Текст книги "Молитва Идиотов (СИ)"

Автор книги: Анатолий Рогаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Молитва идиотов или предр ассветная мгла

Коли не будь i гори золотi

Не допоможуть вашiй caмoтi

Ум нужен дуракам, а умным ум помеха,

Им пользуемся редко и то лишь ради смеха

-Что вы можете сказать о политике и о

политиках? – спросили социологи у сапожника[1].

– К сожалению, я не знаю столько ругательных

слов, – горестно сокрушаясь, вздохнул тот.

(автор)

1 глава

Сын Кобеля

Я появился на свет благодаря студенческому блядству. Нет, моя мать не была шлюхой. Она была просто компанейской девчонкой: доброй и отзывчивой, провинциальной простушкой, вырвавшейся из под неусыпной родительской опеки, и попавшей в студенческий «обезьянник» большого города.

И это просто удивительно, что родила она меня не на первом курсе иняза, а лишь на последнем, привезя домой, в родной Лесногорск, вместе с дипломом учителя немецкого и английского языков и меня шестинедельного карапуза.

Ну, закрутилась девчонка в карусели предзащитных сует, которые сродни пожару или наводнению, но чтобы не знать, кто отец ребенка, это уж слишком. Это было выше понимания потомственных учителей украинской глубинки, коими являлись мой дед Николай Демьянович и бабушка Марья Васильевна Ковалевы.

Мама – Света, никогда не вравшая родителям, выложила на чистоту им всю, ну почти всю, правду. И они, повозмущавшись: по охали, повздыхали и смирились с моим существованием.

Что тут поделаешь: после драки кулаками не машут, да и пороть детей надо, когда они лежат еще поперек кровати, а не вдоль.

В общем, назвали меня Артемом, записали Ковалевым, а в душе все были рады радешеньки. Мать, что так легко отделалась, а дедушка и бабушка, что – дедушка и бабушка. Вдобавок и я, на мордашку был симпатяга, да еще и как молоточками сбитый, не в пример их худосочному роду.

Видно меня отцы – студенты «мастерили» не впопыхах, а потихоньку: с толком, с расстановкой, возвращаясь не раз к любимому занятию: доделывая то ручки, то ножки и постоянно подправляя ушки: не гоже, чтобы ребеночка дразнили ушастиком.

Но для мужчин красота – дело пустое: чуть лучше обезьяны и уже красавец. А для жизни главное: была бы мужицкая хватка и ума, хотя бы, палатка. (Если всем по максимуму, то есть по палате, давать, то поломается кровать, гласит одна слегка подправленная народная мудрость).

Но я сначала умом не блистал. Пока в ясли ходил. Все никак не мог выговориться.

Но к няням потихоньку уже приставал: с детства, знаете ли, мне нравилось шлепнуть их рукой по кругленьким жирненьким попкам. Няни же от меня, тоже мне воспитатели, балдели и тащились и даже исподтишка науськивали проделать этот трюк и с заведующей. Но у меня с детства нюх на начальство отличный был, и нарушать субординацию мне как будущему солдату было не к лицу.

А вот логопедам я кровушки попортил: не одному из них «помог» завязать «дружбу» с психиатром.

Уже когда в детский сад перешел, все и открылось.

Оказалось, что мой «котелок» варил сразу аж на трех ... языках.

Мам, как по английскому это, а по немецкому то, оказалось не детской игрой «почемучкой-угадайкой», а неутолимой жаждой знаний добротной генной наследственности:

Ковалевы, плюс Кобелино. (Так моя бабушка Марья окрестила моего непутевого неизвестного папашу.)

Неизвестный так неизвестный. Я об этом не сильно и печалился. Из-за ангельской внешности и природного дара оборачивать всех в свою веру, я всегда был в центре внимания.

А талант внушения у меня, и в правду, был необыкновенный.

В яслях, например, воспитательницам и няням несколько недель потребовалось на исправление того, что я сделал в один миг, лишь переступивши впервые порог своей группы.

Все мальчишки на вопрос: «Как тебя зовут?» – теперь дружно отвечали: «Артем Ковалев!»

