последним слабаком в нашей компании. Но охранников мы все же одолели, хотя и с некоторыми потерями.

Кому бланш под глаз поставили, кому нос разбили. Мне, например, вышибли зуб, но он все равно был дырявый, «поеденный кариесом» и тот удар здоровенного амбала спас меня от траты за услуги стоматолога.

Я поблагодарил товарищей за подмогу и хотел, было уже распрощаться, но Курт остановил меня:

– Гуд – гуд – хорошо, а манэ – манэ?

Пришлось всем поровну компенсировать моральный ущерб: каждому «на нос» перепало по триста гривен.

«Может мне записаться в профессиональные боксеры?» шепеляво насвистывая, радостно подумал я, шлепая пешком в свою лесную берлогу. «Но где мы столько наберемся зубов?!» остудило меня мое «эго».

Находясь в какой-то паре сотен шагов от жены и дочки, я при теперешней непрерывной борьбе за выживаемость (и это не громкие слова, ибо перспектива сгинуть голодной смертью дамокловым мечом висела надо мною постоянно со дня возвращения меня снова на землю) на время, как бы переместил их за кадр, в тыл, а сам один на один вел этот бой с жизнью за место под солнцем.

Теперь же, имея почти четыре сотни в кармане, я имел моральное право взять тайм-аут. И хотя, за время передышки, нужно было еще отыскать или придумать новый способ добычи хлеба насущного, но одно другому не мешает, решил я.

И купив бензина и заправив «запорожец», следующим утром чисто вымывшись И гладко выбрившись и подобравши более-менее приличный прикид из егеревского гардероба, направился на свидание к своей любимой.

Каждое утро Нина, ни кому не доверяя, перед началом работы заезжала на рынок и покупала продукты. Из части их она готовила нам с ней обед прямо на фирме, а из остальных, дома ужин.

Я сидел в «запорожце» и через опущенное стекло смотрел на то место платной стоянки, где моя долгожданная обычно оставляла свой «мерседес».

Невзирая на то, что я знал Ниночкину пунктуальность, приехал на полчаса раньше и все это время меня бил нервный «мандраж» .

По моей жене можно сверять часы, но все равно ее приезд застал меня врасплох.

«Как ты похудела моя Журавушка, если смогла одеть еще девичьи свои наряды», – отметил я с грустью, но тут же обнаружив, что жена сегодня сама за рулем, переключив свое внимание, усмехнулся.

У моей, порой решительной и отважной, женушки был все же один пунктик: безопасность движения. И поэтому, личные водители у нее надолго не задерживалися. Добрая половина шоферов нашего уже немалого автопарка свое первое крещение в «Талисманах Украины» прошла в качестве личных водителей первого заместителя президента компании.

Теперь Нина президент, но привычка к быстрой езде у нее так и не привилась ...

И тут на меня сошло озарение.

5 глава

Сети любви

Поблуждавши тайком и на отдалении за своей, ну пока не совсем своей, женой по рынку и с радостью убедившись, что продуктов на обед она теперь не покупает,. ( Значит никого у нее пока нет. Да, я немножко ревнив, но будь у вас такая красивая и умная жена посмотрел бы я на вас.) а только на ужин, я неожиданно для себя открыл новый источник финансирования своего бытия.

Рыба! Свежая речная рыба!

Перекупщики, у которых на рынке все было схвачено, бойко и, не прячась, торговали таким ассортиментом браконьерски ловленных рыб, что от этого разнообразия просто рябило в глазах.

У меня же дома, в лесной сторожке, из конфискованных когда-то у браконьеров сетей были поделаны все вольеры для многоликой некогда домашней птицы.

А в мастерски сделанном в гараже тайнике я пару дней назад нашел целый арсенал всякой запретной рыбацкой снасти.

Так что ловить есть чем, было бы что ловить.

А рыба была. Отличные жирные карпы и огромные толстолобики плескались в большом озере, которое принадлежало, изрядно похудевшему, теперь территорией охотничье-рыбоводческому хозяйству, но, увы, все это очень хорошо охранял ось.

У озера имелся небольшой неудобный для охраны «аппендикс», который рыбхоз, не долго мудрствуя, отсек толстенной мелкой сеткой.