А девчонки? Они ходили за мною, как верные жены падишаха. Но, увы, мое юное сердечко, с первого взгляда и навечно, было отдано одной малявке-белявке. У нее были роскошные, слегка курчавые, как у меня, но белые волосы, умопомрачительно пахнувшие ... едой.

А поесть я любил всегда, видно с самого зарождения.

Ибо мама Света часто мне рассказывала, что, когда носила меня в себе под сердцем, у нее всегда был волчий аппетит.

Насыпать Артему двойную порцию это было незыблемым правилом садиковских поварих, а просить добавки моим кредо.

Так что, едой и этими всякими «телячьими» нежностями никогда обделен не был. И одиночества тем более не испытывал, ибо наш дом был сродни проходному двору: вечно то кого-то с двоечников вытаскивали, то кого-то на медалистов «натаскивали».

Вот так, незаметно и счастливо летело время детства.

Мне было уже девять лет, и я окончил второй класс. И был счастлив и горд табелем, в котором красовались одни пятерки. Но, увы, мне не было с кем поделиться радостью. Быть сыном и внуком учителей оказалось имело и свои минусы.

Был теплый солнечный майский денек, но я всего этого не замечал, а уныло брел школьным двором, где только что закончился ежегодный ритуал запечатления на память.

Весь обвешанный камерами седовласый фотограф посреди школьного двора загружал свою многочисленную аппаратуру в роскошную иномарку: редкое диво для того времени.

Лично я, почему-то, с детства не любил· позировать и делал это очень-очень редко и то лишь под сильным нажимом взрослых. Ибо, увидев себя на снимке, радости никогда не испытывал, а наоборот, какой-то дискомфорт: как будто бы меня мимо моей воли заключили в замкнутое пространство и обездвижили.

И только после того, как мне удавалось тайком положить свои ладони на свое изображение и, почувствовав через пару секунд тепло и легкое покалывание, резким распахивающим движением убрать руки, как будто выпуская свое «я» снова на свободу, мне становилось легче.

Машины же любил и, несмотря на столь юный возраст, уже неплохо в них разбирался. Двухсотый «мерседес» старого фотографа привлек мое внимание и я, немного повеселев, подошел к автомобилю поближе.

– Изя, как ты меня нашел?! – вынырнув из багажника и увидев меня, удивленно и радостно воскликнула голова хозяина «мерседеса».

– Я Артем, а не Илья, – внимательно всматриваясь в лицо незнакомца и не любя словесного сюсюканья, степенно подправил я его стилистику.

Мне было тогда всего девять лет и при всех этих задатках вундеркинда, я был еще ребенок, простой обыкновенный ребенок. Но в этот миг я ясно, как в зеркале, увидел себя, каким мне еще предстояло стать этак лет через сорок-пятьдесят.

– Вы мой дед?! – спросил я тихо хриплым ломающимся голосом. – Или отец? – добавил, но уже едва слышно.

Дорогой «Кодак» выпал у фотографа из рук и гулко шлепнулся о дно багажника.

«С оптикой так не поступают», – позанудствовал я мысленно и робко двинулся на встречу наконец-то с трудом (растерявшись, старик задергался то в одну, то, в другую сторону, стараясь побыстрее оббежать автомобиль) преодолевшему преграду-«мерседес» и издающему при этом громоподобный гул, старику -фотографу.

– Дед я тебе! Дед!!! – подхватил он меня на руки и, несмотря на изрядный уже мой вес, радостно и долго кружил на месте прижимая меня к себе дрожащими руками.

– А сейчас, мы поедем и с твоим отцом кобелем разберемся по-мужски, – опустив меня на землю и немного отдышавшись, с явной угрозой в голосе проговорил мой новый дед и, приглашающе, открыл передо мною дверцу машины.

– Я поеду с вами только, если мне разрешит мама, – заявил я растерянно, с трудом, приходя в себя и, на всякий случай, предостерегающе сделала два шага назад.

– Так как ты говоришь зовут твою мать? – еще раз уточнил он и, возбужденно размахивая руками, направился в здание школы.

О чем Сан Саныч, мой новый дед, разговаривал с моей матерью, для меня так и осталось тайной, но когда они вместе появились на пороге школы, я понял, что мама Света против моей поездки возражать не будет.

Они о чем-то еще с минуту оживленно поговорили, а затем дед галантно поцеловал моей, все еще слегка пришибленного вида, матери ручку и, откланявшись ей смущенной, но ни капельки не грустной, поспешил ко мне, все так же смешно размахивая руками и весело что-то напевая себе под нос.

Мне тоже вдруг стало беззаботно и весело и я, с легким сердцем, открыл дверцу машины и уселся на переднее сидение.

– Прости, что задержался, – усаживаясь за руль, извинился Сан Саныч.– Люблю поговорить с умными красивыми женщинами. И это, поверь мне на слово, большая редкость! А мама твоя и вправду красавица и умница. Не чета твоему папаше-оболтусу. Кстати, а мать твоя замужем?

– Да.

– И кто он?

– Отставник.

– Кто-кто?

– Отставник – подполковник.

– И сколько ему лет? – забеспокоился отчего-то дед.

– Петру Ивановичу нет и сорока: он из летчиков, – весело ухмыльнулся я: знакомая песенка соседских пересудов.

– А кроме тебя у них дети еще есть? – как бы между прочим поинтересовался Сан Саныч, берясь за ключ зажигания и явно чего-то не договаривая.

– Один, как перст, – повторил я полушутя – полусерьезно излюбленную бабушкину фразу.

– Не чего, внучок, не горюй! Мы сейчас это дело поправим, ласково тронул дед меня за курчавую головушку. И тут его взгляд упал на табель, который я все еще продолжал держать в руке.

– Твой? – спросил Сан Саныч заинтересованно.

– Мой, – с тщетно скрываемой гордостью, стараясь говорить безразлично, подтвердил я.

Рука деда оставила в покое ключ зажигания: – Можно посмотреть?

– Пожалуйста.

Дед есть дед! И с той минуты, Сан Саныч стал полноправным родным моим дедом.

Нет, фамилию я не сменил: Ковалевых на Ивановых не меняют. Но я обрел большую дружную и искренне со временем полюбившую меня вторую половину моей семьи.

Где меня всегда были рады покормить, попоить и покорить, если надо.

Дед мой, Сан Саныч, благодаря связям и умению жить монополизировал весь фоторынок нашего довольно таки не малого «уездного» городка.

А его единственный и непутевый сын, то есть мой папаша Сергей тоже являлся монополистом на своем поприще. Являясь в одном лице и заведующим, и сотрудником одной– одинешенькой в нашем городе студии «Звукозаписи». А точнее, полулегальной аудио-пиратской шараш-конторы, которая специализировалась на тиражировании песенных сборников самых модных шлягеров, как отечественной, так и зарубежной эстрады. (Вот где отцу пригодились вузовские знания иностранных языков).

Успеху бизнеса моего папаши способствовали аудиокассеты, записанные цифровым методом на больших профессиональных студиях, которые по большому блату и не за малые деньги удавалось достать деду в самой области.

Как любил говаривать мой дед: «У меня все схвачено и давно за все уплачено!»

Все хорошо было в семье Ивановых, если бы не один порок, которому была подвержена вся мужская половина семьи: отец и сын были неисправимыми бабниками.

Эти, невинные, на первый взгляд, шуры-муры с чужими женами стоили моему деду высокой должности в областной олигархии. И пришлось ему спешно «брать ноги в руки» и быстро «рвать когти», то есть покидать областную столицу и «прикормленное» служебное место.

Пока дед «зализывал раны» шум поутих и Сан Саныч, выкупив «вотчину», обосновался в провинциальном тихом Лесногорске.

Моего же отца, за такие же проделки, мало ему было глупышек-студенточек, вроде моей матери, вытурили из института уже на предпоследнем курсе.

И если бы не «выкупленная» для сына отцом студия «звукозаписи», пришлось бы ему на заводе коптеть инженеришкой с мизерной зарплатой и с неоконченным высшим.