И теперь лишенный рыбы залив, который окаймленный заболоченной полоской кустарников и ольхи, плескал свои воды почти у меня под носом, вызвал во мне живейший интерес.

Помыкавшись среди зарослей с полдня, я, наконец-то, отыскал добротную когда-то, но теперь заросшую травой, а где и кустарником, тропу и решил попытать на крепость металлическую запруду.

Но то ли время меня опередило, то ли сетка где-то не доставала дна, но когда я утром вытащил поставленную с вечера небольшую удобную сеть, в ней полным-полно было отборного, один в один, толстолобика.

С розовощекой жизнерадостной перекупщицей тетей Дашей, женой бывшего мента, мы быстро сошлись в цене и подружились.

Стабильный ежедневный доход был теперь мне гарантирован. И пришло время подумать и о делах сердечных.

Быстро кролики спариваются, а в делах любви: чуть к помедленнее кони, чуть помедленнее ...

Прошел еще месяц. Теперь вы бы меня не узнали. Да и я, поглядывая утром во время бритья в зеркало, начинал потихоньку себе нравится.

Для проведения операции по возвращению бывшей своей законной (а теперь пока ничейной и надо поэтому спешить) под свою «юрисдикцию» все было готово.

И я, целыми днями, следуя за Ниной по пятам, выжидал, когда же ее личного шофера, наконец-то, постигнет участь всех его предшественников.

Парень оказался крепким орешком и старался как мог, но вдруг занемог и у него вырезали неожиданно воспалившийся аппендикс.

Я же своего шанса не упустил и оказался в нужном месте и в нужное время.

Купивши сегодня на рынке больше обычного (в нашей дочурки Кристины завтра день рождение будет, а три годика это весьма круглая дата) продуктов, Нина немного переоценила свои силы и возможности, и теперь, с большим трудом, тащила большущий и неудобный пакет к машине.

Моя помощь оказалась явно кстати.

– Раз-ре-шите? – спросил я, слегка покраснев от волнения, и первые два слога, как первоклашка, произнес по слогам и тут же решительно взял пакет из рук Нины, отрезая себе и ей путь к отступлению.

На миг наши руки коснулись друг друга и пакет чуть было не вывалился у меня из рук.

– Помогите, если того желаете, – Нина улыбнулась каким-то своим мыслям и, пытливо глядя мне в глаза, как бы шутя, спросила: – И всем вы так помогаете?

– Только красивым, – моментально нашелся я, зная женушкину манеру допросов, и неожиданно снова покраснел.

У видев шикарный шестисотый «мерседес» своей «новой» знакомой, я, изобразив искренне удивление, восхищенно воскликнул:

– На такой машине и без личного шофера?!

– А вы машину водить умеете? – спросила Нина меня и снова взглянула пристально.

У меня все спуталось в голове. Заранее дома продуманные возможные диалоги, из-за, что-то заподозрившей и теперь резко форсирующей события, моей женушки, полетели вверх тормашками.

«Все смешалось в доме Облонских», – написал классик и в этом все трагедия нашей земной жизни.

Мы стояли друг против друга. Вся словно в вуалевой накидке грусти, Нина слегка улыбалась уголками глаз и пронизывала меня, казалось, насквозь лучами своего всевидящего взгляда, а я лишь краснел и молча кивал головой, как истуканчик.

Краснел я не из-за природной стыдливости, а из-за сверхчувствительности своей новой кожи, доставшейся ей, наверное, от рыжих, но и три месяца воздержания конечно тоже давали о себе знать, особенно после того, как две недели назад я, наконец-то, перешел на полноценную человеческую пищу.

– Так да или нет? – теперь открыто посмеивалась с моего поведения Нина.

– Конечно же, да. Ведь я – мужчина, – наконец-то меня попустило.

– И сколько мужчине лет? – уступив мне, место водителя и галантно усаживаясь рядом, продолжила моя пытливая свой допрос.

– Двадцать один, удовлетворил я ее любопытство, с повышенной осторожностью покидая автостоянку.

До офиса компании ехали молча. Я, напрягшись от волнения, Нина расслабившись от оцепенения, погружаясь в свои какие-то невеселые мысли.