Ада Николаевна, моя бабушка, и Ирина Борисовна, жена моего отца, с «шалостями» своих мужей смирились давным-давно. Но мое появление в их доме, для них все же явилось неожиданностью и произвело фурор.

Шокированная Ирина Борисовна от такого «сюрприза» даже на время дар речи потеряла, узнав дату моего рождения, а точнее моего зачатия.

Оказалось, что изменять жене мой папаша Сережа начал буквально с первого дня женитьбы.

И в результате ... результат был просто потрясающий!

И у Ирины Борисовны, и у моей матери Светланы Николаевны родились в один год, в один месяц и почти в один день сыновья похожие, как две капли воды друг на друга, как одноутробные братья – близнецы. Да еще и вдобавок точная копия своего деда Сан Саныча. Вот что значит добротные гены.

Сан Саныча просто распирало от гордости и радости, когда он нас с Ильей знакомил и мы, объездивши все злачные места нашего города, под вечер ввалились шумно и весело в родовое «поместье» Ивановых с приглашением отправиться на «вечер воспоминаний» в дом Ковалевых. Вот «радости» то было!

С братом Ильей у нас сложились хорошие братские отношения, но не приятельские, как бы того хотелось нашему деду.

Мы были дружны, но мы были разные.

Илья, заблудившим плодом, откатился от родового древа в девственные дебри человеколюбия и правдомании. Я же, наоборот, был стопроцентным «Ивановым»: считая, что ради успеха дела иногда выдача неполной или чуть искаженной информации не такой уж большой грех.

В общем, при всей поразительной внешней схожести, внутренне мы были антиподами.

Правда, была у нас с братом и одна общность: родовое наше семейное проклятие. Не могли мы с ним равнодушно смотреть на это мелькание косичек и юбчонок, а в более зрелом возрасте, стройных ножек и выше ножек.

А еще, мы с Ильей, отличались подходом к денежным вопросам. Илья всегда искал «спонсора» для своих идей и бытия. Я же – источник самофинансирования. Но не унылую рутинную работу, а труд, сродни бизнесу, приносящий радость и приличные дивиденды.

Поэтому, поездки с дедом Сан Санычем на областную толкучку, стали со временем одним из любимейших моих занятий.

При той советской безтоварице я, еще учась в школе, сумел сколотить себе неплохой капиталец для стартового рывка во взрослую жизнь. Плюс сюда еще и «премиальные» от отца, которые я зарабатывал, подменяя папашу и тиражируя срочные заказы.

Годы не изменили отца к лучшему: женщины, а особенно замужние, по-прежнему влекли его. Противозачаточные таблетки тогда были дороги, а презервативы отец просто презирал, а с замужними и без одного и другого можно было обойтись, ибо венерическими болезными замужние женщины болели редко, а для случайно зачатых детей при случайных половых (но мне кажется, на полу мой отец этим никогда не занимался, так как на задниках нашей конторы, в переоборудованной для этих целей кладовой, имелся весьма удобный диванчик) связях у дам имелись, хоть и «рогастые», но вполне законные мужья. (Возрадуйся муженек, и корми пополнение).

Но как отец не кочерыжился, жизнь брала свое. Сначала он начал седеть и начал краситься. Затем от постоянного кувыркания по чужим, не всегда пуховым подушкам, начала образовываться плешь на макушке, и отец купил парик.

В общем, когда отцу приспичивало и он, нарушая, может быть, тысячное уже обещание остепениться и вести себя благоразумно, снова, взбрыкнувшись престарелым козлом, забирался в чужую капусту, я всегда оказывался рядом и за определенную мзду был рад подменить его на рабочем месте. Хотя многие из нынешних его пассий были уже не прочь переспать и со мной. От моего сексуально-привлекательного вида у многих из этих напомаженных и уже не первой свежести шлюх слюнки текли.

Хотя, многое из того, что мне могли предложить эти старые вешалки, я мог получить и не выходя из-за прилавка отцовской студии, благо заняться любовью со мной желающих было хоть пруд пруди и, причем, эти претендентки, как правило, были молоды и привлекательны.

Правда, не всегда. этот «процесс» шел по любви: некоторые из моих часто меняющихся подружек брали за это деньги: на карманные расходы. Не у всех же девчонок родители добряки, как у меня, есть ведь и «жмоты». Вот и приходится несовершеннолетним красавицам своим трудом подрабатывать на сигареты и пиво.

Все в этой жизни стоит денег.

Я тоже любил деньги, но не за деньги. Это мальцом, каждый сэкономленный рубль я припрятывал в кубышку.

Повзрослев, любил, когда деньги работали, то есть, совершали оборот, крутились, одним словом.

Старшеклассником, я уже сам раскрутился во всю и, чего только своим сотоварищам по школе, с областной толкучки, ни привозил. Не даром конечно, но вполне по приемлемым ценам и значительно ниже местных рыночных. Да и то, в те времена, у нас, в Лесногорске, даже за хорошие деньги, было большой-пребольшой проблемой что-то купить: все по блату, все с под полы. Так, что ко мне даже в очередь записывались.

Ребята меня уважали и любили за то, что я всегда держал слово, а я любил девчонок за то, что они разрешали мне порой подержаться за их тело.

Бывало, привезу какой-нибудь новомоднице платьице шик-блеск или юбчонку мини– некуда и как посмотрю на эту всю девичью красоту, что у меня вся на виду. Во рту пересохнет: языком не повернешь, и бросит меня в дрожь, и выдохну хрипло, потеряв окончательно голову:

– Не надо денег! Бери бесплатно. Только сними все это при мне.

Уж чего захотел! – возмутиться моя заказчица, а у самой чертики в глазах, то ли ее саму в жар бросило, то ли «калькуляторы» щелкают в зрачках.

Бывало наобнимаемся, назажимаемся, нацелуемся до синюшной припухлости губ и так, не солоно хлебавши, и, потеряв уйму денег, плетусь домой. После таких «сделок» бывало, с неделю ходил, как кавалерист: ноги сомкнуть больно.

А бывало такие ласки!!! Что, если бы не вечер и возраст позволял, повел бы ту подружку, честное слово, повел бы в ЗАГС, но до утра у меня любовный туман, почему-то, всегда рассеивался и я охладевал.

Рано познав женщин, я рано повзрослел и смотрел на мир взрослыми глазами.

А брат Илья, с которым мы частенько затаскивали в постель пару-тройку общительных, ну очень молодых дам, как был так и остался ребенком, замерев в понимании жизни, где-то на уровне тринадцатилетнего пацана.

А тринадцать, как известно, нехорошее число. Меня, например, моя тринадцатая, тринадцатилетняя к тому же подружка, наградила гонореей.

Брат Илья такой участи избежал, так как та хохотушкатолстушка, узнав, что Илья мечтает стать прокурором, наотрез отказалась заниматься групповухой и вся «радость» излечения досталась мне одному.

Изиное демагогическое декларирование равенства и братства у всех его знакомых и друзей уже набило всем оскомину на зубах и, чуть было не бросило его в объятия «белого братства», когда он не на шутку увлекся разнообразной религиозной литературой.

Но тогда он был молод и глуп и вдобавок девственник и мне, а точнее моей школьной подружке Зине, не составило большого труда возвернуть его на путь истины.

Позже, когда в шестнадцать лет, бабы Илье до чертиков уже надоели и он, захандрив, увлекся музыкой, мне уже стоило больших трудов и денег заставить его повзрослеть и забыть свою голубую «детскую» мечту.

Я из своей заначки оплатил курсы водителей за себя и за брата, и мы по вечерам иногда угоняли тайком вторую, после «мерседеса» в дедовой «конюшне», вишневую «девятку» и, прикупив вина и девчонок, колесили по окрестным полям и перелескам.

И у Ильи от свежего воздуха, быстрой езды и сельских ландшафтов снова возродилась на девчонок эрекция.