– Ну как, сдал я экзамен? – повернувшись к долгожданной любушке своей лицом, спросил я слегка дрожащим голосом, после того как аккуратно припарковал «мерседес» на служебной площадке для автомобилей компании «Талисманы Украины».

– Какой экзамен? – не сразу сообразила Нина, с трудом расставаясь со своими грезами.

– На вашего личного водителя, – сказал я с обидой в голосе.

– Водишь ты неплохо. Но чувствуется все же какая-то скованность в твоих движениях. С чего бы это? – и моя жена снова пытливо взглянула мне в глаза.

«Соскучился я по тебе моя Журавушка! Очень соскучился!» – хотелось мне сказать ей в ответ и поэтому, не подумавши, я брякнул:

– Вы такая красивая! – и снова покраснел. (Нет, с этой кожей что-то надо делать! Придется, видно, тональный крем купить.) И все испортил и «стыдливый» румянец не помог.

– Мне нужен хороший водитель, а не очередной воздыхатель, враз окаменев, холодно произнесла Нина, даже не пытаясь смягчить форму отказа.

«Погоня за богатым приданным уже началась», – опешил я от прыти тех кого еще вчера причислял к кругу своих друзей.

– У меня таких ухажеров, хоть пруд пруди, – добавила моя сердобольная мне соли на рану. – Но, поверьте мне на слово, безнадега все это, – добавила моя искренняя еще и словесного бальзама, но он, увы, меня уже не излечил.

– Я ... , я ... , – я просто задохнулся от обиды и ... ревности. Слезы брызнули из глаз и я быстро отвернулся к окну.

Мое поведение потрясло Нину и она легонько по-матерински взяла меня обоими руками за голову и развернула лицом к себе:

– Вы плачете?!

– Я люблю вас! – топя себя с головой, опять ляпнул я, что попадя. – Мне нужны вы, а не ваше богатство. Оставьте все свои деньги вашей дочурке. А мы с вами и за мою одну зарплату проживем.

Нина устало улыбнулась моей тираде и лишь для проформы И удовлетворения природной любознательности, про себя уже окончательно решив мою участь, поинтересовалась:

– Откуда вы знаете про дочку?

Наконец-то, я нащупал почву под ногами. (Зная, что в случае успеха, то есть приема меня на работу, Нина, по укоренившейся в ней привычке, обязательно поинтересуется всей подноготной претендента на должность ее личного шофера, я выдумал «легенду» и выучил ее на зубок.) Эту сцену я неоднократно репетировал в своей лесной хибаре перед зеркалом и, расцвевши в душе, начал свою «исповедь».

Я рассказал ей о своем тяжелом детстве, о смерти матери и о пьянице – отце. О превратностях судьбы и скитаниях по тюрьмах и лагерях для несовершеннолетних. И о у даре молнии, который чуть было не убил меня, но возродил к новой жизни и заставил взглянуть на мир чужими глазами. И о том, как велика сила любви! И так далее и тому подобное ...

Так ты говоришь, есть мой сосед Сергей Богатырев? пропустив мимо ушей всю эту лапшу (на практике в юракадемии Нине не раз приходилось присутствовать на допросах и она и не такие «байки» слыхала), ужесточила моя любушка свое дознание.

– Соседа я видела всего лишь раз и то мельком, – (моя застенчивая вдруг слегка покраснела: как много женщины успевают заметить за один лишь миг), – но скажу тебе, честно, схожести между вами явно маловато.

– Так это ж я раньше был Сергей Богатырев ! – (Все теперь шло по плану, и я чувствовал себя, как рыба в воде.) – Теперь же я полностью изменился, в лучшую сторону изменился, – внес я необходимое, на мой взгляд, уточнение, – как внутренне, так и наружностью. Я даже имя и фамилию сменил ...

– Что – что? – наконец-то Нина проявила неподдельный интерес.

– И как вас теперь величают? – иронически снова перейдя на «вы» поинтересовалась она.

– Альберто Луччано, – ответил я, гордо смотря Нине прямо в глаза.

Еще планируя этот разговор, я понарошку выбрал легко узнаваемые производные: Луис Альберто и Луччано Паворотти, ибо диалог здесь переходил в решающую фазу, и потеря темпа была смерти подобной.