В безраздельное наше пользование дед отдал нам, потерявший уже свой блеск, «мерседес», когда мы уже перешли в одиннадцатый класс, но тогда мы с Ильей, повзрослевшие и поумневшие, самочинно наложили годовой мораторий на утехи и ушли с головой в учебу.

И хотя учились мы с братом всегда только на «отлично», нутром почувствовали, что школьных знаний для поступления в престижные вузы явно маловато.

Илье с трудом давался английский язык, и стала моя мать заниматься с ним репетиторством.

А у меня же наша кастрированная художественная литература порой вызывала приступы бешенства и я, стиснув зубы до одури в голове, учил характеристики положительных образов.

Школу закончили оба с золотыми медалями, и радостное будущее открывало перед нами свои неограниченные перспективы, но ... нужны были деньги и немалые.

Отцы, как отцы, они сами сидят на шее у своих родителей, а в то время наш дед– «авангардист», как раз сам влез в долги, по которым, в случае просрочки, в любую минуту могли «включить счетчик».

Сан Саныч окрыленный крахом перестройки решил обустроить свой личный суверенитет, купив и установив первую в Лесногорске мини-экспресс фотолабораторию.

– Ну, погодите пару годков! Я вас всех «зеленью» засыплю, расстроено уговаривал он нас, возможно впервые в жизни испытывая нехватку наличности.

Но мы с Ильей были непреклонны:

– Будем тогда поступать самостоятельно.

– Не порите горячку! Дайте на обдумывание хоть недельку, – попросил дед отсрочку. – И, чур, не рыпаться!

Вновь на «военный» совет Сан Саныч собрал нас через три дня.

– Одного могу в Юридическую академию устроить, а другому «шенгенскую» визу сделать. Вот все, что на сегодняшний день могу. Кому что, решайте сами.

– Мне визу, – и на секунду не задумываясь, быстро застолбил я право первого выбора, и Илья взглянул на меня с благодарностью.

2 глава

Роковое завещание

В первый раз я мотался по заграницам три года: Франция, Англия, Голландия. И лишь в Норвегии, проутюжив на нефтяных платформах почти год и, чуть было не оставив там свое здоровье, отхватил там аж пятьдесят тысяч «баксов», огромнейшее, по тем временам, для «новых» украинцев состояние. (Мы там, в море, денно и нощно очищали от парафинового нароста огромнейшие резервуары под надсмотром находящегося снаружи «негра-руководителя»).

С полгода дома «зализывал раны», благо лечение тогда еще было бесплатное. А потом пустил деньги в рост. (Тогда еще были такие товарищи, которым можно было смело давать в займы под проценты и не бояться, что для возвращения долга придется «включать счетчик» и нанимать вышибал для его возвращения. )

Поручив деду стричь купоны, снова отправился на Запад.

Пришло время начинать свое дело, но нужны были надежные и денежные партнеры для совместного предприятия.

Сначала я направил свои стопы в Австрию, но ничего путного там не вынюхал и перебрался в соседнюю Германию.

Чтобы не тратить свои кровные на еду и проституток, в своих мытарствах по чужим странам, приловчился совмещать полезное с приятным: подрабатывая личным шофером и телохранителем. (Благо дед Сан Саныч, нас с Ильей, чуть не силой затащил в секцию восточных единоборств и мы хоть и без особого энтузиазма, но честно и добросовестно отработали дедовы денежки, отходив туда целых пять лет).

Нанимался я, как правило, к какой-нибудь богатенькой и желательно молоденькой вдовушке или разведенке.

Фрау Элиза, в свои неполные тридцать, уже успела сменить добрую дюжину мужей и в то время как раз подыскивала новую жертву: «пухленького мандарина», чтобы превратить его затем в выжатый лимон, предварительно выдавив из него не один «лимон».

До Элизы я считал себя украинским суперменом, прошедшим сквозь огонь и воду, и медные трубы. Но эта заботливая наставница (какое правильное и емкое слово) заполнила не один пробел в моем воспитании. Благо, я, как личный шофер и телохранитель, всегда был под рукой: не отходя и на шаг от ее тела ни днем, ни ночью.