– Врешь! – не поверила мне на слово моя недоверчивая, а раньше ведь верила.

Я молча достал паспорт (всего сто «баксов» и быстро и без волокиты ...) и предъявил документ.

Смех был неудержим, и Нина разразилась хохотом.

– Ну, я ведь помню, какой ты был! – снова засомневалась она. Так что ты мне о своей внешней несхожести скажешь? – спросила дотошная моя женушка, глядя мне прямо в глаза и не оставляя ни малейшей лазейки для вранья.

– Абрам Давидович – чудо доктор! Вот и все, что я могу сказать.

– Абрам Давидович?! – изумление Нины было искренне. – Да где ты мог взять столько денег на его гонорары?!

Здесь моя жена чуть была не права, так как находилась, как и я раньше, в плену неполной информации. Да, Абрам Давидович брал с богатых больных много и только «зеленью»! Но богатых у нас в Лесногорске: раз, два и обчелся, а кушать хочется всегда. Вот и приходится Абраму Давидовичу иногда довольствоваться и малым. Но он никогда, я повторяю, никогда не брал с пациента меньше, чем тот мог дать. В этом ему не было равных!

Когда по плану моей операции под кодовым названием «Сети любви» дошла очередь и до приведения в божеский вид моего «зачумленного» тела, и я, торгуя рыбой, собрал пятьсот пятьдесят гривен и, купив сто «баксов», направился к единственному в городе доктору, которому доверял, Абрам Давидович поступил со мной по-божески, взяв за лечение всего триста долларов. Сто сразу авансом, а двести с рассрочкой на три недели.

И я, сутками бывало, не вылезал из рыбоносного залива, пару раз был укушен змеями, но долг к сроку вернул. Вот что значит правильно просчитать возможность рынка, то бишь клиента.

Все передряги я пересказал Нине с юмором и, смягчая мрачные места, но ее мой рассказ почему-то не рассмешил.

– А кто тебе посоветовал обратиться к Абраму Давидовичу? спросила было моя лебедушка, но неожиданно расслабилась и улыбнулась:

– А я то все думала, что это за хвостик ко мне прицепился?!

Ходит и ходит месяц за мной по пятам, как привязанный.

– И рубашечку вижу у Нели шил, и брюки у Егора, внимательно меня рассматривая, и на миг, забывшись, улыбнулась мне прежняя Нина. А почему моим парикмахером «побрезговал»? Или денег не хватило?

– Не хватило, – чистосердечно признался я. – Врачи, знаешь, очень дорогая штука, и сверкнул двумя золотыми коронками.

– Здоровье дороже, – в миг от прежней Нины не осталось и следа, и она невольно посмотрела на окно моего бывшего кабинета.

– Так я зачислен в штат, – постарался я сбить ее с грустных мыслей.

– Да, – ответила Нина рассеяно витая снова где-то в облаках.

От радости я головой чуть было не прошиб крышу «мерседеса».

Моя новая хозяйка улыбнулась в ответ и у меня в глазах заплясали бесенята.

– Ну, говори, пустомеля несчастный! Вижу, у тебя просто язык чешется, – Нина просто читала мои мысли. – Если дашь честное слово, что не выгонишь.

– И с каких это мы пор на «ты»?

– Вы же сами мне говорите «ты», – снова трусливый заяц взял во мне верх.

– Во-первых, я твой босс, а во-вторых, ты по возрасту против меня просто малявка, а в-третьих, кто-то в любви клянется, а я должна клясться в честности.

– Так как мне теперь к вам обращаться? – спросил я немножко обиженно.

– Ладно, можешь на «ты», но только без фамильярности, – милостиво разрешила моя зорька ясная. – Говори. – А слово?

– Ну, ты и зануда! Ладно, даю честное слово.

– Я бы хотел вас попросить, – натягивая на себя ангельское выражение лица, начал я вкрадчиво и сделал нарочно паузу. Нина заинтересованно подняла брови. «Все по плану», обрадовался я. – Как руководителя и как своего босса, назначить мне зарплату побольше, ибо, когда придет время и вы меня полюбите, а такое время, я уверен, обязательно придет, и мы с тобой поженимся, то, как же мы тогда будем жить, если у меня зарплата будет маленькая?!