Наконец, я нашел, что искал. Элиза и ее старший брат Карл являлись совладельцами сети магазинчиков и недорогих, по-домашнему уютных, гостиниц в портовом немецком городке, облюбованным туристами.

У меня уже было несколько хорошо продуманных идей и, все, тщательно взвесив и просчитав, брат и сестра согласились войти в долю.

Чтобы привить у Элизы и Карла доверие к неограниченным возможностям украинского рынка и дешевой, но трудолюбивой и быстро перепрофилирующейся рабочей силе (при условии тщательного и добросовестного отбора) я начал с небольших пилотных проектов, которые приносили нам «быстрые» деньги.

Наша многопрофильная фирма «Талисманы Украины» быстро росла и расширялась и, из-за границы руководить украинскими филиалами стало экономически нецелесообразно.

Пришло время открывать дубль «Бизнес-центра» и на Украине.

В вопросах бизнеса брат Элизы был точной копией моего деда Сан Саныча. У него тоже все кругом было схвачено и уплачено, но не наперед, а постоянно и ежемесячно с получаемой прибыли. (С волками жить – по волчьи выть: не один западный бизнесмен, забравшись в дебри украинского законодательства, поджавши хвост, убрался восвояси. Честный бизнес на Украине – это пока нонсенс.)

Но чтобы не сглазить хорошо идущие дела и не давать лишнего шанса тем пустоголовым – бритоголовым, которые, несмотря, ни на какие «крыши» и опасность схлопотать крышкой гроба по лбу, всегда лезут на рожон, пытаясь методом экономического плагиатства урвать кусок чужого пирога, я уговорил Карла открыть Центральный офис в украинской глубинке: в родном Лесногорске.

Хотя, я и был неисправимый циник и всегда твердо помнил и никогда не забывал, что делать людям добро – это всегда наказуемо, но сам не знаю почему, самые высокодоходные, а значит и наиболее высоко оплачиваемые промыслы и малые предприятия нашей фирмы были открыты в Лесногорске и его окрестностях.

Все они были открыты под разными «вывесками» и суммарно входили в десятку самых крупных налогоплательщиков области. Но это было самой большой тайной фирмы «Талисманы Украины»: много меда – много ос.

Шестиэтажное здание с из тех же чувств благоразумия мы разрастались не в высь, а вширь) «Бизнес-центра» сдали «под ключ» менее чем за год. И многие украинские строители, ставшие затем и работниками фирмы, сразу же пересели на новенькие ВАЗы, о которых раньше они, будучи годами уже, безработными, и мечтать не смели.

А ВАЗам отдали они предпочтение не случайно, ибо наша фирма и в производство запчастей и в украинскую сборку, пока сборку, российских моделей автомобилей успела уже «вмочить свой нос».

Я уже говорил, что фирма «Талисманы Украины» была многопрофильной. Мы выпускали уйму различных сувенирных поделок, в том числе и под знаменитые музейные аналоги. Детские игрушки, женское белье, целая коллекция шикарных дамских домашних туфлей по весьма доступным ценам. Коллекционные куклы, украинские обереги: конгломерат геральдических щитов с предметами интерьера, которые пользовались на Западе бешенным успехом – вот далеко не полный список наших товаров. А еще и мебель, и стройматериалы и многое-многое другое.

Но главное стратегическое направление в деятельности фирмы, которое пока разрабатывалось инкогнито, были лекарственные средства.

За здоровье каждый человек с себя последнюю рубашку снимет. Здоровье – это все!

Сам знаю по своему еще свежему опыту: чирь у меня выскочил, не при дамах будет сказано, на заду: кучу «зелени» пришлось выбросить, чтобы быстро вылечили. Стоя, ведь долго не покомандуешь. А как на автомашине ездить?! Можно, конечно, было купить «папомобиль», но это дороговато и нейдет в сравнение со стоимостью лечения. Но, может быть и стоило, чтобы утереть нос этим пустоголовым бритоголовым, мотающимся на шестисотых «мерседесах».)

На золотую жилу лекарственных средств меня натолкнула моя совершенно случайная, ради прикола, одна покупка.

Находясь как-то в командировке в одной богом забытой закарпатской глубинке, где местные гуцулы изготовляли для нашей фирмы чудо – сувениры из дерева и бисера, я, как уже говорил, ради прикола, купил у старой ведьмы, местной знахарки, привораживающую к постели чудодейственную мазь.

Вместо запрошенных бабкой десяти гривен, я ей дал сотню «зелени» (ни мельче, ни других денег у меня отродясь не водилось) и сунув снадобье в мини-бар «вольвы», на время забыл о нем.

Я долго уже не был в Германии и когда, наконец-то, попал, явившись на Совет учредителей, Элиза, видно и вправду соскучившаяся по мне, предложила заняться любовью немедленно: прямо в моей машине, – и я был не против.

После первых бурных, но, увы, быстрых ласк, я полез в автобар за напитками и наткнулся на ведьмину мазь ...

То что «вольво-С80» мне пришлось просто «выбросить» и купить себе новенькую «Volvo-C90» еще не о чем не говорит. Но, то, что у меня потом, пускай это останется между нами мужиками, с месяц не было эрекции... женщинам расскажет о многом.

Выкупив затем у бабки за 70 тысяч долларов (столько нам обошлась церквушка, подаренная знахаркой односельчанам за право быть похороненной на местном кладбище) рецепт чудо мази, мы наладили ее серийное производство.

«Мазь – интим немецкой баронессы» с предостерегающей надписью: «Наносить по капельке и на тела обоих партнеров!» имела потрясающий успех у «не крахмалящихся уже воротничков».

Но продажа всех этих наших, стремительно разрастающихся в нескончаемые серии и непрерывно строящиеся во все новые и новые линии бальзамов, эликсиров и мазей, почти всегда осуществлялась на грани фола. А это съедает не большую, но и не малую часть нашей прибыли, что идет на «узаконивание» нашей «фармацевтической» деятельности.

Для этой цели наша фирма «Талисманы Украины» имеет высокооплачиваемого, но и высокооплачивающего юриста – пройдоху, который обосновался в стольном Киеве и ловко орудует «элитарным клубом марионеток», но иногда случаются «проколы» и тогда на оплату «честных» чиновников уходит уйма денег.

Чтобы упреждать подобные инциденты в будущем, фирме и потребовался срочно честный высококлассный юрист: зануда и буквоед.

И вспомнил я тут о брате.

Илья успешно и давно уже окончил свою юридическую академию, затем аспирантуру, став сначала кандидатом, а в скорости и доктором наук.

И теперь он был самым молодым профессором в родной своей же академии и самым молодым доктором наук на Украине.

А еще, Илья являлся одним из лидеров популярной и модной среди молодежи и студентов политической партии «Украина молодым» и считался, по утверждению различных рейтингов, восходящей звездой политического бомонда новой генерации.

Молодежь к нему благоволила и у его, все еще холостяцкой, квартире частенько затевались студенческие пирушки. Ничто человеческое ему не было чуждо и сейчас, а пора было бы и остепениться.

Выехав из Лесногорска под вечер, я, на своей иномарке, не взирая на не соответствие наших дорог западным автобанам, сто десять километров покрыл за сорок минут: проспали автоинспекторы свой заработок.

Незваный гость хуже татарина, хотя я больше похож на цыгана, но не цыган, а украинец ... на половину.

Дым стоял коромыслом (сейчас, мне кажется, женщины курят больше мужчин) и я долго стоял у открытой двери, не решаясь войти, и высматривая в табачной мгле своего брата.

Выручили две молоденькие "птички", наверняка первокурсницы, выпорхнувшие из братовой квартиры на лестнечную площадку подышать свежим воздухом и покурить.

– Вы кто?! – испуганно на меня таращась и задрожав, как осиновый лист, спросили они готовые в любую минуту нырнуть назад в спасительный сигаретный туман.

– Я фантом Ильи, явившийся просить у него аудиенции, громко стараясь перекричать, несущуюся с квартиры музыку, пробасил я свой давнишний слегка видоизмененный прикол.