– И это все? – спросила моя желанная ничего не выражающим голосом.

– Да, все, – опять все полетело вверх тормашками.

– Тогда сиди и жди. И не рыпайся никуда. Я не люблю, когда

водителя нет на месте. Давай сюда свой паспорт. А может и другие документы есть?

– Есть, – и трудовая книжка, паспорт, «белый» военный билет, водительское удостоверение, две фотографии для отдела кадров и даже заявление из моего кармана перекочевали в Нинину руку.

Предусмотрительный пройдоха, ухмыльнулась моя проницательная, и это была наивысшая для меня похвала.

Нина ушла, и стук ее каблучков прозвучал в моих ушах веселой трелью.

Я повернулся к соседнему креслу, где еще несколько мгновений назад сидела она и, непроизвольным бережным движением, провел по нем рукой и вдруг вздрогнул, почувствовав на себе чей-то взгляд.

Я дернулся и поднял голову.

У машины стояла моя вездесущая и как-то странно смотрела на меня.

– Сумочку забыла, – открыв дверцу, сообщила Нина (это был один из ее излюбленных проверочных трюков на честность).

Она наклонилась за «забытой» вещью и наши головы вдруг оказались рядом, почти рядом.

Я затаил дыхание, я не дышал, ибо стоило лишь мне вдохнуть аромат моей желанной, меня не удержит и ремень безопасности. Но все же, слава богу, что я забыл его отстегнуть.

– Ты неисправимый бабник! Даже, когда ты постареешь и облысеешь, то все равно будешь приставать к ... (Нина хотела было сказать «молодым», но все женщины достигшие возраста дев начисто игнорируют само существование этих сопливых выскочек именующих себя «молодежью») женщинам.

Вначале я не понял, за что меня так вычитывают, но постепенно до меня дошло, что я во все глаза пялюсь в глубокий вырез (там призывно торчали, а не висели, упругие, проверенно раньше не раз опытным путем, груди, хорошо просматривался плоский живот и часть полоски из кружевной пены, которая кроме названия ничего общего с женскими трусиками не имела) платья моего пышногрудого птенчика.

Но птичка эта была еще та птичка, и она сильно огрела меня своей украшенной всякими металлическими (я бы этому дизайнеру руки повыдергивал) прибамбасами увесистой, не в обиду дамам будет сказано, дамской сумочкой и «чирикнув»: «Сидеть», – упорхнула наверх на шестой этаж в свой кабинет.

Странная все-таки эта штука жизнь.

Десять лет я дышал и жил лишь мечтой о своем деле. А теперь, я сидел рядом с сердцем своего детища и мне была по фигу эта, которую раньше и лучше меня классик назвал «ярмаркой суеты». А может все это от сытости?! Не даром же говорят: сытый голодному не товарищ, а я сегодня был сыт и пьян ... от любви.

Все было бы хорошо, если бы не мое извечное занудство. И вместо того, чтобы купить вон у тех бабок жаренных семечек и плевать в потолок или на асфальт, я сидел и занимался «разборкой полетов».

Да, я вел себя, как последний идиот, но я мужик и три месяца воздержания могут и «крышу сорвать» это общеизвестно и даже, я где-то об этом читал, медициной доказано. Но моя целомудренная козочка проявила, мягко будет сказано, не адекватную реакцию на мое поведение, – так или примерно так думал бывший Артем Ковалев и был в тихой печали.

А Альберто Лучано (я думаю где-то через месяц Нина выбьет эту «дурь» с моей головы и заставит вернуть бывшие имя и фамилию, но я недооценил свою настойчивую, ибо сделать это она меня заставила уже на следующий день), как мог его успокаивал. Мол, она хоть и женщина, но тоже человек и к тому же живой. И пусть горе горем, но жизнь потихоньку берет свое, и робкие несмелые ростки новых чувств начинают, и этого она сама еще не знает, произрастать в ее душе.

6 глава

Любовник уж, но еще не муж.

Чтобы костер любви разгорелся, его сначала надо раздуть, а затем постоянно поддерживать: подбрасывая палочки..., да полочки, а не всякие там гнущиеся листочки. Костер должен гореть, а не дымиться.